1968 (май 2008)

* БЫЛОЕ *
Революция номер девять

Советская пресса о партийности бытия

«Комсомольская правда»,

21 июня 1968, № 143

Чему учит «Студент»?

Пражский еженедельник «для молодой интеллигенции» и его понимание демократии

Среди модных политических спекуляций, пожалуй, одна из наиболее частых - спекуляция словом «демократия», представляющая собой, по сути дела, злое надругательство над этим понятием.

Во имя «демократии», оказывается, посылает Пентагон свои легионы во Вьетнам - жечь, убивать, насиловать. Во имя «демократии» четыре афинских полковника пытают в застенках славных сынов греческого народа. Во имя «демократии» штык и доллар утверждают на политой кровью и слезами земле латиноамериканских республик власть марионеток-горилл.

«…» И сегодня, как, может быть, никогда, понятие это нуждается в конкретизации, ясном, недвусмысленном определении его сути с позиции единственно верного - марксистского мировоззрения.

Как ни странно, но именно это требование крайне раздражает редакцию пражского издания «Студент», с недавних пор именующегося «Еженедельником молодой интеллигенции». Например, в статье постоянного автора этого еженедельника Александра Крамера, шумно озаглавленной «Какая демократия?», в первых же строках заявляется следующее: «Только что в коммюнике о заседании президиума ЦК КПЧ от 22 марта нам разъяснили, что наша демократизация носит отчетливо социалистический характер. Иными словами, она не есть демократия как демократия».

После долгих, пространных и путаных рассуждений автор патетически восклицает: «Возвратимся же наконец к вопросу, выраженному в заголовке: какая демократия? Действительно, какая? Буржуазная? Социалистическая?» Эта терминология Крамера никак не устраивает. Он даже не хочет с ней считаться, а сам отвечает на свой вопрос так: «Просто демократия». Видите, мол, как я беспристрастен, как я стерильно объективен, какой я чистопородный прогрессист, - меня никак не удовлетворяет демократия социалистическая, но, поверьте на честное слово, я не хочу и буржуазной демократии. Мой пунктик - это «просто демократия».

Полноте, пан Крамер, стоит ли сегодня всерьез прикидываться рассерженным простаком, призывающим оперировать в политике «чистыми абстракциями»? Слова вообще, а термины политические в особенности, имеют свои цвет, вкус, запах - они конкретно содержательны. И я думаю, что все это Александру Крамеру, как и редакции «Студента», хорошо известно. Известно, что нет, не бывает, не может быть «демократии вообще».

«…» Крамер иронизирует: «У нас существуют фетишизированные понятия. Святые, незатрагиваемые принципы. Ведущее положение коммунистической партии. Дружба и сотрудничество с Советским Союзом. Социалистический строй…»

Крамер сомневается: «Надо ли конституцией узаконивать руководящее положение коммунистической партии?»

Крамер рекомендует: «Не понимаю, почему бы не могло быть у нас партии с несоциалистической программой?»

Кажется, ясно. Крамеру, писаниям которого столь щедро предоставляет свои страницы «Студент», не нравятся социалистический строй, ведущее положение Коммунистической партии, дружба с Советским Союзом. Еще одно откровение, и эта программа отрицаний оборачивается «позитивным» предложением: надо создать в Чехословакии партии с несоциалистической программой.

У наших читателей могут возникнуть закономерные вопросы: не являются ли статьи А. Крамера чем-то особым, пикантно-острым на страницах еженедельника?

Увы, нет. Еще щедрее «Студент» предоставляет свои страницы философическим изысканиям И. Свитака, который с ожесточением, почти маниакальным, нападает на марксизм, на Коммунистическую партию, на диктатуру пролетариата. Творения этого автора нуждаются, пожалуй, в специальном исследовании. Я же приведу здесь лишь два кратких, но достаточно характерных извлечения.

Первое: «Демократический механизм правления основан на комбинации конкурирующих политических сил…» Это, так сказать, теоретическое подкрепление крамеровских рекомендаций. Демократия (по Крамеру - «Студенту» - Свитаку), как видите, вполне укладывается в двухпартийную американскую схему, когда «демократы» и «республиканцы» в перерывах между стрельбой по живым мишеням «конкурируют», поливая друг друга грязью и клянясь в верности «высоким идеалам».

