1177 год до н. э. Год, когда пала цивилизация

Приблизительно в 1477 году до нашей эры в городе Перу-нефер в нильской дельте (Нижний Египет), совсем близко от Средиземного моря, фараон Тутмос III повелел возвести грандиозный дворец, обильно украшенный фресками. Минойские художники с далекого Крита, расположенного на западе за Великим зеленым морем (так египтяне называли Средиземное море), взялись за работу и принялись создавать фрески. Они рисовали изображения, никогда прежде не виданные в Египте; на этих диковинных картинах люди перепрыгивали через быков, а краски наносились на еще сырую штукатурку (техника al fresco) и потому как бы становились неотъемлемой частью стен. Этому умению художники научились у себя на Крите, острове в Эгейском море, и там же позаимствовали тематику изображений. Уникальные образы, созданные в данной технике, сделались модными не только в Египте, но и во дворцах по всему побережью, от северного Ханаана до египетской дельты, в поселениях, ныне известных как Кабри (Израиль), Алалах (Турция), Катна (Сирия) и Даба (Египет)[43].

Перу-нефер, город в дельте, в настоящее время отождествляется с современным поселением Телль-эд-Даба. Здесь с 1966 года вели раскопки австрийский археолог Манфред Битак и его команда. Также это поселение в древности носило название Аварис и являлось столицей гиксосов — жестоких захватчиков, которые правили большей частью Египта в промежутке примерно с 1720 по 1550 год до нашей эры. Аварис со временем превратился в Перу-нефер, важный египетский город, после захвата предком Тутмоса, египетским фараоном Камосом, около 1550 года до нашей эры.

Раскапывая некогда богатый город, погребенный под слоями песка и мусора, Манфред Битак, что называется, вернул к жизни за четыре десятилетия и столицу гиксосов, и более поздний египетский «мегаполис». Он также восстановил удивительные фрески, созданные минойцами — или, возможно, местными ремесленниками, которые учились у минойцев, — датируемые началом правления египетской Восемнадцатой династии (около 1450 года до нашей эры)[44]. Тем самым открылся хороший пример интернационализированного мира, который начал складываться в Восточном Средиземноморье и Эгейском бассейне после изгнания гиксосов из Египта.

Вспоминая гиксосов

Гиксосы впервые вторглись в Египет приблизительно в 1720 году до нашей эры, за четверть тысячелетия до времен правления Тутмоса III. Они владычествовали в Египте почти двести лет, до 1550 года до нашей эры. К тому времени, когда гиксосы завладели страной, Египет являлся одной из могучих держав древнего Ближнего Востока. Пирамиды Гизы стояли уже почти тысячу лет, их построили при Четвертой династии (период Древнего царства). Манефон, египетский жрец, живший и трудившийся в куда более поздний эллинистический период, в третьем веке до нашей эры, именовал гиксосов «царями-пастухами»; это неточный перевод египетского выражения hekau khasut, которое на самом деле означает «вожди из чужих земель». Они и вправду были чужаками, ибо принадлежали к семитам, которые мигрировали в Египет из области Ханаана, то есть с территории современных Израиля, Ливана, Сирии и Иордании. Мы находим изображения этих семитов в Египте, например, в девятнадцатом столетии до нашей эры — можно вспомнить хотя бы настенную роспись египетской гробницы в Бени-Хасан, где показаны «азиатские» купцы и торговцы, доставляющие свои товары в Египет[45].

Вторжение гиксосов в Египет завершило период Среднего царства (ок. 2134–1720 годов до нашей эры). Успех этого вторжения, вполне возможно, объясняется преимуществами в технологиях производства оружия для нападения, поскольку они имели в своем распоряжении композитные луки, бившие намного дальше, чем традиционные луки того времени. Также гиксосы применяли в бою запряженные лошадьми колесницы, подобных которым в Египте прежде не встречалось.

После завоевания гиксосы стали править Египтом, первоначально из столицы Аварис в нильской дельте, и в историографии это время получило название Второго промежуточного периода (с Пятнадцатой по Семнадцатую династию); их правление длилось почти двести лет, с 1720 по 1550 год до нашей эры[46]. Следует отметить, что это один из редких случаев в промежутке с 3000 по 1200 год до нашей эры, когда Египет находился под властью иноземцев.

Рассказы и надписи, датированные концом этого периода, около 1550 года до нашей эры, зафиксировали некоторые сражения, происходившие между египтянами и гиксосами. В особенности примечательно повествование о разладе двух правителей, «Ссора Апопи и Секененра». В этом тексте — вполне возможно апокрифическом — царь гиксосов Апопи сетует, что никак не может заснуть по ночам из-за шума, который устраивают в дворцовом пруду гиппопотамы египетского фараона Секененра (тот правил остальной территорией Египта). Жалоба, разумеется, нелепа, поскольку царские дворцы разделяло несколько сот миль — один располагался в Верхнем Египте, другой в Нижнем Египте. Царь гиксосов попросту не мог услышать крики гиппопотамов, как бы громко те ни ревели[47]. Однако археологи нашли мумию Секененра, и по ранам на его голове, нанесенным боевым топором, очевидно, что фараон был убит в схватке. Сражался ли он с гиксосами? Невозможно сказать наверняка; но не исключено, что Апопи и Секененра бились друг с другом — из-за пресловутых гиппопотамов или по иным причинам.

Сохранилась также надпись, оставленная фараоном Камосом, последним правителем египетской Семнадцатой династии. Камос правил страной из своего дворца в Фивах (Верхний Египет). Фараон приводит подробности решающего — и победного — сражения с гиксосами, которых он называет «азиатами»; надпись, датируемая примерно 1550 годом до нашей эры, гласит:

Камос также упоминает об участи самого Авариса:

Вот так египтяне изгнали гиксосов из своей страны. Гиксосы бежали обратно в «Речену» (одно из древнеегипетских названий современных Израиля и Сирии, той же области, что была известна египтянам как Па-ка-на-на, или Ханаан). Египтяне между тем основали Восемнадцатую династию, первым правителем которой стал брат Камоса Яхмос, и начался период, в современной историографии именуемый периодом Нового царства.

Аварис и остальная территория Египта были восстановлены, а бывшая столица гиксосов переименована. К правлению Хатшепсут и Тутмоса III, приблизительно шестьдесят лет спустя (ок. 1500 года до нашей эры), Аварис вновь сделался процветающим городом, уже под именем Перунефер; дворцовые фрески в минойском стиле изображали прыжки через быков и другие сцены, более напоминавшие о Крите и бассейне Эгейского моря, чем о самом Египте. Один археолог предположил, что, возможно, состоялось даже царское бракосочетание между египетским правителем и минойской царевной[49]. Да, на протяжении правления Восемнадцатой и Девятнадцатой династий египетские фараоны нередко женились на чужеземных царевнах, в первую очередь ради того, чтобы скрепить дипломатические союзы или заключить договор с иностранной державой, как мы увидим ниже, но вовсе нет необходимости привлекать политически обусловленный брак, чтобы объяснить появление минойских фресок на стенах египетских дворцов. Имеется достаточно доказательств тесных контактов Восточного Средиземноморья, Египта и бассейна Эгейского моря.

Флешбэк: Месопотамия и минойцы

Множество данных, в том числе археологические артефакты, а также тексты и графические свидетельства, доказывают, что минойцы Крита успели наладить отношения с несколькими областями древнего Ближнего Востока задолго до того, как вступили в контакт с египетскими фараонами Нового царства. К примеру, известно, что изготовленные минойцами предметы перевозились через Эгейское море и Восточное Средиземноморье и доставлялись в Месопотамию, на территорию земли между реками Тигр и Евфрат, уже в восемнадцатом столетии до нашей эры, почти четыре тысячи лет назад.

Сведения об этой древней торговле получены из поселения Мари на западном берегу реки Евфрат (ныне территория Сирии), где французские археологи в 1930-х годах обнаружили клад из более чем двадцати тысяч глиняных табличек с надписями. На это место археологов привели местные жители, случайно откопавшие, как они сначала решили, безголового человека; это оказалась каменная статуя, одна из многих, среди которых нашлась и та, надпись на которой гласила, что это статуя царя древнего города[50]. Глиняные таблички, тексты на которых были написаны на древнеаккадском, содержали архив царской переписки и другие, более «приземленные» записи, каковые велись правителями Мари, в том числе царем по имени Зимри-Лим, что правил около 1750 года до нашей эры. В табличках упоминается обо всем, что имело отношение к управлению двором и царством в целом, а также из них можно почерпнуть немало интересного о повседневной жизни тех лет.

