20 000 километров по Индии

ГЛАВА II АГРА — ДЖАЙПУР

Утром 13 декабря на двух машинах мы отправились на юг от Дели в первую небольшую поездку. Как только машины выбрались из города, началось прекрасное шоссе, на десятки километров обсаженное баньянами и акациями. Мощные кроны деревьев создают над дорогой сплошной зеленый свод. Глубокая тень шоссе резко контрастирует с залитыми солнцем полями. Вспоминается утверждение нашего крупнейшего индолога академика Ф. И. Щербатского: «Одной из первейших обязанностей хорошего управления в Индии всегда считалось устройство казенных гостиниц и хороших дорог, обсаженных деревьями для защиты путешественников от палящего солнца»[7].

Наши шоферы, уже немолодые, спокойные люди, гонят машины на большой скорости. Особенно торопится бородатый сикх, его машина идет буквально вплотную за первой, в которой дремлет доктор Менон. Стрелки спидометров колеблются между цифрами 60 и 70, но это не километры, а мили, и значит, мы несемся со скоростью 97–113 км/час. Вождение автомобиля в Индии — дело очень трудное, на дорогах и улицах городков и деревень масса пешеходов, велосипедистов, гужевого транспорта, собак и бродячих коров. Конкретным, сформулированным правилам движения подчиняется практически только механизированный транспорт. Особенно «опасны» велосипедисты. Вот пожилой крестьянин медленно едет на стареньком велосипеде, виляя из стороны в сторону. Совершенно неожиданно, не оглянувшись, он вдруг перед самым радиатором нашего «плимута» переезжает на другую сторону дороги. Шофер делает движение баранкой, чтобы уклониться в сторону. На лице его не заметно ни испуга, ни недовольства: это в порядке вещей. Корова с теленком попадается непременно на углу улицы, за поворотом: здесь, повернувшись хвостом к проезжей части и загородив половину узкого проулка, она спокойно жует банановую кожуру. Собаки мирно спят посреди улицы, предоставляя водителю объезжать их справа или слева.

На загородных дорогах в центральной части страны много раз встречаются щиты с поучительными надписями вроде «Better late than never» («Лучше поздно, чем никогда»), призванные, очевидно, успокаивать увлекшихся водителей. Но зато дорожные знаки неизменно любезны — там, где кончается зона действия ограничивающих скорость знаков, — большие щиты с надписями: «Thank You!» («Спасибо!»).

Маленькие поселки чередуются с полями, а прямая тенистая аллея баньянов все продолжается. Под одним из них замечаем группу обезьян. Несколько старых и молодых макак (Масаса mulatta) спокойно сидят под деревом и что-то сосредоточенно жуют. Время от времени через дорогу перелетает красивый зеленый попугай с длинным, как у сороки, хвостом.

По дороге, обычно на окраинах деревень, встречаем много школ, расположенных в тени больших деревьев. Учительница или учитель объясняют, рисуют на большой черной доске, а дети сидят прямо на земле ровными рядами.

Несмотря на трудности с развитием экономики, правительство Индии ввело бесплатное обучение в начальной школе — первых пяти классах. Ребята посещают школу начиная с пяти-шести лет.

Вторая (платная) ступень школы — еще пять лет обучения, после чего обеспеченная молодежь может поступать в колледж.

Вначале наш путь проходит по южной части штата Пенджаб, а километрах в 100 от Дели мы пересекаем границу штата Уттар Прадеш. Впрочем, граница эта чисто административная, никаких существенных изменений ни в ландшафте, ни в характере строений обнаружить нельзя. Пожалуй, только все больше попадается женщин в оранжевых сари.

Быстро проехали 200 км, отделяющих Дели от Агры. Невдалеке от города нас встретил профессор Мани. Он лично хотел ознакомить нас с работой колледжа, которым он руководил много лет.

Расположен колледж в нескольких зданиях, одно из которых — бывшее дворцовое помещение. Он субсидируется из частных средств, однако ему оказывает материальную поддержку также и правительство штата. Обучение производится на трех отделениях: искусства, науки и коммерции. Преподаются английский язык, хинди, математика, химия, биология, география, право и экономика. Обучение платное (20 рупий в месяц без еды и жилища и 150 рупий — с полным пансионом[8]), но женщины от платы освобождены. Эта мера правительства штата способствует большему привлечению женщин к общественной жизни.

Всего в колледже одновременно обучается 1000 студентов, из них 500 человек на первом курсе, после которого в результате очень серьезных экзаменов происходит отсев и на старших курсах остаются только наиболее способные студенты.

Мы побывали в аудиториях, учебных помещениях и лабораториях колледжа; задержались, конечно, в зоологической.

— Мы готовим высококвалифицированные кадры энтомологов, — рассказывает доктор Т. Сингх, который сейчас руководит зоологической лабораторией. — Основные направления наших исследований — изучение систематики и биологии насекомых. Проводим экспериментальные работы, хотя для этого не хватает современного оборудования.

По организации учебного процесса, обеспеченности преподавательскими кадрами колледж в Агре — типичное высшее учебное заведение Индии, в этом мы могли убедиться, посетив за три месяца многие университеты и колледжи страны.

Один из дней нашего пребывания в Агре был полностью посвящен знакомству с ее выдающимися историческими и архитектурными памятниками эпохи Великих Моголов. Основатель династии Великих Моголов Бабур — правнук Тамерлана (Тимура), бывший правитель Ферганы- захватил в 1526 г. делийский престол.

Постепенно власть Великих Моголов распространяется на всю Северную Индию. Особого блеска Могольская империя достигает при внуке Бабура — падишахе Акбаре, выдающемся политическом и государственном деятеле средневековья. «Акбар возродил древнюю мечту об единой Индии, не только политически объединенной в одно государство, но и органически слившейся в один народ»[9]. Он женился на раджпутской княжне, и его сын и наследник Джахангир был, таким образом, наполовину моголом, а наполовину — индусом-раджпутом.

Последним падишахом из этой династии был Аурангзеб, внук Джахангира, который пришел к власти, заточив в крепость своего отца, Шах Джахана, и убив троих братьев. Нетерпимый ревнитель ислама, он восстановил против себя местное население и, несмотря на внешне успешные завоевательные походы, привел государство в упадок. После его смерти в 1707 году оно распалось на ряд мелких владений.

Период Великих Моголов ознаменовался в Индии созданием творений, неповторимо сочетающих в себе персидские мотивы с древней индийской культурой. Хотя столицей империи формально оставался Дели, резиденцией Великих Моголов, начиная с Бабура, стала Агра, расположенная в живописном месте на берегу реки Джамны в 200 км от Дели, куда мы и приехали зимой 1963 года. В XVI веке Агра становится крупнейшим городом не только Северной Индии, но и всего мира. В это время, по свидетельствам путешественников, в Агре насчитывалось до 700 тысяч жителей, и по размерам она превосходила Париж и Лондон.

В период расширения империи Акбар строит новую столицу — Фатехпур («Город победы») в 43 км от Агры. В одну из очередных экскурсий мы оказались в его окрестностях. Трудно говорить об этом городе. Нет никаких следов разрушений: стены, дворцы, многочисленные переходы, ажурные башни, внутренние дворики — все сохраняется таким, каким оно осталось после ухода отсюда людей 350 лет назад, через 14 лет после создания всего чудесного архитектурного ансамбля. Виной тому, говорят, было отсутствие воды. Основная — дворцовая — часть города построена на холме и окружена высокой каменной стеной. По ней бодро бегают козы, забирающиеся каким-то чудом на высоту в несколько десятков метров. В город ведут два парадных входа — Буланд-дарваза и Бадшахи-дарваза. Особенно эффектен первый — «Высокие ворота», — скорее походящий на мечеть с характерным высоким главным портиком. В архитектуре «ворот» иранский стиль сливается с чисто индийскими мотивами и техникой выполнения. Как и весь город (кроме беломраморного мавзолея Шейха Селима), Буланд-дарваза сооружен из виндхийского красного песчаника, инкрустированного более светлым розовым и желтым орнаментом.

Сейчас во дворце несколько маленьких лавочек с сувенирами. Повсюду удивительная чистота, аккуратно подстриженные газоны и цветники. Заходишь в гулкие пустые залы, проходишь по полированным плитам внутренних двориков — и на память приходят слова Джавахарлала Неру об Акбаре, который восседал в Фатехпур-Сикри, «беседовал и спорил с учеными богословами — представителями самых различных религий, горя желанием узнать что-нибудь новое и найти разрешение вечной загадки человека».

Из рассказов современников и документов, оставшихся от того времени, можно смело заключить, что Акбар был одним из наиболее великих правителей средневековья не только в Азии, но и во всем мире. (Находясь в Индии, часто чувствуешь, как однобоки и ущербны наши знания в области истории человеческой культуры. Без древней и средневековой истории Америки, Африки, Азии нельзя правильно понять пути развития общечеловеческой культуры). Интересно, что, мечтая о создании синтетической религии, которая объединила бы все народы мира, он был исключительно веротерпим. Одна из его любимых жен — Мария — была уроженкой Португалии. Помещения ее дворца в «Городе победы» были расписаны индийскими мастерами на сюжеты Библии. Соседний дворец, принадлежавший другой жене Акбара — раджпутской княжне из Джоджпура и матери Великого Могола — Джахангира, украшен фигурами в традиционном индийском стиле. Наконец, еще одной любимой женой императора была Руми-Султани, дочь константинопольского султана.

Посередине центрального внутреннего двора огромной мечети — квадратный водоем и рядом небольшой изящный беломраморный мавзолей, резко выделяющийся среди красных дворцовых зданий. Это гробница шейха (святого) Селима.

Вокруг дворцовой части города располагались раньше многочисленные здания подсобных служб, монетный двор, казармы для солдат, жилые постройки. Теперь на их месте одни развалины, много зелени и, что в Индии бывает очень редко, совсем безлюдно…

Может быть, поэтому уезжали мы из «молчаливого свидетельства победных снов Акбара» (так возвышенно характеризуется Фатехпур-Сикри в путеводителях) с чудесными экземплярами бабочек, пауков, кузнечиков и клопов.

Побывали мы и у мавзолея Акбара, находящегося в местечке Сикандра в 10 км от Агры. Архитектура гробницы Акбара подчинена идее, которая была определяющей во всей его деятельности: объединение в одном государстве индусов и мусульман. Строгие линии, изящные орнаменты зеленого, желтого, красного цветов по розовому фону, высокие минареты с затейливыми вершинами — вход на территорию гробницы — выдержаны в совершенно мусульманском стиле, разве только обилие орнамента из цветов на фасаде напоминает об Индии и отсутствуют каллиграфические строки из Корана. Но вот вы проходите через узкие ворота, и вдали, посреди парка, возникает сооружение, больше всего похожее на дворец индийского махараджи, но уж никак не на гробницу мусульманского падишаха. Аркады галерей, легкие ажурные павильоны, рассыпанные по верхнему этажу здания…

Акбар добился расцвета империи Великих Моголов, но обессмертил Агру, конечно же, его внук Шах Джахан созданием Тадж Махала. О Тадже написано столько, что, кажется, добавить к этому уже совершенно нечего. Это верно в отношении лишь «анкетных данных» — когда и кем построен, какой архитектурный стиль и какова планировка. По чем точнее делается такое описание, тем оно становится суше и… дальше от действительности, от того, что видишь собственными глазами и чувствуешь.

Наследник падишаха Джахангира (четвертого Великого Могола) — Шах Джахан женился на девушке по имени Арджуманд Бану. Шах Джахан и Арджуманд очень любили друг друга. Арджуманд была спутницей мужа во всех его походах, верной и мудрой советчицей в государственных делах. Умная, красивая и обаятельная Ацджуманд заслужила прозвище «Мумтаз Махал» — «избранница двора».

Но через два года после того, как Шах Джахан в 1627 году стал пятым Великим Моголом, в одном из военных походов Арджуманд умерла от родов (она уже была матерью восьми сыновей и шести дочерей). Велико было горе Шах Джахана, он поклялся никогда больше не женится и построить Мумтаз гробницу, равной которой нет на свете.

После широкого конкурса всех архитекторов Востока лучшие мастера Персии, Турции и Индии под руководством придворного зодчего Устад-Иса более двадцати лет сооружали мавзолей. На стройке было занято 20 тысяч рабочих. Белый мрамор — основной материал строительства — доставлялся из Джайпура, яшма — из Пенджаба, алмазы — из Пуны, сапфиры и лазурный камень — с Цейлона, кораллы — из Аравии, гранаты — из Бундель-кханда, ониксы — из Персии, халцедоны — из Малой Азии, агаты — с Цейлона, бирюза — из Тибета… Нам приятно было узнать, что в когорту зодчих, создавших Тадж, входили двое декораторов — резчиков по камню из Бухары, а один из двух главных мастеров, строивших купол, был узбеком из Самарканда.

Гробница шейха Селима в Фатехпур-Сикри. XVI в.

Тадж — «Поэма в камне», «Мраморный сон» — возник на высоком берегу Джамны, в двух километрах от Агры. Торжественно сюда были перенесены останки Мумтаз и помещены в нижнем этаже гробницы; там мог бывать только сам Шах Джахан. Наверху же, в просторном высоком зале была поставлена точная копия надгробия, сделанного из белого мрамора и инкрустированного самоцветами. По замыслу Шах Джахана, после его смерти на другом берегу Джамны должен был быть построен мавзолей, в мельчайших деталях повторяющий мавзолей Мумтаз, но сделанный из черного мрамора. Этим планам не суждено было сбыться. Как уже говорилось, Аурангзеб, сын Шах Джахана и последний настоящий Великий Могол, не захотел выполнить мечту отца, которого он сверг с престола и заточил на долгие годы в крепость. Выполнена была лишь одна просьба Шах Джахана: до самых последних дней своей жизни он мог любоваться Тадж Махалом — окна и балкон его тюрьмы выходили как раз в сторону Тадж Махала. Шах Джахан провел в заточении 16 лет и дожил до глубокой старости. В конце жизни он почти ослеп, и по приказанию Аурангзеба в одну из колонн балкона был вделан маленький кусочек зеркала, в котором Шах Джахан мог видеть отражение Таджа.

После смерти Шах Джахана его останки были помещены рядом с останками Мумтаз. Три столетия стоит этот памятник любви, и слава о нем несется по всему миру.

Мы дважды были в Тадж Махале. В первый раз приехали гуда пасмурным вечером. В другой раз, отложив какие-то деловые визиты, отправились в Тадж прямо с утра и провели в нем несколько часов.

Сам мавзолей — громадное мраморное пятикупольное здание, стоящее на обширной беломраморной площадке с четырьмя четырехступенчатыми минаретами по углам, каждый из которых высотой около 75 метров. Мавзолей расположен в открытой части большого парка, вход в который оформлен в виде огромной каменной арки из розового песчаника. Сначала в узкие ворота не видно ничего, и вдруг через несколько шагов во всем великолепии открывается Тадж — ослепительно белый, словно чудом висящий между изумрудной зеленью открытых лужаек парка и бездонной голубизной неба, а от него бежит, словно голубая дорожка, лента искусно сделанного водоема.

Не перестаешь удивляться мастерству зодчих, создавших такое чудо. Тадж великолепен отовсюду — вблизи и издалека, целиком и в каждой своей частице: точеных минаретах-башенках, стройных маленьких угловых и грандиозном центральном куполах, в простоте и изяществе арок, мастерстве кружевной резьбы по камню, россыпях самоцветов, образующих декоративный цветочный орнамент по всему зданию, и изысканной вязи строк из Корана, обрамляющих арки.

Тадж — не мечеть, не храм в буквальном смысле этого слова. Это — усыпальница, мавзолей. И видишь, как приходящие сюда люди невольно испытывают благоговейное чувство, приобщаясь к великому жизнеутверждающему искусству. На площадке перед зданием и в самом здании сотни, тысячи людей и… тишина. Внутри, у ажурной мраморной решетки (точная копия золотой, снятой Аурангзебом), служитель в белом. Высоким прерывающимся голосом неожиданно громко поет он фразу молитвы, и эти звуки наполняют все здание, разрастаются, усиливаются и постепенно замирают где-то в бесконечной высоте купола.

Все это — и сам Тадж Махал, и бескрайние дали на горизонте за синевой Джамны, и радостную яркость одежд тысяч беспрерывно идущих сюда людей — все это сразу понять и осмыслить невозможно. Отходим куда-то в уголок и молча сидим. Немного успокоившись, находим свои туфли среди сотен других пар обуви у основания лестницы, ведущей на площадку мавзолея, и отправляемся в парк. Поражает чистота газонов, хотя везде сидят группы отдыхающих людей. Всюду безбоязненно бегают пальмовые белки, смешные ловкие маленькие создания, очень похожие на наших бурундуков. Смело хватают кусочки хлеба, подбегая почти вплотную, а то берут хлеб и прямо из рук.

Сегодняшний вечер свободен от деловых визитов, и мы решаем посмотреть, чем живет город. Идем по первой попавшейся улице, затем сворачиваем в переулок, затем еще раз. Узкие кривые улочки освещены электрическими и керосиновыми лампами; бойко идет торговля фруктами, различной снедью, дешевыми материями и готовой одеждой. Вокруг снует масса людей, довольно грязно, пыль, валяются консервные банки, тряпье, бумажки. Продают очень много сахара-сырца — джиггери. Это огромные, до полуметра в диаметре, толстые коричневые круги, прикрытые марлей, но все же они кажутся шевелящимися от толстого слоя мух. Продают прямо со столов, выставленных на улицы. Магазинов почти нет, в лучшем случае имеется подобие ларьков.

Вот ровный уличный гул нарушается громкой музыкой. Несколько оркестрантов быстро спускаются вниз по улочке, за ними движется крытая карета, запряженная парой вороных лошадей. Далее идет странная процессия: большая толпа людей, несущих высоко над головой кровать, стол, стулья, посуду, предметы одежды. Шествие замыкают вездесущие мальчишки. Оказывается, это свадьба. Молодоженов не видно — они сидят в карете, а за ними несут приданое и свадебные подарки. Не успеваем мы проводить глазами одну свадебную процессию, как появляется другая. Здесь нет музыкантов, зато жених едет верхом на лошади (невесту везут за ним в тележке), далее опять несут мебель. Впоследствии мы узнали, что в городе имеются специальные конторы, дающие молодоженам напрокат верховых и упряжных лошадей, осликов и кареты. Традиция требует, чтобы в день свадьбы молодые торжественно проехали по городским улицам.

Во время пребывания в Агре мы впервые близко познакомились с «вольными» обезьянами. Конечно, они попадались нам и раньше — в парках Дели, на обочинах дорог, высовывались из-за вывесок в маленьких городках. Но видели мы их издали, мельком, чаще всего из машин, и обычно не более двух-трех сразу. Поэтому понятен восторг, который охватил всех при посещении мавзолея Акбара, когда навстречу нам выбежало несколько хульманов. Соскочив с растущих кругом больших баньянов на плиты дорожки, ведущей к мавзолею, хульманы, в основном самки с висящим на брюхе у каждой детенышем, окружили нас, усевшись на расстоянии двух-трех метров. Всем своим видом они выражали желание получить что-нибудь вкусное. Пришлось вернуться к машинам за угощением — бананами, апельсинами, бутербродами. Подружиться с хульманами оказалось проще, чем мы думали: обезьяны безбоязненно подходят вплотную и берут из рук лакомства своими ловкими черными пальчиками. В зависимости от размера «добычи» они либо тут же запихивают ее в рот, либо не спеша прыгают к деревьям. Звери настолько уверены в своей безопасности, что позволяют брать себя за руку (правда, лишь когда другой рукой даешь что-нибудь вкусное). Ладошка у обезьян оказалась на ощупь неожиданно нежной, мягкой и прохладной. Но гладить даже таких, казалось бы, доверчивых и ручных обезьян опасно: кроме нежных ладошек у них, оказывается, есть мгновенная реакция и довольно острые зубы.

