Tiger! Tiger! burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye,
Dare frame thy fearful symmetry?
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи!
Чьей бессмертною рукой
Создан грозный образ твой?
Он, создание любя,
Улыбнулся ль на тебя?
Тот же ль он тебя создал,
Кто рожденье агнцу дал?
Тигр! Тигр! Жар костров
Ты в тиши ночных лесов.
Нет пути уже назад,
Так вперед, мой старший брат!
К тому моменту, как они достигли Гратвилля, Майк уже пришел к определенным умозаключениям. Он не был особо обеспокоен по многим причинам. Но сознавал, что в будущем это будет лучшим вариантом.
Ничто так не убеждало его в этом, как монолог Гарри Лефертса во время пути из Айзенаха. Как только они получили сообщение по радио, что набег имперцев отбит малой кровью, все смогли расслабиться. Бодро, с энтузиазмом и даже весельем, Гарри провел последние два часа, расписывая множество путей, которыми Соединенные Штаты могли бы обезопасить себя в будущем от вторжений и нападений.
– Колючая проволока. Мины. Укрепления в каждом проходе, изобилующие "гатлингами" – говорю тебе Майк, мы все это можем сделать, есть же катапульты с напалмом. Грег говорит, мы можем сделать еще и фосфорные бомбы – это получше напалма! Как можно большую профессиональную армию, чертовски профессиональную, и крупное расширение военного колледжа, который уже решено основать. Ох, да много чего. Воздушные шары для наблюдений, разведывательные мотодельтапланы. Даже, может быть, отравляющий газ.
По отдельности, у Майка не было возражений против ни одной из идей Гарри, кроме, разве что, отравляющих газов. Но глядя на все в целом, он ощутил неумолимость применяемой логики.
Крепость Америка! Крепость Америка и все, что из этого последует.
Когда колонна освободителей достигла центра Грантвилля, медленно продвигаясь через приветствующую их толпу, Гарри остановил БТР. Широко улыбаясь, он повернулся к Майку.
– Ну что, командир, что думаешь-то?
Майк не вернул ему улыбку назад.
– Что я думаю, Гарри, так это то, что с этими предложениями ты вылитый Симпсон. Только еще больше.
Улыбка Гарри исчезла, сменившись выражением растерянности и возмущения. Молодой шахтер терпеть не мог Симпсона!
Майк не мог не улыбнуться. В этот момент Гарри напомнил ему маленького мальчика, которого дразнят симпатией к девочке.
– Подумай как следует, Гарри! – Майк не прислушивался к реву толпы. Звук легко пробивался даже сквозь стальной лист брони. Не то, чтобы этот звук Майку не нравился. В конце концов это был просто рев торжествующей нации, отдававшей почести своим солдатам. Пока ничего страшного, он быстро смолкнет. Но если он возникнет снова и снова…
Крепость Америка. Но для Америки было мало одной крепости. В общем-то, ей и Тюрингии маловато. С точки зрения Майка на Америку, конечно. Достаточно скоро крепости Америка потребуется расширение. Логика милитаризма неизбежно вела к экспансии. Жизненное пространство должно быть отнято у соседей. Все остальное будет следовать с неумолимостью наползающего ледника. Дранг нах Остен. Америка юбер аллес!
Было очевидно, что Гарри до сих пор не понимает. Майк раздраженно вздохнул, но заставил себя контролировать свое нетерпение.
Как учитель в школе, он объяснял суть проблемы снова. И снова. И снова. Столько, сколько требовалось. Этот образ вызвал у него на лице улыбку. Да!
Он улыбнулся Гарри.
– Тебя не заинтересовало, почему Валленштейн послал своих хорватов против школы, а не на город?
– Неа, не знаю. Он ублюдок и убийца – все так говорят.
Майк покачал головой.
Нет. Я читал о нем в книжках по истории. Не был он садистом, Гарри. Ну, в целом. Не лопал он детей на завтрак. Он просто абсолютно хладнокровный и самый умный мужик на той стороне. Даже поумнее Ришелье.
Кто-то начал стучать в дверь БТРа. Требуя появления солдат, чтобы толпа могла поприветствовать их должным образом. Беспокоиться пока не о чем. Во всяком случае, пока это все протекает мимолетно.
Майк начал открывать дверь.
– Подумай об этом, Гарри! Подумай подольше и посерьезней. Причина, по которой Валленштейн хотел уничтожить школу больше, чем что-нибудь еще – в том, что он понял нас, я думаю, лучше, чем мы сами себя понимаем. Он понял, где настоящая опасность.
Он повернул ручку. Дверь распахнулась наружу. Вокруг разливалось море радостных лиц, и аплодисменты стали оглушительными. Перед тем как выйти наружу, Майк еще раз посмотрел на Гарри. Молодой шахтер все еще не понимал. Но, видимо, Гарри это особо и не заботило. Понял он или нет, о чем шла речь, существовал тот, в ком он был абсолютно уверен.
– Так значит, шеф, – выпалил он, – ты придумал другой план?
Майк усмехнулся.
– Я думаю, что даже уже приступил к его выполнению.
Он повернулся и начал спускаться из грузовика. Прежде чем его ноги коснулись земли, множество рук подхватило его и в ликующем триумфе потащили вокруг перекрестка. Майк отвечал на аплодисменты взмахами руки и широкой улыбкой.
Как человек может этим наслаждаться, – думал он. Как змея, переваривающая добычу.
Он повернул голову и посмотрел на восток. Школа была там, недалеко. Он прямо-таки горел от нетерпения попасть туда. Увидеть жену, конечно. Он знал, что Ребекка была цела. Именно она послала последнее сообщение по радио, но ему хотелось обнять ее и так и обнимать, и так и обнимать…
Кроме того, мне нужно поговорить с капитаном. Ннадеюсь, он действительно каждой клеточкой настолько сумасшедший, как все говорят.
