7000 километров по Турции

Стамбул — самый крупный город Турции. Население его составляет 2 миллиона 300 тысяч человек. Когда я приехал в Стамбул после посещения многих городов Турции и сравнил его с этими городами, я убедился, что Стамбул — это город единственный в своем роде и производит неизгладимое впечатление. И дело здесь не столько в его величине, сколько в историческом прошлом, которое делает Стамбул городом исключительно своеобразным не только в Турции, но и на всем земном шаре.

Стамбул до сих пор сохранил черты той эпохи, когда он, называясь Константинополем, был столицей Восточной Римской империи. После того как в V веке Рим пал под ударами варваров, Константинополь стал единственной столицей Римской империи. Начался культурный расцвет города, достигший своего апогея при императоре Юстиниане в середине VI века. В 1071 году Византия потерпела поражение от турок-сельджуков, однако Константинополь оставался еще в руках византийцев. Лишь в 1453 году турецкий султан Мехмед II Фатих (Завоеватель) овладел городом, и тот, поменяв свое имя на Стамбул, на много веков стал столицей огромной Османской империи. Этот исторический период во многом определил облик города, особенно его центральной части.

Стамбул расположен на крайнем северо-западе Турции и находится, собственно, не в Малой Азии, а на территории европейской части страны, но тем не менее выглядит наиболее «восточным» городом Турции. Если смотреть на него с северного берега Золотого Рога (залива, глубоко вдающегося в побережье со стороны Босфора), взору открывается старый Стамбул с его дворцами и многочисленными мечетями. Таких огромных и великолепных мечетей, как в Стамбуле, нет больше нигде в Турции. Они сооружались разными султанами, каждый из которых хотел превзойти своих предшественников. Теперь мечети пообветшали, но все же ощутимо напоминают о былом могуществе и богатстве Османской империи.

Голубая мечеть

Наиболее крупные мечети Стамбула широко известны. Их описание можно найти в справочниках и путеводителях. Повсюду в городах страны продаются цветные открытки с видами этих мечетей. В одной такой мечети, «Султан Ахмед», я побывал. Она сооружена в начале XVII века султаном, имя которого и носит. Стены мечети отделаны голубой мозаикой, а купол окрашен в голубой цвет, отчего ее называют еще и Голубой. Достопримечательностью этой мечети является то, что она единственная в Стамбуле имеет шесть минаретов. Предание гласит, что поскольку мечеть в колыбели ислама — Мекке — тоже имела шесть минаретов, то султан Ахмед, не желая бросать вызов Мекке и подчеркивая свое уважение к святому для всех мусульман городу, подарил храму в Мекке седьмой минарет.

Голубая мечеть — одна из самых крупных в городе. Она производит грандиозное впечатление. Купол ее имеет в диаметре 22 метра и достигает высоты 45 метров.

Вход в мечети свободный, независимо от того, собираешься ли ты молиться или просто поглазеть по сторонам. Надо лишь снять обувь у входа и либо надеть специальные тапочки, подаваемые служителем, либо пройти в мечеть босиком. Последнее не страшно, так как полы в мечетях устланы коврами.

Когда я оказался в мечети, там как раз шла служба. Группа молящихся, приблизительно около двухсот человек, занимала часть зала, отгороженную деревянным барьерчиком. В подавляющем большинстве это были пожилые люди. Городская молодежь мечети особенно не жалует. Вообще в Турции религия отделена от государства: действует принцип лаицизма — один из принципов, определенных для Турецкой Республики и завещанных Кемалем Ататюрком. Принцип этот вызывал и вызывает до сих пор бешеную ненависть мусульманского духовенства, которое оказалось лишенным своего былого могущества. Мало строится новых храмов, нет должного почтения к религии со стороны интеллигенции и молодежи — все это подогревает недовольство духовенства, которое никак не может примириться со сложившимся после создания республики положением вещей. Время от времени раздаются призывы к воссоединению церкви с государством, к созданию исламской республики и т. д. Периодически наблюдаются вспышки активности религиозных сект, появляются различные «пророки». Широкую известность получила, например, история с шейхом Саиди Нурси. В конце 50-х годов в городе Испарте появился старец, объявивший себя пророком. Саиди Нурси в своих проповедях призывал отказаться от европейской одежды, ввести религиозное образование, надеть на женщин чадру и т. д. Тогда же некоторые газеты напечатали обращение «пророка» к правительству, в котором он обещал правительству и «верному слуге ислама Аднану»[10] поддержку на выборах, если ислам займет подобающее место в стране.

Старец вскоре умер, но оставил после себя довольно многочисленных последователей — нурджистов. До сегодняшнего дня нурджизм остается довольно влиятельным религиозным течением в Турции и постоянно проявляет активность. Если в городе влияние религии в значительной мере ослаблено, то в деревне масса крестьян остается по-прежнему религиозной, муллы сохраняют силу воздействия на нее. Реакционные политические партии Турции не прочь пойти на союз с религией, чтобы использовать ее влияние на население в своих целях. Союз реакционеров от политики и от религии оказывается взаимовыгодным. Раньше (до 1960 года) Демократическая партия, а позже Партия справедливости удачно использовали этот союз, чтобы управлять действиями крестьян на выборах и получать их голоса, а потом торжествующе заявить, что они пришли к власти «волей нации». Со своей стороны, служители культа получали ощутимую поддержку, как-то: государственные ассигнования па строительство и поддержание мечетей, на расширение подготовки священнослужителей, в том числе в университетах, административную помощь в организации паломничества в «святые места».

