Якутск-Москва на автомобиле

Курорт Горячинск

Следующим крупным пунктом на нашей маршрутной карте был Иркутск. О возможности проехать на автомашине по южному берегу Байкала мы ничего конкретного узнать в Улан-Удэ так и не смогли. Одни шоферы говорили, что дорога есть, но сами они по ней не ездили, другие же отвечали определенно: «Проехать нельзя». У нас были сведения, что на участке Бабушкин — Слюдянка автодорожные мосты давно разрушены, а паромов через ручейки нет. Но втайне мы надеялись, что это было «раньше», а теперь положение изменилось. Прежде чем пробиваться в сторону Иркутска, решили побывать на известном курорте Горячинске, расположенном на восточном берегу Байкала.

Курорт старинный, его посещали даже декабристы. Ехать надо было к северу, в сторону от нашего основного маршрута, но дорога хорошая, а окрестности живописные и впереди «Славное море, священный Байкал».

Улан-Удэ позади. Дорога вилась по склонам гор. За белыми столбиками под обрывом бурлила Селенга. Временами дорожные столбики исчезали, дорога ненадолго ныряла в дремучий лес.

В 30 километрах от Улан-Удэ встретилась большая деревня Татаурово. Дорога раздвоилась: налево кратчайший путь к Байкалу, параллельно железной дороге, направо дорога к переправе через Селенгу и к Горячинску. Переправились на громадной барже. Тащил ее маленький буксир, похожий на муравья, который волочит соломинку в десять раз большую, чем он сам.

На горизонте виднелись горы, а вокруг расстилалась каменистая с кустиками сухой травы равнина. Изредка дорога приближалась к небольшой речке Итанце, забитой сплавляемым лесом. В долине реки много деревень.

Деревни сохранили старинный первородный вид, как будто сошли с прочитанных нами в разные времена книг о Сибири. Крепкие дома, бревенчатые ограды из шести — восьми рядов уложенных горизонтально бревен, тяжелые, очень высокие резные ворота. Такие ворота — настоящие произведения искусства — мы уже встречали по дороге в Петровск-Забайкальский. Ставни крашеные, чаще белые, но попадались фиолетовые и розовые. Деревьев и садов нет, людей почти не видно. Только изредка на скамеечках у домов сидят женщины.

В 60 километрах от Селенги пошел лес, сразу густой, непроходимый, дремучий, с буреломом. Впечатление глуши усилилось тем, что солнце скрылось за холмами и быстро стемнело. На безлюдной дороге стало даже страшновато. Лучи фар выхватывали из темноты придорожные кусты и стволы деревьев, а за ними двигались тени. Георгий схватился за двустволку.

Взошла луна, полная, круглолицая, и сразу ехать стало веселее. Сквозь деревья блеснула темная вода — Байкал! Вот он перед нами! Вылезли из машины, подошли к берегу. По узкой полосе галечника у наших ног мерно плескались волны — морской прибой. Серебряная дорожка тянулась от луны по водной, чуть рябоватой глади к нашим ногам, как бы приглашая пройтись, а вдали, на противоположном берегу, еле вырисовывались кряжи гор, сливающиеся с темными облаками. Лишь гладь, и ни одной живой души. Не хотелось уходить, но ветер, холодный, пронизывающий, упрямо прогонял нас с принадлежащих ему владений…

Дальше наша дорога шла вдоль берега, отделяясь от него лишь узенькой полоской леса, через которую просвечивали лунные блики. Мы несколько раз останавливались и, каждый раз приближаясь к берегу, находили в окружающем ландшафте что-то новое. Где-то внизу в темноте плескались волны, хотелось спуститься, окунуть руку в воду. Но страшновато. В потемках трудно определить высоту обрыва: а вдруг съедешь вниз. В одном месте все-таки удалось подойти к самой воде. Она оказалась очень холодной. Б-р-р!

По нашим расчетам, мы должны были уже прибыть к реке Турке, где нам предстояло до утра ожидать паромной переправы. Но Турки не ехидно. Вместо нее какой-то деревянный настил и темный лесной коридор. Неожиданно попали на длинную сельскую улицу. Оказалось, что это деревня Турка, расположенная уже на правом берегу реки. Приятный сюрприз. Наши сведения об отсутствии моста устарели. А через 10 километров мы уперлись в забор курорта Горячинска и решили здесь заночевать.

На рассвете, поеживаясь от холода, пошли на территорию курорта разыскивать ванный корпус, чтобы испытать на себе действие целебных горячих вод.

Проникнуть к ваннам оказалось значительно легче, чем мы предполагали. Нас приняли за корреспондентов и, прежде чем мы успели открыть рты, повели осматривать корпус, а затем предложили окунуться в ванны.

