Убийство в хондзине

Глава 2 Наследники из хондзина

Согласно деревенским старожилам, богатое семейство Итиянаги изначально происходило не из села О., а из соседнего города К. И это сразу сделало их непопулярными среди узколобых селян.

К. стоял на старом Тюгокукайдо, участке главной дороги, связывающей восточную часть Японии с западной. В эпоху Эдо[5] там останавливались путешественники, а дом Итиянаги служил хондзином, гостиницей, где могла переночевать знать той эпохи. Но, когда в конце 1860-х годов сёгуна свергли, восстановив императорское правление, глава семейства понял, что может потерять хондзин. Вовремя осознав крах старой феодальной системы, он перебрался со всем семейством на нынешнее место жительства. Использовав преимущества того смутного времени, он дёшево приобрёл большие угодья, став богатым землевладельцем. Так что местные любили честить семейство Итиянаги кучкой оживших каппа, легендарных водяных. Так обычно называли людей, перебравшихся из городка К. в село О.

В любом случае, в момент совершения ужасного убийства семейство Итиянаги состояло из следующих лиц:

Прежде всего, и это главное, жива была вдова предыдущего главы семьи, хозяйка дома, Итоко. Ей в тот момент было пятьдесят семь лет. Она всегда тщательно укладывалась волосы в причёску и никогда не снимала с лица маски достоинства. Итоко очень гордилась тем, что принадлежит к семейству владельцев хондзина. И, говоря о «старой хозяйке семейства», местные жители подразумевали именно её.

У вдовы Итоко было пять детей, но в тот момент с ней жили только трое. Старшим из них был сын, Кэндзо, обучавшийся философии в частном университете в Киото. Завершив обучение, он несколько лет преподавал там же, но, став жертвой расстройства дыхательных путей, вернулся домой, отгородив себя от мира. Впрочем, он был крупным исследователем, и прикованность к дому не мешала его изысканиям. Он писал книги, время от времени посылал статьи в журналы и стал широко известным учёным. Впрочем, браку его мешало не слабое здоровье — он просто был слишком занят наукой, чтобы думать о таких вещах.

После Кэндзо Итоко родила старшую дочь, Таэко. Та вышла за предпринимателя и в то время жила в Шанхае, так что не имела прямого отношения к событиям той ночи. Второму сыну Итоко, Рюдзи, исполнилось тридцать пять. Он стал врачом и работал в большой больнице в Осаке. Не было в ту ночь в семейном особняке и его. Услышав о трагедии, он тут же примчался домой, так что, в какой-то степени, оказался вовлечён в последствия этой беды.

В течение многих лет после рождения Рюдзи у Итоко и её мужа не было детей. Все думали, что пополнения в семействе более не наступит, но почти через десять лет родился еще один сын, а ещё спустя восемь лет — дочка. Мальчика назвали Сабуро, а девочку Судзуко. На момент убийства Сабуро было двадцать пять, а Судзуко семнадцать.

Сабуро был, безусловно, паршивой овцой семьи. Исключённый из школы, он был направлен в частное профессиональное училище в Кобе. Изгнанный и оттуда, на момент убийства он был занят ничем. Просто слонялся весь день по дому. Все соглашались, что он весьма умён, но никогда не прилагал своих способностей ни к какой работе. Не лишён он был и хитрости. Внизу, в деревне, все его презирали.

Что до младшего ребёнка, Судзуко, то… нельзя её не пожалеть. Быть может, поскольку родители на момент её рождения были уже в летах, она оказалась довольно нежной, подобно цветку, растущему в тени. Помимо плохого физического здоровья, замедлилось и её умственное развитие. Она была не совсем отсталой — в некотором отношении, напротив, очень одарённой, так, когда она играла на кото, можно было даже назвать её музыкальным гением. Время от времени она выказывала невероятную проницательность, но обычно вела себя как ребёнок лет семи-восьми.

Таковы были члены основной ветви семейства Итиянаги, но была и другая ветвь рода, жившая в той же усадьбе. Главой её был Рёскэ, двоюродный брат Кэндзо. Ему в то время исполнилось тридцать восемь лет, и он жил в усадьбе с женой, Акико, и тремя малолетними детьми. Несомненно, дети не имеют отношения к этому делу, так что я вычеркну их из списка.

Нрав Рёскэ решительно отличался от Кэндзо и других двоюродных братьев и сестёр. Он закончил лишь начальную школу, но, разбираясь в математике и вежливости, оказался безупречен для ведения семейных дел Итиянаги. Что до Итоко, то Рёскэ она доверяла куда больше, чем эксцентричному старшему сыну, отсутствующему среднему и беспокойному младшему. В жене его, Акико, не было ничего замечательного; самая обычная женщина, преданная мужу.

