Мы видели, что на протяжении более трехсот лет в позднем бронзовом веке — приблизительно с правления царицы Хатшепсут, начавшегося около 1500 года до нашей эры, и до того момента, когда все рухнуло после 1200 года до нашей эры, — Средиземноморский регион объединял комплексный интернациональный мир, в котором минойцы, микенцы, хетты, ассирийцы, вавилоняне, митаннийцы, хананеи, киприоты и египтяне взаимодействовали, создавая космополитическую глобализированную цивилизацию, подобной которой практически не наблюдалось до сегодняшнего дня. Вполне возможно, что именно этот интернационализм способствовал апокалиптической катастрофе, которая завершила бронзовый век. Как представляется, культуры Ближнего Востока, Египта и Греции были настолько переплетены и взаимозависимы к 1177 году до нашей эры, что падение одной из них в конечном счете погубило остальные, и прежде процветавшие культуры одна за другой пали под натиском то ли человека, то ли природы, то ли обоих, как говорится, в «смертельной дозе».
Тем не менее, даже с учетом всего, сказанного выше, мы должны признать нашу неспособность точно установить истинную причину (или совокупность причин) гибели цивилизации и перехода от конца позднего бронзового века к веку железному в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье — или даже окончательно определить происхождение и мотивацию «народов моря». Однако, если свести воедино все те цепочки доказательств, которые были представлены на страницах данной книги, все-таки появляется кое-что относительно определенное, от чего можно отталкиваться в дальнейшем.
Например, есть достаточно веские доказательства того, что разрозненные международные контакты и, возможно, торговля продолжались вплоть до внезапного окончания эпохи, а, быть может, и впоследствии (если недавние исследования могут служить ориентиром)[543]. Это следует, к примеру, из последних писем в угаритских «архивах», документирующих контакты с Кипром, Египтом, хеттами и Эгейским бассейном, а также из даров, отправленных египетским фараоном Мернептахом царю Угарита всего за несколько десятилетий, в лучшем случае до уничтожения города. Не найдено никаких «зримых» доказательств сокращения объемов торговли — разве что признаки кратковременных колебаний в частоте контактов — в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье до начала «годины бед».
Но затем мир, каким тогдашние люди его знали на протяжении трех столетий, внезапно рухнул и, по сути, сгинул. Как мы уже видели, окончание позднего бронзового века в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье, то есть в регионе, который простирается от Италии и Греции до Египта и Месопотамии, не было одномоментным, растянулось на нескольких десятилетий (быть может, даже на целую сотню лет), и его нельзя привязать к какому-то конкретному году. Впрочем, восьмой год правления египетского фараона Рамсеса III — 1177 год до нашей эры, если следовать хронологии, в настоящее время принимаемой большинством современных египтологов, — все равно стоит особняком и является, так сказать, олицетворением «бронзового коллапса». Именно в том году, по египетским текстам, «народы моря» прибыли в регион и принялись сеять повсюду хаос во второй раз. В тот год состоялись крупные сухопутные и морские сражения в дельте Нила; в тот год Египет боролся за выживание; в тот год, к которому некоторые прежде гордые и могучие культуры бронзового века уже прекратили свое существование.
На самом деле можно было бы сказать, что год 1177-й до нашей эры знаменует окончание позднего бронзового века, как год 476-й знаменует финал истории Древнего Рима и Западной Римской империи[544]. Фактически это даты, которыми оперируют современные ученые для обозначения конца значимой исторической эпохи. Вторжения в Италию случались и ранее, Рим грабили неоднократно в пятом столетии нашей эры, включая Алариха с его вестготами (410) и Гейзериха с его вандалами (455). Выявлено также множество других причин падения Рима помимо нападений извне, и ясно, что история Вечного города весьма сложная и запутанная, что подтвердит любой исследователь этой культуры. Тем не менее из соображений удобства в академической историографии считается приемлемым связать переворот Одоакра и остготов в 476 году с завершением «дней славы» Рима.
Окончание позднего бронзового века и переход к веку железному — похожий случай, поскольку сам коллапс и переход были растянуты во времени и продолжались приблизительно с 1225 по 1175 год до нашей эры, а в некоторых местах — вплоть до 1130 года до нашей эры. При этом дата второго вторжения «народов моря», кульминацией которого стало их катастрофическое поражение от египтян и Рамсеса III на восьмом году его царствования, в 1177 году до нашей эры, признается, как сказано выше, «конвенциональным ориентиром» и позволяет «внедрить» условно-точную цифру в довольно смутное описание ключевого момента эпохи. Мы можем с уверенностью утверждать, что крепкие культуры, ранее процветавшие в Эгейском бассейне и на древнем Ближнем Востоке в 1225 году до нашей эры, начали исчезать к 1177 году до нашей эры и почти полностью исчезли к 1130 году до нашей эры. «Мощные царства» бронзового века мало-помалу сменились мелкими городами-государствами, основной государственной единицей раннего железного века. В итоге картина Средиземноморского и Ближневосточного регионов на 1200 год до нашей эры сильно отличается от картины 1100 года до нашей эры — и уже совсем иная в 1000 году до нашей эры.
