ГЛАВА ШЕСТАЯ МЕСТЬ ФУРИИ

О том, что что-то пошло не так, Дарию доложили около шести часов вечера.

— Они не отвечают, — с тревогой в голосе сообщил зашедший в кабинет шефа Валентин, его лицо было серым. — Я звонил Филину, звонил Ларе. Звонки идут, но никто не отвечает. Послал туда четверых ребят проверить.

Дарий нахмурился — то, что сказал Валентин, ему не понравилось. Если бы не отзывался кто-то один, полбеды. Но когда молчат оба…

Лара и Филин находились на загородной базе отдыха. Именно там держали пленников, место было более чем надежным. Крепкие стены, хорошие подвалы. Надежная охрана. Там можно не один час держать оборону даже против элитных частей спецназа, поэтому сама мысль о том, что кто-то мог прийти туда, всех перебить и освободить пленников, казалась нелепой. Да и кому это нужно, зачем? «Неманцы» дали слово, а свое слово они всегда держат.

— Держи меня в курсе, — попросил Дарий. Потом, взглянув на Валентина, понял, что тот что-то недоговаривает — от него просто веяло страхом. — Что-то еще?

— Да… — нехотя подтвердил тот. — Фрол тоже не отвечает.

— На спутниковый?

— И на него тоже. Сотовый отключен или вне зоны действия. Спутниковый просто выключен. С телефоном Кленова то же самое.

Дарий помрачнел еще больше. Нет связи с базой отдыха, нет связи с теми, кто пошел в зону с Калиной. Неужели ребята из «Немана» ведут свою игру? Но ведь они знают, чем им грозит нарушение договоренностей. Это не в их интересах. Но тогда что, черт возьми, происходит?

— Как только что-то станет известно, сразу ко мне. Я буду здесь… — Дарий взглянул на часы, уже понимая, что вечер испорчен.

— Хорошо, — кивнул Валентин и торопливо выскользнул из кабинета.

Устало вздохнув, Дарий нажал кнопку селектора.

— Нина, ты можешь идти. Я еще задержусь.

— Хорошо, Вячеслав Александрович, — откликнулась секретарша. — Спасибо…

Откинувшись в кресле, Дарий задумался. Что-то явно пошло не так…

Какое-то время он сидел, думая о том, что в последнее время дела идут все хуже и хуже, работать в России становится все труднее. В то же время Дарий хорошо понимал, что Россия — это еще далеко не весь мир. Сила все еще там, за океаном. И пока это так, для него самого ничего не может измениться.

В голове кольнуло, Вячеслав поморщился. С некоторых пор эта боль стала приходить все чаще и чаще. Откинувшись на спинку кресла, он несколько раз очень медленно и глубоко вздохнул, боль отпустила.

Посидев несколько минут, Дарий снова склонился к столу, подтянул к себе стопку папок — он недолюбливал компьютеры и вообще всю эту новомодную технику. Бумага, да еще скрепленная печатями и подписями, — это на века. А железо, оно и есть железо. Очень ненадежная вещь…

Прошло минут сорок, прежде чем в дверь снова постучали. Затем она приоткрылась, вошел Валентин.

Страхом от него несло за километр. Страхом склизким, нехорошим. Уже одно это позволяло судить о том, что новости он принес плохие.

— Ну? — холодно спросил Дарий.

— Их освободили… — произнес Кротов, его голос заметно дрожал. — Лара разговаривать со мной не захотела, она сильно расстроена. Филин сказал, что все было нормально, но в начале шестого всем вдруг стало дурно, они потеряли сознание. Когда очнулись, пленников уже не было. Никто ничего не понимает, сейчас просматривают пленку с камеры наблюдения.

— Наши люди все живы?

— Вроде да… Я пока не знаю подробностей. Филин сказал, что они подъедут через час. Тогда всё и расскажут.

— От Фрола так ничего и нет?

— Нет…

Какое-то время Дарий сидел, хмуро глядя на Валентина, потом медленно поднялся и направился к двери.

— Куда вы? — спросил Валентин.

— Домой… — холодно ответил шеф.


За ночь никто так и не решился его потревожить. Войдя за несколько минут до восьми утра в приемную, Дарий увидел поливающую цветы секретаршу.

— Доброе утро, Нина, — первым поздоровался он.

— Здравствуйте, Вячеслав Александрович. Вас Валентин Андреевич ждет, — она кивком указала на кабинет.

Кротов спал, устроившись на небольшом кожаном диванчике, но при появлении шефа тут же открыл глаза, торопливо поднялся.

— Прости… — произнес он, поправляя костюм. — Задремал немного.

Ничего не сказав, Дарий прошел к своему креслу, сел. Тяжело вздохнул.

— Ну что там? — спросил он.

— От Фрола ничего нет, я с утра отправил ребят прочесать тот район. Если ничего не найдут, надо будет поднимать вертолет.

— Пусть ищут. Что еще?

— Филин привез запись с камеры наблюдения. Включить?

— Да…

Пульты управления от телевизора и проигрывателя лежали на столе — было ясно, что сам Валентин уже успел просмотреть запись. Откинувшись в кресле, Дарий хмуро наблюдал за тем, как его помощник нажимал кнопки.

— Вот с этого места, — пояснил Валентин. Видеокамера контролировала только участок перед зданием и дорогу к нему. Было видно, как со стороны КПП к дому неспешно идут три человека. Когда они подошли ближе, Дарий смог узнать двоих из них — это были Черный и Люминос.

— Кто третий? — спросил он.

— Баал, — с готовностью подсказал Валентин. — Тоже из их команды.

— Да, я знаю. Почему в них не стреляют? Где охрана?

— Они уже все без сознания. Просто мистика какая-то.

Сталкеры подошли к двери, Баал посмотрел на глазок видеокамеры и демонстративно улыбнулся. Черный и Люминос вышли из зоны съемки.

— Они ушли за машиной, — пояснил Валентин. — Сорвали тросом решетку с окна, забрались через него в дом. Потом вынесли своих и увезли. Машину отсюда не видно. Я перемотаю немного?

— Не надо. Я не тороплюсь…

Запись Дарий просмотрел до конца. Он видел, как сталкеры вошли в дом, потом видеокамера зафиксировала две подъехавшие машины. Пленников, тоже находившихся без сознания, погрузили в машины и увезли. Минут через пять после этого в поле зрения камеры появился один из охранников: шатаясь, он спустился с крыльца, немного постоял, явно пытаясь понять, что произошло. Потом вернулся обратно.

— Дальше можно не смотреть, — подсказал Валентин.

— Выключи… — Дарий устало вздохнул. — Королькова я узнал. А кто тот усатый паренек?

— Марк Агаянц, он же Маркиз.

— Я вспомнил. Он отрастил усики.

— Да, верно.

Дарий сидел, задумчиво постукивая пальцами по столу. То, что сталкеры освободили своих, уже не вызывало сомнений. Но почему они это сделали, почему пошли на нарушение договоренностей?

— Вячеслав Александрович, вам пакет… — сообщила секретарша.

— Вскройте и принесите, — велел он. Нина зашла через минуту.

— Вот… — Она положила на стол компакт-диск. — Больше ничего нет.

— Спасибо, Нина. Вставь… — Он передал его Валентину.

Секретарша вышла, Валентин вставил диск в деку проигрывателя.

На экране появился лес. Очень необычный лес, Дарий сразу отметил непривычную высоту деревьев и толщину отводов. Съемка явно была сделана любительской камерой, с рук — изображение покачивалось, то и дело прыгало.

Вот в кадре появился человек, это был Фрол.

— Это все ты, сука?! — прорычал он.

— Я, — ответил оператор.

Фрол бросился на него, его лицо исказила ненависть. Оператор отшагнул в сторону, боевик не удержался на ногах и упал. Потом камера опустилась, несколько секунд двигалась совершенно хаотично — было похоже, что Фрол и оператор дерутся. Затем Фрол снова пошл в кадр: было видно, как он, стоя на четвереньках, мотает головой и стонет, потом послышался его отчаянный, полный боли, крик…

Дарий уже понял, что запись показывала пропавшую экспедицию. Если он пока и не мог чего-то понять, то лишь одного: что там происходит? Он видел обезумевших людей, слышал их вопли и стоны. Потом кто-то выстрелил, бесстрастный глазок видеокамеры запечатлел лежащего на земле человека с простреленной головой. Было очевидно, что боец застрелился сам, но почему?!

Затем камера опустилась к земле, изображение резко дернулось. Несколько секунд спустя оператор вновь поднял видеокамеру и показал стоящего на коленях человека. Это опять оказался Фрол: его лицо покраснело, глаза были совершенно безумны. Он тяжело и сипло дышал, с ненавистью глядя на человека с видеокамерой. Было видно, что ему очень больно.

— Ненавижу! — отчетливо произнес Фрол и лицом вниз повалился на землю.

Оператор продолжал снимать, Дарий уже не сомневался, что камера была в руках у Калины. Прошла еще минута, стихли последние крики. Калина еще раз показал общую панораму с одиннадцатью безжизненными телами, затем запись оборвалась. Но только для того, чтобы продолжиться снова.

Это были уже совсем другие кадры — Дарий нахмурился еще больше, увидев смотревшего на него с экрана Черного. За спиной Антона можно было разглядеть кресло, сидящего в нем Калину и часть стены с парой картин. Очевидно, съемка велась в какой-то квартире.

— Доброе утро, Дарий, — поздоровался Черный. — Думаю, вам уже сообщили о том, что мы забрали своих людей. Из предыдущей части записи вы уже наверняка поняли, что произошло с вашими людьми в зоне. То, что они мертвы, не наша вина — Калина их и пальцем не тронул. Просто зоны очень разные, и вы это должны были знать. Я обещал, что мы сдадим вашим людям зону — мы это сделали. Предупредил я и о том, что от этой зоны голова у ваших людей пойдет кругом. Так и случилось — они сошли с ума и умерли, их сознание не выдержало встречи с зоной. Но это уже не наша проблема, мы свое слово сдержали. Что касается наших ребят, то мы решили не ждать, пока вы их нам вернете, и забрали их сами. Никто из ваших людей при этом не пострадал, так что и здесь к нам никаких претензий быть не может. И учтите, Дарий, — с этого дня любые ваши попытки надавить на кого-то из нас или связанных с нами людей будут расцениваться нами как объявление войны. Мы понимаем, что сила на вашей стороне, что в открытой схватке нам против вас не выстоять. Но у нас достаточно сил на то, чтобы лично вас, Дарий, отправить на тот свет. Более того, — тут Черный сделал паузу, — я обещаю, что достану вас, если понадобится, даже с того света. Поэтому мой вам совет: не задевайте нас. Нам от вас ничего не надо. Забудьте и вы о нашем существовании. Надеюсь, что больше мы с вами никогда не встретимся. Прощайте.

Запись закончилась.

— Вот мерзавцы, — прошептал Валентин. — Они их всех убили.

Дарий поджал губы. Да, формально эти ребята правы — они сделали то, что обещали. Отвели его людей в зону, а уж то, что там с ними что-то случилось, не их забота.

— Они их не убивали, Валентин, — вздохнул Дарий. — Они их просто подставили…

Из всех погибших он сожалел лишь о Фроле — хороший специалист был, преданный. Но настоящее раздражение вызывала даже не потеря людей, а то, что его в очередной раз обыграли.

— И что будем делать? — поинтересовался Валентин.

— Перемотайте запись немного назад. Я скажу, когда остановить.

Кротов взял в руки пульт, Дарий внимательно смотрел за происходящим на экране.

— Останови, — скомандовал он. — Немного вперед… Стоп. — Он внимательно вгляделся в изображение. — Видишь зеркало на стене?

— Где? Да, вижу. Там кто-то отражается… Парень и девушка.

— Вот именно. Парень — это Баал, верно? А кто эта девушка?

