Увеселительная прогулка

20 августа, 17 часов 15 минут КАБИНЕТ ЭПШТЕЙНА

— Это Герберт, — сказал Оливер, — мы его прозвали Караяном, это Юрг, это Ганс-Петер, а это я.

— Что будете пить, ребята, кофе или кока-колу?

— Кока-колу, — сказал Оливер.

— Я закажу для вас кока-колу, и секретарша принесет желаемое, — сказал Зайлер.

— У художника Кле, — сказал Герберт, — есть картина, она называется «Ангел приносит желаемое».

— Отец Герберта — художник-график, — пояснил Оливер.

— Он коллекционирует картины, — сказал Герберт.

— Поглядишь на вас, послушаешь, как вы разговариваете, и вполне можно дать вам не шестнадцать лет, а все девятнадцать.

— Я бы себе дал двадцать один, — заявил Оливер.

— Потому что ты очень много читаешь, — сказал Ганс-Петер.

— А что ты читаешь? — спросил Зайлер.

— Что попадет под руку. В последнее время я страшно много всего прочел по сексуальной психологии.

— Что, например?

— Например, Маргарет Мид «Жизнь на Южном море» — толстенная книжища о молодежи и сексе у дикарей. Еще я читал книжку Рейха: «Сексуальная революция».

— Откуда ты, собственно, берешь эти книги? — спросил Юрг.

— Дома у нас они валяются всюду. Мой старик покупает такие книги пачками. Он тоже еще надеется в этом разобраться.

— Тебе понятно то, что ты читаешь? — спросил Зайлер.

— Не всегда.

— Что произвело на тебя наиболее сильное впечатление?

— То, что брак и все с ним связанное — нелепость.

— Нелепость?

— Ничего хорошего из этого не получается.

— Это ты вычитал из твоих книг?

— Мужчина и женщина через некоторое время начинают друг друга ненавидеть.

— Почему? — спросил Ганс-Петер. — У моих стариков все о’кей.

— Ясно, но твои старики развлекаются на стороне. Если супруги имеют партнеров на стороне, они еще как-то ладят. А все, кто боится жить такой двойной жизнью, или те, кто живет, а потом мучается угрызениями совести, — те начинают друг друга ненавидеть.

— Ты, похоже, чертовски много знаешь, — сказал Зайлер.

— Да что вы, я ведь только читал об этом.

— Но сам ты в это не веришь?

— Нет, отчего же, я думаю, Рейх прав.

— Почему ты так думаешь?

— У меня есть глаза, а случалось иногда и навострить уши.

— Дома? — спросил Зайлер.

— Я этого не говорил, — ответил Оливер.

— Ну ладно. Вы, наверно, все знаете от Оливера, зачем мы здесь собрались?

— Из-за Рут Кауц, — сказал Юрг.

— Верно. И я бы хотел услышать от вас только одно: что вы думаете об этой девушке? Вы ведь все ее знаете?

— Она уже имела дело со всеми, — ответил Оливер.

— Ерунда, — сказал Ганс-Петер, — я с ней только три раза был в кино, и больше ничего.

— Почему больше ничего? — спросил Зайлер.

— Да я был бы не прочь, — ответил Ганс-Петер, — но только не в такой гнусной обстановке.

— Что значит «гнусная обстановка»?

— Ну, ни комнаты, ни койки… просто в парке, в лесу или в погребе… Нет, я так не могу.

— Твои родители не разрешили бы тебе привести домой девушку?

— Вы еще спрашиваете!

Юрг сказал:

— Сначала тебя просвещают. Это когда ты и сам уже все знаешь. Потом тебе говорят громкие слова о свободной любви, о естественных инстинктах, а как только эти инстинкты заявят о себе, начинается другая песня: подожди, мол, пока ты станешь жить отдельно.

— Подожди, пока тебе не исполнится двадцать, — сказал Оливер. — А когда почтенный папаша наклюкается, он начинает резвиться и говорит своему восемнадцатилетнему сынку: «Знаешь, в твои годы я не терялся, да и ты у меня парень не промах!» Вот так.