– Вы свихнулись! – проворчал Густав Адольф. Он обвел рукой стены библиотеки. – Ваши мысли в таком же беспорядке, как эта и комната.
Библиотека все еще представляла собой картину разрухи. Школьники еще не закончили расставлять книги, когда Майк прибыл в школу и потребовал личной встречи с "Капитаном Гарсом". В комнате находились только три человека: Майк, Густав и Ребекка. Они расположились в составленных полукругом креслах.
Король впился взглядом в сидящего напротив него высокого человека. Голубые глаза схватились с голубыми глазами.
– Сумасшедший!
Немецкого Майка хватило, чтобы понять. Он не стал ждать перевода Ребекки, чтобы ответить на королевскую вспышку своей.
– Я-то? – выдох был почти насмешлив. – Скорее точно сошел с ума король Швеции, думающий, что он сможет установить Corpus Evangelicorum в центральной Европе? Протестантскую конфедерацию, которую отвергает даже большинство из его протестантских союзников, а основные завоеванные им земли являются католическими. После того, как Ребекка перевела, Майк протянул руку и провел ее с юга на запад. Тот факт, что его палец указывал на самом деле на книжные шкафы в библиотеке не помешал монарху понять этот жест.
– Что вы собираетесь делать с Франконией? – требовательно спросил Майк. – Чисто католическим населением?
Король хранил молчание. Майк нажал на него.
– Или с обоими Пфальцами – верхним и нижним.? Или со Швабией и Вюртембергом?
Густав двинул тяжелыми челюстями.
– Там должна быть установлена Евангелическая Церковь.
Майк снова не стал дожидаться перевода.
– Corpus Evangelicorum, прекрасно. Пока это ограничивается Северной Германией, Померанией и Мекленбургом, вы можете управлять ей непосредственно. Бранденбург, Пруссия и Саксония технически ваши союзники. Если вы сможете их убедить присоединиться к такому союзу, лютеранство не будет проблемой.
Майк дождался, пока Ребекка переведет. Короля рассердило использование слова "технически", но он промолчал. А что тут возразишь?
Майк продолжил.
– Но как вы собираетесь установить лютеранство в качестве господствующей религии в Центральной Германии? Большая часть которой, кроме Гессен-Касселя и Тюрингии является католической?
Король уже пылал яростью. Майк не уступал.
– А в Тюрингии мы. А мы не примем господствующую церковь. Отделение церкви от государства есть один из наших фундаментальных принципов.
Яростный взгляд.
Два яростных взгляда.
Ребекке удалось не засмеяться. С трудом. Мелисса однажды объяснила ей современные представления об альфа-самцах. В тот момент Ребекка сочла логику аргументации в пользу этой теории некорректной. Но теперь, наблюдая за своим мужем и шведским королем, она сочла, что эта теория имеет определенное право на существование.
Помимо того факта, что они были более склонны к использованию силы, чем женщины, эти двое мужчин в библиотеке более всего напоминали ей двух самцов-моржей в брачный сезон.
Она решила внести в спор голос женского разума. Ребекка не знала, где черпает Майк свои аргументы, они едва успели обняться и обменяться несколькими словами, прежде чем Майк начал настаивать на личной встрече с "капитаном Гарсом", но, как ей казалось, она понимала. Много-много раз Майк говорил ей о самых своих больших опасениях. Что новые Соединенные Штаты могут стать новым тираном Европы а не школой для людей будущего.
– Возможно, – она откашлялась. – Возможно компромисс все же возможен.
Две пары пронзительных голубых глаз теперь перенеслись на женщину в комнате. Ребекке удалось устоять под их давлением. Довольно таки легко.
– Да, мне так кажется. – Затем королю быстро на бархатном немецком: – Ваше величество, прошу помнить, что мой муж привык к ясности и простоте в политических переговорах.
И быстро Майклу на шипящем английском:
– Ну-ка перестань петушиться!
Ни один из мужчин не понял, что она сказала другому. Они, конечно, подозревали, но…
Ребекка ковала железо, пока оно горячо.
– Да, компромисс! В будущем в тех княжествах – назовем их сейчас условно Европейской Конфедерацией, которые будут находится непосредственно под властью династии Ваза, конечно лютеранство будет введено как государственная религия. Но в остальных княжествах…
И Майк и Густав отреагировали бурно. Майк громко фыркнул, король разразился речью.
– Ерунда! – заорал король. – Монархические принципы не могут быть нарушены! Это неприемлемо!
Ребекка вышла из бури гнева невредимой.
– Разумеется, нет. Но Ваше величество, вспомните, что монархия олицетворяется Густавом II Адольфом Ваза, королем Швеции. Но не… – она как ужалила, – персоной капитана Гарса.
Челюсти короля захлопнулись, Майкл вытаращил на нее глаза.
– Генерал-Капитана Гарса, то есть главнокомандующего я бы сказала, – продолжила Ребекка. – Этот титул естественно будет передаваться наследственно в династии шведских Ваза. Но именно как Генерал-Капитана, а не короля.
Она дала словам и таящемуся в них смыслу замереть в тишине. Майкл, не привыкший к тайной логике феодализма, был растерян. Однако король через некоторое время начал улыбаться. Ярость в голубых глазах исчезла, уступив место задумчивости. Он начал улавливать логику.
– Хм, – вымолвил он, – Интересно. Как чисто военная фигура Генерал-Капитан не имеет личной зависимости, связанной с какой-то конкретной церковью. Монарх же получает власть из рук Господних и обязан поддерживать законную Церковь. А вот Генерал-Капитан, говоря абстрактно, может в данное время оставить все чисто религиозные вопросы пасторам. – И чуть мрачнее: – И католическим священникам, конечно.
Майкл был в состоянии достаточно уверенно следить за беседой на немецком.
– И раввинам, – подчеркнул он.