Валентин увеличил изображение, вгляделся в экран.

— Не знаю… — пожал он наконец плечами. — Но это не Светлана — я говорю о девчонке из «Севера». Я ее не знаю.

— Я тоже. Но я должен знать, кто она такая. Все ясно?

— Да, — кивнул Валентин. — Я попытаюсь узнать, кто она.

Дарий взглянул на него и приподнял брови.

— Я узнаю, кто она, — поправился помощник.

— Лара идет, — произнес Дарий, уловив аромат жасмина. — Просто не знаю, как ей сказать о Фроле.

— Я пойду, пожалуй? — заторопился Валентин.

— Иди…

Валентин уже подходил к двери, когда та открылась, в кабинет вошла Лара. Девушка была мрачна, на ее губах не было привычной улыбки. Даже не взглянув на Кротова, она подошла к Дарию, села в кресло. Валентин быстро выскользнул из кабинета и закрыл за собой дверь.

— Прости, — сказала Лара. — Они оказались хитрее. Снова применили эту заразу. Пока она у них есть, с ними очень трудно сладить.

— Я не виню тебя, — произнес Дарий, думая о том, как сообщить ей о смерти Фрола.

— От Фрола так ничего и нет, — сказала Лара, сама подняв эту тему. — Их ищут, пока никаких следов. Я начинаю беспокоиться.

— Лара, нам принесли видеозапись… — тихо произнес Дарий и взял в руки пульт. — Тебе следует это увидеть…

За все время, пока на экране шли кадры гибели группы, Лара не произнесла ни слова. Сидела, неотрывно глядя на экран, ее побелевшие пальцы вцепились в подлокотники кресла. Вот первая часть записи закончилась, началась вторая.

— Фрол… — прошептала Лара, ее голос дрогнул. — Я убью его… — Она вскочила с кресла и быстро направилась к выходу.

— Стой, Лара! Стой! — попытался остановить ее Дарий. Но сделать уже ничего не смог, пинком распахнув дверь, Лара стремительно вышла из кабинета.

— Что с ней? — в кабинет заглянула испуганная секретарша.

— Фрол погиб, — ответил Дарий. — И я очень не завидую тем, кто его убил.


Калину мы подобрали у съезда с трассы. Александр был молчалив, на вопросы отвечал неохотно. Было видно, что все происшедшее не доставило ему удовольствия. Обратно ехали почти в полной тишине, я отрешенно смотрел на дорогу, думая о том, насколько все это нелепо. Нелепа сама эта война, нелепы похищения и гибель людей. И это только начало — я был уверен, что теперь, после смерти своих людей, Дарий непременно захочет поквитаться. И один бог знает, во что все это может вылиться.

Нас ждали. Как и раньше, Калина был весьма немногословен в комментариях и на вопрос Баала о том, как все прошло, ответил коротко:

— Они умерли…

Сделанная им в зоне видеозапись произвела на всех гнетущее впечатление — было неприятно видеть, как гибнут люди. Одно дело, когда смотришь какой-нибудь игровой кинофильм. И совсем другое, когда видишь кадры реальных событий. Запись уже закончилась, а у меня в ушах все еще стояли крики умирающих людей.

— А нельзя было без этого? — спросила Алла. — Могли бы просто забрать ребят, без всего этого ужаса.

— Когда на тебя кто-то лезет с кулаками, можно пытаться с ним договариваться, как-то увещевать его, — ответил Черный. — Подставлять левую щеку после правой, чем-то жертвовать. А можно сразу дать ему по зубам, чтобы впредь было неповадно соваться ни ему, ни тем, кто это видел. Дарий хотел, чтобы мы сдали ему зону. Мы это сделали. И то, что его люди не смогли унести добытое, уже не наша вина. Если Дарий попытается сунуться к нам еще раз, он пожалеет об этом еще больше… — Взяв камеру, Антон протянул ее Люминосу. — Давай добавим сюда пару слов и утром отошлем запись Дарию.

— Кто будет говорить? — спросил Леонид, взглянув на Антона и Сашу.

— Могу я… — Черный отошел так, чтобы в кадр не попала Алла. — Включай…

Сразу после того, как съемка закончилась, Калина уехал домой.

— Его Маша ждет, — пояснил Антон. — Беспокоится. Стоит ей попросить, и Калина никогда больше не пойдет в зону. Но она не просит.

— Почему? — не понял я.

— Потому что любит его. И не может отнять то, ради чего он живет.

— Это все равно что летчику сказать «не летай», — добавил Баал и поднялся с дивана. — Ладно, я тоже пойду. Завтра мне еще с шефом объясняться — два дня на работе не появляюсь.

— Так предупредил бы его, — хмыкнул Черный.

— Да я предупреждал. Он меня не отпустил.

— И ты все равно ушел?

— Разумеется…

Вместе с Баалом ушел и я — понимал, что все кончилось, и моя помощь больше не нужна. Мы вместе дошли до метро, дальше наши пути разошлись — мне было в одну сторону, Мирону в другую.

— Еще увидимся, — пожал мне на прощание руку сталкер.

— Конечно, — согласился я.

Дом встретил меня тишиной. Умывшись, я какое-то время курил, сидя на кухне и думая о событиях минувших дней, потом погасил окурок и пошел спать.


Его ждала работа. Сказав Маше, что вернется к обеду, Калина поехал разбираться с делами, накопившимися за последние дни. Пока ехал, думал о том, правильно ли они поступили — может, надо было как-то иначе? Просто забрать пленников, и все? Но Антон прав — если не давать отпор, «серые», даже проиграв в этом конкретном случае, войдут во вкус и в следующий раз уже не сделают тех же ошибок. Нельзя договориться с волком, который все время хочет есть — можно лишь дать ему хорошенько по хребтине, чтобы надолго лишить аппетита.

Вот и здание его фирмы. Притормозив, Александр начал заруливать на стоянку, и в этот момент увидел идущую ему навстречу белокурую девушку в черном плаще. Ветер трепал ее волосы, руки она держала в карманах. Это была Лара.

Калина понял, что разговор предстоит непростой. Но того, что произошло дальше, не мог предположить даже он — Лара выхватила из карманов два пистолета, вскинула руки и открыла стрельбу.

Он едва успел пригнуться. Пули с треском дырявили машину, на Александра сыпались осколки стекла. Выжав педаль газа, он попытался сбить девушку, но та успела отскочить в сторону и продолжала стрелять. Поврежденный пулями двигатель заглох, машина остановилась.

В стрельбе возникла пауза. Калина знал, что она означает: Лара израсходовала обе обоймы и сейчас перезаряжает пистолеты. Это был его единственный шанс: открыв дверь, он выскочил из машины и бросился бежать, хорошо понимая, что против двух пистолетов в руках этой ведьмы он бессилен. Краем глаза успел увидеть Лару — две пустые обоймы валялись на земле, девушка вставляла новые. На руках у нее были перчатки, это ей немного мешало. Но не настолько, чтобы дать ему время для бегства. Два щелчка, пистолеты сняты с затворной задержки. Патроны автоматически досланы в патронники. Несколько мгновений, и вокруг снова засвистели пули.

Антон как-то говорил ему, что Лара из «ТТ» с тридцати метров попадает в стоящую на ребре монету. Это могло быть правдой — ему лишь чудом удалось избежать смерти, несколько раз рванувшись в стороны. Уже понимая, что следующий выстрел его непременно настигнет, он прыгнул через капот стоявшей на его пути машины, на лету почувствовав сильный удар в левый бок. Перевалился через капот, укрылся за машиной, всем телом чувствуя, как дырявят ее пули.

Левому боку стало тепло. Зацепила, стерва… Попробовал шевельнуться — ничего, еще жив.

Лара прекратила стрельбу. Снова кончились патроны? Нет — просто выжидает момент. Чуть приподнялся, снова юркнул за машину — там, где только что была его голова, свистнула пуля. Когда затих звук выстрела, стал слышен стук каблучков — Лара шла к нему, держа пистолеты в вытянутых руках.

Ему не уйти от нее — понимание этого звучало приговором. Сейчас она подойдет и в упор расстреляет его, и ничто в целом мире уже не сможет его спасти. Или сможет?

Забор. До него метров пять — высокий, метра два с половиной, каменный. Надо добежать до него под шквальным огнем и успеть перелезть прежде, чем его убьют. Реально? Не очень — что-то из области фантастики. Для обычного человека.

Мысли послушно замедлили свой бег. Калина качнул головой в одну сторону, в другую. Повел плечами. Ощутил, что воздух стал заметно плотнее, поднялся и побежал к стене. Он даже не бежал — прорывался, продавливался сквозь ставшее вязким пространство. Звуки выстрелов звучали где-то совсем далеко, рассерженные пули обгоняли его, пролетая слева и справа, сталкивались со стеной и, обессиленные, отлетали прочь. Еще несколько шагов, прыжок! Уцепился за край стены, подтянулся, не обращая внимания на боль в боку. Смог лечь животом на стену, начал переваливаться на другую сторону. На мгновение глянул назад — и встретился глазами с Ларой.

Ее губы были плотно сжаты, в глазах застыла ненависть. Два пистолета смотрели ему в лицо: один выстрел, второй, третий… Промахнуться невозможно, но пули почему-то уходят в стороны. Уже чувствуя, что спасительное состояние уходит, спрыгнул вниз, упал, не удержавшись на ногах. Тут же вскочил и бросился прочь, лавируя среди стоявших во внутреннем дворике машин. Вот и какая-то дверь: заскочил внутрь, тяжело поднялся по ступенькам, чувствуя, как все сильнее болит левый бок, как шевелятся при каждом вдохе перебитые пулей ребра. Ноги уже почти не держали: опустился на ступеньки, устало вздохнул. Хлопнул по карману, нащупывая сигареты. Вынул одну, закурил — руки заметно дрожали. Потом вздрогнул, услышав стук каблучков, — неужели у нее хватит безрассудства зайти сюда?

Женщина спускалась сверху. Вот она вышла на площадку, увидела его. Темноволосая, в очках, со строгим взглядом.

— Мужчина, у нас не курят!.. Слышите? Я вам говорю!

— Слышу, слышу…

— Ну так погасите немедленно сигарету!..

Ее голос звучал все глуше, в ушах зашумело. Почему-то стало темнеть, мир покачнулся. Затем стало еще темнее, и все исчезло.


Калина не мог от нее уйти, это она знала совершенно точно. Но каким-то чудом ушел. Это было необъяснимо — Лара знала, что не могла промахнуться, что стреляла в упор. Но пули почему-то ушли мимо. Вот Калина перевалился через стену и исчез, неподалеку послышались чьи-то крики. Надо уходить: сунув пистолеты в карманы, она побежала вдоль стены и свернула в первый попавшийся проулок. Остановившись рядом с контейнером для мусора, вынула пистолет и бросила в контейнер, так же поступила и со вторым. Затем быстро пошла прочь, на ходу стягивая перчатки.

У Дария она появилась лишь после полудня. Вошла в кабинет, села в кресло. Взглянула на шефа.

— Ну и? — спросил он.

— Он ушел от меня… — сказала Лара, ее глаза наполнились слезами — она уже и не помнила, когда плакала в последний раз. — Стреляла в упор, и все-таки он сбежал…

— Калина?

— Да…

— Я впервые рад тому, что у тебя что-то не получилось. — В голосе Дария чувствовалось облегчение. — Ты понимаешь, что натворила? Ты объявила им войну!

— Я все равно убью их. Всех, одного за другим. Сначала Калину, потом остальных.

— Не говори глупостей! Ты плачешь?

Лара вынула платок, смахнула с глаз слезы.

— Они убили Фрола…

— Лара, мне тоже его жаль. Но Фрола уже не вернешь, а нам надо жить дальше. И работать дальше, понимаешь? Я обещаю тебе, что однажды ты всех их убьешь. Но сейчас они мне нужны живые. Ты слышишь меня?