Одна табличка, например, говорит об обеспокоенности царя качеством льда: Зимри-Лим охлаждал свои летние напитки — вино, пиво и некую жидкость на основе ферментированного ячменя с добавлением либо гранатового сока, либо лакрицы или аниса. Надпись сообщает, что царь повелел построить ледник на берегу Евфрата, и там предполагалось хранить только лед, собранный в горах в течение зимы, пока не потребуется его использовать в жаркие летние месяцы. Зимри-Лим утверждал, что ни один предыдущий царь никогда не строил подобного ледника, и вполне может быть, что он ничуть не преувеличивал, но само применение льда для охлаждения напитков было не в новинку для этого региона; одному царю пришлось даже напомнить своему сыну, что слуги должны очистить лед, прежде чем класть его в напиток: «Заставь их собирать лед! Пусть они избавят его от веток, навоза и грязи»[51].

Архив, о котором идет речь, включал также торговые записи и сведения о контактах с другими областями Средиземноморья и Ближнего Востока, причем особо оговаривались необычные предметы, доставленные купцами. Еще мы узнаем из этих табличек, что правители Мари часто обменивались дарами с властителями других городов и царств и что они пользовались услугами врачей, ремесленников, ткачей, музыкантов и певцов, которых рекомендовали друг другу[52].

Среди экзотических предметов импорта, перечисленных на табличках из Мари, фигурировали кинжал и другое оружие, изготовленное из золота и инкрустированное драгоценным лазуритом, а также одежда и текстиль, «сделанные на кафторианский манер»[53]. Кафторой (или Каптару) жители Месопотамии и Ханаана называли Крит, а египтяне именовали этот остров Кефтиу. Предметы роскоши проделывали долгий и далекий путь с Крита, приобретая, как принято говорить сегодня, «цену расстояния» в дополнение к той ценности, каковой они обладали изначально благодаря умению мастеров и стоимости материалов, пошедших на их производство.

Одна табличка описывает необычную ситуацию: Зимри-Лим, правитель Мари, посылает пару минойской обуви с Крита в дар царю Вавилонии Хаммурапи. Сообщение очень простое: «Одна пара кожаной обуви в кафторианской манере, каковую во дворец Хаммурапи, царя Вавилонского, Бахди-Лим [официальное имя] отправил, была возвращена»[54]. Причин возврата подарка не указывается. Может быть, обувь просто не подошла по размеру. Кодекс законов Хаммурапи, где впервые появилось выражение «око за око, зуб за зуб», позже прославленное евреями в Библии, не содержит никаких наказаний за возвращение предметов наподобие обуви.

Немного удивительно, что Хаммурапи отверг кожаные башмаки, не важно, подошли они по размеру или нет, поскольку эта обувь была, вероятно, уникальной и редко встречалась в его владениях в те времена, учитывая расстояние между Критом и Месопотамией, то есть между современными Грецией, Сирией и Ираком. В подобное путешествие отправлялись после длительной подготовки и совершали, скорее всего, последовательными переходами, когда несколько торговцев или купцов поочередно везли предметы роскоши, каждый на своем этапе пути. С другой стороны, практика обмена подарками между правителями равного положения была хорошо известна на древнем Ближнем Востоке во втором тысячелетии до Рождества Христова[55]. В таких случаях предметы (дары) доставлялись царскими посланниками, которые отправлялись в чужую страну, выражаясь современным языком, с дипломатической миссией.

Минойцы: их открытие и описание

Из вышесказанного ясно, что минойцы с Крита поддерживали контакты с несколькими областями древнего Ближнего Востока на протяжении среднего и позднего бронзового века, по меньшей мере с 1800 года до нашей эры. В табличках из Мари встречаются прямые упоминания о минойцах и о переводчике с «минойского» (или о переводчике для минойцев), который присутствовал в Угарите, на севере Сирии, в начале восемнадцатого столетия до нашей эры, где минойцы приобретали олово, которое из Мари отсылалось на запад[56]. Тем не менее можно предположить, что к началу пятнадцатого столетия у Крита стали формироваться особые отношения с Египтом, в правление Хатшепсут, а затем Тутмоса III, и потому наш рассказ логично вести именно с этого времени.

Интересно отметить, что минойская цивилизация была названа так британским археологом сэром Артуром Эвансом в начале 1900-х годов. Мы не знаем, как они сами себя называли, хотя нам известно, что египтяне, хананеяне и жители Месопотамии давали им различные имена. Более того, мы не знаем, откуда они пришли, хотя велик соблазн «назначить» наиболее вероятным регионом их происхождения Анатолию, то есть Турцию.

Зато мы знаем, что они создали цивилизацию на Крите в третьем тысячелетии до нашей эры, и эта цивилизация просуществовала примерно до 1200 года до нашей эры. Где-то на «полпути», приблизительно в 1700 году до нашей эры, остров пострадал от разрушительного землетрясения, после чего потребовалось восстанавливать дворцы в Кноссе и в других поселениях. Минойцы быстро оправились и процветали как самостоятельная цивилизация, пока микенцы из материковой Греции не вторглись на остров во втором тысячелетии до нашей эры; далее остров продолжал благоденствовать под микенцами, пока все не рухнуло ок. 1200 года до нашей эры.

Сэр Артур Эванс начал раскопки на Крите после отслеживания происхождения так называемых молочных камней, которые он увидел выставленными на продажу на рынке Афин. Греческие женщины, рожавшие или собиравшиеся рожать, носили эти «молочные» камни как амулеты. На камнях были выгравированы символы, которых Эванс никогда раньше не видел, но в которых сразу опознал знаки письма. Эванс проследил их происхождение до кургана в Кноссе (холм Кефала), недалеко от крупного современного города Ираклион на Крите; здесь, кстати, Генрих Шлиман, раскопавший Трою, пытался приобрести землю и начать раскопки, но его затея не удалась. Эванс же смог выкупить землю и приступил к раскопкам в марте 1900 года. Он продолжал работу следующие несколько десятилетий, вложил в этот проект большую часть личного состояния и впоследствии опубликовал свои находки в фундаментальном многотомном труде под названием «Дворец Миноса в Кноссе»[57].

При помощи доверенного помощника, шотландца Дункана Маккензи[58], Эванс вскоре обнаружил, что это развалины сооружения, которое он принял за королевский дворец. Он назвал вновь открытую цивилизацию «минойской», в честь легендарного царя Миноса, который будто бы правил Критом в мифологические времена и в подземном лабиринте под дворцом которого якобы обитал Минотавр, наполовину человек, а наполовину бык. Эванс отыскал многочисленные глиняные таблички и другие предметы с надписями на них; надписи были выполнены линейным письмом А (до сих пор нерасшифрованным) и линейным письмом Б (ранняя форма греческого письма, вероятно, занесенная на Крит из Микен). Тем не менее ему не удалось обнаружить самоназвания этого народа, и, как говорилось выше, оно остается неизвестным по сей день, несмотря на длящиеся более ста лет непрерывные раскопки не только в Кноссе, но и во многих других местах на Крите[59].

Эванс нашел в Кноссе многочисленные импортные артефакты из Египта и с Ближнего Востока, в том числе алебастровую крышку с иероглифами, гласящими: «Благой бог Сеусерен-ра, сын Ра, Хиан»[60]. Один из наиболее известных царей гиксосов, Хиан, правил в первые годы шестнадцатого столетия до нашей эры. Предметы его времени находят по всему древнему Ближнему Востоку, но как эта крышка попала на Крит, по-прежнему остается загадкой.

Дополнительный интерес вызывает египетская алебастровая ваза, найденная много лет спустя в ходе другой археологической экспедиции, в кургане в местечке Кацамба на Крите, бывшем портовом городе северного побережья острова, обслуживавшем Кносс. На вазе начертано царское имя фараона Тутмоса III: «Благой бог Мен-хепер-ра, сын Ра, Тутмос, совершил сие преобразование». Это один из немногих предметов с именем фараона, найденных в бассейне Эгейского моря[61].