Второе: «не верьте в идеологию», «во власть», «в планы», в «необходимость», «в авторитеты»… «молодые люди, верьте сами себе». Это - призыв, напутствие, проповедь. Проповедь примитивно-анархическая. Однако нетрудно сообразить, что не верить в идеологию здесь призывают по причинам чисто идеологического порядка.

Крамер и Свитак - это, так сказать, шеф-повара на фабрике духовной пищи «Студента». Они готовят главные блюда, но не забывают здесь и о десерте. Листаешь страницы «Студента» и убеждаешься, насколько тенденциозно составляются они. Здесь вы встретите обширнейшие материалы, авторы которых всячески стараются обелить израильских агрессоров и вызвать неприязнь к арабским государствам, здесь как нечто чрезвычайно актуальное для студенчества печатаются одно за другим интервью с епископами и кардиналами католической церкви.

Конкретная практическая цель всех этих упражнений недвусмысленна, как и все двусмысленности: духовное отравительство и политическое подстрекательство студенческой молодежи.

«…» Сейчас чехословацкое студенчество является свидетелем важных событий политической жизни. С одной стороны действуют силы - здоровые силы Социалистической Чехословакии, которые действительно заботятся о развитии всех возможностей народного строя, об экономическом и культурном расцвете прекрасной страны, а с другой, - провозглашая широковещательные лозунги, витийствуя и изгаляясь, - действуют силы реакционные, враждебные социализму и прогрессу.

И громче всех свистунов суетятся и улюлюкают, клевещут и подстрекают Крамер, Свитак и их коллеги из еженедельника «Студент».

Гр. Огнев

«Правда», 30 апреля 1968, № 101

Оборотни. О лжепророке Маркузе и его шумливых учениках

Маркузе, Маркузе, Маркузе - имя этого семидесятилетнего германо-американского философа, вынырнувшее из тьмы безвестности, без конца повторяет западная печать. В Бонне он - Маркузе, в Нью-Йорке - Маркьюз, в Париже - Маркюс. Жителя Калифорнии, принявшегося опровергать марксизм, рекламируют как кинозвезду, а его книги - словно новейшую марку зубной пасты или бритвенных лезвий. Придумана даже ловкая формула паблисити: «Три М - Маркс - бог, Маркузе - его пророк, Мао - его меч».

- Ну и ну, - скажет иной читатель, - уже и Мао Цзэ-Дун сподобился рекламного прославления в буржуазной печати? - представьте себе, передо мной лежит груда газет, перепевающих на разные лады формулу «Трех М», и это не случайно. Еще в феврале прошлого года в директиве, разосланной директором информационной службы США (ЮСИС) всем ее центрам, было сказано, что работники этой службы должны использовать все возможности для укрепления позиций сторонников Мао, ибо Соединенным Штатам желательно, чтобы «Мао и его группа оставались пока у власти», поскольку их деятельность направлена против Коммунистической партии Советского Союза и других компартий. (Этот секретный документ был опубликован 19 мая цейлонским еженедельником «Трибюн»).

Но вернемся к Маркузе.

Мечта о «декоммунизации» марксизма

Недавно этот господин побывал в Париже. Там он выступил на коллоквиуме ЮНЕСКО, посвященном 150-летию Маркса. Его доклад назывался «Ревизия марксистских концепций революции», но в действительности это была даже не ревизия марксизма, а попытка его опровергнуть. Жалкая и несостоятельная, - но все же попытка. Как писали газеты, Маркузе заявил, что в наше время «рабочий класс, включившийся (?!) в капиталистическую систему, не может больше играть революционной роли, которую ему предназначил Карл Маркс. Свергнуть власть капитала смогут, следовательно, лишь силы, находящиеся вне этой системы: народы колоний, негры или молодежь, еще не включенная в систему».

Как и следовало ожидать, философы-марксисты, участвовавшие в коллоквиуме, дали достойный отпор этому лжепророку. Некоторые удивились: почему Маркузе заговорил, будто рабочий класс «не может больше играть революционной роли» в такой момент, когда в капиталистическом мире, и, в частности, во Франции, где он выступал, - так высоко вздымается волна острой классовой борьбы? Но более дальновидные люди поняли: Маркузе был катапультирован из далекого Сан-Диего в Париж именно поэтому. Требовалось пустить в ход все средства, чтобы попытаться внести замешательство, путаницу в ряды борцов против старого мира и - главное! - попытаться противопоставить молодежь, прежде всего студенчество, основным силам рабочего класса.

