С установлением прямого воздушного сообщения путь от Москвы до Анкары теперь сильно сократился. Два с половиной часа полета — и вы в Анкаре. Географически город оправдывает свое положение столицы: он расположен примерно в центре п-ова Малая Азия. Отсюда начинались и словно веером расходились в разные концы страны маршруты поездок по Турции, которые мне пришлось потом совершить.
Уже по дороге с аэродрома замечаем характерные черты жизни турецкой столицы. При въезде в город на заборах и стенах домов надписи: «Долой империализм!», «Американцы, вон из Турции!», «Да здравствует независимая демократическая Турция!»[1].
По центральной магистрали города — бульвару Ататюрка — проезжаем мимо Анкарского университета. Здание пустынно: университет закрыт из-за студенческих волнений. На стенах метровыми буквами выведены те же надписи, что мы видели в городе…
Прежде всего мы осмотрели в Анкаре музей Ататюрка. Он находится в Чанкая — официальной резиденции президента республики, на одном из холмов, окружающих центральную часть города.
Путь к Чанкая из центра Анкары пролегает по бульвару Ататюрка, прямой широкой улице, на которой располагается большинство зданий иностранных представительств. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что каждое из этих зданий — маленький архитектурный уникум. В первые годы республики Кемаль Ататюрк дарил большие участки земли в строившейся и расширявшейся тогда Анкаре иностранным миссиям, и они сами возводили свои здания. Многие из них построены в национальном стиле соответствующих стран.
С высоты холма Чанкая хорошо просматривается вся котловина, в которой лежит Анкара. Мое пребывание в городе пришлось на зимний период, когда трубы домов, имеющих автономное отопление, интенсивно выбрасывают дым от бурого угля, которым отапливается Анкара. Рельеф здесь такой, что ветры не продувают котловину, и зимой над ней постоянно висит большое сизое облако, а в городе потягивает кислым запахом гари.
Но здесь, наверху, в Чанкая, воздух чист и прозрачен. Президентский дворец обнесен невысокой проволочной оградой, ворота охраняются часовыми, а по ровным, утрамбованным дорожкам прохаживаются военные патрули. Однако вход для посетителей на территорию свободный. Дворец — небольшой особняк розового цвета — окружен высокими деревьями и подстриженными зелеными лужайками. В глубине территории — домик «баш явера», главного адъютанта, а чуть поодаль — казармы полка охраны. Такая военная атмосфера неудивительна: ведь нынешний президент Турции в прошлом — генерал турецкой армии. По одну сторону от президентского дворца тянутся роскошные особняки крупных государственных сановников, по другую — полощется на ветру на высоком флагштоке большой звездно-полосатый флаг. Здесь резиденция американского посла в Турции. Здание построено недавно. Оно (а тем более флаг) хорошо видно из окон президентского дворца.
Рядом с дворцом президента — здание поменьше и старого типа. В нем провел последние годы своей жизни первый президент республики — Мустафа Кемаль Ататюрк. Теперь здание превращено в музей. Все здесь стараются сохранить в том виде, как было при жизни Ататюрка. Небольшие скромно обставленные комнаты. Нынешние особняки сановников и дельцов выглядят куда роскошнее.
На втором этаже — кабинет и библиотека. На книжных полках — работы по истории Европы, Балканских стран, многотомная история французской армии. Бросается в глаза большое количество книг по экономике: труды европейских авторов по политической экономии, по связи экономики с политикой, конкретным экономическим вопросам. В последние годы своей деятельности основатель Турецкой Республики уделял много внимания вопросам экономики страны. Это понятно: после завоевания в начале 20-х годов в борьбе с империалистическими державами политической независимости перед Турцией встали сложнейшие проблемы создания и развития национальной экономики. Вокруг этих проблем на протяжении всей истории Турецкой Республики шла борьба различных политических партий и группировок, но многие из них не решены и по сей день.
Через несколько дней по прибытии в Анкару мы получили приглашение посетить Средневосточный технический университет. Приглашение исходило от профессора Александра Маринчича. Профессор Маринчич приехал в Турцию из Югославии, он — сотрудник ЮНЕСКО и руководитель программы ЮНЕСКО для Средневосточного технического университета.