Греческий историк пятого столетия Фукидид утверждал, что минойцы располагали флотом и правили морями: «Как нам известно из предания, Минос первым из властителей построил флот и приобрел господство над большей частью нынешнего Эллинского моря» (Фукидид, «История», 1:3–8[62]). В исторической науке даже появился термин «минойская талассократия» (от kratia — власть и и thalassos — море). Сегодня это предполагаемое морское превосходство минойцев ставится под сомнение, но в египетских надписях встречаются упоминания о «кефтийских лодках» (Кефтиу — египетское название Крита тех времен); впрочем, не ясно, что имелось в виду — лодки с Крита, идущие на Крит или построенные по минойскому образцу[63].

Преемник Эванса на посту руководителя раскопок, Джон Девитт Стрингфеллоу Пендлбери, весьма интересовался потенциальными связями Египта и Крита; он вел раскопки египетского поселения Амарна (столицы Эхнатона, о которой подробнее будет рассказано ниже), а также в Кноссе. Пендлбери успел опубликовать монографию на эту тему, под названием «Египтика», в которой собрал и каталогизировал все импортные предметы из Египта, найденные в Кноссе и в других местах на острове, прежде чем его расстреляли немецкие десантники, напавшие на Крит в 1941 году[64].

Эванс и Пендлбери нашли немало импортных предметов в Кноссе, и стало очевидным в последующие десятилетия, что минойцы занимались равно импортом и экспортом, усердно развивая торговые сети и сотрудничая с рядом зарубежных областей помимо Египта. Например, цилиндрические печати из Месопотамии и сосуды из Ханаана были найдены в различных курганах на Крите и датированы средним и поздним бронзовым веком, а минойская керамика и другие предметы (или по крайней мере упоминания о них) обнаружены на территории от Египта, Израиля, Иордании и Кипра до Сирии и Ирака.

Обратно в Египет

Мы должны иметь в виду, что предметы, упомянутые выше, представляют собой лишь малую часть тех товаров, что когда-то пересекали Средиземное море, ибо многие товары позднего бронзового века были, так сказать, скоропортящимися и вряд ли оставили после себя идентифицируемый след. Зерно, вино, пряности, духи, дерево и текстиль почти наверняка давно исчезли. Сырье наподобие слоновой кости, драгоценных камней (лазурит, агат и сердолик) и металлов (золото, медь и олово) также давно подверглось переработке в предметы вроде оружия и ювелирных украшений. Таким образом, наиболее очевидные «вехи» торговых путей и международных контактов той поры почти полностью погибли, сгинули и исчезли без следа еще в глубокой древности. Тем не менее существование торговли скоропортящимися товарами иногда может быть выявлено по письменным текстам либо по настенным изображениям, сохранившимся до настоящего времени. Такие изображения, надписи и литературные источники могут послужить условно-достоверными доказательствами контактов между народами, если, конечно, интерпретировать их корректно. Так, изображения чужеземных народов на стенах ряда египетских гробниц, датируемые правлением фараонов Нового царства, от Хатшепсут до Аменхотепа III, неоценимы в качестве конкретных свидетельств наличия дипломатических, коммерческих и транспортных контактов в пятнадцатом и четырнадцатом столетиях до нашей эры[65].

Именно в правление Хатшепсут, в пятнадцатом веке до нашей эры, была возведена первая из гробниц, фрески которых изображают эгейские народы. В этих гробницах мы часто видим минойцев, как правило, вместе с товарами, а настенные надписи однозначно идентифицируют их как приплывших с острова Крит. К примеру, в гробнице Сенмута, архитектора Хатшепсут, ее советника и, возможно, любовника, изображено посольство с Эгейского моря, шесть человек несут металлические вазы, явно эгейского стиля[66].

На другой фреске, внутри гробницы Рехмира, «визиря» Тутмоса III (ок. 1450 года до нашей эры), мы видим людей, одетых в типичные эгейские мужские юбки и несущих типично эгейские предметы. Рядом написано (частично): «Поднесено в мире вождями Кефтиу» и «Острова посреди моря»; они кланяются и сгибают шеи «перед величием правителя Верхнего и Нижнего Египта»[67]. Это явно изображение эгейской делегации, прибывшей в Египет, одно из нескольких подобных в египетских гробницах данного периода.

В гробнице Рехмира показаны не только эгейские народы; над ними и снизу изображены посланцы Пунта, Нубии и Сирии, как следует из сопроводительных надписей. Пусть этого нельзя доказать, но кажется вполне вероятным, что мы смотрим на изображение какого-то крупного события, которое произошло в правление Тутмоса III, и что посланцы (или купцы) из бассейна Эгейского моря являются составной частью многонационального сборища, то ли прибывшего добровольно, то ли призванного фараоном. Если так, то, скорее всего, фрески изображают хеб-сед (юбилейный праздник), который первоначально фараон устраивал после тридцати лет правления, а затем — по собственной прихоти; в случае Тутмоса III мы знаем, что он устроил по меньшей мере три таких праздника, что неудивительно, поскольку этот фараон правил пятьдесят четыре года[68].

В целом известны четырнадцать гробниц, датируемых царствованием Хатшепсут и/или Тутмоса III; все они принадлежат высокопоставленным чиновникам и советникам, и фрески в них изображают делегации чужестранцев, посещающие Египет, в том числе делегации эгейских народов, нубийцев и хананеян, причем все держат в руках свои товары[69]. В девяти гробницах, датируемых правлением Тутмоса III, мы видим изображения чужестранцев, подносящих дипломатические дары, приносящих ежегодную дань или участвующих в торговых экспедициях, которые Тутмос отправлял в Ливан за кедровым деревом[70].

С этого момента сам Кефтиу, люди Кефтиу и кефтийские лодки упоминаются в различных египетских текстах, в том числе в храмовых надписях и в папирусах. Среди наиболее интересных выделим папирус тридцатого года правления Тутмоса III (ок. 1450 года до нашей эры), где говорится о нескольких «кораблях Кефтиу» при перечислении импортных материалов для египетского флота: «Передана ремесленнику [мужское имя] древесина для кефтийского корабля»; «Сегодня выдано мастеру Тити для другого кефтийского корабля на работу», «Выдано мастеру Ине для другого… кефтийского корабля»[71]. Надпись на стене храма Амона в Карнаке, датируемая тридцать четвертым годом правления Тутмоса III, тоже упоминает о кефтийских кораблях[72].

Несмотря на то что до сих пор не ясно, то ли эти корабли из Кефтиу (то есть минойские), то ли способные достичь Кефтиу (то есть египетские корабли), но очевидно, что контакты двух стран были — более того, вполне вероятно прямое сообщение между минойским Критом и Египтом эпохи Нового царства в правление Тутмоса III. Благодаря преобладающим ветрам парусное судно, будь то сегодня или тридцать четыре сотни лет назад, могло относительно легко и спокойно пройти от южного побережья Крита до Мерса-Матрух на северном побережье Египта и оттуда в дельту Нила. Обратное путешествие под парусом было сложнее, вследствие ветров и течений, но все равно оставалось возможным — в определенное время года. Еще можно было двигаться в направлении против часовой движения — из Египта в Ханаан и на Кипр, далее в Анатолию и на Родос, оттуда же на Крит, Кикладские острова и в материковую Грецию, затем обратно на Крит и на юг в Египет.

Как следует из изображения и надписи в гробнице Мен-хепер-ра-сенеба, первого пророка Амона[73], египтяне знали о существовании минойских царей и считали тех ровней правителям других чужеземных областей. На стенах гробницы мы видим «владыку Кефтиу» (Крита) в компании владыки хеттов (из Анатолии), властелина Тунипа (вероятно, Сирии) и владыки Кадеша (в Сирии). Титул ωr, используемый для обозначения этих фигур, можно перевести как «принц» или «вождь», и он всегда один и тот же[74]. Фреска, похоже, подсказывает, что иноземные правители посещали Египет по особым поводам, включая, возможно, и совсем особые. Они все собрались одновременно (быть может, по тому же случаю, который воспроизведен на изображении в гробнице Рехмира) или прибывали каждый по отдельности? Трудно сказать наверняка, но любопытно рассмотреть возможность того, что ведущие фигуры позднего бронзового века съехались в Египте на какое-то важное событие (сегодня высокопоставленные деятели собираются подобным образом на королевскую свадьбу в Великобритании, например, или на саммит G–8).