— Слышу, — отозвалась Лара, взглянув на шефа.

— Вот и хорошо. И не смей так больше делать — нельзя смешивать работу и личные чувства.

— Ты ведь знал, что там может быть опасно, верно? — Во взгляде Лары появилась прежняя холодность. — Поэтому ты и не позволил мне пойти с ним.

— Фрол смог бы выпутаться из любой передряги. К тому же он был не один, с ним были опытные люди. И раз уж они, при всем их опыте, не смогли спастись, то и ты бы им не помогла. Просто лежала бы там сейчас вместе с ними, понимаешь? Никто не знал, что так получится. Ты сама видела — их убил тот мир.

— Его убили сталкеры, — тихо сказала Лара. — Это они завели его туда. И они за это поплатятся…

— Поплатятся. Но не сейчас. Все поняла?

Несколько секунд Лара молчала. Потом медленно кивнула:

— Да…

— Вот и замечательно. А теперь иди отдохни и постарайся больше не делать глупостей.

Не сказав ни слова, девушка поднялась и пошла прочь. Закрыла за собой дверь, взглянула на пустующее кресло секретарши — Нина куда-то ушла. Оглянулась на дверь кабинета Дария.

— Они все равно все умрут, — очень тихо сказал она. — Помяни мое слово.


О том, что в Калину стреляли, мне сообщил Черный.

— Он в больнице, — сказал Антон. — Ничего страшного нет, но пару недель ему придется поваляться.

— Это из-за того, что случилось в зоне? — догадался я.

— Да. Я и не знал, что между Фролом и Ларой что-то было. Фрол погиб, вот Лара и пришла в ярость — выпустила в Калину почти четыре обоймы. Настоящая фурия — чудо, что он вообще остался жив.

— И что теперь будет? — спросил я.

— Ничего. Час назад мне звонил Дарий: все объяснил, извинился за этот инцидент. Сказал, что мы всегда играли по правилам и это досадное происшествие не должно сказаться на наших взаимоотношениях. Пообещал, что Лара будет держать себя в руках.

— Странные все же у вас отношения, — не удержался я.

— Верно. Ну все, бывай. Сейчас у меня запарка с работой, мотаюсь как угорелый. Я тебе перезвоню через пару дней, хорошо?

По голосу Антона было ясно, что он торопится.

— Конечно, — согласился я. — Удачи. Мне тоже бежать пора…

Черный действительно позвонил ровно через два дня. Пригласил вечером следующего дня к себе — посидеть, поболтать. Я поблагодарил его, но отказался, сославшись на командировку. Это была правда — меня командировали на несколько дней в Новгород, я уезжал утром.

— Тогда звони, как вернешься, — предложил Антон.

— Позвоню, — пообещал я.

Из Новгорода я вернулся через трое суток. Со дня на день собирался позвонить Черному, да так и не позвонил. Сначала были дела, потом пропало желание — я отдавал себе отчет в том, что мне снова хочется держаться от мира сталкеров как можно дальше. Не для меня это. Не мое.

Сталкеры меня тоже не беспокоили. Наступил сентябрь, я с головой ушел в работу, вспоминая о Черном и его друзьях все реже и реже. Да, там были какие-то тайны, было что-то волнующее и интересное. Но там была и смерть, там были «серые». Мне хотелось забыть эту страницу своей жизни — и прежде всего потому, что она была неразрывно связана с Викой. Впервые после гибели Ольги я по-настоящему полюбил, но моя суженая оказалась не той, за кого я ее принимал. Если бы за эти месяцы я не успел привязаться к своей новой работе, то обязательно бы ее поменял — там все напоминало о Вике. Ее стол, за которым теперь сидел совсем другой человек. Ее настольная лампа — она сама ее принесла, да так и оставила. Дни шли за днями, а боль от обмана никак не проходила, шрамы на сердце все еще кровоточили. Я очень хотел забыть эту девушку, вычеркнуть ее из своей памяти — и не мог.

Может быть, именно поэтому в октябре в моей жизни появилась Лена — соседка с верхнего этажа. Клин вышибают клином: красивая, стройная, уверенная в себе, Елена вошла в мою жизнь твердой поступью и сразу же начала переделывать ее на свой лад.

Именно на этой почве мы и расстались с ней уже к декабрю — я не любил делать то, что мне не нравится. Последней каплей стало желание Елены устроить меня на работу в престижную торговую компанию: по словам девушки, там у нее были хорошие знакомые, она с ними уже переговорила, поэтому вопрос о моей новой работе можно было считать решенным. Обещала хорошую зарплату, быстрый карьерный рост… Я менять место работы не собирался, что и вылилось в скандал, закончившийся разрывом.

Теперь, после ухода Лены, я отдавал себе отчет в том, что моя очередная попытка наладить семейную жизнь была глупой. Да и не любил я Елену — просто пытался с ее помощью забыть о Вике. Я для нее тоже был просто материалом, из которого она пыталась вылепить себе достойного супруга — такого, с которым было бы не стыдно показаться в приличном обществе. Потому и пыталась тянуть меня наверх, старалась помочь в карьерном росте. Не для меня это делала — для себя. Разрыв наших отношений был неминуем, поэтому я был даже рад, что это случилось так скоро.

Поиски себя не принесли успеха — я отдавал себе отчет в том, что снова просто перехожу изо дня в день. Без цели, без направления. Без всяких надежд на будущее. Порой я даже думал о том, как здорово было бы просто заснуть — и не проснуться. Исчезнуть, раствориться. Уйти в небытие, словно меня никогда и не было…

К середине декабря моя хандра мало-помалу начала сдавать позиции. Я не знал, что происходит, но замечал, что все чаще и чаше вспоминаю Антона и его друзей. Все-таки что-то там было. Была жизнь, было какое-то движение. Были цели. С ними, в конце концов, было просто интересно. Так, может, стоит им позвонить?

Я думал об этом в течение всей рабочей недели. Пытался понять, нужно ли мне это. Ложась спать вечером в пятницу, твердо решил, что в моей жизни всем этим аномальным штучкам все-таки места нет. А проснувшись утром, взял телефон и набрал номер Черного.

После дежурного обмена приветствиями я спросил Антона, чем тот занимается.

— На работе сейчас, — ответил он. — Но к полудню освобожусь. Где был все эти месяцы?

— Разбирался в себе.

— Разобрался? — В голосе Антона чувствовалась усмешка.

— А черт его знает, — искренне ответил я. — Не знаю.

— Копание в себе — худшее из всех зол. Уж поверь на слово. Секунду… — Было слышно, как Антон перебросился с кем-то парой слов. — Как насчет того, чтобы подскочить ко мне сегодня вечером? Если хочешь, можно и раньше — я освобожусь к двенадцати, забегу в офис. Можем встретиться там и поехать ко мне. Кто-нибудь еще из наших подъедет. Посидим, поболтаем?

— Хорошо, — согласился я, чувствуя, что в эти секунды решается моя судьба. — Я подъеду вечером, часикам к семи — подойдет?

— Подойдет. Ну все, до встречи, меня зовут… — произнес Антон и положил трубку.


К Черному я подъехал за четверть часа до семи вечера. Встретил меня сам хозяин дома.

— Привет, Егор, — поздоровалась он. — Загоняй машину…

Еще подъезжая к дому Черного, я обратил внимание на стоявший чуть в стороне неприметный фургон. Чем-то он показался подозрительным, поэтому, загнав машину во двор, я сразу спросил Антона об этой машине.

— «Серые», — подтвердил тот мою догадку. — Все пытаются следить за нами, прослушивать. Но у меня здесь хорошая система защиты. Пошли в дом…

Раздевшись в прихожей, я вслед за ним прошел в гостиную.

В одном из кресел удобно устроился Калина. Рядом, у потрескивающего камина, стояло инвалидное кресло, в нем сидела миловидная девушка лет двадцати пяти — русоволосая, с приятной улыбкой. И только взгляд ее был каким-то отсутствующим.

— Привет, Егор! — увидев меня, поздоровался Саша.

— Привет! — Подойдя ближе, я пожал ему руку. Потом взглянул на девушку: — Добрый вечер.

— Добрый вечер, — тихо ответила она.

— Знакомься, Егор, это Маша. — Калина посмотрел на девушку.

— Рад познакомиться, — произнес я.

— Я тоже. — По губам девушки скользнула едва заметная улыбка. Она не смотрела на меня, но каким-то образом я почувствовал, что ее внимание обращено на меня.

— А где Леонид? — поинтересовался я.

— Он сейчас где-то на Карибах, ныряет с аквалангом, — пояснил Антон, усаживаясь в кресло. — Участвует в поисках затонувшего галеона. Садись…

— Круто! — уважительно произнес я и сел на диван. — Когда вы все успеваете?

— Не успевает тот, кто ничего не делает.

— Ну так что там дальше? — спросила Маша, взглянув на Антона незрячими глазами.

— Пришли мы, значит, на место, — продолжил Черный свой рассказ, прерванный моим появлением. — Полянка небольшая у реки, на ней охотничья избушка. Замка нет, дверь просто куском проволоки замотана. А над дверью, на вбитом в бревно куске арматуры, висит бычий череп. И рядом корявая надпись чем-то черным: «Не снимать — забодает!» Мы, понятно, посмеялись над этим, да и снимать черепушку никто не собирался — не мы ее вешали, не нам и убирать. До вечера успели в реке накупаться, рыбы на уху наловили. Дэн растопил «буржуйку», Шаман травок всяких для чая насобирал. Собрался пойти воды набрать в чайник, вышел из дома. Тут же возвращается и спрашивает: «А кто череп снял?» Мы, конечно, тут же из домика выскочили. Глядим — арматурина торчит а черепа нету. Я решил, что это Шаман балуется, попугать нас решил. Денис вообще шутить не любит, я череп тоже не снимал. Остается Шаман. А он на полном серьезе говорит, что ничего не снимал, что ему этот череп даром не нужен. Короче, поверили мы ему, веселья у нас сразу как-то поубавилось. Походили вокруг, осмотрелись — тишина, никого нет. Но ведь сама по себе эта черепушка не могла исчезнуть?

Антон обвел нас многозначительным взглядом.

— Так вот, — продолжил он. — Осмотрели мы все, потом поужинали. Сели на скамейке и начали ждать — нам ведь говорили, что вспышки эти можно прямо у избушки видеть. Сидим, разговариваем потихоньку. Темнеть уже начало. И тут я краем глаза увидел первую вспышку. Знаете, как будто в воздухе сверкнула неяркая молния длиной сантиметров в десять, не больше. Причем совершенно беззвучно. Потом еще одна и еще. Шаман с Дэном тоже их увидели. Сидим мы, смотрим за ними. Пытаемся понять, что это. Дэн фотографии сделал. Короче, все, как нам описывали. Потом совсем стемнело, вспышки пропали. Мы еще посидели немного и вернулись в дом. Зажгли керосинку, сидим, обсуждаем все это. Сошлись на мнении, что это явно какие-то разряды, но понять их природу так и не смогли. Денис предложил выйти, еще понаблюдать — зона все-таки. Я только начал вставать со скамейки, и тут кто-то снаружи ударил в дверь. Глухой такой удар, сильный — будто бревном стукнули. От двери даже пыль пошла. Я аж подпрыгнул от неожиданности, Дэн тоже вскочил. Шаман за свой нож схватился. Смотрим мы на дверь и понимаем, что за ней кто-то есть. Шаги слышно — тяжелые такие, и сопение. Ясно, что не человек, а зверь какой-то. Я тогда сразу про быка подумал — очень похоже. Несколько секунд было тихо, а потом опять удар в дверь, и снова сопение — недовольное такое. Нам еще повезло, что дверь наружу открывалась, а не внутрь. Шаман потихоньку подошел к двери и быстренько закрыл ее на засов. И тут же отпрыгнул — зверюга снова дверь боднула. А потом слышим, она вдоль стены к окну пошла. Дошла до него и заглянула к нам.

