100 дней

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

НАД СТОЛИЦЕЙ опустились ранние осенне-зимние сумерки. Был канун 11-й годовщины Октября. К празднично украшенному перрону Казанского вокзала подошел пассажирский поезд, на вагонах которого белели эмалированные таблички "Ташкент — Москва". Только на одном прицепленном прямо к паровозу вагоне такая табличка отсутствовала, хотя он и следовал в составе поезда со станции его отправления. О назначении и пассажирах этого вагона нетрудно было догадаться по решеткам на окнах: это был арестантский вагон.　

Когда толпа пассажиров и встречающих схлынула с перрона, открылись двери вагона для арестованных. Последним его покинул невысокий, слегка прихрамывающий, среднего возраста человек. Вокруг него сразу же замкнулось плотное кольцо конвойных. "Вот он, мой подследственный", — подумал я (я специально приехал на вокзал, чтобы заранее, со стороны, посмотреть на этого человека).　

Машина везла арестованного по нарядной по случаю праздника Мясницкой улице и, миновав забитую трамваями и извозчиками Лубянку, повернула вдоль Китайгородской стены налево. Освещенные окна учреждений и витрины магазинов были украшены портретами Владимира Ильича Ленина, лозунгами, посвященными годовщине Октябрьской революции и призывавшими трудящихся к ударному труду на новостройках страны.　

Прохожие с любопытством оглядывались на часто сигналивший милицейский автомобиль. Они, очевидно, догадывались, что за зарешеченными окошками машины находились те, кто не только не разделял с народом радости вдохновенного, созидательного труда, а, наоборот, мешал строительству новой жизни. Милицейская машина, пробиравшаяся по праздничной столице, была своеобразной тенью прошлого, неожиданно вторгшегося на улицы советской Москвы.　

Внутри машины действительно сидели отъявленные уголовные преступники, среди которых наиболее опасным был, безусловно, мой новый подследственный.　

Около здания Центророзыска (так называлось Управление уголовного розыска при НКВД РСФСР), находившегося у Ильинских ворот, автомобиль остановился. Здесь в отдельном помещении находились камеры для особо опасных преступников.　

В те годы я работал в Центророзыске старшим инспектором и возглавлял группу по борьбе с бандитизмом.　

Дел было у нас немало. Каждое утро я заставал на своем столе объемистую папку с письменными и телеграфными донесениями из самых различных уголков страны. Среди сообщений о мелких преступлениях встречались донесения очень серьезные: об ограблении банка, налете на почтовую контору, убийстве с целью грабежа…　

Большинство преступлений совершалось в молодых среднеазиатских республиках. Удивляться этому не приходилось. Они позже, чем, например, РСФСР, встали на путь самостоятельного развития, и государственный аппарат находился там в стадии формирования.　

Борьба молодых органов власти с преступностью на местах особо ощутимых результатов пока не давала, и им нередко приходилось обращаться за помощью в Москву. Так попало ко мне дело об одной крупной бандитской шайке, пересланное в Центророзыск из Узбекистана, точнее говоря, о главаре этой банды, доставленном в Москву. Эта банда действовала сначала в Нижнем Поволжье, затем перебралась в Среднюю Азию. На счету бандитов значилась не одна сотня тяжелых уголовных преступлений. Многие из них сопровождались убийствами.　

Милиции не раз удавалось нападать на след отдельных бандитов, даже арестовывать их на месте преступления. Под тяжестью неопровержимых доказательств они сознавались в собственной вине, но скрывали имена и местонахождение своих главарей. Между тем для ликвидации шайки чрезвычайно важно было выявить и изолировать ее руководителей, а затем уже переловить и всех других ее участников.

Но вот, казалось бы, работников милиции Средней Азии можно поздравить с успехом. После долгих и упорных поисков им удалось захватить не кого-либо из второстепенных вожаков банды, а самого главаря ее. К сожалению, радость оперативных работников оказалась преждевременной. Главарю банды, приговоренному судом к расстрелу, удалось каким-то образом бежать из тюрьмы и снова вернуться к преступным делам. Наконец, спустя год он попался снова и под строгим конвоем доставлен в Москву.　

Когда бандита ввели в мой кабинет, внешнее впечатление о нем осталось тем же, какое сложилось, когда я впервые увидел преступника на перроне вокзала. Совсем невысокого, пожалуй, даже низкого роста, аккуратно подстриженный под "польку", с худощавым лицом, немного прихрамывающий на левую ногу, он представлял собой заурядную, малопримечательную фигуру. Одет он был в дешевый грубошерстный костюм, брюки заправлены в яловые сапоги. На вид преступнику можно было дать 35–40 лет.　

Что выделялось на его в целом бесцветном лице, так это глаза — иссиня-черные, подвижные, проницательные.　

Начался первый, ознакомительный допрос.　

— Фамилия, имя, отчество?　

— Каневский Михаил Борисович, а проще Мишка, — ответил атаман банды и тут же добавил: — Прошу записать далее: я же Шефир, Малиновский, Татарин, Брадобрей, Мишка Замок, Клюев и прочая, и прочая. В общем, всего 19 кличек. На некоторые уже не откликаюсь — забыл. Если нужно, постараюсь вспомнить, но за точность не ручаюсь, — развязным тоном продолжал он.　

Биография Каневского не отличалась оригинальностью.　

Родился в Бориспольском уезде под Киевом, в семье землемера. До войны вначале жили хорошо, потом умерла мать, и отец женился на другой женщине. Молодая мачеха сразу же невзлюбила пасынка и после смерти отца попросту выгнала его из дома. Его приютили… киевские базары. Первое знакомство с воровским миром, первые легкие деньги… Какой-то дальний родственник устроил парня учеником в парикмахерскую. Оттуда Мишку взяли на военную службу и зачислили в запасной кавалерийский полк, стоявший в Средней Азии, и куда — в музыкантскую команду! Было это еще в царское время. Служба оказалась нетяжелой, харчи сносные. Но денег, к которым Мишка уже успел привыкнуть, вот денег-то у него и не было. Столковавшись с вахмистром, Мишка начал сбывать в воровских притонах похищаемые в полку отрезы шинельного сукна и прочее казенное имущество. Появились "дружки", воровские связи, и когда Каневский демобилизовался (что произошло уже после революции), уголовники охотно приняли его в свою среду. Он хотя и был молод, но слыл по-своему смелым, дерзким и, главное, волевым человеком, какие в воровской среде встречаются не так уж часто. И когда прежнего руководителя их шайки, провалившегося на одном "деле", надолго водворили в тюрьму, его место с согласия всех участников занял Каневский. Надо сказать, что бандиты не ошиблись в своем выборе. Он "стартовал" бурно. Под его началом бандиты совершают ограбление магазина Туркменторга в Ашхабаде, нападают с целью добычи оружия на военнослужащих, убивают, предварительно ограбив кассу, начальника железнодорожной станции Мерв и т. п. Банда разрослась до нескольких десятков человек и продолжала грабить и убивать.　

Но меня, как следователя, не особенно интересовала биография преступника. Прошлые его уголовные похождения также не представляли особого интереса — они были известны из материалов дела. Самое главное, что требовалось узнать от Каневского, — это поименный состав всех его соучастников.