Записки с того света (Посмертные записки Браза Кубаса) 1974

Глава XCIX В ПАРТЕРЕ

В партере я встретил Лобо Невеса: он беседовал с кем-то из своих приятелей. Мы холодно обменялись несколькими фразами, обоим нам было неловко. Но в следующем антракте, спеша занять свои места, мы снова столкнулись в одном из безлюдных коридоров. Он приветливо улыбнулся мне, и между нами завязался оживленный разговор; говорил, впрочем, больше Лобо Невес, казавшийся воплощением спокойствия и невозмутимости. Я осведомился о здоровье его жены; он ответил, что она здорова, и снова вернулся к отвлеченным темам, — выражение лица у него было воодушевленное, почти счастливое. Поди угадай причину такой внезапной перемены; антракт кончился, и я поспешил в ложу Дамашсено, который уже высматривал меня, стоя в дверях.

Весь следующий акт я просидел, не слыша ни того, что говорят актеры, ни как им аплодирует публика. Откинувшись в кресле, я воскрешал в памяти обрывки моего разговора с Лобо Невесом, вспоминал, как он держался со мной, и пришел к выводу, что все устроилось не так уж плохо. Нам с Виржилией вполне достаточно нашего домика. А мои частые визиты в их семейный дом только распаляли бы зависть и недоброжелательство наших соглядатаев. Строго говоря, разве нам с Виржилией непременно нужно видеться каждый день? Даже лучше, если мы иногда будем тосковать друг о друге. А кроме того, мне уже перевалило за сорок, а я еще никто, я даже выборщиком ни разу не был. Необходимо чем-то заняться хотя бы ради той же Виржилии; разве ей не лестно будет увидеть мое имя в блеске славы? Надеюсь, впрочем, что у нее и так были поводы восхищаться мной, хотя в таких случаях трудно быть уверенным. Но я имел в виду совсем другое.

О толпа, чьей любви я домогался до самой своей смерти, — иногда ты дарила мне ее, и я позволял людям восхвалять себя, но сам не замечал их, как не замечал своих палачей эсхиловский Прометей. Ты замышляла приковать меня к скале твоего непостоянства, твоего равнодушия, твоей экзальтации? Слишком непрочные оковы, моя милая, я, подобно Гулливеру, стряхивал их с себя одним движением. Одиночество в пустыне — это банально. Утонченное, сладостное одиночество — это одиночество в гуще жестов и слов, страданий и страстей, когда в людском океане человек чувствует себя отчужденным, затерявшимся, недостойным… А когда человек приходит в себя или, вернее сказать, когда он снова приходит к людям, они говорят: «Что ты как с луны свалился?» А что такое эта луна, этот светящийся и укромный уголок мозга, как не жалкое свидетельство нашей духовной свободы? Вот, право, отличная концовка для этой главы!