5 лет среди евреев и мидовцев

НОЯБРЬ-93

Аттестация и «самоаттестация» — А.Ф.Чистяков и В.И.Носенко — Безопасность и бдительность

Весь ноябрь провозились с аттестацией дипломатического и административно-технического состава. Конечным результатом должна была явиться развернутая характеристика с указанием — соответствует или не соответствует занимаемой должности. Плюс — рекомендации по повышению или понижению в оплате труда (в должности). Или — направить на переподготовку, повышение квалификации.

Был прислан детальный перечень «показателей профессиональных и личностных качеств», по которым следовало судить о том или ином «кадре». Например: общая эрудиция и кругозор; способность адаптироваться в новой ситуации и применять новые подходы к решению возникающих проблем; умение держать слово; восприимчивость к критике; умение видеть, поддерживать и применять новое, передовое; способность создать нормальные взаимоотношения в коллективе (психологический климат). Это — требования к «руководителям». В перечне для «специалистов» несколько иной подход: в частности, интенсивность труда; умение четко излагать свои мысли письменно и устно; аналитические способности; дисциплинированность; владение иностранными языками; умение не допускать личностных конфликтов с сотрудниками.

Получив эти перечни, я отчасти обрадовался (поскольку «руководителям» давалось послабление по языку), но отчасти огорчился (поскольку полагал, что именно «руководитель» обязан уметь четко и ясно излагать свои мысли).

Но это, как говорится, «шутка». А если серьезно, то аттестация, конечно же, важнейшее дело. Очень ответственное. Да беда в том, что отнестись к нему серьезно было нельзя. Иначе пришлось бы почти всех «специалистов» и, наверное, всех «руководителей» (от посла до министра) отправить на курсы принудительного повышения квалификации. Поэтому работали по привычной схеме, с максимальными допусками. Тех, которые «не соответствуют», не обнаружили.

Забавный казус произошел. Поскольку у «соседей» своя специфика, я попросил их самим написать на себя характеристики. Написали. Храню две поэмы в прозе. Авторов не называю.

Это — от «ближних». От «дальних» — практически копия, но с добавлением: «Достоин повышения в оплате труда».

Пришлось мне самому взяться за перо. Не уверен, что был понят правильно.

Произошла важная замена. Чистяков уехал. Советником-посланником был назначен Владимир Иванович Носенко. С Алексеем Федоровичем у меня не сложились личные отношения. Слишком разные характеры. Слишком разная манера общения с людьми. И не совсем, пожалуй, одинаковое понимание некоторых аспектов мирного процесса. Возможно, на его отношение ко мне наложилась и несбывшаяся — из-за моего назначения — надежда стать послом в Израиле. Однако на работе у нас никаких проблем не было, если не считать его ворчания по поводу моего «либерализма».

Не очень ловко получилось с прощальным приемом, который посольство устроило в его честь. Чистяков пригласил очень много людей, особенно — из израильского начальства. Мне советовали сократить список приглашенных. Но я счел это бестактным и оставил все, как было. К сожалению, значительная часть приглашенных не явилась. Не явилось начальство. Было обидно за Алексея Федоровича. Приходилось делать вид, что все идет штатно.

С Владимиром Ивановичем было работать как-то веселее. Трудность в том, что у него нестандартно тонкая кожа. Может обидеться, на мой взгляд, по пустякам. Когда я понял, что мой взгляд определяется моей толстокожестью, я старался вести себя по Маяковскому: не мужчина, а облако в штанах. Не всегда, возможно, получалось. Но в целом — обошлось, притерлись друг к другу.

По делу же, по политике мы были единомышленниками. Тут проблем не было. Проблемы возникали в другом плане. Сотрудники иногда жаловались, что Владимир Иванович бывает излишне официален. Если уж правило, то без исключений. Приходилось лавировать.

Постепенно осваивали здание. Обустраивались. Приходил в себя — после перестроечных передряг — аппарат МИДа. Жизнь входила в традиционную мидовскую колею. А в этой колее всегда придавалось повышенное значение безопасности и бдительности.

Разумеется, есть проблема безопасности. Есть проблема бдительности. Тут не может быть ни двух, ни трех мнений. Но есть и другая проблема: соотношение здравого смысла, здравого, рационального подхода к делу и того, что идет от не лучших кагэбэшных традиций и что от слова «чересчур» можно назвать чересчурщиной.