Недаром именно теперь газета «Нью-Йорк таймс» изобрела новый термин «декоммунизация (!) марксизма», недаром она же с явным сочувствием к парижским ученикам Маркузе писала, что их флаг - «это черный флаг анархии, а не красный флаг коммунизма».

Парижские газеты «Фигаро», «Монд», еженедельники «Экспресс» и «Нувель обсерватэр» в эти дни опубликовали пространные интервью с Маркузе, его биографию и подробный пересказ его книг, подчеркивая при этом, что в 20-х годах, живя в Германии, он отрекся от «коммунизма и социал-демократии», а затем, уже в США, создал свое собственное «учение», рассчитанное на «лишенную компаса» молодежь. В чем же суть этого учения?

Четыре фокуса

Во-первых, Маркузе подменяет классовую борьбу в современном обществе «конфликтом поколений». Льстя студенчеству, он уверяет, что оно является главной революционной силой, поскольку, как пишет «Нувель обсерватэр», излагая его «учение», «они молоды и они отвергают общество старших». Стало быть, молодежь вообще должна бороться против взрослых. Везде и повсюду!

Во-вторых, Маркузе уверяет, что надо-де бороться не только против капитализма, но… против «индустриального общества» вообще, причем, как подчеркивает «Экспресс», подлинная оппозиция может заключаться лишь в радикальном, глобальном отрицании всех элементов, из которых состоит такое общество, включая коммунистические партии«. В этой связи он клеветнически утверждает, будто социалистические страны ничем не отличаются от капиталистических, поскольку они осуществляют индустриализацию, а «потоки бетона» якобы душат «освободительные чаяния».

В-третьих, Маркузе отрицает необходимость какой бы то ни было организованности в борьбе за свержение старого мира, зовя молодежь к стихийному бунту. «Бесполезно ждать, пока массы присоединятся к движению, -заявил он в интервью газете „Монд“, - все всегда начиналось с бунта горсточки интеллигентов». И Маркузе, как величайшую добродетель, превозносит тот факт, что среди «бунтарей» в США «не существует никакой координации, никакой организации». Стало быть, долой всякое организованное начало в революции, и прежде всего долой коммунистические партии, и да здравствует бунт? Тут - два шага до небезызвестного пекинского лозунга «Огонь по штабам». Недаром в интервью газете «Монд» Маркузе заявил, что «сегодня всякий марксист, который не является послушным коммунистом, - это маоист.

В-четвертых, Маркузе, утверждая, будто в «индустриальном обществе» рабочий класс утратил революционность, заявляет, что «изменить порядок вещей» способны лишь «те, кто стоит вне производственного процесса», то есть «расовые меньшинства, в большинстве своем исключенные из этого процесса, постоянные безработные, правонарушители (!) и т. д., а на другом конце этой цепи -привилегированные деятели культуры, у которых есть возможность избегнуть подчинения». Как справедливо писала французская демократическая пресса, Маркузе и его сторонники «стремятся поставить под сомнение основную роль рабочего класса в борьбе за прогресс, демократию и социализм», а их теория «в практическом осуществлении ведет к ослаблению революционного движения, стремясь исключить из него его основную силу - рабочий класс».

Такова попытка ниспровергнуть марксизм, с которой выступает этот «германо-американский философ».

Характерно, что его «истолкование пророческого озарения для непосвященных» то и дело совпадает с практикой группы Мао Цзэ-Дуна. И вот что в высшей степени знаменательно: хотя эта группа не скупится на ругательства в адрес империалистов, правительства капиталистических государств весьма терпимо относятся к распространению ее «идей», а заодно и деятельности Маркузе и его шумливых учеников. Недавно обозреватель «Нью-Йорк таймс» Сульцбергер беседовал на эту тему с самим канцлером ФРГ Кизингером, и тот, успокаивая его, пояснил, что деятельность последователей Маркузе «не имеет ничего общего с советским коммунизмом» и что «у них особые боги». Кизингер подчеркнул, что эту публику привлекает маоистская идея о том, что войны в нашу эпоху будут вестись в слаборазвитом «третьем мире»… Это, сказал он, «импонирует эмоциональным чувствам» учеников Маркузе, «не создавая для них непосредственной угрозы». Пусть-де война идет там, а мы здесь всласть покричим, - рассуждают эти «р-р-революционеры».

