23 тайны: то, что вам не расскажут про капитализм

ЧТО ВАМ РАССКАЗЫВАЮТ

Наша экономика за последние несколько десятилетий коренным образом преобразилась. Промышленное производство, некогда движущая сила капитализма, ныне уже не имеет большой значимости, особенно в богатых странах. При естественной тенденции относительного роста спроса на услуги вместе с ростом экономического благосостояния и с развитием высокопроизводительных наукоемких услуг (таких как банковские услуги и управленческий консалтинг), обрабатывающая промышленность во всех развитых странах пришла в упадок. Эти страны вступили в «постиндустриальную» эпоху, когда большинство людей трудится в сфере услуг и большая часть производимого продукта — услуги. Уменьшение роли промышленности — естественный процесс, а потому не только не следует беспокоиться, но, напротив, стоит искренне ликовать. С подъемом наукоемких услуг некоторым развивающимся странам, возможно, было бы даже полезнее вообще миновать этот злосчастный этап развития производства и перескочить напрямую к постиндустриальной экономике, базирующейся на оказании услуг.

ЧТО ОТ ВАС СКРЫВАЮТ

Возможно, мы действительно живем в постиндустриальном обществе, в том смысле, что большинство из нас работает в магазинах и офисах, а не на фабриках. Но мы не вошли в постиндустриальную стадию развития в том смысле, что промышленность потеряла свою важность. Во многом (хотя и не полностью), сокращение доли производства в валовом продукте объясняется не падением абсолютного количества произведенных товаров, а падением их цен в сравнении с ценами на услуги, что вызвано более стремительным ростом производительности последних (количество продукта на единицу вложений). И хотя деиндустриализация происходит главным образом благодаря этому неравномерному, в разных секторах, росту производительности и поэтому сама по себе не может быть отрицательным явлением, она оказывает негативное влияние на рост производительности экономики в целом и на платежные балансы, а это уже важно. Что касается предположения о том, будто развивающиеся страны могут, по большому счету, проскочить индустриализацию и сразу войти в постиндустриальную фазу, — это фантазия. Ограниченные возможности увеличения производительности услуг делают их плохим двигателем роста. Низкая реализуемость услуг ведет к тому, что экономика, основанная главным образом на оказании услуг, будет иметь более низкие возможности экспорта. Более низкие доходы от экспорта влекут за собой ослабление возможности покупать за границей передовые технологии, что, в свою очередь, приводит к замедлению экономического роста.

БЫВАЕТ ЛИ ЧТО-НИБУДЬ, СДЕЛАННОЕ НЕ В КИТАЕ?

Однажды Цзинь Гуй, мой девятилетний сын (да, тот самый, который фигурирует в моей книге «Недобрые самаритяне» в качестве «моего шестилетнего сына» — воистину, разносторонний актер) подошел ко мне и спросил: «Папа, а бывает что-нибудь такое, что сделано не в Китае?» Я сказал ему: да, может быть, с виду не скажешь, но другие страны все еще что-то производят. Потом я захотел привести пример, но замялся. Сперва я решил было назвать его «японскую» игровую приставку «Нинтендо DSi», но потом вспомнил, что видел на ней «Made in China». Сообразив, я сказал ему, что некоторые мобильные телефоны и плоские телевизоры делают в Корее, но других изделий, знакомых девятилетнему мальчику, припомнить не удалось (для таких вещей, как «БМВ», он еще маловат). Неудивительно, что Китай сейчас называют мастерской мира.

Трудно поверить, но название «мастерская мира» изначально было придумано для Великобритании, которая сегодня, по словам французского президента Николя Саркози, «не имеет промышленности». Успешно начав промышленную революцию раньше других стран, к середине XIX века Англия настолько явно стала доминирующей промышленной державой, что без колебаний полностью либерализировала торговлю (см. Тайну 7). В 1860 году она произвела 20% мирового объема продукции обрабатывающей промышленности. В 1870 году на ее долю приходилось 46% мирового промышленного производства. Сегодня доля Китая в мировом экспорте составляет всего лишь около 17% (по данным на 2007 год), хотя, казалось бы, «все» производится в Китае, так что можете себе представить степень британского доминирования в те времена.