Накануне нашего визита университет в течение нескольких дней лихорадило от непрерывных студенческих демонстраций. Надо сказать, что в конце 60-х годов студенческие «беспорядки» стали обычным явлением, пожалуй, для всех высших учебных заведений Турции. Редкий день обходился без того, чтобы ведущие газеты страны не сообщали на первых страницах о новых студенческих митингах, бойкотах, стычках с полицией. Высокой студенческой активности способствовали особенности развития внутриполитической обстановки в Турции. После военного переворота 27 мая 1960 года была осуществлена некоторая демократизация общественно-политической жизни. Активизировались левые силы. Развернулась полемика о судьбах развития страны, о путях преодоления экономической отсталости, социальных проблемах, внешней политике. Все это оказало самое непосредственное влияние на учащуюся молодежь как самую динамичную политическую силу. Студенчество забурлило.
Однако в стане левых не было единства. Наряду с прогрессивными группами, зачастую стоящими на позициях научного социализма, там оказались и буржуазные реформисты, и маоисты. Междоусобная борьба ослабляла левые силы и существенно облегчала для реакции задачу борьбы с ними. Такое положение отразилось и на характере студенческого движения. В университетах, и даже на факультетах, создавались группы и группки, поддерживавшие различные направления в левом движении Турции и ожесточенно боровшиеся за влияние на студенческие массы.
Но вернемся к нашему университету. Мы отправились туда в тот день, когда после долгого перерыва, вызванного студенческими митингами, было решено наконец возобновить занятия. Университет расположен в семи километрах к западу от Анкары. Пейзаж здесь такой же унылый, как и всюду в окрестностях города. Бурые, почти лишенные растительности возвышенности — нечто среднее между холмами и невысокими горами. Вокруг университета, правда, высажены ровными рядами молоденькие елочки, обещающие со временем стать лесом.
К университету ведет прекрасная шоссейная дорога. В связи с волнениями студентов она перекрыта шлагбаумом, у которого постоянно дежурит полицейский патруль. Все следующие в университет лица подвергаются проверке. Лишь наличие на нашей машине эмблемы ООН избавляет нас от полицейского досмотра. На территории университета обращает на себя внимание большое количество полицейских, расположившихся в разных местах группами и в одиночку. Создается впечатление, что он оккупирован полицией.
Собственно университет представляет собой комплекс красивых ультрасовременных зданий (административного, факультетов, библиотеки, студенческого общежития), расположенных в значительном удалении друг от друга и занимающих довольно обширную территорию.
Наша машина остановилась у административного корпуса. Я успел заметить, что на стенах и дверях здания наклеены многочисленные плакаты с надписями, среди которых были, например, такие: «Долой империализм!», «За независимый Кипр!». Мы поднялись на второй этаж, в кабинет профессора Маринчича, и здесь из справочника по университету узнали, что он основан сравнительно недавно — в 1956 г., причем значительные суммы на его создание выделены ООН. Университет имеет четыре факультета: административных наук, архитектурный, инженерный, общественных и естественных наук, и задуман как центр подготовки научно-технических кадров для стран Ближнего и Среднего Востока, от Пакистана до Африканского континента. Основным языком, на котором ведется преподавание, официально считается английский. При университете имеются курсы английского языка.
Нынешний комплекс зданий Средневосточного технического университета был сооружен в 1962–1963 годах. Он рассчитан на 12 тысяч студентов. В 1970/71 учебном году в университет было принято 1502 новых студента, из них — 1356 турок и 146 иностранцев, причем число подавших заявления о приеме составило около 13 тысяч. Как видим, конкурс был довольно большой. Всего в 1971 году в университете обучалось 6800 студентов, а профессорско-преподавательский штат составил 779 человек, из которых 20 процентов приглашены из-за границы, в том числе по линии ЮНЕСКО. Таким образом, университет является крупнейшим учебным и научным центром в масштабах не только Турции, но и всего региона.
Профессор Маринчич рассказал, что в 1966–1970 годах около шести миллионов долларов на содержание университета было предоставлено Турцией, а полтора миллиона долларов — ЮНЕСКО и некоторыми другими органами ООН. Различные суммы поступили также от НАТО, СЕНТО, от ряда стран, например ФРГ, Голландии, и от некоторых специальных фондов, таких, как Фонд Фулбрайта, Фонд Форда и др. Доля Турции в содержании университета постоянно растет, и он становится все более «турецким». Это видно и из соотношения числа турецких и иностранных студентов: на иностранцев приходится лишь 10 процентов.