Атаки на рабочий класс

Буржуазные идеологи поняли, что в момент серьезного обострения классовой борьбы их старые теории «народного капитализма», «конвергенции» (т. е. постепенного сближения противостоящих систем) бессильны повлиять на борющийся пролетариат. И вот в ход пущены «ультралевые», анархистские высказывания, зачастую перепевающие «идеи» Мао Цзэ-Дуна, - с их помощью пытаются внести смуту, сбить с толку горячую, но не искушенную в политике молодежь, расколоть ее и превратить тех, на кого удастся повлиять, в слепое орудие провокаций.

Маркузе не одинок. В ФРГ, к примеру, кое-кто вслед за ним твердит, будто западногерманский рабочий класс не может быть революционным, поскольку он вместе с буржуазией «участвует в эксплуатации третьего мира». В Италии депутат-социалист Кондиньола поддерживает тезис Маркузе о необходимости бунта против индустриального общества вообще, поскольку, как заявил он корреспонденту «Экспресс», «современное общество, - будь то капиталистическое или социалистическое, - все больше и больше напоминает промышленное предприятие».

Но подобно тому, как пекинские лидеры в эти дни, проводя демонстрации якобы в поддержку борьбы трудящихся Франции за свои права, направляют главный удар против французской компартии и СССР, так и шумливые последователи Маркузе в Западной Европе грозятся своими кулачками рабочему классу и коммунистам.

Этой же цели служат мутные рассуждения Маркузе и его учеников о борьбе против «индустриальной цивилизации» вообще, без разбора - идет ли речь о капиталистическом или социалистическом строе. В Сорбонне последователи Маркузе вывесили такое «программное заявление»:

«Начавшаяся революция ставит под вопрос не только капиталистическое общество, но и индустриальную цивилизацию в целом. Общество потребления должно погибнуть насильственной смертью. Общество отчуждения (!) также должно погибнуть насильственной смертью. Мы хотим нового и оригинального мира. Мы отрекаемся от мира, в котором уверенность в том, что ты не умрешь от голода, приобретается в обмен на риск умереть от скуки».

Между прочим, такого рода барские, снобистские декларации вызывают лишь негодование у тех немногих в буржуазных странах студентов, которые пробились в университеты из рабочей среды (во Франции, по данным, опубликованным в «Юманите», лишь 8 процентов студентов - дети рабочих). «Им, конечно, не грозит опасность умереть с голоду, - говорят они по адресу этих „бунтарей“, которых любвеобильные родители щедро снабжают карманными деньгами. Вот они и рассуждают о скуке. Нам же требуется иное: немедленная демократическая реформа университета, которая открыла бы трудящимся путь к высшему образованию!» - и студенты, сознающие свой гражданский долг, решительно борются за эту демократическую реформу, опираясь на непоколебимую поддержку рабочего класса. В этой борьбе рабочий класс стремится к созданию единого фронта с интеллигенцией вопреки проискам реакции, использующей в своих интересах любые средства, в том числе и самые изощренные провокационные приемы.

И не зря, видимо, «Нью-Йорк таймс» 28 мая, заимствуя терминологию у «Жэнь-минь жибао», заговорила вдруг, что «бунт - дело правое», и обрушилась на французских коммунистов, обвиняя их в том, что они «хотят избежать насилия» и стремятся к созданию народного правительства демократического союза.

Кому служат эти «мятежники»?

Буржуазная пресса сейчас усиленно живописует «художества» некоего двадцатитрехлетнего немца из ФРГ Кон-Бендита, который до недавнего времени числился в парижском университете, занимаясь там раскольнической деятельностью среди студенчества. Когда журналисты его спросили, на какие средства он живет, Кон-Бендит ответил: «Получаю стипендию от немецкого (западногерманского) государства как сирота». Сейчас он гастролирует по Западной Европе, призывая к «кровавой (!) революции».

8 мая еженедельник «Нувель обсерватэр» опубликовал интервью с этим «мятежником», - он хвастался, что его приятели помешали выступлению депутата-коммуниста Пьера Жюкэна перед студентами, и призывал «колотить парней из коммунистической партии». «В настоящий момент, - хвастливо заявил он, - студенты одни (!) ведут революционную борьбу рабочего класса. Рабочий, являющийся главой семьи, не хочет (?) бороться».