Однако лидирующее положение Великобритании продлилось недолго. После того как примерно к 1860 году она либерализировала торговлю, начиная с 1880-х годов страна начала терять свои позиции, и ее стали быстро нагонять США и Германия. К началу Первой мировой войны Англия утратила лидерство в мировой экономике, но главенство обрабатывающей промышленности в британской экономике продолжалось еще долго. До начала 1970-х годов в Великобритании, наряду с Германией, доля занятых в промышленности относительно общей численности работающих, была одной из самых высоких в мире: около 35%. В тот период Великобритания имела типичную промышленную экономику, экспортируя промышленные товары и импортируя продукты питания, топливо и сырье. Ее положительный внешнеторговый баланс в сфере производства (экспорт промышленных товаров минус импорт промышленных товаров) на протяжении 1960–1970-х годов постоянно оставался между 4 и 6% ВВП.

Но после 1970-х годов значение британского промышленного сектора стремительно падает. В 1950 году объем производства обрабатывающей промышленности относительно всего английского ВВП составлял 37%. Сегодня на его долю приходится всего лишь около 13%. Доля промышленности в общем числе работающих упала с 35% в начала 1970-х до чуть более 10%.^{21} Позиции британской промышленности во внешней торговле также резко изменились. Сегодня Великобритания ежегодно имеет дефицит торгового баланса в промышленности в 2–4% ВВП в год. Что же произошло? Надо ли Британии беспокоиться?

Господствует мнение, что беспокоиться не о чем. Начнем с того, что Британия — в общем-то, не единственная страна, где произошли подобные явления. Уменьшение доли промышленного производства в валовом продукте и в занятости — явление, известное как «деиндустриализация», — по утверждению многих исследователей, естественный процесс, общий для всех развитых стран (в случае с Великобританией, ускорившийся после обнаружения нефти в Северном море). Широко распространено убеждение, что причина этого явления — в том, что, становясь богаче, люди начинают требовать больше услуг, чем промышленных изделий. Когда спрос падает, естественно, производственный сектор сокращается и страна входит в постиндустриальную стадию развития. Многие даже приветствуют подъем значимости сектора услуг. По их словам, происходящий в последнее время рост сферы «наукоемких» услуг с быстрым ростом производительности — таких как финансы, консультирование, дизайн, компьютерная обработка данных и информационные услуги, научно-конструкторские разработки, — свидетельствует о том, что услуги заместили производство в качестве двигателя роста, по крайней мере в развитых странах. Производство сейчас — второстепенная деятельность, которую осуществляют развивающиеся страны, такие как Китай.

КОМПЬЮТЕРЫ И СТРИЖКИ: ПОЧЕМУ ПРОИСХОДИТ ДЕИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ

На самом ли деле мы вступили в постиндустриальную эпоху? Стало ли производство маловажным? Ответы на эти вопросы — «Лишь отчасти» и «Нет».

Не вызывает сомнения, что в развитых странах гораздо меньшая часть населения работает на фабриках, чем ранее. Было время, в конце XIX — начале XX века, когда в некоторых странах (в частности, в Великобритании и в Бельгии) около 40% всех работающих были заняты в промышленности. Сегодня эта доля составляет, самое большее, 25%, а в некоторых странах (особенно в США, Канаде и Великобритании) — едва ли 15%.

При настолько сократившемся (в пропорциональном отношении) количестве людей, работающих на фабриках, изменился характер общества. Отчасти нас формирует опыт работы (этот момент большинство экономистов упускают из вида), поэтому то, где и как мы работаем, влияет на то, кем мы являемся. По сравнению с заводскими рабочими, офисные работники и продавцы в магазине проделывают меньше физической работы и, не будучи связанными с конвейерами и другими механизмами, имеют возможность осуществлять больший контроль над своим процессом труда. Фабричные рабочие более тесно общаются на работе и за ее пределами со своими коллегами, особенно на мероприятиях, организуемых профсоюзами. Работники магазинов и офисов, напротив, больше трудятся индивидуально и деятельностью профсоюзов почти не охвачены. Продавцы и некоторые офисные работники напрямую общаются с клиентами, тогда как фабричные рабочие своих клиентов никогда не видят. Я недостаточно социолог и недостаточно психолог, чтобы высказать на эту тему какое-либо глубокое суждение, но все это означает, что люди в нынешних развитых странах не только работают по-разному, но и отличаются от своих родителей и дедов. В этом смысле можно сказать, что в социальном плане в развитых странах сегодня существует постиндустриальное общество.

Однако в экономическом плане постиндустриальными они не стали. Производство по-прежнему играет в их экономике ведущую роль. Чтобы убедиться в этом, мы сперва должны понять, почему в развитых странах произошла деиндустриализация.