Предводитель стаи бандеров

15 декабря рано утром покидаем Агру и отправляемся на запад. Первая остановка на опытных полях небольшой сельскохозяйственной станции. Нам несколько странно видеть капустные грядки между рядами мандаринов и грейпфрутов. Плантации типично тропических культур-гуавы, бананов, папайи (дынного дерева) — расположены рядом с большим картофельным полем.

Хозяева сокрушенно рассказывают нам, что плантациям цитрусовых, главным образом грейпфрутов, большой ущерб наносят вороны, расклевывающие самые зрелые и сладкие плоды. Как потом оказалось, всех плодов вороны не расклевали. Перед отъездом нас угостили отменными грейпфрутами.

Едем дальше на запад. Местность — типичная саванна — слегка всхолмленная равнина, кое-где группы деревьев. То тут, то там видим большие каменные колодцы. С помощью несложного приспособления два вола вытягивают из глубины бадью с водой. Волы ходят не по кругу, а по прямой линии от колодца, и поэтому даже издали по протоптанной ими дорожке можно приблизительно определить глубину колодца. Обычно вода находится не особенно глубоко — в 20–30 метрах, иногда и выше, но самый глубокий колодец в Раджастхане достигает 213 метров — почти четверть километра!

Незаметно оказываемся в другом штате Индии — в древней земле свободолюбивых раджпутов — в Раджастхане. По сторонам дороги мелькают поля кукурузы, пшеницы, джовара, масличных культур. Климат даже этой, наиболее плодородной части Раджастхана довольно суровый: летом температура поднимается днем до 40 градусов, а в декабре — январе падает до 4. Именно поэтому, вероятно, на опытных полях станции мы видели культуры, представляющие как бы оба климатических сезона: капусту и картошку — зимние культуры — и бананы, цитрусовые, папайю — летние.

С нетерпением поглядываем по сторонам: цель нашего сегодняшнего путешествия — всемирно известный птичий заповедник Кеоладео Гхана должен быть где-то совсем недалеко.

Каждый с детства знает, что большинство птиц, вьющих гнезда летом в наших садах, рощах, на болотах, по берегам озер и речек, — перелетные. На зиму они улетают в «теплые страны». И вот сейчас мы должны увидеть одно из тех мест, где зимуют кулики из-под Казани, чирки из окрестностей Байкала и Барнаула, гуси и утки с Урала и Западно-Сибирской низменности и десятки видов других наших птиц. Об этом безошибочно говорят кольца, надетые на лапки птицам.

Не доезжая нескольких километров до городка Бха-ратпура, сворачиваем с пыльного шоссе на проселочную дорогу. Местность немного изменяется — далеко тянется мелколесье. На дороге путевой пост: служащий в форме лесного гвардейца[10] записывает номер машины и кто проезжает. Въезжаем на территорию заповедника и еще несколько километров колесим по узенькой асфальтированной дороге, пока не оказываемся на поляне перед небольшим двухэтажным зданием. Мы в самом центре заповедника, в рест-хаузе Санта-Кутир, как указывается во всех справочниках этот неказистый домик — подарок заповеднику от махараджи Бхаратпура. Трогательная забота о нуждах заповедника со стороны бывшего полновластного правителя района объяснилась несколько позднее. Лесной офицер знакомит нас с американскими орнитологами — Честером Боулсом и его супругой, которые только что вернулись из экскурсии по заповеднику и теперь собираются ехать в Дели. По всему видно, что они здесь частые гости. Пожелав друг другу интересных впечатлений, дружески расстаемся. Отъезжающие садятся в роскошную машину, и шофер снимает чехол с флажка на крыле. Оказывается, мистер Боулс не только орнитолог и не столько орнитолог, сколько посол США в Индии, сенатор. Ну что ж, это приятно, когда сенаторы интересуются орнитологией.

Еще шесть-семь часов будет светло, и, хотя мы все изрядно устали, просим скорее организовать осмотр заповедника, чтобы не потерять день. Все оказывается просто и удобно: недалеко от рест-хауза, у края длинной невысокой дамбы, стоит несколько плоскодонных лодок. Перед нами широкое водное пространство, густо поросшее какими-то водяными растениями, кое-где высятся голые деревья, на отмелях зеленеет сочная трава. Вы брав подходящую по размерам лодку, размещаемся на банках. На носу и корме встают рослые, мускулистые парни с шестами в руках, и наш ковчег медленно отплывает. По знакам лесного офицера, сопровождающего нас, ребята с шестами очень слаженно направляют лодку между выступающими из воды корягами, деревьями и выводят ее на относительно чистое место.