После ночевки в холодной машине горячая ванна показалась неземным блаженством. Оно было бы еще большим, если бы нас хоть на минуту покинули тревожные размышления о том, как проехать в Иркутск. Об этом начали расспрашивать соседей, бултыхавшихся рядом с нами в ваннах. Увы, никто ничего определенного не знал. На наше счастье, кто-то вспомнил, что на курорте отдыхает «сам» начальник автотранспортного управления Улан-Удэ. Нашли его в центре небольшого прудика на лодке в клубах густого пара, исходящего от горячей воды. После звуковых сигналов лодка приблизилась к берегу, и ее хозяин пригласил нас попариться в целебной атмосфере. Услышав наш вопрос, он решительно объявил, что на машине вдоль южного берега Байкала не проехать — нет мостов. До войны были и мосты п дорога, а потом паводковые воды разрушили несколько мостов. Восстанавливать же их не сочли целесообразным, поскольку стало известно, что после окончания строительства Иркутской ГЭС уровень Байкала со временем поднимется на метр и дорогу все равно придется переносить.

Итак, наши хрупкие надежды на продолжение автопутешествия на время рухнули, и мы с тяжелым сердцем должны были возвращаться к железной дороге и просить платформу.

Осмотрели выходы горячих источников и большой старинный парк. Это даже скорее не парк, а вековой лес. Отдыхающих мало, заросшие аллеи пусты. У источника деревянная ограда. Нехитрое устройство ограждает выход воды из-под земли. Часть воды по трубам поступает к корпусам санатория, а излишки ее по деревянному лотку стекают в ложбинку, направляющуюся в сторону пруда. Сульфатно-натриевые воды источника, как нас заверяли, обладают высокими целебными свойствами. Это же подтвердил изможденный мужчина лет сорока с немного перекошенной шеей, набиравший в бидон водички. Он поведал нам свою печальную историю. Мужчина этот работал плотником в Иркутской области, но сидеть на одном месте не любил и часто переезжал с места на место. В одном из сел выпил молока и на следующий день почувствовал недомогание. Врачи определили: бруцеллез. Провалялся несколько месяцев в больнице и вышел инвалидом: шея скрючена, руки плохо работают и вообще, как он выразился, «не жилец на этом свете». Никакие средства лечения не помогали, голова у него начала трястись, потерял аппетит, приготовился к смерти. И, только случайно попав в Горячинск, буквально ожил. Возвратившись в родные края, начал даже понемногу плотничать. Правда, целебных свойств горячинской воды хватило ненадолго, к весне следующего года болезнь возвратилась. Теперь он здесь в третий раз. Несколько дней пребывания в Горячинске ему уже помогли, он может поворачивать голову, и руки действуют лучше. Поселился он в деревне и по утрам приходит к источнику за горячей водичкой, которую понемногу пьет весь день.

Кто знает, действительно ли ему помогает минеральная вода, или это только самовнушение. Мы были взволнованы другим: молодой здоровый мужчина превратился в инвалида, а причиной всему какая-то кружка сырого молока.

На развилке дорог на окраине Горячинска встретили группу молодых парней и девушек. Их внешний вид, одежда и, самое главное, огромные рюкзаки безошибочно говорили о том, что это представители самого беспокойного и непоседливого племени туристов. Так и есть, группа студентов путешествует по берегам Байкала. Где были, куда шествуют, что хорошего видели? Были в Баргузинском заповеднике, теперь осматривают Го-рячинск, намереваются попасть на остров Ольхон — самый большой из островов на Байкале.

Мы задумались: а не махнуть ли нам на денек в Баргузинский заповедник, ведь всего 200 километров? Отговаривают. Для этого надо затратить не день, а по крайней мере неделю. На автомашине мы доедем лишь до поселка Усть-Баргузин и, может быть, с трудом — до Баргузина, селения на берегу реки того же названия, в 50 километрах от устья. Дальше добираться надо горными тропами.

Баргузинский заповедник расположен в труднодоступном горном районе и защищен высокой альпийской цепью Баргузинского хребта высотой около 2,5 тысячи метров, преодолеть которую решаются лишь наиболее опытные и смелые туристы. Остальным желающим побывать в заповеднике предлагается лишь водный путь по Байкалу до пристани Давша, где размещаются основная база и управление.

В заповеднике обитают бурый медведь, изюбр, лось, олень, кабарга, лисица, выдра, рысь, горностай, ласка, белка. По берегам Байкала имеются лежбища нерпы. Ученые проводят исследования самобытной природы и обитателей заповедника. Особенно любопытны наблюдения над образом жизни соболей.

У соболя тонкий слух и острое зрение хищника, позволяющее ему первым заметить человека. Зверек очень осторожен, чувствует малейшую опасность и умеет ее избежать. Поэтому даже в заповеднике, где соболь чувствует себя в полной безопасности, увидеть его летом крайне трудно. Это очень осложняет труд исследователей. Намного легче найти соболя зимой по следу, но и тогда трудно его перехитрить. Говорят, что соболю достаточно увидеть человеческий след, тропу или лыжню, как он сразу настораживается. Часто соболь не решается пересечь лыжню и поворачивает назад, а иногда с чрезвычайной осторожностью перепрыгивает через нее. Но он, видимо, не лишен и любопытства. Может возвращаться и перескакивать лыжню по нескольку раз или, выскочив на лыжню, побежать в одном направлении, а затем повернуть обратно.

Исследователям, которые пытаются по следу соболя изучить его привычки, приходится туго. Путь преграждают хаотически наваленный валежник, крутые обрывы скал, каменные осыпи, густые заросли кедрового стланика. Соболь как будто бы нарочно, чтобы помучить исследователей, то поднимается на кручу, то спускается вниз десятки, а может быть, и сотни раз. Он проходит за день до 25 километров.

Баргузинский соболь размером с крупную кошку. Он очень ловкий и сильный хищник, уничтожающий все, что может поймать и победить. Питается грызунами, кедровыми орехами и ягодами. Не прочь полакомиться белкой или колонком. На снегу иногда видны капли крови и кончик беличьего хвоста — это дело зубов соболя: он был голоден. Если же лежит белка или полевка, у которой отъедены только голова и шея, а все остальное не тронуто, — значит, соболь был сыт. Он ограничился лишь самыми питательными частями тела — мозгом и железами внутренней секреции. Интересно, что в любимых соболем лакомствах содержится то же вещество (лецитин), что в ядрах кедровых орехов и в мозгу животных.

Сибирские соболиные меха славятся во всем мире. Есть сведения, что уже в IV веке они вывозились в Пер-сию, а потом в Маньчжурию и Корею, Византию и Западную Европу. В середине XVIII столетия, когда интенсивно осваивалось Забайкалье и восточные районы России, когда строились остроги на берегах Селенги, Шилки, Лены, Амура, когда зарождались многие современные сибирские города, охота на соболей достигала самых больших размеров. Из Сибири в царскую казну поступало до пятисот тысяч штук соболей в год. Но это была не разумная охота, а массовое истребление. Количество соболей быстро уменьшалось. В 1910 году по всей Сибири, Маньчжурии и Китаю было заготовлено всего двадцать семь тысяч шкурок. Нависла угроза полного исчезновения соболя. И только при Советской власти удалось восстановить поголовье этих ценных зверьков. Баргузинский заповедник сыграл в этом главную роль.

Всем известно, как ценились соболиные меха. Цари в качестве высшей награды своим сановникам дарили соболью шубу «с царского плеча». Шуба была признаком особого богатства ее хозяина. Но мы не представляли себе, что и сейчас соболиные шкурки, а особенно черные шкурки баргузинского соболя, ценятся просто баснословно дорого.

— Сколько, по-вашему, стоит соболиное манто? — спросил нас один из туристов.

— Самая дорогая шуба из норки, которую мы видели в магазине, стоит две тысячи рублей. Предположим, что соболиная в два раза дороже, значит, четыре тысячи, — сказали мы.

— Попробуйте купите!

— А сколько же?

— В 1931 году одно соболиное манто наивысшего класса стоило в Америке шестьдесят тысяч долларов!

— Не может быть! — поразились мы.

— Петя, дай-ка Гусева, — сказал наш собеседник товарищу.

Белобрысый конопатый парень с бесцветными волосами и бровями, ухмыляясь, вытащил из кармана рюкзака потрепанную книжечку, развернул перед нами и ткнул пальцем в подчеркнутую карандашом строчку. Да, там было черным по белому написано: «60 000 долларов». Мы еще раз просчитали нули — нет, не ошиблись. А ниже написано: «…на 30-м ленинградском аукционе 1959 г. стоимость баргузинских соболей достигла рекордной цифры — 715 долларов за штуку».

— Что за книжечка? Покажите! — взмолились мы.

Книга называлась «От Баргузинского заповедника до Ушканьих островов»; она издана в Иркутске в 1960 году. Позже мы ее купили и нашли в ней много интересного. Ее автор Олег Кириллович Гусев, зоолог, несколько лет работал в Баргузинском заповеднике. Он прекрасно знает Байкал, всех пернатых и животных забайкальской тайги. Страницы его книги дышат любовью к животным и даже к насекомым.

К примеру, что мы знали о каких-то серо-бурых и коричневых ручейниках? Мы их видели на берегу Байкала. Маленькие насекомые длиной несколько миллиметров с крыльями и тоненькими усиками быстро бегали по земле, иногда летали. Но мы, конечно, не обратили на них особого внимания: всякой мошкары в тайге хватает, а жаль, что мы не разглядели их как следует.

Разве не интересно понаблюдать за насекомыми, которые гибнут во имя продолжения рода? Самцы долгое время повсюду таскают за собой мертвое тело самки, пока не погибнут сами. Порыв ветра подхватывает их тела и уносит в Байкал, в воду, где из яиц развиваются крошечные личинки. Из личинок вырастают куколки. В конце апреля — начале мая, когда под действием весеннего солнца и тепла лед становится пористым, эти куколки вылезают на лед. О. К. Гусев наблюдал неисчислимые вереницы таких живых существ. Все они движутся по направлению к берегу, причем ориентируются безошибочно, как по компасу. Гусев брал куколку и переносил ее в высокие торосы, где не было других куколок и не было видно береговых хребтов. Куколка мгновенно находила нужное направление. Он переворачивал ее карандашом, пытался сбить с правильного направления — все было напрасно. Куколка вела себя как точнейшая машина. С непостижимой точностью куколки стремятся к берегу, уверенно находя нужное направление среди беспорядочных нагромождений ледяных торосов, поднимаясь по отвесным стенкам трещин, переплывая через разводья. Добравшись до берега, куколки превращаются в крылатых ручейников. На берегу их поджидают стаи птиц, чтобы ими выкормить своих птенцов. Бурундуки и белки тоже не прочь полакомиться ручейниками. Даже медведь спускается с гор к побережью, переворачивает камни и слизывает насекомых.

Если захотите подробнее узнать о жизни ручейников, мысленно побывать на четырех маленьких загадочных островах Ушканьего архипелага, познакомиться с зимним Байкалом или узнать, как в Забайкалье охотятся на медведей, прочтите книжку О. К. Гусева. Не пожалеете.

336 рек

Из Горячинска возвращались к Селенге по знакомой уже дороге. Но те места, которые мы вчера рассматривали при лунном свете, выглядели на солнце по-иному. Прибой утих, контур гор на противоположном берегу стал резким. По дороге проносились лесовозы — МАЗы с прицепами, груженные огромными стволами сосен. Длина стволов достигала 20 метров, и наш «москвич» рядом с ними казался совсем крошечным.

На высоком камне сидел рыболов с собакой. Оказался он токарем одного из заводов Улан-Удэ и здесь проводил свой отпуск. Вышел ловить еще ночью в надежде на дождь и на штормовой ветер баргузин. При таких условиях хорошо клюет хариус. Но пока ни того, ни другого не было, и ловля шла неважно. Он рассказал нам об охоте на медведей, которых много в этих краях, и с жаром утверждал, что отпуск надо проводить обязательно на берегах Байкала — лучше мест на земле нет. Мы согласились с ним.

У Кирилла пристрастие к выискиванию мысов, утесов, обрывов и их фотографированию. Нашелся такой мысок и здесь. Около пего торчал из воды огромный, покрытый плесенью камень. Кирилл передал Георгию фотоаппарат и вскарабкался на верхушку камня. Георгий с веселым злорадством ждал, когда он слетит в воду, чтобы запечатлеть именно этот момент. И действительно, через две секунды Кирилл в полном «обмундировании» барахтался в воде. Но Георгию не повезло: он не успел завести фотоаппарат, и увековечение купания не состоялось.

Стал накрапывать дождик, перешедший в ровный, плотный проливной дождь — первый за все время нашего движения от Якутска, если не считать смерчевого ливня перед Читой. Дорога была хорошей, поэтому дождь оказался не таким уж страшным. Приятно наблюдать через стекла за потоками воды, чувствуя себя надежно защищенным от них.

Эта дорога хороша тем, что по ней в дождь даже лучше ездить, чем в хорошую погоду, — просто нет пыли. Однако часто на дорогах вместе со щебнем попадаются валуны; их здесь порядочно. Машины обычно накатывают две колеи, между которыми образуется своеобразный валик из крупных щебенок и валунов. Грузовые машины, имеющие высокую посадку, свободно проезжают над этим валиком, «москвичу» же это не всегда удается. Так и случилось с нами. Один из валунов оказался роковым. Наш салатный друг получил снизу мощный удар и, взвизгнув, остановился. Мотор завелся легко, но к обычному шуму добавился подозрительный скрежет. Пришлось остановиться и не только подставлять себя потокам дождя, но залезть под машину.

Оказалось, что мы задели о валун картером маховика, который немного прогнулся и стал задевать за зубья. Отсюда и скрежет. На наше счастье дождь кончился, а погнутость картера была небольшой, поэтому меньше чем через час мы снова катились, на сей раз аккуратно объезжая каждый мало-мальски внушительный камень.

В Татаурово погрузка на железнодорожную платформу исключалась: не было даже погрузочной площадки, не говоря уже о трудностях, связанных с тем, что разрешение на погрузку могло дать лишь начальство, находившееся в Улан-Удэ.

И вот снова — уже в третий раз и с третьей стороны — мы въехали в Улан-Удэ. Хороший город, понравился он нам, но выпускать нас не хотел — любовь оказалась взаимной.

В отделение железной дороги мы ворвались бегом в пять часов дня, но, увы, опоздали: никого из начальства на работе уже не оказалось. Спросили, нельзя ли позвонить начальнику на дом, ведь ночью мы могли бы погрузиться. На нас посмотрели с удивлением: дескать, с ума сошли, беспокоить начальство дома! Но ведь железная дорога работает круглосуточно, как же можно лишать пассажиров на шестнадцать часов из двадцати четырех возможных получить разрешение на погрузку?!

Наши возмущения никого не тронули, нам просто советовали прийти завтра. В течение всего «завтра» мы бегали к большим и маленьким железнодорожным начальникам. Нам долго втолковывали, что такое железная дорога и что такое пассажир, какое сложное и ответственное дело представляет собой перевозка грузов, а тем более автомобиля. Но к вечеру над нами все-таки сжалились и разрешили грузиться. Работники станции помогли укрепить автомашину на платформе, и мы отправились во второе железнодорожное путешествие.

С первыми лучами солнца открылась в утренней дымке гладь Байкала. Местами бросались в глаза участки автомобильной дороги, вьющейся вдоль железнодорожного полотна через речушки и разрушенные опоры и фермы мостов.

Триста тридцать шесть рек впадает в Байкал. Среди них такие крупные реки, как Селенга, Верхняя Ангара, Баргузин. Много и маленьких речушек, которые в летнее время имеют совсем безобидный вид. Но нрав у них капризный. Во время весеннего половодья и после того как в горах выпадут дожди скромная речушка разбухает, выходит из берегов и превращается в могучий, сметающий все на своем пути поток. Не удивительно, что перед водной стихией не могут устоять мосты. Триста тридцать шесть рек непрерывно несут свои воды в дар Байкалу, Байкал же отдает избыток воды единственной своей дочери — Ангаре.

Берега в южной части Байкала пологие, и поезд часто полз среди болотистых лугов, рощ и перелесков, удаляясь от берега. Но в районе Танхоя горы подступили к озеру и дорога вилась у самого берега, который во многих местах укреплен бетонной подпорной стенкой и уходящими далеко в море деревянными ряжами. Впечатление такое, как при путешествии по Кавказу, у берегов Черного моря. Сходство усиливалось тем, что солнце палило немилосердно.

Мелькали маленькие разъезды, станции и рыбацкие поселки. На водной глади виднелось много лодочек. Вдали мы заметили плот, на котором, взгромоздившись вместе с велосипедами, два паренька ловили рыбу. Четче вырисовывались в солнечной дымке очертания противоположного берега. Несколько живописных мысов, серия виражей — и мы неожиданно увидели «конец» Байкала. Перед нами открылась долина, окаймленная горными хребтами, в которую большим полукругом врезалась сверкающая поверхность озера.

В долине приютился небольшой городок Слюдянка. Крутые склоны гор прижали его к Байкалу, ему не хватило места на узкой прибрежной полосе, и он, казалось, расползся во все расщелины в горах, поднимаясь и по их склонам. Выше к перевалу велись горные разработки. В недрах гор богатейшие залежи слюды — флогопита и различных видов мрамора — красивого облицовочного камня и сырья для цементного производства. Недалеко от города недавно открыто месторождение графита. В Слюдянке работает Южнобайкальский рыбный завод, на котором засаливается значительная часть рыбы, вылавливаемая в Байкале.

