Время «Ч» или хроника сбитого предпринимателя

Японскому представительству «Мерубени корп» расположить к себе русских чиновников вообще не составило большого труда. Не пришлось особо доказывать технические возможности и экономический потенциал Японии. Достаточно было показать хотя бы ряд ярких, цветных проспектов, выставить ряд образцов, не передовых, конечно, технологий (всё должно быть постепенно, по-восточному взвешенно и мудро!), как они, чиновники, всё, сами собой за представительство и сделали. Иной раз достаточно было дешёвого подарка в виде какого-нибудь телевизора, например, «Тошиба», или наручных часов «Сейка», а кому и просто блестящей кофеварки. В России, оказывается вообще нормальных товаров повседневного спроса нет. «Как это, как это?..» «Так это! Нет таких товаров, и всё! Социализм был ещё в пути, как известно, не дошли, значит». От этого, в России, что дёшево и блестит, в смысле поёт, варит и играет, можно и на бартерной, например, основе, продать в десять раз дороже её номинала, включая таможенную очистку, налоги, навар, транспортные и прочие расходы. Ещё и спасибо тебе скажут.

Другого важного чиновника достаточно было пригласить в гости, в Японию. Показать город, магазины, и прочее, дать возможность посмотреть, потрогать, понюхать, и готово… Он сам предложит что угодно подписать, потом сам и продвинет нужные бумаги, организует и обеспечит. Это проверено. Кого-то из них можно и в консультанты к себе пригласить, другого в руководящий состав СП включить. Пусть даже не самого (он пусть работает в своём кресле, это ещё и лучше), родственника его принять, либо дочь, жену его… Вариантов много. Или чьи-то личные интересы в контракте — в скобках, либо за скобками… — отобразить… особенно в долгосрочном… О-о-о, тут чиновники очень стараются.

К тому же, мудро так, в счёт оплаты за аренду помещения, представительство, не расплачиваясь деньгами, на бартерной основе, доставило дешёвое в Японии (стоковое), но удивительно (судя по компенсационным суммам) дорогое для России, универсальное, искусственного происхождения мягкое напольное покрытие, с широкой цветовой гаммой, для всех рабочих кабинетов Конференц-зала, и ряда кабинетов администрации края. Сразу же за этим таможню прошла пара сорокафутовых контейнеров до отказа забитых цветными телевизорами для администрации края и собственных нужд, факсовыми аппаратами, несколькими цветными копировальными агрегатами, кое какой мебелью, видео-плэйерами, магнитолами, несколькими холодильниками… Всё на уровне презентов и своеобразных образцов. Таким именно образом, дружба между Японией и Россией, вернее, между некоторыми фирмами в далёкой Японии и администрацией Дальневосточного края России, была «навечно» закреплена.

Пять факсовых аппарата японского представительства, работая в круглосуточном режиме, бесперебойно обеспечивали деятельность и заработки большого количества сотрудников шеф-бюро «Мерубене корп.» там, в Токио.

Основные бизнеснаправления очень быстро, по-международным Европейским меркам, поразительно быстро начали давать свой результат. В Японию вагонами пошёл Дальневосточный лес, цветной металл, уголь, целлюлоза, нефть, «хвосты» (так называемые отходы химических комбинатов), ДСП, фанера, рельсы, шпалы, и прочее… Шесть русских сотрудников представительства, по жёсткому контракту, каждый по-своему отраслевому направлению, строго по-согласованному плану-программе, шесть дней в неделю обеспечивали согласованность движения товарно-денежных потоков в Японию, проведение встречь-переговоров, проработку и подготовку к подписанию долгосрочных контрактов с японскими заказчиками, готовили стандартизированную отчётную документацию для них на английском языке.

Работу русских сотрудников курировали три японских менеджера, работающих в Хабаровске вахтовым методом (две недели, через две), и один шеф. Шеф — руководитель отдела Дальневосточного представительства «Мерубене корп.», профессор, доктор японских экономических наук (по виду то ли хорёк, это зверёк такой «кусачий» с острой мордочкой, то ли старая лиса, в очках и угодливой улыбочкой), лично обеспечивал контакты и интересы высших руководителей проектов с российской стороны, возя их, и их приближённых на отдых и «шопинговые» экскурсии, как на территории Японии, так и куда дальше, транзитом. Периодически наезжал в Хабаровск для выполнения официальной миссии, поддержания и расширения дружественных обеим сторонам контактов.

Японская сторона была очень довольна неожиданно успешной работой своих представителей. Меняя дешёвые игрушки, тряпки и столь же дешёвые бытовые приборы на энергетические и другие природные ресурсы Дальневосточного края России, быстро сколачивали капитал, поправляли свои дела. Гигантскими темпами увеличились ресурсы, возросла производительность японских компаний, увеличилась доходная часть и вес компаний на мировом рынке, как и Японии в целом…

Потому что японский менеджмент, это вам не лаптем, как говорится…

Ничего этого молодой, начинающий предприниматель Александр Сташевский, конечно же не знал, да и не мог этого знать. Откуда! С властями он не дружил, ни с партийными, ни с комсомольскими, скорее, презирал. В их кабинетах не работал, в саунах с ними не парился, в заграничные командировки с ними не ездил, одних девок не… Стоп! Именно последнего, пожалуй, утверждать СанСаныч бы не стал. Кто его, сказал бы, в этой жизни чего знает, и весело бы рассмеялся. Но видел, и замечал, и не только табличку с названием японской фирмы, да сотрудников, которые порхали туда-сюда, из машины в офис, из офиса в машину, а то, что у них дела шли явно лучше, объёмнее, было очевидным. Если, как говорится, он изобретал новое дело, у них всё оказывается было уже готово: и «транспорт», и «пассажиры», и «рулевой». И, главное, путь уже известен. Как это? Когда это люди успели? Ведь перестройка же только что началась, ещё «вчера» только. Над этим следовало задуматься, это нужно было понять… — Размышлял Александр Сташевский в редкие свободные минуты.

А их было действительно мало.

— СанСаныч, что будем делать? Компьютер уже нужно покупать. Нам без него никак.

Да, это понятно. Компьютеры — невидаль, новинка! Примета времени в стране. Их только-только кто-то завёз в город, но всё забрала администрация крайисполкома. Комплектик бы вытрясти…

— Надо, значит, добудем, — бодро заявляет СанСаныч, и обращается к своему главному бухгалтеру. — Галина Григорьевна!..

Галина Григорьевна, очень пожилая женщина, бывшая сотрудница Центрального банка города, выйдя с почётом на пенсию, по-рекомендации — уговорили! — согласилась работать главным бухгалтером в новой фирме, малом предприятии, очень нужны были деньги — муж сильно болел. Согласилась не без внутреннего протеста и серьёзных переживаний. Да и подруга, ныне работающая директором в новом, только что созданном коммерческом банке «Далькредо-банк», филиале Московского банка, настоятельно рекомендовала: «Иди, Галя, иди! Тебе не трудно будет, с твоим-то опытом. Предприятие вроде хорошее. Они у нас и расчётный счёт недавно открыли, самыми первыми, почти. Пайщики они наши. Да и директор у них, Александр Сташевский, я заметила, очень толковый. Я тебя познакомлю, тебе понравится. Видный из себя мужчина, но очень деловой. Только дела, дела… А не понравится, бросишь всё, да и уйдешь. Делов-то, Господи!» «Как же это я брошу, Аллочка! — Ужасалась Галина Григорьевна, привычная к строгому банковскому порядку и финансовой дисциплине, и не только к финансовой. За всю её долгую жизнь, в трудовой книжке состоялись только две почётные записи. Одна о приёме на работу, другая, об увольнении в связи с достижением пенсионного возраста. Всё! Остальные только с поощрениями. И крамольная мысль, взять вот так что-то, и бросить, приводила её в ужас. — Нет, Аллочка, я так не могу. Если я взялась…» «Вот и возьмись… — Обрадовано подхватывала Аллочка, Алла Сергеевна, бывшая банковская стажёрка Галины Григорьевны, ныне президент Дальневосточного филиала московского коммерческого банка «Далькредо-банк» Президент… пусть и филиала! — Возьмись. А я, если что, я помогу». «Аля, ну я же никогда не вела предприятия…» «Да какое там предприятие, Галочка Григорьевна?! Малое же, маленькое, понимаешь, малюсенькое! Смех просто». «Да хоть большое, хоть малое. Я не знаю их бухгалтерии, я же всё это пропустила. Не изучала. А тут ещё эта перестройка! Всё новое…» «Вот и хорошо! И ничего страшного. Очень хорошо, что новое. Ты посмотри, там же сейчас всё упростили. Веди только себе кассовую книгу — приход, расход, и всё. Ну, Галочка Григорьевна, соглашайся, я за тебя обещала». «Обещала-обещала она… — в сердцах повторяя, почти сломилась уже Галина Григорьевна. — Смотри, если что, ты будешь виновата. Ты!» «Хорошо-хорошо. Я буду за тебя отвечать, я. Ну так что, можно звонить ему, да?» «Ладно, звони-звони, сватья…»

Так вот и стала работать Галина Григорьевна в новом для себя, да и для всех новом, малом предприятии.

— …Как у нас с деньгами на счёте?

— А что такое? — Вновь забеспокоилась бухгалтер. Дело в том, что согласиться-то на работу она согласилась, но никак не ожидала, что здесь нет, у предпринимателей этих, абсолютно нет никакой финансовой дисциплины. Абсолютно! Директор запросто мог сказать ей: снимите, пожалуйста, Галина Григорьевна, сегодня такую-то сумму со счёта, мне срочно нужно факсовый аппарат купить!.. И все. Понимаете? Сегодня! Ему!.. Снять деньги!.. Снять! Представляете? И сейчас!! И купить! Такие ситуации её жутко потрясали. Она не могла понять: как это можно, вот так вот, запросто, взять и снять куда-то, пусть и на аппарат какой-то, со счёта деньги. Пусть и не государственные, но — это же деньги! Это же прямое нарушение финансовой дисциплины! Этого делать категорически нельзя, это нужно согласовывать, она знала, даже такой статьи нет. Она хорошо это помнит. Помнит, какие деньги и как мог на свои нужды тратить их Банк, её Банк. А тут…

— Нам обязательно нужно компьютер купить, Галина Григорьевна. Пока один! Без него мы никак.

А-а-а, беря себя в руки, понимающе округляла глазки главный бухгалтер, компьютер «нам» нужно купить, ага, и собрав волю в кулак, как школьнику, пыталась разъяснить.

— Понимаете, Александр Александрович, у нас нет такой статьи…

— Как нет? — По-детски удивлялся директор. — Если на счёте деньги есть и нам нужно что-то купить, что нам мешает, Галина Григорьевна? Покупаем и всё. Мы же предприятие! А предприятие не может работать без компьютера! Это инструмент оперативного управления. Понимаете? Да и денег-то нужно всего ничего.

Ну-да, ну-да, кивала головой бухгалтер, понимая, бороться нет сил.

— А счёт уже выписали? — Обречённо вздохнув, интересовалась.

— Нет ещё! — Легко отвечал директор, уже хватая разрывающуюся от звонка телефонную трубку. — Аллё… Да, я! Кто? Ааа, Людмила Николаевна, здравствуйте, я вас слушаю…

— Только под вашу ответственность, Александр Александрович! — Указывая пальчиком, успевала в паузу выразить своё «категорическое» отношение бухгалтер Галина Григорьевна и вздохнув, склонялась над строчками своей рабочей книги.

— Да-да, Галина Григорьевна, я согласен. — Прикрыв трубку рукой, улыбаясь ей, скороговоркой отвечал директор, и бросал своим помощникам. — Быстренько счёт, ребята, выписать! — и снова в трубку, под укоризненный взгляд бухгалтера. — Так что вы говорите?.. А, вы юрист? Это хорошо… Да-да, конечно, я просил найти… Да, конечно, приходите… в любое время — я здесь… Хорошо, давайте завтра… да, в одиннадцать… Нет, это Конференцзал. Знаете где, да?.. Очень хорошо… На втором этаже… А там охрана покажет… Да, договорились… До завтра… эээ, Людмила Николаевна. Спасибо, что позвонили. — Кладёт трубку на рычаг и сообщает. — Ну вот, отлично! — Потирает руки. — Уже завтра у нас будет свой профессиональный юрист.

— Ух, ты, завтра! — Низко, от стола, одобрительно качает головой Галина Григорьевна. — У вас, Александр Александрович, я вижу, все сотрудники только с высшим образованием будут. Да?

— Да, конечно! Вы, я, коммерческий, теперь юрист будет… А как же? По другому сейчас нельзя.

Именно с последним Галина Григорьевна была полностью согласна. Особенно там, где есть деньги. Может и о финансовой дисциплине тогда вспомнят… Но предприятие, если откровенно, ей нравилось. Как-то всё у них было светло и весело, не сказать празднично.

— Сами, слышишь, Аля, — за вечерним чаем рассказывала Галина Григорьевна свои впечатления «сватье», — по началу не зная компьютеров, организовали и провели платные курсы… как это… а, для первоначальных пользователей компьютеров. Причём, через Всероссийское общество «Знаний». Представляешь? Ага. Получили удостоверения там, обучили — сами и на занятия ходили, кстати — провели экзамены, и вручили удостоверения всем своим слушателям. Сами. Никто их и не просил. Просто захотели и всё… В смысле задумали так, и сделали. Нет, Аля, не сами обучали. Директор наш, Александр Александрович, договорился с помещением, я и подсказала ему, в нашем финансовом техникуме. Помнишь? Целый класс простаивал, ты ж знаешь его. Там компьютеров штук пятнадцать.

— Галочка Григорьевна, так они же все старые! — удивлялась Алла Сергеевна, как на таких можно учиться. — Я же помню!

— Так других-то вообще нету, ещё и в таком количестве. А по одному-то человеку как учить? Да и доценты сказали, ничего страшного, принцип везде один. Так вот, я и говорю, договорился он с арендой, потом нашёл хороших преподавателей в институте Народного хозяйства, на кафедре программирования и вычислительной техники. Два доцента и согласились — муж с женой. И всё! А, ну да… Дали ещё объявление в газету перед этим. Это конечно, и… Слушай, как начали люди звонить-трезвонить! — улыбается Галина Григорьевна. — Я-то думала вообще никто не позвонит. Ага! А тут, такое началось… Звонят и звонят, звонят и звонят… Их-то, предпринимателей, почти всё время на месте нету, так я за них и отвечала в основном, я и объясняла… Они мне на бумажке всё об этих курсах написали, а я и… Да! Смех один, Аля!.. Тех желающих когда я записывала, когда они сами. Потом студенты ещё и деньги понесли, слушатели-то эти, Аля, представляешь! О-о-о… Мелкие деньги, да так много получилось! Я их в стол складываю, бумажки эти, сейфа-то ещё у них нету, не купили ещё, кстати, должны счёт завтра принести, я и настояла. Короче, Аля, деньги складываю в стол, а сама боюсь, трясусь вся, вдруг, думаю, грабители какие налетят, ага! С кассой-то я давно не работала. Дрожу сижу, спасу нет! А сама, как тот кассир Вотруба, считаю, квитанции выписываю, в журнал заношу. Прямо конвейер какой.

— Ну, навар-то ничего хоть у них получился? Стоило огород-то городить?

— Стоило-стоило, конечно, стоило. Разница — они её «дельтой» по-современному называют, получилась хорошей.

— И сколько там?

— Ну, сколько-нисколько, Аля, а коммерческая тайна это. Я ведь и подписку у них дала о неразглашении коммерческой информации… Да, настоящую!.. Представляешь, куда я попала? Строго, как в органах!

— Ой, Галочка Георгиевна, а мне ты сейчас что рассказываешь, не коммерческую ли тайну?

— Я?! А и верно… — всплеснула руками Галина Георгиевна, и женщины весело расхохотались. — Ой, обмишулилась я на старости лет, — вытирая слёзы, хохочет главный бухгалтер, — прямо под шпионскую статью. Всё, Алька, упекут теперь меня твои коммерсанты-предприниматели за болтливый мой язык лет на сто, не меньше. Ты уж меня, Аля, не выдавай, ладно. Я ж по дружески, свои ведь, а!

— Да я что… конечно, не выдам, — обнимая подругу, смеётся Алла Сергеевна. — А то и меня ещё за соучастие привлекут… Они же ушлые сейчас, законы ох, как изучают.

— Ага! Изучают. Да… — отсмеявшись, закончила рассказ Галина Георгиевна. — Потом разбивали слушателей на группы, согласовывали дни, время, ну и всё такое прочее… И всё у них получилось. Нет, молодцы-молодцы, это точно! Главное, не скучно с ними. Не как у нас в Госбанке. Ага.

— Ну, я ж тебе говорила. Я ж зря не посоветую.

— Да, спасибо, тебе, Аля. Может и наладится ещё всё… Сейчас, представляешь, у самих никакого штатного расписания, а будут брать юриста. Юристку какую-то. Тоже с Нархоза. С кафедры…

— Ты смотри, правильно ставят дело.

— И я говорю. Только я тот компьютер не освою, не осилю. Поздно мне уже.

— Да ты что, Галочка Григорьевна, там же всё просто.

— Какой просто! Это ж не письмо написать или факс какой… Ты-то сама, можешь?

— Ну, я! Я… отчёты если просмотреть… А что? Да и зачем мне, у меня же штат! А надо будет, всё освою.

— Ну вот, а я нет. Так что, Аля, хоть и жалко ребят бросать, а… придётся потом искать другую работу.

Вместе с приходом весны, волна предпринимательства огромным половодьем разлилась в людской среде, вошла, затопила все сферы жизни и города, и всего края. Впереди перестроечного движения были самые активные люди. Они, в большинстве, побросав даже свои трудовые книжки на прежних госпредприятиях, как пережиток прошлой системы, бросились создавать кто маленькие — семейные предприятия, кто объединившись с себе подобными товарищами, в большие, укрупнённые.

Руководители среднего и низшего звена старой партийно-административной системы были в панике. Не приученные к принятию самостоятельных решений, тем более что-либо новое создавать, были в шоке, не могли оправиться от удара, не представляли, что делать, как жить дальше. Управленческой власти у них в руках уже не было, рабочих в производственных коллективах тоже, ни планов тебе, ни руководящих директив… Свои должности, в большинстве, пришлось уступить если не своим замам, то уж замам своих замов это точно. Кто не смог явочным порядком доказать своим коллективам что он, директор, на их стороне, на стороне демократов, и не стал говорить их языком, тем пришлось уйти в тень. Как с сарказмом шутили — в подполье. Таких «подпольщиков» оказалось много.

Основные (бывшие) — работники высшего партаппарата города и края — получили негласные должности и стали называться советниками президентов… например, во вновь открывшихся коммерческих банках. А их в городе расплодилось, как грибов в лесу после дождя. Туда, в эти банки, сразу же и срочно, были — гласно и негласно — переведены все денежные счета ведущих промышленных и непромышленных предприятий города и края. Часть руководителей, ниже уровнем, третьи секретари, инструкторы, и весь, так сказать край-, гор-, рай— ВЛКСМ, конечно, рассосались по кабинетам исполнительной власти города и края. Часть из них, кому места в кабинетах нехватило, ушли в срочно созданные коммерческие и не коммерческие фонды… заняв там ключевые посты, часто и теневые. Другие, на правах соучредителей, вошли в совместные предприятия с японским, корейским, китайским, американским капиталами… Тут без разницы. Главное, в «обойме» остаться.

Нет, телефон, радио, почту, управление железной дороги, военный округ, закрытые предприятия, свергнутые партийно-советские системы, конечно же, не отдали демократам. Ни в коем случае! Спецрежим помог и КГБ. Не допустили. Но производственные предприятия встали. Главным образом, оборонные… а уж все прочие, тем более.

Мгновенно оборвались нити смежных поставок, прервалось государственное финансирование, остановилась отгрузка произведённой продукции… иссякли деньги на выплату зарплаты. Государственные предприятия остановились. Все в долгах, все на картотеках. В цехах, кто заходил, непривычно гулко и смертельно пусто. Рабочие места захламлены, на территориях полнейший беспорядок, самовольщина!.. Разор, тихий ужас и запустение! Но, рабочие радуются, им эта вольница всласть. Бывшие сотрудники, ИТР, в глаза своему бывшему руководству усмехаются, ехидничают — ну что, докомандовались, партократчики! И родственники, где тихо, где громко сочувствуют, у коллег поджилки трясутся. «А что если народ действительно возьмётся судить бывших руководителей предприятий и государства!» За что судить? Ха, да в любом завкоме, профкоме и прокуратуре, оснований можно найти больше, чем нужно. Было бы желание. А оно было. И слышно это — по громким и злым выступлениям, и видно — по блеску глаз. Только дай срок!

А что же предприниматели, что ж демократы?.. А вот тут всё в порядке. Тут всё в кайф. Поле деятельности предпринимателю открылось безмерное, сферы деятельности — какие хочешь, только создавай, только не ленись, только не теряйся. И они не терялись.

Ежедневно создавались и регистрировались всё новые и новые газеты, журналы, телеканалы, продовольственные и промышленные магазины, склады, торговые базы, кафе, бары, рестораны и ресторанчики, разные пошивочные и ремонтные мастерские, юридические конторы, парикмахерские… Даже Биржа… Возник шквал активной жизни. За всю историю советской власти такого не было. Кроме, может, периода НЭПа, как пишут. Но тем, советским историкам, мы уже не доверяем, и, коли в том периоде мы не жили, значит, не знаем правду доподлинно. Мы знаем этот период, в котором сейчас живём и дышим. И он нам нравится. Да, именно, нравится. Потому что свежий воздух, свежее веяние… Перестройка!

— А-а-а, Александр Михайлович! Здравствуйте, здравствуйте! В гости к нам? Заходите, заходите… — радостно приветствует Александр Александрович Сташевский, важного гостя из аппарата крайисполкома, в своём кабинете. Кабинет — одна большая просторная комната, на всех сотрудников новой фирмы. Четыре стола, стулья, вешалка, на столах телефоны, два компьютера, за работой четверо сотрудников. В кабинете солнечно, чисто, пахнет духами, чуть веет кофе, и… деловой атмосферой. «Ты смотри, они работают?!» — говорит прищуренный, изучающий, больше удивлённый взгляд гостя Александра Михайловича Христенко.

— Да вот, думаю, дай-ка зайду, посмотрю, как вы тут устроились, нормально, нет? Как с жалобами, может, что надо, или кто обижает, нет?

— Какие жалобы, что вы, Александр Михайлович, всё отлично. Чай, кофе?

— Ух, ты… чай, кофе! Нет, пожалуй, я люблю только коньячок… — хихикает гость, и замечает. — Шучу, шучу! Нет, я вижу, действительно хорошо у вас. Мне нравится. — Заметив, что все сотрудники прервали работу и рассматривают его, замахал руками. — Извините, извините… Работайте, пожалуйста, господа, работайте, я на секунду… Александр Александрович, ничего если я вас на пару минут от дела оторву, а?

— Да хоть на десять. — И они, по-приятельски полуобняв друг друга, вышли в коридор. По безлюдным коридорным переходам элитного конференц-зала, бесшумно ступая по мягкому цветному ковролановому покрытию, неспешно прошли, присели за большим удобным столом в одной из специальных переговорных ниш на втором этаже.

— Какие проблемы, Александр Михайлович? — переходит к делу Сташевский.

— Да нет, вроде, проблем… Так только, мелочи всякие, — чуть вздыхает гость. — Я смотрю, вы хорошо работаете… Грамотно! — одобрительно кивает в сторону кабинета предпринимателя. — Телефонов-то хоть хватает, нет. Может ещё одну линию выделить, а?

— Вот это бы хорошо. Мы на неё «РЕЛКОМ» посадим.

Гость приподнял брови, какой ещё такой «РЕЛКОМ», что за фирма?

— Электронная почта! — Отмахивается Александр Александрович. — Для базы данных.

— Ум-м… — поджав губы, понимающе промычал гость. Оценил. — Это хорошо. Я распоряжусь! Завтра утром будет вам ещё одна линия. — Поиграл пальцами по столешнице, смахнул невидимую пылинку перешёл к главному. — Я вот что хотел у вас попросить, Александр Александрович, вопрос, в общем, ум-м… деликатный…

— Так-так!.. — приободрил Сташевский собеседника.

— Вы же знаете какие у нас в исполкоме оклады, стыдно сказать, против ваших-то. Так вот, я думаю, не смогли бы вы, в счёт официальной аренды выдавать нам… э-э-э, кое-какие деньги… Мелочь, в общем… Но официально! С квитанциями. Если вам это нужно. Как вы думаете, а?

Сташевского вопрос застал врасплох. Не сказать чтобы уж совсем глуп был, понимал, что вопрос когда-нибудь да должен будет возникнуть, правда не догадывался, как именно… И не представлял себе, как рассчитываться за совет, за рекомендацию… Как? Такой практики в его прежней жизни не было, и на коммерческих курсах такое не разбирали. А тут, вот оно… подошло, наступило.

— Я думаю… нет проблем, Александр Михайлович. Вы ж, помогаете… А по какой ставке?

— Ну, не как с японцев, конечно, — весело уже хмыкнув, кивнул головой в сторону первого этажа, к «Мерубене корп», — вы ж свои, родные можно сказать, не узкоглазые… В половинную цену… Пойдёт?

Сташевский мгновенно просчитал: в половинную стоимость выходило… почти половина шестёрки «Жигулей». Прилично.

Гость ещё пояснил.

— Ни за телефоны, ни за уборку, ни за охрану помещения вы платить не будете. Нам и японцев хватит. При том, официальную часть арендной платы на эту сумму мы уменьшим. Пойдёт?

— Да-да, пойдёт… Договорились, — увидев в уступке приличную выгоду, согласился предприниматель.

— Ну и отлично. Сможешь зайти ко мне сегодня вечерком? — по-свойски уже, переходя на «ты», гость заглянул в глаза.

— На работу?

— Зачем на работу, домой. Посидим, коньячку выпьём, с супругой мой познакомишься… Часиков… ежели в семь, а?

— Нет проблем, Александр Михайлович, буду.

— Ну и хорошо. До вечера. Супруге привет.

— Спасибо, передам. До вечера.

Сташевский вежливо проводил гостя до выхода на крыльцо, на улицу. На первом этаже, у подножья лестницы их встретил и проводил управляющий конференц-залом Николай Михайлович. Деды-охранники, оторвавшись от телевизора, чинно поднялись с кресел, почтительно повернулись к вельможно-начальственной процессии. «Один из Главных в гостях! И к кому!.. Надо же! Вот они где, мохнатые лапы-то живут и расцветают», читалось на их лицах, но весь их вид выражал только почтительность и покорность.

— Кстати, тёзка, — остановился уже за дверями гость, — я думаю тебе обязательно нужно отдельный кабинет выделить… Ведь руководитель, как-никак, не этично работать в одном кабинете с сотрудниками-то… не положено. — Дружески подтолкнул Сташевского плечом и первым весело рассмеялся. — Чтоб было где коньячок с гостями выпить, да с секретаршей побаловаться… Так, нет, Николай Михайлович? — Даже управляющего конференц-залом обаянием охватил. — Мало ли с кем я могу к другу в гости приехать. Верно, Николай Михайлович?

— Да, Александр Михайлович, правильно, — в тон поддержал Николай Михайлович. — Без кабинета руководителю никак нельзя.

— Вот, значит, и это сделаем. Будет тебе и кабинет, Александр Александрович, будет и секретарша…

— Секретарша это хорошо, — поддакнул управляющий. — Особенно молодая!

Ну так, с пониманием хмыкнул гость.

— Конечно, молодая, а на кой они старые-то нужны… внуков только нянчить.

— Это точно! До свидания, Александр Михайлович. Заезжайте. Ждём.

— Да уж… Конечно. Работы вот только много, — бурчал гость, с трудом умащиваясь в чёрную исполкомовскую «Волгу», поднял руку в прощальном приветствии. — Бывайте!

И отъехал.

С этого дня, плату за аренду Сташевский ежемесячно, не позже 4-го числа, лично передавал Александру Михайловичу в простом газетном пакете.

Сташевский вернулся в кабинет. Думая о том, что вовремя гость напомнил о секретарше. Ну не совсем о секретарше, а…

Пару-тройку недель назад, Людмила Николаевна Образцова, юрист, как и обещала в телефонном разговоре, появилась в офисе предпринимателя Сташевского точно в условленное время, правда в сопровождении своей подруги по работе, и своего мужа. Вся троица сразу и по достоинству оценила и сам конференц-зал, и офис, и будущего шефа Людмилы Николаевны. Разговор прошёл быстро, легко, к полному взаимному удовольствию. Подругу можно не обсуждать, она, зав юридической кафедрой, женщина с малопривлекательной внешностью, резкими движениями, короткой отрывистой речью, сразу расставила все точки: «Вот, Александр Александрович, сама я у вас работать не могу, сами понимаете — на мне кафедра, а вот Людмила Николаевна Образцова, наш лучший юрист, изъявила желание с вами переговорить. Так что, если вы подойдёте друг другу, я буду рада».

— А это мой муж, Алексей Алексеевич, познакомьтесь, пожалуйста. — Приветливо улыбаясь, представила своего мужа Людмила Николаевна.

Мужчины, привстав, пожали друг другу руки: «Очень приятно!», — кивнув, сказали. Александр Александрович, как обычно, от души стиснул руку, показывая своё расположение. Но обычного, бодрого эффекта от пожатия, к удивлению Александра Александровича, в этот раз не получилось. Хотя рука у Алексея Алексеевича была такой же крупной, как и у Александра Александровича, но он её подал не широко и крепко, а как-то не по-мужски, «лодочкой» всунул. Пожатие от этого оказалось вялым, безрадостным, как пустая перчатка. В глазах одного мелькнул элемент удивления, в глазах другого, досады!.. Вялая рука, в мужской среде, плохой признак, не дружественный, знал Александр Александрович. Не при знакомстве же! В таких ситуациях Александр Александрович чувствовал себя не очень удобно, будто специально пальцы отдавить человеку хотел, силой хвастал. Так именно сейчас вроде и получилось. Досадно! Но оба вида не подали.

— Пилот первого класса! — С гордостью добавила Людмила Николаевна. — Командир корабля.

— О-о-о! Командир! — воскликнул Александр Александрович, с большим уже интересом разглядывая широкоскулое, округлое лицо человека лет сорока, с копной русых, вьющихся волос, такой же бороде и усами, широким лбом, крупными надбровным дугам, серыми глазам, чуть смущённой улыбкой, напряжённому, изучающему взгляду… — И какого же корабля, Алексей Алексеевич? — спросил.

— Ил-62… — Так же за мужа ответила Людмила Николаевна. Она явно гордилась им и очень видимо хотела, чтобы мужчины понравились друг другу, сдружились. — Так что, если нужно куда улететь… Нет проблем.

— Правда? — Не поверил Александр Александрович.

— Ну, если надо… — пожав плечами, скромно подтвердил супруг. — Почему бы и нет? Всё в наших скромных руках. — С улыбкой пошутил, раскрыв ладони.

— У вас, я вижу, борода шикарная, — похвалил Александр Смирнов. — Окладистая. Такие сейчас редко…

Алексей Алексеевич, привычно запустил руку в бороду, поправляя её и оглаживая.

— Да вот, всё хочу сбрить, да жена не даёт, — с улыбкой косясь на супругу, пожаловался Алексей Алексеевич. — Нравится, говорит, ей… иногда, в некоторые моменты!

Людмила Николаевна кокетливо опустила глаза, подтверждая и вроде стесняясь некоторой интимности разговора. Бросила всё же короткий осуждающий взгляд на мужа. А он весело изобразил удивление: а что особенного я сказал, свои все.

— А я пробовал отпустить, — гася возникшую неловкость в разговоре, сообщил Александр Александрович. — Но не могу: и редкая она получается, и колючая. Трёх дней не могу выдержать — сбриваю. — С сожалением потёр голый подбородок. — Колется…

— Давайте-ка, друзья, поговорим всё же о Людмиле Николаевне. — Вернула разговор на исходную линию завкафедрой. — Вопросы есть, Людмила Николаевна?

— Да, — встрепенулась Людмила Николаевна. — Если можно.

— Конечно! — Разрешил Сташевский. — Я слушаю.

— Скажите, Александр Александрович…

Людмила Николаевна, невысокая, весьма женственная шатенка, чуть за тридцать, с причёской «карэ», аккуратным неброским макияжем, точно подчёркивающим её серо-зелёные, с лукавинкой глаза. Чуть заметный миндалевидный разрез глаз хоть и выдавал некоторое наличие восточный кровей, но не портил, скорее украшал лицо, придавая улыбке и взгляду особую кокетливую пикантность. Мягкая же обаятельная улыбка, с красным овалом губ, усиливали притягательность; открытая шея… нежный овал плеч… ухоженные руки и ногти, маникюр… Под тёмно-серым, строгого покроя облегающим жакетом, скрывалась невысокая грудь, тонкая талия и умеренной длины юбка того же цвета, что и жакет, на довольно округлых бедрах… дополняли приятный образ. Ещё, это Александр Александрович заметил сразу, как только она вошла, сильные икры ног, как у танцовщиц, и изящные маленькие туфли на тонком высоком каблуке. Некоторую ассиметричность в пропорциях фигуры в пользу верхней части, скрадывали зауженная юбка и туфли на высоком каблуке. Яркая, подвижная, кокетливая молодая женщина… обаятельная, соблазнительная. Это Александр Александрович отметил сразу.

— …какую идеологию вы вкладываете в своё предприятие?

— Вот как… идеологию! — удивился Александр Александрович неожиданному вопросу. Даже хмыкнул от удовольствия. — Я думаю… — продолжил через небольшую паузу, все ждали, — и не коммунистическую, конечно, но и не капиталистическую… скорее, старо-русскую, купеческую: честь, имя, достоинство. Чтоб было что оставить, что передать…

— О-о-о, солидно! — воскликнул Алексей Алексеевич. — А можно и мне с вами?

— Лёша, погоди ты шутить, мы же серьёзно говорим. — Нахмурила бровки Людмила Николаевна.

— И я серьёзно. Я не шучу. Я тоже так хочу.

— Ну так переходите к нам… — с готовностью предложил Александр Александрович, — в фирму.

— Я бы с удовольствием, да вот пенсия лётная не пускает.

— А мы заработаем деньги, купим вам «Ил-62», и летайте на нём командиром…

— А-а-а, опять командиром! — тоном обиженного ребёнка, получившим не ту конфетку, пожаловался Алексей Алексеевич. — А я как вы хочу, как предприниматели.

— Так нет проблем, я же говорю… — серьёзно ответил Александр Александрович.

— Лёша, ты меня рассердишь сейчас, — даже ножкой притопнула Людмила Николаевна. — Прекрати шутить! Александр Александрович, не обращайте на него внимания, он только что с полёта, ещё не отдохнул…

— А я думаю, почему у вас такой взгляд напряжённый… — Только теперь понял Сташевский, что его так смущало во взгляде пилота.

— Он же сутки не спал. — За мужа пояснила Людмила Николаевна.

— Да, уж!.. — с лёгким вздохом, грустно подтвердил Алексей Алексеевич. — Из Москвы всё время в ночь летишь.

— Понятно. Это тяжело, — согласился Сташевский и обратился к Людмиле Николаевне. — Так вас устраивает такая идеологическая платформа, нет?

— Вполне! — С готовностью ответила Людмила Николаевна.

— Нас… более чем… — ещё шире за супругу раскрыл смысл Алексей Алексеевич.

— Ещё вопросы есть?

— Есть! — Подключилась к разговору Елена Геннадьевна, завкафедрой. — А скажите, Александр Александрович, только честно, вы были членом партии… до перестройки? — С едва заметным подтекстом вбросила шар.

— Да, интересно! — Оживился и пилот.

— Нет! — с некоторой даже гордостью, отрезал Сташевский, и пояснил: — Не довелось. Не приняли.

— Как это не приняли, почему? — Заинтересовалась завкафедрой.

— Ну… — развёл руками Сташевский, — когда я хотел — они не хотели, когда они предложили — уже я не хотел. Так вот всё и получилось, к взаимному удовольствию.

— У-у-м, понятно… — будто сочувствуя, кивнул головой Алексей Алексеевич.

— Что ещё? — Сташевский весело оглядывает гостей — Спрашивайте, не стесняйтесь!

— А со всем остальным разберёмся в рабочее время… — торопясь уже, ставит точку Людмила Николаевна. — Если вы, Александр Александрович, не возражаете.

— Я не возражаю.

— Отлично. — Восклицает Людмила Образцова.

— И когда ей можно приступать? — Кивая в сторону супруги, спрашивает лётчик.

— Да хоть завтра. — Пожимает плечами директор.

— Договорились.

— Подождите, я что-то не поняла, а с зарплатой что? — Вспомнила свою задачу зав юридической кафедрой.

— Елена Геннадьевна, и это они тоже решат в рабочем порядке… без нас. Не обидят. — За Сташевского ответил Алексей Алексеевич.

— Пока всё трудно и не понятно, но… без проблем! — Подтверждает Александр Александрович.

— Кстати, а что вы сегодня с женой вечером делаете? — Вдруг, спрашивает Образцова.

— То есть?! — Не понял Сташевский.

— Если вы не заняты чем-либо более важным сегодня, мы с Алексеем Алексеевичем приглашаем вас с женой к себе в гости.

Пилот крутанул головой от неожиданности, но не подал вида, скорее наоборот, с готовностью поддержал:

— Да-да, обязательно. Мы любим принимать гостей… — подтвердил он. — Особенно хороших.

— Да! Приходите, пожалуйста, Александр Александрович, с женой, мы очень будем рады. Алексей Алексеевич даже плов умеет готовить! Он вообще всё вкусно готовит!

— Даже так? — Удивился Сташевский. — И где же вы так научились, Алексей Алексеевич?

— Где-где… Везде. По всей стране же летаем… То в Ленинград, то в Ташкент, то в Москву, то в Казань… Да и вообще, мне действительно нравится готовить.

— У него просто талант, ещё с детства. — Похвасталась мужем Людмила Николаевна.

— Ну уж, талант… — скромно опустил глаза Алексей Алексеевич, — мы ж кулинарных техникумов не кончали… Торты, например, не… Увы!

Все весело рассмеялись шутке и актёрским данным Алексея Алексеевича. Как, почти, Хазанов…

Так они и познакомились.

Большая доверительность отношений была достигнута и закреплена этим же вечером, в гостях у Образцовых. Стол был действительно украшен и узбекским пловом, и сибирскими пельменями, овощными и рыбными закусками из соленой и копчёной горбуши, стояла красная икра, красовалось импортное вино, была и водочка… Фрукты: яблоки, виноград. Конфеты в больших шоколадных наборах, кофе…

Чета Сташевских явно была удивлена, поражена и восхищена… и таким столом, и таким гостеприимством. Изобилие абсолютно дефицитных продуктов в городе, на столе Образцовых объяснялось, оказывается, легко и просто:

— Лёша же летает… — как о естественном, сообщила Людмила Николаевна.

— Много денег получает. — Продолжил Алексей Алексеевич. — Вот за это она меня и любит.

— Лёша! — опять, будто сердясь, шутливо прикрикнула на мужа Людмила Николаевна.

— Вот и правильно, давайте тогда за Лёшу этого и выпьем! — голосом тамады, с готовностью предложил Алексей Алексеевич. — А то всё за Люду, да за Люду!.. — и тут же, шутя наклонил голову к ней, мол, сдаюсь, не вели казнить, вели… Шутка!

Такая лёгкость отношений очень импонировала гостям. Людмила Николаевна всё время улыбалась, заразительно смеялась шуткам, ухаживала за гостями: предлагала, подкладывала то одно блюдо, то другое. «Лёша приготовил… и это тоже он, и это… а это вообще его любимое блюдо… Попробуйте!» Испачканные тарелки быстро заменяла чистыми, свежими… Была очень привлекательна в своём открытом, лёгком платье. А тонкая жёлтая цепочка на шее, с прозрачным камешком, и такими же серёжками в маленьких ушках дополняли праздничный гардероб хозяйки.

— А это что у вас? — указывая на прозрачные камешки в гарнитуре хозяйки, обратила внимание гостья, Татьяна, жена Александра Александровича.

— Это? А! — кокетливо касаясь ушка, как о пустом, с готовностью отреагировала Людмила Николаевна. — Так, бриллиантики… Маленькие! Видите? Но настоящие!

— О-о-о! — с уважением воскликнул Сташевский, хотя ничего особенного в этом не заметил. Совершенно прозрачные стекляшки, и, к тому же, действительно очень маленькие, меньше рисового зёрнышка. Он в этом совершенно ничего не понимал.

— Муж подарил! — С гордостью подчеркнула Людмила Николаевна. — На десятилетний юбилей! — Благодарно при этом касаясь мужа рукой. Тот преувеличенно скромно поклонился, да, вот такой, мол, я нехороший. Ещё и усугубил:

— Хоть и маленькие, а такая уйма денег!.. — одними глазами показал, какая именно уйма…

Алексей Алексеевич всё время весело шутил, подшучивал. Причём, делал он это с самым невинным, простецким лицом, и не всегда было понятно, шутка это или правда. Хотя, через секунду, широко улыбался, убеждая: да шутка это, конечно же, шутка. А глаза всё время были прищуренными и серьёзными, скорее холодными, изучающими… или так казалось.

И дети у них были хорошими, не прятались, но и на глаза не лезли. Двое: сын — Лёня, старший, лет девяти, и дочь — Лена, младшая, лет шести. Если, глядя на сына и можно было сказать, что он вобрал в себя все общие для родителей черты, то дочь была вылитая мама. Прелестная уменьшенная копия. Тот же разрез глаз, тот же короткий с лукавинкой взгляд, «как я вам, нравлюсь, нет!», тот же нос, цвет глаз, форма лица, тембр голоса, походка, манера поведения и речи всё копировалось с мамы… И это умиляло. Дочь, общая любимица родителей, очень подвижная, импульсивная, «Вся в маму!», с гордостью заметил Алексей Алексеевич, в конце вечера принялась демонстрировать гостям свой праздничный гардероб. Причём каждый наряд сопровождался танцевальными балетными движениями, маленьким спектаклем… Личико же девочки было совершенно серьёзным, взгляд сосредоточен на том образе, который она демонстрировала… Это ещё больше умиляло гостей. «Артисткой у нас будет», — уверенно заявил папа. «Да, — раздумчиво подтвердила мама, — наверное. По крайней мере, я всегда хотела стать балериной… — с ноткой грусти, поведала Людмила Николаевна. — В школе всё время в самодеятельности плясала…» «Лучшей плясуньей была!» — с гордостью подтвердил Алексей Алексеевич.

— А вы, что, и учились вместе? — спросила Татьяна.

— Да!.. — Почти в голос воскликнули супруги, даже смутились от этого… Рассмеялись.

— В одной школе, на одной улице… в одном дворе. — Продолжил Алексей Алексеевич.

— Ух, ты, Удивительно И так, значит, бывает! — Восхитились гости.

— Да! — Кивнула головой Людмила Николаевна.

— Только я на четыре класса был старше. Опытнее! — выразительно глядя на супругу, заметил Алексей Алексеевич,… — Я знал, кого себе выращиваю!

Супруга ласково и вместе с тем укоризненно качнула головой, ох, болтун. Продолжила:

— Вместе в школу ходили… — поправила она. — Он меня и водил. С самого первого класса.

— Ага! — Подтвердил Алексей Алексеевич. — Косички ей заплетал… Нос вытирал… Коленки сбитые зелёнкой мазал… Да! Защищал.

— Представляете, никогда и не думала, что именно за него замуж и выйду… А когда он приехал на летние каникулы в курсантской форме… и пришёл ко мне на выпускной, я тогда… — беспомощно развела руками, — увы, поняла — судьба!

— Почему, увы? Почему не ура? Ура надо говорить! Горько! — Наполняя бокалы, запротестовал Алексей Алексеевич, — Так выпьем за любовь!

Включив магнитофон, много танцевали. Меняясь партнёрами, балуясь, и пародируя. Особенно Лёша, Алексей Алексеевич. Он и смеялся кажется звонче, и шутил веселее, и танцевал лучше, нежели Александр Александрович. Тот танцевал плохо, неуклюже, предпочитал наблюдать танцоров со стороны. Но ему не давали отсиживаться, вытаскивали в круг… Хорошим получилось знакомство.

Со временем, такие вечера вошли в привычку. Практически через день ужинали только у Образцовых. У Сташевских квартира была не совсем удобной для таких застолий: двухкомнатная хрущовка, с узкими, длинными комнатами, «Икарус», называется, с маленькой кухней. Да и Татьяна, жена Ставшевского, не умела принимать гостей, опыта такого не имела. К тому же и готовить особо не из чего было. Магазины пока пустыми были. У Образцовых наоборот: квартира — аэропорт дал! — новой планировки, большая, трёхкомнатная, с большим залом, просторной кухней. И дивными деликатесами Алексей Алексеевич застолье снабжал бесперебойно… Словно факир… На таких встречах настояли именно Образцовы. «Только у нас, только к нам». Сташевские уже и не возражали. Собирались теперь полными семьями: Сташевские с детьми: дочерью и сыном, и Образцовы вчетвером.

Дети ужинали отдельно от взрослых, и играли отдельно. В детской комнате — игрушек было полно. Взрослые в большом зале. Когда выяснилось, что СанСаныч ещё и неплохой баянист — в ансамбле песни и пляски когда-то в армии служил, вечера вообще превратились в сплошные концерты. Много пели. Причём, пели, в основном, Татьяна и Алексей Алексеевич. Баянист не пел, а Людмила Николаевна стеснялась своего голоса, больше слушала, иногда с грустью, часто на глазах со слезами… А получалось очень хорошо у певцов, да и баянист был всегда в «ударе». А уж у Леночки-то Образцовой сколько было счастья танцевать под дяди Сашину музыку, всласть, просто до упаду… Так часто и было. Падали дети, сбившись в кучу, падали от усталости и веселья. У Сташевских, по крайней мере, раньше таких знакомых не было.

И в работу юрист включилась легко и свободно. Быстро вошла во все переговорные процессы, была в курсе перспективных планов и текущих дел. Расставила необходимые, важные акценты в деловой документации, а бумаг, к тому времени, становилось всё больше и больше. И в коллектив сотрудников вошла так же легко и весело. Только вот, за компьютер не хотела садиться. Говорила, мне легче работать с карандашом, нежели с клавиатурой… Правда на рабочем столе юриста всегда почему-то наблюдался неприличный бумажный кавардак, что смущало генерального, но он, до поры до времени, делал вид, что не замечает. «А и ладно. Пусть хоть так. — Думал он. — Главное, что она на своём месте». Но, что было особенно заметно, и не только одному генеральному директору, господину Сташевскому, а и другим сотрудникам, это их общая симпатия друг к другу, взаимное влечение и расположенность, становились главным событием в их жизни. Что многим казалось совсем уж неуместным… И кофе она ему, и о программе текущего дня она, и на обед она, и с обеда она, и на деловые встречи вместе, и с деловых тоже, и… везде она, и везде вместе. Что это: любовь, страсть… Что?

Вот об этом-то разгорающемся влечении, и хотел поговорить с Людмилой Николаевной Александр Александрович, проводив своего высокого гостя из краевой исполнительной администрации. Он, можно сказать, невольно и подтолкнул… Сташевскому уже действительно не хватает секретарши… Не в прямом, конечно, смысле, а именно этой женщины.

Найдя обычный формальный повод для уединения, присев в одной из отдалённых переговорных ниш, Александр Александрович почти прямо намекнул Людмиле Николаевне, что с трудом сдерживается от сильного душевного и физического влечения к ней. Людмила Николаевна не удивилась, только вспыхнула от смущения, опустив глаза, нервно перебирая пальчиками сложенными на коленях, волнуясь сказала:

— Вы знаете, СанСаныч, со мною, кажется, тоже… подобное творится. Я… вам откровенно скажу — вы мне… тоже нравитесь, даже больше… С первого дня. Но, — она подняла глаза, в глазах стояли слёзы, — я согласно быть вашей… только в одном случае… или быть только любовницей для вас, или вот так вот, как сейчас, помощницей в фирме. Не иначе. Иначе я не могу. Понимаете? — Александр Александрович будто закаменел. Тупо молчал. — Мне в вас всё нравится, Александр Александрович… И я рада, что я с вами… — Через паузу добавила. — Решать… вам.

Александр Александрович заскрипел зубами от неожиданного поворота. Такого предложения он, конечно же, не ждал, даже подумать о таком не мог… И вот…

— А-а-а! — сжав кулаки, медвежьим стоном прорычал Александр Александрович. — Вы же знаете, Людмила Николаевна, что дело, которое я начал, для меня всё…

— Знаю! Поэтому и хочу вам помочь. Не сердитесь на меня. Я хочу, как лучше. Скажите, Александр Александрович, что вы… — она не закончила. Итак всё было понятно.

— Наверное, неправильно я сейчас решу, — глядя куда-то сквозь неё, как в пространство, севшим голосом выдавил Сан Саныч. — Но я выберу… дело.

— Я так и знала, — с глазами полными слёз, в ответ, улыбнувшись, еле слышно прошептала Людмила Николаевна. — И спасибо вам. Вы правильно решили. И я горжусь вами…

— Но я…

— Нет, нет, не перебивайте, пожалуйста, — остановила она. — Вы, Александр Александрович, мужчина, вы человек слова. Я знаю, вы его не нарушите… А если нарушите, — продолжила она, — значит, я уйду из фирмы и… — придержала кончиками пальцев покатившиеся было слёзы. Смахнув их, улыбнулась. — Буду только женщиной для вас. Обещаете?

— Что? А, да… обещаю! — Всё ещё борясь с волнением, кивнул головой Сташевский.

— Так я пойду? Мне в юрколлегию позвонить надо. — Поднимаясь, попросила разрешения она.

— Да, конечно, Людмила Николаевна… Конечно.

Остался размышлять… как после мощного нокаута..

А тут, такие дела навалились…

Вероятная возможность выхода на внешний рынок, резко поставила вопрос о необходимости изучения английского языка. Надо, значит, выучим!

Изучать решили всем коллективом, за счёт, естественно, фирмы. Так решил генеральный. Мгновенно договорились с преподавательницей из пединститута — она начала ходить к ним. Месяц провели успешно, но устали: трудно было, тяжело. Беспрерывные звонки отвлекали то одного сотрудника, то другого, хоть и работали часов обычно до восьми вечера. С утра, с девяти, генеральный часа полтора скачивал на свой компьютер информацию от «РЕЛКОМа», потом часа три её просматривал, как командир подводной лодки водное пространство. А рассматривать было чего.

Промышленные предприятия всего союза, от Прибалтики до Камчатки, от самых южных границ Грузии, до Заполярья, по электронной почте, по факсимильной связи, просто по телефону, в крик, срочно — в аварийном порядке! — сбрасывали информацию и прайс-листы об остатках своей нереализованной промышленной и продовольственной продукции, наличии и номенклатуре сырья на своих складах, одновременно с этим интересуясь о покупке тех или иных промышленных материалов. Срочно! С доставкой! Предоплата 100 %! Да! Отгружайте! Скорее! Скорее!!

…Цемент, гвозди, кислоты и щёлочи, рукавицы и валенки, сложные и простые виды масел, вертолёты и самолёты, шифер, листовое стекольное полотно… новые и б/у тракторы любых модификаций, любой инструмент, химикаты, авто и землеройная техника… листовой прокат, арматура, электроды… рельсы — новые и б/у, станки — новые и б/у, подъёмные краны на автомобильном шасси, мостовые, козловые, башенные… КАМАзы, БЕЛазы… б/у бурильное и шахтное оборудование…

В глазах рябило, в голове клинило… Такое и присниться не могло.

Перестройка!

В этой информации нужно было не только успевать быстро разбираться, но и хорошо понимать суть и взаимосвязь массы технических и технологических, не говоря уж о коммерческой составляющей, проблем. Информация шла огромным, неподъёмным валом по всем отраслям народного хозяйства и по вертикали, и во всю её необъятную ширь по горизонтали. Нужно было иметь очень большое количество специалистов по всем отраслям народного хозяйства, либо работать только с той областью проблем, в которых уже есть собственный определённый навык. Свободных специалистов, естественно, не было, они сами уже фирмы пооткрывали, оставалось одно — работать в области прежней своей специальности.

Но информация ежедневно сыпалась, повторяясь и обновляясь, будто из рога изобилия, снова и снова…

— Людмила Николаевна, нам позарез нужен свой аналитический отдел. Срочно. Понимаешь? Смотри, сколько коммерческих запросов-предложений мы получили… И это только за сегодня. — В сердцах восклицал генеральный. — Просто шквал… Я зашиваюсь, я тону в материале… А сору сколько, сору? Зря на ветер деньги выбрасываем! Ты выставила претензию «РЕЛКОМу», что они?

— Молчат. Вчера разговаривала по телефону — не понимают. Я их спрашиваю: зачем вы нам сваливаете предложения с металлом, если мы запрашиваем только автотехнику? Они не понимают. Говорят, что к ним приходит, то и мы получаем.

— Так пусть тогда чистят информацию или мы не будем платить!

— Сказали отключат, если платить не будем. Но зарегистрированная претензия ушла, они должны письменно на неё ответить… Придётся ждать, так по закону положено. Они на контроле у меня. Не беспокойтесь. Подождём.

— Ладно, — вздыхает генеральный, — если положено. Но аналитический отдел нужно создавать.

Ну, если нужно… Предприниматели же…

Создали. И трёх дней не прошло.

Двое сразу пришли, компьютерщики. Конечно, по рекомендации — брат с сестрой. Коля и Оля. Он — патлатый, неряшливо одетый оплывший мужичок лет тридцати, всё время в одном и том же джинсовом костюме. Правда уже признанный в городе специалист по компьютерному «железу», по локальным сетям, и по аналитике. Она тоже. Но внешне, полная противоположность брату: аккуратная, стройная, с длинной косой, симпатичным, чуть курносым носиком, с застенчивой улыбкой, полными губками, большими глазами и длинными ресницами, не разговорчивая и очень усидчивая… Двадцать один год девушке. Студентка Нархоза. Не замужем. «Отлично, — отметил генеральный, — нужно будет срочно заняться ею». Толковые, в общем, оказались сотрудники. Как с утра уткнутся в экраны мониторов, и стучат себе клавишами клавиатур, до самого вечера, изредка переговариваясь или прерываясь на телефонные звонки, да на обед. Часто оставаясь до позднего вечера.

Генеральный радовался — пошла обработанная информация. Уже по разделам, по регионам, с ценами, датами, адресами, телефонами… Всё в папочках, всё аккуратно, Можно уже и торговать.

Как раз и новая коммерческая волна возникла.

По всему Дальнему Востоку фермеры срочно запросили Б/Ушную колёсную технику для своих вновь организованных частных хозяйств: ЗИЛы 157-е, 66-е ГАЗоны, УАЗики, как 469-е, так и просто 69-е, двухосные прицепы, будки, тракторы МТЗ-эшки, навесное оборудование к ним, сварочные аппараты, дизельэлектростанции, ёмкости под дизтопливо, бочки… Всё бывшее в употреблении, но запрашивали всего очень много. Обрывая телефоны, днем и ночью звонили заказчики, торопили. То и дело уточняли наименования, комплектацию и комплектность, условия оплаты, сроки, адрес доставки… Да и коллеги-предприниматели со всех сторон забрасывали информацией у кого что есть, и где что можно купить.

Пока «Сельхозтехника» мялась: давать технику — не давать (старые запреты в подкорке сидели), в процесс очень хорошо включилась советская армия со своей Б/Ушной техникой. На автоскладах, в ближайших и дальних гарнизонах и автобатах, сотнями, где под открытым небом, где под навесами, стояли на хранении 157-е ЗИЛы, на колодках, где и без, по целому десятку лет ржавели без движения. Так же и 66-е, были и 69-е. Зампотехи, неожиданно получив разрешение от Минобороны страны, срочно принялись избавляться от автохлама. Остаточная их стоимость была невысокой, ушлые специалисты её срочно поднимали за счёт свежей окраски — верх зелёный, низ черный. Красили жирно, в два-три слоя. Срочно и комплектовали, где с ЗИП-ами, где и без, пытались даже запускать двигатели, где и этого не делали — выкатывали за ворота, выдавали покупателю техдокументацию, и забирали деньги. Фермеры и этому были несказанно рады. В их хозяйствах, в бездорожье, такая техника казалась просто сказкой. Это потом выяснялось, что воинские механики сдавали технику с перегретыми двигателями, с пустыми мостами, заваренными полуосями, дефектными раздаточными коробками, а уж о прожорливости двигателей Газ -66, да и тех ЗИЛов тоже, говорить не приходилось.

Но их не брали — их просто расхватывали! — другой-то техники вообще небыло. В советское время и подумать было невозможно о собственной грузовой технике. Теперь брали всё и в любом виде. Брали, потому что знали, за бутылку водки, в любое время, в любом месте, с любого гаража, с любого склада, а то и прямо с рабочей машины, слесари сами тебе любую деталь снимут, в тряпочку завернут, за ворота вынесут, ещё и спасибо скажут. Был бы заказ и ответный жидкий двигатель. Стимул, то есть…

Деньги автослесари — многие — что удивительно! — не брали принципиально, обижались даже: «Нам что ли самим за водкой в магазин топать, в рабочее-то время, да? Ещё и в очереди там, как дуракам, стоять, а может и нехватить! Нам-то зачем такая головная боль, а? — стоя за воротами гаража, напротив заказчика, равнодушно спрятав руки в глубоких карманах спецовок, впечатляли слесари. — Нет, дядя, мы берём только натурой. Тебе срочно надо, ты и тащи пузырь! И всё» «Так нет проблем, ребята, — обрадовано суетился заказчик, — «бу-зделано», как говорится! У меня всё с собой, в машине лежит. Щас я, одну минуточку… Вот, литр!..» «Ну так бы сразу и сказал! Это ж, совсем другое дело! — слесари с готовностью вытаскивали руки из замасляных штанов. — Так ты говоришь, какую тебе хреновину-то надо?.. Новую? А, понятно. Стой здесь, никуда не уходи. Шас будет. Сейчас».

Многие предприниматели или фермеры вообще покупали только одну техдокументацию на машину. Всё остальное собиралось по частям, и машина получалась абсолютно новой, как с завода. Так, кстати, на военных авторемонтных заводах и поступали. Приносишь документы на машину, определяешься с мастером о её комплектации, утрясаешь сроки, стоимость… Потом только чаще подъезжаешь с водкой, и… «Готовь гараж, дядя». Машину выдавали как новенькую.

Дельта от любых продаж получалась очень солидной, где сто процентов, где чуть меньше. Чем объёмней заказ, тем выше доход.

— СанСаныч, Уссурийский завод предлагает нам купить целый вагон водки. Срочно. Полдня звонят. Они даже цену сбросили. Будем брать, а? Я уже и реквизитами нашими вагон застолбил.

— Водку? Ну, ты даёшь, Мишель! А что мы с ней потом будем делать? Есть покупатель?

— Пить будем! — Не отрываясь от бумаг, вывела аксиому Галина Григорьевна, бухгалтер.

— Ага! — весело хмыкнул генеральный. — Все, причём.

— А ничего не будем делать, я её тут же с колёс и продам. — Не принимая шутки, спокойно заявляет коммерческий директор Миша. Совсем молодой парнишка, студент ещё.

— Точно?

— Точнее не бывает. У меня уже и покупатель с деньгами есть. На телефоне ждёт.

— С наличкой?

— Да. Целый чемодан.

У Галины Григорьевны глаза под очками округлились.

— И сколько там наших? — осторожно интересуется она.

— Рубль с бутылки, по старому, Галина Григорьевна. Нормально?

— Ну ничего себе, успехи у нас! — откидывается на спинку стула бухгалтер, победно оглядывая коллег. — Этак мы все деньги у страны заберём, какие казначейство напечатало…

— Какие это деньги, Галина Григорьевна, так себе… разминка.

— Ну не скажи, Миша, совсем не слабо. Орёл! — хвалит генеральный, и тут же поощряет. — Сделка получится, тридцать процентов твои.

— А-а-а… Ур-ра! — громко вопит коммерческий. — Все в кабак сходим! Приглашаю!.. Так… — кричит уже в трубку телефона: — Алло, вы слышите меня? Ждёте? Мы согласны! Срочно давайте ваши отгрузочные реквизиты, куда будем вагон загонять… Так… так… пишу… так! Деньги везите… Да, конечно, прямо сейчас… Наш адрес… Знаете? Отлично. Ждём. — Кладет трубку телефона. — Всё, СанСаныч, я деньги, значит, беру и лечу вечерним поездом в Уссурийск, на отправку. Да?

— Да, конечно. Людмила Николаевна, слетайте, пожалуйста, для подстраховки с Мишей в Уссурийск. На один-два дня. Вагон нужно проверить, принять, оформить, переадресовать… Чтоб без проколов.

— Хорошо, я готова. А когда поезд, Миша?

— Не знаю ещё, Людмила Николаевна, сейчас узнаем. Вместе, значит, едем, да? Ур-ра! Тогда я билеты заказываю.

— Заказывай, Миша. Купированный только. Мне нижнюю полку, если можно. Домой только вот, позвоню, предупрежу… Алло, Леночка, ты дома… а папа? Хорошо, Как у тебя с уроками?.. А Лёня что делает? Хорошо. Скажи ему, чтоб обязательно всё выполнил, что я написала. Целую тебя, солнышко, дай папе трубочку…

— СанСаныч, — беспокоится бухгалтер, — а вы поможете мне — кто-нибудь, деньги те пересчитать, а то я долго буду мусолить. Целый чемодан ведь!

— Конечно, поможем. Все поможем, — обещает генеральный. — Не беспокойтесь, Галина Григорьевна.

— Нужно будет, наверное, машинку для счёта денег Галине Григорьевне в ближайшее время приобрести. — Замечает Людмила Николаевна. — Как вы думаете, СанСаныч?

— Да что вы, Людмила Николаевна, — машет руками бухгалтер. — Не надо! Она же таких огромных денег стоит, просто ужас! Да и не положено нам. Я уж лучше сама, как-нибудь, руками, бумажка к бумажке. Так надёжней…

— Купим, купим, Галина Григорьевна, чего деньги-то жалеть. Руки нужно жалеть — это да, и время!

— Потому что время — деньги, баба Галя, — основной закон коммерции. — Резюмирует Мишаня и вновь кричит в трубку телефона. — Алло, вокзал? Касса?..

— Да, СанСаныч, у вас в шестнадцать тридцать встреча с Кушнирским, президентом Далькомбанка. Он сюда к нам, сказал, приедет… с кем-то.

— Да-да, я помню. Жду. Думаю, и вы успеете поприсутствовать…

— Конечно. Кофе, печенье, конфеты я купила. И чайный сервиз, кстати, очень красивый — посмотрите какой, Николай Николаевич нам презентовал. Нравится?

— Ух, ты, он вам — сам? — не веря, удивляется СанСаныч щедрости управляющего коференцзалом.

— Мне — да! — кокетничая, заявляет Людмила Николаевна.

— Он, ей, СанСаныч, весь конференц-зал даром отдаст. Только она скажи! — хвастает за Людмилу Николаевну Галина Григорьевна. — Такой-то красивой женщине, как наша Людмила Николаевна!.. Кто устоит?!

— Да, вот! — жеманничая, подтверждает Людмила Николаевна.

— А зачем Кушнирский едет-то… переманивать что ли? — переводит тему бухгалтер. — Я его хорошо знаю. Он у нас в Банке практику проходил. У меня! А потом в институте своём застрял, в аспирантуру пошёл, при кафедре и был. Преподавал. А теперь, смотри ты — президент уже! Банка! Интересно!..

— Да, Галина Григорьевна, сейчас всё очень интересно. Перестройка.

— Да, перестройка!

Именно… вроде…

С перестройкой — какая прелесть! будь она неладна! — город, как и вся страна, сильно изменились. До неузнаваемости, как помойка на солнце, после сильного дождя.

Одна часть общества, сбиваясь в маленькие и прочие стаи-блоки, смертным боем билась в экстазе подпольной и закулисной политической борьбы. Лидировали, естественно, бывшие партийные, комсомольские и другие орг— ответработники всех рангов и мастей. Одни яростно сражаясь за депутатские, административные, «государевы» кресла, рвались к привычной власти. Большая часть из них легко перекрасилась в демократов, даже в церков прилюдно стали хожить, другая её часть, сбившись под привычное красное знамя коммунистической партии, с жаром оппонировала правительству, президенту и всем прочим, кто стоял на пути и напротив.

Другая часть общества — предприниматели, чураясь политических игр, энергично, до самозабвения — распушив хвосты и закатив глаза — осваивала огромную, не освоенную ещё, пустующую бизнес-площадку: банки, биржи, открытые и закрытые общества, товарищества, фонды, объединения… штурмовала внутренний и внешний рынки.

Третья, инертная, рабочая прослойка, младший инженерно-технический персонал, интеллигенция, застыв в желеобразном состоянии, трепетала в бездействии, лишаясь попутно и работы, и пенсии, и места под солнцем.

Были и другие: преступный и около преступный — спортивный, мир. Они плотнее сколачивали ряды вокруг своих лидеров — воров в законе, паханов, и прочих «учителей-сенсеев». И если преступный мир уже хорошо знал способы и методы своего выживания, то спортивные бригады только-только ещё разрабатывали стратегию и тактику своих действий. Накачивали мышцы. Попутно затачивая идеологию отъёма до острия: «А почему это у «них», падла, всё есть, а у нас ничего, а, учитель? Не хорошо это… Не справедливо». И первые, и вторые видели, это их время. Время жатвы. Поэтому…

На Дальний Восток со всех концов бывшего Советского Союза срочно ехали эмиссары преступных групп, кланов и группировок. Местные, так называемые лидеры, радушно встречали «гостей», обсуждали, заключали взаимовыгодные союзы, делили территории, назначали суммы оброка с приезжих, назначали смотрящих, и отдавали территории, а вместе с ней и власть, на откуп. Действуйте, братки — мы в доле — поляна ваша. Часть и жизни свои теряли. Кто и «случайно», кто и после предупреждения…

Бывшие комитетчики из госбезопасности и раньше-то не светились, а теперь, в смутные времена, ещё больше ушли в тень, спрятались, перешли как бы на работу на конспиративных квартирах. Не смотря на ряд реорганизационных «высоких» указов, на местах работали по принципу: брать под козырёк, но под разными предлогами не исполнять, затягивать… исполнение приказов из Москвы. Главное: ни в коем случае не допустить проникновения перестроечных процессов внутрь своей системы; по возможности, любыми путями, любыми средствами сохранить суть структуры; не потерять связи, не мешая внутренним и внешним процессам в обществе, отслеживать их развитие, внедряться как можно глубже в политическую, социальную и прочие предпринимательские среды; не раскрываясь, собирать наиболее полную информацию со всех слоёв общества… Создавать базу для аналитики (должна пригодится!). Как можно быстрее увидеть, понять и взять под контроль все главные финансовые потоки (перехватить управление!). В любой момент быть готовыми выполнить приказ под грифом «время «Ч». Отлично понимая, при любом повороте событий, такая система обязательно будет властью востребована. Без разницы — какой. Сами комитетчики, воспитанные и вскормлённые коммунистической идеологией, не могли добровольно перейти на сторону демократов… разве только единицы, да и то до поры, до времени, выполняли служебные спецзадания: внедрялись в «среду».

Милиция… Хмм, милиция… И в прежние-то времена «результативно» работала только в вытрезвителях, опираясь, как говорили, на широкую общественность, своих, и добровольных информаторов, да на ДНД… боролась, так сказать. А теперь… Теперь столкнувшись со сплочённым, часто и вооружённым сопротивлением, вообще перестала оперативно реагировать на преступления, профессионально расследовать, опасаясь за ответные действия лично в свой адрес… А попросту, струсила. Часто поэтому заигрывала с криминалом: поздно приезжала на места преступлений, «случайно» упускала преступников и главных свидетелей, теряла вещьдоки, следы. Легко при этом разводила руками, якобы в бессилии, с удовольствием обвиняла потерпевшую сторону: «А вот не надо было самому е… извините, щёлкать, понимаешь!»

Оснований для их бездействия можно было набрать бесчисленное множество: и отсутствие устойчивой мобильной радиосвязи, отсутствие надёжных транспортных средств, низкая заработная плата, плохой быт и многое другое. Но главным было: профессиональная безграмотность, неопытность, отсутствие специального образования, призвания наконец. Все лучшие, и просто спецы, ушли на высокооплачиваемые должности в коммерческие структуры, в сомнительного толка сообщества. Остались или карьеристы, либо те, кто боялся жить в обществе без защитной милицейской формы, табельного оружия, дубинки…

Армия… С армией ещё проще. Президент страны, БЕ, понимая инертность армии, её послушность и ориентированность на исполнение вышестоящих приказов, подбирал — периодически сменяя — очередного лояльного себе министра обороны. Тот, в свою очередь, быстренько менял командующих военными округами, войск и соединений — под себя. В угоду политике, объявлял — пугая! — о грядущей, вот-вот, в скором времени, армейской реформе с сокращением численности войск, чтоб оставшиеся ещё крепче держались за должности, и… Отвлекался вначале на последствия первой афганской войны, потом на приднестровские проблемы, снова на афганские… а тут и чеченские проблемы подоспели, и всякие другие важные внутриполитические. Оставив армию терпеть и стоически нести тяготы и лишения… как в присяге продекларировано, легко бросил войска на самовыживаемость. Правда время от времени награждал некоторых, ключевых, нижестоящих от себя генералов и адмиралов юбилейными медалями, медалями за личную преданность: выслугу лет, за высокие заслуги перед Президентом и Отечеством. Естественно, наезжая в войска и округа с инспекциями и докладами. Например, «О скором начале полномасштабного финансирования армии и флота», «О возможной выплате задолженностей по зарплате…», «О необходимости высокой боевой выучке и патриотизме…», важном, как бы, и высоко значимом…

Но преуспели в главном: сменили фасон всех видов воинской одежды в армии и на флоте с советской, на российскую, как и положено по новому Уставу и Конституции РФ. И деньги, что странно, каким-то образом нашлись?! Армия сменила форму на более яркую, чуть, правда, странную, но вызывающую и задиристую… С особо возрастающим лоском в сторону генералитетского состава…

И это естественно: чем хуже дела внутри системы, тем, в виде компенсации, должна быть ярче, парадней воинская форма. Главным образом там, на «верху».

А как же, перестройка же!.. Перестройка!

Город, как и вся страна, выглядел грязной, запущенной коммунальной квартирой, где в одной комнате, сутками напролет, не выходя на белый свет, неприятного вида, сытые в прошлом, знакомые по разного рода президиумам типы играли краплеными картами на чужой интерес; в другой комнате не закрывались двери от яркой и открытой, сытой ныне, казалось, предпринимательской жизни; в другой комнате люди ссорились между собой обвиняя друг друга в нищете, трусости, слабости, тупости, лености, бездарности и прочая, прочая… Тут же, из комнаты в комнату шмыгали, меняя маски, неизвестные тёмные личности. То ли секретные службы, то ли преступные, то ли все они вместе… Наблюдалась иногда вроде и милиция, но их образ, зримый вроде, а вот протяни руку в ту сторону, мгновенно растворялся, как мираж в пустыне… Явная галлюцинация, точно мираж! Военнослужащие тоже появлялись из своего угла, тоже мозолили глаза, но они же голые, все понимали, в смысле без денег, как и все бюджетники, да те, бедняги, госслужащие, что с них возьмёшь. Их присутствие терпели, даже жалели служивых: «Ну, а как же, ведь Родину защищают! Нас с вами! Бедняжки!..»

По всей «коммуналке», везде, даже на потолке — оглянитесь! — расклеены, разбросаны разноцветные бумажки-объявления, о продаже чего угодно! когда угодно! кому угодно! хоть прямо сейчас… сколько хотите!! Разложены, развешены, просто выставлены на обозрение образцы импортной продовольственной продукции, любых промтоваров, и просто ширпотреба.

Сгущалась мрачная, гангрено-болезненная злобная атмосфера, с проблесками где-то чистого неба, иногда сквозняка, прерываемая истерическими выплесками человеческого страха и боли, на фоне радостно-восторженного смеха отдельных индивидуумов, так характерного именно для сумасшедшего дома.

А уж места общего пользования коммунальной квартиры: кухню, туалет, прихожую, лестницу и всё что там за ними дальше, вместе с густым, гнусным запахом, лучше не описывать, чтоб излишне не травмировать чувственную душу читателя. Скажем «у целом» — в стране наблюдался внешний и внутренний хаос, страх и зловонное моральное запустение. Но это образно если. А на самом деле…

Ничего удивительного — перестройка. Смена всего и вся! Она, родная!

Прежнего первого секретаря Крайкома партии — а вот и он! — теперь и не узнать. Костюмы носил ещё прежние, а вот от галстуков отказался, отпустил усы и бороду. То ли на пасечника, по делам каким приехавшего в город стал похож, то ли на лесника… Подпольщик он, в общем… Глаза ещё холоднее смотрят, рот плотно сжат, морщины резче. Ещё жёстче характером стал. Нервно говорил жене и своему новому секретарю: «У меня нет времени на светские церемонии. Время не то…» Легко вспыхивал, стучал кулаком по столу, ругался… Агнессу Николаевну, свою верную секретаршу, он решительно, не задумываясь, заменил на молодого, грамотного, толкового помощника из комитета госбезопасности. И помощник он теперь, и главный охранник, и связник… Прежнего секретаря — секретаршу — заменил потому, что очень уж Агнесса Николаевна испугалась нахлынувших перемен, растерялась, ушла в себя, ещё сильнее состарилась… Жалко… Менять было её жалко, но так нужно было… Ситуация того требовала. Ум сейчас нужен спокойный, трезвый, молодой, цепкий… А она хоть и достойным помощником была, но не сейчас, не в это время. В её глазах читался ужас и страх, а это плохой советчик. Отработанный материал. В отставку.

— Докладывайте, Сергей, что у меня на утро?

— В девять ноль, Валерий Иванович, будут директора заводов: Момотов, Кириллов, Нефёдов. Момотов, кстати, уже здесь, в приёмной… Алексашенко сказал будет, и Федулеев. А из Комсомольска-на-Амуре звонили, никто из директоров не смогут приехать. Извинились. Там сегодня выдвигают кандидатов в городскую думу, они по спискам проходят, у них на утро назначена запись на телевидении. Потом дебаты. Извинились, сказали, приедут завтра. Время я с ними согласую.

— Хорошо, я понял, — властным жестом Валерий Иванович прерывает доклад. — Давай сюда пока Момотова, коли он здесь, потолкую с ним… Чайку нам горяченького…

— Есть, Момотова и чай, Валерий Иванович. — По-армейски отвечает секретарь, и чётко разворачивается к двери.

Да, именно такая ГБешная чёткость нам во всём сейчас и нужна, глядя на удаляющуюся фигуру с военной выправкой, замечает секретарь.

— А, тёзка! — чуть улыбаясь, при виде входящего Момотова, не громко восклицает хозяин, протягивая для приветствия руку. — Проходи, Валерий Николаевич, присаживайся. Что такой хмурый? Нездоровится? Иль на заводе что не так? План опять смежники заваливают?..

— Шутите! Доброе утро, Валерий Иванович, — скривившись, отмахнулся Момотов. — Какой план, какое здоровье… Видите же, — привычно кивает на окно, — что там делается!

— А что там делается? — будто не понимая о чём речь, глянул на окно секретарь. В его доме, а он сейчас жил инкогнито и работал в предместье города, в неприметном среди высоких деревьев трёхэтажном загородном особняке, на берегу Амура. И раньше закрытом для обычных людей Доме отдыха партаппарата, а теперь и подавно. Прятался за высоким забором секретарь, огораживающим огромную без излишеств территорию, под строгой молчаливой охраной в штатском. Их, в принципе, и видно-то не было… Внешне всё было совершенно спокойно и умиротворённо, если б не та, внутренняя, наполненная особо важными политическими проблемами жизнь его нынешнего обитателя. Прежнего высокого статуса он уже не имел… В новой политической и социальной жизни он был персона «нон грата», как бы сказали в дипломатических кругах. Но влияние имел большое, если не сказать огромное, на все главные, ключевые, фигуры им же и воспитанные, в той, прежней советской жизни. — Тёплое солнечное утро, я вижу! Воздух чистый! Простор!.. Разве нет?

— Издеваетесь, Валерий Иванович!..

Помощник Сергей, внёс разнос с чаем, вазочкой печенья, сахарницей. Поставив всё на стол, придвинул к каждому, начав с хозяина, молча вышел. Момотов с жаром продолжил.

— У нас, там, как на сковородке.

— Что так? — беря в руку чайную ложечку, с преувеличенным вниманием придвинулся к собеседнику секретарь. — Ну-ну!..

— Одни же сволочи, оказалось, вокруг, Валерий Иванович! Проститутки! Такими демократами все заделались… грязь сплошная… Давил бы всех!

— Про грязь я это знаю! — жестко остановил секретарь. — Так и должно сейчас быть. Ты мне про завод свой рассказывай, про завод! Как там у тебя? Как дела?

— Про завод?!.. — воскликнул директор. — Какой там завод, Валерий Иванович! Цехи стоят, ВОХР спит, рабочие, под шумок, всё по-домам, да по-дачам растаскивают; ИТР свои фирмы открывают, торгуют, чем ни попадя.

— Угу, угу! — сочувствующе кивал головой секретарь, поощрял, — так, так, дальше.

— Меня или добровольно с завода выкинуть собираются или принудительно… Вперёд ногами. Представляете! Пугают… Кто бы подумал, ещё пару лет назад…

— Ты без эмоций, пожалуйста… Дальше.

— А что дальше? Завод уже встал. Намертво, Валерий Иванович! Завод умер!

— Это хорошо, что встал!

— Да как же… чего ж, тут, хорошего! — по-бабьи всплеснув руками, запричитал директор. — Завод же работать должен! Это же завод!.. Я и не представлял себе раньше, что такой бардак может быть… А тут зашёл… пусто! Как в могиле! В цехах, как в могиле! Жутко даже! Жутко, Валерий Иванович! Кошмар!!

— Чего ты мне страсти про свой завод здесь рассказываешь! Где ты раньше был, такой хороший? Почему тогда не работал, когда нужно было? — вдруг вспыхивая, зло рубит рукой секретарь. — Забыл, как он у тебя в последнее время план выполнял, через пень, да колоду? А я помню! Зря мы тебя тогда прикрывали… крайком, да крайисполком. Бездельники! Бабники! Не красные директора были — пьяницы. — Не сдерживаясь, Валерий Иванович возмущённо стучал кулаком по столу. — Завод твой вообще на ладан дышал… Оплакивает он… Поминки справляет. И чёрт с ним, с твоим заводом! Вернёмся — новый построим. Современный. С новыми возможностями, другими задачами, другими людьми… — Секретарь, остановился, глубоко вздохнул, взял себя в руки, махнул рукой. — Ладно, это всё, эмоции, Валерий Николаевич… Не производительные, но важные. Извини, пожалуйста, нервничаю. Тоже переживаю: справитесь, нет. Рассказывай дальше… И что там — рабочие?

— А что рабочие? Грозят, без работы-то. Сволочи! Когда заставлял я их — не работали, а теперь — требуют. С кулаками даже на меня налетают. По коридору не хожу уже, стыдно сказать, бегаю, чтоб в ловушку какую не попасть… в провокацию.

— Это понятно. Дальше.

— Трудовой коллектив собрался, я знаю, нового директора на моё место назначить…

— И кого?

— Вы его не знаете, из отдела сбыта, инженер.

— Кто такой?

— Да хрен его знает кто такой! Ничего особенного. Так, инженеришка захудалый… Я его и сам толком не знаю… Пару раз, то ли поощрял, то ли выговор объявлял… Скорее выговор, если из сбыта… Не помню… Котом в мешке оказался… Рот вовремя — гад! — где-то видимо открыл, вот тебе и пожалуйста — рабочие и поддержали.

— А что твои люди?..

— Мои! — хмыкнув, директор вновь огорчённо всплеснул руками. — Какие мои!.. Нос воротят. Не узнают! Многие даже не здороваются! С заговорщиками уже кое-кто, на всякий случай, заигрывает… А вдруг да у кормушки останутся, разрешат… Суки, суки… Жополизы! Предатели!..

— Вот-вот, я и говорю: плохо ты со своими людьми работал, плохо! — осуждающе замечает секретарь. — Ты пей чай-то, пей, остынет! — проследив, как Момотов неуверенно взял чашечку, она почти потерялась в больших его руках, вспомнил, как Момотов часто хвастал перед народом своими грубыми, рабочими, руками. Что они теперь? Большой мужик, — мелькнула мысль, а трусоват, или тоже вперебежку поглядывает. Надо проверить. Вкрадчивым тоном спросил. — Так где она, твоя поддержка-то, сейчас? Я, помнится, говорил вам, у каждого должна быть наготове своя партийная боевая группа. Надёжная, сплочённая, с оперативной информацией с любого участка, с любого расстояния… А что получается! Отдадим, получается, демократам твой завод теперь, да?!

— Нет-нет, Валерий Иванович, ни в коем случае… — поперхнувшись чаем, испуганно залепетал Момотов. — Этого нельзя… не…

— Именно так, что нельзя, Валерий Николаевич. Поэтому мы и здесь! Давай список твоих людей… — протянул руку. — Посоветуемся, кого двинуть на должность нашего нового демократического директора… — последнюю фразу, секретарь, хмыкнув, выделил особо, и вновь голос и лицо приобрели строгое выражение. — И вот ещё что… Вот тебе список, чтоб не забыть, китайских предпринимателей… Бери-бери… Наши, старые проверенные товарищи. Коммунисты! Теперь и коммерсанты. Им твои станки сейчас очень нужны… Рекомендую. Продашь — только быстро всё сделай! — как станки, а документы оформишь, как металлолом. Нам, Партии, деньги сейчас очень нужны. Свои и много! Контракт оформишь или на себя, либо на фирму доверенных лиц, а лучше на своих родственников. Тебе комиссионные, остальные деньги пусть «на той стороне» лежат… Скоро понадобятся.

— А как же завод, Валерий Иванович, рабочие? Они же…

— Да пошёл он на хер, твой, понимаешь, завод! — вновь взъярился бывший Первый секретарь, — вместе с пьянью этой! Ты дурак что ли совсем, у нас, извини, Валерий Николаевич, или тоже струсил? Момент понять не можешь! Или ты хочешь, чтобы завод твой на демократов этих, сраных, стал работать, нет? Пойми, если не можем удержать, нужно утопить… Или взорвать. Да, взорвать! Не смотри так, я не шучу. Но взорвать сейчас, к сожалению, нельзя. Нельзя! Ситуация не та. Значит, утопить! Угробить!.. В деньги всё перевести… Через юани в доллары! В доллары. Понял? Да, в американские. Да, к ним! Они сейчас надёжнее. Именно для нас, и именно сейчас. Ты понял?

— Так точно, да, понял. — Растерянно лепечет Валерий Николаевич.

— Наконец! Дошло! Или не всё?

— Всё дошло, Валерий Иванович, всё! А станки все продавать? И с закрытых цехов, с оборонки? И карусельные и с ЧПУ?..

— Со всех! Все! — сдерживая рвущуюся наружу ярость, почти сквозь зубы проговорил Валерий Иванович. — Сколько запросят… Сколько найдёшь! Там, кстати, — кивнул на листки в руках директора, — и расценки примерные есть, посмотри. Поторгуйся. Китайцы это любят.

— Я не умею… Я никогда…

— А теперь надо. А не сможешь, мы тебя,…

— Я смогу! У меня получится. Я понял.

— И ладно, что понял, — вздохнул Секретарь. — И вот ещё что. Как только сделку с китайцами проведёшь, дашь знать, отчитаешься, негатив сразу же переведём на нового демократа директора, подставим, пусть его потом, кому надо, трясут… Мы подумаем, как это сделать. Или на его зама…

— Понял.

— Вот и хорошо. А то я смотрю на тебя, и удивляюсь. Иногда ты, Валерий Николаевич, вроде быстро соображаешь, а иногда…

— Да нет, растерялся немного… Вон как всё поворачивается…

— Ничего, чем в стране хуже, тем нам лучше.

— Это понятно.

— Хорошо, что понятно…

В дверях бесшумно возник помощник Сергей.

— Валерий Иванович, извините, девять ноль ноль. Люди собрались.

— Уже собрались! Хорошо. Зови. — Кивнул секретарь. — Пусть проходят. Посоветуемся…

— Так, что, СанСаныч, — аккуратно ставя кофейную чашечку на блюдце, поторапливал с ответом президент Банка, господин Кушнирский, — будем открывать субсчёт по этому предложению, нет?

Кстати, этих Банков — финансовых учреждений — в городе расплодилось, как крольчат на ферме. До перестройки знали два— три Банка, причём ни в один не заглядывали, а теперь… Что интересно, чайные-столовые-закусочные исчезли — Банки появились. Поесть негде, а Банков — на каждом шагу… Заходи, пайщиком будешь или просто клиентом. Светятся вывесками. Много местных, есть и филиалы Московских, центральных, коммерческих, частных… Заманивают предпринимателей набором преференций, огромными кредитами, приглашают стать пайщиками. В серьёзных местах открылись, с солидной мебелью, со штатом серьёзных и важных сотрудников, с вежливыми, предупредительными замами председателей Банков по работе с клиентами, по работе с кредитами. В учредителях местные и московские институты, разные предприятия. Предприятия уже не работают, а в учредителях прописались, физические и юридические лица…

С уставным капиталом… С уже «солидной историей»… С непременным портфелем проектов. В каждом свой председатель Банка, свой Председатель Совета пайщиков банка. Где молодой председатель, где бывший где-то, кем-то, кто-то, когда-то… узнаваемый, но…

Перестройка.

Участники совещания пьют кофе почти полчаса. Кофе очень хорошим получился. «Арабика», молотый. Людмила Николаевна и намолола его на кофемолке, сама в турках и варила. Вкусный получился, с пенкой… Кстати, такого сорта кофе в городе нигде нет, можно и не искать. Это Алексей Алексеевич его и привёз из Москвы, знает СанСаныч, муж Людмилы Николаевны, пилот. Такой кофе дефицит пока здесь, дефицит.