Когда же рабочий класс Франции 13 мая организовал миллионную демонстрацию в поддержку законных требований студенчества, добивающегося демократической реформы университета, тот же Кон-Бендит с горсткой своих сторонников - троцкистов, анархистов и «маоистов» - тщетно пытался внести сумятицу и раскол в ряды демонстрантов, выбросив провокационный лозунг: «Пойдем штурмовать Елисейский дворец!».

Выступая 27 мая перед рабочими автомобильного завода «Рено», председатель Всеобщей конфедерации труда Бенуа Фрашон рассказал и о той неблаговидной роли, которую пытаются играть в событиях, затрагивающих французское студенчество, Центральное разведывательное управление США и французская подпольная террористическая организация ОАС. «Сейчас, - добавил он, - целая когорта людей только тем и занята, что „кипит“, расхваливая на все лады энтузиазм молодежи, а на деле готовит нам ловушку и обман».

Не так давно на подмогу Кон-Бендиту в Париж приезжали два его соотечественника - они выступали на студенческих собраниях. Газета «Комба» услужливо опубликовала интервью с ними, скрыв их имена за инициалами «Й. С.» и «П. Б.». И это интервью было достаточно откровенно. «П. Б.» заявил, что «во всей истории ФРГ рабочий класс отождествлял себя с буржуазной системой» и что «у вас» во Франции рабочие «тоже ничего не делают», а «Й. С.» добавил, что «рабочий класс до такой степени удовлетворен (?!), что он не может критиковать существующую систему».

Тут корреспондент спросил: «А у самих студентов есть сознание?» «П. С.» ответил: «Да, потому что они входят в состав привилегированной (!) группы. Революционные темы обсуждаются в привилегированных группах, в так называемых группах Маркузе».

Их расчеты

Кощунственно используя имя Маркса, оборотни, пытающиеся предпринять «декоммунизацию марксизма», расколоть и поссорить прогрессивные силы, тем самым выполняют совершенно определенный социальный заказ врагов рабочего движения, которые всерьез обеспокоены усилением классовой борьбы в своих странах. Эту борьбу возглавляет рабочий класс, который, как подчеркивает «Юманите», «могуч, организован и знает, куда он идет. Он является решающей силой, единственным до конца революционным классом, потому что ему нечего терять, кроме своих цепей!»

Ведущей силой рабочего класса были, есть и всегда будут коммунисты, черпающие свои силы в великом учении Маркса и Ленина. И как бы ни пытались сейчас непрошеные «советники» из «Нью-Йорк таймс» проповедовать «декоммунизацию марксизма», как бы ни рекламировала буржуазная пресса рассуждения Маркузе и действия его учеников, расчеты врагов рабочего класса потерпят провал.

Об этом, в частности, убедительно свидетельствует развитие событий во Франции. «Во Франции не может быть левой политики и социального прогресса без активного участия коммунистов, - сказал 28 марта генеральный секретарь Французской Коммунистической партии Вальдек Роше. - Тем более нельзя серьезно претендовать на то, чтобы идти к социализму без коммунистов».

Именно рабочий класс и прежде всего идущие в его авангарде коммунисты повсюду отстаивают коренные интересы всех трудящихся, в том числе и интеллигенции, и студенчества. И никому не удастся ослабить все усиливающееся в борьбе единение народов, которые постепенно сплачиваются вокруг рабочего класса, и идущих в его авангарде коммунистов.

Жизнь берет свое!

Юрий Жуков

«Советская культура»,

23 апреля 1968, № 48

Я - человек! Письма из США

Сто четырнадцать дней провела я в США.

И постепенно Америка раскрылась передо мной. Раскрылась тысячью мелочей: двадцатипятицентовой монетой, которую водитель, тормозя машину, платит за право проехать через частный тоннель; омерзительными порнографическими картинками, которые, оказывается, лежат под прилавком у того самого итальянца, у которого уже неделю я покупаю бананы; трехлетним ребенком, который на вопрос: «Хочешь ли стать космонавтом?» - отвечает печально и предрешенно: «У меня нет денег»; злобнолицей старухой, которая упорно интересуется, есть ли в составе нашей группы «цветные».