Тот же титул ωr (принц или вождь) находим в хрониках Тутмоса III, который в сорок второй год своего правления упомянул «владыку Танайи»; последним именем египтяне обозначали материковую Грецию. Фараон перечислял дары от эгейских народов, среди которых были серебряный сосуд кефтийского производства и четыре чаши с ручками из серебра. Что интересно, он называл эти предметы словом inω, которое обычно переводится как «дань», но в этом случае, скорее всего, означает именно «дар»[75]. Участие в «обычном» обмене дарами могло быть сочтено как практика ниже достоинства фараона, тогда как обмен дарами с равными (или с почти равными) виделся вполне приемлемым. Мы обсудим это далее в следующей главе, в контексте международной торговли четырнадцатого столетия до нашей эры, «замаскированной» под дарение.

Хатшепсут и Тутмос III

В царствование Хатшепсут, которое предшествовало правлению Тутмоса III, Египет взаимодействовал не только с бассейном Эгейского моря, но и с другими областями древнего Ближнего Востока. Именно Хатшепсут вывела Восемнадцатую династию на дорогу международного сотрудничества и глобального влияния, используя дипломатию, а не войну. В жилах Хатшепсут текла благородная кровь — она приходилась дочерью фараону Тутмосу I и царице Яхмес, хотя следует отметить, что ее отец достиг венценосного статуса лишь за счет брака[76].

Хатшепсут вышла замуж за собственного сводного брата Тутмоса II, причем этот брак был призван помочь молодому человеку, так как он был только «наполовину венценосным», поскольку его мать принадлежала к числу младших жен фараона. Женитьба на Хатшепсут обеспечила ему легитимность, которую он иначе вряд ли бы обрел. Плодом этого союза стала дочь, а не сын, что было чревато катастрофой для династии. Тем не менее Тутмос прижил сына от девушки из гарема, и этот мальчик воспитывался как Тутмос III, законный наследник своего отца на престоле. К сожалению, когда Тутмос II скоропостижно скончался, мальчик был еще слишком мал, чтобы править самостоятельно. Поэтому Хатшепсут стала управлять страной от его имени, как регент. Но когда наступила пора передать трон юноше, она отказалась это сделать. Она правила более двадцати лет, а Тутмосу III приходилось дожидаться своей очереди[77].

На протяжении этих двух десятилетий Хатшепсут начала носить традиционную накладную бороду фараонов и другие атрибуты верховной власти, ходила в мужской одежде с подкладкой, скрывая груди и свою женскую конституцию, как можно судить по статуям в Дейр эль-Бахри, ее погребальном храме. Кроме того, она изменила свое имя, придавая ему мужское, а не женское окончание, и сделалась «фараоном Хатшепсу»[78]. Другими словами, она правила как мужчина, как настоящий фараон, а не просто как регент. В результате сегодня ее признают одной из наиболее выдающихся женщин Древнего Египта, наряду с Нефертити и Клеопатрой. Хатшепсут по-видимому, больше не вступала в брак после смерти Тутмоса II, но, возможно, взяла в любовники своего архитектора и главного помощника Сенмута; его образ вырезан (быть может, тайно) в погребальном храме Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри, строительством которого он руководил[79].

Эта выдающаяся правительница отправила мирную торговую экспедицию в Финикию (современный Ливан) за древесиной и на Синай за медью и бирюзой[80], но самое известное ее деяние — отправка посольства в Пунт на девятом году царствования; хроника путешествия начертана на стенах гробницы в Дейр-эль-Бахри. Точное местонахождение Пунта установить невозможно, ведутся жаркие споры. Большинство ученых помещают эту страну в район Судана, Эритреи или Эфиопии, но другие «примериваются» к иным областям, и чаще всего называется побережье Красного моря, в том числе территория современного Йемена[81].

Экспедиция Хатшепсут была отнюдь не первой, отправленной из Египта в Пунт, и далеко не последней. Сразу несколько экспедиций отправились в эпоху Среднего царства, а позднее, в середине четырнадцатого столетия до нашей эры, Аменхотеп III направил в Пунт посольство. Тем не менее только в надписях Хатшепсут фигурирует правительница Пунта, «царица Эти», как следует из текста. Изображение этой чужеземной правительницы до сих пор вызывает множество комментариев вследствие ее малого роста, искривленного позвоночника, складок жира и крупного зада; обычно царицу сегодня характеризуют как страдавшую стеатопигией, то есть чрезмерными отложениями жира на животе, на массивных бедрах и ниже спины. На изображении также присутствуют пальмы, экзотические животные и другие приметы «дальней страны», а еще — корабли, на которых египтяне плыли в Пунт и обратно, вплоть до мачт и такелажа.

На тридцать третьем году своего правления, приблизительно в 1450 году до нашей эры, Тутмос III отправил собственную торговую делегацию в страну Пунт. Это событие надлежащим образом отмечено в хронике его царствования — как очередная экспедиция в ту область, отправленная в «год 38-й»[82]. Эта запись, вкупе со сведениями об отправке экспедиций в Ливан за кедровой древесиной, позволяет установить продолжение торговли между Египтом и иными землями в правление Тутмоса III, пусть мы только подозреваем, что большая часть «дани» (inω), приношение которой изображено в его гробнице, на самом деле являлась купленным (или дарованным) товаром.

Среди отдаленных областей, с которыми Египет, по-видимому, торговал в правление Тутмоса III и от которых фараон будто бы в трех отдельных случаях получал «дань», имелся регион, известный египтянам как Иси; скорее всего, это коалиция городов-государств на северо-западе Анатолии (современная Турция), иначе называемая Ассува, или же Аласия (под этим названием был известен в бронзовом веке Кипр). Писцы Тутмоса упоминали Иси по меньшей мере четырежды в различных надписях, в том числе вместе с Кефтиу на так называемой «поэтической стеле» («Гимн победы»): «Я пришел, чтобы поразить Запад; Кефтиу и Иси застыли в благоговении, и узрели они фараона как молодого быка, твердого сердцем, острого рогами, к кому никто не смеет приблизиться»[83]. В хрониках девятой кампании Тутмоса, в «год 34-й» (1445 год до нашей эры), говорится, что «вождь Иси» будто бы принес фараону «дань», состоявшую из чистой меди, кусков свинца, лазурита, слоновой кости и древесины. В хрониках тринадцатой кампании, в «год 38-й» (1441 год до нашей эры), сказано, что «владыка Иси» принес «дань» медью и лошадьми, а в описании пятнадцатой кампании, в «год 40-й» (1439 год до нашей эры), сообщается, что «вождь Иси» заплатил «дань» в размере сорока кирпичей меди, одного кирпича свинца и двух слоновьих бивней. Большинство из перечисленного представляло собой типичные дары для контактов на высшем уровне на Ближнем Востоке бронзового века[84].

Египет и Ханаан в битве при Мегиддо, 1479 год до нашей эры

Мумию Хатшепсут, возможно, наконец-то удалось отождествить: ее недавно отыскали в гробнице, известной как KV60 («Долина царей», гробница № 60), а не в собственном захоронении (KV20), которое находится в другом месте Долины царей. Хатшепсут одна из немногих женщин удостоилась чести быть похороненной на этом элитном кладбище, зарезервированном, так сказать, для египетских правителей-мужчин. Если обнаруженная мумия действительно принадлежит Хатшепсут, то в старости царица страдала от ожирения, проблем с зубами и рака[85]. Когда она наконец умерла, примерно в 1480 году до нашей эры, Тутмос III (которого подозревают в причастности к смерти тетки) не тратил время зря: уже в первый год своего правления он выступил на битву. Он также попытался стереть имя Хатшепсут из истории, велев осквернить ее памятники и устранить упоминания из надписей, где это возможно.

Когда Тутмос III начал свою первую кампанию — первую из семнадцати, предпринятых в последующие двадцать лет, — ему удалось, что называется, ворваться в учебники истории, в буквальном смысле слова, ибо маршрут похода и подробности завоеваний 1479 года до нашей эры брались из ежедневных путевых заметок и наносились для потомков на стену храма Амона в египетском Карнаке. Сражение при Мегидцо (позднее получившем известность как библейский Армагед дон) против местных мятежных ханаанских вождей стало первой схваткой, детали которой были записаны и оказались доступными для изучения тех, кто сам не участвовал в битве.