Гости пьют кофе с видимым удовольствием, смакуют. Оказывается, не смотря на то, что всю жизнь пили только чай, в кофе гости толк знают. Любители такого напитка. Не просто любители — большие гурманы. Все дифирамбы в адрес Людмилы Николаевны уже почтительно высказаны. И как хозяйке стола, и как женщине, красивой и обаятельной, и как юристу тоже.

С одной стороны стола, с принимающей, сидят — гендиректор СанСаныч и юрист фирмы, Людмила Николаевна. С другой стороны, президент «Далькомбанка» господин Кушнирский Владислав Николаевич, и его компаньон или партнёр, это пока не ясно, знакомый какой-то, Тахир… Что он именно Тахир, принимающая сторона расслышала чётко, а вот фамилию, сложную, с восточными сочетаниями, то ли Хозилло, то ли Фозилло, не уловила, а уж в отношении отчества вообще застряли на первых слогах: Амин… чего-то там, длинное и не запоминающееся. Из Средней Азии человек. По его внешним признакам это было сильно заметно. Главное в другом.

— Нет, если вы сомневаетесь, — мягко пожимал плечами гость из Средней Азии, переводя угольно-чёрные, с глубоким тёмно-коричневым отливом обволакивающий взгляд с гендиректора на юристку и обратно, — я могу дать гарантии.

— Тахир, какие нам ещё нужны гарантии!.. Что ты, дорогой! — с горячностью, перебивая, останавливает Тахира президент банка. — Обижаешь! Я у тебя — гарантии. — Поворачивался к СанСанычу. — Все его самые лучшие рекомендации у меня. Я — отвечаю. Всё будет хорошо.

— Понимаете, Владислав Николаевич, нам нужно это обдумать. Контракт очень сложный. — Мягко но решительно уводит разговор в нужное русло Людмила Николаевна. Она очень опасалась, как бы её гендиректор не поддался соблазну, не опередил её и не согласился, махнув рукой, как это иногда с ним бывало. Но на этот раз, кажется, гендиректор не спешил соглашаться, раздумывал. И это хорошо.

— Сложный контракт вы предлагаете, Владислав Николаевич, не отслеживаемый какой-то… — в свою очередь заметил СанСаныч.

— Почему не отслеживаемый!.. — горячился гость. — Я могу давать телеграммы… хоть с каждой станции.

— Зачем с каждой станции! — машет рукой банкир. — Двадцать вагонов отгрузил, сдал железной дороге, предъявил банку отгрузочные документы — получил деньги. Сразу же отправил СанСанычу заверенную телеграмму… Ещё двадцать вагонов загрузил, сдал железной дороге — получил деньги, дал телеграмму… И так все двести вагонов. Револьверный же аккредитив, ну!

— Нет, Владислав Николаевич, — уточняет юрист. — Он говорит, что за первые сорок вагонов ему нужна именно предоплата… Причём, как я поняла, сто процентов!

— Да, — чуть морщась, подтверждает Тахир. — Как же я без денег отправлю? Мне же нужно не только товар собрать, но и машины заказать, и грузчиков нанять, и вагоны заказать и дорогу оплатить… то сё, и прочее.

— Это мы всё предусмотрим в контракте… — с горячностью резюмирует президент банка. — Забьём штрафные санкции, сроки…

— Это, конечно, это само собой… — соглашается юрист. — Но дайте нам, Владислав Николаевич, и уважаемый, Тахир… э-э-э…

— Можно просто Тахир. — Разрешает гость.

— Да, спасибо, уважаемый Тахир. Дайте нам подумать дня два-три… Я проект соглашения подготовлю, согласуем детали, утвердим. Составим и утвердим графики поставок…

— Да какие поставки! Я сам всё и продам, — нервничает Тахир. — У меня уже и покупатели есть и в Приморье, и на Сахалине… Могу и заявки показать…

— А зачем же тогда мы вам нужны? — оскорбляется гендиректор Сташевский. — Если у вас и покупатели уже есть! Чтобы мы предоплату за кого-то там сделали? Так что ли?

— Дорогой, Александр Александрович, разве в этом, извините, дело… Вы же получите от контрактной стоимости свои десять процентов! Десять! А это, не много, ни мало, сто двадцать миллионов рублей!.. Сто двадцать!! Как с куста! — округляет глаза Тахир, ибн там кто-то…

— Хорошо-хорошо, предположим получим… — перебивает юрист. — Но когда?

— Так же, револьверно, по факту… — разъясняет Тахир.

— По факту отгрузки, или продажи?.. — не отстаёт Людмила Николаевна.

— По факту… продажи. — Наконец произносит важное Тахир.

— Хорошо. Предположим. — Мило улыбаясь, наступает юрист. — А как мы проследим этот сам факт продажи? Как зафиксируем?

— Ну это мы всё забьём в контракте, — вновь опережая заметно растерявшегося Тахира, убедительным тоном заявляет президент банка. — Я, например, друзья, в порядочности Тахира не сомневаюсь… А его дядя, замминистра торговли Узбекистана, лучшая тому гарантия. Кстати, он ещё кое-что обещал выделить для Тахира, для нас, то есть: хлопок, минудобрение, и…

Тахир, вдруг, благодушно разводит руками, прерывает разговор.

— Владислав Николаевич, а действительно, зачем нам спешить, зачем торопить наших друзей… Пусть подумают, посоветуются… Я думаю, дня два-три у нас есть… Подождём.

— Да? — останавливается и президент банка. Для него такое предложение полная неожиданность. Но он справляется с этим. — Ну, в принципе, почему бы действительно и нет! Давайте подождём. — И уже тоном человека, засидевшегося в гостях. — А кофе у вас очень хорош, Людмила Николаевна, очень… Вы, кстати, какой институт заканчивали, Людмила Николаевна?

— Дальневосточный университет. Юрфак. Там же и кандидатскую защищала, два года назад. А что?

— Да нет, ничего. Просто я-то заканчивал наш Нархоз, Хабаровский. Тоже юридический факультет. Тоже защитился… но в прошлом году. А в вас, я вижу, хорошего специалиста… Нам такие очень сейчас нужны. Если что, милости прошу, приходите к нам в Банк, прямо ко мне.

— Спасибо, Владислав Николаевич, мне и здесь хорошо.

— Не обижайтесь, СанСаныч, — вроде извиняется банкир. — Я не переманиваю, я просто к сведению.

— Да ладно-ладно, я понимаю. Хорошие специалисты всем нужны.

— Вот, Владислав Николаевич, — раскланивается Людмила Николаевна. — Спасибо вам, а то я бы, наверное, и не услышала похвалы от своего генерального.

Присутствующие весело рассмеялись. Владислав Николаевич, даже шутливо пригрозил СанСанычу.

— Цените, СанСаныч, специалистов, не то уведут у вас… Такую-то молодую, да красивую…

— Очень правильно сказано! — улыбаясь, многозначительно причмокнул и гость. — Хорошие женщины всегда в цене!

— Уведут? — шутливо, грозным тоном переспрашивает СанСаныч, в упор глядя на своего юриста. — От меня?!

— Нет-нет, СанСаныч, — будто всполошено, тоже шутливо, Людмила Николаевна машет руками. — Только не от вас. От вас, никогда. Нет!

— Так-то! — с довольным видом гендиректор отмечает окончание служебной проблемы, и переходит к завершению делового разговора — Спасибо, Владислав Николаевич, за приятное знакомство с Тахиром, за ваше предложение. Мы в ближайшее время обдумаем его, созвонимся, встретимся и утрясём детали. Так, нет, Тахир?

— Да-да, так! — поднимаясь, восклицает гость. — Так!

Все раскланиваются. Особенно мило с Людмилой Николаевной. СанСаныч провожает гостей до выхода. Водитель президента Банка услужливо открывает двери сверкающей чистотой и лаком автомашины. Машина, не машина, самолёт. Абсолютная новинка для этих мест, японский джип «Ниссан-Патрол», краса и гордость банкира. Таких машин в городе всего несколько. Одна у Кушнирского, две у японского представительства, одна, вместе с шикарным «Мерседесом», принадлежит председателю Крайисполкома. Гаишники, пропуская, непременно честь отдают… Всем! На всякий случай.

Гости, за стёклами джипа, разместившись в салоне, улыбаясь и кивая головами, прощально помахав руками, отъехали.

— Тахир, ты не расстраивайся, — обернувшись к гостю, успокаивает банкир, — сейчас других найдём, не переживай. Таких коммерсантов у меня пруд пруди. Целый файл. Если б не юристка, мы бы его давно уже уломали, запросто.

— Да, наверное. У него уже и глаза горели.

— Ты тоже заметил, да?

Гость опять, по-восточному, цыкнул сквозь зубы.

— Конечно!

— Угу!.. А девка у него хороша, юристка эта, да?

— Да. В сауну бы её.

— Ну, для сауны у нас и получше есть.

Пока машина везла их к следующему предпринимателю-коммерсанту, ещё несколько минут они с пониманием обсуждали преимущества больших денег, био-физиологический эффект от наличия собственного гарема в жизни нормального взрослого мужчины, излишние — угнетающие! — условности бывшего социалистического строя, и возможные положительные изменения в недалёком их будущем…

— Ну что, СанСаныч, вы поняли, что им было нужно? — победно подбоченясь, спрашивает Людмила Николаевна вернувшегося гендиректора.

— Лапшу нам навешать, — в сердцах заявляет СанСаныч. — Вот что им было нужно!

— Ага! Дураков нашли! — злится Людмила Николаевна. — Ты возьми, значит, у них в Банке кредит под сто двадцать пять процентов, ты оплати им, куда-то там, в Узбекистан, на деревню дедушке, а потом, ищи ветра в поле: вернутся деньги, не вернутся… А нам отвечать! Уж, дудки, вам!

— А зачем, банкиру-то такое нужно? Клиентскую базу расширить?

— Да взятку он получил, СанСаныч, взятку! Потому и старается. — Уверенно заявляет Людмила Николаевна. — Азиаты без взятки и обмана жить не могут. Это понятно. У них в крови это.

СанСаныч осуждающе покачал головой.

— И ведь едут сюда… в такую даль! Внедряются…

— Да, именно! И что интересно, весь общепит уже, вся торговля, МВД, прокуратура, исполком и прочее, разбавлены азиатами… везде они! Внедрились. Раньше такого не было. Я же знаю, и училась, и практику проходила… Редко было где увидишь азиатское лицо. Сейчас, сплошь и рядом. Причём, на ключевых или около ключевых постах. Особенно в последнее время…

— В этом есть какая-то система… по-моему, а… или нет?

— Может быть. Всё может быть… Сейчас так особенно.

— Не нравится мне этот контракт.

— И мне тоже, — с жаром восклицает юрист. — Совсем не нравится. Да, большой контракт! Да, огромный! Понятно, что и деньги могут быть хорошими. Вот это-то и настораживает. Как хитро они подходят? Очень сильная приманка вроде вброшена: годовой контракт, под тысячу вагонов поставки, замминистра, хлопок, и прочее. Но в деталях всё построено не в нашу пользу, всё на условностях. Так не годится. Это нам не подходит. А вы молодец, что не соблазнились. Я уже боялась…

— Ну так, чья школа! — похвалил гендиректор.

— Моя, СанСаныч, моя! Этим и горжусь, — кокетничала Людмила Николаевна. — Но если серьёзно, СанСаныч, давайте я сама напишу проект договора-соглашения с полной защитой всех наших интересов. Им, я знаю, это точно не понравится. А там, пока согласования, пока то, да сё… Глядишь, может, тот ишак сам и сдохнет… как они там, на своём Востоке, говорят.

— Ух, ты, Людмила Николаевна! Вы кроме приготовления кофе, ещё и фольклор восточный оказывается знаете! — намеренно изумился гендиректор.

— Да уж, кое-что знаем!.. — игриво поддержала тон Людмила Николаевна. — И замечаем за вами кое-что, между прочим. — Погрозила пальчиком.

— Что такое? — удивился СанСаныч неожиданному повороту.

— Вы часто после обеда уезжаете куда-то в неизвестном для ваших сотрудников направлении… Это нас беспокоит. Куда это?

— Кого это нас? — теряется гендиректор.

— Знаем кого. Нас! — чеканит юрист. — Так, куда?

— Как куда?.. — не находя нужных слов, лепечет СанСаныч. — По делам… А что?

Вопрос был в точку. Не ездить он не мог, потому что хотел ездить. Даже не мог не ездить. Банальное свидание. Но не простое, а с желанной женщиной.

Перестройка перестройкой, а отдыхать и предпринимателям надо, тем более молодым гендиректорам…

Большой влюбчивостью СанСаныч в жизни не отличался, а если когда и возникало прекрасное состояние, наплывало, зажигая его, вида не подавал, и объектом любовного пожара, в общем, не домогался. Женат был потому что, да и на виду всегда был, примером, сказать бы. К тому же, и некогда раньше бегать было. И технических средств для этого не было, как и финансовых, кстати. А сейчас, в этот-то благостный перестроечный период, да в своей-то фирме… Жизнь вокруг закипела с новой силой, появились новые возможности, новые горизонты, новые краски, новые ощущения, новые чувства, новые образы… А может, и возраст давал о себе знать. После своих сорока, Сан Саныч стал, кажется, по новому видеть женщину. Мудрее стал, более спокойнее может быть. Видел всё совсем не так, как раньше. Раньше он влюблялся в образ, который дорисовывался романтическим воображением, заслоняя собой разные несущественные, казалось, детали. Просто сжигал. И этого всегда было достаточно… Тогда! Теперь нет!

Сейчас СанСаныч любовался женщинами, как знаток, как мастер, как ценитель высокого художественного творения. Любовался уже и гранями… А таковыми они, женщины, по сути всегда и были, только он, это, увидел именно сейчас, как новую страницу для себя открыл. Уже не было той пылкой, всезаслоняющей торопливой юношеской страсти, которая ослепляла глаза, уводила сознание в мир сладких чувственных грёз и ощущений. Теперь страсть дополнилась новыми гранями осмысления женского существа: подмечая и замечая все особенности и детали женской улыбки, например, смеха. Притягивающего, манящего взгляда, движений губ, формы и особую пластику женского тела. Даже запахи женского тела, были, оказывается, разными и… сладостными. Это тоже было открытием. Ему нравилось примечать, например, как женщина грациозно поправляет причёску, как оценивающе оглядывает всю себя в зеркале, как она старается подать себя окружающим её людям. Особенно мужчинам. Во всём ему виделся тайный смысл этих знаков. В открытости, либо специальной закрытости её шеи, плеч; особенный такой, нежный завиток воздушных волос возле ушка, или на нём; особо короткой, либо наоборот длинной её юбке, но обязательно с каким-нибудь фривольным разрезом. Цвет платья, белья, помады, форма и вид серёжек… всё имело особо важное сейчас притягательное значение. Читать, разгадывать смысл которых было ему очень интересно и приятно. В этих знаках всё, он видел, направлено в одну сторону: понравиться мужчине, дать себя увидеть, увлечь… Увлечься!

