23 тайны: то, что вам не расскажут про капитализм

ЧТО ВАМ РАССКАЗЫВАЮТ

Прежде чем распределять богатство, мы должны это богатство создать. Нравится вам это или нет, вкладывать деньги и создавать рабочие места будут богатые. Богатые люди нужны как для выявления возможностей рынка, так и для их эксплуатирования. Во многих странах политика, питаемая завистью, и популистские методы прошлого накладывали ограничения на накопление богатства, облагая богатых высокими налогами. Это нужно прекратить. Может, звучит слишком резко, но в конечном счете бедные могут разбогатеть, только делая богатых еще богаче. Если вы дадите богатым кусок пирога покрупнее, у других кусочки на время могут стать поменьше, но в итоге бедные, в абсолютном выражении, тоже получат более крупные куски, поскольку пирог станет больше. Так или иначе, когда в экономике создается богатство, благодаря предпринимательским идеям и инвестициям богатых, то после этого мы всегда можем решить перераспределить доход, если нам по-прежнему будет казаться, будто что-то несправедливо.

ЧТО ОТ ВАС СКРЫВАЮТ

Вышеизложенная идея, экономика «просачивающегося богатства», спотыкается на первом же препятствии. Вопреки обычному разделению на «стимулирующую рост политику, ориентированную на богатых» и «сокращающую рост политику, ориентированную на бедных», политика в поддержку состоятельных слоев за последние три десятилетия так и не сумела ускорить экономический рост. Поэтому первый аргумент в пользу подобного курса — что пирог станет больше, если давать богатым больший кусок пирога, — совершенно не убедителен. Второй довод — что большее богатство, созданное на вершине пирамиды, рано или поздно просочится вниз, до бедных, — тоже оказывается несостоятелен. Просачивание происходит, но эффект его, как правило, оказывается скудным, если его регулирование отдано на откуп рынку.

ТЕНЬ СТАЛИНА — ИЛИ ПРЕОБРАЖЕНСКОГО?

В 1919 году, после разрушительной Первой мировой войны, советская экономика находилась в плачевном состоянии. Понимая, что новый режим не имеет шансов на выживание без возрождения производства продуктов питания, Ленин ввел новую экономическую политику (НЭП), разрешив рыночные отношения в сельском хозяйстве и позволив крестьянам оставлять себе доход от этих операций.

Большевистская партия раскололась. В левом крыле, утверждавшем, что НЭП — не более чем возврат к капитализму, находился Лев Троцкий. Его поддерживал блестящий экономист-самоучка Евгений Преображенский. Последний заявлял, что советской экономике, если она хочет развиваться, необходимо увеличивать инвестиции в промышленность. Однако, замечал при этом Преображенский, эти инвестиции очень трудно увеличить, поскольку фактически все излишки, созданные в экономике (то есть, все, что превышает необходимый для физического выживания населения минимум), контролируются крестьянами, поскольку экономика была, по большому счету, аграрной. Следовательно, делал он вывод, частная собственность и рынок в деревне должны быть запрещены, с тем чтобы государство, сдерживая цены на сельскохозяйственную продукцию, могло выжать из деревни весь имеющийся для инвестирования излишек. Далее этот излишек предлагалось передать на нужды промышленного сектора и полностью направить на инвестиции, за чем обязаны будут проследить плановые органы. На первое время эти меры снизили бы уровень жизни, особенно для крестьянства, но впоследствии все стали бы жить лучше, поскольку инвестиции достигли бы максимума, а следовательно, максимально возрос бы и экономический потенциал.

Те, кто находился на правом фланге партии, такие как Иосиф Сталин и Николай Бухарин, давний друг и интеллектуальный соперник Преображенского, призывали быть реалистами. Они утверждали, что пусть это и не вполне «по-коммунистически» — разрешить в деревне частную собственность на землю и домашний скот, но нельзя отталкивать от себя крестьянство, учитывая его преобладание в стране. По Бухарину, не было иного выбора, кроме как «въехать в социализм на крестьянской лошадке». На протяжении большей части 1920-х годов перевес имели правые. Преображенского постепенно вытеснили на обочину политики, а в 1927 году он был отправлен в ссылку.

