33 способа превращения воды в лекарство

Про брахманов

– Кто такие брахманы? – осведомился я у Мессинга, когда мы разместились в автобусе.

– Изначально, – отвечал Мессинг, энциклопедическим знаниям которого мог позавидовать даже Google, – брахман с ударением на первом слоге – это молитвенная формула в индуизме, вербальная экспликация высшего универсального принципа. Позднее так стали называть верховного бога-творца. Но нас, Рушель, в предложенном контексте интересует другое значение этого слова – уже как раз с ударением на втором слоге. Подобно тому, как в русском языке слова «за́мок» и «замо́к» различаются только ударением, так и в хинди различаются «бра́хман» и «брахма́н». О первом я уже сказал – это корневое, исконное слово для индуизма. Слово же «брахма́н», коллега, вторично по отношению к «бра́хман» и означает оно…

Мессинг взял паузу. Нас выручил Белоусов, сидевший в автобусе через проход от нас и слушавший разговор:

– Брахма́н в индуизме, дорогой Рушель, это…

– Я сам скажу! – закричал Мессинг так, что даже водитель обернулся на нас и строго посмотрел.

Здесь, конечно, мы все, включая Мишеля засмеялись, а Белоусов пафосно резюмировал:

– Опыт показывает, что лучшее средство борьбы с паузами Мишеля Мессинга – заполнение этих пауз тем, что он хочет сказать сам.

– И все-таки, – не выдержал я, – кто такие эти брахма́ны, что охраняют Мертвое озеро?

– Это, – безо всякого промедления отвечал Мишель, – жрецы, обслуживающие в индуизме культ творца мира Брахмы. То есть, коллеги, интересующее нас Мертвое озеро было долгие годы недоступно для европейцев, потому что его берегли жрецы. Но у нас с вами есть одно преимущество, о котором наши возможные противники даже и не догадываются.

– Вы, Мишель, имеете в виду документально зафиксированный опыт Аненербе, который уже завтра начнет осваивать Настя? – спросил Белоусов.

– Отнюдь, мой друг, – ответил Мессинг. – Сейчас я говорю о преимуществе иного рода. Брахманам помогает Брахма, а нам помогают дети – наши золотые Колька и Полька!

– Что с того, Мишель? – риторика Петровича сбила весь пафос с вывода Мессинга. – Самые обыкновенные дети.

– Категорически не согласен! – чуть не прокричал Мессинг. – Дети эти необычные, в чем все мы могли убедиться не раз. Понимаете, коллеги, Полька и Колька, эти трехсполовинойлетние близнецы, мои любимые внучата и по совместительству дети нашего носителя обыденного сознания, скептика Петровича, дети как минимум неординарные и, уж точно, уникальные. Не хотел употреблять это слово, но скажу: Колька и Полька – индиго. Так теперь называют тех, кого раньше называли вундеркиндами. Разница, пожалуй, лишь в том, что способности прежних вундеркиндов обыватели объясняли с позиций материализма, тогда как дар детей-индиго они склонны связывать то с вмешательством внеземных цивилизаций, то с влиянием давно минувших дней.

– Мишель, – возразил Петрович, – я немного уточню свою мысль. Колька и Полька, конечно, необыкновенные дети, но в той степени, в какой все дети необыкновенные.

Колька и Полька vs брахманы

– Так я же и говорю: с нами дети – и в этом наша сила! И все-таки дети непростые. Позволю себе заявить, коллеги, что за такими, как Полька и Колька, будущее не только нашей страны, но и всей нашей планеты, всей, прошу простить высокий слог, земной цивилизации. И будущее это начинается сейчас, в данную минуту. Все вы знаете мои ипсилоны. Смею полагать, вы не раз убеждались в их точности и в сложности их построения, требующего от меня максимальной самоотдачи и привлечения великого множества знаний, которые я скопил за долгую жизнь. В нашей семье ипсилоны умеет строить и Алексия, которую я обучил этому непростому искусству не за один месяц. Так вот, когда я стал показывать внучатам построение ипсилонов, то Колька и Полька уже в процессе первого занятия мягко заметили мне: «Ты, деда́, зря так стараешься. Разве вывода твоей дроби так не видно?» Самолюбие мое, коллеги, было уязвлено до самой сути! «Что же, – сказал я внукам, – тогда скажите-ка мне, любезные, каков ипсилон летучей мыши?» Помните, этот ипсилон я строил в Гималаях, опираясь на едва ли не всю известную в наши дни мифологическою традицию. И что бы вы думали? Колька с Полькой в один голос ответили тут же: «Пещера». Так ведь оно и было! «А каков, – не сдавался я, – ипсилон музыки исцеляющей?» Оба малыша засмеялись, переглянулись, а Полька ответила: «Это крестный – Александр Федорович Белоусов». И этот ответ был верен. Больше тестировать внуков смысла не было, потому что мне – самому Мишелю Мессингу – пришлось признать свое поражение перед собственными внуками…

– А не может такого быть, – спросил тестя Петрович, – что дети разыграли вас? Нашли где-то ваши ипсилоны, заучили тему и результат, а потом удивляли своими познаниями.

– Исключено, – отвечал Мессинг, – ведь было это, когда Колька с Полькой еще не умели читать.

Аргумент был железный. Я, в отличие от Петровича, верил Мессингу, точнее сказать, разделял его веру в наших золотых близнецов, потому что сам не раз убеждался в уникальных способностях Польки и Кольки. Кроме того, я припомнил об одной вещи:

– Я, господа, хочу поделиться с вами информацией. В нашей семье из поколения в поколение передается несколько, что называется, реликвий. Большая их часть осталась от моего предка Хесуса Хайме Блаво, жившего много веков назад в Андорре и получившего свыше дар помогать людям. И одна из этих реликвий представляет собой рисунок. Самый, казалось бы, обычный рисунок, на котором маслеными красками изображен ребенок. Он мягко улыбается, глаза светятся неземным счастьем. На голове ребенка прозрачный обруч, в центре которого сверкает невиданной красоты и яркости звезда. Надпись на рисунке гласит: «Человек будущего – дитя синей звезды». Я рассказал это к тому, чтобы мы с вами осознали все-таки значение детей в нашем общем деле. И самое главное: ребенок на картинке, доставшейся мне от Хесуса Хайме, похож как две капли воды на Кольку и Польку. Давно заметил это сходство, но почему-то не придавал ему значения, полагая, как и Петрович, что все дети похожи в своей уникальности. Теперь же считаю нужным рассказать об этом вам, друзья.

В преддверии восхождения

Поздней ночью автобус привез нас в гостиницу, расположенную в предгорье Гималаев. Цель была близка, но вначале предстояло выспаться, что мы и попытались сделать. И спалось на севере Индии хорошо до той минуты, пока в двери наших номеров почти одновременно не стал ломиться Белоусов, который, кажется, так и не ложился:

– Друзья, мои! – кричал Александр Федорович. – Настя написала из Вевельсбурга!

Видимо, Белоусов не только не ложился, но и не отключал Интернет, пока тот еще работал. Впрочем, новость стоила того, чтобы проснуться в несусветную рань. Все мы ринулись в номер Александра Федоровича и приникли к экрану ноутбука: