1632

Глава 45

Выскочив из Шлосса, огромного дворца архиепископа-курфюрста Майнца, который он занимал в последние несколько зимних месяцев, Густав II Адольф увидел Рейн. Созерцание течения реки – чистой, прозрачной, честно прямолинейной – принесло некоторое облегчение его душе.

Он резко остановился, залюбовавшись этим зрелищем. Так же резко остановилась сопровождавшая его небольшая свита. К счастью для них, ни один из советников не столкнулся с королем. Разумеется, это не стало бы поводом для процесса об оскорблении величия. Густав был не из той породы монархов. Но, учитывая габариты и вес короля – а он еще набрал немало фунтов за эти месяцы ничегонеделания и дипломатических пиров – результат был бы похож на столкновение с буйволом. Недоумевающий король; покрытый синяками советник, сидящий задницей на земле. Неплохая иилюстрация тщетности попыток сдвинуть короля Швеции с занятой им позиции.

– Нет, Аксель, – сказал Густав твердо. Не спуская глаз с Рейна. – Пусть Бернард и Вильгельм Саксен-Веймар разглагольствуют и фантазируют сколько хотят. Я не отправлю войска в Тюрингию.

– Вильгельм не "разглагольствует и фантазирует", – возразил Оксеншерн. – Он просто выражает озабоченность по поводу ситуации в его герцогстве. Вряд ли можно винить его за это.

Густав нахмурился.

– Меня не волнует, насколько он был вежлив при этом! К тому же его брат был определенно невежлив. Ответ остается отрицательным.

Король энергично потирал руки. Снег уже сошел, но была только середина марта. Погода была прохладной.

– Я стал мягкотелым и разнеженным, – ворчал Густав. – А всё эта лёгкая жизнь на юге!

Так же энергично он повернулся лицом к своим советникам. Все они были шведами, за исключением сэра Джеймса Спенса.

Акселю: – Нет, нет и нет. В этом вопросе герцоги Саксен-Веймар оказались столь же мелочными, как и любые другие немецкие аристократы. В их отсутствии – длительном отсутствии, позвольте вам напомнить – их подданные сочли нужным самоорганизоваться, чтобы пережить зиму и бесчинства войны. – Наполовину сердито: – Что же они должны были делать, Аксель? Тихо помирать с голоду, чтобы не нарушить спокойствие владык?

Оксеншерн вздохнул. Его давняя, наполовину шутливая, распря с королем Швеции по вопросу роли аристократии усилилось за прошедший год. И канцлер Швеции проигрывал спор. Мгновение, стараясь не скрипеть зубами от расстройства, Аксель молча проклинал своих германских собратьев по классу. С такими друзьями, кому нужны враги? По правде говоря, канцлер не был так уж несогласен со своим монархом по данному конкретному вопросу. Аксель не допустил бы германское дворянство близко даже к своей псарне, разве что в качестве корма для собак. Тем не менее…

– Густав, – твердо сказал он. – Это не какой-то мелкий вопрос. И мы не можем просто отмахнуться от него, как от еще одного примера аристократической бессмыслицы. Фактически, власть в южной Тюрингии была захвачена республиканцами. Все донесения сходятся на этом, даже если они расходятся по поводу всего остального. – Его губы поджались. – Они даже назвали себя в честь голландских Соединенных Провинций. "Соединенные Штаты", фу-ты, ну-ты!

Король начал было говорить, но Аксель протестующе поднял руку. Его жест был не безаппеляционным – в конце концов, есть определенные границы фамильярности с королями, даже с Густавом II Адольфом – но, несмотря на это, весьма решительным. Монарх вежливо удовлетворил желание своего канцлера, придержав на какое-то время язык.

– Этот вопрос носит более общий, принципиальный характер, – продолжал Оксеншерна. Он щелкнул пальцами. – Меня вот ни настолько не волнует южная Тюрингия. Но что, если пример окажется заразительным? Или просто начнет волну паники среди властителей окружающих территорий? У нас и без этого достаточно проблем с нервозными германскими союзниками. Если позволить протестантским владыкам начать волноваться по поводу революции, то иго империи Габсбургов может показаться им безопасным убежищем, а не тяжким ярмом.

Стоящий в нескольких футах от них Торстенссон фыркнул.

– Как будто саксонцам или пруссакам нужны оправдания для предательского поведения!

Оксеншерна бросил тяжелый взгляд на генерала-артиллериста, но Торстенссон стоял на своем. Более того, он бросился в контратаку. Молодой генерал сам щелкнул пальцами.

– А меня вот ни настолько не волнует уязвленная гордость немецкой аристократии. Любой из этих графов, курфюрстов и герцогов… – К этому моменту он прожигал взглядом окружающих не хуже Оксеншерна. – И я не исключаю из этого списка Саксен-Веймаров или Гессен-Касселей – они мгновенно изменят нам при подходящей возможности.

Негромкий ропот протеста раздался со стороны других генералов.

– Это несправедливо, Леннарт, – проговорил Банер. Казалось, это был день нахмуренных физиономий. Великолепный образчик этой гримасы теперь украшал лицо фельдмаршала. – Бернард, конечно же, высокомерный осёл. Но Вильгельм – это уже другая история.

Король вмешался до того, как страсти чересчур накалились. Позволить обсуждению характера Бернарда Саксен-Веймара стать главной темой дискуссии, и та гарантированно превратится в свару. Несмотря на несомненный полководческий талант, продемонстрированный юным герцогом в течение последнего года, большинство шведских генералов считало его абсолютно невыносимым. "Высокомерный осёл" было самым мягким из эпитетов, которые Густав слышал от своих офицеров в его адрес.

– Все это не относится к делу, – заявил король. И, поворачиваясь к Банеру: – Юхан, я разделяю вашу личную оценку Вильгельма. Я и сам, так уж получилось, довольно высокого мнения о нем. – Густав бросил быстрый полушутливый взгляд на Акселя. – Вильгельм – одно из немногих исключений из моей оценки немецкой аристократии в целом. Если бы я не знал его родословную, я был бы готов поклясться, что он из шведских дворян.

Раздались громкие смешки. За исключением шотландца, все члены этой маленькой группы, стоявшей вблизи Рейна, принадлежали к шведской аристократии и гордились этим.

Кроме того, это был, по-видимому, и день щелкания пальцами. Теперь король добавил свою версию жеста к коллекции.

– Меня вот ни настолько не волнует этот спор. – Он опять воззрился на Оксеншерна. И на этот раз, без юмора. – Меня волнует Тюрингия, Аксель. По двум причинам.

Неторопливо, солидно: – Во-первых, потому, что я прежде всего христианин. Мой титул, родословная, все эти знаки земной власти – всё это по воле Божией, и никакой другой. Я не забыл, даже если другие монархи запамятовали, что Господь дал нам власть с определенной целью. Пусть другие игнорируют свои обязанности владыки, а я не буду. Если король, князь или барон не заботится о потребностях своих подданных, он не подходит на роль правителя. На самом деле, это очень просто. Страницы истории полны описаний кар Божьих, которые обрушивались на таких владык. Где теперь римские императоры?

В голосе короля не было никаких эмоций, когда он произносил эти слова, благочестивые и искренние. Это была просто констатация факта. Следующая же фраза Густава II Адольфа прозвучала из уст выпрямившегося во весь рост короля, его бледно-голубые глаза горели огнем, унаследованным от предков. В этот момент высокомерно глядевший на своих подданных огромный человек изучал величие владыки каждым дюймом своего тела.

– Во-вторых, потому что я – Ваза.

Имя правящей династии Швеции прокатилась по плитам террасы. На мгновение присутствующим показалось, будто Рейн содрогнулся в ответ.

– Ваза! – повторил он. В этом имени было напоминание и вызов. Напоминание самому себе, и вызов себе же…

Густав смотрел на своих подданных. Во взгляде не было огня. В нем было слишком много ледникового холода, пламени не оставалось места. Ледник не сияет, он просто есть.

– Не забывайте этого, – сказал он тихо.

Его подданные не дрогнули, стоя под этим взглядом. Но они, казалось, слегка уменьшились в размерах. Династия Ваза установила свое господство над Швецией многими способами. Включая, конечно, политические и полководческие таланты. Но, кроме этого, среди них была снова и снова проверенная временем мгновенная готовность сломать аристократию, подчинив её своей воле.

Густав Адольф был назван в честь своего деда, великого Густава Вазы, который основал династию и создал современное государство, называемое Швецией. Презрение его деда по отношению к дворянству было зафиксировано в исторических документах, как и результаты этого презрения. Шведская аристократия была сломана, объезжена, приучена к дисциплине. Дворяне возвращались из опалы только после того, как демонстрировали свою готовность работать в рамках нового мироустройства. Во владениях Густава Вазы прислушивались ко всем четырем сословиям – к крестьянам и горожанам столько же, сколько к дворянству и духовенству. Если уж говорить о предпочтениях, Густав Ваза покровительствовал росту среднего класса и был вознагражден, в свою очередь, государственной казной, полной серебра, мощным флотом и армией, и лучшей, если и не крупнейшей в Европе, военной промышленностью.

Ваза. После своего вступления на престол в формально незаконном возрасте семнадцати лет – это стало возможным благодаря специальному постановлению риксдага, парламента Швеции, разработанному и пролоббированному Оксеншерном – Густав II Адольф согласился на компромисс, в рамках которого были восстановлены некоторые привилегии аристократии. И он сдержал свое обещание. В отличие от своего деда, который поддерживал простолюдинов, Густав II Адольф обычно назначал на высокие посты только дворян. Тем не менее, несмотря на внешние уступки, реальность осталась прежней. Власть династии опирались на народ Швеции, а не ее аристократию, и первый знал это так же хорошо, как и вторая.

Ваза…

– Решено, – заявил король. – Тюрингия будет оставлена в покое. Пусть сами управляют своими собственными делами. Если Вильгельм и – ха-ха! – Бернард смогут с ними договориться, отлично. Но это их дела, а не наши. Я не пошлю ни одного солдата для того, чтобы обеспечить возвращение Саксен-Веймарам их владений.

– У нас уже есть войска в тех местах, – отметил Торстенссон мягко.

Густав вскинул на него взгляд.

– Маккей? – он пожал плечами. – Несколько сотен кавалеристов.

Спенс начал было говорить. Король бросил на него быстрый взгляд, и шотландский генерал закрыл рот.

Взгляд короля упал на Оксеншерна. Озвучив свое решение, Густав решил подсластить пилюлю.

– Я лично поговорю с Вильгельмом, Аксель, – сказал он. – Я дам ему мои заверения, что, независимо от того, что происходит в Тюрингии, я не отрину семью Саксен-Веймар. – Он жестко усмехнулся. – Кто знает? Вильгельм, в отличие от своего младшего братца, достаточно прозорлив, чтобы понять, что, в конце концов, титул герцога крохотного герцогства – не самая высокая цель, к которой человек может стремиться в этом мире.

Он хлопнул в ладоши, объявив, что меняет тему разговора. Хлопок превратился в ещё одно потирание ладоней. Чтобы защититься от холода, конечно. Но это движение ещё и выразило большое удовлетворение. Так потирает руки мастер, созерцающий только что созданный им новый шедевр.

– А теперь, господа – Тилли! В последнем донесении упоминается, что старик снова зашевелился. Он вышел из Нордлингена и движется в сторону Горна, расквартировавшегося в Бамберге. Валленштейн, тем временем, также вернулся в дело.

Торстенссон засмеялся.

И дело крупное! Когда ещё в истории наемный генерал получал такой контракт? Интересно, кто теперь император, а кто лакей?

Остальные генералы вторили его смеху. Совсем недавно до них дошли новости об условиях, который поставил Валленштейн, когда откликнулся на исходящую от императора мольбу о помощи. После Брейтенфельда Габсбурги были в отчаяннии, и Валленштейн сполна это использовал, торгуясь с имперским двором. Чешский генерал получил официальный указ императора, что он является верховным главнокомандующим всех вооруженных сил Империи. Валленштейну было также предоставлено право властвовать над всеми имперскими территориями, которыми правили враги Фердинанда, в том числе право конфисковать земли и поступать с ними по своему усмотрению. Это означало добычу в невиданном доселе масштабе для всех его офицеров. В случае победы, наемники и авантюристы могут в одночасье превратиться в дворян. И почему бы и нет? Кто, как не сам Валленштейн, подал тому пример, в первые годы войны?

Густав продолжал.

– Все донесения сходятся на том, что Валленштейн собирает новую огромную армию. Вы можете себе представить, что за волки собираются под его знамя!

Генерал Тотт хмыкнул.

– По сравнению с ними головорезы Тилли будут смотреться сборищем невинных ягнят.

Король кивнул.

– Когда эта армия наконец-то сдвинется с места, они будут разорять все на своем пути. Но они никуда не двинутся ещё несколько недель. Я предлагаю в первую очередь разобраться с Тилли.

Он начал отдавать распоряжения, переводя взгляд по очереди на каждого из своих подчиненных.

– Аксель. Я хочу, чтобы ты вернулся в Эльзас. У нас там достаточно сил, чтобы испанские Габсбурги не вообразили невесть что. И возьми Бернарда с собой. – Он засмеялся, увидев гримасу отвращения на лице Оксеншерны. – Прошу тебя! В конце концов, он действительно очень способный военачальник. И я бы предпочел, чтобы он был там, а не нудил бы здесь о своей драгоценной Тюрингии.

– Которую он вообще не удосужился посетить за многие годы, – пробормотал Торстенссон.

Король повернулся к Торстенссону, как будто низкий голос того послужил ему сигналом.

– Леннарт, ты остаешься со мной на протяжении этой кампании. Тилли будет пытаться задержать меня на переправах через притоки Майна, чтобы замедлить мое наступление вверх по течению. Ариллеристам будет много работы по расчистке подходов к переправам.

Молодой артиллерийский генерал нахмурился.

– Мои орудия уже довольно сильно изношены, Ваше Величество, – недовольно сказал он. – А арсеналы и пушечные мастерские в этих благословенных Рейнских архиепископствах – просто насмешка над здравым смыслом.

Спенс прочистил горло. Король, казалось бы, проигнорировал звук, если не считать того, что его следующие слова были произнесены чуть более торопливо.

– Не волнуйся об этом. Кажется, я нашел нового поставщика артиллерийских орудий. И надеюсь получить новые пушки в течение ближайшего месяца-двух. Те, что у вас сейчас есть, не должны прийти в негодность за это время.

Торстенссон кивнул. Следом король обратился к генералу Тотту.

– Возвращайтесь на Везер. Следите за Паппенхаймом. Наши саксонские союзники помогут вам с этим без излишних напоминаний.

Ещё один утвердительный кивок. Затем Банеру:

– Юхан, я хочу, чтобы ты вернулся обратно на Эльбу. Кроме всего прочего, это предохранит наших прусских друзей от откровенной измены. Но ты мне там нужен ещё и на случай, если поляки решат половить рыбку в мутной воде, или Валленштейн решит пойти прямиком на Саксонию.

Отдав не терпящие отлагательства приказы, король вернулся к потиранию рук.

– Вот пока и все. – Поворачиваясь в сторону Спенса: – Не могли бы вы задержаться на минуту, Джеймс?

Сигнал был достаточно ясен. В течение нескольких секунд все шведские офицеры разошлись, торопясь приступить к исполнению новых приказов.

Густав молча смотрел на сэра Джеймса Спенса. Шотландец занимал особое положение в армии короля. Он был, одновременно, послом Швеции в Англии, английским послом в Швеции и, в дополнение к этому, одним из высших военначальников Густава. Множество должностей, занимаемых шотландцем по совместительству, указывали на большое уважение короля к этому человеку, но главной из этих функций были обязанности военачальника. По правде говоря, дипломатические контакты между Швецией и Англией были не такими уж активными. Остров, несмотря на официальный протестантизм, придерживался отстраненной и нейтральной позиции по отношение к войне, бушевавшей на континенте.

В конце концов, сэр Джеймс Спенс был человеком Густава Адольфа. Как и у большинства шотландцев на шведской службе, игравших большую роль в королевской армии, верность Спенса была очень личной. В отличие от шведских офицеров, Спенс не имел семейных или классовых связей, которые могли бы повлиять на его лояльность по отношению к шведской короне. По этой причине, Густав часто поручал ему задания, носившие деликатный политический характер.

– Я обеспокоен продолжающими поступать обвинениями в колдовстве, – заявил Густав настойчиво. И отмахнулся. – Да, да, Джеймс, я понимаю, что сообщения поступают из ненадежных источников. По большей части. Но я по-прежнему обеспокоен. Слишком уж много таких сообщений.

Сэр Джеймс пожал плечами.

– А чего вы ожидали, Ваша Милость? Не думаете же вы, что католические наемники, разбитые горсткой шотландцев и их американских союзников, будут рассыпаться в похвалах доблести своих противников, проявленной теми на поле битвы? Обвинить их в колдовстве проще всего. И такое обвинение труднее всего опровергнуть.

Густав потер свой массивный нос, размышляя.

– Я это прекрасно понимаю, Джеймс. Тем не менее, это очень необычная история.

Шотландский генерал усмехнулся.

– Необычная? Скажите лучше – фантастическая. Колония англичан из Америки будущего оказываются в центре Тюрингии? Это событие из тех, о которых слагают легенды! Трактаты Рабле и сэра Томаса Мора вдруг воплотились в жизнь.

Всё ещё поглаживая нос, Густав пробормотал: – То есть, вы всё ещё верите Маккею?

Спенс твердо кивнул.

– Абсолютно. Я знавал его, когда он был ещё пятилетным пацаненком. Но я взял его к себе на службу больше в силу моего собственного высокого мнения о нем, чем из-за того, что его отец – мой старый друг.

Он в течение нескольких мгновений внимательно смотрел на короля. после этого: – Вы же лично присутствовали, когда он докладывал в Вюрцбурге, Ваше Величество, не больше трех месяцев тому назад. Показался ли он вам лжецом или шутником тогда?

– Ни то, ни другое, – последовал мгновенный ответ. – В прошлом году я назвал его "необычайно перспективным молодым офицером". Аксель весьма саркастически отозвался тогда об этом, учитывая, что я почти совсем не знал этого молодого человека. Но это было мое тогдашнее впечатление, и с тех пор не произошло ничего, что бы убедило меня в обратном.

Он тяжело вздохнул.

– Но меня беспокоит всё это, Джеймс. У меня и так более чем достаточно проблем. Контакты с таинственными колонистами из будущего – легендарное событие, как вы сами сказали – это уж слишком. Варево получается слишком крутым.

Его голос постепенно переходил в еле слышное бормотание.

Шотландец ничего не сказал. По многолетнему опыту службы Густаву он знал, что сейчас король разговаривал сам с собой. Густав II Адольф был не более свободен от колебаний и неопределенности, чем любой другой человека. Он просто гораздо лучше мог справиться с ними, чем кто-либо ещё, кого когда-либо встречал Спенс.

Как всегда, размышления был недолгими. Через минуту король перестал поглаживать нос и встал прямо.

– Да будет так. Воля Божия, это ясно. Может ли Сатана быть настолько всемогущим, чтобы перенести целое поселение из будущего? Полагаю, что нет! – Он опять начал потирать руки. – Кроме того, нельзя зацикливаться на одних и тех же проблемах. Надо размышлять и о новых возможностях.

Спенс воспользовался моментом, чтобы укрепить решимость короля.

– Corpus Evangelicorum,[8] – пробормотал он.

Густав слегка улыбнулся.

– Вы единственный известный мне человек, Джеймс, кроме меня самого, который может произнести эту фразу без сарказма.

Спенс ответил улыбкой на улыбку.

– Почему бы и нет? Я думаю, североевропейская протестантская конфедерация под руководством Швеции будет великолепным решением проблем, которые и привели к этой войне. Как и многих других. Швеция получает долгожданное доминирование на Балтийском море, Священная Римская империя получает мир, а северные германцы наконец-то получат шанс построить настоящее национальное государство, а не лоскутное одеяло феодальных владений.

Король поднял на него насмешливый взгляд.

Вы ведь не разделяете общее предположение, что результатом будет шведская тирания?

– Что за чушь! Простите мне резкие слова, ваше величество, но в Господней вселенной просто нет способа, с помощью которого полтора миллиона шведов могли бы поддерживать подлинную тиранию над в десять раз более многочисленными немцами. Во всяком случае, сколько-нибудь продолжительное время.

Он покачал головой.

– Я долго жил в Швеции. Вы – весьма практичное племя, если разобраться. И я полагаю, что Североевропейская Конфедерация со шведским доминированием достаточно скоро будет напоминать саму Швецию. Которая, по моему скромному мнению, является наилучше управляемым королевством в мире.

