100 дней

В "ШТАБ-КВАРТИРЕ" ПРЕСТУПНИКОВ

НАША задача № 1 в самом Самарканде состояла в том, чтобы раскрыть и ликвидировать штаб-квартиру банды Каневского, о существовании которой он проговорился перед самым отъездом из Москвы. В этой квартире встречались вожаки шайки, съезжавшиеся из различных концов Средней Азии; здесь разрабатывались планы предстоящих операций; здесь же происходил дележ награбленного. Кроме того, в штаб-квартире находили себе временный приют преступники, вынужденные скрываться от судебно-следственных органов, правда, в связи с конспирацией это допускалось только в особых, исключительных случаях.　

Постоянно в этом доме проживали военнослужащий Дорожкин с семьей и некая Полина Петровна Гусева, выдававшая себя за вдову красного командира, погибшего в схватке с басмачами.　

Сам дом находился сравнительно далеко от центра, на одной из окраин Самарканда, около военного городка. О лучшем месте для своего «штаба», чем территория военного городка, бандиты не могли и мечтать. И не случайно Полина Петровна Гусева так охотно, несмотря на явную невыгоду для себя, переехала в порядке обмена из центра на окраину.　

Квартира Гусевой, в которой вскоре нам довелось побывать, состояла из небольшой кухни и просторной, скромно обставленной комнаты. Все говорило о том, что в этой квартире обитает человек среднего достатка. (Но не раз Полина Петровна ловила себя на честолюбивой мысли: подними она половицу в кухне, переведи в деньги хотя бы какую-то часть того, что там спрятано, и у нее будет свой собственный дом, не уступающий по убранству дому любого бая.)　

Но пока требовалось жить скромно, держать себя тихо, в тени.　

Так вести себя наставлял ее и Каневский, давнишней соучастницей которого она являлась. Полина Петровна познакомилась с ним в Самарканде. Сама матерая преступница, хорошо знавшая уголовный мир, Гусева быстро поняла Каневского и без особого труда нашла с ним общий язык.　

Но все это мы узнали потом, а пока нам был известен лишь адрес Гусевой. Мы стояли, что называется, почти на самом пороге мишкиной штаб-квартиры, однако переступить его пока не решались. Может быть, Гусева, узнав о таинственном исчезновении «хозяина», уже переменила местожительство? Возможно, оставаясь на старой квартире, она успела уничтожить все улики пребывания в ней преступников? Словом, сначала следовало произвести разведку, а потом только действовать.　

Самым заманчивым представлялось использовать для этой цели самого Каневского, но преждевременное появление его там могло спугнуть хозяйку притона. Наше недоверие к Каневскому еще более усилилось, когда главарь шайки стал настойчиво предлагать нам дать ему возможность первому посетить его прежнюю квартиру.　

И тут нас выручил некто Пажитнов, обходчик пути на линии Самарканд — Карши. Не знаю, какими уж путями, но год или два назад он стал доверенным связным лицом между воровской шайкой, орудовавшей на ст. Самарканд-Товарный, и мишкиной штаб-квартирой. Впрочем, это доверие ограничилось тем лишь, что он доставлял за небольшую мзду Гусевой какие-то записки, о содержании которых Пажитнов знать не мог — он был неграмотен. Но судя по той таинственности, с какой каждый раз вручались ему письма, железнодорожник догадывался, что дело тут обстоит не чисто. И когда однажды переписка прекратилась, железнодорожник особо не тужил об этом.　

Переписка же прервалась потому, что транспортная милиция разоблачила шайку. В связи с этим дорожный следователь допросил Пажитнова, которого несколько раз видели в обществе преступников. Лично зная старого железнодорожника, следователь беседовал с ним наспех и с миром отпустил, отнеся переписку с Гусевой к «амурной» связи одного из участников шайки с этой соблазнительной, хотя и немолодой женщиной. Поэтому и сама Гусева была оставлена в покое, несмотря на то, что имела, как это выяснилось позднее, прямое отношение к хищениям на станции.　

Мы без труда разыскали Пажитнова и, не скрывая, изложили ему суть дела. Он не особенно удивился, когда узнал, что являлся «почтальоном» у преступников, и дал согласие навестить в ближайшее время Гусеву и выяснить, что творится в штаб-квартире.　