Стремление находящихся под эгидой США военных блоков и частных капиталистических фондов подкармливать университет объяснимо: они хотели бы контролировать процесс подготовки кадров интеллигенции для столь интересующего их региона. Однако сложилось парадоксальное положение. Университет, получающий существенную финансовую дотацию с Запада, стал оплотом левой молодежи и местом интенсивных антиамериканских выступлений. Преподаватели, с которыми я беседовал, утверждали, что подавляющее большинство студентов (по их словам, 90–95 процентов) — левые. Правда, и здесь сталкиваются самые различные левые течения. На стенах в студенческом общежитии — портреты Маркса, Че Гевары, Мао Цзэдуна. Многие студенты имеют оружие.
Между тем близилось время начала занятий, а студентов, направляющихся в аудитории, что-то не было видно. Но наконец они появились — у студенческого общежития, расположенного в некотором отдалении от остальных зданий, показалась большая колонна демонстрантов. Впереди несли огромный турецкий флаг, за ним — транспаранты с надписями. Количество участников шествия составляло две-три тысячи человек. Ясно было, что демонстрация подготовлена заранее.
Колонна студентов медленно двигалась к ректорату. Полицейские засуетились. У ректората участники демонстрации начали громко скандировать: «Долой жандармов!», «Университету — самоуправление!», «Долой американцев!». Часть демонстрантов вошла в здание, где начался митинг. Тем временем прибыли машины с полицией. Полицейские плотным кордоном окружили административный корпус, блокировали территорию университета.
Со второго этажа ректората было слышно, как выступавшие на митинге ораторы требовали удаления из университета полиции. Эти требования встречались возгласами одобрения. Стоя у окна, я наблюдал, как студенты взрывали бомбы, дым от которых стлался по земле, и разряжали в воздух свои пистолеты. Как-то трудно было поверить, что у студентов настоящее оружие; казалось, что детские хлопушки и пугачи. Однако мои собеседники — преподаватели университета — рассеяли мои сомнения, сказав, что студенты пользуются боевым оружием и боевыми патронами, и посоветовали отойти от окна.
Тем временем накал демонстрации несколько спал. Участники митинга приняли решение бойкотировать занятия до удаления полиции. Со своей стороны, ректорат, как стало известно, решил закрыть университет на неопределенный период. Так неожиданно закончилось наше посещение этого учебного заведения. Мы оказались очевидцами крупной студенческой манифестации. В ходе посещения университета у нас завязалась беседа с группой молодых преподавателей, которые проявили к нам большой интерес и пригласили побывать у них еще раз.
Второе наше посещение Средневосточного технического университета состоялось через несколько дней. На этот раз вокруг царила тишина: ведь занятия были прерваны. На лужайке группа студентов, судя по возрасту с младших курсов, с увлечением гоняла футбольный мяч. Видимо, их не очень удручала пауза в занятиях.
Мы и наши турецкие собеседники направились к факультету административных наук, где нас принял декан факультета — профессор Яшар Гюрбюз, молодой энергичный ученый, видимо уделяющий много внимания студенческим проблемам. Декан заметил, что студенты, как правило, тяготеют к крайним политическим течениям, причем подавляющее большинство их (как нам уже говорили раньше) принадлежат к левым и крайне левым.
В последние годы изменился социальный состав студентов университета. Раньше обязательно нужно было знать английский язык, а обучение на английских курсах при университете стоит дорого, так что практически недоступно для молодых людей из малоимущих семей. Теперь обучение на курсах английского языка необязательно, преподавание ведется и на турецком языке. Поэтому ныне значительную часть студенчества составляют выходцы из средних слоев населения. Именно с этим, продолжал декан, связано резкое повышение политической активности студенческой массы.
У студентов нет единой организации, они разобщены, поэтому с ними трудно договариваться по вопросам, касающимся университетских порядков. Однако, добавил профессор Гюрбюз, такие вопросы мало значат для студенческого движения. В основном студенчество волнуют социальные и политические проблемы, общие для страны.
Поблагодарив декана, переходим в кабинет одного из пригласивших нас преподавателей. В университете большинство профессоров и преподавателей имеют свои кабинеты, где они проводят рабочий день, независимо от того, есть у них в этот день занятия или нет. По пути обращаем внимание на неокрашенные стены. «Так легче смывать студенческие плакаты», — поясняет один из преподавателей.