Но в 1928 году все переменилось. Став единоличным диктатором, Сталин украл идеи своих соперников и воплотил в жизнь стратегию, которую выдвинул Преображенский. Он конфисковал землю у кулаков — богатых крестьян-фермеров — и поставил всю деревню под государственный контроль путем коллективизации сельского хозяйства. Земли, конфискованные у кулаков, были превращены в государственные фермы (совхозы), а мелких землевладельцев вынуждали вступать в кооперативы или коллективные фермы (колхозы), оставляя за ними лишь номинальное право долевой собственности.

В точности рекомендациям Преображенского Сталин не следовал. В сущности, он довольно мягко обошелся с деревней и не выжал крестьян до максимума. Вместо этого он установил рабочим в промышленности зарплаты ниже прожиточного минимума, что, в свою очередь, вынудило городских женщин влиться в ряды рабочего класса, чтобы их семьи имели возможность выжить.

Стратегия Сталина обошлась дорого. Миллионы людей, сопротивлявшихся коллективизации сельского хозяйства — или обвиненных в оказании сопротивления, — оказались в трудовых лагерях. Произошел спад производства сельскохозяйственной продукции, последовавший вслед за резким падением поголовья рабочего скота, частично забитого владельцами из-за грозящей конфискации, частично из-за недостатка зерна для прокорма, что было вызвано принудительными поставками зерна в города. Крах сельского хозяйства обернулся жестоким голодом 1932–1933 годов, из-за которого погибли миллионы людей.

Парадокс же в том, что не прибегни Сталин к стратегии Преображенского, Советский Союз оказался бы не в состоянии построить промышленную базу такими темпами, что сумел во Вторую мировую войну отразить вторжение нацистов на Восточном фронте. А без поражения нацистов на востоке Западная Европа не смогла бы одержать победу над нацизмом. Так, по иронии судьбы, западноевропейцы обязаны своей сегодняшней свободой ультралевому советскому экономисту по фамилии Преображенский.

Почему я так долго разглагольствую о каком-то забытом русском экономисте-марксисте, жившем сто лет назад? Потому, что между стратегией Сталина (или, вернее, Преображенского) и сегодняшней политикой в поддержку богачей, которую защищают экономисты-рыночники, прослеживается удивительная параллель.

КАПИТАЛИСТЫ И РАБОЧИЕ

Начиная с XVIII века, феодальный порядок, при котором люди рождались в определенном «сословии» и оставались в нем до конца жизни, подвергался жестокой критике со стороны либералов всей Европы. Либералы заявляли, что люди должны вознаграждаться по заслугам, а не по рождению (см. Тайну 20). Конечно, это были либералы образца XIX века, поэтому их взгляды либералы сегодняшние (меньше всех американские, которых в Европе назвали бы не либералами, а скорее, «левыми центристами») сочли бы неприемлемыми. Прежде всего, они выступали против демократии. Они считали, что дать право голоса беднякам (о женщинах и речи не было, поскольку им было отказано в полноценных мыслительных способностях) — это уничтожить капитализм. Откуда же такая точка зрения?

Либералы XIX века полагали, что «воздержание» — ключ к накоплению богатства и, тем самым, к экономическому развитию. Если люди хотят накопить богатство, то, пожав плоды своего труда, они должны воздерживаться от немедленного наслаждения ими, вместо этого вкладывая полученное в капитал. Согласно этому мировоззрению, бедные бедны потому, что им недостает силы воли для подобного воздержания. Следовательно, если дать бедным право голоса, они захотят максимально увеличить свое текущее потребление, а не инвестиции, обложив налогами богатых и растрачивая полученные средства. На время это может сделать бедных состоятельнее, но в будущем они станут беднее, поскольку будут сокращены инвестиции, а значит, снизится и экономический рост.