Полина Петровна, рассказывал железнодорожник после посещения ее, приняла его радушно, угостила пловом и посочувствовала, узнав, что Пажитнов серьезно болел и потому долго не показывался. Однако никаких поручений она ему не дала, попросив зайти к ней как-нибудь в следующий раз.　

Через несколько дней он снова навестил Гусеву. Видимо, в это время у нее кто-то был или она кого-то ждала, так как постаралась поскорее выпроводить Пажитнова.　

Ввиду того что Гусева, возможно уже заподозрившая, что ею интересуются, могла с часу на час скрыться, мы решили больше не откладывать посещения ее квартиры. И в ту же ночь наша группа вместе с местными оперативными работниками оцепила дом, где она проживала, а я с тремя помощниками вошел внутрь. Наше появление оказалось более чем своевременным. Все вещи хозяйки квартиры были уже сложены и упакованы. Самый беглый осмотр показал, что Гусева собралась в путь не с пустыми руками: в тюках были ковры, свертки шелка и другие ценные вещи.　

В момент нашего появления Полина Петровна была не одна. Мы застали еще одну средних лет женщину, одетую по-домашнему.　

— Моя соседка, Нина Ивановна Дорожкина, жена командира из местной воинской части, — представила ее Гусева.　

Присутствие в квартире Гусевой в столь поздний час Нины Ивановны, видимо, помогавшей ей в сборах в дорогу, не могло не возбудить подозрения. Очевидно, между обеими женщинами существуют не просто обычные соседские отношения. Иначе не стала бы Гусева показывать соседке свои богатства, невольно вызывающие вопрос об их происхождении! Нина Ивановна, если и не была прямо связана с Гусевой, то, видно, все же знала многое.　

В город срочно был направлен мой помощник Николай Петрович Бакулин, чтобы оформить там ордер на обыск квартиры военнослужащего Дорожкина.　

А пока, выключив свет, мы предались томительному ожиданию. Наружная охрана, укрывшаяся поблизости, должна была начать действовать только по моему указанию. Ведь должен же был кто-нибудь приехать за Гусевой и ее вещами?　

Так прошло больше часа. Неожиданно под окнами послышался шум подъезжавшей машины, а затем раздался осторожный трехкратный стук в дверь.　

— Впускайте, — приказал я Полине Петровне.　

Гусева открыла дверь. Мои помощники, ни секунды　

не мешкая, схватили вошедшего и связали ему руки. Когда зажгли свет, перед нами предстал…　

Тут требуется сделать отступление. Как-то в первые дни по приезде в Самарканд я обратил внимание на заметку в местной газете, помещенную в разделе «Происшествия».　

Заметку я прочитал Каневскому.　

— Как ваше мнение, Каневский? — спросил я его. — Может, узнаете «по почерку» некоторых своих старых дружков?　

— Ничего определенного не могу сказать, гражданин начальник, — помедлив, ответил он. — Фамилия кажется мне, правда, знакомой. Был у нас тоже Мамедов, так — мелкий жулик. Может, он просто ловчит с портфелем. Впрочем, не думаю, чтобы это был он; Мамедовых здесь, что Ивановых в русском городе.　

На этом наш разговор и закончился.

На следующий день я зашел по делам в городской уголовный розыск. И перед самым уходом вспомнил о случае с кассиром. Хотя, откровенно говоря, мне и не хотелось ввязываться в текущие оперативные дела местных товарищей, но тут почему-то я вспомнил о намеке Каневского.　

Мне показали портфель, оставшийся в уголовном розыске, как вещественное доказательство по делу растяпы-кассира. Просматривая газеты, находившиеся в портфеле, мы неожиданно обнаружили среди них номер катта-курганской газеты, датированный тем самым днем, когда Мамедову подменили портфель в банке.　

Как могла попасть эта газета в Самарканд из Катта-Кургана, находившегося на расстоянии 80–90 километров от него? Очевидно, она была куплена в Катта-Кургане и привезена кем-то в Самарканд. Следовательно, преступник оттуда. Намечалась ниточка, с помощью которой можно было начинать осторожно разматывать клубок преступления.　