Наши собеседники проявили большой интерес к различным сторонам жизни Советского Союза. Выяснилось, что один из них работает над темой «Опыт коллективизации и индустриализации в СССР». В свою очередь, наши хозяева поделились с нами своими взглядами относительно некоторых политических и экономических проблем Турции. Они отметили, например, интересные процессы, происходящие в крупнейшей политической партии Турции — Партии справедливости[2]. Известно, что эта партия представляет интересы промышленной и торговой буржуазии и помещиков, но она сумела привлечь на свою сторону значительную часть крестьянства, составляющего основную массу населения, в частности, тем, что поддерживала строительство местных дорог, оросительные и некоторые другие работы по благоустройству сельской местности. Кроме того, Партия справедливости активно использует религию в политических целях, в частности для привлечения крестьянства, остающегося глубоко религиозным.
Сейчас в партии, как заявили наши хозяева, происходит процесс концентрации власти в руках промышленной буржуазии. Это выражается в выделении больших ассигнований на промышленность, в снижении цен на сельскохозяйственную продукцию. Последнее неизбежно ведет к падению престижа партии среди крестьянства. Что касается помещиков и торговой буржуазии, то они потянулись к недавно возникшей Демократической партии. Исключение составили лишь крупные курдские землевладельцы на востоке страны. Они значительно» отстают от средне- и западноанатолийских помещиков в овладении капиталистическими методами ведения хозяйства, сохраняют в основном феодальные способы эксплуатации, а потому чувствуют себя менее уверенно и предпочитают поддерживать правящую партию, чтобы иметь твердую опору и сохранять свое влияние в массе курдского населения.
Наши собеседники коснулись и некоторых экономических вопросов. Так, они отметили, что пятилетние планы развития[3] в общем способствуют экономическому подъему, но планирование во многом остается иллюзорным, носит ограниченный характер в условиях капиталистической действительности. Говорили они и о процессе концентрации крупного частного капитала, который стремится монополизировать те или иные области экономики. Есть ли в Турции монополии? Да, в Турции возникают монополии, причем особенно интенсивно, как считают наши турецкие коллеги, этот процесс — стал происходить с середины 60-х годов, то есть после прихода к власти Партии справедливости. Однако эти монополии трудно назвать национальными, так как они являются частями международных монополий, тесно связаны с ними, а вернее сказать — подчинены им.
Международные монополии продолжают «осваивать» турецкую экономику. Особую активность при этом проявляет западногерманский капитал, который кое-где занимает место американского. Американские компании крайне непопулярны в Турции. В связи с этим наблюдается интересное явление. Американский капитал иногда пытается проникать в Турцию через ФРГ, под видом западногерманского.
Первостепенное значение приобретает ныне для Турции проблема индустриализации. В связи с этим наши собеседники замечают, что западные страны способствуют созданию сборочной промышленности. Но это отнюдь не индустриализация. Создание промышленных предприятий по сборке изделий из готовых деталей и узлов, импортируемых с Запада, фактически ведет к усилению зависимости от иностранных фирм, иностранного капитала.
Поскольку мы из Советского Союза, разговор, естественно, не может обойти такую злободневную сейчас в Турции тему, как советско-турецкое экономическое сотрудничество. Строительство при содействии СССР ряда промышленных предприятий — весомый вклад в решение проблемы индустриализации. Осуществление на деле экономического сотрудничества, отмечают турецкие ученые, помогает разрушить некоторые фетиши, неправильные представления о социализме, о социалистической системе хозяйства, насаждавшиеся в массах.
Экономическое сотрудничество с Советским Союзом опирается на государственный сектор. Именно с ним патриотические слои турецкого общества связывают укрепление независимой национальной экономики, именно в госсекторе воспитываются и концентрируются национальные административные и технические кадры, которым придется решать эту задачу.
Формы помощи? Самое лучшее — долгосрочный кредит на сооружение крупных промышленных объектов с оплатой в товарах традиционного турецкого экспорта. Именно такой кредит и был предоставлен Советским Союзом по соглашению 1967 года. Наши собеседники прямо говорят, что советский кредит — «джан куртаран» («спасительный») для Турции.
В университете мне довелось побеседовать с молодым ассистентом — вчерашним студентом, одним из руководителей университетской организации «Дев-генч»[4]. Он подчеркнул, что «Дев-генч» пользуется большой популярностью среди студенческой молодежи вообще и Средневосточного технического университета в частности. «Раньше, — сказал мой собеседник, — мы ориентировались на Рабочую партию Турции, но потом, когда увидели, что она, как и другие политические партии, стремится завоевать голоса избирателей и действовать парламентскими методами, отошли от нее. Мы хотим больше революционной активности, поэтому действуем самостоятельно!»