Впереди, справа, слева — всюду водная гладь с торчащими акациями (по местному — бабул) и высоким и густым кустарником. Кругом масса водных растений, чувствуется, что глубина водоема всюду небольшая. И везде — на деревьях, на кучах хвороста, что плавают под ними, на крупных кустах — птицы. Чаще всего здесь встречаются два вида аистов: один из них — лесной аист клювач (Ibis leucocephalus или «докх») — издалека очень похож на нашего обыкновенного аиста — такой же величины, такая же в общем окраска — черно-белая, только грудь у нашего аиста вся белая, а у клювача — черная, у нашего аиста клюв ярко-красный, у клювача — желтый. У большинства гнезд, каждое из которых возвышается беспорядочной кучей на высоте двух-трех метров над водой среди ветвей акаций, стоит взрослый аист и один-два уже больших, размером со взрослого или чуть поменьше, птенца. Молодые аистята отличаются от родителей серовато-коричневатой окраской, без заметных белых и черных пятен.

Некоторые деревья усеяны десятками аистов поменьше, со смешным именем «аист-разиня» (Anastomus oscitans). У этих птиц верхняя и нижняя половинки клюва изогнуты таким образом навстречу друг другу, что у взрослых аистов никогда не могут сойтись вплотную и даже при крепко закрытом клюве остается широкая щель во рту. «Разиня» тоже черно-белый, но клюв у него не такой яркий. Оба вида аистов — птицы местные, они никуда не улетают из Индии.

А рядом с аистами на тех же деревьях стоят важные колпицы (Platalea leucorodia) с клювами, расширяющимися на конце в виде ложки. Но колпицами нас не удивишь, они живут и в нашей стране; посетители Астраханского заповедника могут наблюдать их в дельте Волги. Может быть, некоторые из здешних колпиц прилетели сюда из далекой астраханской дельты?

Отдельно, занимая целые деревья, сидят группы бакланов (Phalacrocorax carbo, Ph. niger). Черные, стремительные в полете, они заметно отличаются от всех других птиц.

Медленно плывем среди деревьев. Аисты не особенно боятся людей, подпускают лодку на 10–15 метров и только после этого тяжело взлетают. Бакланы — те более осторожны: ближе чем метров на пятьдесят к себе не подпускают. А вот еще одна типично индийская птица — змеешейка, или анхиига (Anhinga melanogaster). С первого взгляда никак не сообразишь, на кого же она удивительно похожа. А похожа она сразу и на баклана (своим черным плотным телом) и на цаплю или аиста (формой клюва и длиннющей шеей). Змеешейки здесь держатся поодиночке, важно восседая на корягах или толстых сучьях, торчащих невысоко над водой.

Видим и много других птиц — малых белых цапель (Garzetta garzetta), серых цапель (Ardea cinerea), белых ибисов (Threskiornis melanocephalus), каких-то куличков, проносящихся в воздухе.

Кеоладео Гхана расположен в естественной низменности, наполняющейся водой в период муссонных дождей.

Раньше в засушливый сезон этот огромный временный водоем пересыхал, теперь же благодаря специальным ирригационным каналам из рек Гамбира и Бангаиги необходимый уровень воды поддерживается в течение круглого года.

Анхинга или змеешейка.

Кардамоновы горы, озеро Перияр

Озеро очень мелкое — в любом месте глубина не более полутора метров, чаще еще меньше. Бездомный скот из соседнего Бхаратпура заходит в озеро в поисках пищи. Странное это зрелище: среди безбрежного озера то тут, то там по брюхо в воде стоят меланхоличные зебу и что-то жуют.

Кеоладео Гхана существует как заповедник уже в течение многих десятилетий. Здесь любили охотиться местные махараджи. Издавна, может быть в угоду знатным охотникам, все водное пространство было расчерчено невысокими насыпными дамбами — к любой части озера можно легко подойти. Теперь въезд на эти дамбы (некоторые из них асфальтированы) закрыт большими железными воротами в местах слияния их с главной магистральной дорогой, ведущей через заповедник. Так легко и просто регулируется доступ посетителей заповедника в разные его участки.

На одном из таких «перекрестков», где сходится несколько дамб, образуя небольшую площадку, окруженную деревьями (все дамбы поросли высокими деревьями), мы обратили внимание на каменную плиту с высеченными на ней какими-то надписями. Присмотревшись, увидели, что это торжественный отчет о наиболее выдающихся охотах, которые устраивались здесь в последние годы. Из этой каменной летописи узнаем, что 30 ноября 1948 г., в день рождения Его Высочества махараджи Сахиб Бахадур Джанг Бхаратпура, им и его гостями из 40 ружей было добыто 790 штук дичи, а 9 января 1949 г. Его Высочество махараджа Гвалиура из 50 ружей добыл 1666 штук дичи. После 1950 г. состав гостей несколько меняется — меньше становится махарадж, появляется упоминание об общественных охотах, и вся таблица пестрит именами королей. Оказывается, и король Афганистана, и король Непала, и правитель Малайи, и шахиншах Ирана побывали здесь. Последняя надпись относится к 9 декабря 1961 г., но свободное место еще есть. Рекорд по количеству добытой в Кеоладео Гхана птицы на одно ружье принадлежит компании какого-то генерала Чопра: на 11 ружей за один день 29 ноября 1951 г. они добыли 422 птицы — почти по 40 птиц каждый! Мы спрашиваем наших хозяев, как может существовать заповедник, над которым не умолкая гремят ружья? Кто-то в ответ пожал плечами.