Небольшая, но заметная часть деиндустриализации — «оптическая иллюзия», в том смысле, что деиндустриализация отражает изменения в статистической классификации, а не в реальных процессах. Одна подобная иллюзия возникает благодаря передаче некоторых видов деятельности сторонним исполнителям, и эти виды деятельности по своей сути являются услугами, но ранее проводились внутри компании и поэтому учитывались как промышленный продукт (например, организация питания, уборка, техническая поддержка). Когда эти функции отдают стороннему исполнителю, формальный объем оказанных услуг возрастает без реального увеличения деятельности по оказанию услуг. Даже несмотря на то, что объективной оценки объемов аутсорсинга не существует, эксперты сходятся в том, что в США и в Великобритании, особенно в 1980-х годах, он был существенным фактором деиндустриализации. Помимо влияния аутсорсинга, степень сокращения промышленного производства представляется более высокой, чем она есть на самом деле, по причине так называемого эффекта реклассификации[4]. По оценке, приведенной в докладе британского правительства, до 10% падения занятости в промышленном секторе Великобритании с 1998 по 2006 гг. может быть объяснено тем, что ряд компаний-производителей, видя, что оказываемые ими услуги начинают преобладать, обращаются в государственное статистическое агентство с просьбой переклассифицировать их как фирмы по оказанию услуг, хотя при этом остаются вовлечены и в промышленное производство.

Одна из подлинных причин деиндустриализации недавно привлекла большое внимание. Это рост объема промышленного импорта из развивающихся стран, где издержки производства невелики, в особенности из Китая. Каким бы стремительным ни выглядел этот рост, далеко не им одним объясняется деиндустриализация в развитых странах. До конца 1990-х годов экспорт из Китая важного значения не имел, но в большинстве развитых стран процесс деиндустриализации начался еще в 1970-х. Большинство исследований показывают, что на подъем Китая как новой «мастерской мира» можно отнести лишь около 20% деиндустриализации, прошедшей на сегодня в развитых странах.

Многие полагают, что оставшиеся 80% в значительной степени можно объяснить естественной тенденцией к некоторому падению спроса на промышленные товары с ростом благосостояния. Но при более пристальном рассмотрении оказывается, что на деле влияние спроса весьма невелико. Судя по всему, мы тратим все большую часть дохода на услуги не потому, что, в абсолютном выражении, потребляем все больше услуг, но главным образом потому, что услуги, в относительном выражении, становятся все дороже и дороже.

На те деньги, которые вы десять лет назад заплатили за свой компьютер, сегодня, с учетом инфляции, вы сможете купить три, если не четыре компьютера той же, если не большей мощности (и, безусловно, меньшего размера). Поэтому у вас, вероятно, не один компьютер, а целых два. Но даже при наличии двух компьютеров доля вашего дохода, потраченная вами на компьютеры, существенно снизилась (для удобства я предполагаю, что ваш доход, с учетом инфляции, остался прежним). Напротив, стрижетесь вы, вероятно, столь же часто, как и десять лет назад (если, конечно, за это время ваша шевелюра не поредела). Цена стрижки, скорее всего, несколько возросла, так что доля вашего дохода, которая идет на стрижку, выше, чем десять лет назад. В результате кажется, что доля дохода, которую вы тратите на стрижку, стала больше (а на компьютеры — меньше), чем ранее, но на самом деле вы потребляете гораздо больше компьютеров, чем раньше, а ваше потребление услуг парикмахера осталось прежним.

Если вы следите за изменениями в относительных ценах (или, пользуясь профессиональным жаргоном, если вы проводите сравнения в неизменных ценах), то падение промышленного производства в развитых странах оказывается гораздо более резким, чем кажется. Например, если взять Великобританию, то доля промышленности в валовом продукте, без учета эффекта изменения относительных цен (на профессиональном жаргоне — в текущих ценах), с 1955 по 1990 год упала более чем на 40% (с 37% до 21%). Однако если принять во внимание эффект изменения относительных цен, то падение составило всего около 10% (с 27% до 24%)^{22}. Иными словами, реальный эффект спроса — то есть, эффект спроса после учета сравнительных изменений цен — невелик.

Почему же тогда относительные цены промышленных товаров падают? Это происходит потому, что для отраслей промышленности, как правило, характерен более быстрый рост производительности труда, чем для сферы услуг. Поскольку объем производства в промышленном секторе растет быстрее, чем в сфере услуг, цены на промышленные товары, по сравнению с ценами на услуги, снижаются. В промышленности, где применение механизации и химических процессов существенно облегчено, проще поднять и производительность, чем в сфере услуг. Напротив, многие услуги, по самой своей природе, не допускают роста производительности без ущерба для качества продукта.