Когда говорят о безопасности, имеется в виду, во-первых, — безопасность людей, сотрудников посольства. Скажем, помещение, в котором находятся дежурные коменданты, должно быть отделено от вестибюля, через который проходят посетители, бронированной стеной и пуленепробиваемым стеклом. На случай, если кто-то захочет бросить бомбу или выстрелить. Или, например, нужен специальный блок для вскрытия почты. Если в ней окажется бомба, чтобы пострадало меньше людей. В данных и аналогичных случаях важна не вероятность, а возможность. Береженого Бог бережет, — сказала монахиня…

Безопасность во-вторых — это сохранение государственной тайны, государственных секретов. Вот тут необходимая бдительность часто принимала гротескные формы.

Начну с того, что за пять с половиной лет работы послом я ни разу не столкнулся с тем, что на полном серьезе можно было бы назвать государственной тайной. Разве что фамилии «соседей», да и то, думаю (рад буду ошибиться), что для наших гостеприимных израильских хозяев невелика была тайна сия. Но все-таки, действительно, тайна, секрет…

Главная и безусловная тайна — это, конечно, работа референтуры, шифры. Шифры знают только шифровальщики и машины. Поэтому их защита, их охрана — предмет неусыпных забот и стараний. С машинами проще. С людьми сложнее. Шифровальщики с семьями обязаны жить в здании посольства. В тесных, не обремененных комфортом квартирах. Шифровальщикам не рекомендовалось выходить из посольства поодиночке. Все подобные меры были оправданы.

А дальше расстилалось безбрежное поле чиновничьего произвола, облеченного, как правило, в форму инструкций.

О компьютерах уже упоминалось. Теперь — о телефонах. Была и телефонная драма. По инструкции (я, правда, ее не видел) запрещено ставить городские телефоны в кабинетах дипломатов. Мосад подслушивает. Городской аппарат должен стоять вне «рабочей зоны». Надо позвонить — иди и звони. А если тебе звонят, дежурный комендант позовет по внутреннему телефону. При нашей интенсивности контактов это означало бы парализовать работу посольства. Кое-как отбились. У меня стоял прямой городской телефон. Еще были четыре городских номера, связь по которым осуществлялась через оператора (дежурного коменданта).

И другие были всякие разности, Например, одну комнату мы зарезервировали для библиотеки. Под сильным нажимом пришлось переоборудовать ее в «секретную комнату», которая в случае надобности глухо экранировалась, и можно было секретничать вволю. В редчайших случаях мы там собирались, да и то — для обсуждения каких-то склочных сюжетов. И еще — для принятия дополнительных мер по повышению бдительности.

Всплеск таких мер пришелся на осень 1995 года. Какой-то аэрофлотовец сбежал к врагам в Зимбабве. Пошли круги. Специалисты по безопасности и бдительности потребовали, чтобы посольство обратилось к израильтянам с настоятельной просьбой установить круглосуточную охрану посольства. Обратились. «За ваш счет» — получили ответ. Поэтому солдат с автоматом продолжал заступать на пост в 8.00 и оставлять пост в 17.00. Потребовали также, чтобы дипломаты беседовали с посетителями не у себя в кабинетах, а в специальной гостевой комнате. Комната была красивой и там принимали важных гостей. И отмечали иногда дни рождения.

Суровый разговор состоялся с женами. Им было рекомендовано, находясь в парикмахерской или у врача, не обсуждать посольские дела. Проверить было затруднительно. Надеюсь, что по этой линии утечки секретов не было.

Еще один «секрет», У каждого сотрудника был список всех работников посольства с домашними адресами и телефонами. Однажды у кого-то из наших дам украли сумочку, в которой вместе с деньгами лежал и список. Специалисты забили тревогу: как так, нельзя допускать, чтобы эти сведения попали в чужие руки. Предложили исключить из списка адреса и домашние телефоны. Это было глупо, так как без таких сведений список был никому не нужен. Предложили не выносить его из посольства. Это было не менее глупо, поскольку список был нужен именно за пределами посольства. И, главное, это глупо в принципе. Никакого «секрета» тут нет. Кому нужно, все это знают.

И последнее о бдительности. Срабатывали старые рефлексы. Некоторые товарищи стали говорить мне, что «по их сведениям» наши девушки встречаются с израильскими гражданами. Моя реакция была элементарной и жесткой: ко мне с такими «сведениями» больше не обращаться и «сведений» таких больше не собирать. Ко мне не обращались. Собирали или нет — не могу сказать. Может, и собирали. На всякий случай, вдруг времена переменятся…