В Горячинске один из отдыхающих посоветовал нам побывать на курорте Аршан, до которого от Слюдянки «всего» 130 километров. «Аршан» по-бурятски означает «целебный источник». Курорт расположен в узком ущелье небольшой незамерзающей речки Кынгарги, привлекающей отдыхающих и туристов красивыми водопадами, быстрым течением, чистейшим горным воздухом и суровыми скалами. Вблизи от Аршана Лебединое озеро ледникового происхождения, кедровые рощи, таинственные пещеры. А если подняться на один из гольцов, стерегущих Аршан, можно любоваться самой высокой вершиной Восточного Саяна — горой Мунку-Сардык, достигающей высоты 3491 метр.

Мы быстро разработали детальный план поездки в Аршан с учетом того, что обедать будем уже на курорте. Одну лишь деталь мы никак не могли согласовать: Кирилл предложил утром следующего дня отправиться в горы, Георгий же считал необходимым пораньше выехать в Иркутск. Увы, мы забыли, что наша машина стоит на железнодорожной платформе, подтягивать которую к разгрузочной площадке, кажется, не спешили. Мы решили погулять.

Перрон буквально завален омулем. И в палатках, и в корзинках, и на лотках — всюду знаменитый байкальский омуль: и жареный, и горячего копчения, и холодного. Мы бросились к торговым точкам: надо же полакомиться деликатесом, надо запастись рыбкой на дорогу да и взять омульков для друзей москвичей… И отскочили от корзинок и лотков… Цены чуть ли не выше московских, и это здесь, у самой байкальской воды, в которой вылавливается более 35 процентов всей рыбы, добываемой в Восточной Сибири.

Осмотрели Слюдянку. Узенькие улицы, домишки жмутся друг к другу. Ощущается недостаток жизненного пространства — горы совсем сдавили город. Казалось бы, надо строить крупные многоэтажные дома, но таких нет, преобладают одноэтажные. Почему же здесь не строят привычные типовые благоустроенные пятиэтажные дома? Оказывается, нельзя. Здесь зона повышенной сейсмичности. В районе Байкала часто случаются землетрясения, особенно много их эпицентров зафиксировано в южной половине впадины озера Байкал и примыкающей к ней части Восточного Саяна. Слюдянка испытывает ощутимые землетрясения по нескольку раз в год. Ученые считают, что в Слюдянке возможны землетрясения силой до десяти баллов. Следами землетрясений являются открытые тектонические трещины в долине реки Слюдянки.

Жители Слюдянки борются и с другими грозными явлениями природы. Безобидная на вид река Слюдянка шириной всего 4–6 метров и глубиной 0,5 метра причинила немало бед. Во время сильных дождей в горах потоки воды, устремляясь вниз по склонам, смывают легко разрушающиеся горные породы, захватывают глину, песок и глыбы и сносят все это в русло речки. Водо-грязе-каменный поток, называемый селевым, мчится с огромной скоростью, разрушая на пути все препятствия, занося камнем и грязью большие участки. В 1915 году такой поток разрушил в Слюдянке железнодорожную станцию и часть поселка. Необычайной силы селевый поток достиг в 1934 году, когда были подмыты устои моста, размыты дамбы, а станционные пути на площади около 10 гектаров были занесены слоем песка мощностью до 1 метра.

Удержать селевый поток невозможно, его лишь можно разбить на части с помощью специальных инженерных сооружений и направить в безопасном направлении. Для защиты мостов, железной дороги и города в Слюдянке были построены специальные дамбы. Река как будто успокоилась, перестали беспокоиться и жители Слюдянки. На окраине города, поближе к слюдяным рудникам, был даже построен поселок Рудоуправления. Но затишье оказалось временным. 20 июня 1960 года река взбесилась, мощный селевый поток разрушил дамбу и ринулся в поселок. За несколько часов камнями было перемолото несколько домов, на месте улицы возникло русло глубиной до 3 метров. О силе потока можно судить по следующим фактам.

В поселке поток промыл селевые русла общим объемом 270 000 кубических метров, около дамбы отложил около 50000 кубических метров валунов. Он волочил валуны диаметром до 3 метров и дорожный каток весом 2,6 тонны на расстояние 1100 метров. Скорость потока достигала 5 метров в секунду.

В чем же причина образования такого мощного селевого паводка? Река Слюдянка берет начало на северном склоне хребта Хамар-Дабан на высоте 1700 метров. Длина реки всего 22 километра, а разница между высшей и низшей точками более 1200 метров. Осадков в верховьях реки очень много — до 1800 миллиметров в год, что в 3,6 раза больше, чем в городе Слюдянке (488 мм). Половина годового количества осадков выпадает в июне — июле. До начала летних дождей в верховьях сохраняется много снегу. Слюдянка течет в глубокой долине с крутыми склонами высотой до 700 метров и крутизной до 45°. В бассейне реки большие запасы валунов, галечников, разрушенных пород. Все эти факторы вместе и создают предпосылки для образования селевых паводков.