Такое настроение в общем характерно не только для студенческой молодежи, но и для части интеллигенции. С одной стороны, здесь — патриотизм, глубокая озабоченность судьбой своей страны и стоящими перед нею проблемами, с другой — увлеченность псевдореволюционной фразой. И в наших беседах с молодыми преподавателями проскальзывало их явное пристрастие к представлениям и идеям из арсенала маоизма. Конечно, в самой Турции существует питательная среда для такого рода идей, это — среда мелкой буржуазии и близкой к ней интеллигенции. Вместе с тем привлекает внимание изрядное количество литературы, способствующей популяризации в стране маоизма. Уже позже, в беседе с одной студенткой Анкарского университета, мы вновь коснулись этой темы. Девушка подтвердила, что маоизм распространяется среди студентов, причем у них складывается такое убеждение, что он довольно энергично проникает в Турцию извне.
И все-таки основным в политической активности студенчества является ее антиимпериалистическая направленность. Острие большинства студенческих выступлений направлено против американского империализма и тех реакционных сил внутри страны, которые его поддерживают. В этом мне во время пребывания в Турции неоднократно приходилось убеждаться.
Дом, в котором мне довелось жить в Анкаре, находится неподалеку от здания американского посольства. В любое время можно было видеть, как вокруг него прохаживается полицейский наряд. Вообще-то здания иностранных представительств в Анкаре не охраняются полицией. Исключение, как мне сказали, составляет лишь посольство США. Полицейскую охрану я видел потом и у американского информационного центра на бульваре Ататюрка. Объясняется же это тем, что именно сюда, к этим зданиям, чаще всего приходили выражать свое возмущение участники студенческих демонстраций.
Иногда в городе раздавались взрывы. Потом из газет мы узнавали, что бомба взорвалась в одном из американских учреждений. Однажды сильный взрыв раздался всего в нескольких кварталах от нас, и на другой день, проходя по проспекту Вали Решида, я увидел внушительных размеров пробоину в стене здания американского культурного центра.
Недовольство американским присутствием в стране выражают не только студенты. Вспоминается в связи с этим беседа с одним майором турецкой армии, который с присущей военным прямотой сказал, что нынешняя многопартийная система не обеспечивает демократии в Турции. «Пример, по которому мы создаем свою демократию, — сказал он, — оказался плох. Пример этот — американская «образцовая демократия», которая, как мы все видим сегодня, основана на насилии и политических убийствах. Мы у себя в Турции не хотим такой демократии».
За время пребывания в Анкаре мне довелось посетить несколько учреждений как государственного, так и частного сектора. Беседы там вращались, как правило, вокруг общих проблем страны (политических и экономических), а также конкретной деятельности данных учреждений.
Нас принял директор отдела электростанций господин Фикрет Онджель — серьезный, глубокий человек, тщательно взвешивающий свои слова.
Раньше энергетика страны находилась в ведении Этибанка. Теперь она выделена и имеет самостоятельное ведомство — Электрическое общество. Общество является государственной организацией, весь его капитал принадлежит госсектору.
Ныне, сказал наш хозяин, есть все основания для развития сотрудничества между нашими двумя странами. Каждый шаг в направлении улучшения отношений между Востоком и Западом, в направлении разрядки международной напряженности благоприятно влияет и на улучшение политических и экономических отношений между нашими странами. «Все это, — подчеркнул господин Онджель, — я говорю и как официальное лицо, и как представитель турецкой интеллигенции».
В области энергетической промышленности, в частности строительства электростанций, в Турции непочатый край работы. Совсем недавно открыты колоссальные залежи бурого угля близ небольшого городка Эльбистан в Центральной Анатолии. «В связи с этим у нас, — продолжал свой рассказ господин Онджель, — обширные планы, и прежде всего по организации разработки этих залежей и строительству крупной тепловой электростанции. Вообще строительство тепловых электростанций для нас предпочтительнее, чем гидравлических, так как оно занимает меньше времени, да и обходится дешевле…
…Начинаем мы интересоваться и такой областью, как создание атомных электростанций. Сырьевая база для этого есть — в Турции открыто месторождение урана. Но здесь перед нами как развивающейся страной встают особые трудности.