Как мне не раз приходилось убеждаться, в Турции всякие попытки поднять значение религии, активизировать деятельность реакционных мусульманских сект встречают самое решительное осуждение и противодействие со стороны интеллигенции, которая в большинстве своем остается верной лаицистской концепции государства. Общаясь с представителями турецкой интеллигенции, приходишь к твердому убеждению, что союзу политической реакции с мусульманскими фанатиками противостоят достаточно активные силы. Во всяком случае, идея мусульманской республики не имеет шансов на успех.

Крайне правых в сегодняшней Турции обычно ассоциируют с религиозными фанатиками. Именно в мечетях раздаются неистовые призывы к «правоверным» бороться против всех левых, молить Аллаха покарать левых и коммунистов. Когда беседуешь с представителями турецкой интеллигенции — будь то чиновник или преподаватель университета, — отчетливо понимаешь, что религиозный фанатизм — это не просто дело совести, это политика. Он прочно занял место в одном строю с правыми, он хочет сохранить реакционные порядки, он — верная опора полуфеодалов — ага и тех, кто их представляет на скамьях меджлиса, он — надежнейший союзник тех, кто борется против левых, прогрессивных сил. Говорить о проблемах религии в сегодняшней Турции значит говорить о динамике борьбы между силами реакции и прогресса.

Вернемся, однако, после столь долгого отступления, снова в Голубую мечеть. Старики, сгрудившись за деревянным барьером, усердно молились, опускаясь на колени, стукаясь лбами о ковер и снова поднимаясь. На возвышении в центре обширного зала священнослужитель тягуче произносил в микрофон (религия не стоит в стороне от научно-технического прогресса) слова молитвы. Я подошел к возвышению: мулла был молод, видимо, вчерашний выпускник теологического факультета. Молитву он читал деловито, и лицо его не было отмечено печатью божественного вдохновения.

Молитва, о которой идет речь, не обошлась без курьеза. В ходе бесчисленных поклонов передние ряды молящихся оттеснили задних, и те, опрокинув барьерчик, упали навзничь. Мулла при этом не смог удержаться от смеха, ему пришлось даже прервать молитву и выключить на какой-то миг микрофон. Порядок, правда, скоро был восстановлен. Еще раз я увидел смешливого муллу, когда он выходил из мечети. Одет он был вполне по-мирскому — в пиджак и кепку. Выйдя из дверей, мулла быстро и озабоченно зашагал куда-то по своим делам, ничем не выделяясь в толпе прохожих.

Во время богослужения к мечети подъехал автобус с туристами из Европы (в Стамбуле вообще очень много туристов). Прибывшие (в основном молодежь) шумной ватагой ввалились в мечеть, предварительно тоже, конечно, сняв обувь, и растеклись по залу. Было немного странно видеть здесь, в этой обстановке, ковбойские джинсы, мини-юбки, обтянутые нейлоном девичьи ноги, легко и беззаботно ступавшие по коврам. Если бы хоть что-нибудь подобное представилось суровым поборникам мусульманских обычаев, молившимся в этой мечети, в чалмах и халатах, лет двести назад, они бы наверняка задохнулись от негодования. Все вместе взятое: молитва в огромной старой мечети с закопченными сводами и балками, молодой смешливый мулла, туристы — оставляло довольно противоречивое впечатление.

Христианский храм Ая-Софья

Побывал я в Стамбуле и в знаменитой Ая-Софье. В IV веке на месте нынешнего храма византийский император Константин соорудил простую часовню под деревянной крышей. Два раза часовня сгорала от пожара. В 532 году император Юстиниан задумал построить па ее месте самый большой и великолепный христианский храм. Строительство длилось пять лет и стоило 18 тонн золота. Когда оно было закончено, Юстиниан, как говорят, воскликнул: «О Соломон, я превзошел тебя!». Сразу же после завоевания Константинополя турками Ая-Софья была превращена в мечеть. В течение веков храм оброс различными пристройками, значительно изменившими его облик. Внутри были частично разрушены либо замазаны великолепные мозаичные панно на библейские темы. В 1935 году по распоряжению К. Ататюрка мечеть была ликвидирована, а здание превращено в музей.

Стамбул. Ая-София.

По внешнему виду Ая-Софья представляет теперь, после всех переделок, массивное и довольно громоздкое здание грязно-желтого цвета. Оно напоминает мечеть: круглый купол, вокруг — четыре минарета. Столетия, в течение которых Ая-Софья была мечетью, не прошли для нее бесследно. Внутри храма до сих пор висят огромные круглые зеленые щиты с именами пророка Мухаммеда и первых халифов.