— И что? — с интересом спросила Маша. — Кто это был?

— Не знаю, — пожал плечами Антон. — Мы никого не увидели, но ясно почувствовали, что там кто-то есть и этот кто-то на нас смотрит. Очень неприятное ощущение. Ломиться в окно эта тварь не стала: мы слышали, как она обошла вокруг избушки, еще раз толкнулась в дверь и ушла. Мы еще минут десять подождали, потом дверь открыли, выглянули. И представляете, зверюги нет, а над дверью снова висит череп!

— Просто мистика, — сказала Маша.

— Именно, — согласился Антон. — Утром, когда проснулись, на дверь глянули — на ней свежие отметины от рогов остались. Мы уже уезжать собрались, поэтому не побоялись — сняли череп, померили. Отметины на двери абсолютно точно совпали с размахом рогов.

— И что это все-таки было? — поинтересовался я, — Призрак?

— Ответ очень прост: не знаю. А гадать не хочу. Но и это еще не все: когда мы в прошлом году приехали туда снова, черепа там уже не было. И вспышек больше не было, хотя мы ждали их два вечера. Вот и пойми после этого, что это было.

— У меня самый запоминающийся случай был году в девяносто восьмом, — сказал Калина, взглянув на меня. — Проф меня к тому времени уже два раза в зону сводил. Он не любил больших компаний и в зону всегда брал кого-то одного. В тот раз взял меня, мы с ним поехали в одну известную ему зону — тут, неподалеку. Я сидел за рулем, Проф рядом. Спокойный, молчаливый. Поехали мы. Погода как раз испортилась, дождь пошел. Сначала несильный, но чем дальше ехали, тем сильнее он становился. И вот еду я по трассе, сильно не разгоняюсь, так как видимость из-за дождя довольно плохая. Впереди был подъем, я перед ним немного прибавил скорости. Где-то перед вершиной подъема вижу идущий по встречной полосе КамАЗ, и вдруг из-за него прямо нам навстречу выскакивает черный «мерс». Скорость явно за сотню, расстояние между ним и нами метров сто — он уже и обогнать КамАЗ не успеет, и уйти на свою полосу тоже не получается. Короче, типичная ситуация с обгоном в неположенном месте — летит по встречной прямо нам в лоб. И мне уйти некуда: слева грузовик приближается, справа столбики ограждения и нехилый обрыв. Да и туда уже не успеваю, счет идет на мгновения. Короче, понимаю — это все. Жму на тормоз, вцепляюсь в руль. Вижу перед собой ошалелое лицо водителя «мерса». Жду удара, и тут происходит нечто невероятное: наша машина и встречная просто проходят друг через друга, не встречая сопротивления. Было ощущение, как будто ветром пахнуло, и все. Остановился я кое-как, оглянулся — «мерседес» стоит на обочине, целехонький. Водитель явно в шоке, как и я. Взглянул на Профа, спрашиваю: «Что это было?» Он же лишь усмехнулся и велел ехать дальше.

— Это сделал Проф? — спросил я.

— Да. Но как он это сделал, я не знаю до сих пор. Могу только предполагать, что это какие-то шутки с пространством.

— Жаль, что его не было со мной, — сказала Маша. Потом улыбнулась. — Не обращайте внимания. Это я так, брюзжу потихоньку.

Стало тихо. Я сидел и думал о том, что еще полгода назад, услышав такие истории, счел бы их обычными байками. Но после того как увидел того червяка на поляне, я был готов поверить во что угодно.

— И много у вас таких историй? — спросил я.

— Полный мешок, — за Антона ответил Калина. — Пройдет несколько лет, и таких историй будет полно у каждого человека.

— Армагеддон все ближе, Егор, — произнес Антон, задумчиво глядя на меня. — У нас даже нет четырех-пяти лет, как мы предполагали. Все начинается уже сейчас.

— Это ты о климатических катастрофах? — догадался я.

— И о них тоже, — кивнул Черный. — А еще землетрясений становится все больше. Большинство из них слишком слабы, чтобы их ощутили люди. Но приборы фиксируют все эти толчки, мы можем следить за тем, где они происходят, с какой силой и на какой глубине. И видим, что достаточно сильные толчки начинают происходить там, где о них сроду никогда не слышали. Планета просыпается, как и говорил Проф: «вечное и неописуемое» пожелало, чтобы человечество перестало существовать. Даже если наш мир просуществует еще миллионы лет, это уже ничего не изменит — человечество обречено.

— Все-таки это слишком далекие перспективы, — пожал плечами я. — Меня интересует что-то более близкое. Например, признаки приближения Армагеддона.

— Оглянись, и ты их увидишь, — сказал Калина. — Посмотри, что творится в мире — он потихоньку начинает сходить с ума. Люди, которых мы хорошо знаем, вдруг меняются и совершают немыслимые для нас поступки. События складываются так, как мы не могли и предполагать. Мир меняется, в нем все больше абсурда.

— По-моему, мир всегда был абсурден, — не согласился я. — И я не вижу существенных отличий между тем, что было сейчас и, например, десять лет назад.

— Так только кажется, — в свою очередь не согласился Александр. — Возьмем то, что было двадцать лет назад, так нагляднее. Был Советский Союз, были два противостоящих друг другу блока. Несмотря на это, а скорее именно поэтому, в мире была стабильность. А что теперь? Мировой порядок рухнул, Штаты целенаправленно добивают последние устои международного права. Уже сейчас торжествует право сильного, и дальше этот тип отношений будет определяющим. Кто-то из политиков считает, что это хорошо, что это им на руку. Но они ошибаются: пройдет несколько лет, власть Штатов пошатнется из-за вала обрушившихся на них проблем. И те, кому они раньше диктовали свою волю, почувствуют свободу. А свобода у нас всегда выливается в хаос, анархию и войну.

— Я допускаю, что такое может случиться, — согласился я. — Порядка в мире сейчас действительно меньше, чем было. Но почему это все происходит?

— Потому что миры отражений перестают быть изолированными, — ответил Черный. — Если раньше наблюдалось только ветвление миров, создание все новых и новых отражений, то теперь идет обратный процесс — соединение миров. Миры начинают проникать друг в друга, и проявляется это, прежде всего, на событийном уровне, на происходящих вокруг нас и с нами изменениях. Внешне все выглядит очень буднично, нет никаких явных разрывов пространства и прочих эффектных штучек. Просто ветви миров смыкаются, привычная нам реальность меняется.

— И хуже всего то, что какие-то вещи мы можем просто не замечать, воспринимать их как нечто само собой разумеющееся, — добавил Калина. — Потому что вместе с изменением мира меняется и наше сознание.

— На этот счет есть очень хорошие строки у Роберта Шекли, в его повести «Обмен разумов», — сказал Черный, поднимаясь с кресла. — Минутку…

Он подошел к одному из книжных шкафов, просмотрел корешки книг. Потом вынул одну, снова сел в кресло.

— Сейчас найду, — сказал он, листая страницы. — Вот: «…никто не хочет, чтобы его иллюзии оказались под угрозой, и поэтому Марвин старался выяснить, на каком он свете.

На Земле он или на ее дубле?

Нет ли здесь приметной детали, не соответствующей той Земле, где он родился? А может быть, таких деталей несколько? Марвин искал их во имя своего душевного покоя. Он обошел Стэнхоуп и его окрестности, осмотрел, исследовал и проверил флору и фауну.

Все оказалось на своих местах. Жизнь шла заведенным чередом; отец пас крысиные стада, мать, как всегда, безмятежно несла яйца.

Он отправился на север, в Бостон и Нью-Йорк; потом на юг, в необозримый край Филадельфия — Лос-Анджелес. Казалось, все в порядке.

Он подумывал о том, чтобы пересечь страну с запада на восток под парусами по великой реке Делавэр и продолжить свои изыскания в больших городах — Калифорнии Скенектеди, Милуоки и Шанхае.

Однако передумал, сообразив, что бессмысленно провести жизнь в попытках выяснить, есть ли у него жизнь, которую можно как-то провести.

Кроме того, можно было предположить, что даже если Земля изменилась, то изменились также его органы чувств и память, так что все равно ничего не выяснишь.

Он лежал под привычным зеленым небом Стэнхоупа и обдумывал это предположение. Оно казалось маловероятным. Разве дубы-гиганты не перекочевывали по-прежнему каждый год на юг? Разве исполинское красное солнце не плыло по небу в сопровождении темного спутника? Разве у тройных лун не появлялись каждый месяц новые кометы в новолуние?

Марвина успокоили эти привычные зрелища. Все казалось таким же, как всегда. И потому охотно и благосклонно Марвин принял свой мир за чистую монету, женился на Марше Бэкер и жил с нею долго и счастливо». Здорово, верно? — Антон закончил читать и с любопытством посмотрел на меня.

— Да, — согласился я. — Это интересно. То есть ты хочешь сказать, что какие-то изменения мы можем воспринять как нечто вполне нормальное, потому что изменится наша память?

— Именно, — согласился Антон. — Я не говорю, что все дойдет до той степени, что описал Шекли, — он все намеренно утрирует. Но мы действительно можем не замечать каких-то вещей, воспринимать их как нечто само собой разумеющееся.

— При этом еще неясно, хорошо это или плохо, — вставил Калина. — Потому что если однажды подобные изменения начнут происходить в массовом порядке, то неизвестно еще, что лучше — видеть, осознавать изменения и на этой почве съехать с катушек или не замечать наступающего хаоса, воспринимать мир обыденным и нормальным и тем сохранить свое душевное спокойствие.

— Фишка в том, что проще всего будет выжить тем, кто сможет принять новый мир таким, каков он есть, — добавил Антон. — Если сейчас весь тот сюр, который ты сам уже видел в зонах, существует только там, то вскоре он выйдет за пределы зон. Все это будет происходить прямо здесь, в городах, на знакомых нам с детства улицах, в наших домах и квартирах. И спрятаться от этого будет просто негде.

— Я так и не понял, что именно будет — природная катастрофа или соединение разных реальностей? — спросил я, глядя на Антона.

— Что будет реально, не может пока сказать никто, — ответил Черный. — И любые прогнозы — это только прогнозы, какими бы точными они ни казались.

— Я вижу несколько вариантов, — сказала молчавшая все это время Маша. — В одном из них этот дом сгорает. В другом здесь идет стрельба, но нас здесь нет — за дом бьются две какие-то банды. В третьем дом просто разграблен, в нем выбиты стекла. И так далее. При этом я не вижу ни одной реальности, в которой этот дом сохранился бы. Вот эта картина, — она не глядя указала на стену, — будет пробита выстрелом из охотничьего ружья.

— Ты видишь ее? — тихо спросил я, пораженный словами девушки. — Эту картину?

— Это сложно назвать видением, — ответила девушка. — Я просто знаю, что она там висит.

— А если я ее завтра продам? — спросил Черный. — Или просто сожгу — сейчас, в камине?

— Я и говорю о том, что вариантов много, — не стала спорить Маша. — Но одно остается неизменным: этому дому предстоит пережить тяжелые времена. Уж извини. — Она виновато улыбнулась.

— А что будет вообще со страной? — поинтересовался я. — Какие ты видишь варианты?

— Вижу хаос, разруху. Людей пытаются куда-то эвакуировать, в городах хозяйничают банды. Ночью видно зарево пожаров. Топливо на вес золота, из-за канистры бензина могут убить. Да и просто так могут убить, жизнь человека ничего не стоит. Нет милиции, армия занята охраной стратегических объектов, да и та постепенно разбегается. В других реальностях все почти то же самое.

— Но есть хоть одна более-менее хорошая реальность? — снова спросил я.

— Есть, — кивнула девушка. — Но я не хочу о ней говорить.

— Почему?

— Есть такая примета: если расскажешь о чем-то хорошем, то оно, скорее всего, не сбудется. Поэтому я не хочу говорить об этой ветке реальности. Может быть, тогда все пойдет именно по этому сценарию.

— Но он действительно хороший?

— Скорее, это меньшее из зол, — уклончиво ответила Маша.

— Видишь, как все сложно? — Антон задумчиво смотрел на меня. — Мы знаем, что будет какой-то катаклизм, знаем те или иные сценарии его развития — какие-то похуже, какие-то получше. Но что будет на самом деле, нам неизвестно. Но уже сейчас мы видим признаки надвигающихся перемен, их становится все больше и больше.

— Но ты ведь говорил, что можно спрятаться в другом мире?

— Верно, — кивнул Антон. — И мы готовимся к этому — на всякий случай. Уже сейчас мы готовим какие-то схроны с провизией, топливом, оружием. Со всем тем, что нам может понадобиться через несколько лет. Потому что потом, когда начнутся катаклизмы, всего этого будет просто не достать.

— Да, это понятно, — согласился я. Немного помолчав, спросил: — Можешь еще что-нибудь рассказать о признаках перемен?

— Могу, — согласился Антон. — Проф говорил, что в тех отражениях, в которых он побывал, многие хорошо знакомые ему фильмы имели другую концовку, другие варианты эпизодов. Когда реальности начнут смыкаться, мы будем видеть и подобные нестыковки. То есть ты видишь фильм, который знаешь с детства, и вдруг с удивлением понимаешь, что в нем что-то изменилось. Ты был готов дать руку на отсечение, что такой-то эпизод был таким-то. Но вот ты смотришь фильм, а там все иначе. Иные костюмы, иные слова, иные детали. Иные действия. Разум нуждается в объяснении таких вещей, поэтому ты списываешь все на несовершенство памяти. Хотя память на самом деле здесь ни при чем — просто фильм реально изменился вследствие соединения веток реальностей. Именно так это и происходит — буднично, незаметно. Просто что-то вдруг меняется, становится другим. Если вместе с этим изменением изменилось и твое сознание, ты можешь вообще не заметить перемены — твоя память будет подкорректирована. Так бывает в том случае, если в той параллельной ветке реальности существовало твое другое «я», другая частичка тебя. Объединение проходит незаметно, при этом память не суммируется, а замещается. То есть в твоей новой памяти какие-то ее элементы будут от одного твоего «я», какие-то от другого. Но в целом все равно будет одна память, ты даже не заметишь того, что что-то изменилось. И есть другой вариант — когда в той, другой реальности тебя вообще не существовало. Тогда реальность меняется, а объединения памяти, сознания не происходит. В итоге ты можешь заметить какие-то изменения. Опять же все тонкости этого механизма нам пока не ясны, я описываю лишь самые общие принципы. То, как я понимаю все это на данный момент, и не факт, что мое понимание истинное.

— Ты говорил, что Проф объединил в себе несколько своих «я». Речь шла именно о таком объединении?

— Нет, — покачал головой Черный. — В случае с Профом объединялись его «я», разбросанные не только по отражениям, но и по иным временным пакетам. А это совершенно другая ситуация: если при объединении отражений наши «я» замещаются, комбинируются, то в его случае они именно суммировались. То есть в его сознании был опыт нескольких прожитых жизней.

— Все-таки это достаточно сложно понять… — покачал головой я. Потом улыбнулся: — Я уверен, что, если бы ты рассказал все это психиатру, тебя бы уж точно не отпустили.

— Наверное, — тоже усмехнулся Черный. — Но именно поэтому я к ним и не хожу.

Несколько секунд было тихо. Потом слово снова взяла Маша.

— Вы слышали о хранилище семян на Шпицбергене? — спросила она.

— Конечно, — кивнул Черный. — Есть какая-то новая информация?

— Да. Знаете, почему его построили именно там?

— Потому что там удобное место, — ответил я. — В пещерах стабильная минусовая температура. Семена там могут храниться почти вечно.

— Да, но не только это, — покачала головой Маша. — Для такого хранилища можно было найти место и где-нибудь на материке. Даже удобнее было бы с завозом семян. Но выбрали именно Шпицберген. И выбрало не правительство Норвегии, как утверждается, а гораздо более высокие структуры.

— «Серые»? — предположил я.

— Без них не обошлось, — утвердительно кивнула девушка. — А Шпицберген выбрали как раз из-за его недоступности. Если произойдет глобальная катастрофа — а точнее, когда она произойдет, выжившие разграбят все доступные им запасы продовольствия. В том числе и хранилища семян, если таковые им попадутся. Единственной гарантией сохранения семенного фонда в таких условиях является удаленность подобных хранилищ.

— Да, возможно, — согласился Калина. — Кстати, хранилище на Шпицбергене уже работает.

— Недавно о нем по телевизору рассказывали, — подтвердил я.

— У нас в России тоже есть похожее, — сообщила Маша. — Это старый рудник, в котором когда-то добывали олово. Место северное, удаленное. В подземных выработках круглый год минусовая температура. Образцы семян завозят на вертолете. Но вертолет садится примерно в ста километрах от того места, где находится хранилище. Семена перегружают на машину — это военный грузовик, кажется, «Урал». Когда вертолет улетает, семена отвозят в хранилище. О том, где находится хранилище, знают не больше десяти человек. И еще я. — Маша улыбнулась.

— А для людей там ничего не строят? — поинтересовался я.

— Для людей нет, — покачала головой девушка. — Я там все обыскала, в той пещере только семена и небольшой склад оружия. Укрытия для людей строят в других местах.

— Где именно? — тут же спросил я.

— Я знаю о четырех. Одно, самое восточное, находится за Енисеем — примерно там, где когда-то произошел тунгусский взрыв, но немного севернее. Саша говорит, что там очень крепкая осадочная платформа.

— Так говорят геологи, — уточнил Калина.

— Да, верно, — подтвердила Маша. — Это убежище целиком находится под землей. Оно не слишком большое: я не знаю, сколько людей там может укрыться, но точно не больше нескольких сотен. Внутри все обшито металлом, вдоль стен провода. Под потолком короба воздуховодов. Убежище абсолютно герметичное и сможет существовать даже в том случае, если наверху будет слой воды до тридцати метров. Там у них какое-то выдвижное устройство для забора воздуха — на тот случай, если все затопит. Хозяйничают там военные. Оборудование, продукты и прочее — все, что необходимо, — завозят до перевалочного пункта весной, по большой воде. Потом уже оттуда на вездеходах доставляют на место.

— Круто, — сказал я. — А где находятся остальные?

— Еще одно есть на Урале, ближе к северу. Там еще заповедник неподалеку. Но оно мне не понравилось: такое ощущение, что там все сделано для показухи. То есть укрытие, возможно, не настоящее. Хотя разместиться в нем могут несколько тысяч человек — оно большое.

— Кто-то на этом очень хорошо наживется, — прокомментировал Александр.

— Или уже нажился, — добавил Антон. — А скорее, и то, и другое: заработали на строительстве, а когда все начнется, будут продавать места в этом убежище по немыслимым ценам. Не за бумагу, конечно, — за золото и камешки. Но я очень сомневаюсь, что кто-то там сможет выжить. Урал будет трясти очень сильно.

— Третье убежище находится на Алтае, — продолжила Маша. — Это какой-то государственный проект, убежище очень большое. Не знаю, сколько там может поместиться людей, но это тысячи и тысячи. Место высокое, ему не страшны никакие наводнения. Но пещеры там не облицованы металлом, над головой просто камень. И если все это посыплется… Туда уже завозят продукты, стройматериалы, бензиновые генераторы — то есть все, что может пригодиться. Видела там людей с эмблемами МЧС.

И на ящиках с продуктами наклейки — «Госрезерв».

— А где последнее? — спросил я.

— На Валдае. Оно небольшое, человек на пятьсот, но очень комфортабельное. Снаружи выглядит просто как элитная база отдыха, но все основные сооружения находятся под землей. Все сделано на редкость капитально, мне понравилось. Мне кажется, что это место подготавливают для высших руководителей страны.

— А всем остальным, увы, придется рассчитывать на себя, — закончил Калина.


Весь вечер мы провели в беседах. О предстоящем конце света больше не говорили, в основном разговоры касались аномальных зон. Я слушал стажеров и все больше убеждался в том, что мне все это действительно нравится. То, чем занимались Черный и его друзья, выходило за рамки привычных представлений о мире, за рамки обыденности. Это знание пугало, но оно же служило и отдушиной, выходом из того тоскливо-бессмысленного мирка, в котором я жил последние годы. Уж лучше бродить по зонам, чем переходить изо дня в день, зная, что завтра будет то же самое, что сегодня или вчера…

Говоря откровенно, меня пугало, что мое отношение к тому, чем занимаются сталкеры, может так быстро меняться — от полного отторжения до полного принятия. Я просто не понимал, что со мной происходит. Поэтому, подумав, решил спросить совета у Черного.

— С тобой все нормально, — сказал он незадолго до того, как мы легли спать. — Разумеется, с точки зрения сталкера. И то, что твое сознание скачет, является признаком его пластичности. Поэтому просто научись воспринимать это как данность. И если твое сознание изменилось, ты должен отдавать себе отчет в том, что это всего лишь одно из его возможных состояний, что скоро оно изменится снова. У Кастанеды такие изменения сознания связывают с положением точки сборки: меняется положение точки сборки, меняется сознание. Научившись манипулировать такими сдвигами, человек может научиться собирать новые миры. Эта реальность исчезает, сменяясь другой, — и все это за счет настройки твоего сознания. Так что смотри на эти вещи спокойно, для сталкера они в порядке вещей. Со временем ты научишься их контролировать…

Не могу сказать, что разговор с Черным меня успокоил. Но что-то прояснилось, нашло свое объяснение. Поэтому заснул я довольно быстро, думая о том, что завтра меня ждет новый сложный день…


Мы сидели на берегу живописного лесного ручья: я, Калина и Проф. Здесь было очень красиво, я чувствовал удовлетворение от того, что снова нахожусь в компании сталкеров. Вот Олег снова начал что-то говорить, я сосредоточился на его словах.

— Любой охотник может найти дичь, зная повадки и следы этой дичи, — говорил он, глядя на Александра. — Если ты знаешь, что искать и как искать, если тебе известна технология, то ты найдешь. Другое дело, сможешь ли ты этим воспользоваться. К примеру, возьмем маготехнику врат, систему переброса на формуле один — там, где я с Мишелем умудрился перейти. Бери и копай, но в карман ты это не положишь. Система имеет невероятные размеры, покоится под огромным лесным массивом. Все изделия, машины, системы, изготовленные человеком, построены на антропоморфных принципах и сконструированы так, как люди воспринимают себя, на тех принципах, которые им давно известны. В электротехнике существует такой термин: разъемы, соединение двух кабелей, «папа-мама». И вся история человечества, создание механизмов и прочих систем основаны на понятных ему принципах. А если система построена не на антропоморфных принципах, смогут ли ее понять?

Проф немного помолчал. Потом продолжил:

— Я заглядывал в другие реальности своих других «я», сталкиваясь с механикой, которой не смог понять. Система изначально была не антропоморфна: скопище каких-то металлических элементов, немыслимым образом соединенных между собой, ничего того, что я знал ранее. Тогда я не стал мучиться и просто перепрыгнул в мое видение того «я», чтобы посмотреть, выйдет ли у него что-нибудь. Через пять лет он понял. Я осознал, что он понял, но не понял, что именно он понял. Понимаешь меня?

— Да, — кивнул Калина. — В общих чертах… Скажи, а тот купол, в который ты водил Черного, как в него попасть? И можешь вообще поподробнее рассказать о нем — какой он, как выглядит?

— Тот купол выглядел как тонкий абрис, состоящий из тонких нитей, венчающийся маленькой искрой-звездочкой на самом вверху. От абриса купола исходило бледное сияние синего цвета, переходившее в фиолетовый цвет у его основания.

В разных отражениях купола меняли свою расцветку до зеленого и желтых цветов.

Ночью сканируешь территорию в радиусе тридцать-шестьдесят градусов, а в двенадцать ночи, при появлении куполов, из них вытягивается то, что я называю «Нитью Ариадны». Это энергетическое волокно, висящее на высоте около метра, идущее из купола. Действия сводятся к тому, чтобы засечь ладонями эту нить, положить ладошку точно на нить и следовать, доверяясь не глазам, а тому, что ты чувствуешь рукой. Главное, не перепутать направление, нить может входить в купол или выходить. Если она идет в купол, ты идешь по ней и попадаешь внутрь. Купол внутри намного больше, чем снаружи. Огромных размеров воронка, практически идеальной круглой формы, края которой находятся под сорок пять градусов. На дне кольцевое озеро, похожее на канал из-за круглого острова, поросшего лесом, расположенного точно посередине. По поверхности воронки деревья растут таким образом, что, проходя мимо, ты не в состоянии осознать наличие этой воронки, хотя расстояние между деревьями относительно невелико. Купол накрывает воронку точно по краю. Давай предположим, что купол — это дверь с прихожей. А прихожая — это габарит самого купола. Еще никому не удалось остаться в куполе. Для того чтобы не вылететь из купола, надо оставаться на месте, превозмогая искушение прогуляться по его окрестностям. Границы внутри полусферы ты не отследишь и, скорее всего, окажешься в знакомом лесу. Купол имеет и защитные функции, генерируя искусственное пространство и сдерживая неблагоприятную утечку из соседствующих миров…


Окончания этого сна я снова не запомнил. Но был очень доволен тем, что опять увидел Профа.

Калина не только подтвердил мой рассказ о встрече, но и закончил его, пересказав ту часть беседы, которую я пока не помнил. Речь шла о том, как правильно вести себя в куполе, что можно в нем делать, а чего нельзя. Мне хотелось задать несколько вопросов, но Александр торопился на работу, ему еще надо было успеть завезти домой Машу. Да и самому мне уже тоже пора было собираться, поэтому все вопросы я решил оставить на следующий раз. Уже перед самым моим отъездом Черный предложил прогуляться в выходные в одну из подмосковных зон, я с радостью согласился.

Всю неделю я с нетерпением ждал воскресенья, в ночь перед поездкой долго не мог уснуть. Подняться пришлось в пять утра, чтобы еще по темноте ускользнуть от возможного преследования. Соглядатаев я не заметил, но добросовестно помотался по Москве, выполняя полученные от Антона рекомендации. Около половины восьмого Черный подобрал меня в условленном месте, на этот раз он ехал на большом серебристом джипе. На мой вопрос о том, чья машина, ответил, что одолжил на пару дней.

— Мои у «серых» на примете, — пояснил он. — А эту они пока не знают…

Помня о своих прошлых визитах в зону, я и на этот раз ожидал чего-то интересного, и был даже разочарован тем, что поездка оказалась обычной прогулкой. Нам не удалось увидеть ничего даже мало-мальски интересного, зона никак не отреагировала на наше присутствие. В ответ на мои слова разочарования Черный только усмехнулся.

— Просто тебе очень повезло в первые визиты, — сказал он, когда мы уже в седьмом часу вечера возвращались домой. — Многие сталкеры ходят в зоны годами, прежде чем те начинают открывать им свои секреты. Опять же, лучше не иметь никаких ожиданий — зона их чувствует. Один из знакомых Профа, Костя Черкасов, говорил о том, что в зону надо входить, как в храм. Только тогда ты сможешь найти с ней общий язык.

— Зона все-таки обладает разумом? — спросил я.

— Не знаю, — пожал плечами Антон. — Сколько сталкеров, столько и мнений. Я склонен считать, что кто-то или что-то все-таки обращает на нас внимание. Понимает, зачем мы идем в зону, что хотим там найти. На этом и выстраивает с нами какие-то отношения. Почему первые сталкеры были так удачливы? Потому что у них было особое отношение к зонам. Не такое потребительское, как сейчас. Даже мы уже не имеем того настроя — у нас есть какие-то свои цели, намерения. Мы пытаемся найти дороги в иные миры, получить какие-то знания, способности. То есть исходим из каких-то практических соображений. Первые же сталкеры были просто исследователями. Они входили в зону, открывались ей. И благодарно принимали все, что она им давала. Именно поэтому им удавалось то, до чего мы сейчас, со всеми нашими приборами и технологиями, все еще не можем добраться. Тот же Костя, например, исследовал Запретный Город — есть одна зона такая, очень необычная. Обычный человек может прожить там минуту, может несколько часов — как повезет. Костя же ходил туда десятки раз и оставался жив.

— А что это за Город и что в нем опасного?

— Что это за Город?… — Черный несколько секунд помолчал. — О нем мало кто слышал. Точнее, почти никто не слышал. Это тоже Москва, но в какой-то другой реальности. Нет ни одного человека. Вообще нет ничего живого, даже крыс. Самый настоящий мертвый город. Там никто не живет уже лет тридцать, а то и больше. Все затянуто туманом: он не сильный, но метров на двести уже ничего не разглядишь. Из-за него не видно неба, солнца тоже не увидишь — там все время серые туманные сумерки. Но это все пустяки; самое страшное в том, что время от времени там появляется Тьма. Может прийти раз за двое суток, а может дважды в течение часа. Периоды Тьмы тоже бывают разные, от нескольких минут до многих часов. Но самое интересное в том, — Черный выдержал паузу, — что эта Тьма живая.

— В смысле? — не понял я.

— Эта Тьма — не просто отсутствие света. Тьма с большой буквы: когда она подступает, ты просто шкурой чувствуешь, что она пришла за тобой. Я считаю, что это вообще нечто инопланетное. Какая-то зараза, попавшая в тот мир и погубившая его. Некая форма жизни. Когда она приближается, ты чувствуешь холод, при дыхании изо рта начинает идти пар. Потом становится темнее, еще через несколько секунд все накрывает Тьма — она спускается откуда-то сверху. Просто чернота, как облако — чернее черного. Самое главное в этот момент — отогнать ее. А это сложно. Фонарик перестает светить, словно разряжается. Газ в зажигалке отказывается гореть. Зажженный фальшфейер тлеет, как сигарета, разбрасывая жалкие искры. Эта Тьма давит, поглощает любой свет, любое тепло. Если ей удается прикоснуться к тебе, ты чувствуешь уже не просто холод — ноги и руки деревенеют за считанные секунды, глаза буквально замерзают. Не сможешь удержать ее, отогнать — погибнешь, Тьма вытянет из тебя всю твою энергию. Останется сморщенный труп, настоящая мумия.

— Ты это все серьезно? — Я недоверчиво смотрел на Антона, пытаясь понять, говорит ли он серьезно, или просто развлекается, рассказывая мне одну из сталкерских страшилок.

— Как раз в данном случае я абсолютно серьезен. Запретный Город — самое страшное место из всех, что я видел.

— И зачем туда тогда ходить?

— Хороший вопрос, — кивнул Черный. — Дело в том, что Запретный Город посещали Иные. Никто не знает, что там произошло, какое отношение Иные имеют к Тьме и гибели города. Факт в том, что они его посещали и кое-что после себя оставили. Костя Черкасов, о котором я говорил, принес из Города около десяти разных артефактов. «Зуда», которую ты видел, один из них. Он подарил ее Профу, а тот, уходя, оставил ее нам. Кроме нее и прочих безделушек Косте удалось вынести оттуда и какие-то лекарственные препараты. Он отдал их своему знакомому в институт биофизики, тот провел анализы. И один из препаратов показал просто фантастические результаты. Оказалось, что он в сотни, тысячи раз усиливал регенеративные процессы в организме. После того как были проведены опыты на мышах, дозу препарата вкололи человеку, пострадавшему в аварии. Он находился при смерти, у него были ампутированы обе ноги, поврежден мозг. Никакие обычные методы лечения его бы не спасли, повредить ему препарат уже не мог. Вкололи ему дозу — примерно один миллилитр, содержимое одной ампулы. Уже через полчаса он перестал умирать, к вечеру пришел в сознание. Через сутки у него полностью зарубцевались раны, через неделю не осталось даже рубцов. При этом постепенно начали отрастать и утраченные ноги — как хвост у ящерицы. За месяц они выросли почти до щиколоток, полностью восстановились коленные суставы. Это было настоящее чудо.

— И что на это сказали врачи?

— А ничего не сказали. Когда слухи об этих чудесах дошли до компетентных органов, пациента забрали, больше о нем никто никогда не слышал. Как и об этом ученом. Что касается Кости, то ему предложили сотрудничество, он отказался. В итоге кончилось тем, что он погиб, убегая от пришедших за ним кагэбэшников: попытался перелезть на соседний балкон, сорвался и упал с седьмого этажа. В итоге унес с собой и все свои знания о Городе: при всех его талантах, Костя был достаточно скрытным человеком, никому не доверял полностью. Обещал Профу все рассказать, показать место, где он нашел лекарства и артефакты — он называл его «убежищем», да так и не успел этого сделать. Все последние годы этой зоной очень плотно занимается Калина — хочет отыскать Убежище, найти лекарство. Догадываешься, для кого?

— Для Маши?

— Именно. Сейчас зима, в Город ходить нельзя — почти наверняка погибнешь. Зимой Тьма просто лютует, приходит едва ли не каждый час. Весной, когда станет теплее, мы снова попытаемся исследовать тот мир.

— Я смогу с вами пойти?

— В принципе да… — пожал плечами Антон. — Только ты должен отдавать себе отчет в том, что, если ты узнаешь, где эта зона, и если однажды «серые» или спецслужбы узнают о том, что ты об этом знаешь, твоей спокойной жизни придет конец. Запретный Город — тайна, за которой они охотятся уже третье десятилетие. Нас не трогают только потому, что нам удалось убедить их в том, что мы ничего о Городе не знаем.

— И они поверили?

— Мы ведь не просто отрицали. Сделали все более хитро, донесли до них эту дезинформацию окольными путями, через третьи руки. Через человека, которому фээсбэшники полностью доверяли. А от ФСБ эту информацию получили и «серые».

— Они сотрудничают? — удивился я. — ФСБ и «серые»?

— Да нет, что ты, — усмехнулся Черный. — Шпионят друг за другом. Поэтому тайны одних частенько становятся достоянием других. Мы этим пользуемся. Что касается Запретного Города: для тебя это тот Рубикон, за которым уже нет пути назад. Сейчас ты еще можешь сбежать. Потом пути назад не будет. И не только потому, что ты войдешь в круг тех, кто знает о Городе: каждый, кто там оказывается, попадает и под надзор Иных.

— Ты серьезно? — не поверил я.

— Вполне. Я не утверждаю, что они будут вмешиваться в твою жизнь. Но присматривать за тобой будут постоянно.

— И для чего им это?

— Без понятия… — Антон притормозил перед поворотом. — Так что подумай до весны, время у тебя еще есть.

— Да, я понял. Скажи, а «чистилище», куда Калина отвел «серых», — что это за мир? Какой он?

— Тоже не очень приятное место. Я уже как-то раз говорил тебе о нем: чтобы там находиться, надо научиться останавливать внутренний диалог, ВД, без этого сознание просто разваливается на кусочки, человек умирает. К слову, практика остановки внутреннего диалога сталкеру полезна сама по себе: когда ВД остановлен, мир становится менее прочным. Тот же Проф мог уйти в другой мир в любом месте — ему для этого уже не нужны были зоны. Он просто останавливал ВД, менял параметры сознания. И исчезал.

— И ты сам это видел? — недоверчиво спросил я.