Для осуществления всех этих планов нужны средства — и в этом наша проблема. У нас в Турции хватает рабочих рук, за рабочей силой дело не станет. Гораздо сложнее обстоит дело с квалифицированными специалистами. У нас есть, конечно, свои инженерно-технические кадры. Но тут встает вопрос, как их заинтересовать в работе на стройках на периферии. Многие не хотят уезжать из Анкары, а мы не располагаем такими возможностями в создании им достаточно выгодных условий, какими располагают частные фирмы. Но главное в том, что технических кадров не хватает, а во многих отраслях мы их просто не имеем. Мы серьезно нуждаемся в технической помощи — ив этом тоже наша проблема».
В заключение беседы господин Онджель выразил свое убеждение в том, что экономическое сотрудничество с Советским Союзом в ведущих отраслях промышленности должно сосредоточиваться в государственном секторе Турции.
Деловой банк Турции — один из краеугольных камней частного бизнеса. Мы — в уютном, со вкусом обставленном кабинете начальника отдела экономических исследований банка Эрола Тюркера. Элегантная люстра, низкий столик, мягкие кресла, вдоль стен — книжные полки с экономической литературой. Хозяин кабинета — довольно молодой энергичный человек. Его радушие н искренность располагают к себе. Чувствуется, что он преуспевает в жизни и пользуется ею со вкусом. У него собственная автомашина марки «анадол» (первый автомобиль, производимый в Турции). К слову скажем, что автомобиль в Турции стоит очень дорого и купить его может далеко не всякий.
Эрол Тюркер не без гордости сообщает нам, что 33 процента всех капиталов банка принадлежат его служащим. 19 процентов банковского капитала принадлежат Народно-республиканской партии. Этот вклад сделан лично Кемалем Ататюрком. Проценты с вклада идут на содержание двух научных обществ — исторического и лингвистического, сам же он остается неприкосновенным, согласно распоряжению вкладчика. 12 процентов капитала банка принадлежат государству, остальные 36 процентов-различным частным организациям и отдельным лицам.
На долю Делового банка приходится 25 процентов всех банковских вкладов страны и 15 процентов всех кредитов. По своему капиталу и операциям банк занимает второе место в Турции после Сельскохозяйственного банка, который принадлежит государству.
Сферой деятельности банка является в основном промышленность. «Мы, — говорит Эрол Тюркер, — производим кредитование почти всех отраслей промышленности, но стараемся избегать таких областей, как, например, горнорудная промышленность и морской транспорт. Почему? Мы делали попытки, и они убедили нас в том, что это просто невыгодно».
В оценке места государственного и частного секторов в экономике страны у нашего собеседника явно проявляется подход представителя частного капитала. По его мнению, вес обоих секторов в хозяйстве Турции примерно одинаков. «Конечно, политика сосуществования государственного и частного секторов, так называемой смешанной экономики, будет проводиться еще многие годы. Однако уже сейчас частный сектор достаточно силен, чтобы производить капиталовложения и в инфраструктуру, но государство этого не поддерживает. Государство должно лучше руководить частным сектором» (подразумевается: предоставлять ему больше простора и более благоприятные условия для деятельности).
Наш собеседник старается быть объективным, критикует некоторые стороны частного предпринимательства. Например, он считает, что слишком много частных капиталовложений идет в жилищное строительство. Казалось бы, это неплохо, но строятся в основном дома люкс для богатых людей, а это не способствует решению остро стоящей жилищной проблемы. Вместе с тем частный капитал не столь охотно идет в промышленность. Государство ныне добивается сокращения притока частного капитала в строительство жилых домов люкс и принимает меры к тому, чтобы направить его в сферу промышленного производства. Эти меры оказываются эффективными: уже наблюдается тенденция увеличения частных вложений в промышленность.
Что касается иностранного частного капитала, то он, по мнению Эрола Тюркера, неохотно идет в Турцию в связи с неустойчивостью политической обстановки, из-за боязни внутриполитических осложнений. Место его в экономике страны невелико. Сотрудничество с иностранными фирмами может быть полезно в том смысле, что эти фирмы приносят «ноу хау», то есть технический опыт. Поэтому, как считает Э. Тюркер, такого рода сотрудничество следует развивать в тех областях, где Турция больше всего нуждается в техническом содействии, например в электронике.