Подойдя к Ая-Софье ближе и приглядевшись, убеждаешься, что перед тобой все-таки не мечеть. Несмотря на аляповатые пристройки, проступают черты, свойственные архитектуре христианских храмов. Однако полностью оценить величие Ая-Софьи можно лишь побывав внутри нее. Внутреннее помещение поражает грандиозностью своих размеров и величием форм, стены его устремлены вверх и оканчиваются огромным куполом. Стоя здесь, внутри Ая-Софьи, невольно испытываешь гордость за мастеров, создавших это великолепное творение.

Исторически сложилось так, что здесь, в Стамбуле, столкнулись западная и восточная цивилизации. Памятников византийской и османской архитектуры в Стамбуле много. Собственно, почти весь город — это памятник архитектуры и искусства. Монументальными постройками византийские императоры и турецкие султаны думали прославить свои имена в грядущих столетиях. Однако когда смотришь сейчас на великолепные здания старого Стамбула, восхищаешься прежде всего гением человеческого разума и трудом человеческих рук, создавших произведения искусства, каждое из которых по-своему прекрасно.

Во дворце турецких султанов

В Стамбуле, городе со столь богатой историей, разумеется, много музеев. Один из них — музей Топкапы, бывший султанский дворец[11]. Он расположен на самом берегу Босфора, на холме, откуда открывается великолепный вид на Золотой Рог, Босфор и Мраморное море. Прежде всего во дворце поражает необыкновенная роскошь, в которой жили султаны. Столетиями сюда стекались золото, драгоценности, произведения искусства со всех концов огромной Османской империи, созданной в результате военных захватов.

Здания дворца сооружались в разное время разными султанами и выдержаны в разных стилях. Все они расположены в парке Гюльхане, под сенью вековых платанов. В правой от входа части дворца находятся султанские кухни. Это длинные приземистые здания с лесом труб причудливой формы: они напоминают горшки или трубы очень старых паровозов. В кухнях теперь демонстрируется султанская посуда — уникальные фарфоровые сервизы, вывезенные из Франции, Китая, Японии, редкой красоты вазы. Коллекция эта считается одной из самых богатых в мире.

В других помещениях дворца выставлено оружие времен Османской империи: кривые турецкие сабли, ружья, пистолеты, щиты и шлемы. Привлекает внимание коллекция часов, от огромных до самых маленьких карманных. Однако все затмевают своим богатством султанские драгоценности. Здесь собраны десятки, сотни драгоценных камней: бриллианты, изумруды, рубины. Среди них много уникальных, например известный бриллиант «Спун мейкер» в 86 карат. Здесь же находятся несколько султанских тронов. Один из них, размером с двуспальную кровать, сделан из чистого золота и весь усыпан изумрудами. Другой — также из золота — украшен 25 тысячами жемчужин. Надписи на золотых подсвечниках высотой в человеческий рост сообщают, что изделия эти — литого золота, чтобы не оставалось никаких сомнений в богатстве султанов. Скольких человеческих жизней стоило все это богатство, добытое османскими завоевателями в разных концах света!

В музее Топкапы собраны и образцы одежды султанов. Многие предметы принадлежали, как гласят надписи, лично тому или иному султану. Шли века, менялась мода, менялась она и на султанскую одежду. На одном из расшитых золотом халатов, принадлежавшем юному султану, так и не достигшему совершеннолетия, — дыра на груди и расплывшееся пятно ржавого цвета. Это свидетельство темных дворцовых интриг: султан был заколот кинжалом в одной из галерей дворца. В нескольких залах музея выставлены принадлежавшие султанам ковры, картины, миниатюры, редкие рукописи.

Слева от входа во дворец расположено здание, воздвигнутое в XVI веке при Сулеймане I и предназначенное для заседаний султанских министров во главе с великим везиром — садразамом. На заседаниях иногда присутствовал и сам султан, спрятанный за решетчатым окном. На этой же стороне дворцового комплекса находятся помещения для совершения религиозных обрядов и хранения религиозных реликвий — «зуба и волос пророка Мухаммеда», а также его сабли и отдельных предметов одежды.

Дворец Топкапы по своим размерам невелик. Составляющие его здания расположены в строгом порядке. Они радуют глаз изяществом и легкостью архитектурных форм. Во внутренних султанских покоях много каминов, стены отделаны красивой глазурованной плиткой. Когда бродишь по залам дворца и вспоминаешь историю царствования османских султанов, невольно возникает мысль о контрасте между красотой, великолепием и богатством и тем количеством зла, козней и интриг, которые гнездились здесь, в этих стенах.

Здания дворца образуют прямоугольник, вытянутый с юго-запада на северо-восток и разделенный поперечными стенами на три части. Вход во дворец находится в его юго-западной части. Здесь же располагается знаменитый султанский гарем — сераль, где в свое время жили сотни султанских жен и одалисок. Вход в сераль был строго запрещен для всех посторонних и охранялся евнухами. Впрочем, и сейчас посетитель может попасть в помещения гарема лишь с особого разрешения дирекции музея. Мы были избавлены от соблазна попытаться проникнуть в гарем, так как он был закрыт на ремонт. Кстати сказать, ремонтно-реставрационные работы ведутся на всей территории музея. Однако размах их, а также общее состояние музея Топкапы (как, впрочем, и других музеев Турции, которые нам удалось посетить) говорят о том, что средства, отпускаемые на эти цели, весьма скудны.