«Отчет» на стене храма гласит, что Тутмос III увел своих людей из Египта на расстояние десяти дней и достиг Йехема (Джехема) далеко на севере. Там он остановился, чтобы провести военный совет и решить, как лучше действовать против укрепленного города Мегиддо, окруженного вдобавок временными станами местных ханаанских правителей, которые подняли восстание против египетского правления после восшествия Тутмоса на престол. От Йехема до Мегиддо можно было добраться тремя способами: по северному маршруту, который выводил к долине Изреель, в непосредственной близости от Йокнеама; по южному маршруту, который выводил в долину Изреель у Таанаха; и по центральному маршруту, который упирался в сам Мегиддо[86].

Полководцы фараона, согласно хронике кампании, предлагали выбрать северный или южный маршрут, потому что там горные проходы были шире, а вероятность нападения из засады меньше. Но Тутмос сказал, что именно таких действий и будут ожидать хананеяне; они ни за что не поверят, что кто-то окажется настолько глуп, чтобы идти по центральному маршруту с его узкими проходами и уязвимостью к засадам. Раз так, раз они наверняка мыслят подобным образом, фараон со своим войском пошел по центральному маршруту в надежде застать хананеян врасплох; все случилось в соответствии с его ожиданиями. Египтянам потребовалось почти двенадцать часов, чтобы преодолеть центральный проход (известный в разные времена под названиями Вади-Ара, Нахаль-Ирон и перевал Мусмус), однако они совершили задуманное без помех — и обнаружили, что никто не охраняет ни сам Мегиддо, ни временные станы противника вокруг. Все ханаанские силы были собрались у Йокнеама на севере и Таанаха на юге, как и предсказывал фараон. Единственная ошибка Тутмоса III заключалась в том, что он позволил своим людям разграбить вражеские лагеря, прежде чем захватить город. Эта ошибка дала возможность немногочисленным защитникам Мегиддо, преимущественно старикам, женщинам и детям, запереть городские ворота. Это, в свою очередь, привело к длительной осаде, растянувшейся на семь месяцев, но в итоге город все равно пал.

Приблизительно тридцать четыре сотни лет спустя генерал Эдмунд Алленби применил тактику Тутмоса III — в сентябре 1918 года, в ходе Первой мировой войны, — и тоже добился успеха. Он одержал победу при Мегиддо и взял в плен сотни немецких и турецких солдат, не потеряв никого из собственных воинов и лишившись всего нескольких лошадей. Позже он признался, что прочитал хроники Тутмоса в переводе Джеймса Брестеда на английский язык, и это побудило его повторить маневр фараона. Джордж Сантаяна однажды якобы сказал, что те, кто не изучает историю, обречены ее повторять, но Алленби доказал, что и обратное тоже может быть истиной — те, кто изучает историю, способны ее успешно воспроизвести, если примут такое решение[87].

Египет и Митанни

Тутмос III также воевал в северной Сирии, против Митаннийского царства, которое возникло в этой области к 1500 году до нашей эры, и против него уже выступал предок фараона, Тутмос I[88]. Митаннийское царство продолжало разрастаться и поглощать близлежащие районы, например хурритское царство Ханигальбалат. Впоследствии оно было известно под несколькими названиями, в зависимости от периода времени и от национальной принадлежности хронистов. Египтяне, как правило, называли это царство «Нахарин» или «Нахарина»; хетты говорили о «земле хурри»; ассирийцы упоминали о «Ханигальбате», а сами правители этого государства именовали его Митаннийским царством. Столицу митаннийцев Вашшуканни отыскать пока не удалось. Это одна из очень немногих древних столиц Ближнего Востока, местонахождение которых до сих пор не установлено археологами, несмотря на дразнящие намеки в стародавней эпиграфике и в древних текстах. Некоторые считают, что она может скрываться под курганом Телль аль-Факхарьех в Сирии, к востоку от реки Евфрат; гипотеза не получила подтверждения, хотя нельзя сказать, что никто не пытался подкрепить ее практикой[89].

Согласно различным текстам, население этого царства примерно на 90 процентов составляли местные хурриты, как их называли, а правили ими оставшиеся 10 процентов; это были митаннийские аристократы, вероятно, индоевропейского происхождения. Данная малочисленная группа, по-видимому, перебравшаяся сюда откуда-то еще, подчинившая себе коренное хурритское население и создавшая Митаннийское царство, включала военную элиту, известную как maryannu («воины колесниц»), которая славилась умением использования колесницы в бою и навыками обращения с лошадьми. Один текст, найденный в Хаттусе, столице хеттского государства в Анатолии, содержит «трактат», написанный около 1350 года до нашей эры неким Киккули, митаннийским тренером лошадей, который советует, как воспитывать коня на протяжении 214 дней. Это длинный текст, занимающий более четырех глиняных табличек, но начинается он просто: «Так говорит Киккули, наставник лошадей из Митаннийской земли»[90].

В ходе своей восьмой кампании, в «год 33-й» (приблизительно 1446 год до нашей эры), Тутмос III, как и его дед ранее, предпринял одновременное сухопутное и морское нападение на митаннийцев. Сообщается, что он будто бы на лодках переправил свои силы вверх по течению Евфрата, несмотря на трудности движения против ветра и течения, — возможно, в качестве возмездия за участие (недоказанное) митаннийцев в восстании хананеян в первый год правления фараона[91]. Тутмос разгромил Митанни и повелел установить стелу с памятной надписью в честь победы к северу от Кархемиша, на восточном берегу Евфрата.

Однако митаннийцы недолго пребывали покоренными. В следующие пятнадцать или двадцать лет царь Митанни Сауссадаттар снова приступил к расширению пределов своего царства. Он напал на город Ашшур, столицу Ассирии, и взял в качестве трофея драгоценные ворота из золота и серебра, которые отвез в свой дворец в Вашшуканни, о чем известно из позднего текста в хеттских «архивах» Хаттусы; возможно, он даже осмелился пойти войной на хеттов[92]. Менее чем за сто лет, ко времени фараона Аменхотепа III (середина четырнадцатого века до нашей эры), отношения между Египтом и Митанни сделались настолько тесными, что Аменхотеп женился не на одной, а сразу на двух митаннийских царевнах.

Митанни, Ассирия, египтяне… Мир становился все более взаимосвязанным, пускай даже только за счет войны.

Восстание Ассува в Анатолии

Любопытно, что Тутмос III поддерживал отношения и, возможно, активно участвовал в коммерческом обмене с отдаленными областями, включая и те, что располагались к северу и западу от Египта. Вполне вероятно, что контакт с конфедерацией Ассува (при условии, что последняя действительно скрывалась за названием «Иси») состоялся именно по инициативе Ассува, а не Египта. Около 1430 года до нашей эры конфедерация подняла восстание против хеттов, правивших центральной Анатолией, и следует допустить, что Ассува искала дипломатических контактов с другими региональными державами на протяжении десятилетия накануне этого восстания[93].

Данное восстание, прежде вызывавшее интерес лишь немногих ученых, внезапно привлекло к себе внимание в 1991 году, когда строительный бульдозер срезал своим лезвием пласт земли близ места, где некогда находилась Хаттуса, древняя столица хеттов (теперь это два часа езды на машине — 208 км — к востоку от Анкары). Нож бульдозера наткнулся на нечто металлическое. Водитель выскочил из кабины, принялся копаться в разрыхленной земле — и извлек длинный, тонкий и удивительно тяжелый предмет зеленого цвета. Очертаниями и на ощупь этот предмет напоминал древний меч, что и подтвердилось, когда находку отчистили от грязи археологи из местного музея.

Впрочем, это был не типичный хеттский меч; оружие относилось к типу, который ранее не встречался в данном регионе. Вдобавок его клинок украшала надпись. Прочесть ее оказалось легче, чем установить происхождение меча, и потому перевод сделали относительно быстро. Надпись в аккадском — языке дипломатии бронзового века на Ближнем Востоке — была выполнена клинописными знаками и гласила: «i-nu-ma ‘«Du-ut-ha-li-ya LUGAL.GAL KUR ^URU A-as-su-wa u-hal-liq GIR^HI.A an-nu-tim a-na ^DIskur be-li-su u-se-li». Для тех немногочисленных читателей, кто не сведущ в аккадском, привожу перевод: «Дутхалия, великий царь, разорил страну Ассува и посвятил эти мечи богу бури, своему господину»[94].