В ряде случаев повышение производительности само по себе может уничтожить продукт. Если струнный квартет проскачет 27-минутную музыкальную пьесу за девять минут, вы же не скажете, что его производительность труда утроилась?

В случае других услуг видимый рост производительности происходит из-за ухудшения конечного продукта. Учительница может «увеличить» производительность труда в четыре раза, взяв к себе в класс вчетверо больше учеников, но качество ее «продукта» будет испорчено тем, что она окажется не в состоянии уделять отдельным ученикам столько же внимания, что и раньше. Увеличение производительности розничного обслуживания в США и Великобритании объясняется снижением качества самого розничного обслуживания, когда клиенту настойчиво предлагают более дешевые ботинки, диваны и яблоки; в обувных магазинах работает меньше продавцов, так что ждать приходится по двадцать минут вместо пяти; доставки мебели надо ждать не две, а четыре недели и, возможно, придется брать отгул на работе, потому что доставляют вашу покупку «от 8 утра до 6 вечера»; вы тратите гораздо больше времени, чем раньше, на то, чтобы доехать до нового супермаркета и попетлять по его длинным проходам, потому что яблоки и замороженная пицца в нем дешевле, чем в старом супермаркете, по той простой причине, что новый расположен бог знает где и поэтому может позволить себе аренду больших торговых площадей.

Есть некоторые виды услуг, например, банковские, которые сравнительно с другими услугами располагают гораздо большими возможностями для роста производительности. Но, как показал финансовый кризис 2008 года, рост производительности в этих услугах произошел, по большей части, не благодаря реальному увеличению эффективности труда (например, сокращению издержек обращения за счет использования более совершенных компьютеров), а благодаря финансовым инновациям, которые, вместо того чтобы реально уменьшить рискованность финансовых активов, ее завуалировали, позволив тем самым финансовому сектору расти недопустимо быстро (см. Тайну 22).

Итак, падение доли промышленного производства в валовом продукте развитых стран происходит отнюдь не из-за относительного падения спроса на промышленные товары, как считают многие. И не только по причине увеличения объема промышленного экспорта из Китая и других развивающихся стран, хотя на некоторые сектора экономики оно оказало немалое влияние. Основным двигателем процесса деиндустриализации стало падение относительных цен на промышленные товары, произошедшее из-за более быстрого роста производительности в промышленном секторе, чем в любом другом. Таким образом, если в плане занятости граждане развитых стран и живут в постиндустриальном обществе, то с точки зрения производства значение промышленности в экономике этих стран уменьшилось не до такой степени, чтобы провозглашать наступление постиндустриальной эпохи.

СТОИТ ЛИ БЕСПОКОИТЬСЯ ИЗ-ЗА ДЕИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ?

Но если причиной деиндустриализации является динамичность развития производственного сектора страны, возможно, деиндустриализация — это хорошо?

Не обязательно. Тот факт, что деиндустриализация вызывается главным образом лишь относительной динамичностью производственного сектора по сравнению с сектором услуг, ничего не говорит нам о том, хорошо ли развивается этот сектор по сравнению с промышленными секторами других стран. Если производственный сектор в стране имеет более низкий рост производительности, чем производственные сектора в других странах, то он утратит конкурентоспособность на международном рынке, что в краткосрочной перспективе приведет к проблемам платежного баланса, а в долгосрочной — к падению уровня жизни. Иными словами, деиндустриализация может сопровождаться как экономическим подъемом, так и экономическим спадом. Странам нельзя успокаиваться тем, что деиндустриализация вызывается в основном лишь относительной динамичностью производственного сектора, поскольку даже нединамичный, по мировым стандартам, производственный сектор в своей стране может оказаться более динамичным, чем сектор услуг (как обычно и происходит).

Динамичен производственный сектор страны по мировым меркам или нет, уменьшение его удельного веса оказывает негативное влияние на рост производительности. По мере того как в экономике начинает доминировать сфера услуг, где производительность растет медленнее, замедляется рост производительности и всей экономики в целом. Если только мы, по примеру некоторых аналитиков, не станем считать, что страны, переживающие деиндустриализацию, сейчас настолько богаты, что не нуждаются в дополнительном росте производительности, то спад производительности для таких стран должен стать поводом для беспокойства — или, по крайней мере, явлением, с которым надо смириться.