Северо-восточная часть дворцовой территории представляет собой нечто вроде террасы, возвышающейся над прекрасной панорамой Босфора и Золотого Рога. Здесь разводили тюльпаны — любимые цветы султанского двора. На террасах расположено несколько павильонов, или, как их здесь называют, кёшков. Это затейливой формы постройки, богато отделанные мрамором, слоновой костью, золотом, перламутром. Как правило, каждый имеет свое название, например Багдадский кёшк (построен в 1638 году султаном Мурадом IV по случаю завоевания Багдада) или кёшк Меджидие (воздвигнут при султане Абдул Меджиде в конце XIX века). Между кёшками — бассейн с фонтанами, в котором, как рассказывают, вместо золотых рыбок плавали на потеху султану и его гостям обнаженные невольницы…

Долмабахче — маленький Версаль

В Стамбуле есть еще один султанский дворец — Долмабахче. Он построен в 1853 году при султане Абдул Меджиде, которому надоело жить в доме своих предков — дворце Топкапы. Для строительства нового дворца было выбрано место на северной окраине Стамбула, на самом берегу Босфора. Долмабахче построен в стиле Ренессанс и похож на европейские здания той эпохи. Отделка дворца отличается роскошью и вычурностью, многое здесь сделано в подражание знаменитому Версальскому дворцу. Светлое ажурное здание, окруженное высокой стеной, находится у самой воды. Прямо против парадных ворот возвышается небольшая изящная мечеть: вы все-таки не в Версале, а в Стамбуле. Мечеть носит то же название, что и дворец. В Долмабахче Абдул Меджид прожил всего несколько лет. Чем-то новый дворец ему не понравился, и он решил его покинуть. Позже еще несколько султанов использовали дворец как свою резиденцию. Долмабахче известен также тем, что в его комнатах, будучи тяжело больным, провел свои последние дни основатель Турецкой Республики Кемаль Ататюрк. Ныне дворец Долмабахче, как и Топкапы, превращен в музей, но, когда в один из немногих дней моего пребывания в Стамбуле мы подъехали к дворцу, оказалось, что па его воротах висит замок.

В находящемся поблизости служебном домике мы обнаружили полицейского и служителя музея, как потом выяснилось, экскурсовода. Присутствие полицейского вполне объяснимо: в музее хранятся большие богатства, в том числе бесценные картины и другие произведения искусства. Экскурсовод подтвердил то, что мне приходилось слышать раньше: среди экспонатов в музее Долмабахче находится несколько картин нашего выдающегося соотечественника — Айвазовского. К сожалению, нам не удалось ознакомиться с каким-нибудь каталогом, где были бы указаны названия этих картин. Как сообщил экскурсовод, Айвазовский некоторое время жил и работал в Стамбуле в качестве гостя султана Абдул Азиза, который был большим любителем живописи и сам недурно рисовал карикатуры. Картины Айвазовского, сообщил далее наш собеседник, имеются также в хранилище зала рукописей и миниатюр в музее Топкапы.

В ходе дальнейшей беседы мы выяснили, что музей Долмабахче закрыт в связи со срочной необходимостью ремонта и реставрации. Здание не поддерживалось в. должном порядке, не отапливалось, на него и на хранящиеся в нем экспонаты губительно действовала сырость, так как дворец расположен не только непосредственно на берегу Босфора, но и на одном уровне с ним.

Со стороны дворца Долмабахче хорошо видна так называемая Девичья башня, поднимающаяся прямо из Босфора у противоположного, азиатского, берега. Башня была сооружена в XII веке при одном из византийских императоров из династии Комненов и теперь служит маяком. С ней связана романтическая легенда. В той интерпретации, в какой я ее услышал, она выглядит так. В давние времена жил богатый и могущественный человек, у которого выросла красавица-дочь. По всему свету распространилась молва о необыкновенной красоте девушки. Услышал об этом и молодой принц из соседнего царства; он приехал на берег Босфора и, увидев девушку, воспылал к ней страстной любовью. Мудрецы, однако, предсказали, что красавица должна умереть от укуса змеи, и, чтобы оградить ее от змеиного жала, отец приказал отправить дочь в окруженную водой башню. В тоске по своей возлюбленной царевич тайно послал ей букет прекрасных роз. Когда же девушка взяла его, из букета выползла маленькая ядовитая змейка и смертельно ужалила ее. Едва весть об этом дошла до принца, он бросился в глубокие воды Босфора, переплыл его, припал губами к ранке на теле девушки, выпил оттуда змеиный яд и спас свою возлюбленную…

Нынешний Стамбул, по крайней мере в его центральной части, сохраняет черты времен Османской империи. Они характеризуются обилием мечетей и зданий старой постройки.

Есть в городе несколько джадде — широких проспектов. Однако большинство улиц — извилистые, узкие, изобилующие крутыми подъемами и спусками. Надо обладать большой сноровкой, чтобы водить по таким улицам автомобиль. Вполне естественно, что здесь часто возникают заторы в движении. Однажды мы попали в такой затор на такси. Делать было нечего, приходилось ждать, пока пробка рассосется. Шофер нашего таксомотора оказался одновременно и его владельцем. Таких владельцев транспортных средств турецкая статистика относит к «владельцам мелких предприятий обслуживающего сектора в экономике». Другими словами, это представители мелкой буржуазии, мелкие собственники, положение которых по существу ничем не отличается от положения рабочих.