В своей политике, направленной против поддержки бедных, либералы идейно опирались на труды классических экономистов, самым талантливым среди которых был английский экономист XIX века Давид Рикардо. В отличие от сегодняшних либеральных экономистов, классические экономисты не рассматривали капиталистическую экономику как состоящую из индивидуумов. Они считали, что люди принадлежат к различным классам: капиталисты, рабочие и землевладельцы, и ведут себя по-разному, в зависимости от классовой принадлежности. Наиболее важным межклассовым различием в поведении считалось то, что капиталисты инвестируют все (практически) свои доходы, тогда как остальные классы — класс рабочих и класс землевладельцев — свои доходы потребляют. В отношении класса землевладельцев мнения разделились. Некоторые, как Рикардо, считали его потребительским классом, который мешает накоплению капитала, а другие, такие как Томас Мальтус, утверждали, что его потребление помогает классу капиталистов тем, что порождает дополнительный спрос на производимую им продукцию. Но в отношении рабочих царило согласие. Рабочие тратят все свои доходы, так что если они станут получать более высокую долю национального дохода, то инвестиции, а значит, и экономический рост, сократятся.

В этом пункте взгляды ревностных экономистов-рыночников, таких как Рикардо, смыкались со взглядами ультралевых коммунистов, подобных Преображенскому. Несмотря на очевидные внешние различия, и тот, и другой считали: чтобы в будущем привести к максимальному экономическому росту, тот излишек, который возможно направить в инвестиции, должен быть сконцентрирован в руках инвестора; причем для первого этим инвестором был класс капиталистов, а для второго — планирующий орган. В конечном счете, это и имеют в виду люди, когда говорят, что «сперва надо создать богатство, и только потом его можно перераспределять».

ПОЛИТИКА В ИНТЕРЕСАХ БОГАТЫХ. ПАДЕНИЕ И ВЗЛЕТ

Между концом XIX и началом XX веков оправдались худшие страхи либералов, и большинство стран Европы и так называемые «отростки Запада» (США, Канада, Австралия и Новая Зеландия) предоставили право голоса беднякам (естественно, только мужского пола). Однако столь пугавшего их чрезмерно высокого налогообложения богатых и последующего разрушения капитализма не случилось. В течение нескольких десятилетий, которые последовали за введением права голоса для всего мужского населения, налогообложение богатых и расходы на социальные нужды увеличились ненамного. Так что бедняки, как оказалось, вовсе не настолько нетерпеливы.

Более того, когда всерьез начали вводить страшившие всех высокие налоги на богатых, капитализм это не уничтожило. Он даже укрепился. По окончании Второй мировой войны в большинстве богатых капиталистических стран наблюдался стремительный рост прогрессивного налогообложения и расходов на социальное обеспечение. Несмотря на это обстоятельство (или даже отчасти по этой причине — см. Тайну 21), между 1950 и 1973 годами были достигнуты самые высокие за всю историю этих стран темпы роста — а сам этот период стал известен как «золотой век капитализма». До этого времени доход на душу населения в богатых капиталистических странах вырастал на 1–1,5% в год. В период же «золотого века» он вырос до 2–3% в США и Великобритании, 4–5% — в Западной Европе и 8% — в Японии. С тех пор этим странам так и не удалось развиваться быстрее.

Когда с середины 1970-х годов рост в экономике богатых капиталистических стран замедлился, экономисты-рыночники стряхнули пыль с риторики XIX века и сумели убедить всех остальных, что причиной спада стало сокращение той доли дохода, что шла инвестирующему классу.

С 1980-х годов почти все это время во главе многих, хотя и не всех из этих стран стояли правительства, поддерживающие вертикальное перераспределение доходов снизу вверх. Даже некоторые так называемые «партии левого крыла», такие как лейбористская в Великобритании при Тони Блэре и демократическая в США при Билле Клинтоне, в открытую пропагандировали эту стратегию — кульминация пришлась на 1996 год, когда Билл Клинтон представил свою реформу системы социального обеспечения, объявив, что желает «положить конец социальному обеспечению в том виде, каким мы его знаем».

На деле урезание «государства всеобщего благосостояния» оказалось делом потруднее, чем изначально предполагалось (см. Тайну 21). Тем не менее, повышение расходов на социальные пособия и выплаты сдерживалось, несмотря на то, что структурные изменения, связанные со старением населения, вызвали рост потребности в пенсиях, в пособиях по инвалидности, в дополнительном финансировании услуг здравоохранения и других статей расходов для престарелых граждан.