Деиндустриализация также оказывает негативное влияние на платежный баланс страны, поскольку услуги, по определению, труднее экспортировать, чем промышленные товары. Дефицит платежного баланса свидетельствует о том, что страна не способна «сама заплатить за себя» в мире. Конечно, такая страна может на время «заткнуть дыру» внешними займами, но рано или поздно, ей придется понизить ценность своей валюты, тем самым уменьшив свои возможности для импорта и, соответственно, уровень жизни.

В основе низкой «продаваемости» услуг лежит тот факт, что, в отличие от промышленных товаров, которые могут быть доставлены в любую точку мира, большинство услуг требует, чтобы их поставщики и потребители находились в одном и том же месте. Еще никто не изобрел способа дистанционно делать стрижку или производить уборку помещений. Конечно, эта проблема будет снята, если поставщик услуги (в приведенных примерах, парикмахер или уборщик) может переехать в страну клиента, но в большинстве случаев это означает иммиграцию, чему большинство стран жестко сопротивляются (см. Тайну 3). Поэтому увеличение доли услуг в экономике означает, что страна, при прочих равных, будет получать меньшие поступления от экспорта. Если экспорт промышленных товаров не будет непропорционально увеличиваться, страна не сможет платить за тот же объем импорта, что и раньше. Если ее деиндустриализация — негативного характера, сопровождается ослаблением международной конкурентоспособности, проблема платежного баланса может оказаться еще серьезнее, поскольку промышленный сектор в этом случае не сможет увеличить объем экспорта.

Разумеется, не все услуги одинаково «непродаваемые. Наукоемкие услуги, о которых я говорил ранее, — банковские услуги, консультирование, инженерное обеспечение и так далее — весьма и весьма реализуемы. Например, в Великобритании с 1990-х годов экспорт наукоемких услуг сыграл важную роль для затыкания в платежном балансе дыры, оставленной деиндустриализацией (и падением объемов экспорта нефти Северного моря, которая позволила стране хоть как-то пережить негативные финансовые последствия деиндустриализации в 1980-х годах).

Однако даже в Великобритании, которая больше других преуспела в экспорте наукоемких услуг, положительное сальдо платежного баланса, сформированное этими услугами, составляет существенно меньше 4% ВНП, — едва покрывая дефицит торговли промышленными товарами. Учитывая, что после всемирного финансового кризиса 2008 года глобальное финансовое регулирование должно усилиться, маловероятно, что Великобритания сможет в будущем поддерживать этот уровень торгового баланса в финансовых и других наукоемких услугах. В случае США, еще одной предполагаемой модели постиндустриальной экономики, положительное сальдо торгового баланса в наукоемких услугах составляет менее 1% ВНП — крайне мало, чтобы возместить дефицит в торговле промышленными товарами, который равняется примерно 4% ВНП^{23}. США поддерживали такой высокий дефицит в торговле промышленными товарами лишь потому, что могли в больших объемах брать в долг за рубежом (с учетом изменений в мировой экономике, в ближайшие годы эта возможность будет уменьшаться и уменьшаться), а не потому, что для заполнения бреши вперед вышел сектор услуг, как в случае с Великобританией. Кроме того, открытым остается вопрос, сумеют ли США и Великобритания и далее сохранить сильные позиции в наукоемких услугах. В таких услугах, как инженерно-конструкторские работы и дизайн, где особую роль играют идеи, рожденные производством, непрерывное сокращение промышленной базы приведет к снижению качества продукции (в данном случае, продукции сферы услуг) и, как следствие, к дальнейшим потерям в экспортных поступлениях.

Если даже Великобритания и США — две страны, где, казалось бы, больше чем где-либо развиты наукоемкие услуги, — не в состоянии, в конечном итоге, путем экспорта этих услуг справиться с урегулированием своего платежного баланса, то крайне маловероятно, что с этой задачей справятся другие страны.

ПОСТИНДУСТРИАЛЬНЫЕ ФАНТАЗИИ

Полагая, что деиндустриализация является результатом переключения механизма развития с производства на услуги, некоторые исследователи утверждают, что развивающиеся страны могут, по большому счету, миновать индустриализацию и двигаться напрямую к экономике услуг. С увеличением количества услуг, переносящихся за границу, эта точка зрения стала очень популярна среди некоторых экспертов из Индии. К чему все эти грязные производства, говорят они, — давайте перейдем от сельского хозяйства напрямую к сфере услуг? Если Китай — «мастерская мира», продолжают они, то Индия должна постараться стать «офисом мира».