— Нет, — покачал головой Черный. — Проф не любил подобных демонстраций; Считал, что такие вещи должны случаться без посторонних глаз, иначе ты рискуешь потерять свои способности. Он вообще советовал никогда не подставляться, не говорить о своих умениях, не раскрывать того, о чем говорить не следует. Помню, один раз в нашу компанию попал достаточно случайный человек, сотрудник какого-то НИИ. Мы праздновали день рождения Люминоса, и одна из наших девчонок — позже она ушла от нас — привела его с собой. Он слушал наши разговоры, слушал. А потом начал втирать Профу, что все это не более чем сказки, попытка уйти от действительности в некие призрачные миры, порожденные больным воображением. В конце же прямо предложил Профу что-то продемонстрировать — что угодно, лишь бы это выходило за рамки обыденного мира. У Профа была куча возможностей это сделать, но он отказался что-либо показать. Когда я потом спросил его, почему он не продемонстрировал ему хоть что-то, Проф пожал плечами и ответил, что у него есть более важные дела, нежели убеждать скептиков. Это вообще было в его стиле — уходить от споров…

Антон переключил дальний свет фар на ближний перед приближающейся встречной машиной. Когда она проехала, снова включил дальний свет и продолжил беседу.

— Что же касается исчезновений, то один раз было так: мы втроем, — он, Калина и я, — сидели у меня в гостиной, болтали. Потом Проф сказал, что ему пора, попрощался и вышел в соседнюю комнату. Когда мы через несколько минут заглянули туда, его там не было. Через окно он вылезти не мог — все было закрыто, мимо нас не проходил. Так что он просто исчез.

— И все это за счет остановки внутреннего диалога?

— Не только, — покачал головой Черный. — Я могу останавливать ВД, но этого мало. Чтобы оставить этот мир и попасть в новый, надо разрушить Договор. Под Договором подразумевается некий набор параметров, позволяющий нам воспринимать именно этот мир и именно так, как мы его воспринимаем. Как настройка радиоприемника — мы настроены на несущую частоту этого мира, поэтому ничего другого воспринять не можем. Но если захотеть, Договор можно изменить. Для начала достаточно просто узнать, что это вообще можно сделать. Потом ты начинаешь разбираться в том, как именно твое сознание поддерживает этот мир, как работает Договор. Как функционирует само твое сознание. И постепенно ты понимаешь, что текущее восприятие мира — это просто результат привычки. Отсекая постепенно все лишнее, ты делаешь этот мир более зыбким, более податливым. Он перестает держать тебя. Если проанализировать отчеты людей, спонтанно попадавших в иной мир, то видно, что обычно это происходило в измененном состоянии сознания. Например, в состоянии сильной задумчивости — человек идет, не смотрит по сторонам, сосредоточился на своем. Фиксация мира при этом ослабляется, понимаешь? Доходит до аномального места, переход открывается, и человек вдруг оказывается в ином мире. В нормальном же состоянии он прошел бы по этому месту, ничего не заметив. Сталкер, чье сознание пластично, может открывать такие переходы намеренно. Уровень Профа позволял делать это вообще в любом месте, без всяких аномальных зон.

— А что именно ты понимаешь под пластичностью? — поинтересовался я. — Что конкретно необходимо для изменения Договора?

— Главное, как я уже сказал, это остановка ВД. Следующая важная вещь — умение отправить на свалку свое знание о мире. Если ты твердо знаешь, что есть что, что вот это вот руль, это — стекло, а мы едем по асфальтовой дороге, чудеса невозможны — твое сознание их просто не допустит. И наоборот, если ты научишься смотреть на мир так, как будто видишь его в первый раз, если в твоем сознании не будет штампов, шаблонов, ярлыков, описывающих этот мир, он становится податливым.

— Но ведь я все равно знаю, что это руль, это стекло, а это дорога? — не понял я.

— В том-то и дело, — согласился Антон. — Помню, читал как-то один рассказ — к сожалению, не помню автора. Там речь шла о мальчике и дороге. Мальчик смотрел на асфальтовое шоссе, оно напоминало ему реку. Он смотрел на него именно как на реку, понимаешь? И шоссе вдруг стало рекой, в ней утонули несколько машин. Мальчик смотрел на эту черную реку и думал о том, как ему теперь перебраться на другую сторону — туда, где его дом. Ведь лодки у него нет. А потом он вдруг вспомнил, что на улице зима, холодно. А реки зимой замерзают. Он сказал об этом реке, и та замерзла, он перешел на другую сторону. Вроде бы фантастика, верно? Для меня же — прекрасный пример изменения Договора.

— Это все красиво, — согласился я. — Но уж очень необычно.

— Согласен, — кивнул Черный. — Но для того, чтобы реально путешествовать по иным мирам, надо разрушить шаблоны восприятия и уметь останавливать ВД.

— Но я ведь уже ходил с вами в другой мир, когда мы относили «Грааль»? Я не могу останавливать внутренний диалог, но все-таки смог перейти в тот мир.

— Верно, — согласился Антон. — Но вспомни, как это было? Ты шел, держась за мои плечи и не глядя по сторонам. Сзади тебя держал Калина. Мы просто втащили тебя в тот мир, понимаешь? Нашей силы хватило на то, чтобы изменить Договор не только для себя, но и для тебя. В одиночку ты бы мог год ходить по тому месту и не заметил бы ничего необычного. К слову, именно поэтому многие аномальщики годами бродят по зонам, но так и не находят ничего существенного. Считают, что важно найти хорошую зону, а все остальное приложится. У нас другой подход: зона может показать тебе дверь. А уж сумеешь ли ты ее открыть, зависит от тебя.

— Да, понятно… — Я немного помолчал. — Остановка ВД — это когда не разговариваешь мысленно сам с собой?

— Остановка болтовни — это лишь первая фаза. Настоящая остановка ВД, или ОВД, приходит тогда, когда в твоем сознании царит полное безмолвие. То есть ты не удерживаешь мысли — их просто нет. Чтобы понять, что такое остановка ВД, ее надо пережить.

— И как ее добиться?

— Это сложная задача… Я останавливал ВД, просто намереваясь его остановить. То есть постоянно следил за собой, за своим внутренним диалогом, и он постепенно затих. Люминос, насколько я знаю, остановил его через созерцание. У Калины была хорошая подготовка в области боевых искусств, а там состояние безмыслия считается ключом ко многим техникам. Поэтому овладеть ОВД на нужном для сталкера уровне ему не составило большого труда. Так что каждый приходит по-своему, важно лишь хотеть это сделать.

— Придется попробовать, — сказал я, задумчиво глядя на дорогу.

— Попробуй, — усмехнулся Черный. — Но сразу хочу предупредить, что на это могут уйти годы.

— Я подожду.


Новый год я встречал у Черного — в доме Антона собралось больше десяти человек. Некоторых из них я видел впервые, мне было интересно встретиться с теми, о ком раньше я слышал только из рассказов. Шаман оказался невысоким человеком лет тридцати пяти, очень спокойным и невозмутимым. Высокого парня лет двадцати мне представили как Фроста — он приехал из Сочи. Я уже знал, что он один из лучших дримеров — людей, владеющих техникой осознанных сновидений. Благодаря своим умениям Игорь мог вытягивать из сновидений уйму полезной информации. Еще одним «новичком» был Дэн, спортивного вида рыжеволосый парень со спокойным взглядом и приятной улыбкой. Здесь же были Баал, Маркиз и прилетевшие из Питера Люминос и Алла. Помимо Аллы на праздник приехали и уже знакомые мне Татьяна и Ирина.

Калины на встрече не было — как я узнал позже, Маша не захотела сюда ехать, а оставить ее одну в новогоднюю ночь не захотел уже сам Александр.

Это был хороший праздник. Я с интересом слушал рассказы бывалых охотников за неведомым, стараясь вынести из них как можно больше полезного. Татьяна рассказала о своих исследованиях в области криптозоологии, даже показала несколько снимков, запечатлевших неведомых зверей. На одной фотографии был зверь, похожий на собаку, но назвать его собакой не поворачивался язык — настолько он был необычным. Всклокоченная шерсть с торчащими из нее длинными иглами, оскаленная пасть с мелкими острыми зубами, совершенно дикий взгляд — все говорило о том, что девушка действительно сфотографировала очень странное животное. Другая фотография оказалась темной, Татьяна пояснила, что снимать пришлось без вспышки. На ней была какая-то диковинная птица вроде павлина: как рассказала девушка, она сфотографировала ее в нашем подмосковном лесу.

Мирон рассказал об экспресс-методе поиска аномальных зон на местности, Фрост и Дэн поведали о поездке на одно из «блудных» мест: по их словам, они действительно на какое-то время заблудились, при этом GPS-навигатор в течение примерно пятнадцати минут не мог выдать координаты, так как не получал сигналов со спутников.

Были и другие рассказы. Я слушал и радовался тому, что нахожусь здесь. Теперь мне казалось странным, что еще недавно я хотел убежать от всего этого — большей глупости трудно было себе представить. Мне тоже выпала честь поведать о пережитом вместе с Черным приключении — не все из присутствующих знали о нашей встрече с механическим червяком, поэтому слушали меня с огромным интересом…

Домой я вернулся лишь к вечеру первого января. Впереди были достаточно длинные праздники, я решил посвятить их остановке внутреннего диалога — уж очень мне хотелось научиться самому открывать дороги в иные миры. Увы, все оказалось гораздо сложнее, чем я думал: дни шли за днями, а внутренний диалог и не думал сдавать позиции. Потом снова начались рабочие будни, очень часто я лишь вечером, возвращаясь домой, вспоминал о том, что хотел в течение дня практиковать безмолвие.

Тем не менее постепенно я начал замечать какие-то сдвиги. Намерение остановить ВД вскоре стало присутствовать практически постоянно, это помогало наблюдать за своей внутренней болтовней. При этом я в полной мере убедился в справедливости слов Антона о том, что при наблюдении за ВД он замолкает. К концу февраля я с удовольствием отметил, что мой внутренний диалог заметно ослаб, стал прерываться долгими паузами. А в начале марта наконец-то произошло то, чего я так долго ждал: внутренняя тишина, к которой я уже достаточно привык, приобрела какие-то новые качества. Словно я поднялся на новую ступеньку: в сознании появилось удивительное, непередаваемое словами ощущение «гладкости», дыхание стало очень мягким и свободным. И вместе с этим пришло поистине всепоглощающее безмолвие — я даже ощутил восторг, настолько это было здорово. Сознание тут же вновь наполнилось мыслями о пережитом опыте, но осталось главное — память о новом состоянии, о том, что до него можно дотянуться. И точно — уже через час мне вновь удалось попасть в это удивительное состояние. Оно держалось не больше нескольких минут, но уже на следующий день я смог продлить период безмолвия минут до десяти. С каждым днем мое умение находиться в безмолвии все улучшалось, при этом я, помня наставления Черного, никому не говорил о своих успехах.

Вскоре я обнаружил, что состояние безмолвия не только не делает меня неспособным выполнять какую бы то ни было работу, но, наоборот, способствует ей. Мои эскизы, выполненные в состоянии внутреннего безмолвия, приводили моих коллег в восторг, после очередного такого шедевра мне даже прибавили зарплату. Теперь я уже привык к тому, что для того, чтобы начать работать, мне надо было остановить внутренний диалог. После чего образы ювелирных украшений сами собой начинали появляться в сознании, мне оставалось лишь успевать их зарисовывать.

К концу марта я уже научился поддерживать ОВД почти непрерывно: если в какой-то момент вдруг вываливался из этого состояния, то легко мог в него вернуться. Был уверен, что готов к встрече и с «чистилищем», и с Запретным Городом. Собирался в ближайшие дни встретиться с Черным и поговорить о визите в зону, когда произошло событие, снова надолго выбившее меня из колеи…


Был вечер вторника, за окном лил дождь. То и дело слышались раскаты грома, изображение на экране телевизора подергивалось от помех. В такую погоду надо сидеть дома, поэтому я недовольно поджал губы, когда из прихожей послышалась трель звонка.