Немаловажно, что в большинстве стран также было предпринято немало шагов, которые в итоге свелись к перераспределению национального дохода от бедных к богатым. Произошло сокращение налогов для богатых — были снижены верхние значения ставки подоходного налога. Финансовая дерегуляция открыла огромные возможности для спекулятивных доходов, а также для астрономических выплат топ-менеджерам и финансистам (см. Тайны 14 и 22). Дерегуляция в других сферах экономики также позволила компаниям получать большие прибыли, не в последнюю очередь благодаря расширению возможностей для использования своего монопольного положения, для загрязнения окружающей среды и упрощения увольнения сотрудников. Еще большая либерализация торговли и возросший объем иностранных инвестиций — или по крайней мере, угроза их роста — также стали оказывать давление на зарплаты в сторону их снижения.

В результате в самых богатых странах возросло неравенство доходов. Например, согласно докладу МОТ (Международной организации труда) «Рынок труда — 2008», из двадцати стран с развитой экономикой, для которых имелись данные, неравномерность распределения доходов в 1990–2000 годах выросла в 16 странах, а среди оставшихся четырех только в Швейцарии наблюдалось существенное снижение этого показателя[7]. За указанный период неравенство доходов в США, и без того намного более высокое, чем во всех остальных богатых странах мира, достигло уровня, сравнимого с показателем ряда латиноамериканских стран, таких как Уругвай и Венесуэла. Относительный рост неравенства доходов также был высок в Финляндии, Швеции и Бельгии, но это страны, где ранее степень неравенства была очень невелика — в случае Финляндии, пожалуй, даже слишком низка: распределение доходов там было еще более равномерным, чем во многих бывших социалистических странах.

По мнению Института экономической политики (НЭП), левоцентристского аналитического центра в Вашингтоне, с 1979 по 2006 годы (последний год, по которому имеются данные), из тех, кто получает в США зарплату, верхний 1% более чем вдвое увеличил свою долю в национальном доходе — с 10% до 22,9%. Верхняя 0,1% показала еще лучший результат, увеличив свою долю более чем в три раза, с 3,5% в 1979 году до 11,6% в 2006-м^{31}. Произошедшее объясняется, главным образом, астрономическим повышением по всей стране зарплат управленцев, неоправданность которого становится все более очевидной после финансового кризиса 2008 года (см. Тайну 14).

За тот же период из 65 развивающихся и бывших социалистических стран, рассмотренных в упомянутом докладе МОТ, неравенство распределения доходов возросло в 41 стране. Хотя количественное соотношение стран, где отмечалось увеличение неравенства в доходах, по сравнению с богатыми странами среди них было ниже, во многих из них уже существовало очень высокое неравенство доходов, поэтому его увеличение сказалось на них еще тяжелее, чем в богатых странах.

ВОДА НЕ ПРОСАЧИВАЕТСЯ ВНИЗ

Перераспределение доходов снизу вверх было бы оправдано, если бы привело к ускорению экономического роста. Но суть в том, что на самом деле с началом в 1980-х годах неолиберальной реформы, ориентированной на поддержку богатых, экономический рост замедлился. По данным Всемирного банка, в 1960–1970-х годах мировая экономика в расчете на душу населения развивалась с темпами свыше 3%, а с 1980-х годов ее рост составлял 1,4% в год (1980–2009).

Словом, начиная с 1980-х годов, мы отдавали богатым больший кусок нашего пирога, в надежде, что они создадут больше богатства и в дальнейшем сделают пирог больше, чем тот мог бы стать при иных обстоятельствах. Богатые благополучно получали свой кусок побольше, но в действительности даже сократили скорость, с которой растет пирог.

Проблема в том, что концентрация доходов в руках инвестора, будь то класс капиталистов или сталинский плановый орган, не приводит к увеличению темпов роста, если инвестор не увеличивает инвестиции. Когда Сталин передал все доходы в распоряжение управления по планированию под названием Госплан, по крайней мере была гарантия, что сосредоточенный доход будет обращен в инвестиции (пусть даже на продуктивность капиталовложений неблагоприятно влияют такие факторы, как трудность планирования и проблема стимулирования труда — см. Тайну 19). Капиталистическая экономика такого механизма не имеет. Убедитесь сами: несмотря на увеличивающееся с 1980-х годов неравенство, инвестиции как доля совокупного продукта упали в экономике всех стран «большой семерки» (США, Японии, Германии, Великобритании, Италии, Франции и Канады) и в большинстве развивающихся стран.