Однако считать, что бедная страна способна развиваться, опираясь исключительно на сферу услуг, — это чистая фантазия. Как уже говорилось ранее, для промышленного сектора характерен гораздо больший рост производительности, чем в секторе услуг. Безусловно, существуют отрасли сферы услуг, обладающие потенциалом стремительного роста производительности, в особенности, среди наукоемких услуг. Однако это услуги, которые направлены прежде всего на обслуживание фирм-производителей, поэтому эти отрасли очень трудно развивать, не развив сперва мощную производственную базу. Если с самого начала строить развитие экономики на основе сферы услуг, то в долгосрочной перспективе рост производительности будет идти намного медленнее, чем если опираться на производство.

Кроме того, мы уже видели, что поскольку услуги гораздо менее торгуемы, то страны, специализирующиеся на оказании услуг, могут столкнуться с более серьезными проблемами платежного баланса, чем страны, специализирующиеся на промышленном производстве. Это достаточно неприятно и для развитой страны, где проблемы платежного баланса снижают уровень жизни населения. Для развивающейся же страны это серьезная беда. Дело в том, что для обеспечения собственного развития развивающаяся страна должна импортировать сложные технологии из-за рубежа (либо это машины, либо лицензии на технологические процессы). Следовательно, когда развивающаяся страна сталкивается с дефицитом платежного баланса, то для нее затрудняется сама возможность внедрить более совершенные технологии и, тем самым, развивать свою экономику.

Когда я излагаю все эти негативные аспекты стратегии экономического развития на основе услуг, меня могут спросить: а такие страны, как Швейцария и Сингапур? Разве они не развивались на базе сферы услуг?

Но их экономика — тоже не совсем то, что о ней говорят. На самом деле это истории успеха промышленности. Так, многие считают, что Швейцария живет на украденные деньги, размещенные в ее банках диктаторами «третьего мира», или на деньги, вырученные от продажи коровьих колокольчиков и часов с кукушкой японским и американским туристам, но на самом деле это одна из самых индустриализированных экономик в мире. Да, мы не так часто видим продукты швейцарского производства, потому что страна невелика (около семи миллионов человек) и невелико общее количество швейцарских продуктов, а также потому, что местные производители специализируются на товарах производственного значения, таких как оборудование и промышленные химикаты, а не на потребительских товарах, которые у всех на виду. Но в расчете на душу населения страна имеет самый высокий объем промышленного производства в мире (иногда, в зависимости от конкретного года, она оказывалась второй после Японии). Сингапур также входит в пятерку самых промышленно ориентированных экономик в мире (опять же, из расчета производства условно-чистой продукции на душу населения), наряду с Финляндией и Швецией. За исключением отдельных государств, вроде Сейшельских островов, где очень небольшое население и исключительно благоприятные ресурсы для туризма (85 тысяч человек с доходом около 9 тысяч долларов на душу населения), ни одна страна до настоящего момента не достигла не то что высокого, но даже сносного уровня жизни, опираясь на сферу услуг, и в будущем таких стран не появится.

Подытоживая, скажу, что даже богатые страны не превратились в безусловно постиндустриальные. Хотя большинство населения в этих странах уже не работает на заводах, важность промышленного сектора в их системе производства не слишком упала, если учитывать эффект изменения относительных цен. Но даже если деиндустриализация — не всегда симптом промышленного спада (хотя и такое бывает), она оказывает в долгосрочном плане негативное влияние на рост производительности и платежный баланс, что тоже необходимо не забывать. Миф о том, что сегодня мы живем в постиндустриальную эру, заставил многие правительства игнорировать негативные последствия деиндустриализации.

Что касается развивающихся стран, то считать, будто они в состоянии перескочить стадию индустриализации и построить свое благосостояние на основе отраслей сферы обслуживания, — это чистая фантазия. Большинство услуг отличает медленный рост производительности, а большинство услуг, характеризующихся высоким ростом производительности, — это услуги, которые не могут развиваться без развития сильного промышленного сектора. Низкая реализуемость услуг означает, что развивающаяся страна, специализирующаяся на услугах, столкнется с более серьезной проблемой дефицита платежного баланса, а для развивающейся страны это означает уменьшение возможности модернизации экономики. Постиндустриальные сказки достаточно вредны и для богатых стран, но для развивающихся стран они категорически опасны.