Итак, усадьбу Итиянаги населяли шестеро — глава семейства, Итоко, Кэндзо, Сабуро, Судзуко, Рёскэ и Акико. Все они жили консервативно, традиционно, мирно до того момента, пока Кэндзо не объявил о помолвке. И тогда словно большой камень бросили в тихий пруд. Рябь распространялась всё дальше и шире, превращаясь в волны гнева. Кэндзо решил жениться на Кацуко Кубо, учительнице школы для девочек в городе Окаяма. Семейство Итиянаги объединилось в оппозиции этому браку не потому, что им не нравилась лично Кацуко, но ввиду её родословной.

Уважаемый читатель, слово «родословная», вполне вышедшее из употребления в городе, и по сей день живо в деревнях, подобных описанной. Можно даже сказать, что оно управляет всеми сторонами жизни. Теперь, после Второй мировой войны, мы переживаем период потрясений, так что крестьяне не должны больше пресмыкаться перед высшими классами или выказывать должную степень уважения лицам более высокого социального положения либо большего состояния. Эти ценности рухнули с поражением Японии.

Но родословная ещё нетронута. Почитание, уважение и гордость рождённых в семействе безупречного происхождения, живы-здоровы в сельских общинах. И родословная эта не имеет ничего общего с генетикой или евгеникой. Например, если в семье авторитетного общинника, скажем, кого-то, служившего деревенским старостой в дни сёгуната, стали рождаться мальчики, страдающие физическими недугами, эпилепсией или слабоумием, им всё равно позволят занять должность старосты, поскольку происхождение их безупречно. Это верно сейчас и тем более верно в 1937 году, когда происходит действие этого романа. Что до семейства Итиянаги, для них во всём мире не существовало ничего более важного, чем их происхождение от владельцев хондзина. Это было для них всем.

Отец Кацуко Кубо был когда-то арендатором в селе О. Но он оказался амбициознее среднего крестьянина. Покинув с младшим братом деревню, они отплыли в Америку. Там братья работали на фруктовых плантациях, покуда не накопили достаточно, чтобы вернуться в Японию и завести собственный сад примерно в двадцати пяти километрах от родной деревни. Оба они женились, но старший умер вскоре после рождения дочери, Кацуко. Молодая вдова вернулась в родную деревню, оставив Кацуко на воспитание дяде. Та оказалась очень прилежным ребёнком, а дядя не жалел денег на её обучение. Закончив учительскую школу в Токио, она устроилась в школу для девочек в Окаяме, недалеко от дома.

Фруктовая плантация отца и дяди Кацуко оказалась весьма прибыльной. Дядя Кацуко был столь честен, что отложил долю состояния для племянницы, так что она работала в школе не ради заработка, а поскольку именно этим и хотела заниматься в жизни.

Итак, у неё были и состояние, и карьера.

Но, невзирая на всё это, в глазах семейства Итиянаги не имели значение ни её образование, ни ум и находчивость, ни доходы — дочь арендатора всегда останется дочерью арендатора. У неё не было громкого имени и родословной, и они думали о ней только как о ребёнке Ринкити Кубо, бедного крестьянина.

Кэндзо встретил Кацуко, когда его пригласили выступить перед студентами в городе Курасики. Среди них была Кацуко. После этого Кацуко приезжала к Кэндзо, чтобы он помог ей с иностранными книгами, которые она любила читать. Эти взаимоотношения продолжались с год, но в один прекрасный день Кэндзо вдруг сделал предложение.

Я уже упоминал, что семейство Итиянаги во главе с Итоко и Рёскэ осудило этот брак. С особой страстью восприняла помолвку сестра Кэндзо, Таэко, написавшая старшему брату суровое письмо. Впрочем, средний брат, Рюдзи, поддержал Кэндзо, потихоньку послав Итоко письмо, призывая её позволить старшему сыну поступить по собственному усмотрению. Но самому брату он не проронил об этом ни слова.

Как же Кэндзо отреагировал на всю эту критику? Вполне спокойно. Он никак не отвечал на это. И, конечно, вода всегда побеждает огонь. Силы противников, одного за другим, иссякали, их голоса утихали, жесты теряли решительность, так что, в конце концов, криво улыбаясь и пожимая плечами, все они признали своё поражение.

Свадебная церемония состоялась 25 ноября 1937 года. И в ту же самую ночь было совершено отвратительное преступление. Но, прежде чем дойти до ужасных подробностей убийства, следует упомянуть несколько вполне обыденных случаев, ставшим чем-то вроде прелюдии к тому, что, в конечном счёте, вышло наружу.