Наш шофер — веселый, словоохотливый парень — за время вынужденной стоянки успел рассказать, как он со многими другими рабочими ездил на заработки в Европу. Три года он проработал в Бельгии шофером на грузовике, выполняя одновременно и работу грузчика. Работа была тяжелая: «Вертелся, как белка в колесе. И баранку крути, и нагружай, и выгружай». Тем не менее он остался доволен: скопил денег, купил легковую машину и на ней вернулся в Стамбул, да вдобавок еще и мотоцикл привез на крыше машины. Повинуясь чувству профессионального любопытства, шофер спрашивал, как поставлено таксомоторное дело в Москве, и долго изумлялся, узнав, что у нас государственные таксомоторные парки, в которых насчитываются сотни машин.

Шофер-рабочий, скопив тяжелым трудом деньги, превратился формально в мелкого предпринимателя, оставаясь по существу тем же трудящимся. Он работает день и ночь, мечтая стать «настоящим хозяином». Но этой его мечте вряд ли суждено осуществиться. Зато на каждом шагу его подстерегает опасность разориться, ликвидировать свое «предприятие» и снова превратиться в наемного рабочего. Такой процесс взаимодействия между пролетариатом и городской мелкой буржуазией характерен для капиталистического мира вообще и для стран Востока в особенности, так как там чрезвычайно распространено мелкое предпринимательство как в производстве, так и в сфере услуг.

Восточный базар «Капалы чаршы»

Достопримечательностью Стамбула является крытый рынок, или, как его здесь называют, «Каналы чаршы». Это типично восточный базар, сродни знаменитым базарам в Дамаске, Каире и других городах Востока. «Капалы чаршы» занимает довольно обширную площадь между дворцом Топкапы на востоке и Стамбульским университетом на западе. Торговые ряды на этом месте существовали еще во времена Византийской империи, однако крытый рынок был сооружен при султане Мехмеде I. С тех пор он и сохранился до наших дней, причем сохранился не в виде мертвой музейной реликвии. И сейчас в бесчисленных рядах «Капалы чаршы» кипит жизнь. Несколько раз рынок горел. Последний крупный пожар произошел сравнительно недавно — в 1954 году. Однако «Капалы чаршы» неистребим, каждый раз он отстраивается снова и снова разворачивает бойкую торговлю.

Стамбульские старожилы шутят, что для того, чтобы только познакомиться с «Капалы чаршы», нужна по крайней мере неделя. В шутке этой большая доля правды, в этом я убедился сам. «Капалы чаршы» — это многие городские кварталы, десятки улиц, сотни магазинов, лавок и лавчонок — одним словом, целый торговый город. Границы рынка никак не обозначены, он начинается незаметно. Идешь по обычной кривой стамбульской уличке, вдруг начинаются какие-то убогие лавчонки, над ними появляется перекрытие — и попадаешь в мир торговли. Поначалу кажется, что попал в лабиринт, в сплошной хаос, и разобраться в нем нет никакой возможности. Постепенно, однако, осознаешь, что в этом хаосе есть свой порядок. Продажа разных товаров сосредоточена по разным кварталам и рядам (они примерно соответствуют улицам). Есть ряды ковровые, обувные, ряды изделий из меди, керамики, ряды меховщиков и торговцев драгоценностями. Отдельно продаются изделия из золота и драгоценных камней, отдельно — из серебра и отдельно — подделки под то и другое.

Лавки на «Капалы чаршы» разные по величине. В некоторых торговля идет бойко, туда заходят сразу по нескольку мюштери (покупателей), хозяин удовлетворенно суетится сам и заставляет резвее бегать продавцов и мальчиков-учеников. В других же рядах покупателей совсем мало, а то и вовсе нет. Хозяева лавок в таких рядах от скуки собираются кучками, беседуют. Если сюда забредает одинокий покупатель и останавливается у какой-нибудь лавки, хозяин ее отделяется от одной из кучек, медленно подходит к покупателю и предлагает свои услуги голосом, в котором не слышится никакой надежды продать что-либо. Невольно возникает вопрос, чем же живут эти мелкие торговцы, как зарабатывают себе на существование.

В рядах, где торгуют предметами старины, изделиями из меди, замши и овчины, много иностранцев, в том числе и американцев, — эти товары пользуются у них спросом. Здесь же, в этих рядах, можно встретить небольшие группки волосатых хиппи. У них в моде мохнатые, ярко раскрашенные жилеты и тулупы из овчины, а такого товара здесь как раз много. Вообще Стамбул — одно из излюбленных мест европейских и американских хиппи, путешествующих по свету. Их чем-то привлекает этот город. Такое положение отнюдь не вызывает радости у стамбульской полиции. Ее представители каждый раз с беспокойством взирают на новую компанию хиппи, высаживающуюся на берег с очередного парохода. Дело в том, что не все хиппи, заняв сидячее или лежачее положение, безобидно созерцают мир. Многие из них довольно активно занимаются контрабандой наркотиками, художественными ценностями, а то и просто воровством. Потому полиция и не спускает с них глаз.