Начало смеркаться, и сопровождающий нас лесной офицер объяснил, что настало лучшее время для наблюдения за наземными обитателями заповедника. Высоких деревьев в окрестностях озера мало, но большие пространства заросли густыми невысокими кустарниками. В них-то и скрываются днем небольшие стада пятнистых оленей, чернобоких оленей, крупных нильга. У индийских пятнистых оленей, или аксисов (Axis axis), темная спина и светлое брюхо при общей рыжеватой окраске с разбросанными по всему телу несколькими десятками белых пятен. Это один из самых красивых и пока обычных оленей в Северной Индии. Чернобокий олень, или, точнее, оленекозая антилопа (Antilopa cervicarpa), также один из самых распространенных видов диких копытных этой части Индии. Олени сравнительно невелики, всего 120–130 см длиной, стройные, у самцов небольшие рога; они получили свое название за буро-черную спину и бока и очень светлое брюхо. По сравнению с этими двумя оленями антилопа-нильга, или голубой бык (Boselaphus tragocamelus), настоящий гигант: длина тела до 2 метров при высоте в холке до полутора метров. Свое название она получила за пепельно-серую, чуть голубоватую окраску. На шее этой антилопы растет густая черная грива. Но самым примечательным, пожалуй, является хвост — очень длинный, до полуметра, с толстыми жесткими волосами, растущими в две стороны и на конце хвоста, и поэтому хвост его похож на огромное перо. Интересно, что и у слона хвост — длинный и немного плоский на конце — тоже оброс по краям толстыми крепкими волосами. Несомненно, такое строение хвоста связано с его ролью хлопушки для отпугивания насекомых, которых мягким хвостиком, очевидно, не смахнешь с толстой кожи.

Вечером все эти олени начинают выходить на открытые места, где их легко наблюдать. Проводники, хорошо знающие заповедник, указывали нам наиболее удобные места для наблюдений, мы осторожно проходили несколько десятков метров от дороги и близко видели пятнистых оленей, державшихся стадами по четыре-пять голов. Прямо из машины видели две группы чернобоких оленей. Один большой голубой бык-нильга подпустил наши машины вплотную — метров на пять-шесть — и не спеша удалился в заросли, помахивая великолепным хвостом. Бродя по лесу, несколько раз натыкались на павлинов. Как и везде по дороге, они все с выдранными хвостами: мальчишки ловят павлинов и выдирают перья из хвоста, чтобы сделать веера для продажи туристам. Поэтому павлины с прекрасными нетронутыми хвостами сохраняются либо в районах, где нет туристов, либо на хорошо охраняемых участках. В джунглях много мелких певчих птиц, но наше знакомство с ними пока оказалось поверхностным: определили лишь баблеров (по-русски — «болтуны» из рода Turdoides), дроздов, индийскую малиновку и, конечно, вездесущее черное дронго. Многие мелкие птицы казались знакомыми' —выяснилось, что сюда прилетают на зиму не только крупные водоплавающие, но и мелкие певчие птицы — малиновки, малые мухоловки, сорокопуты, камышевки, славки-завирушки, трясогузки, жаворонки и, наверное, много другого веселого и трудолюбивого птичьего народца, обитающего в наших садах и парках.

Ранним утром мы с сожалением покидали заповедник. Путь снова лежал на запад. Через несколько часов пути впереди показалась и цель нашей поездки — столица штата — Джайпур. Город этот сравнительно молодой, он был основан в 1729 году махараджей Джай Сингхом II. Центр города поражает своей правильной планировкой, широкими улицами и прекрасными, как бы стремящимися ввысь зданиями. Особенно хорош так называемый Розовый город — кварталы, построенные из светло-розового песчаника.

В некоторых местах здания левой стороны улицы выглядят как зеркальное изображение правой. Точно повторяются даже детали орнамента. Архитектурные ансамбли радуют своей законченностью и полнотой выражения авторского замысла. На этот раз нас разместили в большом дворце, превращенном в первоклассный отель. Однако дворец-отель — Рамбах-палас — показался нам неуютным. Всюду позолота, полированное и резное дерево, многометровые ковры ручной работы, картины, зеркала. Живешь как в музее!

Первый наш визит был на кафедру зоологии Раджастханского университета, которую возглавляет профессор Л. С. Рамасвами, побывавший в Советском Союзе с делегацией индийских зоологов. Состав преподавателей и научных сотрудников кафедры невелик, но здесь специализируется одновременно до 30 аспирантов, или, как их здесь обычно, называют, «пи-джи» (от «р. g.», сокращенного «post-graduated»).

Тематика научных работ в основном сводится к радиобиологии. Всесторонне исследуется влияние облучения на размножение и развитие рыб, земноводных и млекопитающих. Подобные работы требуют разнообразного, очень сложного и дорогостоящего оборудования. В лабораториях мы имели возможность убедиться, что такое оборудование есть, причем самое совершенное, преимущественно американское и японское. Все приобретено на средства фонда Рокфеллера, который оказывает влияние и на направление научных работ.