Все это произошло за день до свадьбы, другими словами, 24 ноября. Сценой послужила гостиная Итиянаги, где Итоко и Кэндзо пили чай, ведя вполне неудобную беседу. Младшая дочь, Судзуко, сидела рядом, радостно играя с куклой. Это было свойственно Судзуко — где бы она ни находилась, она пребывала в собственном мире и никому не мешала.

— Но такова традиция этого дома в течение многих поколений.

Итоко не смогла противостоять выбору сына, но всё ещё не могла скрыть недовольства.

— Но, мама, ведь Рюдзи женился.

Кэндзо даже не бросил взгляда на сладкий пирожок-мандзю, протянутый матерью. Напротив, он с кислым видом продолжал курить сигарету.

— Потому что он второй сын. Ты и Рюдзи — не одно и то же. Ты — наследник этой семьи, а Кацуко-сан будет женой наследника.

— Не думаю, что Кацуко хотя бы умеет играть на кото. На фортепиано, может быть.

В этом и заключался предмет ссоры. На протяжении многих поколений невеста наследника рода должна была исполнить в ходе свадебной церемонии несколько произведений на кото.

— Понимаете, мама, нет смысла говорить об этом сейчас, — продолжал Кэндзо. — Сказали бы вы раньше, я мог бы подготовить Кацуко.

— Я не намерена как-либо препятствовать свадьбе. Не думай, что я как-то пытаюсь навредить Кацуко. Но есть семейная традиция…

Как только напряжение в комнате начало нарастать, Судзуко пришла на помощь.

— Мама, не могу я сыграть на кото?

Итоко была застигнута врасплох, а Кэндзо сухо улыбнулся.

— Отличная идея. Спасибо, Судзуко. Мама, конечно, никто не будет возражать против игрв Судзуко?

Итоко была готова уступить, но в эту минуту в гостиной появился её племянник, Рёскэ, обратившись к кузине:

— Судзу-тян! Так вот ты где прячешься. Я повсюду тебя искал. Смотри, я закончил для тебя эту коробочку!

Он держал красиво отделанную деревянную коробочку размером с микан — плод мандарина. Итоко нахмурилась:

— Рё-сан, что это?

— Это гроб Тамы. Судзу-тян расстроилась, когда кто-то ей сказал, что его надо похоронить в коробке из-под микана. Она сказала: «Бедного Таму запихнул в такую старую коробку». И отказалась, так что я сделал эту.

— Да, бедный Тама! — эхом повторила Судзуко. — Спасибо, Рёскэ.

Тамой звали котёнка Судзуко, последние несколько дней мучавшегося рвотой и поносом, а в то утро умершего.

Итого слегка поморщилась при виде деревянного гробика.

— Рё-сан, — быстро произнесла она, меняя тему беседы, — как ты думаешь, не сыграть ли на кото Судзуко?

— Звучит неплохо, тётя Итоко, — бросил Рёскэ, поглощённый мандзю. Кэндзо, повернувшись к двоюродному брату спиной, продолжал поглощать дым сигареты.

И тут вошёл Сабуро.

— А, Судзу-тян, какая красивая коробочка! Кто её тебе сделал?

— Сабу-тян, вы знаете, что солгали мне, обещали сделать, да не сделали. Так что двоюродный брат Рёскэ мне сделал эту, и ваша мне теперь не нужна.

— Эх, Судзу-тян, не верится, что ты мне не доверяешь!

— Сабуро, ты подстригся? — сказала Итоко, взглянув на голову сына.

— Да, только что. Кстати, мама, я услышал у парикмахера нечто очень странное.

Итоко не ответила, и Сабуро повернулся к старшему брату.

— Кэндзо, вы вчера ехали мимо администрации О. на рикше, да? Вы не замечали у забегаловки странного типа?

Кэндзо выглядел удивлённым.

— Что ты имеешь в виду под странным типом, Сабу-тян? — спросил Рёскэ, набивший рот мандзю.

— Ну это и правда жутко. Говорят, у него вот такой шрам от губы через всю щёку. И только три пальца на правой руке, большой и два следующих… Кстати, он, похоже, спрашивал хозяйку забегаловки про наш дом. Судзуко, ты, случаем, не замечала, чтобы вчера вечером вокруг дома шатались какие-нибудь странные люди, а?

Судзуко уставилась на Сабуро и забормотала: «Большой палец, указательный, средний…» Делая это, она шевелила соответствующими пальцами правой руки, словно играя на кото.

Итоко и Сабуро молча глядели на неё. Рёскэ был поглощён тем, что разворачивал бумажную обёртку второго мандзю. Кэндзо продолжал курить сигарету.