Убийство в хондзине

Глава 3 Звуки кото

Как я уже писал, хондзин — что-то вроде гостиницы в феодальной Японии, где аристократы-даймё и другие важные лица останавливались, направляясь отдать почтение сёгуну в его столице, Эдо, как тогда именовалось Токио, или возвращаясь оттуда. Простонародью не дозволялось останавливаться в хондзине. Семейство, владевшее гостиницей для столь высоких особ, также причислялось к ним, так что в подобном месте строго соблюдались приличия высшего общества. Но хондзины в этой области и на дороге Токайдо, ближе к Эдо, отличались. Прежде всего, по Тюгокукайдо ездило меньше даймё, так что размеры доходов отличались, но хондзин оставался хондзином.

Учитывая честь быть потомками владельцев хондзина, свадебная церемония нынешнего главы семейства Итиянаги должна была стать ярким событием. Нижеприведённые сведения сообщил мне Ф., любезно разъяснивший некоторые обычаи этой местности:

«Подобные события в сельской местности куда грандиознее, нежели в городе. А в случае, если семейство столь почтенно, как Итиянаги, а жених — наследник главной ветви, он должен быть облачён в камисимо, парадное одеяние самураев; невеста должна носить белое кимоно, а поверх него — халат утикакэ. Обычно бывает от пятидесяти до ста гостей.»

Но именно эта свадьба оказалась очень закрытой. Со стороны жениха, не считая ближайших родственников, присутствовал только двоюродный дед из городка К. Даже брат Кэндзо, Рюдзи, не вернулся из Осаки. Со стороны невесты был только её дядя, Гиндзо Кубо.

Но, хотя церемония и вышла жалкой, не было смысла экономить на празднествах для арендаторов и работников, трудившихся на земле Итиянаги. В этой местности, по традиции, новобрачные весь вечер пили с местными жителями.

Так что в день свадебной церемонии, 25 ноября, на кухне усадьбы Итиянаги стоял шум, ведь постоянным слугам помогали нанятые. Примерно в половине седьмого вечера, когда приготовлены были в самом разгаре, в дверях кухни неожиданно появился мужчина.

— Извините, хозяин дома? Не передаст ли кто-нибудь ему это?

Старуха Нао, разжигавшая огонь под горшком, повернулась и увидела человека в мятой фетровой шляпе, глубоко надвинутой на глаза, изношенном старом пиджаке с поднятым от холода воротником и огромной маске, скрывавшей большую часть лица. Очень подозрительный тип, подумала она.

— Вы хотите видеть хозяина?

— Ммм… да. Мне надо отдать ему это.

В левой руке мужчина держал несколько раз сложенный клочок бумаги. Позже, при допросе в полиции, Нао описывала его так:

— Странно. Он стиснул все пальцы. Бумагу зажал между кончиками указательного и среднего пальцев. Как прокажённый… Да, верно, правую руку он держал в кармане. Я подумала, что с ним что-то не так, и попыталась рассмотреть его лицо, но он тут же отвернулся. Затем сунул мне бумагу и убежал.

В кухне в тот момент было много народу, но никто и не подозревал, как важно появление этого человека, так что ему не уделили внимания.

Когда этот человек ушел, служанка некоторое время стояла с бумагой в руке, не зная, что делать, пока в кухню не ворвалась жена Рёскэ, Акико.

— Кто-нибудь знает, где мой муж?

— Он вроде бы только что ушёл.

— Хм. Интересно, что за нужда, когда у нас столько дел? Ладно. Увидишь его, скажи, что ему бы пора переодеваться, и поскорее.

Нао попросила Акико подождать и протянула ей клочок бумаги, объяснив, что произошло. При ближайшем рассмотрении он выглядел как страница, вырванная из записной книжки.

— Для Кэндзо-сана? Да…

Акико слегка нахмурилась, но быстро вышла. Сунув бумагу в пояс-оби своего кимоно, она прошла в гостиную. Там Итоко разговаривала со своей горничной Киё, помогавшей ей облачиться в парадное кимоно. Судзуко, уже надевшая кимоно, сидела рядом с матерью, пощипывая струны красивого, с лакировкой и позолотой, кото.

— Тётя, где Кэндзо-сан?

— Не знаю. Должно быть, у себя в кабинете. Погоди минуту, Акико-сан, не поможешь Киё завязать моё оби?