— Твой отец тоже такой?

— Этого я не говорил, — возразил Оливер.

— Ты действительно страдаешь от неутоленного полового влечения?

— Какой-нибудь выход всегда найдется, — ответил Оливер.

— Может быть, ты выразишься яснее?

— Проще всего с замужними женщинами.

— Ну а со сверстницами? — спросил Зайлер.

— С большинством просто. Но, как вы уже слышали, в лесу или в погребе. Или если предки на пару дней уедут за город, — сказал Юрг.

— Да не стройте вы из себя тут… По правде говоря, не так уж нас интересуют девчонки, — заявил Герберт.

— Тебя нет? — спросил Зайлер.

— Караян пишет стихи, — заметил Ганс-Петер.

— И занимается рукоблудием, — добавил Оливер.

— Ну хватит, — сказал Зайлер, — вы сюда пришли не для того, чтобы ссориться.

— А чего вы, собственно, от нас хотите? — спросил Герберт.

— Вы читали мой очерк в «Миттагблатте»?

— Не очерк, а бомба! — воскликнул Оливер.

— Вот я и хотел услышать от вас — поскольку вы все знали Рут Кауц, кто лучше, кто хуже, — что вы думаете об этом очерке.

— Для меня тут проблемы нет, — заявил Оливер. — Рут встретилась с кем-нибудь из гимназистов, дело дошло до того, что она залепила ему по морде, а он в ответ ее стукнул, к несчастью слишком сильно. От этого она умерла.

— Если правда то, что Рут сказала дома, — вмешался Юрг, — будто она идет купаться с товарищем, которому отец разрешает пользоваться моторной лодкой, то, по-моему, произошел несчастный случай.

— Какой?

— Допустим, они катались на водных лыжах, а Рут не надела спасательного жилета…

— Рут великолепно катается на водных лыжах, — вставил Оливер.

— И все-таки, — настаивал Юрг, — если ты, скажем, вдруг прибавил ходу посреди озера, а она без спасательного жилета, и ты не оглядываешься на нее, потому что впереди возникло препятствие… ты слишком поздно замечаешь, что она выпустила фал. Пока ты повернешь, опять подойдешь к тому месту, — мне кажется, что это вполне вероятно…

— Неплохо, — сказал Оливер.

— Но могло быть и так, что ее прямо на старте затянуло под лодку, — сказал Ганс-Петер.

— Каким образом? — спросил Зайлер.

— Допустим, за рулем сидит человек не слишком опытный, он вместо переднего хода вдруг дает задний это, между прочим, бывает и с людьми, которые вообще-то хорошо водят лодку. Например, было раз с моим отцом, а он ходит на моторке уже лет двадцать.

— Со мной такого еще не случалось, — заявил Оливер.

— Хвастун, — огрызнулся Герберт.

— А что предполагаешь ты? — спросил Зайлер.

— Честно говоря, — ответил Герберт, — меня эта история совсем не интересует. Я не читаю детективов и тому подобной дребедени.

— Но это же не детектив, — возразил Зайлер.

— Так, как это подано в «Миттагблатте», это типичный детектив. Почему вы не предоставите полиции копаться во всей этой грязи? Разве пресса должна заниматься такими делами?

— В этом ты ни черта не смыслишь, — отрезал Зайлер. — Значит, вы ничего нового мне сообщить не можете?

— Знаете что? — сказал Оливер. — Напечатайте-ка в «Миттагблатте» такое объявление: «Просьба ко всем владельцам моторных лодок, имеющим сыновей в возрасте от пятнадцати до девятнадцати лет, выяснить у них, что они делали семнадцатого августа».

— А ведь из тебя действительно со временем выйдет первоклассный журналист. Когда твой отец станет стар и немощен, ты сможешь заменить его на посту главного редактора «Миттагблатта».

— Спасибо, — ответил Оливер.