И он увлёкся. Сразу, с желанием и добровольно.

Она, преподавательница французского языка в институте народного хозяйства, Елена Фёдоровна Зарубина, сразила его своим открытым взглядом, с вызовом, стройной невысокой девичьей фигуркой, короткой причёской, как у школьницы, и чуть смущённой улыбкой.

В тот день знакомства, она его любезно проводила до кафедры электроники и вычислительной техники, когда он, блуждая в институтских коридорных лабиринтах разыскивал нужную ему кафедру. Он подбирал в её институте преподавателей для своих курсов пользователей персональных компьютеров. А институтские коридоры и переходы, кто заметил, спроектированы настолько грамотно и удачно, длинные и запутанные, что дают прекрасную возможность не только кому-то познакомиться, но и назначить, например, свидание или встречу. Что он, Александр Александрович, предприниматель новой перестроечной волны, естественно, и сделал. И познакомился, и даже предложил вечером заехать за ней в институт. Она согласилась вовсе не жеманничая. Только смотрела на него с каким-то особенным любопытством. «Может, потому что я предприниматель!», подумал он. Этот слой рисковых людей был для многих ещё в новинку, не сказать в диковинку.

В тот же вечер, он часа три катал её на своей машине. Она так хотела. Знакомились. У неё есть муж, выяснилось, завкафедрой в том же институте, и сын, студент первого курса мединститута. У СанСаныча есть жена, он признался, преподаватель физики в школе, есть дочь и сын, школьники старших классов. Лена — она так разрешила себя называть, — погрустнела.

— Что-то случилось? — забеспокоился СанСаныч, держа её руки в своей.

— Нет-нет, всё в порядке… — отрицала она, слабо высвобождая ладони.

Руки её он не выпускал, да она особо и не противилась. Только опасалась за безопасность езды. Александр Александрович ловко управлял машиной, новенькой белой ВАЗовской шестёркой, в городском дорожном потоке, одной рукой. Даже передачи переключал левой. Правой, большой, крупной ладонью, прикрывал её обе, не выпуская. От этого ей было тепло и приятно. И вместе с тем, грустно.

— Я же вижу… — настаивал Сан Саныч. — Я что-то не так сказал?

— Да нет… Просто… я… старая для тебя. Я старше.

По тону её голоса, по её словам он понял, что нравится ей, что она хочет продолжения знакомства… но боится, что разница в возрасте, на её взгляд, отпугнёт его. Молодых девчонок, для него, в её институте, например, она знает, пруд пруди… У девчонок глаза блестят, она же видит!

Какую-то арифметическую разницу в их возрасте он конечно же отметил, правда вскользь, мимолётно. Совсем не придав этому значение. Ну ясно, если её сын учится в институте, а его дети ещё в школу ходят, пусть и в старшие классы, разница, какая-то там, возможно и есть. Но это важно, может быть, только для каких-то бухгалтерских размышлений, либо начальнику отдела кадров на заметку, но не здесь, не сейчас. Да и какая она старая, девчонка и девчонка. И рука маленькая и нежная, и глаза тёмные и глубокие, и губки приоткрыты в полуулыбке, и ни одной морщинки на чистом лице, правда собираются маленькие лучики от глаз, когда смеётся, но это естественно, и даже красит её, и юбочка колени не прикрывает… Слушает со вниманием… Она ему явно нравилась, пожалуй, даже очень нравилась…

— Какой, старше! Что ты! — глядя ей прямо в глаза, искренне изумился Сан Саныч. — Не скажи кому, засмеют. Ты словно девчонка вся! Как школьница!.. Не говори больше так.

— Прямо уж, школьница?! — светло рассмеялась Лена. И видя, что он совсем не шутит, говорит серьёзно, пообещала. — Ладно, не буду. — Покорно согласилась, прижимаясь щекой к его плечу.

Загородное шоссе было почти пустынным. В салоне было спокойно и уютно, тихо играла музыка. Обдавая волной шума, изредка пролетали встречные машины. Справа уплывала придорожная, тёмная уже, в вечернее время, стена густого леса.

Потом они остановились в каком-то тупичке… и долго целовались. Нежно и ласково. Попытку Александра Александровича продвинуться в их отношениях несколько дальше, Лена мягко остановила, тихо сказав, «сейчас нельзя»… Сан Саныч покорно убрал руку, и они снова целовались. Потом он отвёз её домой.

Встречаться они стали едва ли не каждый день.

— СанСаныч, — неожиданно вопросом, прерывает работу главбух, Галина Григорьевна. — Можно вас о чём-то спросить?

— Да, Галина Григорьевна, — с готовностью разрешает СанСаныч, отрываясь от монитора компьютера. — Спрашивайте.

— А вы, до этого, где в торговле работали?

— Я? — удивленно переспрашивает гендиректор. — Нигде. А почему вы спрашиваете?

— Правда? — не поверила бухгалтерша. Чуть помявшись пояснила. — Я спросила…э-э-э… потому, что вы хорошо торгуете. У нас всё ладно получается. Я думала у вас опыт такой.

— Опыт?!.. — рассмеялся СанСаныч… — Да нет, Галина Григорьевна, в торговле я без опыта. С чистого листа всё…

— Ну, значит, у вас талант такой. — Заключает Галина Григорьевна.

— Да какой талант, Галина Григорьевна! — отмахивается гендиректор. — Вон, Осокины, программисты, это да! Юрист наш, Людмила Николаевна — да! Мишель, коммерческий директор… Вы, Галина Григорьевна… А я…

— А вы хороший организатор и коммерсант. — Перебил студент Мишаня.

— Ну, может ещё не коммерсант… Но время сейчас хорошее. — Вздохнул СанСаныч.

— К производству-то, поди, тянет, нет? — посочувствовала Галина Григорьевна.

СанСаныч задумчиво качнул головой.

— К производству? Пожалуй… что да.

— А вы где до перестройки работали, СанСаныч, в оборонке? — не отрываясь от компьютера спросил Николай Осокин, программист.

— Нет, не в оборонке, но на заводе…

— Так давайте завод себе и купим! — с детской непосредственностью, совершенно серьёзно вдруг предлагает главбух. — Ещё и лучше дела пойдут. Будет хоть деньги куда вкладывать.

Все весело рассмеялись: ну, Галина Григорьевна… ну скажет тоже. То ей копейку жалко, то наоборот.

— Завод, говорите… — СанСаныч над предложением неожиданно задумался, вздохнул — Завод, может не завод… Цех бы какой… А лучше участок.

— А что, это идея! — поддержала юрист Людмила Николаевна, выразительно глядя на генерального.

— Нет, Людмила Николаевна… — отрицательно качнула головой главбух. — Уж такая морока будет с разными согласованиями, разрешениями… Жизни не хватит. Я знаю.

— Да это ж раньше была морока, Галина Григорьевна… Не сейчас…

А действительно. Ещё вчера, можно сказать в прошлое социалистическое время, принять какое-либо мало-мальски ответственное производственное решение — о кардинальном даже и думать «не моги», — было практически невозможно. Никаких нервов и соли, чтобы с кем-то её потом съесть, не хватит. Сейчас нет. Сейчас другое время! Демократические преобразования напрочь вышибли из рук бюрократа его рычаги… Новые чиновники ещё не вошли в роль, либо пока опасались… Да и указы-приказы ещё не дошли, не вошли в силу, как и разные корректирующие подзаконные акты-удавки. Пока ещё, слава Богу, два-три дня и проблема решена.

Так и у СанСаныча получилось. Ещё вчера витало в подсознанье, иногда прорываясь к поверхности, желание открыть какое-нибудь производство, своё, но производство. Витал, как тот дух, — призрак над Европой. А сегодня уже, бац, и решили. И получилось-то легко и изящно.

Предпосылок к производству было много. Действительно, СанСаныч в торговле раньше не работал, на производстве в основном. И всегда считал, что мужчина должен что-нибудь создавать, производить, строить. А тут, к 91-ому году, почти все предприятия встали, расчётные счета зависли на картотеках, прилавки магазинов пусты, везде дефицит. Любое производство можно начинать, только давай. Малое производство, естественно. На больших предприятиях, с приватизационными чеками, ваучерами, полнейшая неразбериха, уже и не понять, кто чем владеет, и кто чему хозяин. Полнейший мрак.

На бывшем заводе «Промсвязь», например, оборудование частично распродано, частично разворовано, люди уволены, цехи пустуют. Пригодные помещения, какие случайно уцелели, сданы новым исполнительным директором в аренду под стоянку подержанных легковых автомашин. Их десятками ежедневно пригоняют сюда из Японии через Владивосток на продажу для местных авторынков. Был завод, теперь автостоянка. Ветер, любой желающий может свободно гулять по строго режимному, в прошлом, предприятию. Кто приватизировал завод? Первый, капустный лист, верхний, конечно же частично выкупили рабочие. Это само собой. Большую часть, естественно, директор и главный бухгалтер на себя оформили, где и приближённым досталось. Затем, чуть позже, когда денежные запасы у рабочих и ИТР закончились, по-дешовке, разными способами, ваучеры у рабочих выкупили всякие официальные и неофициальные чековые фонды, созданные, например, тем же открытым акционерным обществом «Свобода». Одними из первых они догадались пустить общаковкие деньги в оборот. Ну и правильно, скажет любой финансист, чего деньгам лежать мертвым грузом! Правильно. Убойный постулат. Спору нет. Наверное… Где не успели «своим» распродать — московские залётные фонды подсуетились с «живыми» деньгами, урвали, где и другие какие «спецы» расстарались. В этом, очень «удачно» подсуетились разного рода бывшие идеологические работники от партии и комсомола. Указали, направили. Другим бы, простым смертным, никогда бы до такого не догадаться, тут нужна рука опытных наводчиков. А чего её искать, руку-то? Вот она, секретарская, всегда тут, всегда для кого надо под рукой, на месте она! Ваучеры, оказывается, тот же товар, причем оружие стратегического назначения. Как раздваивающиеся ядерные боеголовки, и политического, и социального назначения одновременно. Замедленного действия при чём.

И дела у «подпольщиков» пошли. Ещё как пошли!

Завод «Дальэнергомаш» по внешним связям свои станки в Китай продаёт, от древних, до современных, с ЧПУ… Не как действующие, как металлолом!! Они же старые, утверждает директор, не новые!.. Возвращается сделка китайскими товарами: лапшой быстрого приготовления, пивом, дешевой обувью, такими же дешевыми пуховыми куртками, пальто, игрушками, другими мелкими товарами. Мелочь это, но много! Вагонами! Все товары не привычно яркие, объемные, дешвые. Пусть и со множеством огрехов по качеству, но товарный вал всё равно мгновенно расходится по прилавкам магазинов, находит своего покупателя… Большая его часть затаривается в почтово-багажные вагоны, где и плацкартные коммерсанты выкупают, и битком набитые, перебрасывают оптовикам. Тоже по бартеру: в Иркутск, Новосибирск… К Уралу, в Челябинск, Магнитогорск, за Урал… в Питер, Москву, на Украину, в Белоруссию. Китай БелАЗы заказал… Всё оптом! По бартеру! Много. Очень всего много!

На Дальнем Востоке, как и во всей стране, днём и ночью, не зная усталости, работают коммерсанты — соединяя спрос с предложением. Волна… Вал! Коммерсанты на подъёме, бизнес развивается. Каждая минута на счету… Успеть создать, успеть соединить… На Дальнем Востоке языковые переводчики — китайский переводчик жутко сейчас в цене! — беспрерывно обрабатывают условия договоров и прайс-листы: факс туда, факс обратно. Работают и связники на таможне, «специалисты», так сказать. Легко обходят таможенные барьеры. Быстро оформить товар, ещё быстрее пропустить — хитро-мудрая наука — «Выйди из тупика» называется. Кто «выхода» не знает, уже обречён, застревает в специально созданных лабиринтах. Но, к счастью, всегда есть кто-то, кто это, как раз «там», на таможне, и знает… все дырочки! Да, дырочки-дырочки… Ха! Там не дырочки, извините, а проезжий тракт.

Несмотря на всевозрастающие железнодорожные тарифы и обдирающие штрафы — железная дорога, пользуясь моментом, пенки снимает! — плотным потоком, не прерываясь, идут к Дальневосточным границам железнодорожные составы с разной техникой, материалами, оборудованием. Тысячи составов, десятки тысяч… Днём и ночью, днём и ночью… Неделя за неделей… Месяц за месяцем. Год за годом… Несколько лет уже… Непрекращающейся лентой идёт товар в Японию, Южную Корею, но больше всего в Китай.

Китай! О, Китай! Великая страна! Голодная и богатая! Нищая и амбициозная… Прорва! Бездонная бочка. Покупает и новое, и б/у. Всё что можно и только много. Очень много! Зачем? А кто их знает. Восток — дело тонкое… И лёгкую и тяжелую строительную технику, обычные и тяжёлые карьерные самосвалы, тепловозы и паровозы, легковые автомашины, автобусы, речные катера и буксиры, танкеры и экскаваторы, листовой, трубный прокат, химикаты, минудобрения, нефть, бензин, мазут, рельсы, лес-кругляк, шпалы, бытовки, вагоны, вагончики… В большинстве своём новенькое, в смазке… Но по сложной схеме платежа. Главным условием, чтоб в основном по бартеру. Деньги — валюту — на Россию китайцы не тратят, оставляют у себя в стране, а ширпотреб и сублимированную продукцию, главным образом полубракованную, некондиционную, спускают на внешний рынок, но по завышенным ценам, потому что по бартерной схеме. «Эта халосай тавала, тавалися! Выгадна диля вас кантракта! У нас ессё такая есть, да!»

У слабонервных россиян, глядя на эту материально-техническую откачку ресурсов из страны, сердце горечью обливается… Не только потому, что и стёкла в автомашинах на платформах порой биты, что и грабят их «наши соотечественники» по дороге к той границе нещадно, а оттого, что такой вот именно техники, самим, как раз раньше и не хватало на всех производствах. Даже и не знали, что она, таковая, и есть!.. А столько ведь всего могли на ней создать и выстроить! И на тебе, ёшь твою в дышло.