Как только Акико с горничной завязали его, появился Сабуро в тяжёлом зимнем кимоно.

— Сабуро, почему ты ещё в этой одежде?.. Где ты был?

— В кабинете.

— Готова поспорить, читали ещё один ваш детектив, — сказала Судзуко, настраивая кото. Сабуро был буквально одержим детективными романами.

— Что плохого в чтении романов? Ты-то как, Судзуко? Уже похоронила кота?

Судзуко, не обращая на него внимания, продолжала играть на кото.

— Если нет, так поторопись. Оставишь мёртвого кота валяться так, он станет призраком и завоет.

Судзуко расстроилась.

— Обижайте как хотите, Сабу-тян, но я уже похоронила Тама-тяна сегодня утром.

— Хватит, Сабуро! Это совершенно неуместно, — предупредила Итоко. — Смотри, что говоришь. Кстати, твой брат был в кабинете?

— Нет. Он разве не во флигеле?

— Акико-сан, если найдёшь Кэндзо, скажи ему, чтобы готовился как можно скорее. Невеста может прибыть в любой момент.

Акико вышла из гостиной и, как только начала надевать садовые сандалии-гэта, чтобы идти во флигель, из их домика вышел её муж, Рёскэ, всё ещё в повседневной одеждке.

— О чём вы думаете? Вам надо уже одеваться, а то не будете готовы вовремя!

— Не смеши. Невесты раньше восьми не будет. Некуда торопиться. Кстати, куда это ты?

— Во флигель, искать Кэндзо-сана…

Кэндзо стоял на деревянной веранде-энгаве флигеля, глядя в небо.

— Аки-сан, — произнёс он, заметив её, — погода будто меняется. Что? Это мне?.. О, благодарю.

Кэндзо взял у Акико записку и зашёл внутрь, чтобы прочесть её у лампы. Акико последовала за ним и стала поправлять цветочную композицию в нише-токонома.

— Аки-сан, скажи мне, кто тебе дал эту записку!

Заметив в голове Кэндзо нечто необычное, Акико остановилась и посмотрела на него. Кэндзо возвышался над ней с гневным лицом.

— Я… э-э… Нао-сан мне её дала. Сказала, что какой-то бродяга принёс. Что-то не так или…

Кэндзо продолжал сердито смотреть на Акико, но потом, по-видимому, опомнился и отвернулся, снова уставившись на записку. Он схватил её, разорвал в клочки и огляделся, куда бросить обрывки. Не найдя ничего подходящего, он запихнул их в рукав кимоно.

— Кэндзо-сан, ваша матушка просила меня сказать, чтобы вы готовились к церемонии.

— Да, верно. Аки-сан, не закроешь ставни?

И с этими словами Кэндзо вышел из флигеля.

Всё это происходило около семи вечера. Примерно через час прибыла невеста в сопровождении сватов, и началась свадебная церемония.

Как я уже упоминал, гостей было мало. Со стороны жениха вдова Итоко, брат Сабуро, сестра Судзуко, из боковой ветви Рёскуэ и Акико, а также семидесятилетний двоюродный дядя из городка К., которого звали Ихэй. Единственным гостем со стороны невесты был её дядя, Гиндзо Кубо. Формальным сватом был староста села, но это была чистая формальность, он присутствовал напоказ.

Когда были даны обещания, и новобрачные обменялись чашками сакэ, внесли красивый, чёрный, отделанный лаком и золотом кото, и Судзуко сыграла на нём, как было решено. Быть может, во многих отношениях Судзуко была для своего возраста отсталой, но, когда дело доходило до кото, она выказывала невероятные способности. Музыкант и инструмент вместе наполнили комнату своей красотой.

Но использование кото в ходе свадебной церемонии было очень необычным, а исполняемую Судзуко мелодию Кацуко никогда раньше не слышала, так что слегка смутилась. Итоко разъяснила ей:

— Много лет назад жена главы семейства Итиянаги умело играла на кото. Случилось так, что знатная женщина, дочь даймё, ехала на запад для участия в свадебном обряде и остановилась в хондзине. Жена главы семейства Итиянаги умело исполнила написанную ей самой песню, названную «Влюблённые птицы». Дочь даймё была так восхищена этой песней, что на другой день прислала семье кото, которое они прозвали «Влюблённая птица». С тех пор, семейство Итиянаги требует, чтобы невеста наследника играла на кото на своей свадебной церемонии. Только что Судзуко сыграла мелодию «Влюблённых птиц», а инструмент — то самое кото «Влюблённая птица».