Надпись, очевидно, указывает на так называемое восстание Ассува, которое хеттский царь Тудхалияс I/II подавил приблизительно в 1430 году до нашей эры (в литературе этот царь обозначается как «I/II», поскольку неизвестно наверняка, был ли он первым или вторым царем этого имени). Ученые, изучавшие историю хеттов, были, разумеется, хорошо осведомлены об этом восстании — благодаря ряду клинописных текстов на глиняных табличках, найденных немецкими археологами при раскопках Хаттусы; однако меч оказался первым оружием — и вообще первым артефактом, если на то пошло, — который можно было непосредственно связать с этим событием. Как явствует из надписи, в будущем возможно отыскать и другие мечи. Но прервемся ненадолго; прежде чем продолжить, проведем некоторое время среди хеттов, установим местонахождение Ассува и изучим восстание подробнее. Нужно разобраться в том, почему это событие является признаком древнего «интернационализма» и почему оно — потенциально — доказывает, что Троянская война велась двумя столетиями ранее и по причинам, отличным от тех, которые называет Гомер.

Экскурс: открытие и описание хеттов

Прежде всего примем к сведению, что хетты, несмотря на то что они правили обширной империей в своих родных землях центральной Анатолии на протяжении большей части второго тысячелетия до нашей эры, оставались неведомыми истории — по крайней мере географически, — и ситуация изменилась лишь около двухсот лет назад[95].

Исследователям Библии хетты знакомы по немногим упоминаниям в Ветхом Завете, где их перечисляют среди прочих народов с окончанием на «-ей» (хеттеи, евеи, аморреи, иевусеи и так далее), что населяли Ханаан в конце второго тысячелетия до нашей эры, взаимодействуя и в конце концов покорившись иудеям/израильтянам. Мы знаем, например, что Авраам купил участок для захоронения своей жены Сары у Ефрона Хеттеянина (Быт 23:3–20); что жена царя Давида Вирсавия была сначала замужем за Урией Хеттеянином (2 Цар 11:2–27); что среди жен царя Соломона были и «хеттеянки» (3 Цар 11:1). Впрочем, ранние попытки отыскать хеттов в «библейских» землях не увенчались успехом, несмотря на конкретные географические указания, озвученные Моисею из неопалимой купины: «Я знаю скорби его и иду избавить его от руки Египтян и вывести его из земли сей [и ввести его] в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед, в землю Хананеев, Хеттеев, Аморреев, Ферезеев, [Гергесеев,] Евеев и Иевусеев» (Исх 3:7)[96].

Между тем исследователи девятнадцатого столетия, такие как Иоганн Людвиг Буркхардт, швейцарский ученый со склонностью рядиться в ближневосточные одеяния (он даже именовал себя «шейхом Ибрагимом»), поскольку это якобы облегчало поиски, обнаруживали наследие ранее неведомой цивилизации бронзового века, в первую очередь на центральном плато Турции. Постепенно удалось, что называется, сопоставить одно с другим. В 1879 году на конференции в Лондоне уважаемый ассириолог А. Г. Сэйс объявил, что государство хеттов находилось не в Ханаане, а в Анатолии — то есть в Турции, а не в Израиле/Ливане/Сирии/Иордании. Его заявление было принято научным сообществом и в целом не подвергается сомнению по сей день, но поневоле задаешься вопросом, почему в Библии все настолько перепутано.

Ответ на самом деле довольно прост. Подобно тому как Британская империя раскинулась по миру далеко от Англии, империя хеттов тоже «распростерлась» географически — на запад, в Турцию, и на юг, в Сирию. В некоторых бывших владениях Британской империи продолжали играть в крикет и соблюдать файф-о-клок многие годы после падения империи, и аналогичным образом в отдельных областях былой империи хеттов на севере Сирии отчасти сохранялись хеттские культура, язык и религия (более того, эти регионы столь рьяно цеплялись за прежние обычаи, что их население сегодня называют «новыми хеттами»; они процветали в начале первого тысячелетия до нашей эры). К тому времени, когда была записана Библия (между девятым и седьмым столетиями до нашей эры, согласно специалистам), «оригинальные» хетты давно исчезли, но их преемники, «новые хетты», прочно обосновались в северной части Ханаана. Оттуда они, без сомнения, взаимодействовали с израильтянами и другими народами Леванта, благодаря чему попали в библейский текст и — непреднамеренно — сбили с толку позднейших исследователей, искавших «первоначальных» хеттов[97].

А когда археологи принялись раскапывать хеттские городища и переводить многочисленные глиняные таблички, найденные в этих местах, стало понятно, что сам этот народ называл себя вовсе не хеттами. Чаще всего они именовали себя «нешитами» или «нештианами», по названию города Неша (ныне Кюльтепе/Кенеш в каппадокийской Турции). Этот город около двух сотен лет являлся столицей местной индоевропейской династии, но затем царь по имени Хаттусилис (что означает «человек из Хаттусы»), приблизительно около 1650 года до нашей эры, перенес столицу восточнее, отстроив город Хаттуса. Мы по-прежнему называем этот народ хеттами исключительно потому, что имя утвердилось в историографии и научной литературе до того, как были переведены таблички с самоназванием народа[98].

Место для новой столицы, Хаттусы, подбиралось тщательно. Столица была столь надежно укреплена и столь выгодно расположена географически — единственный проход к городу вел по узкой долине, — что ее брали штурмом всего дважды за пятьсот лет существования (вероятно, оба раза «отличились» соседи, племена, именовавшие себя кашка). Раскопки позволили отыскать тысячи глиняных табличек; с 1906 года на месте Хаттусы работали немецкие археологи, такие как Гуго Винклер, Курт Биттель, Петер Неве и Юрген Зеер. Среди этих табличек нашлись письма и документы из, выражаясь современным языком, официального государственного архива, а также стихи, художественные повествования, исторические сочинения, религиозные тексты и прочие разновидности письменных документов. Совокупно они позволяют собрать воедино историю не только хеттских правителей и их взаимодействия с другими народами и царствами, но и историю обычных людей, в том числе историю повседневной жизни, и получить представление об общественном устройстве, верованиях и законодательстве (упомяну довольно забавный закон: «Если кто укусит за нос свободного человека, он должен заплатить 40 шекелей серебра»[99]; интересно, как часто подобное случалось).

В документах говорится, что царь хеттов по имени Мурсилис I, внук и наследник вышеупомянутого Хаттусилиса I, преодолел с войском путь до Месопотамии, более тысячи миль, и напал на город Вавилон в 1595 году до нашей эры; он сжег Вавилон дотла и тем положил конец двухсотлетнему правлению династии, прославленной «Законодателем» Хаммурапи. Затем царь, не пожелав занимать территорию, просто-напросто развернул войско и двинулся обратно, завершив этакий длиннейший «марш-бросок с боестолкновением» в истории. Одним из последствий его действий стало то, что прежде неведомый народ касситов занял сожженный Вавилон и затем правил в восстановленном городе несколько следующих столетий.

Первая половина истории хеттского государства (так называемое древнехеттское царство) известна благодаря военным походам царей наподобие того же Мурсилиса, но нас гораздо больше интересует вторая половина. В историографии этот период обозначают как эпоху хеттской империи[100], которая достигла высот могущества в позднем бронзовом веке (с начала пятнадцатого столетия до нашей эры и до первых десятилетий двенадцатого столетия до нашей эры). Среди величайших правителей империи необходимо выделить Суппилулиумаса I, с которым мы ближе познакомимся в следующей главе и который обеспечил хеттам доминирующее положение на древнем Ближнем Востоке, покорив обширную территорию и на равных общаясь с египетскими фараонами Нового царства. Одна овдовевшая египетская царица даже просила у Суппилулиумаса руки одного из царских сыновей и заверяла, что ее муж будет править Египтом вместе с женой. Не установлено точно, о какой именно царице речь и чьей вдовой она была, но хорошо осведомленные специалисты говорят, что это, скорее всего, Анхесенамон[101], а почивший правитель Египта — фараон Тутанхамон.