Густав бросил на него еще один яростный взгляд, но это длилось недолго. Он помахал мощной рукой.
– Да, да, естественно. Как только установлен сам принцип, все остальное следует само собой.
Ребекка "провернула лезвие".
– И я думаю, уже давно пора капитану Гарсу получить продвижение по службе.
Густав разразился смехом:
– Ох уж эти мне женские интриги.
Одно мгновение он смотрел на нее с восхищением. Его глаза опустились на ее объемистый живот.
– Если будет девочка, – он усмехнулся, – я думаю, вы планируете назвать ее Цирцеей[9].
Ребекка рассмеялась. Через некоторое время к ней присоединился и Майкл.
Король начал почесывать свой большой нос.
– Хм… хм… – почесывание приостановилось. В глазах снова появился блеск.
– Но что насчет остальных глупостей? – рявкнул он. – Эта нелепая идея, что только нижняя палата, если хотите – палата общин, имеет исключительное право устанавливать налоги и контролировать государственную казну? – Его голос повысился до крика: – Абсурд! Абсолютная глупость!
Майкл огрызнулся:
– Мало того, что я готов дать вам вонючую палату лордов, чтобы поддержать ваших вшивых благородных союзников, так вы еще хотите, чтобы никчемушные паразиты сами решали, каким налогом им себя облагать? – Его рев не уступал королевскому. – Ни в коем случае! Власть должна оставаться в нижней палате. Пусть Ваши "благородные" удовлетворятся своими кружевами!
Рев.
Два рева.
Король Швеции ревел, как лев, защищая божественное право королей и привилегии аристократии. Президент Соединенных Штатов рычал, как тигр, защищая примат воли народа. Короли должны править, а не просто царствовать. Миллионы на оборону и ни цента на дань!
Это длилось достаточно долго. Снова и снова. Несколько часов.
И в который раз голос Ребекки, подобно лезвию ножа между ребер, вклинивался в разговор.
Тогда рев и рычание постепенно сменялись хмыканьем и "хорошоядолженобэтомподумать", с иногда возвращавшейся яростью.
Тем не менее, точки зрения постепенно сближались.
За пределами библиотеки вестибюль быстро наполнялся остальными членами правительства Соединенных Штатов. Не прошло и часа, как каждое из официально выбранных проживающих в Грантвилле должностных лиц достигло школы. Толпа стала настолько велика, что большинству пришлось собраться в кафетерии. Избранные лица, подслушивавшие бушевавшую в библиотеке ссору, периодически торопливо пересказывали ее содержание.
Сначала Мелисса со своими сторонниками собрались за одним столом, а Квентин со своими за другим. Но в конце концов оба, как бы по негласному соглашению, встретились лично в вестибюле.
– Я обеспокоена, Квентин, – призналась Мелисса. – Думаю, что понимаю, что пытается сделать Майк. Если Соединенные Штаты есть часть некоей большой Европейской Конфедерации, мы получаем передышку. Это позволит нам выиграть время для роста, – она попыталась подобрать слова, – и чтобы учить. В отличие от положения осажденного гарнизона.
Квентин кивнул.
– И если я сумел отследить все изгибы и повороты в дебатах, Майк только что получил половину Франконии и добавил ее к остальной Тюрингии. Я подозреваю, что охотился-то он за всей Франконией. – На мгновение в его глазах появилась мечтательность. – Один черт – расширение рынков сбыта грядет, уж будьте уверены. Любой бизнес у нас начнет расти как на дрожжах. Одни только железные дороги… – Он прервался, почесав подбородок. – Кроме того…
– Кроме того… – подхватила Мелисса. Она тяжело вздохнула: – Это выглядит так, как будто он торгует политическими принципами ради военной безопасности и расцвета экономики.
И снова вздохнула.
– Но так же нельзя. Он, разумеется, не сдвинулся ни на дюйм в Билле о Правах. Майк этим не поступится. Только не этим. Но я опасаюсь, чтобы он не поступился слишком многим в другом.
Квентин фыркнул:
– Майк? – он сухо рассмеялся. – Мелисса, я не раз раньше вел переговоры с этим свиноголовым сукиным сыном. Даже вспоминать не хочу о том миллионе головных болей.
Управляющий шахтой нахмурился:
– Об этом я не беспокоюсь. Майк ведет переговоры как питбуль. Он отпустит вашу ногу только когда будет уверен, что сожрал на ней все мясо. Дело в том… – Он снова тяжело вздохнул. – Черт, дело в том, что я консерватор и плохо принимаю радикальные изменения. А что до предложений Майка… – Он развел руками. – О чем мы говорим? Иисусе, да меня вообше не колышит, этот, как вы называете гребаный король.
На этот раз у них с Мелиссой оказался общий предмет для гнева и общее мнение. Затем они одновременно расхохотались.
– Хорошо, – усмехнулась Мелисса, – взгляните на это следующим образом, Квентин. Если уж мы с Вами как то умудряемся ладить, то возможно и эти двое тоже смогут.
Она посмотрела сквозь стеклянные двери библиотеки. Густав и Майк стояли нос к носу, ревя, рыча и дико размахивая руками.
– Тестостерон, – усмехнулась Мелисса. Ее глаза обратились на Ребекку. – Спасибо тебе, Господи, за женский разум!
Квентин фыркнул. Он собрался отпустить какое-то саркастическое замечание. Затем его глаза тоже упали на Ребекку, и замечание осталось при нем. Фырканье перешло в усмешку.
– Как бы там ни было, здесь я согласен с вами. – И сердито посмотрев, добавил: – Один единственный раз!
Переговоры завершились. По крайней мере, первый раунд.
Густав Адольф развалился в своем кресле, размякший и спокойный.
– Аксель будет в ярости на меня, – сказал он. – Он назовет меня полоумным крестьянином, которого обманули цыгане.