Даже когда распределение дохода снизу вверх создает большее богатство, чем возможно было бы достичь иначе (чего, повторяю, не происходило), нет никакой гарантии, что бедняки смогут воспользоваться этими дополнительными доходами. Повышение благосостояния на вершине пирамиды могло бы рано или поздно «просочиться вниз» и принести пользу бедным, но с уверенностью утверждать это нельзя.

Спору нет, «просачивание» — неглупая идея. У нас нет возможности оценивать влияние перераспределения доходов лишь по его сиюминутному эффекту, каким бы положительным или отрицательным он ни выглядел. Когда у богатых больше денежных средств, они могут направить их на увеличение инвестиций и повысить экономический рост, и в этом случае долгосрочным результатом перераспределения доходов снизу вверх может оказаться рост в абсолютных показателях (хотя и не обязательно в относительной доле) дохода, получаемого каждым.

Проблема, однако, в том, что если процесс предоставить рынку, большого просачивания, как правило, не происходит. Например, если снова обратиться к данным ИЭП, верхние 10% населения США с 1989 по 2006 годы распоряжались 91% прироста дохода, а верхний 1% забирал 59%. Напротив, в странах, где развиты структуры «государства всеобщего благосостояния» через налоги и отчисления распределять блага экономического прироста, который приходит (если приходит) вслед за перераспределением дохода снизу вверх, намного легче. И действительно, до вычета налогов и отчислений распределение доходов в Бельгии и Германии более неравное, чем в Соединенных Штатах, тогда как в Швеции и Нидерландах — примерно такое же, как в США[8]. Иными словами, чтобы вода с вершины начала просачиваться вниз в заметных объемах, требуется электронасос в виде «государства всеобщего благосостояния».

И наконец, что не менее важно: существует множество причин полагать, что перераспределение доходов сверху вниз может способствовать росту, если осуществлять его правильным образом и в правильное время. Например, при таком экономическом спаде, как сегодняшний, лучший способ поднять экономику — это перераспределить богатство сверху вниз, так как бедные обычно тратят большую часть своих доходов. Благотворный для экономики эффект лишнего миллиарда долларов, выданного семьям с низким доходом через увеличение социальных выплат, будет выше, чем от той же суммы, выданной богатым посредством сокращения налогов. Более того, если зарплаты не заморожены на уровне или ниже прожиточного минимума, дополнительные доходы могут стимулировать вложения работников в свое образование и здоровье, что увеличит их производительность труда и тем самым экономический рост. Кроме того, большее равенство доходов будет способствовать социальному миру, снижая число забастовок и правонарушений, что, в свою очередь, может стимулировать инвестирование, поскольку уменьшает опасность сбоев производственного процесса, а значит, и процесса создания богатства. Многие исследователи полагают, что подобный механизм работал в «золотой век капитализма», когда низкое неравенство доходов соседствовало с быстрым экономическим ростом.

При таком подходе нет причин предполагать, что перераспределение доходов снизу вверх ускорит инвестирование и экономический рост. В общем, такого еще и не бывало. Даже когда наблюдается рост, «просачивание» через рыночный механизм крайне ограничено, как можно убедиться в вышеприведенном сравнении США с другими богатыми странами, имеющими развитую систему социального обеспечения.

Если мы просто сделаем богатых еще богаче, остальных, то есть нас, это не сделает богаче. Если мы хотим, чтобы перераспределение более высоких доходов в пользу богатых приносило пользу остальной части общества, необходимо при помощи мер государственной политики (например, сокращая налоги для состоятельных людей и богатых корпораций в зависимости от объема их инвестиций) вынуждать богатых осуществлять более крупные инвестиции ради увеличения экономического роста — с тем чтобы впоследствии и богатые, наравне со всеми остальными, пользовались плодами этого роста через социальные механизмы «государства всеобщего благоденствия».