Срочно вызванный в угрозыск Мамедов показал, что около него в операционном зале банка некоторое время крутился один человек, личность которого кассир запомнил по «заячьей губе». Мамедову предъявили альбом с фотографиями преступников. Перелистав дважды альбом, кассир указал на один из снимков:　

— Вот этот, — твердо заявил он.　

Начальник угрозыска рассмеялся:　

— Да это же Ибрагим Наймуллин, Ванька Пугач! Он, правда, находится в Катта-Кургане, но в тюрьме, где отбывает срок за ограбление.　

Может быть, Мамедов ошибся? Но кассир продолжал упорно настаивать на своем. Позвонили на всякий случай в катта-курганскую тюрьму. Оттуда сообщили: «Да, Ибрагим Наймуллин, по кличке Ванька Пугач, находится там, содержится на строгом режиме».　

Намечавшаяся ниточка казалась прерванной навсегда…　

И вот человек с «заячьей губой», что был опознан кассиром Мамедовым, был перед нами. Не представляло большого труда и не заняло много времени, чтобы окончательно убедиться, что перед нами действительно Ибрагим Наймуллин, он же Ванька Пугач, заключенный катта-курганской тюрьмы.

Через некоторое время с ордером на обыск в квартире Дорожкина вернулся из города Н. П. Бакулин. Но оказалось, что самого Дорожкина не было дома, а производить обыск в его отсутствие мы не хотели.　

Вскоре он появился, отпущенный по нашей просьбе командиром части с дежурства. Это был совсем еще молодой по сравнению со своей женой человек. Дорожкин женился только полгода назад, причем половину этого срока он почти безотлучно провел в летних лагерях.　

Мы предъявили ему ордер на обыск. Он смотрел то на ордер, то на жену, и его глаза выражали недоумение. Обыск в квартире ничего не дал. Лицо командира немного прояснилось, но не надолго.　

При обыске погреба во дворе один из моих помощников вскрыл пол и сначала извлек одну винтовку английского образца, потом вторую, третью, а затем четыре тяжелых парабеллума.　

Хозяин квартиры, увидев оружие, находившееся в его собственном погребе, кажется, не верил своим глазам.　

— Откуда все это? — спрашивал он жену. — Нина, откуда?　

Оказалось, что склад тайком от Дорожкина содержала по сговору с Гусевой его жена. Обе они получали от бандитов щедрые подарки в виде отрезов шелка, каракулевых шкурок, дорогих ковров и т. п.　

Всю сцену обыска наблюдал Каневский. Он видел, как из погреба извлекаются винтовки, револьверы, патроны, и был внешне невозмутим. Казалось, что склад оружия не имел к нему никакого отношения. Ни на одном из многочисленных допросов он ни разу не обмолвился о существовании склада.　

Но следствие показало, что именно он совместно с Дорожкиной и Гусевой создал этот «арсенал».　

Откуда же появилось оружие? Как было установлено, участники мишкиной банды либо скупали его у других преступников, особенно у контрабандистов, либо похищали у наших военнослужащих.　

Всерьез мы занялись и личностью человека с «заячьей губой». С первого же допроса он повел себя вызывающе. Как ему удалось выбраться из катта-курганской тюрьмы? Очень просто — перелез через стену. Откуда он знал о намерении Гусевой уехать со старой квартиры? Нет, Наймуллин ничего об этом не знал и заехал к ней случайно, как к старой знакомой. Где достал автомашину? На вокзале, договорившись там с первым попавшимся шофером.　

Только последнее соответствовало истине. Шофер сознался, что на «левую» поездку согласился из желания заработать, тем более, что клиент не скупился на деньги и даже вручил ему солидный задаток.　

Куда следовало отвезти Гусеву с вещами? Нет, этого Наймуллин также не знал. Впрочем, он может кое-что сообщить, если за это ему сократят срок заключения хотя бы наполовину и забудут историю с подменой портфеля. Бандит собирался диктовать нам свои условия. Никто, конечно, не принял их всерьез, и Ванька Пугач был оставлен до поры до времени в качестве особо важного подследственного в самаркандской тюрьме. Туда же были отправлены Гусева и Дорожкина. В бывшей штаб-квартире разместилась наша оперативная засада.