Майк посмотрел на двери библиотеки. Казалось каждый дюйм стекла был закрыт лицами людей.
– А я кажется обрек себя на ад при жизни, – признался он. – Они назовут меня новым Бенедиктом Арнольдом. Продавшим свою страну чужой короне.
Его взгляд вернулся, чтобы встретиться со взглядом короля. Никто из них двоих не выглядел особо огорченным.
– А, ерунда, – отрезал Майк. Если понадобится, я призову к новым выборам и начну все с начала. – И агрессивно добавил: – И снова одержу победу!
Король хмыкнул. Звук был полон удовлетворения.
– Говоришь, как Ваза!
Будущий Генерал-Капитан Соединеных Штатов и его Президент пристально посмотрели друг на друга.
У молчаливого обмена взглядами был большой подтекст. Осознание будущей жестокой ссоры, вернее достаточно частых ссор. Осознание взаимной необходимости. Понимание, что дорога в будущее будет полна ловушек и противоречий. Уважение и даже восхищение друг другом. И лежавшее в основе всего желание – как можно скорее прекратить долгие мучения континента и построить на его руинах лучший мир.
– Спасибо за спасение наших детей, капитан Гарс, – тихо сказал Майк.
Король тяжело кивнул. Его глаза, казалось, мерцали. Он повернулся к Ребекке.
– Вы знаете, ваш муж – настоящий негодяй! Он думает, я не понимаю его тактики. Он думает, что я буду так и продолжать охранять его потомство, и даже предоставлю им мир, достаточно большой, чтобы им было куда расти. И вырасти прямыми и сильными, настоящими гигантами.
Ребекка улыбнулась, но ничего не сказала. Король захихикал.
– Бедные Ваза будущего! Они будут трудиться вдалеке, в поте лица своего, охраняя монстра у себя под крылышком.
Ребекка улыбнулась, но опять промолчала. Король гримасничал, как актер на сцене.
– Оксеншерн ославит меня дураком! Он обвинит меня в подсаживании паразита Швеции и организуемой ей Конфедерации. Corpus Evangelicorum с глистом внутри! И я никогда не увижу этому конца!
Ребекка улыбнулась и снова ничего не ответила. Король вернул ей улыбку. И в этот раз в ней не было ничего театрального. Она была мягкой и уверенной.
– Да будет так! – произнес Густав II Адольф. – Будущего ребенка тоже можно считать паразитом, если кто-то так хочет видеть вещи. Но только не я.
Он упер огромные руки в колени и медленно поднялся на ноги. Теперь, выпрямившись, он, казалось, наполнял всю библиотеку. И подобно титану, он бросил свой вызов – и себе и всему миру:
– Ваза! Всегда Ваза!
Алекс Маккей и его кавалеристы добрались до Грантвилля на следующий день. Сразу же, как только он узнал, что его любимая невеста – сумасшедшая! – была в гуще боя во время обороны школы от хорватов, Алекс отправился на ее поиски. Отчаянно пытаясь уверить себя, что она точно цела и невредима.
Но его невеста скрывалась от него.
– Он убьет меня, когда он узнает, что я беременна, – стонала она. – Считайте, что я уже мертвая.
– Предоставьте мне разобраться с этим вопросом, – произнес ее новый покровитель. – Вас не постигнет никакая беда.
Так оно и случилось. Когда Алекс, наконец, нашел Джулию, спрятавшуюся в школьной библиотеке за огромной фигурой короля, король Швеции задал ему трёпку.
– Не собираюсь терпеть такое поведение со стороны одного из моих офицеров, – сердито рычал Густав, игнорируя собственное, не вполне безупречное в этом отношении прошлое. – Блуд есть стыд перед Богом!
По правде говоря, Алекс вообще не сердился на Джулию. Он был совершенно в восторге от новости, на самом-то деле. Но у него не было времени, чтобы успокоить свою невесту. Король отправил его напрямую к священнику и лично надзирал за остальными приготовлениями. Карен Ридинг была поражена его присутствием. Поражена – не то слово. Она была в восторге. Ее магазин свадебных принадлежностей и аксессуаров только что получил королевскую рекламу.
Они поженились на следующий день. Сам король был в свите жениха. Несмотря на импровизированный характер мероприятия, большинство горожан явилось на свадьбу. Джулия и Алекс были весьма популярны, чем частично и объяснялся такой размер толпы. Но большинство из них пришли, чтобы поглазеть на Густава Адольфа. Или капитан-генерала Гарса, если использовать титул, который в скором времени должен был стать официальным для тех случаев, когда король Швеции находился в Соединенных Штатах в качестве официального лица. Слухи о переговорах быстро распространялись, и каждый из горожан желал собственными глазами оценить эту загадочную новую фигуру в городском политическом пантеоне.
В целом, они были весьма впечатлены. Тем более, когда было объявлено, что капитан-генерал преподнес своего лучшего скакуна в дар жениху и настоящий дворянский титул невесте. Джулия Маккей, урожденная Симс, бывшая чирлидерша, снайпер в армии Соединенных Штатов, теперь стала ещё и баронессой небольшого домена в дальнем углу Лапландии, провинции на севере Швеции.
Король также обещал ей пару лыж.
– Вам они понадобятся, – заверил он ее, – если вы и на самом деле планируете посетить те места. Охота там отличная, кстати говоря. Но я не обещаю подарить вам новую винтовку. Кому угодно, но не вам. Ваша винтовка и так лучшая в мире.
Аксель Оксеншерн прибыл в Грантвилль через неделю после вышеописанных событий. Как и предполагал Густав II Адольф, его канцлер был в прединсультном состоянии, когда он услышал о новых политических прожектах короля. Аксель разглагольствовал и бушевал, отчаянно пытаясь убедить своего монарха, что Конфедерация Европы с республикой, сидящей в центре – Не думайте, что я обманут этим вздором о капитан-генерале! И вы дали им ещё и Франконию? – будет, совершенно очевидно, смертным приговором – Рано или поздно! – для аристократии Европы.