Торговля на крытом рынке ведется, как в этом нетрудно убедиться, по простому принципу — продать товар любым способом. Еще лет десять тому назад во многих магазинах Стамбула покупатель и продавец договаривались о цене товара — рядились. Теперь торговля ведется более цивилизованными методами. В большинстве магазинов висят таблички, предупреждающие покупателей о том, что здесь «при фикс» — твердая цена и торговаться не следует. О крупных универсальных магазинах и говорить не приходится — там это само собой разумеется. Однако на «Капалы чаршы» свои порядки. В большинстве лавок там по-прежнему торгуются, азартно и долго. Покупатель, берущий товар по первой же названной цене, теряет уважение в глазах продавца.

Если в лавке не оказалось нужной вам вещи, а вы проявляете достаточно твердое желание купить ее, вас могут попросить подождать и даже предложат чашечку кофе, а тем временем мальчик сбегает за нужной вещью на склад, в крайнем случае ее приобретут в одной из соседних лавок и продадут вам с небольшой наценкой. Если уж ничего нельзя сделать, то вам непременно предложат зайти через неделю.

Продаваемый в некоторых лавках товар, например изделия из кожи, изготовляется тут же. Обычно такие лавки имеют два этажа. На втором этаже находится мастерская, а на первом продают вещи, изготовляемые на втором этаже. Ныне в Турции развивается крупная капиталистическая промышленность, процесс индустриализации идет, несмотря ни на какие трудности. Однако мелкая кустарная промышленность, ремесло чрезвычайно распространены и живучи здесь. И в этом нетрудно убедиться в Стамбуле, да и в других городах Турции.

Как-то я забрел в северо-восточную часть города — Бейоглу, где располагаются кварталы городской бедноты. Вдоль узких уличек стоят здесь старые деревянные дома с характерными балкончиками-террасами на втором этаже. Как будто время прошло мимо этих улиц, ничего не изменив. Они полого спускаются к северному берегу Золотого Рога, откуда открывается великолепный вид на противоположный берег залива. Там тускло поблескивают купола массивных мечетей, белеют стены дворцов. Это тот самый сказочный Стамбул, который овеян романтическими легендами и преданиями. Воображение дорисовывает легкие парусники и изящные вёсельные галеры, скользящие по прозрачным водам Золотого Рога. Однако видение это быстро рассеивается. Золотой Рог теперь — это гремящий и лязгающий железом трудяга-порт, где у причалов стоят десятки пароходов со всех концов света. Да и вода его давно потеряла свою прозрачность: на поверхности ее всеми цветами радуги переливаются многочисленные масляные пятна.

То тут, то там возникают в Стамбуле рядом с мечетями и бывшими дворцами новые здания. Особенно большое строительство развертывается на окраинах Стамбула, где можно видеть целые кварталы многоэтажных жилых домов.

На берегу Босфора

С одним нашим товарищем, работающим в Стамбуле, мы проехали вдоль европейского берега Босфора до того места, где пролив, расширяясь, переходит в Черное море. Автомобильная дорога идет по берегу, почти у самой воды. Проезжая вдоль пролива, обращаешь внимание на одно любопытное явление, которое, когда смотришь на карту, даже крупномасштабную, не бросается в глаза. Дело в том, что один берег пролива почти в точности повторяет очертания другого — как две половинки разломленного каравая хлеба. Образование пролива объясняют возникшей в свое время в материке (в результате вулканических процессов) трещиной, которая была заполнена водой из Средиземного и Черного морей.

Современный отель на берегу Босфора

Европейский, то есть западный, берег пролива довольно густо заселен. Здесь вдоль дороги непрерывной чередой следуют друг за другом населенные пункты, курортные местечки. Живописные берега Босфора издавна служили местом отдыха богачей, поэтому здесь много летних дворцов и вилл. На протяжении всего тридцатикилометрового берега пролива от Мраморного моря до Черного встречаются отели, причем некоторые из них довольно большие.

Очень красива бухта Бебек. На берегу ее среди зелени деревьев проглядывают светлые здания отелей, а на голубой поверхности воды покачиваются десятки белоснежных яхт. Чуть севернее бухты высятся стены и зубчатые башни некогда грозной крепости Румелихисар. Крепость была выстроена в 1452 году, то есть как раз накануне завоевания Константинополя султаном Мехмедом II Фатихом. Ныне крепость вряд ли сохраняет какое-либо военное значение. Вечерами ее стены и баш ни красиво подсвечиваются фонарями, и она служит исторической декорацией современного Босфора.

Восточный, или азиатский, берег Босфора заселен гораздо меньше. Здесь основу пейзажа составляют не отели и виллы, а возделанные поля и пастбища, за которыми уходят вдаль поросшие лесом холмы Анатолии.