– По моему мнению – тоже! – воскликнул Густав весело. – И не такому уж скромному. – Он хлопнул Спенса по плечу. – Хорошо, Джеймс. Мы будем придерживаться избранного курса. Кто знает? Возможно, Тюрингии суждено сыграть роль во всем этом. Но вы должны немедленно послать ещё одного курьера к Маккею. Вы слышали Леннарта. Эти новые пушки понадобятся нам раньше, чем мы предполагали. Интересно будет посмотреть, оправдана ли похвальба Маккея по поводу индустриальных талантов его новых приятелей.

Спенс кивнул. Король продолжал: – И не забудьте передать ему мои поздравления. Голландских деньги поступают без перебоя, и они весьма к месту. Это еще одна причина оставить Тюрингию в покое, а?

– Ну ещё бы, – легко согласился Спенс. Он прочистил горло. – Если вы позволите мне некоторое нахальство, Ваше Величество, то я полагаю, что повышение в чине было бы весьма нелишней добавкой к поздравлениям. Под командованием Маккея теперь находится минимум тысяча кавалеристов, носящих ваши цвета.

– Так много? – Густав в изумлении покачал головой. – Ну, тогда конечно. С этого момента он – полковник Маккей! Никак не меньше!

Король и Спенс одновременно рассмеялись. Пока они выходили из дворца, король добавил: – Да, ещё передайте ему, чтобы он доставил мне новое оружие как можно скорее. Лично. Я хочу поговорить с ним… – Густав заколебался было, потом твердо, почти яростно покачал головой. – Нет, я хочу большего. – Он протянул руки, как бы ощупывая что-то в темноте. – Я хочу чего-то более ощутимого, чем просто личный доклад. Я хочу…

Он продолжал делать движения, как будто что-то нащупывая.

– Американца?

– Именно! – воскликнул король. – Я хочу видеть одно из этих сказочных созданий!

Глава 46

Олли Рирдон, владелец механической мастерской, не был уверен, раздражает или развлекает его происходящее. И то, и другое, решил он.

– Почему он тратит время на обработку внешней поверхности пушечного ствола? – спрашивал Маккей. Шотландский офицер практически пританцовывал от нетерпения. – У нас нет времени на лоск или украшательство!

Внимательно наблюдая за работой токарного станка, Олли поджал губы. Стаж токаря, Джека Литтла, превосходил количество лет, проведенных Маккеем на этом свете.

Угадайте, кто из них знает, что надо делать? Но, несмотря на раздраженные мысли, Олли решил объяснить. Вежливо.

Он указал на большую отливку. Казенная часть будущей пушки была зажата в шпинделе токарного станка; передняя часть, с уже высверленной заготовкой ствола, опиралась на конус, закрепленный в задней бабке. Две цапфы вращались так быстро, что был виден только размытый контур. Мягкая бронза может обрабатываться на гораздо более высоких оборотах, чем сталь. Джек стачивал тонкий слой бронзы в нескольких дюймах от обреза ствола; этот прием назывался ошкуриванием.

– В том, что он делает, нет абсолютно ничего украшательского. Ему нужна ровно обработанная поверхность, чтобы жестко и ровно закрепить заготовку. Если мы не обеспечим жесткую фиксацию с этой стороны заготовки, процесс расточки внутренней поверхности ствола до нужного калибра займет вечность. Если мы просто закрепим один край отливки, обрабатываемую заготовку будет неимоверно болтать.

Маккей нахмурился.

– Что такое "жесткая фиксация"?

Олли подавил тяжкий вздох. Он указал на устройство, закрепленное в суппорте, стоящем на краю салазок токарного станка. Устройство, верхняя половина которого могла откидываться на шарнире, образовывало кольцо около десяти дюймов в диаметре. На кольце было закреплено три регулируемых стержня, на конце каждого из которых был шарикоподшипник. Все они смотрели в центр кольца, находясь под углом 120 градусов друг к другу. Два из них будут поддерживать заготовку снизу; третий, фиксировать сверху.

– Вот это оно и есть, – прорычал он. – Эта штука жестко устанавливается на салазках в нескольких дюймах от дальнего конца отливки, регулируется вылет стержней, а затем подшипники могут свободно катиться по ровной поверхности, которую вот прямо сейчас обтачивает Джек. Таким образом мы фиксируем заготовку и обеспечиваем её стабильность и для следующей операции. Которой, в свою очередь, для этих трехфунтовых стволов, является высверливание внутренней поверхности ствола до нужного калибра.

Душа помешанного на точности специалиста-металлообработчика не выдержала. Нахмурившись, Олли продолжал: – Мы, на самом деле, должны были бы использовать развертку, или, в крайнем случае, зенкер, для окончательной обработки, то есть использовать специальные точильные головки для шестифунтовых пушек – но эти чугунные ядра настолько небрежно и неравномерно изготовлены, что нет смысла так стараться. Это как метать бисер перед свиньями.

Маккей покраснел.

– Поняятно… – с явным смущением протянул он, подергивая свою коротенькую бороденку. – Поняятно.

Стоящая рядом с ним Джулия усмехнулась.

– Есть еще вопросы, о биг бвана? – она повернулась к Олли и пожала плечами. – Ты не должен воспринимать всё это чересчур серьёзно. Он все еще пытается освоиться со своим великолепным новым званием.

Ее улыбка стала шире.

– Полковник Маккей, никак не меньше. А ему едва исполнилось двадцать три!

– Перестань, девчонка, – проворчал Алекс. – Это было только…

Олли похлопал его по плечу.

– Кстати, поздравляю с повышением. Извиняюсь, что не мог присоединиться к обмыванию нового звания в "Садах Тюрингии" вчера вечером, но…

Он подсыпал немного соли на раны.

– Я проторчал здесь до полуночи, чтобы убедиться, что мы готовы обрабатывать вновь прибывшие отливки. У меня просто не было времени кутить всю ночь.

Смущение Маккея усилилось. Он таки кутил всю ночь. Его ворчливость этим утром отчасти обуславливалась последствиями кутежа.

– Я сожалею, – пробормотал он. Затем, собрав в кулак всё, что осталось от его чувства собственного достоинства: – Ну, так как тут все, очевидно, под контролем, я думаю, что я пойду.

Олли постарался не показать своего облегчения. По правде говоря, ему нравился шотландец, и он был готов простить ему изредка проявлявшееся чересчур мелочное рвение. Кроме того, Олли понимал не хуже Маккея, как много зависело от этой первой партии пушек, отправлявшейся королю Швеции. Так что он вежливо и даже приветливо, проводил шотландца и его спутницу к дверям.

В этот момент он вспомнил услышанное им этим утром.

– О! И примите поздравления по случаю вашей помолвки!.

Джулия радостно засияла и продемонстрировала новое кольцо на пальце.

– Красивое, да? Алекс отыскал его в Айзенахе, когда он был там на прошлой неделе.

Упоминание Айзенаха заставило Олли вопросительно поднять бровь. Он запнулся, подумал, может ли он поинтересоваться…

– В этом нет большого секрета, Олли, – сказал Маккей. – Айзенах почти наверняка присоединится к нам. Они просто тянут время, ожидая, что решит Гота. – Шотландец фыркнул. – А Гота тянет время, ожидая, что решит Эрфурт, а Эрфурт тянет время в ожидании решения Веймара. Но всё это должно достаточно скоро разрешиться.

– Тогда у нас будет сколько? Шесть звезд на флаге, а не две?

Джулия вмешалась прежде, чем Алекс мог заговорить. – Я думаю, восемь! По слухам поездка Майка и Бекки в Заальфельд и Зуль тоже была очень успешной!

Олли задумчиво сказал: – Я и не знал, что они вернулись. Заальфельд, да? Это будет неслабым пинком для нашей химической, с вашего позволения, "промышленности", учитывая шахты в тех краях. И…

Маккей полным удовлетворения тоном завершил его мысль: – И в результате к нам почти наверняка присоединится Гера. В составе Соединенных Штатов окажутся все крупные города Тюрингии. По крайней мере, её южной части. Все до одного.

Но Олли уже переключился на новую мысль: – Я вот думаю о Зуле. Этот город дает нам контроль над всем Тюрингенвальдом. И, что ещё более важно, мы сможем стабилизировать наше оружейное производство. Сто лет назад, как вы знаете, Зуль был крупнейшим центром оружейного производства в Германии. Там ещё остались немалые производственные мощности. – Он указал через плечо большим пальцем. – Не знаю, в курсе ли вы, но мы получили эти отливки из Зуля. Будет приятно видеть их в составе нашей новой семейки.

Меньше года назад шотландского дворянина Александра Маккея удивил бы вид хозяина мастерской и недавней школьницы, обсуждающих вопросы внешней политики. Сегодня он даже не заметил этого. На этой счастливой заключительной ноте Алекс и Джулия вышли из мастерской на улицу.

Немедленно завязалась ещё одна внешнеполитическая дискуссия. Маккей нанес превентивный удар прежде, чем Джулия смогла снова поднять вопрос.

– Ты не едешь, и это не предмет для обсуждения.

– Ха! Мы еще посмотрим! Вы не имеета права принять это решение, полковник, сэр!

Двое влюбленных жгли друг друга взглядами, идя по улице. Они шли довольно медленно, отчасти потому, что были заняты спором, но, главным образом, потому, что на улице было очень многолюдно. К апрелю 1632 года плотность населения Грантвилля была характерна скорее для Калькутты, чем для маленького городка в Западной Вирджинии, которым он когда-то был.

Поняв безрезультатность первого натиска, Маккей нанес следующий залп.

– Невозможно, – заявил он. – Твой отец будет настаивать на том, чтобы тебя кто-то сопровождал. Если уж на то пошло, и я настаиваю на том, чтобы тебя кто-то сопровождал…

Он запнулся на мгновение, пытаясь вставить слово в поток саркастических замечаний Джулии о резком изменении его отношений к дуэньям и компаньонкам. Которых он, разумеется, абсолютно не жаждал видеть около неё буквально накануне. Совсем даже наоборот! Разве не он нашел тот заброшенный дом… Вперед, Шотландия!

– И… больше ведь никто из женщин не планирует ехать, – закончил он.

Джули самодовольно взглянула на него. Маккей почувствовал, как у его ног открылись врата преисподней.

– Мне это не нравится, – проворчал Майк. – Абсолютно.