Но король отказался уступать. Через два дня он пригласил Оксеншерна посетить, вместе с ним, одно место в Тюрингии. Место, называемое Бухенвальд.
– В другой вселенной, Аксель, это будет место бойни. – Тяжелые челюсти Густава сжались. – И, на самом-то деле, далеко не самой худшей! – Он указал на восток. – По-настоящему массовые убийства будут в Польше и России. В местах, называемых Освенцим, Собибор и Треблинка.
Он посмотрел на своего канцлера.
– В той вселенной, дед моего нового президента будет вынужден с боями прокладывать себе путь в эти места, чтобы горстка людей могла выжить. И знаете, почему?
Теперь король указывал на северо-восток.
– Потому что в той вселенной, канцлер Швеции, я погибну. Менее, чем через три месяца, на поле боя, называемого Лютцен. – Его губы скривились. – Возглавляя кавалерийскую атаку, по обыкновению безрассудно-храбрую.
Мгновение юмора миновало. Густав глубоко вздохнул, положив руки на луку седла. Его взгляд рассеянно скользил по окрестному пейзажу, как будто он осматривал своим мысленным взором всю Европу.
– Моя смерть уничтожит всякие шансы спасти Германию из лап её принцев и герцогов. Вы будете пытаться, Аксель – пытаться с энергией и на совесть – спасти то, что вы сможете спасти. Но этого будет недостаточно. Германия будет обречена на века, и мир будет обречен на ту Германию.
Он выпрямился в седле.
– Но не сейчас! Нет! Не в этой вселенной!
Его следующие слова закрыли возможность любых обсуждений этой темы в будущем.
– Я понял Божью волю, Оксеншерн. Именно для этой цели, по Своей милости, Он сотворил Огненное Кольцо. Именно так, а не иначе. Только слепой или нечестивый человечишка может не понимать этого сейчас. Так что Я не желаю слышать дальнейших возражений на эту тему. Вы понимаете, канцлер Швеции? Я – Ваза!
Аксель поклонился. Повинуясь если не мудрости своего короля, то, по крайней мере, его воле.
Повиновение, конечно, не означало признания всех тонкостей. Таким образом, в течение нескольких следующих недель Аксель Оксеншерн – изощреннейший дипломат Швеции – погрузился в гущу переговоров об окончательном устройстве. И, в конце их, оказался в гораздо лучшем настроении, чем в начале. Естественно, он всё ещё не одобрял всю схему в принципе. Но Оксеншерн, в то же самое время, был практичным человеком. И он убедился в политической мудрости таких людей, как Эд Пьяцца – сейчас восстанавливающемся от ранений – и Франциско Наси и братья Абрабанель, а также Майкл Стирнс и особенно его жена. Все это было ценным приобретеним его короля.
Таким образом, хотя он и остался в сомнении относительно окончательного результата происходящего, Оксеншерн мог утешать себя уверенностью в одном непреложном факте.
Трепещите, князьки Германии. Новое поколение пришло в этот мир.
Через месяц после свадьбы Джулии пришлось воспользоваться лучшей винтовку в этом мире. В то время, как колонна бронетехники армии Соединенных Штатов прокладывала себе путь через укрепления, возведенные имперской армией под командой Валленштейна на холме Бургшталь, Джулия лично уложила самого Валленштейна.
Король Швеции, разумеется, не давал своего официального одобрения. По полуфеодальным законам ведения войны, действовавшим в эти времена, преднамеренное нападение на вражеского командира считалось низким и порочным. Но капитан-генерал Гарс уже начинал потихонечку принимать отношение к жизни, характерное для солдат армии Соединенных Штатов, находившихся под его командованием. Для них гораздо более здравым – не говоря уж о том, что более моральным – было пристрелить командира банды военных преступников, как бешеную собаку.
Таким образом, капитан-генерал не выразил протеста, когда Джулия и ее наблюдатель взялись за работу.
– Расстояние тут порядка тысячи ярдов, подруга, – пробормотала Карен. – Этот персонаж, Валленштейн, уж точно не верит в то, что командир в бою должен быть в первых рядах.
Карен, используя мощный снайперский телескоп, достаточно легко могла разглядеть фигуры людей, стоящих на стене Альте Весте.
– Ты уверена, что это он? – спросила Джулия.
– Да. Я видела его портрет в одной из книг в школьной библиотеке. Я потратила на изучение этой картинки не меньше часа, запоминая его харю. Это он, все в порядке.
Успокоившись, Джули изучала неприятелького командира в оптический прицел винтовки. Тот и вправду был уродливым ублюдком. Он напоминал ей дьявола, как его рисуют в диснеевских мультиках.
– Ветер? – поинтересовалась она.
– Трудно сказать, – пробормотала Карен. – Здесь сейчас штиль, а на вершине того холма или где-то по дороге? – Она пожала плечами. – Давай, для начала, считать, что ветра нет. Я постараюсь засечь, куда попадет первая пуля.
Наступило молчание. Джулия прикидывала параметры цели. Выстрел был на предельную дальность, доступную для её винтовки. Он потребует от нее максимально возможного мастерства и концентрации. Она заставила себя не обращать внимание на любые события, происходившие по соседству – рев БТРов, разносивших нижнюю полосу укреплений, вспышки напалма, очищавшего окопы и рогатки по сторонам от зоны прорыва – на всё вокруг, кроме стоявшего вдалеке дьявола.
Она плавно нажала на спусковой крючок. Как обычно, выстрел показался чуть неожиданным.
– Мимо на четыре фута! – воскликнула Карен. – Влево! Это ветер! Высоту угадала безошибочно!