Старый стамбулец Музаффер-бей

Моему знакомству со Стамбулом немало содействовал Музаффер Гюрсель, стамбульский посредник некоторых наших внешнеторговых организаций. Старый стамбулец, Музаффер-бей сопровождал наши поездки по городу комментариями, которых не найдешь в справочниках и путеводителях. Однажды он пригласил меня отужинать в довольно простенький ресторан близ одной из центральных улиц Стамбула — проспекта Независимости. Войдя в ресторан, я обратил внимание, что обстановка в нем какая-то не турецкая. Оказалось, господин Гюрсель приготовил мне сюрприз. Хозяйками ресторана были две сестры-старушки, русские. Они говорили на русском языке, но с тем сильным специфическим акцентом, который присущ старым эмигрантам. Старушки радушно предложили отведать русских блюд, в том числе блинов с маслом. Однако и блины довольно далеко отошли от русского оригинала. Раньше в Стамбуле было много русских ресторанов, магазинчиков. Теперь их становится все меньше. Время идет, и эмигрантское племя постепенно вымирает.

В другой раз мы ужинали в закусочной, спрятавшейся в одной из бесчисленных стамбульских уличек. Незнакомый с городом человек вряд ли обратил бы внимание на эту закусочную. Я удивился, встретив в ней так много посетителей. Оказалось, здесь собираются гурманы, любители даров моря: мидий, креветок, лангустов. Здесь же, около закусочной, прямо па улице аппетитно жарят на раскаленных углях ракушки с рисом и пряностями и другие вкусные вещи.

Я имел возможность, воспользовавшись любезным приглашением господина Гюрселя, побывать у него дома и познакомиться с его семьей — приветливой, милой супругой и сыном-школьником. Музаффер-бей неоднократно бывал в нашей стране в деловых поездках, так что имеет представление о нашей жизни. А его супруга госпожа Нериман, подробно и обстоятельно расспрашивала меня о Советском Союзе. На стене в просторной гостиной я увидел фотографию, на которой Кемаль Ататюрк запечатлен вместе с Джелялем Баяром. Фотография была очень старая — Баяр выглядел на ней совсем молодым. Надпись на ней гласила: «Баяру — Ататюрк». Я, конечно, поинтересовался, как такая редкая фотография попала к моим хозяевам. Оказалось, что госпожа Нериман состоит в родстве с бывшим президентом Турции: ее сестра замужем за сыном Джеляля Баяра. Сама Нериман происходит из семьи крупного землевладельца-плантатора. До 1960 года он был депутатом меджлиса от Демократической партии, а потом попал на Яссыада[12], где ему даже грозила смертная казнь.

В домашней обстановке, за чашкой чая, и во время наших поездок по Стамбулу мы много беседовали с Музаффер-беем. Он не скрывал, что до 1960 года был близок к Демократической партии и дела его шли хорошо. Потом, конечно, все пошло на убыль, пришлось даже продать «мерседес». Кстати сказать, машина эта пользуется большой популярностью в Турции; она стоит страшно дорого, и обладание ею служит показателем прочного положения в обществе.

Сейчас Музаффер-бей, несмотря на преклонный возраст, подвижен, энергичен и полон желания работать. Он содержит маленькую контору по импорту промышленного оборудования, в том числе и комплектного, другими словами, является импортером-посредником. Не раз в разговоре со мной господин Гюрсель подчеркивал, что теперь он далек от политики, не держит ничьей, стороны и его интересует исключительно бизнес. Однако вольно или невольно, по мы касались в наших беседах вопросов внутриполитического положения в Турции. Музаффер-бей говорил, что правительство Партии справедливости, будучи у власти, испытывает большие затруднения как общеполитического, так и внутрипартийного характера. Большинство Партии справедливости в парламенте не является незыблемым, оно может быть ликвидировано. Тогда у власти окажется коалиционное правительство. Но сможет ли оно разрешить стоящие перед страной проблемы? Вот тут и возникает реальная возможность вмешательства армии, которая в Турции проявила и продолжает проявлять себя как активная политическая сила. В офицерском корпусе много людей, которые считают, что армия должна взять власть в свои руки и управлять страной.

Здесь мой собеседник обращал мое внимание на реально сложившуюся в стране обстановку. Она характеризуется тем, что в последние годы правительства, формировавшиеся в разных комбинациях из представителей одной или нескольких основных политических партий, оказывались не в состоянии осуществить давно назревшие социально-экономические преобразования, которых все более настойчиво требуют многочисленные группы населения. Такая обстановка порождает состояние перманентного политического кризиса в стране. Временами он обостряется, и тогда командование армии, видя, что правительство выпускает бразды правления из своих рук, выступает на авансцену политической жизни. Примерно такая обстановка сложилась накануне переворота 27 мая 1960 года, так было и в марте 1971 года, когда армейское командование опубликовало меморандум и потребовало отставки правительства Партии справедливости. Однако последняя акция не привела к ликвидации кризисного положения. Командование пыталось осуществить жесткие меры, лишь отстранив правительство, но сохраняя парламент в его прежнем составе. Это привело к тому, что формировавшиеся после 12 марта 1971 года (день опубликования меморандума) с ведома и одобрения армейского командования правительства оказались не в состоянии осуществить ни одной серьезной реформы, так как наталкивались на последовательную обструкцию парламента. Иными словами, акция военных 12 марта не привела к ликвидации политического кризиса. Командование турецкой армии, вмешавшись в политическую жизнь, оказалось перед дилеммой: либо признать свое бессилие и вернуть инициативу политиканам от буржуазно-помещичьих партий, либо идти дальше по пути жестких мер и добиться осуществления реформ, о которых оно так много говорит.