Разговор заходит о советско-турецком экономическом сотрудничестве. Здесь нашего хозяина, разумеется, больше всего занимает аспект участия частного сектора в этом сотрудничестве. Он высоко оценивает уже имеющийся опыт в этой области — строительство при содействии Советского Союза стекольного завода в Чайирова, близ Стамбула, который находится в ведении Делового банка. Господин Тюркер убежден, что такое сотрудничество надо развивать исходя из его экономической целесообразности, а не из политических соображений. По мнению нашего собеседника, сотрудничество с частным сектором в условиях Турции может осуществляться как в форме двусторонних торгово-экономических контактов с турецкими частными фирмами и организациями, так и в форме участия в смешанных акционерных обществах[5].
К оценке политической обстановки в стране наш собеседник подходит с позиций человека, у которого дела идут неплохо, но которому хотелось бы, чтобы они шли еще лучше. Основным препятствием к созданию устойчивой обстановки в стране, считает он, является наличие крайне правого и крайне левого политических течений. Крайне правые представлены в основном религиозными фанатиками, вроде секты нурджистов. Крайне левые — это студенты-анархисты, которых поддерживают некоторые политические организации.
Такая оценка политической ситуации в общем характерна для основной массы турецкой буржуазии и примыкающей к ней части интеллигенции: нейтрализовать возмутителей спокойствия — крайне правых и крайне левых — и оставить в неприкосновенности «золотую середину» — буржуазный порядок, обеспечивающий все условия для капиталистической деятельности. При этом формально уделяется одинаковое внимание обоим «крайним» течениям, на самом же деле основные усилия направлены на борьбу против «крайне левых»: ведь именно они угрожают существующему порядку.
Беседа коснулась и политической активности армии. Об этом сейчас много говорят и пишут в Турции, так как армия в последние годы выдвинулась на авансцену политической жизни. «В армии, — говорит Эрол Тюркер, — сейчас есть сторонники разных политических направлений, в том числе и крайних. Возможность прямого военного вмешательства не исключена, но вряд ли какой-либо группе офицеров удастся выступить обособленно, в своих интересах. Если армия выступит, то она выступит как единое целое. А армия в целом (надо понимать, военное командование. — В. Д.) занимает умеренную позицию».
События, последовавшие через месяц с небольшим после этой беседы, а именно меморандум военного командования от 12 марта 1971 года и отставка правительства С. Демиреля, в общем подтвердили прогнозы нашего собеседника. Армейское командование твердо заняло позицию поддержки «золотой середины» — существующего порядка — и гневно выступило против «крайних» политических течений. На деле, однако, это выглядело так, что «крайне правым» лишь слегка погрозили пальчиком, а против «крайне левых» приняли весьма крутые меры.
Государственная плановая организация занимает отдельное современного типа здание на бульваре Ататюрка. Это учреждение играет важную роль в социально-экономической жизни Турции. Госплан был создан в сентябре 1960 года, то есть вскоре после государственного переворота, и сосредоточил в своих руках важные функции. Он дает рекомендации для определения социальной и экономической политики государства, непосредственно занимается планированием экономики, координацией деятельности государственного и частного секторов, внутренним и внешним кредитованием. Через Госплан проходят не только государственные кредиты, но и все крупные кредиты, получаемые частными турецкими фирмами из-за рубежа.
Мы беседуем с начальником Управления развития и координации Госплана господином Муаммером Далмаджи и начальником отдела иностранного капитала (он входит в это Управление) господином Ахмедом Сельчуком. Чувствуется, что наши собеседники не склонны к общим фразам, они заняты конкретными делами и хотят говорить о них. Экономическое сотрудничество с социалистическими странами, в том числе с Советским Союзом, — это уже не благое пожелание, а реальный факт. Оно развивается и ставит в повестку дня конкретные вопросы, которые надо решать.
Экономическое сотрудничество в форме предоставления кредита — дело уже апробированное. Турция благодарна Советскому Союзу за предоставленный кредит. «Мы приветствуем и поощряем также, — говорят наши собеседники, — заключение с советскими организациями сделок на коммерческой основе по продаже нам комплектного оборудования для промышленных предприятий. Экономическое сотрудничество должно быть взаимовыгодным. Поэтому мы стараемся трезво оценивать наши возможности по оплате кредитов».
«Расширяющееся экономическое сотрудничество с социалистическими странами заставляет нас думать, — продолжают Муаммер Далмаджи и Ахмед Сельчук, — о новых конкретных формах осуществления этого сотрудничества. Здесь мы имеем в виду, в частности, создание смешанных акционерных обществ по освоению наших природных ресурсов и по строительству промышленных предприятий. Конечно, существует разница в социально-экономических системах, юридических нормах между нашими государствами, и это создает определенные трудности. Но мы надеемся, что они преодолимы, и залогом тому служат уже достигнутые успехи в развитии сотрудничества между нашими странами».