За четыре дня до катастрофического паводка в горах выпало 326 миллиметров осадков, в полтора раза больше, чем в Якутске за год. Ливень достиг исключительной силы, только за двенадцать часов в ночь на 20 июня выпало 152 миллиметра. В горах еще было много снегу. Сезонная мерзлота на северных склонах способствовала тому, что все осадки и снег были сброшены в реку. Поток начал интенсивно размывать русловые и пойменные отложения, насыщался валунами и галечниками. Грязе-водо-каменный поток характеризуется тем, что он не имеет склонности к растеканию по плоской поверхности, а активно вырабатывает селевое русло, стремясь сохранить прямолинейное движение. Он набросился на направляющую дамбу, пробил ее и, сотрясая землю, с оглушительным грохотом, перемещая громадную массу камней, понесся по улице поселка. Поток прошел через весь поселок, но в центральную часть города ему попасть не удалось. Мощная дамба с железобетонным покрытием, построенная после селя в 1934 году, выдержала натиск и направила его в основное русло реки, хотя и получила при этом тяжелые повреждения. Паводок продолжался четыре часа. Жители Слюдянки теперь строят более мощные дамбы, сооружают каменные надолбы, спрямляют русло реки, чтобы обезопасить город от подобных неприятностей.

Разгрузились мы лишь к вечеру. Ехать в Аршан было уже поздно, нас предупредили, что дорога сложная и ехать в темноте рискованно. В оставшееся светлое время решили заняться удалением сажи, покрывшей автомобиль и нас с ног до головы. На пути от Улан-Удэ до Слюдянки наша платформа шла за паровозом, который коптил немилосердно. Мойку устроили прямо в городе на берегу Слюдянки. Мы были такими чумазыми, что вокруг собралась толпа любопытных ребятишек и взрослых.

Выехали из Слюдянки затемно. Дорога сразу круто полезла в гору. Серия поворотов и подъемов — и при лунном свете открылись бескрайние просторы Байкала, длинный залив с полукруглым окончанием, огоньки Слюдянки и поселка Култук. Еще поворот — и озеро скрылось. Где-то слева в горах затерялся Тункинский Аршан, в котором побывать нам так и не удалось.

У истоков Ангары

В Иркутск приехали в полночь, а на следующее утро решили еще раз побывать на Байкале — у истоков Ангары, благо туда вела прекрасная асфальтированная дорога. Многие иркутяне проводят свой воскресный отдых на берегу озера.

Справа от дороги временами мелькала Ангара. По существу это было море, образованное плотиной Иркутской ГЭС, сужающееся по мере приближения к Байкалу.

В раздумье останавливались около развилки дорог: куда ехать? Одна дорога идет вниз, вторая поднимается вверх по склону горы. Решили сначала подняться на гору, чтобы лучше осмотреть окрестности. Дорога привела нас к утопающим в зелени домам отдыха. Сквозь листву деревьев разглядели Ангару и то место, где она сливается с водной гладью Байкала. Но определить точно, где кончается Байкал и начинается Ангара не удалось: берега озера изгибаются и, образуя залив, уходят в сторону, становясь берегами реки.

Об Ангаре сложено немало романтических легенд. В одной из них говорится, что прекрасная Ангара, дочь могучего Байкала, услыхала однажды от чаек и горных ручьев о богатыре Енисее и полюбила его. Но суровый Байкал хотел выдать свою дочь Ангару замуж за старого Иркута и засадил ее в темницу. Ангара вырвалась из плена, понеслась к Енисею и соединилась с ним. Рассерженный отец бросил ей вслед громадный камень. Этот камень не причинил вреда беглянке, но закрыл дорогу отцу. Камень, брошенный Байкалом, находится в истоке Ангары и называется Шаманским.

Мы смотрели на Ангару и, вспоминая легенду, пытались представить ее в образе юной девушки. Г1ет, это не юная дева, тайком убегающая от отца. Это гордая, властная красавица, уверенная в том, что каждый, кто ее увидит, пойдет за ней хоть на край света.

Спустились на нижнюю дорогу, проходящую по берегу Ангары. На противоположном берегу виднелся порт Байкал. Дорога резко повернула влево, и мы оказались на берегу озера. И хотя солнце пекло немилосердно, а по дороге к Байкалу мы изнывали от жары, здесь было прохладно. От воды исходил такой холод, что мы чувствовали себя как в погребе. Приятно в жаркий день ощутить прохладу, но здесь ее слишком много. И ни одного купающегося! Это очень странно видеть. Люди сидят на берегу под палящим солнцем, у самой чистейшей и прозрачной воды и только смотрят на нее. Даже шустрых и смелых мальчишек в ней не видно.