Ребекка ничего не сказала. Она просто сидела на диване, расслабившись, сложив руки на коленях, и ответила на хмурый взгляд мужа терпеливой улыбкой. Три месяца брака принесли в их отношения интимность и глубокое взаимопонимание. В том числе и более полное знание о привычках и слабостях друг друга.

Потому там, где невеста бы спорила, жена просто позволила мужу спорить с самим собой.

В сущности, спорить-то было не о чем. Преимущества, обеспечиваемые ее предложением, были абсолютно очевидны.

– Мне это не нравится, – повторил он. – Ты беременна, и на дворе война. Бог знает, с чем вы можете столкнуться.

Ребекка беспечно проигнорировала тему своей беременности, лишь проведя руками по талии, чтобы показать, что она по-прежнему такая же стройная, как и была. Но она сочла остальные затронутые вопросы заслуживающими ответа.

– Майкл, все донесения сходятся на том, что Тилли отступил на Дунай. Нижний Пфальц и Франкония твердо в руках шведов, как и львиная доля Вюртемберга. На пути к лагерю Густава Адольфа мы вряд ли натолкнемся на что-то более серьезное, чем случайная шайка дезертиров или отставших от армии. Ничто из этого, как тебе хорошо известно, не представляет никакой угрозы для поездки. Особенно, учитывая то, что наш эскорт будет включать кавалерию Маккея и драгун Тома.

Тишина. Ребекка решила подсластить пилюлю.

– А так как твоя сестра настаивает на том, чтобы отправиться вместе с Томом, – добавила она, улыбаясь, – я буду под присмотром. Так что тебе даже не придется беспокоиться о моей супружеской верности.

Несмотря на снедавшее его беспокойство, Майк не смог сдержать смех.

– Какое облегчение! Ну да, это точно поможет мне спокойно спать по ночам.

Юмор сломил появившуюся было напряженность.

– Ладно, – вздохнул он. – Я согласен, что это лучшее, чем мы можем ответить. Я, конечно, предпочел бы поехать сам, но…

Ребекка покачала головой.

– Это невозможно. Я знаю, тебе не нравится эта тема, Майкл, но факт остается фактом. Твой личный авторитет имеет решающее значение в наших переговорах с другими городами Тюрингии. Мы должны быстро сплотить их в новое государство – еще до того, как война примет другой оборот. Возможно, к худшему. Ты сам снова и снова подчеркиваешь необходимость этого. Здесь и сейчас дипломатия – это вопрос контактов между конкретными лицами, а не абстрактными политическими образованиями. Без твоего присутствия здесь ни один из городов не будет уверен в незыблемости результатов переговоров.

Страхи Майка предприняли последнюю слабую вылазку.

– Точно так же можно сказать, что если я не буду там, чтобы встретить…

Опять же, Ребекка отрицательно качнула головой прежде, чем он закончил фразу.

– Мы не будем вести переговоры с королем Швеции, Майкл. Мы просто наносим визит, позволяя им посмотреть на нас. – Она улыбнулась. – Я подозреваю, что Густав Адольф просто хочет убедиться, что мы – существа из плоти и крови, а не плод воображения невменяемого шотландца.

Майк улыбнулся.

– Или он просто хочет убедиться, что мы не ведьмы.

Его глаза, рассматривающие жену, были полны любви и, по правде говоря, огромного удовлетворение. "Ведьмы", в семнадцатом веке в Европе, не были персонажами из фильмов Диснея. Не были красавицы-мачехи. Отвратительные старухи. Каковой Ребекка, безусловно, не была!

Безошибочно расшифровав взгляд мужа, Ребекка решила, что это подходящий момент, чтобы затронуть ещё один вопрос.

– В связи с этим я полагаю, что мы должны добавить в нашу группу еще одного человека. Эд Пьяцца будет воплощением прозорливости и стабильности, столь характерной для образованного мужчины средних лет. Том Симпсон – особенно в сопровождении своей симпатичной молодой жены-американки – добавит нашей делегации впечатление – да и не только впечатление, как ты понимаешь – воинственности и энергии. – И скромно: – Я буду делать то, что могу. – Затем, подняв глаза к потолку, как будто мысль только что пришла ей на ум: – Но я вот вспомнила о кое-ком ещё…

Майк усмехнулся.

– Кончай притворяться, интриганка.

Ребекка опустила глаза и бросила взгляд на мужа. Майкл часто настаивал, что она умнее его. Ребекка полагала, что он был неправ. Абсолютно неправ. Разумеется, не было никакого сравнения между их интеллектами, если мерить тем, что можно было бы назвать "книжные знания". Но Ребекка не была воспитана на ядовитой доктрине "тестов IQ". Она измеряла интеллект человека конкретными мерками своего времени – в этом отношении, по крайней мере, она не восприняла американские стандарты. Ум человека не может быть отделен от самого человека.

– Я так тебя люблю, – прошептала она. Затем, с покаянным видом пропуская свои густые черные волосы сквозь пальцы, она покаялась в своих грехах.

– Маккей задохнется от возмущения, – предсказал Майк. Он почесал подбородок. – Но да, ты права. Если и есть человек в этом мире, который смог бы убедить Густава Адольфа в том, что мы не сборище ведьм и ведьмаков, так это чирлидерша средней школы. Особенно эта.

Но легкомыслие мгновенно уступило место более серьезным мыслям.

– Пока он не увидит, как она стреляет. И как мы собираемся добиться того, чтобы она не потащила эту проклятую винтовку с тобой?

Любящий муж хмуро посмотрел на гениальную жену.

– Итак, всезнайка. У тебя есть блестящие идеи по этому поводу?

Молчание.

– Ха!

Глава 47

Через пять минут после начала аудиенции король был твердо убежден в одной вещи. Как бы он ни старался – а он старался изо всех сил, потому что был добросовестным и глубоко верующим человеком – Густава II Адольф просто не мог себе представить девушку по имени Джулия Симс ведьмой.

– Невозможно, – бормотал он себе под нос. Взгляд короля перепрыгнул с Джулии на двух других женщин, сидящих за столом. Даже в слабом свете, который давали масляные лампадки и свечи, их лица были хорошо видны. Заброшенный дом был наскоро переоборудован под временную штаб-квартиру, и его скромный интерьер был очень хорошо освещен. Густав обычно удовлетворялся не более ярким освещением, чем было необходимо для того, чтобы читать и писать штабные документы – и, возможно еще, читать его излюбленных Гуго Гроция и Ксенофонта, если оставалось время. Но когда он услышал, что американская делегация уже прибыла, он спешно приказал реквизировать по окрестностям столько ламп и свечей, сколько возможно.

Он хотел видеть этих людей.

Перестав рассматривать Джулию, он, прищурясь, осмотрел стройную блондинку, сидящую рядом с ней. Сестру их предводителя, по их словам. Но он не потратил много времени на осмотр. Из той же породы, что и Джулия, это очевидно. Тоже красива, и тоже – не ведьма.

Его глаза задержались на мгновение на ее муже, стоящем рядом с ней. Этот человек не сидел по той простой причине, что его невероятную тушу не выдержал бы ни один из имевшихся в доме шатких стульев.

– И на этом теле практически нет жира, – подумал он. Это был один из немногих случаев в его жизни, когда Густав встретил человека, который был явно больше и сильнее, чем он сам. Это немного сбивало его его с толку. Что было само по себе комично. Реакция короля на человека по имени Томас Симпсон, когда он разобрался в своих мыслях, чуть было не заставила его рассмеяться. Так мог бы реагировать крупный и сильный самец тюленя, впервые повстречав моржа.

Он твердо задавил эту мысль. Они не звери, сейчас не период течки – и этот человек, во всяком случае, в настоящее время, был образцом приличия и хороших манер. Его взгляд перескочил на ещё одного человека, сидящего за столом. Точнее, на другого американца. Александр Маккей также сидел за столом, как и человек по имени Генрих. Но эти двое были знакомы Густаву. Маккей лично, Генрих – как типичный представитель определенного типа людей – наемников.

Король потратил не более, чем несколько секунд, оценивая американца. Его звали Эд Пьяцца, и этот тип людей тоже был хорошо известен Густаву. Высокопоставленный советник, консультант, доверенное лицо. Из той же породы, что и Аксель, решил Густав, независимо от разницы в их происхождении.

Наконец, его глаза остановились на центральной фигуре американской делегации. Король ни на минуту не сомневался, что именно она была центральной фигурой. Густав II Адольф был столь же опытным дипломатом и политиком, сколь и блестящим военачальником. С одиннадцати лет он, по повелению своего отца, Карла IX, присутствовал при обсуждении государственных вопросов. Он давно научился замечать признаки, указывающие на обладающих властью и положением в обществе.

И он был очарован ею. Частично его интерес, разумеется, был обусловлен яркой красотой этой женщины. Но лишь в малой степени. Густав отнюдь не был невосприимчив к таким вещам. Его собственный незаконнорожденный сын, плод страстного романа с юной голландкой во время его буйной молодости, служил офицером в его армии и сейчас находился в этом самом лагере. Но если судить по стандартам поведения королей его времени, Густав II Адольф вовсе не был привержен разврату.

Отчасти, его очарованность была обусловлена тем, что эта женщина, несоменно, была еврейкой. Густав был, до некоторой степени, знаком с евреями, хотя в Швеции они были редкостью. Но его интересовало не столько ее вероисповедание, сколько ее положение в обществе. Еврейский советник владыки – да, это было знакомо, хотя эта разновидность придворных евреев неизменно была мужского пола. Но еврейская соправительница?

Вот это было действительно интересно! Маккей объяснил ему это в одном из писем. Но ум Густава, на самом деле, не осознал эту реальность до сих пор. Свобода религии….

– Я скептически отношусь к этому, – произнес он. – Я против инквизиции и ее деяний, имейте в виду. И не забывайте, что я не наложил какого-либо дополнительного бремени на католиков в завоеванных мной землях – за исключением того, что я выжал досуха казну тамошних епископов. Не затронул и евреев, если уж на то пошло. Но я не верю, что стабильное государство может существовать без государственной религии.

Женщина по имени Ребекка Стирнс ответила: – Ну так поэкспериментируйте с этим, Ваше Величество. Используйте нас в качестве лаборатории. Мы готовы принять любые религиозные меньшинства, возню с которыми вы сочтете чересчур хлопотными.

Увидев удивление на лице короля, Ребекка улыбнулась.

– Американский подход противоположен Вашей точке зрения, Ваше Величество. Мы считаем, что стабильность достигается постоянным движением. Что более долговечно, скалы или море?