Джули и сама видела. Один из офицеров, стоявших справа от Валленштейна, был поражен пулей в грудь. Сам Валленштейн, открыв от изумления рот, смотрел на поникшее тело своего офицера.
Джулия сделала поправку на ветер. Голова Валленштейна повернулась, теперь он глядел прямо на нее. Его рот был все еще открыт.
Снайперский треугольник. Ты мертв, грёбаный ублюдок.
Единственным, что спасло жизнь Валленштейна, была невероятная дистанция. Прицел был совершенен. Но, преодолевая отделявшее ее от цели расстояние, пуля замедлилась достаточно, чтобы начать кувыркаться. Она попала на несколько дюймов в стороне от точки прицела. Вместо того, чтобы поразить Валленштейна в горло, она попала в челюсть.
Голова имперского генерала резко повернулась, выплескивая зубы и кровь на его подчиненных. Он пошатнулся и рухнул на руки генерала Галласа.
– Черт, – проворчала Джулия. Она дослала ещё один заряд в патронник. Выстрелила снова.
Это выстрел раздробил плечо Валленштейна. Булькая от боли и страха, Валленштейн пытался докричаться до Галласа: – Отпусти меня, идиот!
Но он не мог протолкнуть слова через изуродованную челюсть, а Галлас был слишком растерян, чтобы понять, что происходит. Неистовые попытки Валленштейна заставить Галласа опуститься на землю привели к тому, что голова генерала оказалась на пути очередной пули. Теперь, находясь, наконец, в безопасности под защитой зубцов, Валленштейн посмотрел на остатки мозга Галласа, разбросанные по камням.
"Скатертью дорога" была его последняя мысль, прежде чем он потерял сознание от бола и шока.
В тысяче ярдов от него, Джулия опустила голову и пробормотала несколько проклятий. Капитан-генерал опустился на колени рядом с ней и утешал ее, поглаживая тяжелой рукой по плечу. Спортивные очки, которые были личным подарком Джулии, достаточно улучшили зрение Густава, чтобы он мог следить за происходящими событиями.
– Неважно, – сказал он. – Его не будет там, чтобы сплотить своих людей. Вот что важно.
Капитан-генерал поднял голову, изучая поле битвы. Колонна бронетехники Соединенных Штатов уже прорвала внешнюю полосу укреплений в нижней части склона Бургшталя. М-60 головного БТР рассеивал контратаку имперцев с вершины Альте Весте. Тысячи шведских кирасир и финских легких кавалеристов вливались в пробитую брешь. Шведские пикинеры и аркебузиры начинали массовую атаку по обе стороны от прорыва. Капитан-генерал улыбнулся, видя, что американские пехотинцы находятся в первых рядах атакующих. Даже на расстоянии он мог слышать их невероятно частую стрельбу.
– Это уже неважно, – повторил он. – Армия Валленштейна сломается – и в самом скором времени. Мы на волосок от еще более великой победы, чем Брейтенфельд. Поверьте мне, юная леди. У меня большой опыт по этой части.
Джулия подняла голову и уставилась на него.
– И я полагаю, вы собираетесь возглавить ещё одну идиотскую атаку конницы?
Густав II Адольф, король Швеции и Балтийских территорий, только что коронованный император Конфедерации Княжеств Европы, и капитан-генерал Соединенных Штатов, отрицательно покачал головой.
– Бога ради! Разве я похож на сумасшедшего?
Когда Майк в тот вечер вернулся из атаки на Альте Весте, капитан-генерал приказал ему вернуться домой. Он не терпел никаких возражений
– Я командую армией Соединенных Штатов в этом районе! – ревел он, подавляя протесты Майка. – Мы об этом договорились!
Он немного успокоился.
– Кроме того, – пробурчал он, – в вашем дальнейшем присутствии здесь нет необходимости. Битва выиграна, и выиграна решительно. А у вас дома осложнилась ситуация. Мы только что получили сообщение по радио.
Лицо Майка побледнело. Капитан-генерал усмехнулся.
– Расслабься, мужик! Бывает. Немного раньше, в данном конкретном случае, но это не так уж необычно для первого раза…
Остальные его слова были обращены к пустому месту. Майк с низкого старта рванулся из палатки, разыскивая свое транспортное средство и официального водителя.
Ганс доставил его обратно в Грантвиль в рекордно короткие сроки, несмотря на дороги. Пикапу, конечно, после этого понадобилось продолжительное пребывание в мастерской кузовного ремонта. Но они, несмотря на все усилия, опоздали. Ребенок родился за несколько часов до их прибытия.
– Угомонись, Бога ради, – сказал Джеймс, рыся рядом с Майком по коридору новой городской больницы, пытаясь не отстать от торопящегося новоиспеченного папаши. Это был длинный коридор. Строительство больницы было завершено всего два месяца назад, и его строители спланировали его на будущее побольше. На полпути Майк чуть не растоптал Джеффа, выходящего из одной из палат с рукой на перевязи. Гретхен, выйдя следом за мужем, выкрикнула приветствие. Но Майк ответил только неопределенным взмахом руки.
– Она в порядке, – настаивал на своем врач. – Абсолютно никаких осложнений. И с ребенком тоже. – В конце-концов, Джеймс сдался. – Между прочим, это девочка! – крикнул он в удаляющуюся спину Майка.
– Ну разве не красавица? – прошептала Ребекка, держа спящего ребенка на руках. – Кэйтлин, – добавила она.
Это было имя, о котором они уговорились на случай, если ребенок окажется девочкой. Но Майк уже думал об этом во время бесконечного путешествия назад из Нюрнберга со свирепой настойчивостью, стараясь направить свой ум на надежды будущего, а не на сегодняшние страхи.
– Нет, – сказал он, качая головой. Пораженная, Ребекка посмотрела на него.
Майк улыбнулся.