У подножия горы виднелось светлое трехэтажное здание Лимнологического института Сибирского отделения Академии наук СССР. На первом этаже имеется знаменитый музей, где собраны экспонаты всех обитателей Байкала. Богат и разнообразен органический мир озера. Его водную толщу населяют около шестисот видов растений и свыше тысячи двухсот видов животных, из которых три четверти живет только в Байкале.

Разнообразные формы диатомовых водорослей, ярко-зеленые ветвистые губки, пестроокрашенные ракообразные гаммариды. Сорок девять видов рыб, начиная от известного байкальского омуля, сигов и хариусов и кончая гольянами, окунями и прожорливыми щуками. Только омулей различают четыре разновидности. В Байкале встречается один из видов тюленей, обитающих в Северном Ледовитом океане, — нерпа. Каким образом этот северный тюлень оказался в Байкале? Некоторые исследователи полагают, что тюлень проник в озеро из Северного Ледовитого океана в четвертичное межледниковое время через Лену и Витим. Другие считают, что тюлень проник в Байкал через Енисей и Ангару. Кто из них прав? Время покажет. Байкал за двадцать миллионов лет своего существования накопил немало загадок, которые раскрыть не так-то просто.

В просторных комнатах на втором и третьем этажах, откуда открывается неповторимая панорама Байкала, трудятся ученые-лимнологи. У них много забот. Им надо выведать тайны у скрытного Байкала, заставить его поделиться богатствами, позаботиться о благополучии его дальнейшей жизни.

В Лимнологическом институте изучают климат бассейна Байкала, гидрохимический состав и тепловой режим вод, биологию промысловых рыб, влияние поднятия уровня Байкала на рост древесной растительности на его берегах и изменение самих берегов. Эти работы помогут увеличить улов рыбы без уменьшения ее запасов, разработать прогнозирование климатического воздействия искусственных водохранилищ на окружающие пространства.

Лимнологический институт расположен около поселка Лиственничное. На картах поселок теперь называется Листвянкой, но его жители, особенно лимнологи, считают это ошибкой и добиваются восстановления старого названия.

В Лиственничном находится крупная судостроительная верфь, где строят и ремонтируют катера, баржи и суда, плавающие по Байкалу, Ангаре, Селенге и другим рекам. Здесь разместились также пристань, хозяйство Лимнологического института и турбаза. В поселке асфальт кончился, дальше путей для автомашины не было, только тропинки для пеших туристов.

Наши попытки прокатиться ро Байкалу не увенчались успехом: нет здесь катеров, речных трамваев, лодок… Давно устаревшее расписание движения теплохода «Иркутск» сиротливо колыхалось на ветру над пустым окошком будки, в которой когда-то продавались билеты… Туристические рейсы теперь совершаются из Иркутска. Поэтому мы проделали лишь пешую прогулку вдоль берега по тропе. Пришлось карабкаться по крутым склонам. В одном месте с трудом сползли к Байкалу. Хорошо проглядывалось каменистое дно. Хотелось искупаться, но нас испугали: вода Байкала имеет температуру не выше 10°. Тем не менее Кирилл начал быстро раздеваться.

— Ты что? — спросил его сочувственно Георгий.

— А ты хочешь, чтобы я был на Байкале и не искупался? Не выйдет!

Он попробовал воду, потом, урча и повизгивая, стал обтирать ею тело, окунулся и замахал руками — поплыл. Но только на несколько секунд. Какая-то могучая сила, как пружиной в спину, выбросила Кирилла на берег, и он заметался из стороны в сторону, стараясь побыстрее согреться.

Георгий пугливо смотрел то на его прыгающую фигуру, то на зеленоватую воду. Голова его все чаще вертелась то туда, то сюда, и наконец он не выдержал. Сбросил одежду и кинулся в воду. Он орал, хохотал, визжал, но дальше чем по пояс зайти так и не смог. Здесь он окунулся и мгновенно вылетел на берег.

— Теперь, как и ты, буду хвастаться, что тоже купался в Байкале! — радостно закричал он Кириллу.

После купания возвратились в Листвянку и решили познакомиться с фауной Байкала поближе — в маленьком ресторанчике, возле которого оставили автомобиль. Там нас угостили местными деликатесами — ухой из хариуса и байкальским омулем.

Наконец в последний раз попрощались со священным Байкалом и поехали обратно в столицу Восточной Сибири, так называют город Иркутск. По пути решили осмотреть Иркутскую ГЭС.