«Сейчас мы в гораздо большей мере, чем раньше, уделяем внимание социально-экономическому планированию с учетом особенностей и нужд экономико-географических районов Турции. Особое наше внимание привлекают наиболее отсталые в социально-экономическом отношении восточные районы страны. В целях привлечения частного капитала в восточные районы, причем именно в сферу промышленности, мы установили ряд льгот, в том числе понижены таможенные пошлины и налоговые сборы на капиталовложения в промышленность востока страны. Нашими планами предусматривается строительство здесь нескольких промышленных предприятий, в том числе текстильных и пищевых. Но это дело непростое, так как связано с комплексом проблем, таких, как обеспечение энергией и строительство дорожной сети».
М. Далмаджи и А. Сельчук остановили свое внимание еще на одном районе Турции — Черноморском. Этот район является сравнительно развитым экономически. Здесь довольно высокая плотность населения, имеются залежи полезных ископаемых, что создает возможность развития горнодобывающей промышленности. На Черноморском побережье Турции предполагается строительство нефтеперерабатывающего завода, который должен работать на импортной нефти. Учитывая все это, а также близость Советского Союза и выгодность морского транспорта, Черноморский район, заметили наши собеседники, представляет интерес как возможное место развития советско-турецкого экономического сотрудничества.
В Турции сегодня много говорят о средних слоях. Мелкие производители города и деревни, мелкие торговцы — это немалая сила в экономике, сила, которая упорно пробивает себе путь в политику, выходит на передний план политической жизни.
На площади Улус стоит большое прямоугольное здание без окон. Внутри оно заполнено магазинами и магазинчиками (нечто вроде пассажа). На верхних этажах почище; там магазины крупнее, товары моднее и цены соответственно выше. В полуподвальном и подвальном этажах — лавчонки попроще и цены пониже. Заходим в одну из них. Хозяин — молодой мужчина — услужливо мечется от одного покупателя к другому. Поняв, что мы не местные жители, он проявляет к нам повышенный интерес, затевается разговор. Хозяин рассказывает о себе. Совсем недавно он жил в провинции, в 200 километрах от Анкары. Потом уехал в Западную Германию на заработки. «Приезжим, — говорит он, — там достается самая тяжелая работа. Мне лично пришлось работать на шахте. Жалованье сравнительно невысокое, поэтому, чтобы скопить денег, пищу готовили сами, одевались кое-как… За два с половиной года скопил около тридцати тысяч лир, вернулся домой и вот, как видите, открыл собственное дело — торговлю галантерейными товарами».
Хозяин лавки одновременно был в ней и единственным продавцом. Не нужно было обладать особой наблюдательностью, чтобы понять, что приходилось ему тяжело: с раннего утра до позднего вечера — в душной, пыльной лавчонке, ничуть не легче, чем рабочему в мастерской или на фабрике. Казалось бы, он такой же трудящийся. Но это только одна сторона, другая же — в его крепкой привязанности к своей собственности.
В разговоре с владельцем лавки рассуждения о двойственности мелкого собственника-торговца, ремесленника или крестьянина представали перед нами не отвлеченно, а в виде живого примера. Как трудящийся, работающий много и тяжело, он недоволен своей судьбой и порядком, который не обеспечивает ему сносной жизни; как собственник, он обманывается мыслью, что работает на себя, и готов работать вдвое больше в Надежде, что существующий порядок даст ему возможность разбогатеть и выбиться в люди.
В маленьком магазинчике в центре города я разговорился еще с одним торговцем. Здесь, на бульваре Ататюрка, близ площади Кызылай, расположены самые дорогие магазины. Их великолепные витрины выходят на бульвар. Однако цены здесь далеко не всем по карману. К услугам менее взыскательного покупателя, с кошельком потоньше, — лавки в примыкающих к бульвару переулках. Вот в одной из таких лавок и состоялся наш разговор. Хозяин — пожилой мужчина с озабоченным лицом. В работе ему помогает сын-подросток.
«Мелкому торговцу, — говорит мой собеседник, — очень тяжело. Налоги высоки, приходится много платить за аренду помещения. Вообще деловая жизнь, да и мелкая торговля, страдают из-за неустойчивости внутриполитического положения (он так и сказал! — В. Д.). Выручка мала, и многие из нас, мелких торговцев, не выдерживают борьбы — разоряются…»