– Мы можем назвать нашу следующую дочку Кэйтлин. Но вот эту… – он осторожно погладил крошечную головку – Эту я хотел бы назвать в честь исполненного обещания. Так что давай назовем ее Сефарад.
Глаза Ребекки наполнились влагой.
О, Майкл, – прошептала она. – Я думаю, что это было бы замечательно.
Она свободной рукой притянула к себе голову Майка. Но посреди поцелуя вдруг начала смеяться.
– Что тут смешного? – вскинулся он.
– Сефарад! – воскликнула она. – Это такое великолепное имя. Но ты же знаешь, что не пройдет и двух месяцев, как все они будут называть ее Сефи.
Она опять рассмеялась.
– Эх, деревенщины! В вас нет никакого уважения.
Город Грантвилль и персонажи, которые его населяют, вымышлены. Но Грантвилль, наряду с изображенной средней школой, вдохновлен реальным городом Маннингтон, Западная Вирджиния, и его окрестностями.
Много лет назад я жил в северной части Западной Вирджинии (Моргантаун, если уж быть точным), и был вдохновлен им в рамках подготовки к этому роману. Я хотел бы поблагодарить многих людей там, которые предоставили мне свою помощь. Особенно хотел бы выделить Пола Донато и Дэйва Джеймса за часы общения, которые они подарили мне, как во время моего визита, так и во многих телефонных разговорах позже.
Пол является директором средней школы Северного Мэриена, которая явилась прообразом для школы, так заметно фигурирующей в 1632 году. Он нашел время, в день, когда школа была закрыта из-за зимнего шторма, чтобы провести со мной обширную экскурсию в школе и на ее объектах. Хотя я, признаюсь, и сделал необходимые изменения в книге, для соответствия местности, существующей в реальности, а также, что касается телевизионной станции и декора столовой. И да, Северомэриенская школа действительно выиграла футбольные чемпионаты штата Западная Вирджиния в 1980, 1981 и 1997 гг – наряду с рядом других спортивных и академических наград. И те призы, которые имперские кавалеристы разрушили в отчаянии к концу книги, действительно существуют, и они вправду такие заслуженные и впечатляющие, как упоминалось.
Сейчас, когда общественным учебным заведениям уже не предоставляется столько заботы и внимания, как раньше, позвольте мне напомнить всем вам, что подавляющее большинство их в Америке, все же живы и здоровы. В детстве, я посещал объединенную сельскую среднюю школу – Сьерра Джойнт Юнион, неподалеку от Толлхауса, штат Калифорния, и она очень была похожа на Северомэриенскую в Западной Вирджинии. Государственные школы и вузы, ко всему, остаются главными кузницами молодежи Америки. Пусть другие скулят об их недостатках и ошибках – я не буду. Вы можете хвастаться своими чертовыми игровыми площадками Итона, и другими тому подобными "элитными". Я же предпочитаю придерживаться демократических и плебейских методов, которые и построили американскую нацию, спасибо им.
Дэйв Джеймс является главой небольшого полицейского участка Маннингтона, и он принес мне много пользы в подготовке материала для романа. Главным образом, в обрисовке специфики местного отделение полиции. Он также был бесценным кладезем информации относительно города и его окрестностей.
Кроме того, я хотел бы поблагодарить Херба Томпсона, менеджера электростанции вблизи города Грант, за его объяснения по современным электростанциям. А также Билли Берка, директора западновирджинского отдела Министерства сельского хозяйства США; Дэвида Адамса и Эми Харрис, соответственно директора и фармацевта одной из крупнейших аптек в Маннингтоне; и Майка, рабочего, бывшего шахтера, в настоящее время являющегося профессором Университета Западной Вирджинии.
Кажется неуместным для писателя, благодарить своего издателя, не представляясь подхалимом. Но простая честность требует от меня поблагодарить Джима Баэна. Джим уделял пристальное внимание редактированию этого романа от начала и до конца, и многие его предложения и критические замечания помогли безмерно улучшить его. В частности, я приношу ему долг благодарности за удерживание меня, когда мои эмоции становились излишне высокими. Исторические злодеи этой истории были реально такими мерзкими, как я и изобразил их, но иногда было трудно не удержаться от слишком кровавых деталей, особенно в сценах с отсечением голов. Но тысяча шестьсот тридцать два все же остался светлой книгой, в конце-концов, в чем Джим изрядно помог мне.
Упоминание конкретных имен всех помогавших всегда затруднительно. Просто их очень много. Хотелось бы поблагодарить множество людей, которые участвуют в книжном форуме Баэна (www.baen.com/bar – Тусовки в баре Баэна) и которые ответили на мои потуги там. В частности, хочу поблагодарить Пэм ("Pogo") Поггиани за чтение рукописи и помощи в выявлении фактических или исторических ошибок, которые постоянно угрожают писателям альтернативной истории. Любые ошибки, которые остались, полностью на моей ответственности. Но по крайней мере дюжина точно ушла, благодаря орлиному взору Пэм.
Оставляя в стороне возможные ошибки с моей стороны, хотя я и сильно стремился их избежать – историческая канва этого романа является точной. Город Баденбург – это чисто мое изобретение, как и все немецкие образы, такие как Гретхен Рихтер, которых их социальный класс ставит вне досягаемости исторической достоверности. Остальные места реальны, как и все основные исторические деятели, такие, как Густав Адольф и его генералы, Оксеншерн, Тилли и Валленштейн и их генералы, Иоганн Георг Саксонский, кардинал Ришелье и император Фердинанд II. Шотландский офицер Александр Маккей является вымышленным лицом, но заметная роль шотландцев в армии Густава Адольфа была действительно такой, как я и изобразил ее. Точно так же вымысел относительно Ребекки и Бальтазара и всех других конкретных членов семьи, которые под именем Абрабанель фигурируют в моем романе. Сами Абрабанели, действительно были одним из великих семейств сефардских евреев Испании и Португалии.