Он смотрел на нее… И вдруг спросил: – Вы считаете себя американкой. Но вы не родились там, я совершенно уверен. Англия или Голландия, судя по акценту?

Ребекка кивнула. Они говорили по-немецки, так как разговорный английский короля было беден.

– И то, и другое, – ответила она. – Я родилась в Лондоне, но провела большую часть детства и юности в Амстердаме. – Она указала на своих спутников. – Я только недавно столкнулась с этим народом, всего год назад, когда они – прежде всего мой муж – спасли моего отца и меня. Сейчас я считаю себя американкой.

– Ааа…

Улыбка появилась на её губах.

– По крайней мере, в основном. Не во всём, – улыбка стала шире. – Но это верно в отношении многих американцев, большинство из которых в настоящее время составляют люди, родившиеся и выросшие в этом времени.

– Ааа…

Маккей и об этом ему упоминал. И, опять-таки, король не совсем тогда поверил его донесениям. Но теперь, видя спокойную уверенность сефардской женщины в ее новой самоидентификации, Густав понял, что его шотландский офицер говорил абсолютную правду.

– Неужели такое вообще возможно? – удивился он. И какое-то мгновение размышлял над более ранним высказыванием женщины. – Что более долговечно, скалы или море?

Густав был родом из Скандинавии. Он знал ответ.

Теперь его взгляд обратился на Маккея. Офицер-шотландец занял стул рядом с красивой девушкой по имени Джулия Симс, которая ну никак не могла быть ведьмой. От короля не ускользнули собственнические намеки, сквозившие в отношении молодых людей друг к другу, и он вдруг понял, что широко улыбается.

– Включая и тебя, Александр, как я погляжу.

Возможно, легкий румянец и появился на веснушчатом лице шотландца, но глаза офицера не дрогнули.

– Я присягнул служить Вам, Густав II Адольф, владыка Швеции.

Слова эти были произнесены отрывисто, почти враждебно. Нет, не враждебно – просто офицер бросал ему вызов в связи с его высказыванием. Король понимал понятие о чести, которое было в основе этого вызова. Очень хорошо понимал. Отлично, на самом деле.

Он поднял руку в жесте, который выглядел не столь умиротворяюще, сколь обнадеживающие.

– Я рад это слышать, Александр. Не то, чтобы я сомневался в тебе, знаешь ли. – Он провел рукой по коротко остриженным светлым волосам. – Но, с течением времени, лояльность может измениться. Все, о чем я прошу, это о том, чтобы ты уведомил меня о своей отставке, если вдруг это произойдет. До этого момента я не буду задавать вопросов.

Маккей натянуто кивнул.

Следующие несколько минут были заняты обсуждением Огненного Кольца. Густав уже получили его описание от Маккея – более, чем в одном письме, но он хотел расспросить самих американцев. Так что он, используя Ребекку в качестве переводчика, задал множество вопросов. И очень внимательно выслушивал ответы.

Вопросы были прямы и однозначны, ответы не были – и именно это больше, чем что бы то ни было другое, окончательно убедило короля. Очень скоро Густав был уверен, что американцы, несмотря на все их волшебства в механике, были так же озадачены своим положением, как и все остальные.

Он почувствовал безмерное облегчение. Ушли все его самые потаенные страхи. Их начали заменять первые прикидки на будущее.

Не колдовство. Маккей был прав. Что же касается всего остального…

Густав повернулся в кресле и взглянул на двух мужчин, стоявших в глубине дома. Они оставались там по его просьбе. Густав хотел составить свое собственное впечатление об американцах до того, как он начнет думать о следующих шагах. Но это заняло гораздо меньше времени, чем он ожидал, и он был удовлетворен тем, что мог продолжать. То, что, как он полагал, будет загадкой, ей не оказалось. Или, скорее, оказалось знакомой тайной Промысла Божьего.

Скупым жестом он подозвал обоих, стоявших доселе в тени. Что же касается всего остального…

Кто мы такие, чтобы обсуждать Волю Божью? А кто еще мог создать такое Кольцо Огня?

Да, именно так всё и обстояло. Густав почувствовал прилив симпатии по отношению к американцам, сидящим за столом напротив него. Они тоже – даже они, самый диковинный народ, о котором он когда-либо знал – были созданьями Божьими, в конце концов. Способные любоваться на дело рук Его, но не понять его.

– Как и должно быть… – пробормотал он.

Двое мужчин подошли к столу.

– Садитесь, – приказал он. Указывая на них пальцем, он представил их. – Вильгельм Саксен-Веймар, старший из герцогов. И Леннарт Торстенссон, мой командующий артиллерией.

Торстенссон явно с трудом удерживался от того, чтобы что-то сказать, но Густав остановил его острым взглядом. Первым делом – о первоочередных делах.

– Вы создали мне сложную ситуацию в Тюрингии, – резко сказал король, обращаясь к американцам. – Сидящий перед вами Вильгельм – один из моих немногих надежных союзников в Германии, а вы, получается, экспроприировали у него его герцогство. Это всё… как-то очень неудобно.

Еврейка бросила быстрый взгляд на Саксен-Веймара. Затем, расправив плечи, она заговорила. Но Вильгельм прервал ее прежде, чем она смогла произнести хотя бы несколько слов.

– Погодите! Я не хочу добавлять проблем королю Швеции. – Вильгельм махнул головой в сторону двери дома. – Армия Тилли стоит лагерем менее чем в двух милях отсюда, на противоположном берегу Леха. Король намерен завтра с боем форсировать реку. Сейчас – не время для политических распрей среди его союзников.

Последняя его фраза породила внезапную паузу. Тишину. Затем, через нескольких секунд, напряженность за столом переговоров явно ослабла. Герцог Саксен-Веймар открыто заявил о том, что до сих пор не обсуждалось. Тот факт, что никто – ни король, ни американцы – не бросился оспаривать это заявление, доказывал, что оно соответствовало действительности. Новый американский режим был с этого момента признан – как на словах, так и на деле – союзником Густава Адольфа. Характер этого союза, конечно, еще предстоит определить…

Вильгельм продолжал.

– Вследствие этого, я предлагаю отложить любое обсуждение будущего статуса провинции до лучших времен. – Он расправил узкие плечи и посмотрел прямо на Ребекку. – У меня есть только две просьбы. Первое…

Он на мгновение запнулся. Его лицо исказилось в неопределенной гримасе. Огорчение? Нет, стыд…

– Я слышал, что в последнюю зиму провинция не голодала. Это правда?

Выслушав перевод Ребекки, пожилой американец откашлялся. Он заговорил на спотыкающемся немецком. Еврейка помогала ему с наиболее сложными оборотами.

– Никто не голодал. На самом деле – по нашим приблизительным оценкам, признаюсь, очень сырым – население южной Тюрингии увеличилось в четыре раза. С момента нашего появления год назад.

Услышав это заявление, Вильгельм и оба сидящих за столом шведа в упор уставились на Эда широко раскрытыми глазами. В четыре раза? В центральной Германии? Во время этой войны?

Поспешно, как бы извиняясь, Пьяцца добавил: – Я не имею в виду естественный прирост, разумеется. Он тоже имел место, но, по большей части, население увеличилось за счет беженцев из окружающих регионов.

Плечи Вильгельма опали. Он вытер лицо.

– Слава Богу, – прошептал он. – По крайней мере, хоть этот камень упал с моей души.

И поднял голову.

– Это была моя первая просьба. Пожалуйста, продолжайте прилагать все возможные усилия в плане предоставления крова и убежища. Что же касается второго…

Ему даже удалось улыбнуться. Улыбка была слабой, это правда, но, тем не менее, искренней.

– Я был бы признателен, если бы вы не делали ничего – не делали бы никаких громогласных заявлений – что вынудило бы меня публично выступить в защиту моих прав. Как уже сказал король, это может породить весьма… неудобную ситуацию.

Американцы переглянулись. Для Густава было очевидно, что они ищут ответ. И столь же очевидно, ушло не более пяти секунд, прежде чем они определились, кто же даст ответ. Скоро все они смотрели на Ребекку, ожидая ее слов.

Густав опять испытал удовлетворение от сознания, что его чутьё политика верно послужило ему и на этот раз. Но гораздо большее удовлетворение, даже внутреннего спокойствия, принес ему тот факт, что член делегации, к которому они обратились в поиске ответа, не был урожденным американцем. Да, они великие мастера по части механики. Но они не маги и не ведьмаки.

Ребекка тихо заговорила.

– Прямо сейчас я не могу сказать ничего конкретного, герцог. У меня недостаточно полномочий, чтобы отвечать на подобные вопросы. Но вот что я могу сказать: основополагающие документы Соединенных Штатов – мы называем их Конституция и Билль о Правах – не… – Она помолчала и продолжила: – Пожалуй, я могу сформулировать это следующим образом. Они обращают больше внимания на позитивные, а не негативные стороны. Они устанавливают права и обязанности, а не ограничивают их. Если вы понимаете, что я имею в виду….

Вильгельм и Густав одновременно улыбнулись.

– Как дипломатично, – пробормотал король завороженно. – А как красиво построена фраза.

Он повернул голову к Саксен-Веймару.

– Вильгельм?

Герцог неопределенно повел рукой, крутя пальцами, что вполне органично смотрелось в сочетании с кривой усмешкой, застывшей на его губах. Во всем этом был отчетливый иронический оттенок.

– Как вам угодно, ваше величество. Действительно, хорошо построенная фраза. Я думаю, мы могли бы потратить довольно много времени, препарируя каждый её поворот. – Он взглянул на дверь. – Дольше, чем время, которое нам нужно на то, чтобы покончить с Тилли и Валленштейном. – Он опять посмотрел на Ребекку. – А после этого…

– Будет и после этого, – твердо сказал король. – И меня это вполне устраивает!

Теперь он повернулся к Торстенссону.

– Ну, Леннарт, – прорычал он, – говори.

Леннарт даже не дождался, пока король закончит фразу. В отличие от Густава, он свободно говорил по-английски.

– Как вам это удалось? – требовательно вопросил он. – Диаметр всех пушечных стволов абсолютно одинаков. Идеально одинаков! – Хмурясь: – Это невозможно, даже абсурдно – да у меня даже нет ядер, отлитых с соответствующей точностью.

Пьяцца улыбнулся и, наклонившись, стал копаться в сумке, стоявшей у его ног. Он достал какой-то странный инструмент.