И, представьте, есть. Старуха с любопытством глядит в лицо милой женщины из Ташкента, которую мы все полюбили за талантливость, серьезность и доброе сердце. Но старой американке это безразлично. Она видит - перед ней «цветная». «Цветная» из России. Значит, и у них есть «цветные»!

Я разговариваю с философом, преподавателем Колумбийского университета. Прежде всего он узкий профессионал. Узких профессионалов воспитывает. И гордится этим.

- Студенты моего факультета едят философию, пьют философию. И дышат философией.

Какую же философию молодые американцы едят и пьют, какой философией дышат? О, это специфическая философия! Прежде всего это философия скептицизма. Их учат ненавидеть марксизм не только за то, что он - мировоззрение иного класса. Их учат ненавидеть марксизм как всеохватывающую философскую систему, как мужественную попытку осмыслить мир. Их учат ненавидеть марксизм за мужество. Им не нужны системы:

- Нельзя себе представить философскую систему, которая удовлетворяла бы запросы разнообразных личностей!

Я невежливо смеюсь. Я задаю издевательский вопрос:

- Уж не думаете ли вы, что каждый студент должен создать для себя свою собственную философскую систему?!

Да. Именно так философ и думает. Скептицизм. Релятивизм. Крайний индивидуализм. Каждый студент создает себе свою собственную философскую систему. Все в порядке. Олл райт!

Скептицизм… Гегель называл его «параличом мысли». Разве ты человек, если ты философ, а у тебя искусственно вызванный «паралич мысли», и ты, как ядом, отравлен скептицизмом, неверием в познаваемость мира?

Разве ты человек, если ты художник, но лишен того богатства мира, которым владели художники всех времен и всех стран, и оставил себе для собственных лабораторных упражнений несколько сот цветных пятен: безумную игру «оптического искусства» - поп-арта?

Но когда тебе двадцать лет, тебе хочется прежде всего быть человеком - наследником всего человечества и созидателем нового мира. И молодежь бежит из общества, бежит из семей.

Так появились «хиппи».

Хиппи отрицают общество, где нет человеческих отношений, где исчезли дружба и любовь, где чистоган стал единственной связью человека с человеком. Хиппи проповедуют любовь. Символ любви - цветок, и девушки-хиппи рисуют на щечке, около глаза, - красивый цветок. Хиппи не хотят стать рабами вещей, как рабом вещей стал средний американец, и работают только ради куска хлеба. Но - порождение общества, которое развращало их и лишало права сказать про себя: «Я - человек», - они не могут ничего этому обществу противопоставить, кроме бесплодного отрицания всего и вся.

Девушка с нарисованным на щечке цветком еще не получила права сказать про себя: «Я - человек!»

Разговариваю с Джоном. Джону 25 лет, он специалист по советской литературе. С великолепной вежливостью Джон говорит о нашей стране. Факты, одни факты… И каждое слово сочится ненавистью. «Мы идеологические враги?» - спрашиваю я. «Да. Идеологические враги», - подтверждает Джон.

И вдруг горечь ослепила его. Я не ожидала от замкнутого Джона такой страсти. Да, он ненавидит нашу страну. Но свою страну он ненавидит тоже. Он ненавидит весь мир. Он всех презирает. Он увидел, что он обманут. Что в мире царит лицемерие. Все, о чем ему говорили, - ложь. Он слишком уважает себя, чтобы разрушать свой мозг наркотиками, как это делают «хиппи». Он слишком серьезен, чтобы искать забвения в «свободной любви». Джон не знает, что делать. И его ненависть ко всему миру - форма протеста.

Я поглядела в угрюмые черные глаза Джона, на его горько сложенный рот, на высокий лоб - и я поверила в Джона. Если общество, которое его воспитало, сделало человека несчастным, а человек так смел и упрям, он найдет в мире свой путь. А ненависть - и к нашей стране заодно - это пройдет. Это от незнания, от ослепления, от горечи…

«…» Даже самая благополучная молодежь Америки ищет выхода из общества, как лабиринт, разбитого на ячейки, на клеточки, на закоулки. Она блуждает. Она бьется лбами о стены.

Потому что человеку, в конце концов, так естественно чувствовать себя Человеком. И человеком себя называть.

Ариадна Жукова