В целом, американские персонажи, населяющих роман "1632", все являются продуктом моего воображения. Но я хотел бы полагать, что они все же верный портрет американского народа. Одной из причин, по которой я решил написать этот роман, это потому что я, больше чем немного, устал от тех двух особенностей современной фантастики, в том числе научной фантастики.
Во-первых, нет персонажей из народа, который построил эту страну и сохранил ее эффективной до сих пор – так называемых синих воротничков, рабочих, школьных учителей, фермеров и т. п. – и вряд ли когда еще появятся. Обычно им отводится роль серой массы, причем, скорее чаще, чем нет, они изображаются, как бастион невежества и фанатизма. Это особенно верно в отношении людей из таких сельских областей, как Западная Вирджиния. Устойчивый образ деревенщины: поголовной и без разбора темной.
Второй повсеместный цинизм, который, кажется, уже устоялся – это "сложные" мудрости так многих из сегодняшних писателей. (Не всех, к счастью.) Не хочу иметь со всем этим ничего общего. Из всех философий, цинизм является самым мелким и ребяческим. Люди могут, конечно, считать, что такой молодой человек, как Джефф Хиггинс никогда не примет такого решения о Гретхен, как в романе. Тем не менее, этот эпизод, как и многие в книге, вдохновлен реальной жизнью. Молодой американский пехотинец, который столкнулся с проституткой, заботящейся о своей семье во время итальянской кампании во Второй мировой войне, сделал точно такой же выбор, как и Джефф, и сделал это в течение нескольких часов. Не спрашивайте меня его имя, или откуда он родом, потому что я не помню. Я прочитал об этом в исторической книге еще подростком. Подробностей за давностью лет я не запомнил, но я никогда не забывал о сути случившегося. Он, возможно, был пареньком из Западной Вирджинии или Канзаса – но точно так же он мог быть и выходцем из средних улиц Нью-Йорка. Если есть такие люди, которые действительно не признают ни границ, ни "благородства" от рождения, хвала их мужеству, они смотрят на жизнь прямо.
Что касается шахтеров, действительно оказывающих решающее влияние на историю, многие могут подумать, что такой портрет нереален. Это их проблема, не моя. Я никогда не имел чести быть членом Союза горняков Америки. Но будучи профсоюзным активистом, у меня было много поводов для работы с СГА и его членами. Я знаком с этим союзом и его традициями – и эти традиции живы и здоровы. Это верно, как для шахтеров Навахо на юго-западе, шахтеров в Вайоминге, так и Аппалачского ядра союза. Я начал эту книгу, посвятив ее своей матери, которая родом из Аппалач. Позвольте мне закончить ее признанием глубокого почтения профсоюзу горняков Шеридана, штат Вайоминг, и особенно Дэну Робертсу и Эрни Ройбалу; а также с благодарностью пожать руку Морису Мурлегену из района 12 в южном Иллинойсе.
Эрик Флинт, Восточный Чикаго, Индиана, август 1999.
Tyger! Tyger! burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye
Could frame thy fearful symmetry?
In what distant deeps or skies
Burnt the fire of thine eyes?
On what wings dare he aspire?
What the hand dare seize the Fire?
And what shoulder, and what art,
Could twist the sinews of thy heart?
And when thy heart began to beat,
What dread hand? and what dread feet?
What the hammer? what the chain?
In what furnace was thy brain?
What the anvil? what dread grasp
Dare its deadly terrors clasp?
When the stars threw down their spears,
And water" d heaven with their tears,
Did he smile his work to see?
Did he who made the Lamb make thee?
Tyger! Tyger! burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye,
Dare frame thy fearful symmetry?
Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?
В небесах иль средь зыбей
Вспыхнул блеск твоих очей?
Как дерзал он так парить?
Кто посмел огонь схватить?
Кто скрутил и для чего
Нервы сердца твоего?
Чьею страшною рукой
Ты был выкован – такой?
Чей был молот, цепи чьи,
Чтоб скрепить мечты твои?
Кто взметнул твой быстрый взмах,
Ухватил смертельный страх?
В тот великий час, когда
Воззвала к звезде звезда,
В час, как небо все зажглось
Влажным блеском звездных слез, –
Он, создание любя,
Улыбнулся ль на тебя?
Тот же ль он тебя создал,
Кто рожденье агнцу дал?
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи,
Кем задуман огневой
Соразмерный образ твой?
В небесах или глубинах
Тлел огонь очей звериных?
Где таился он века?
Чья нашла его рука?
Что за мастер, полный силы,
Свил твои тугие жилы
И почувствовал меж рук
Сердца первый тяжкий звук?
Что за горн пред ним пылал?
Что за млат тебя ковал?
Кто впервые сжал клещами
Гневный мозг, метавший пламя?
А когда весь купол звездный
Оросился влагой слезной, –
Улыбнулся ль наконец
Делу рук своих творец?
Неужели та же сила,
Та же мощная ладонь
И ягненка сотворила,
И тебя, ночной огонь?
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи!
Чьей бессмертною рукой
Создан грозный образ твой?
Тигр! Тигр! Жар костров
Ты в тиши ночных лесов.
Чей бессмертный жест иль взгляд
Смог создать тебя, мой брат?
В глубине каких небес
Вдул в глаза огня он блеск?
Чьи он крылья ощутил?
Кто огонь ему вручил?
Чьих же сил смогло хватить
Твое сердце закалить?
Запустить – и в тот же миг
Грозный взгляд и грозный рык?
Молот, цепи, чьи же вы,
Плод безумной головы?
И увы, ужель готов
Ужас гибельных оков?
А когда сиянье звезд
Скрыли слезы туч и гроз,
Призадумался ль творец,
Что ж он сделал наконец?
Тигр! Тигр! Жар костров
Ты в тиши ночных лесов.
Нет пути уже назад,
Так вперед, мой старший брат!