Восстание Ассува и «вопрос Аххиявы»

Вернемся теперь приблизительно в 1430 год до нашей эры, когда хетты и их царь Тудхалияс I/II столкнулись с конфедерацией государств-«отступников». Эти государства известны под общим названием «Ассува». Они находились в северо-западной Турции, на побережье Дарданелл, то есть там, где воевали за Галлиполи в ходе Первой мировой войны. Хеттские таблички называют поименно все двадцать два государства конфедерации, поднявшие восстание против хеттов. Большинство из этих названий мало что значат для современного исследователя и не могут быть соотнесены с конкретной местностью, но вот с двумя последними в списке дело обстоит иначе — это «Вилусия» и «Таруйша», что, скорее всего, означает Трою и ее окрестности[102].

Восстание, по-видимому, началось, когда Тудхалияс возвращался со своим войском после военной кампании в западной Анатолии. Узнав о мятеже, хеттское войско развернулось и двинулось на северо-запад, чтобы усмирить мятежников Ассува. Таблички сообщают, что Тудхалияс лично вел войско и разгромил конфедерацию Ассува. Из древних текстов следует, что десять тысяч пленных воинов, шестьсот групп лошадей и колесничих, а также «покоренное население, волов, овец [и] земельные владения» отвели в Хаттусу в качестве военных трофеев[103]. Среди пленников были царь Ассува и его сын по имени Куккули, наряду с несколькими другими членами царского рода и их семьями. Со временен Тудхалияс сделал Куккули правителем Ассува и восстановил конфедерацию в качестве вассала хеттского государства. Однако Куккули не оценил милости и тоже восстал — лишь для того, чтобы хетты снова победили. Бунтовщика предали смерти, конфедерация Ассува была уничтожена и навсегда исчезла с лица земли. Ее наследием можно считать современное название «Азия»; кроме того, возможно, память сохранилась в истории Троянской войны — по мнению ученых, названия Вилусия и Таруйша имеют сильное сходство с названиями, которые давались в бронзовом веке городу Троя (он же Илион) и его окрестностям, то есть Троаде.

Вот тут-то и нужно вспомнить о мече, найденном в Хаттусе, с надписью, оставленной царем Тудхалиясом; как уже упоминалось выше, это меч не местного производства. Оружие такого типа использовалось преимущественно в материковой Греции в пятнадцатом столетии до нашей эры. Иными словами, это микенский меч (или очень хорошая имитация подобного меча). Как такой меч оказался в хеттских руках в ходе подавления восстания Ассува — вопрос, на который пока нет ответа; сражался ли им ассуванин, или микенский наемник, или кто-то третий?

Ассува и/или восстание упоминаются еще в пяти хеттских табличках помимо первой, с самым долгим изложением. Одна, например, подтверждает событие, ибо начинается с однозначного заявления: «Так говорит… Тудхалияс, великий царь: Когда я разрушил Ассува и вернулся в Хаттусу…»[104] Наиболее любопытным представляется частично сохранившееся письмо, где отсутствует немалая часть текста, но где дважды говорится о царе Ассува и один раз о Тудхалийсе; это письмо посвящено какой-то военной кампании, и в нем упоминаются также земля Аххиявы, царь Аххиявы и острова, принадлежащие царю Аххиявы. Письмо сильно повреждено, поэтому не следует (хотя искушение велико) проводить параллели между Ассува и Аххиявой в пределах данного текста, но кажется, что между двумя названиями в древности имелась некая связь[105].

Данное письмо — KUB XXVI 91, по первоначальной немецкой публикации, — долго считалось посланием царя хеттов правителю Аххиявы, но недавно была выдвинута гипотеза, что на самом деле это послание хеттскому царю от правителя Аххиявы, а значит, это единственное подобное письмо, связанное с упомянутой местностью и упомянутым правителем[106]. Но что это за местность и что за правитель? Где находилась Аххиява? Этот вопрос не давал покоя исследователям на протяжении большей части минувшего столетия, но все-таки большинство ученых согласны с тем, что речь идет о материковой Греции и микенцах, возможно, проживавших в самом городе Микены. Отождествление производится на основании двадцати пяти табличек хеттского архива в Хаттусе, в которых встречается название «Аххиява» в любом контексте (на протяжении почти трехсот лет — с пятнадцатого по конец тринадцатого века до нашей эры); после тщательного и исчерпывающего анализа установлено, что под Аххиявой подразумевается только микенская материковая Греция[107]. Опять-таки следует ненадолго отвлечься — на сей раз ради микенцев, — прежде чем продолжать рассказ.

Экскурс: открытие и описание микенцев

Микенская цивилизация впервые привлекла внимание широкой общественности почти сто пятьдесят лет назад, в середине и конце восемнадцатого столетия, благодаря Генриху Шлиману, которого прозвали «отцом микенской археологии». Шлимана современные археологи предпочитают ненавидеть, отчасти из-за его примитивных методов раскопок, а отчасти потому, что совершенно непонятно, насколько можно доверять ему самому и его отчетам. По результатам раскопок начала 1870-х годов на холме Гисарлык в северо-западной Анатолии, который он отождествлял с Троей, Шлиман решил, что, поскольку он отыскал «троянскую» сторону Троянской войны (об этом ниже), теперь следует найти и «микенскую» сторону.

Искать следы микенцев в материковой Греции было несравнимо легче, чем пытаться найти Трою в Анатолии, ибо развалины древних Микен все еще виднелись на поверхности земли; в том числе выступала и верхушка знаменитых «Львиных ворот», которые обнаружили и частично восстановили несколькими десятилетиями ранее. Местные жители соседней деревни Микенай с готовностью отвели Шлимана к развалинам, и он приступил к раскопкам в середине 1870-х годов. У него не было разрешения на работу, но это не останавливало его раньше и не остановило теперь. Вскоре он наткнулся на вереницу купольных гробниц[108], заполненными костями, оружием и золотом, что превзошло все его смелейшие ожидания. Он потряс мир, отправив королю Греции телеграмму, где сообщалось, что он «посмотрел в лицо Агамемнону»[109].

Конечно, Шлиман — который сильно ошибался, даже когда бывал прав, — неверно датировал возраст гробниц и останков. Теперь мы знаем, что эти купольные гробницы-могилы (окружающие Микены двумя широкими рядами) датируются периодом ближе к возникновению города и величию цивилизации (1650–1500 годы до нашей эры), а не временем Агамемнона и Ахилла (приблизительно 1250 год до нашей эры). Что ж, возможно, Шлиман «промахнулся» на четыре столетия, зато раскопки вел в правильном месте. Он далеко не единственный из археологов изучал эти постройки бронзового века — другие ученые, такие как Кристос Цунтас и Джеймс Мэнатт, также активно вели раскопки и делали свое дело лучше Шлимана, — но он единственный владел вниманием публики вследствие громких заявлений о Трое и Троянской войне, как мы увидим далее[110].

Шлиман копал в Микенах и поблизости, в Тиринфе, а также в других местах, еще несколько сезонов, прежде чем вернуться в Трою, чтобы возобновить раскопки в 1878 году и в 1880-х годах. Еще он пытался работать в Кноссе на Крите, но не добился успеха. К счастью для археологии, исследование древних Микен продолжили другие ученые. Особо отмечу двоих: американца из университета Цинциннати по имени Карл Блеген и англичанина из Кембриджа по имени Алан Вейс. Они в итоге объединили усилия, чтобы «оформить каркас» изучения микенской цивилизации и истории ее развития и гибели.

Вейс руководил британскими раскопками в Микенах несколько десятилетий с 1920-х годов, а Блеген не только работал в Трое с 1932 по 1938 год, но и копал в Пилосе на юге Греции. В Пилосе, в первый же день раскопок в 1939 году, Блеген и его команда обнаружили несколько глиняных табличек из того, что оказалось огромным архивом текстов, написанных линейным письмом Б[111]. Вторая мировая война временно остановила работу археологов, но после войны раскопки возобновились в 1952 году. В том же году английский архитектор Майкл Вентрис убедительно доказал, что линейное письмо Б представляет собой раннюю версию древнегреческого алфавита.