– Олли так и думал, что вас может это заинтересовать, – он протянул инструмент Торстенссону. Этот предмет, несмотря на очевидную для присутствующих точность изготовления, смутно напоминал своего рода зажим. Генерал-артиллерист нерешительно, взял его в руки.

– Это называется микрометр, – сказала Ребекка. Основываясь на краткой лекции, которую дал ей Олли, она быстро объясняла основы работы этого устройства. – С особой точностью изготовленный винт – каждый полный оборот винта соответствует одной четверти дюйма – или, как предпочитают говорить металлисты, двадцать пять сотых дюйма. Каждая маленькая риска, видите здесь? и как она совпадает с вот с этой риской? – точно отмеряет одну тысячную дюйма.

– Одну тысячную? – аж задохнулся Торстенссон. Он крутил винт микрометра в разные стороны, глядя на совпадающие риски. – Как вы могли изготовить что-то с такой точностью?

– Мы и не можем, – ответила Ребекка. – По крайней мере, нам это будет нелегко, хотя наши эксперты считают, что мы могли бы со временем сделать что-то подобное.

Теперь настала ее очередь с трудом подбирать слова.

– Для этого потребуется машины, которых у нас нет. И машины, чтобы сделать эти машины, которых у нас тоже нет. Кольцо Огня перенесло только те предметы, которые находились в городе Грантвилль. Рано или поздно, многие из наших машин и инструментов износятся. Они не смогут быть заменены напрямую. Производство компьютеров, например, предполагают существование такой отрасли, как "электроника".

Она замолчала, понимая, что многие использованные ей термины были бессмысленны для собеседников, и вернулась к сути разговора.

– Мы называем это технический регресс. Она указала на микрометр в руках Торстенсона. – С помощью этого приспособления – которое весьма долговечно, если не пытаться его намеренно сломать – мы можем сделать привычные вам пушки, которые, однако, будут гораздо точнее оружия, сделанного в любом другом месте. Мы можем сделать и многие другие весьма полезные вещи.

Том Симпсон прервал её. Его немецкий, хотя и не дотягивал до стандартов Ребекки, был гораздо лучше, чем у Пьяццы.

– Нарезные мушкеты, например, стреляющие пулей Минье. Возможно, даже простые казнозарядки. – Он усмехнулся. – Хотя наши оружейные маньяки до сих пор собачатся между собой. Некоторые защищают Фергюсон, а некоторые…

Он прервался, увидев выражение непонимания на лицах собеседников. Произносимые им слова были для них бессмысленны.

– Ну, неважно, – сказал он. – Суть заключается в следующем. Мы не можем воссоздать мир, который мы оставили позади. Но мы можем изготавливать вещи, которые заметно превосходят что-либо, изготавливаемое здесь и сейчас.

Ребекка плавно перехватила нить разговора.

– Это лишь часть наших возможностей, Ваше Величество. – И, наполовину извиняющимся тоном. – Я не хочу, разумеется, ругать вашу собственную военную промышленность в Швеции, но мы можем обеспечить поставки боеприпасов из гораздо менее удаленного источника. И, по правде говоря, боеприпасов гораздо более высокого качества.

Все следы извинения исчезли из её голоса. – Кроме того, деньги.

После этих – действительно волшебных слов! – в комнате воцарилась мертвая тишина. Деньги были кровью войны, гораздо болеее важной, чем пики, лошади, оружие и порох – или даже солдаты. Особенно для шведов, самой большой проблемой которых всегда была хроническая нехватка наличности.

И каким же образом? – потребовал король. Он скептически склонил голову набок. – Я полагаю, вы не предлагаете безвозвратные субсидии?

Ребекка тихо засмеялась.

– Извините, Ваше Величество! Разве я похожа на Ришелье?

– Ни в малейшей степени, – пробормотал Торстенссон. Молодой артиллерийский офицер испытывал куда большие, чем его монарх, проблемы с тем, чтобы сосредоточиться лишь на интеллекте Ребекки.

Ребекка проигнорировала хвалебное замечание. Она продолжала, не отклоняясь от темы: – Субсидии – нет. Но мы можем быть вам полезными в двух других аспектах. Во-первых, южная Тюрингия быстро становится экономическим центром Германии. Очень быстро, учитывая хаос, воцарившийся в большей части Священной Римской империи. Строительство, производство, торговля – всё это растет не по дням, а по часам. Конечным результатом этого процесса, среди прочего, является то, что мы можем обеспечить поставки вашей армии – большей части необходимого ей оружия и снаряжения…

– И провианта тоже? – спросил Торстенссон. – А как насчет лошадей и волов?

Ум профессионального солдата вернулся к анализу профессиональных вопросов.

Ребекка кивнула.

– Да. И того, и другого. Я бы упомянула, что американские семена и скот лучше, чем германские, и они начали специальную селекционную программу, с тем, чтобы сохранить чистые штаммы. И мы можем предложить вам всё это по гораздо лучшим ценам, чем кто-либо еще, особенно, что касается боеприпасов.

Она указала на микрометр, по-прежнему бывший в руках Торстенсонна.

– Наши методы металлообработки не просто точнее, они также намного быстрее и эффективнее, чем все, что вы можете увидеть где бы то ни было в Европе. Или в любой точке мира, раз уж об этом зашел разговор.

Она запнулась на мгновение, размышляя, и продолжила: – На данный момент мы не можем поставлять порох напрямую, и то же самое можно сказать о текстиле в сколько-нибудь заметных количествах, но из-за стабильности, которую мы привнесли в регион… – Она бросила быстрый полуизвиняющийся-полуупрямый взгляд на Вильгельма. – Купцы и торговцы просто нахлынули к нам. Мы не можем поставить порох или ткани, но мы определенно можем служить каналом их поставки и, опять же – по лучшей цене, чем можно было бы найти в другом месте.

Густав потер нос.

– То есть вы предлагаете, по сути, превратить Тюрингию – по крайней мере, контролируемую вами её часть – в мой стратегический тыл и базу снабжения. Арсенал Швеции в центральной Германии.

– Да, – заявила Ребекка твердо. Король бросил на нее проницательный взгляд. Она пожала плечами. – Мы понимаем, что это может привести к тому, что гнев Габсбургов падет на наши головы.

Том Симпсон усмехнулся.

– Они будут весьма удивлены, если попытаются нас затоптать.

Маккей нахмурился.

– Все не так просто, Том. Кавалерийский рейд может наделать массу бед и разрушений, даже если он просто пройдет через этот район. И его намного труднее остановить.

Лицо огромного американца было олицетворением несокрушимого упрямства. Челюсти Маккея напряглись.

– Послушай меня, Том! Если бы вашим противником был я, уверяю тебя, что со мной было бы намного труднее справиться, чем с одной из неуклюжих терций Тилли.

Ребекка резким жестом прервала начинавшийся спор. Наблюдавший за всем этим Густав был поражен тем, как моментально повиновались этому жесту спорщики. Власть этой женщины, понял он, основывалась на чем-то более значительном, чем тот факт, что она была женой предводителя американцев. Гораздо более значительном, оценил он.

Король снова заговорил.

– Вы упомянули о второй разновидности финансовой помощи.

Голова Ребекки снова повернулась в его сторону. На мгновение её темные глаза уставились на него. Густав понял, что сейчас она оценивала его.

Когда она заговорила, ее тон был сух и резок: – Слышали ли вы о семействе Абрабанель?

Густав кивнул.

– Разумеется. Мой помощник, сэр Джеймс Спенс, в последние годы несколько раз проводил с ними разные сделки.

– Сэр Джеймс? – воскликнула Ребекка. – Я знаю его! Лично, не очень близко. Но мой отец весьма высокого мнения о нем.

Глаза Густава расширились.

– Ваш отец?

С опозданием, он понял, что не поинтересовался девичьей фамилией этой женщины.

– Абрабанель. Мой отец – Бальтазар Абрабанель.

Король засмеялся и захлопал мясистыми ладонями.

– Дааа, не удивительно, что вы такое чудо! Дочь Бальтазара и племянница Уриэля – он улыбнулся ей. – И каково вам было, воспитываться в атмосфере хитростей и интриг?

Она усмехнулся в ответ.

– На самом деле, Ваше Величество, очень здорово. Вы знаете моих отца и дядю?

Густав покачал головой.

– Лично – нет. Только по репутации.

Он посмотрел на нее с ещё большим уважением и пониманием.

– Правильно ли я понимаю, что вся семья Абрабанель решила связать свою судьбу с американцами?

Ребекка кивнула.

– Даже турки. Особенно турецкие Абрабанели, на самом деле. Дон Франсиско Наси последние несколько недель уже проживает в Грантвилле. Он объявил, что планирует поселиться там навсегда.

Тишина опять наполнила дом, пока собеседники переваривали эту новость. Европейцы в комнате – и швед, и немец, и шотландец – мгновенно осознали последствия. Они не были темными крестьянами, несмотря на то, что разделяли некоторые из их предубеждений против евреев. Эти люди, особенно король, были достаточно знакомы с банковским делом, чтобы понять, что именно предоставило Соединенным Штатам решение Абрабанелей. Грубо говоря, лучшую финансово-банковскую сеть в мире.

– Кредиииты… – мечтательно протянул Густав. Его взгляд заострился. – Под какой процент?

Ответ Ребекка сопровождался настолько широкой улыбкой, что это выражение можно было бы назвать ухмылкой.

– Пять процентов годовых. Для военного займа. Четыре процента для займов на другие цели.

Король чуть не задохнулся.

– Пять процентов? – его бледно-голубые глаза практически выскакивали из орбит. – Го-до-вых?

Ребекка пожала плечами.

– Американцы, – она запнулась, а затем, с усмешкой, продолжила. – Мы, американцы, должна была бы я сказать, убедили Абрабанелей, что большой и стабильный бизнес предпочтительнее случайного однократного куша. – Она очень твердо повторила: – Пять процентов. Для вас, то есть для Густава II Адольфа. Другие обнаружат, что ставка выше…

Она отвела взгляд, пропуская свои густые локоны сквозь пальцы, и скромно добавила: – Подозреваю, что существенно выше.

Внезапно король захохотал.

– Пять процентов! – завопил он, поднимаясь, почти вскакивая на ноги и грозя небесам огромным кулаком.

– Вот это для Ришелье!