У нас есть надежные доказательства того, что потребовались десятилетия и даже столетия (в некоторых районах), чтобы люди воссоздали уничтоженные коллапсом общества и восстановили тот образ жизни, который позволил рассеять тьму, куда вверг цивилизацию «бронзовый коллапс». Джек Дэвис из университета Цинциннати отмечает, например, что «разрушение дворца Нестора около 1180 года до нашей эры было настолько глобальным, что ни дворец, ни само поселение впоследствии до конца не восстановили… Район микенского города Пилос оставался в целом практически незаселенным почти тысячу лет»[545]. Йозеф Маран из Гейдельбергского университета добавляет, что, хотя мы не знаем, насколько единомоментным было окончательное разрушение в Греции, ясно, что по завершении «годины бедствий» не осталось «и следа дворцов, письменность была забыта, равно как и всякие административные структуры, а представление о верховном правителе, ванаксе, напрочь исчезло из политической теории Древней Греции»[546]. Что касается грамотности и письменности, то же самое можно сказать об Угарите и других поселениях Восточного Средиземноморья, процветавших в позднем бронзовом веке: с их гибелью завершилась и эпоха клинописи в Леванте, этот алфавит вытеснили иные, возможно, более простые или удобные, системы письма[547].
Помимо археологических артефактов имеются расшифрованные тексты, содержащие достоверные сведения о взаимосвязанности и глобализации региона в тот период и особенно важные для понимания отношений между персонами, называемыми в посланиях по именам. Особую ценность представляют: архив писем в Амарне (Египте), где присутствует корреспонденция времен фараонов Аменхотепа III и Эхнатона, середина четырнадцатого столетия до нашей эры; архивы Угарита (северная Сирия), датируемые концом тринадцатого и началом двенадцатого столетий до нашей эры; архивы Хаттусы (Анатолия), датируемые промежутком с четырнадцатого по двенадцатое столетие до нашей эры. Письма из этих архивов однозначно доказывают тот факт, что многочисленные «сети контактов» существовали в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье в позднем бронзовом веке, в том числе сети дипломатические, коммерческие, транспортные и прочие, и все они были необходимы для надлежащего функционирования глобализированной экономики того времени. Разрыв этих связей (или даже частичный их демонтаж) имел катастрофические последствия точно так же, как это было бы и сегодня.
Однако, как и в случае с падением Западной Римской империи, гибель империй позднего бронзового века в Восточном Средиземноморье не стала следствием конкретного вторжения или иного события; ее спровоцировали многочисленные вторжения и разнообразные прочие причины. Многие из тех захватчиков, которые причастны к вторжению 1177 года до нашей эры, принимали участие в набегах времен правления фараона Мернептаха тридцатью годами ранее. Землетрясения, засухи и иные стихийные бедствия опустошали Эгейский бассейн и Восточное Средиземноморье на протяжении многих десятилетий. Посему попросту невозможно представить себе некий единичный инцидент, который вызвал крах цивилизации бронзового века; скорее, этот крах явился следствием комплексного ряда событий, эхо которых прогремело по взаимозависимым царствам и империям Эгейского бассейна и Восточного Средиземноморья и в конечном счете привело к системному коллапсу.
Сокращение численности населения и разрушение дворцов и прочих зданий усугублялось, как кажется, разрывом отношений — или по крайней мере значительным ослаблением контактов между государствами региона. Даже если не все поселения погибли и были заброшены одновременно, к середине двенадцатого столетия до нашей эры они утратили прежнюю взаимосвязь и «глобализированность», столь характерную прежде всего для четырнадцатого и тринадцатого столетий до нашей эры. Марк Ван де Миероп из Колумбийского университета пишет, что элиты лишились международного и дипломатического контекста, когда перестали поступать иноземные товары и идеи[548]. Теперь пришлось начинать все заново.