Перевод текстов на линейном письме Б, найденных в Пилосе, Микенах, Тиринфе и Фивах, а также в Кноссе, продолжается по сей день и открывает все новые «окна» в микенский мир. Текстовые свидетельства дополняют сведения, почерпнутые в ходе археологических раскопок, и позволяют археологам реконструировать жизнь Греции бронзового века, подобно тому как сделали это их коллеги, трудившиеся в Египте и на Ближнем Востоке и пользовавшиеся переводами египетских, хеттских и аккадских текстов. Проще говоря, археологические артефакты в сочетании с текстами предоставили современным ученым возможность реконструировать древнюю историю.

Теперь мы знаем, что микенская цивилизация родилась, по сути, в семнадцатом столетии до нашей эры, примерно тогда же, когда минойский Крит оправлялся после катастрофического землетрясения, которое ознаменовало (в археологической традиции) переход от первого ко второму Дворцовому периоду на острове. Вейс и Блеген дали хронологическим периодам микенской цивилизации общее название позднего элладского периода, с подразделением на позднеэлладские периоды I и И, датируемые промежутком с семнадцатого по пятнадцатое столетие до нашей эры, и позднеэлладский период III; последний, в свою очередь, делится на три периода: IIIА — четырнадцатое столетие, IIIВ — тринадцатое столетие, IIIС — двенадцатое столетие до нашей эры[112].

Причины возвышения и расцвета микенской цивилизации до сих пор остаются предметом обсуждения среди археологов. Одно раннее предположение гласило, что микенцы помогли египтянам изгнать гиксосов из Египта, но сегодня такая точка зрения не является общепринятой. Если артефакты, найденные в купольных гробницах Микен, могут служить доказательством, значит, в древности Микены испытывали влияние Крита. Сэр Артур Эванс считал, что минойцы вторглись в материковую Грецию, однако Вейс и Блеген выдвинули обратную гипотезу; сегодня все ученые разделяют их мнение. Теперь ясно, что когда микенцы захватили Крит, то они заодно присвоили международные торговые пути в Египет и на Ближний Восток. Относительно внезапно они сделались игроками на «космополитической» сцене и продолжали играть эту роль следующие несколько столетий, до окончания позднего бронзового века.

Египтяне, видимо, называли микенцев «танайя», тогда как хетты именовали их «народом Аххиява», а хананеяне (если опираться на тексты из Угарита, чуть севернее, в Сирии) говорили о «хийава»; так или иначе эти топонимы неприменимы ни к кому, кроме микенцев. Если же имелись в виду не микенцы, тогда этот народ попросту отсутствует в текстах египтян и других великих держав позднего бронзового века на Ближнем Востоке, что кажется маловероятным, учитывая количество микенских ваз и сосудов, обнаруженных в регионе и датируемых промежутком с четырнадцатого по двенадцатый век до нашей эры[113].

Ранняя Троянская война?

Если Аххиява обозначает одновременно материковую Грецию в целом и Микены в частности и если письмо из Хаттусы, известное как KUB XXVI 91, указывает, что Аххиява имела какое-то отношение к Ассува в ходе восстания конфедерации против хеттов, какой вывод можно сделать? Само письмо и все упоминания о восстании Ассува датируются 1430 годом до нашей эры, что примерно на двести лет опережает общепринятую дату Троянской войны (обычно ее относят к промежутку между 1250 и 1175 годами до нашей эры). Все приведенные выше данные, включая микенской меч с аккадской надписью из Хаттусы, могут, конечно, оказаться совершенно случайными совпадениями. Тем не менее их вполне возможно истолковать как указание на то, что воины эгейских народов в бронзовом веке были вовлечены в восстание Ассува против хеттов. Если так, можно предположить, что именно эта помощь была зафиксирована в записях современников-хеттов и впоследствии перетекла расплывчатыми образами в литературную традицию архаической и классической Греции — не как Троянская война, а как череда битв и набегов перед Троянской войной, участие в которых приписывалось Ахиллу и другим легендарным ахейским героям[114].

Ученые теперь соглашаются с тем, что даже в гомеровской «Илиаде» наличествуют описания воинов и событий, предшествовавших традиционной датировке Троянской войны 1250 годом до нашей эры. Здесь и «башенный» щит Аякса (тип, который вышел из употребления задолго до тринадцатого столетия до нашей эры); здесь и «серебряногвоздные» мечи героев (phasganon arguwelon или xiphos arguroelon), дорогой тип оружия, также вышедший из употребления задолго до Троянской войны. А история Беллерофонта, изложенная в песни VI «Илиады» (строки 178–240), повествует о греческом герое, почти наверняка совершавшем подвиги до даты Троянской войны. Протей, царь Тиринфа, отправляет Беллерофонта из Тиринфа в материковой Греции в Ликию (Анатолия). Выполнив три задания и преодолев многочисленные дополнительные препятствия, герой в конечном счете получает в награду царство в Анатолии[115].

Кроме того, в «Илиаде» говорится, что задолго до времен Ахилла, Агамемнона, Елены Прекрасной и Гектора — фактически в молодости отца Приама, Лаомедонта — греческий герой Геракл разграбил Трою. Ему понадобилось всего шесть кораблей (песнь V, строки 638–642[116]):

Как уже отмечалось в другом месте, если искать историческое событие, с которым может быть связана догомеровская традиция участия ахейских воинов в сражениях на земле Анатолии, восстание Ассува ок. 1430 года до нашей эры выделяется как одно из крупнейших военных столкновений в северо-западной Анатолии до начала Троянской войны и как одно из немногих событий, к которым можно условно «привязать» микенцев (народ Аххиява) посредством текстовых свидетельств наподобие хеттского письма KUB XXVI 91, о чем говорилось выше. Посему вполне логично задаться вопросом, явился ли данный инцидент исторической основой для рассказов современников-хеттов о микенских воинах или наемниках, сражавшихся в Анатолии, и породил ли он повествования о военных походах ахейцев в Анатолию до Троянской войны[118]. Также стоило бы уточнить, какое влияние это восстание, которое Ассува явно готовили долгое время, оказало на их обращения к Тутмосу III в конце 1440-х и начале 1430-х годов до нашей эры.

Заключительные замечания

Авторитетный историк искусства Хелен Кантор однажды заметила: «Свидетельства, сохраненные для нас ходом времени, составляют лишь малую долю того, что существовало когда-то. Каждый импортированный сосуд… олицетворяет десятки исчезнувших»[119]. В самом деле, большая часть товаров, перевозившихся туда и обратно, скорее всего, была скоропортящейся — и давно исчезла — или относилась к категории сырья, которое немедленно перерабатывали в артефакты, будь то оружие или ювелирные изделия. С учетом этого следует иметь в виду, что торговля между бассейном Эгейского моря, Египтом и Ближним Востоком в бронзовом веке была куда масштабнее, чем кажется по картине в результате археологических раскопок.

Возможно, именно в этом контексте надлежит толковать минойские изображения, найденные Манфредом Битаком во дворце Тутмоса III в Телль эд-Дабе. Пусть их вряд ли рисовали по прихоти минойской царевны, эти изображения безусловно свидетельствуют о том, до какой степени были развиты международные контакты и торговля и сколь широкими были «сферы влияния» в древнем Средиземноморье в пятнадцатом столетии до нашей эры, когда связи поддерживались даже с отдаленным минойским Критом.

Мы можем охарактеризовать это столетие как период, в который происходило укрепление международных связей на постоянной основе по всему древнему средиземноморскому миру, от Эгейского моря до Месопотамии. К этому времени минойцы и микенцы бронзового века прочно утвердились в своих землях, как и хетты в Анатолии. Египтяне изгнали из своей страны гиксосов и основали, в современной терминологии, Восемнадцатую династию, первую династию эпохи Нового царства.

Впрочем, как мы увидим далее, это было лишь начало временного периода, который станет «золотым веком» интернационализма и глобализации в четырнадцатом столетии до нашей эры. Например, многочисленные военные кампании и дипломатия Тутмоса III в «по пятам» мирных торговых экспедиций Хатшепсут и ее собственных завоеваний[120] вознесли Египет на вершину международного могущества и обеспечили процветание, которого эта страна по большому счету прежде не знала. Как следствие, Египет сделался одной из великих держав на протяжении оставшейся части позднего бронзового века, наряду с государством хеттов, Ассирией и касситской Вавилонией. При этом на арене присутствовали и другие игроки — Митаннийское царство, минойцы, микенцы и киприоты, о которых будет подробнее рассказано в следующей главе и далее.