Пришлось встать и пойти к двери. За прошедшие месяцы я уже перестал опасаться «серых», поэтому не стал спрашивать, кто пришел, и просто открыл дверь.

И замер от неожиданности. Передо мной, кутаясь в промокшую джинсовую куртку, стояла Вика.

— Здравствуй, — сказала она, взглянув на меня. — Я могу войти?

— Зачем? — холодно спросил я.

— Просто мне некуда больше идти. Мне только переночевать, утром я уйду. Пожалуйста… — Она опустила взгляд.

Только теперь я заметил, что левый глаз у нее заметно припух, на виске была царапина. К тому же она промокла до нитки и совсем замерзла: несмотря на весну, тепла все еще не было.

Наверное, мне надо было сказать «нет» и закрыть дверь. Вместо этого я посторонился:

— Проходи…

— Спасибо…

Вика зашла в прихожую, я закрыл за ней дверь. Подождал, пока она разуется и снимет куртку.

— Иди в зал. Я налью воду в ванну, погреешься.

— Спасибо… — снова поблагодарила она меня и пошла в гостиную.

Включив воду в ванной, я вернулся к Вике. Она сидела на краешке дивана, ее заметно трясло.

— Сейчас найду полотенце и одежду, и можешь идти греться…

Она лишь кивнула. Открыв шкаф, я отыскал необходимые вещи, передал ей. Вика отправилась в ванную, а я сел в кресло и стал думать о том, что все это значит.

Она вышла из ванной минут через сорок, за это время я успел приготовить ей ужин — сам я уже поел. Взглянув на девушку, отметил, что щеки ее порозовели, она больше не выглядела мокрой замерзшей курицей.

— В кухне еда на столе, — сказал я. — Иди поешь.

— Ты не будешь?

— Я уже ел…

Вика ушла ужинать. Я все так же смотрел в телевизор, но происходящего на экране не видел. Все мои мысли были заняты Викой — почему она здесь, что случилось?

Неприятности с «серыми» или это их очередная попытка добраться до меня? Этого я пока не знал.

Когда гостья вернулась, я смотрел какой-то фильм.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Было очень вкусно.

— Пожалуйста… — отозвался я. Немного помолчав, добавил: — Я постелю тебе на диване.

— Хорошо… — Она села на диван. — Ты обиделся на меня?

— Я не хочу об этом говорить… — Поднявшись, я открыл шифоньер, взял простыню и одеяло. Кинул на диван. — Застелешь сама…

— Прости меня, — сказала она, ее голос дрогнул. — Это была моя работа. Я не знала, что полюблю тебя, я не хотела тебя обманывать — так получилось. Была даже рада, когда ты все узнал.

— Это уже ничего не меняет… — Я сел в кресло.

— Я ушла от них. — Вика посмотрела на меня, в ее глазах блеснули слезы. — Ушла, понимаешь? Ради тебя, ради нас с тобой. Не гони меня!

— Я тебе не верю, — тихо ответил я. — Ты обманула меня один раз. Можешь обмануть снова. Выключишь потом телевизор, я пошел спать… — Поднявшись, я вышел из комнаты. Зашел в спальню, прикрыл дверь. На всякий случай поставил у двери стул — кто ее знает, что на уме у этой стервы? Будет открывать, так хоть услышу.

На душе было муторно, и я понимал почему. Думал, что навсегда вычеркнул Вику из сердца, но вот пришла она, и я снова чувствую волнение. Да, предала она меня, обманула. Но хуже всего то, что я все еще ее люблю…

Осознание этого было очень неприятно. Я чувствовал, что мне хочется найти оправдание Вике и тому, что она сделала. Запуталась она, попала в лапы к «серым». Делала то, что ей велят. Теперь вот ушла от них, пришла именно ко мне. А я гоню ее, отвергаю. Прав ли я?

Я слышал, как Вика выключила телевизор. Прошло еще несколько минут, щелкнул выключатель. Что же мне делать, как поступить? Ведь люблю я ее, люблю. Прогоню ее и всю жизнь потом буду мучиться — вдруг она говорила правду? Что, если она действительно порвала с «серыми»?

Так прошел почти час. Я ворочался с боку на бок и все не мог заснуть, за стенкой время от времени слышался тихий скрип дивана — Вика тоже не спала. Понимая, что не могу больше переносить эту пытку, я встал, отодвинул стул и пошел к Вике.

— Не спишь? — спросил я.

Вика лежала на диване, укрывшись одеялом.

— Нет… — тихо ответила она.

— Мне очень хочется тебе поверить. — Я сел на край дивана, взял ее за руку. — Для меня нет никого дороже тебя. Но я не знаю, кто ты. Не знаю, где правда, а где ложь.

— Я не обману тебя. Верь мне… — Она приподнялась, обняла меня. Тихонько всхлипнула. — Знал бы ты, как я устала быть одна…

Я хотел ей верить. Хотел, несмотря ни на что — не может она меня обмануть. А если все-таки обманет, то мне тогда и жить незачем.

— Я верю… — сказал я и прижал ее к себе.


Проснулся я около восьми. Вика спала, ее волосы разметались по подушке. Она была прекрасна — глядя на нее, я чувствовал, что готов для нее на все. Моя Вика — я смотрел на нее и знал, что никому ее больше не отдам.

Наверное, я смотрел на нее слишком пристально, так как она вдруг шевельнулась, открыла глаза. И встретилась со мной взглядом.

— Привет! — сказала она и слабо улыбнулась.

— Привет… — отозвался я, вглядываясь в ее глаза. — Как спалось?

— Хорошо… — ответила она. Какое-то время смотрела на меня, ее глаза наполнились слезами.

— Ты плачешь? — спросил я.

Она отвернулась, потом села на кровати. Обхватила колени, уткнулась в них лицом.

— Не плачь… — Я провел ладонью по ее волосам. — Ты ведь ушла от них… Все теперь будет хорошо.

— Ты не понимаешь… — Она взглянула на меня, по ее щекам ползли слезы. — От них нельзя уйти. Нельзя, понимаешь?! И сюда меня прислали именно они — Лара прислала. Я снова тебя обманула… — Она встала и начала торопливо одеваться — ее одежда, уже успевшая высохнуть, висела здесь же, на стуле.

Руки Вики дрожали, губы тряслись. Я смотрел на нее и не мог поверить, что она говорит правду.

— Не верь мне! Никогда больше не верь мне, слышишь?! — Она нервно застегнула пуговицы блузы. — Гони меня прочь — если не хочешь погибнуть.

Я продолжал смотреть на нее, в сознании царил хаос. Выходит, она меня снова обманула? И все ее вчерашние слова были очередной ложью?

Одевшись, она быстро вышла в коридор. Понимая, что Вика сейчас уйдет, я вскочил и побежал за ней.

Она уже накинула куртку и теперь обувалась. Выпрямилась, встретилась со мной взглядом. Ее глаза были полны слез.

— Если ты снова обманула меня, то почему говоришь мне об этом? — Я смотрел ей в глаза, пытаясь понять, где правда, а где ложь.

— Потому что действительно люблю тебя. Прощай… — Она торопливо открыла дверь и вышла из квартиры.

Я не остановил ее. Застучали по ступенькам каблучки ее туфелек, потом все стихло. Закрыв дверь, я прошел в гостиную, сел на диван, уже ничего не понимая. Она призналась, что обманула меня, — значит ли это, что она меня действительно любит, что это не игра с двойным дном, способ войти ко мне в доверие? Могу ли я ей верить?…

Весь день я думал о Вике. Ближе к вечеру, отчаявшись разобраться в происходящем, решил позвонить Антону. Потом передумал — испугался того, что он посоветует мне прекратить с Викой всякие отношения, навсегда забыть о ней. Я не соглашусь, и моим отношениям со сталкерами придет конец…

Черному я так и не позвонил. Прошел один день, другой, третий — от Вики не было никаких вестей. Наверное, я бы мог пойти к ней домой. Но был уверен, что она там уже не живет. Кроме того, такой визит был бы опасен — что, если за Викой присматривают? Я не хотел ей навредить.

Антону я позвонил через неделю. О Вике не сказал ни слова — хотел просто встретиться, поговорить. Узнать новости.

— Ты вовремя, — услышав меня, сказал Черный. — Подъезжай в наш офис часикам к шести, поболтаем.

— Хорошо, — с готовностью согласился я.

К уже хорошо знакомому мне зданию я подъехал за пять минут до шести вечера.

Поднялся на второй этаж, зашел в офис.

— А вот и Егор! — увидев меня, сказал Калина — он и Ирина сидели у одного из мониторов. — Присаживайся.

— Привет! — поздоровался я. — Спасибо… — Присев на стул рядом, я глянул на монитор. — Чем занимаемся?

— Пытаемся сравнить карту нуклеаров с расположением аномальных зон, — за Калину ответила Ирина. — Получается очень интересно.

— Нуклеары — это что? — спросил я, вглядываясь в экран.

— Места падения крупных метеоритов, — пояснила девушка. — Они падали очень давно, миллиарды лет назад. В местах их падения образовались крупные кратеры, размеры некоторых достигают двух-трех тысяч километров. Их хорошо видно на космических снимках. Вот, например, Северо-Американский, — Ирина подвела курсор к нужному месту на карте. — Его размеры почти четыре тысячи километров. Представляешь, какой камешек когда-то упал?

— Представляю, — кивнул я. — А у нас есть подобные?

— Есть, но не такие большие. Вот Прибалтийский нуклеар, его размеры порядка пятисот километров. На его территории есть известные нам аномальные зоны. Еще есть неподалеку от Каспия, в Сибири, на Дальнем Востоке. Мы считаем, что именно падения метеоритов являются причиной появления многих аномальных зон. Поэтому, зная, где они падали, мы можем уже целенаправленно вести поиск в этих местах.

— Это интересно, — сказал я, вглядываясь в карту. — «Серые» знают об этом?

— Думаю, что пока нет, — ответил Калина. — Но однажды это все равно всем станет известно. Все буквально лежит на поверхности. Даже странно, что никто раньше не обратил на это внимание.

— Просто смотреть и видеть — разные вещи, — добавила Ирина. — Антон вернулся…

В офис зашел Черный.

— Привет! — Он пожал мне руку. — Ну и как, есть совладения? Что думаете? — Антон взглянул на монитор.

— Ты был прав, несколько совпадений очень четкие, — ответила Ирина. — Но по другим нуклеарам я таких совпадений не вижу.

— Как говорят врачи, нет абсолютно здоровых людей, есть недообследованные, — пошутил Черный. — Я уверен, что если как следует поискать, то в большинстве мест падения нуклеаров отыщутся аномальные зоны. Кстати, о зонах, — он взглянул на меня. — Не хочешь прогуляться денька этак на три? С утра пятницы до вечера воскресенья?

— С удовольствием, — согласился я, подумав о том, что всегда смогу отпроситься с работы. — Далеко поедем?

— Не слишком. Кстати, тебе надо будет сделать фотографию для паспорта.

— Для паспорта? — не понял я. — Зачем?

— Есть несколько зон, куда мы никогда не ездим со своими документами, — пояснил Антон. — Слишком они серьезные. Если берешь билет на поезд или самолет, твои данные фиксируются. У «серых» есть доступ к этим базам данных, поэтому им ничего не стоит вычислить, куда мы поедем. Здесь, поблизости, мы пользуемся машинами или электричками, да и то приходится заметать следы — ты сам видел. Когда едем далеко, приходится принимать меры предосторожности.

— Хочешь сказать, что сделаешь мне другой паспорт?

— Вроде того, — кивнул Черный. — На этот раз он тебе не понадобится, но на будущее пригодится. Пошли прогуляемся. Заодно и сфотографируешься, чтобы не тянуть.

— Идем, — согласился я.

Загрузка...