Когда новый мир возник на обломках бронзового века, действительно настал новый век, суливший в том числе новые возможности для развития, особенно вследствие исчезновения хеттов и упадка египтян, которые, твердо правя собственными землями, контролировали вдобавок значительный кусок территории Сирии и Ханаана на протяжении большей части позднего бронзового века[549]. Хотя в этих областях, безусловно, имелась некая преемственность, в первую очередь у ассирийцев в Месопотамии, в целом пришла пора новых держав и новых культур — включая сюда и «наследников» хеттов в юго-восточной Анатолии, на севере Сирии и далее на восток; на прежних землях Ханаана селились финикийцы, филистимляне и израильтяне, а эллины последовательно строили геометрическую[550], архаическую и затем классическую Грецию. Из пепла старого мира возродились алфавит и другие изобретения, не говоря уже о резком увеличении использования железа, из-за чего новая эпоха и была названа железным веком. Перед нами цикл, который мир наблюдает снова и снова, цикл, который многие считают неумолимым процессом: за взлетом и падением империй следует появление новых империй, которые в итоге сами гибнут и уступают место еще более новым империям, в повторяющейся каденции рождения, роста и развития, упадка и разрушения — и возрождения в новой форме.
Одним из наиболее интересных и плодотворных полей современного изучения Древнего мира является исследование последствий цивилизационного коллапса, «мир за пределами коллапса», но это тема для другой книги[551]. Примером такого исследования может служить работа Уильяма Девера, почетного профессора университета штата Аризона и сотрудника кафедры ближневосточной археологии в колледже Лайкаминг; он пишет об интересующем нас периоде в регионе Ханаана: «Пожалуй, самый важный вывод, который можно сделать о «темных веках»… состоит в том, что ничего подобного попросту не было. Постепенно освещаемый благодаря археологическим находкам и исследованиям, [этот период] видится, скорее, катализатором новой эпохи — эпохи, которая складывалась на обломках ханаанской цивилизации и которая оставила современному западному миру богатейшее культурное наследие, каковым мы до сих пор пользуемся, особенно через финикийцев и израильтян»[552].
А Кристофер Монро справедливо заметил, что «все цивилизации рано или поздно переживают радикальное переосмысление материальных и идеологических реалий, находящее выражение в уничтожении и воссоздании»[553]. Мы наблюдаем его правоту в постоянном возвышении и падении империй с течением времени, будь то Аккад, Ассирия, Вавилония, Хеттское царство, Персия, Македония, Рим, монголы, турки-османы или кто-либо еще. Не стоит считать нынешний мир неуязвимым, ибо на самом деле мы гораздо более восприимчивы к логике исторического процесса, чем нам могло бы понравиться. Крах 2008 года на Уолл-стрит в Соединенных Штатах, разумеется, выглядит бледной тенью по сравнению гибелью цивилизации позднего бронзового века в Средиземноморском регионе, однако ведь звучали голоса тех, кто предупреждал, что нечто подобное может случиться, если не «приструнить» банковские институты с их глобальными притязаниями. Например, «Вашингтон пост» цитирует Роберта Б. Зеллика, тогдашнего президента Всемирного банка, который заявил, что «глобальная финансовая система, возможно, достигла «критической точки»; последнюю он определил как «момент, когда кризис стремительно перерастает в полномасштабный обвал и правительству становится чрезвычайно трудно с ним справиться»[554]. В комплексной системе наподобие нашего нынешнего мира этого может оказаться вполне достаточно, чтобы система дестабилизировалась — и приблизилась к общему коллапсу.
Поздний бронзовый век по праву признается одним из «золотых веков» в истории человечества; это период, в который успешно развивалась мировая «предглобальная» экономика. Посему стоит задаться вопросом: могла бы история мира пойти по-иному, если бы цивилизация в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье не погибла? Что, если череды землетрясений в Греции и Восточном Средиземноморье не произошло? Что, если не было засухи, голода, мигрантов или завоевателей? Все равно бы поздний бронзовый век завершился рано или поздно, согласно «природному закону», по которому, кажется, живут и умирают цивилизации? Случились бы или нет последующие события или все было бы иначе? Продолжился бы прогресс? Состоялись бы открытия в сфере технологий, политики и культуры столетиями раньше, чем произошло на самом деле?
Конечно, это риторические вопросы, причем такие, на которые невозможно дать ответ, поскольку цивилизация бронзового века уже погибла и новая эпоха началась, что называется, с чистого листа в том регионе, от Греции до Леванта. В результате появились новые народы и/или новые общности в городах-государствах — израильтяне, арамейцы и финикийцы в Восточном Средиземноморье, позже афиняне и спартанцы в Греции. Именно они изобрели в конечном счете новые концепции и сформировали культурный канон: это и алфавит, и монотеистическая религия, и та же демократия. Порой необходим крупный лесной пожар, чтобы восстановить экосистему старого леса и позволить ей заново зажить полной жизнью.