Утро застало нас уже в пути. В этот день мы должны были возвратиться в Дели для завершения подготовки к длительному путешествию на юг. Зеленым оазисом мелькнул Амбер — бывшая столица княжества, покинутая после постройки Джайпура. Пустуют роскошные дворцы, ветшают крепостные постройки, мелеют пруды. Кругом пусто, тихо. Хотелось бы остановиться, побродить по Амберу, но есть программа и нужно спешить.

Мы двигались почти точно на север, но становилось все жарче. В этих местах шоссе Джайпур — Дели проходит недалеко от пустыни Тар, и это сказывается на характере растительности. Все меньше видно зеленеющих возделанных полей, вместо них появляются сухие, почти лишенные травы песчаные степи и полупустыня. Совсем исчезли деревья вдоль дороги. А потом пустыня подобралась еще ближе. Ветер несет песчаную пыль, местность совершенно голая, духота, зной.

Сейчас мы едем по шоссе № 4, которое значительно шире и гораздо спокойнее, безлюднее, чем шоссе Дели — Агра. Тем не менее машины движутся с небольшой скоростью — впереди больше 300 километров пути и утомляться не стоит.

Отвлекая водителей, учим их русскому языку. Они оказываются способными учениками, да и наши уроки, очевидно, уже не первые.

— Здравствуй, товарищ!

— Поехали, товарищ!

— Очень хорошо!

— До свидания, товарищ!

— А что значит «давай-давай»?

Долго и безуспешно пытаемся подобрать английский эквивалент русскому бесконечно разнообразному выражению «давай-давай!», которое они где-то слышали и никак не могут понять.

Дорога петляет между невысоких холмов, кое-где покрытых кустарником, с небольшими обрывами и сыпучими оползнями. Поселков почти не видно, хотя, куда ни посмотришь, в поле зрения всегда три-четыре каменных колодца, около которых мерно расхаживают взад-вперед быки.

Остановились, чтобы поразмяться и посмотреть, нет ли кругом кокцид[11] на скудной растительности. Справа от шоссе неглубокая долина, подернутая едва заметной дымкой. Из долины слышны чьи-то песни! Оказывается, поют, погоняя волов у колодцев, крестьяне. И не просто поют. При движении быка с пустой бадьей к колодцу — один куплет, пониже тоном, а при движении от колодца, с полной бадьей — другим голосом, повыше. И так раз за разом.

Песни от ближних колодцев сливаются с дальними песнями и создают своеобразную мелодию, затихающую в знойном мареве.

На склонах холмов все чаще видим необыкновенное растение — колючие мясистые граненые стебли толщиной сантиметров в 5–7 и высотой до 2–3 метров. Это не кактусы, хоть и очень на них похожи, а один из видов молочая — эуфорбия.

Проезжая, видим разгуливающих вдали от дороги павлинов, кружащихся в воздухе крупных коршунов и группы грифов, сидящих на земле, и, конечно же, макак. Макаки очень любят сидеть на невысоких глиняных заборчиках, огораживающих поля или деревни. Мы постоянно убеждались в том, что все живое здесь селится в основном у деревень, тянется к человеку в этом суровом краю.

Километрах в 60–80 от Джайпура кустарник по холмам становится гуще, выше. По обеим сторонам дороги тянутся заросли. Скоро светлый невысокий лес обступает шоссе.

— Смотрите! — обращается к нам А. Менон.

Машины двигаются очень медленно, мы успеваем прочесть большое объявление. Оказывается, мы въезжаем на территорию охотничье-спортивного заказника Сариска, в котором запрещается охота без разрешения и на территории которого не рекомендуется выходить из машин ввиду большого количества тигров.

Ко всеобщему разочарованию, ни одного тигра на территории заказчика мы не встретили, хотя ехали совсем медленно.

Мы остановились для отдыха в городе Алваре. Маленький ресторанчик в глубине тенистого сада был почти пуст. Мы быстро пообедали. Вкуснее всего показалась нам холодная вода. Было решено провести здесь несколько часов, пока спадет жара. Парк был полон жизни, над цветами кружилось облако бабочек, среди которых выделялись своей расцветкой и величиной яркие тропические махаоны. Неожиданно на дорожке появилась крупная дымчато-серая мангуста, посмотрела на нас секунду и скрылась в густом кустарнике, никто даже не успел схватиться за фотоаппарат. Напрасно мы потом изодрали себе одежду и исцарапались, лазая по колючим кустам, — мангуста исчезла и больше не появлялась. Зато было поймано несколько интересных бабочек и других насекомых.

Жара спала, и мы тронулись дальше. Теперь пустыня подступила к шоссе вплотную, горки нанесенного ветром песка попадались все чаще, особенно с левой стороны дороги.

На протяжении многих километров не видно никакого жилья. Даже бензоколонки фирм «Шелл», «Калтекс» и «Эссо» исчезли. Только к вечеру, уже в темноте, мы вернулись в Дели и оказались в знакомом нам отеле Джанпатх.