Кацуко, услышав это, широко раскрыла глаза.

— То есть на кото сейчас должна была играть я?

— Верно. Но я не ведала, знаешь ты о нашей традиции или нет, и стеснялась спросить, поэтому попросила Судзуко сыграть вместо тебя.

Кацуко воздержалась от ответа. Вместо племянницы заговорил Гиндзо Кубо.

— Если бы Кацуко попросили заранее, она с радостью бы сыграла для вас.

— В самом деле? Старшая сестра, вы тоже играете на кото? — спросила Судзуко.

— Барышня, эта девушка станет тебе хорошей спутницей, — ответил ей Гиндзо. — Быть может, она станет тебе большим, нежели старшая сестра. Она может стать твоим учителем игры на кото.

Итоко и Рёскэ переглянулись. Заметив это, Кэндзо произнёс:

— Тогда теперь это кото принадлежит Кацуко.

Итоко не ответила, и в комнате повисло неловкое молчание. На помощь пришёл опытный сват:

— Если невеста умеет играть на кото, то её надобно просить играть сегодня. — Он повернулся к Итоко. — Осталась последняя часть обряда, во флигеле. Что вы думаете, госпожа, о втором представлении?

— Верно, — сказала Итоко. — Сыграешь для нас, Кацуко-сан? А раз мы уже слышали, как Судзуко играет «Влюблённых птиц», выбери любую мелодию. Что-нибудь весёлое, что тебе нравится… Ведь, в конце концов, это наша семейная традиция, чтобы невеста в брачную ночь играла на кото.

Так и вышло, что Кацуко в тот вечер играла на кото.

Свадебная церемония кончилась примерно в половине десятого, и для гостей в доме и на кухне последовали пьянство и веселье.

Прежде чем удалиться на брачную ночь, всем новобрачным приходится проходить через некое испытание, но в сельской местности оно особенно тяжко. Кэндзо и Кацуко следовало до позднего вечера разносить гостям сакэ.

Пока они служили в кухне местным жителям, их угощали непристойными песнями. Конечно, по возвращении в дом они не подверглись ничему столь ужасному, но дедушка Ихэй крепко напился и бессвязно разглагольствовал.

Это был младший брат деда Кэндзо и Рёскэ, но ещё в молодости он основал собственную ветвь семейства, и они обращались к нему, как к дяде из младшей ветви. Как большинство стариков, он был известен ссорами и пьянством. Кроме того, по ходу свадьбы он безостановочно возражал и жаловался, и чем больше он пил, тем хуже становился, извергая недовольство самим жениху и невесте. Наконец, его стали просить остаться, поскольку он был не в том состоянии, чтобы добраться домой, но он не желал и слушать. В конце концов, уже за полночь он объявил, что уходит.

— Сабуро, тебе лучше проводить его домой.

Кэндзо, старавшийся не обращать внимания на оскорбительные речи Ихэя, оказался столь добр, что побеспокоился, как пьяный старик вернётся домой в темноте.

— И, поскольку уже поздно, можешь остаться у дяди.

Только когда они открыли для Ихэя дверь, стало понятно, что начался снегопад, и сильный. В этой местности снег шёл редко, а, увидев такие сугробы, все, конечно, были удивлены. Вспоминая этот вечер позднее, они поймут, какую важную роль сыграл снег в готовящемся ужасном преступлении.

Наконец, новобрачным позволено было удалиться во флигель, и в час ночи они произвели последний ритуальный обмен чашками сакэ. Акико, жена Рёскэ, так описывала это:

— Я принесла кото во флигель с помощью горничной, Киё. Они обменялись сакэ, присутствовали только тётя Итоко, мой муж и я. Сабу-тян ушёл проводить дядю Ихэя домой, а Судзу-тян уже ушла спать. После церемонии Кацуко сыграла нам «Тидори». Когда она закончила, мы поставили кото в вертикальном положении у ниши-токонома. Я положила коробочку с плектрами в дальний угол ниши, но не помню, была ли в тот момент на полке катана.

Было уже два часа ночи, когда церемонии завершились. Семейство оставило новобрачных одних во флигеле и удалилось в главный дом. Снег шёл всё сильнее.

А примерно через два часа раздался леденящий кровь крик, за которым последовали жуткие звуки струн кото, раздираемых с огромной силой.