Густав опустил кулак. Его собственная ухмылка отразилась на лицах Торстенссона и Маккея. Даже Вильгельм, увидел он, широко улыбался. Король Швеции позволил себе потратить минуту на то, чтобы полюбоваться силой духа и интеллектом этого человека. Если отбросить пустые разглагольствования, герцог Саксен-Веймар только что услышал смертный приговор, вынесенный наследственным правам на владение Тюрингией, и он был достаточно умен, чтобы понять это. Только позвольте республике в Тюрингии устанавливать своё финансовое и коммерческое доминирования – и для провинциальной аристократии будет большой удачей, если они сумеют сохранить столько же власти и влияния, сколько их было у голландского дворянства. Даже могучие испанские Габсбурги ломались об эту скалу в течение последних без малого ста лет. И все же этот человек был достаточно воодушевлен, чтобы не горевать от такой перспективы.

И почему бы и нет? Вильгельм Саксен-Веймар тоже принял присягу на службу королю Швеции. Монарху, который, как известно, не был скуп по отношению к своим доверенным подчиненным, и монарху, перспективы которого только что получили могучую поддержку.

Густав повернул голову в сторону Торстенссона, как если бы он наводил пушку на самого командующего артиллерией.

– Corpus Evangelicorum, – вызывающе заявил король. – И что ты скажешь теперь, скептик Леннарт?

Глава 48

Ребекка с Эдом остались на следующий день дома, в то время как Густав-Адольф готовился двинуться против Тилли. Им предстояло провести этот и следующий дни в работе с интендантами короля, готовя новую шведскую материально-техническую базу.

Остальная делегация отправилась со шведской армией. Том с Ритой и Генрих, который провел предыдущую неделю в работе с механическими цехами, изготавливая пушки, отправились с Торстенссоном. Насколько у Соединенных Штатов было что-либо напоминающее офицеров-артиллеристов, настолько эти трое к ним относились.

Майк с Фрэнком убедили их воспользоваться всеми имеющимися возможностями, чтобы ознакомиться с методами артиллерии этого времени, по всеобщему признанию лучше всего воплощенными шведами Торстенссона.

– Ключевым вопросом являются столько же конюхи, сколько и артиллеристы, – сообщил им Торстенссон, когда они наблюдали за шведскими орудиями, доставлявшимися на позиции, – мои лошади и повозки постоянно закреплены за артиллерией.

Информация ничего не значила для Тома и Джулии, а вот Генрих сразу врубился. В отличие от двух американцев, он был хорошо знаком с практикой того времени.

– Вы имеете в виду… – он указал на конюхов, выводящих лошадей, отпряженных от орудий.

Торстенссон кивнул.

– Все военные. Мои до последнего человека. – его губы изогнулись в великолепной усмешке. Ни одного наемника среди этих нищих ублюдков. Остальное утонуло в ругательствах.

Генрих захихикал. Он повернулся к Тому и Джулии и объяснил:

– Все остальные армии для ухода за лошадьми и обслуживания повозок используют в артиллерийском парке гражданских наемных рабочих.

Глаза Тома расширились.

– Это безумие! – буркнул он.

Как всегда в поле, когда это возможно, Том говорил по-немецки. Торстенссон, услышав слова, усмехнулся. Но его юмор тут же испарился, как только он увидел американские орудия поднятые на редуты. Мгновением позже он уже орал новые приказы, следя за тем, чтобы новые пушки были правильно размещены. Прямо в центре линии, под его бдительным оком. Торстенссон собирался сегодня испытать эти орудия. С рассветом он отправил своих людей сортировать пушечные ядра. Он хотел использовать эти превосходно высверленные отверстия с лучшими пушечными ядрами из своего арсенала, единственными идеально круглыми, и максимально возможно их подогнать.

– Снова полдистанции, – сказал он тихо, глядя на укрепления врага через реку.

Густав Адольф изучал позиции противника выше по реке. Пытался, во всяком случае. Его близорукость делала это занятие достаточно бессмысленным. Телохранитель Андерс Юнссон стоял справа от него. Одним из неофициальных его занятий было служить глазами короля.

Он наклонился и прошептал:

– Тилли отправил своих людей вон в тот лес за болотом, как Вы и предвидели. На том берегу никого не видно.

Густав кивнул. Жест выражал скорее расстройство, чем согласие. Он хотел видеть все сам.

Он услышал женский кашель. Американская девушка, Джулия Симс прочищала горло.

– Э-э-э, сир, э- э-э, я имею в виду, Ваше Величество, э-э-э…

Он повернулся и посмотрел на нее сверху вниз. Они с Маккеем стояли слева от него. Она – у правого локтя Маккея.

– Да?

Она снова откашлялась. Потом добавила на ломаном немецком:

– Почему вы не носите очки, сир? Я имею в виду, Ваше Величество?

Андерс зашипел. Стоявшие чуть сзади шотландские телохранители напряглись. Намечался взрыв королевского гнева.

На мгновение король ощутил как его заполняет и рвется наружу горячая злость. Но было что-то в невинном, открытом красивом лице, обезоруживающее его ярость.

– Невозможно! – рявкнул он. – Я пытался. Очки слетели с моего носа при первом же взмахе саблей!

Джулия попыталась заговорить снова. Но она, видимо, достигла предела в своем знании немецкого. Она поспешно зашептала что-то жениху. Лицо его немного побледнело, как и у всех солдат Густава. Маккей был хорошо осведомлен о чувствительности короля к этой теме. Шотландец перевел:

– Она говорит, что не имела в виду обычные очки, Ваше Величество. Она говорила о спортивных очках, которые… – здесь Маккей запнулся. Как объяснить, что такое баскетбольный матч?

Процесс описания королю вида специальных очков, которые носили молодые американские атлеты более или менее удался.

Глаза Густава расширились.

– Невозможно! – повторил он. – Абсурд!

Но настроение его поднялось. Он посмотрел на нахальную девчонку. Блики от своеобразного оружия в ее руках играли на чем то вроде телескопа, установленном на нем. Несмотря на свое раздражение, король признал превосходное мастерство, просматривающееся в этом огнестрельном оружии и в оптических деталях.

Девушка казалась совсем смущенной. Возможно в попытке утишить королевский гнев она подняла оружие:

– Хотите посмотреть? – спросила она.

Хмурясь, Густав взял оружие и поднял его для осмотра. Несмотря на необычность вещи, как ее использовать было достаточно понятно. Мгновение спустя он прижал сустав к плечу и посмотрел в "телескоп".

Его раздражение исчезло сразу.

– Потрясающе! – воскликнул он. Четкость изображения была гораздо лучше того, что он когда-либо видел в привычном ему телескопе. Он провел около минуты, размахивая винтовкой, прежде чем вернуться к серьезным делам.

Следующие несколько минут были посвящены внимательному обследованию позиций своего оппонента. Шведская и Баварская армия расположились на разных берегах реки Лех, чуть южнее впадения ее в Дунай. Здесь река проходила по заболоченным низинам, с обеих сторон окруженных возвышенностями. Тилли разместил свои силы в лесу на возвышенности, за болотом.

Очевидно, старый католический генерал был уверен, что заболоченная местность по берегам реки будет достаточно сильно препятствовать попыткам шведов переправиться. Его фланги были хорошо укреплены, а батареи сосредоточены в центре. Судя по всему, это была почти неприступная позиция.

Но король мрачно улыбался, изучая отдельные участки реки через "телескоп". Прямо напротив возвышенности, где Торстенссон расположил свои семьдесят два орудия, Лех широко разлился. Извилистое русло реки образовало косу, с противоположного берега выступавшую в сторону шведов.

Если большими силами переправиться через реку по этой узкой полоске, под прикрытием шведских орудий, то он получил бы плацдарм. Король опустил винтовку.

– Как финны и сообщали, – пробормотал он Андерсу с удовлетворением. Он повернулся к Джулии и отдал ей оружие.

– Замечательный телескоп, – сказал он, – Хотя я обнаружил, что некий странный недостаток немного отвлекает…

Маккей перевел. Джулия нахмурилась при оскорблении ее прицела и потребовала объяснений. Маккей переводил. Король объяснил:

– Эти две черных линии, перекрещивающихся прямо в центре окуляра.

Маккей перевел. Джулия:

– Черт бы побрал королевский нрав, скажи ему, для чего это, – был ее ответ. Маккей перевел.

Король снова вспылил.

– Чепуха! – рявкнул он, сердито размахивая рукой. – Здесь пять сотен ярдов!

Он властно указал рукой на Маккея и сказал Джулии:

– Дайте этому хвастуну это ружье! – И Маккею: – А теперь, сэр, попробуйте похвастаться на деле!

Маккей запнулся. Потом объяснил. Королевские глаза выпучились.

– Она?

Маккей кивнул. Изумленный взгляд обратился с него на эту нахальную девицу.

Джулии надоело. Она подняла винтовку.

– Скажите этому болвану, чтобы он указал цель, – буркнула она.

Маккей перевел более или менее точно. "Болвана" он опустил.

Густав II Адольф впился глазами во врага за рекой, выбирая цель. Поскольку он не мог хорошо видеть, ему пришлось положиться на Юнссона.

– Там заметно выделяется командир, у рощи, Ваше Величество! Судя по позе, такой уж напыщенный тип.

Маккей начал переводить, но немецкий Джулии был достаточно хорош, чтобы понять суть. Винтовка уперлась в плечо, ее глаза в цель.

Король, наблюдая за этим, зашипел. При всем своем негодовании, Густав был слишком опытным солдатом, чтобы признать случайной опытность девушки. Бах! Негромкий, незнакомый звук поразил короля. Его голова повернулась к Андерсу. Лицо телохранителя казалось немного бледным.

– Ну? – потребовал Густав.

– Готов, Ваше Величество. Я думаю, прямо в сердце. На таком расстоянии трудно сказать, но то, что рухнул, это точно.

– Глупости. Просто везение. Еще!

Андерс назвал другую цель. Прошло несколько секунд. Бах!

– Еще!

Бах!

– Еще!

Бах!

– Ещ… – Густав прервался. Молчание длилось дольше минуты. В конце концов он вздохнул. Затем, внезапно, озарился улыбкой.

– Ну, Маккей!

Шотландец с очень бледным лицом уставился на своего сюзерена. Король, в свою очередь смотрел на Джулию. Все еще улыбаясь.

Джулия не улыбалась. Она смотрела на Густава с подчеркнутым пренебрежением ко всем правилам этикета по отношению к лицам королевской крови.

– Полагаю, что оскорбил Вашу невесту, – сказал он. – В этих условиях было бы лучше, если бы Вы объяснили ей положения дуэльного кодекса. Нельзя вызывать правящего монарха. Так просто не принято. Кроме того, – он усмехнулся. – Объясните ей, что как вызванный, я бы выбирал оружие. Для уверенности – саблю.

После перевода Маккея жесткий юмор Джулии мгновенно испарился. В какой-то момент они с королем Швеции обменялись усмешками. Глядя на них, Андерс представил себе бурундука и тигра, излучавших взаимное одобрение. Но он придержал свою мысль при себе. Ему даже удалось сдержать улыбку, при следующих словах короля.

– Колдовство – ерунда. Зачем женщине быть ведьмой, если она может так стрелять?

Через мгновение орудия Торстенссона открыли огонь и его развлечение закончилось. Андерс знал планы короля на предстоящее сражение. Никто не спрашивал его мнения. Разумеется, он был просто телохранителем, но тем не менее ветераном.

Густав II Адольф предложил форсировать реку прямо перед фронтом мощных укреплений противника в нарушение всех установлений военной науки своего времени. Безумец!

Слишком высоко! – ревел Торстенссон. – Все равно слишком высоко, черт бы вас побрал!

Артиллеристы у американской пушки сердито ругались. Они вновь возились с проклятой новомодной штучкой, которую американцы называли подъемными винтами. Они привыкли к корректировке возвышения, просто приподнимая казенную часть пушки и вставляя клинья. Правда новая система работала быстрее и, конечно, была намного легче. Наверное, и более точной тоже. Но артиллеристы никак не могли выбрать правильный угол возвышения и все время промахивались. Часть проблемы была связана с тем простым фактом, что американские пушки с идеально подогнанными по калибру ядрами имели большую дальность, чем они привыкли. По обыкновению этого времени "наводка" заключалась в измерении расстояния и угла возвышения ствола.

Том повернулся к Генриху и прошептал:

– Напомни, когда вернемся, поговорить с Олли об установке своего рода прицелов и о градуировке возвышения.

Генрих кивнул. Он не нуждался в объяснении терминов. Немецкий наемник – бывший наемник – он теперь, как и Том, в чине капитана регулярной американской армии, провел большую часть прошлой зимы в механическом цеху. И ему стали хорошо знакомы, даже отлично, по американскими понятиям, проблемы точности и аккуратности.

Наконец, артиллеристы разобрались с наводкой. Следующий залп угодил прямо в земляные укрытия батарей Тилли. Эти земляные фортеции уже получали попадания от обычных орудий. Теперь, под мощными ядрами с настильной траекторией, вражеские укрепления начали разваливаться.

– Потребуется время, чтобы разбить их до конца, – заявил Торстенссон. Он мрачно улыбнулся. – Но уж стрелять они точно не смогут!

Он повернулся, приложил руки ко рту и закричал ординарцу, ожидавшему выше по склону. Мгновение спустя, тот погнал лошадь к ставке короля вверху по течению. Торстенссон вернулся к наблюдению за орудиями.

– Теперь финны! – бодро сказал он. – Эти угрюмые дикари сегодня не смогут пожаловаться на заградительный огонь!

Он одобрительно глянул на Тома и Генриха.

– Отлично сделано!

Затем его взгляд обратился на очень привлекательную американскую женщину, стоявшую недалеко от них. К нему в голову пришла мысль, оставленная им невысказанной. Леннарт Торстенссон уже пришел к такому же выводу, как раньше германские товарищи Тома Симпсона. Не очень хорошая идея, раздражать человека, который, вероятно, может поднять одну из этих чудесных пушек.

На ум ему пришел праздный вопрос. Он наклонился к Тому и прошептал:

– Интересно, каков был бы твой выбор оружия в поединке?

Муж очень привлекательной женщины ответил мгновенно.

– Десятифунтовая кувалда.

Не очень удачная идея.

– Сейчас, сейчас! – заорал король. На болоте внизу шведские инженеры спешно вели сотни солдат к речному берегу. "Спешка", разумеется, была медленной и вялой. Местность была достаточно труднопроходимой, если бы солдаты не тащили с собой множество свежесрубленных бревен. Несмотря на болотистую почву, инженеры вскоре перебросили грубо сбитый мост через реку. Работа была не самоубийственной, конечно, в связи с мощным прикрытием огнем орудий Торстенссона, но все же была опасной. В течении пяти минут несколько инженеров были ранены или убиты. Густав нахмурился. Люди Тилли просто выставляли аркебузы над валами и стреляли вслепую. И случайные пули находили цель.

Король, услышал, как американская девушка, что то прошептала Маккею. Шотландец перевел.

– Ваше величество, Джулия говорит, что большинство ущерба причиняют несколько стрелков из леса.

Густав покосился на линию деревьев. Термин "снайпер" еще не был известен в те дни, но во всех армиях были отряды легко бронированных стрелков, практикующих охоту на отдельных солдат. Их оружие, поскольку они не вставали в линию и не были связаны темпом стрельбы, было нарезным. Их точность была еще не очень велика, но и не была уже смешной.

– Она уверена?

Маккей кивнул. Затем, после минутного колебания добавил:

– Она также предлагает, как она выражается "прищучить" их.

Король тонко улыбнулся.

– Вы боитесь, что я обижусь на такое предложение? Что мое королевское достоинство оскорблено?

Маккей поджал губы. Улыбка короля стала шире.

Затем исчезла, сменившись свирепой хмуростью.

– Ну да, оскорблено! – Он встряхнулся, как очень большая собака. И не менее хмуро продолжил:

– Но и наполовину настолько же, как от вида моих убитых инженеров.

Хмурость исчезла. С королевским достоинством Густав обратился к Джулии отдал ей небольшой поклон:

– Если бы мисс Симс смогла, я был бы очень благодарен.

Джулия нагнулась, порылась в принесенном с собой рюкзаке и вытащила зрительную трубу и бинокль. Через мгновение, Маккей был украшен оптическим оборудованием.

– Алекс, называй цели, – скомандовала Джулия. Она настроила винтовку.

Наблюдая последовавшее затем избиение, король Швеции не мог решить, что его больше всего беспокоит. Зрелище непринужденной легкости, с которой молодая американская девушка из будущего поражала людей за треть мили или же непринужденной легкости, с которой ее шотландский жених помогал ей в выполнении этой задачи. Первое вело его в очень странный и довольно пугающий новый мир. Последнее открыло целую новую книгу.

– Бах!

– Влево пятьдесят шагов. У дерева. Красная шляпа с перьями.

– Бах!

Как страницы перелистывала.

К вечеру на почти завершенном мосту появились финны. Их было три сотни, добровольцев, в нетерпении ожидающих обещанные в качестве вознаграждения по десяти риксталлеров. Каждый нес связку мокрой соломы, которая при горении быстро скрыла конец моста от противоположного берега густым дымом. Под этим прикрытием работа на мосту была закончена, и финны пробрались на противоположный берег. Они спешно стали рыть землю, превращая полоску земли в крепость.

Тилли приказал своим орудиям начать отчаянную попытку уничтожить это новое укрепление. Отчаянную – потому что после часа контрбатарейного огня Торстенссона у католиков осталось не так и много артиллерии.

– Чертовы шведские пушки! – взревел он. – Они даже хуже, чем под Брейтенфельдом!

Всю ночь, под прикрытием темноты, дыма и батарей Торстенссона король вел свою армию через мост на косу.

Оттуда в течении дня 16 апреля шведы распространили свои силы, чтобы устроить прочные позиции по всей отмели. Густав Адольф успешно форсировал реку. У Тилли осталось два варианта – отступлении или последний штурм.

Он выбрал штурм и возглавил его сам. Вечером, с вершины на белом коне Тилли поскакал вниз по склону. Тысячи всадников и пехотинцев шли вслед за ним.

Последовавшая борьба, несмотря на краткость была непростой. Густав повел свою конницу во встречную атаку и шведская пехота во многих местах линии столкнулась лоб в лоб со своими баварскими коллегами. Если бы бой ограничился только этими силами, Тилли мог бы и выиграть. Но не тут-то было. Со всех своих позиций на противоположном берегу орудия Торстенссона вели огонь на поражение. Находившиеся на открытом месте люди Тилли подверглись мгновенному уничтожению.

– Чертовы шведские пушки! – снова прорычал Тилли. И предался горькому самобичеванию. – Мне следовало прислушаться к Валленштейну.

Это было последней мыслью старого генерала. Одно из пушечных ядер Торстенссона раздробило оба его бедра. Отважный боевой конь генерала пошатнулся под ударом, но устоял. Медленно, потеряв сознание от шока, Тилли соскользнул из седла. В последующие годы, люди которые видели это, говорили, что это было как падение крупного дерева. Большой корявый дуб, наконец, нашел свою гибель

Когда люди Тилли отнесли его в тыл, Олдрингер взял командование на себя. Но и сам Олдрингер упал через несколько минут, раненый в голову. К этому моменту войска имперцев потеряли уже четыре тысячи человек, и люди пали духом. К вечеру, пользуясь темнотой, они отступили обратно в свой укрепленный лагерь у Дуная. На следующий день под командой самого электора армия Тилли отступила в Ингольштадт. С Максимилиана Баварского было достаточно Густава II Адольфа.

– Пусть Валленштейн попытается с ним справиться, – прорычал он. – Пусть чешский ублюдок имеет дело со шведским ублюдком.

Когда Густав узнал о Тилли, он послал своего личного хирурга во вражеский лагерь.

– Сделайте для старика все, что сможете, – приказал он.

– Если и смогу, то немного, – проворчал хирург, – судя по описанию раны.

Но повиновался.

Торстенссон был не совсем доволен.

– Пусть палач Магдебурга истечет кровью до смерти, – прорычал он. Злобные выражения лиц других шведских офицеров, окружавших Густава, явно выражали согласие с артиллеристом.

Король просто сказал в ответ:

– Это последний из великой плеяды, при всех своих грехах.

Затем, будто пораженный какой-то мыслью, он повернулся к девушке, стоявшей в нескольких шагах.

– А что вы думаете? – требовательно спросил он. Девушка ответила с застенчивой улыбкой.

– Я думаю, что вы хороший человек, – последовал ее ответ.

Густав II Адольф был весьма озадачен.

– Хороший человек, пробормотал он, уходя. И покачал головой. – Хороший человек. Надо же такое сказать королю!

Тилли умер через две недели. Последний из плеяды ушел, а сменившая его плеяда сделала шаг вперед, чтобы бросить вызов королю Швеции.

Настала очередь Валленштейна. Валленштейна и его волков.