Музаффер-бей рассказал мне, что через его контору была совершена сделка по закупке в СССР турецкой фирмой комплектного оборудования для хлопкопрядильной фабрики. Он сказал, что на пути развития торгово-экономических связей между нашими странами, как показал его личный опыт, еще стоят кое-какие препятствия, многие из которых носят формальный характер, проистекают из недостатка опыта экономического общения. Тем не менее в принципе он убежден, что такие связи — дело перспективное. Лично он намерен приложить максимум усилий для развития торговых и экономических связей с Советским Союзом. Господин Гюрсель без обиняков заявил, что дело здесь не в его особых симпатиях к социалистическим странам, просто он уверен, что торгово-экономические связи с этими странами взаимовыгодны.

Такое отношение характерно для известной части делового мира Турции. В этом я убедился в результате бесед с деловыми людьми, которые мне пришлось вести. Если для идеологической элиты, представителей «думающей» интеллигенции, характерен подход к советско-турецким экономическим связям прежде всего с точки зрения их политической значимости, их влияния на внутренние процессы в Турции, то для бизнесмена эта сторона отступает на второй план. Он в основном исходит из соображений коммерческой целесообразности. Определенная часть деловых кругов Турции убеждена, что торгово-экономические связи с нашей страной — дело взаимовыгодное, и готова идти на расширение таких связей. Субъективно эти люди думают о процветании своего дела, о прибыли, объективно же они способствуют развитию советско-турецких экономических отношений, что отвечает национальным интересам Турции.

Разговор с бывшим министром

Музаффер-бей познакомил меня с интересным человеком — одним, из своих старых приятелей, господином Хайреттином Эркменом, в прошлом видным деятелем Демократической партии. В 50-е годы господин Эркмен длительное время занимал посты министра промышленности и министра торговли в правительстве ДП. После переворота 27 мая он, разумеется, попал на Яссыада, а затем четыре с половиной года провел в тюрьме. Теперь господин Эркмен скромно занимается адвокатской практикой — ведет дела нескольких фирм.

Говоря о перспективах экономического развития Турции, Хайреттин-бей всячески подчеркивай преимущества частнокапиталистического сектора. Здесь он остался верен принципам своей бывшей партии, наследницей и защитницей которых теперь является Партия справедливости. «Частный сектор, — говорил он, — более гибок и лучше приспосабливается к экономической конъюнктуре. Производительность труда в частном секторе выше и, следовательно, себестоимость продукции ниже. Рыночная же цена устанавливается по наиболее высокой себестоимости. А поскольку таковая, как правило, на предприятиях госсектора, то частный сектор получает более высокую прибыль и оказывается таким образом более конкурентоспособным». Господин Эркмен признавал необходимость существования смешанной экономики (вряд ли кто в Турции сейчас будет открыто возражать против этого), но вместе с тем старался провести мысль, что госсектор был необходим в 30-е годы, когда надо было развивать промышленность, а частный сектор оказался слаб для этого. Теперь же он окреп и может действовать самостоятельно, а государственный сектор изживает себя.

Демократическая партия, находясь у власти, многое сделала для того, чтобы подорвать государственный сектор, подчинить его интересам частного капитала. Это дело продолжила Партия справедливости. Однако в Турции достаточно влиятельны и силы, выступающие за укрепление госсектора, совершенствование его административного аппарата, повышение производительности труда, ибо они рассматривают госсектор как базу экономической и политической независимости страны.

Неожиданно для меня господин Эркмен затронул в нашей беседе вопрос о Черноморском районе Турции. Бывший министр промышленности и торговли с неподдельным энтузиазмом говорил о том, что этот район имеет перспективы экономического развития. Там сосредоточены месторождения многих полезных ископаемых, высока плотность сравнительно грамотного населения, что обеспечивает рабочую силу, есть условия для интенсификации сельского хозяйства. Географическая близость Советского Союза и дешевизна морского транспорта делают заманчивой идею развития экономических связей Советского Союза именно с этим районом. «Раньше Россия вела оживленную торговлю с Черноморским районом Турции. Почему бы нам, — говорил господин Эркмен, — не возродить эту добрую традицию?»

Студенты Стамбула

Будучи в Стамбуле, мы, конечно, не примкнули побывать в книжных лавках, которых здесь довольно много. Тогда, за несколько дней до меморандума военного командования, в магазинах Стамбула и других городов можно было видеть марксистскую литературу и массу левых изданий самых разных направлений. У книжных полок толпилось много учащейся молодежи: ведь Стамбул — самый крупный город Турции и по числу студентов. В книжном магазине на Анкарском проспекте я случайно разговорился с молодым человеком, оказавшимся студентом четвертого курса филологического факультета' Стамбульского университета. Он даже назвал свое имя — тогда это можно было сделать без особых опасений, не то, что после меморандума 12 марта — в условиях гонения на левых.

Мой собеседник-студент сказал, что занятий сейчас нет, так как его факультет закрыт в числе других из-за студенческих волнений. Вот он и решил использовать свободное время, чтобы порыться в книгах. Движение студентов, говорил он, приобрело политический характер. Оно развивается под влиянием политических партий и борьбы между ними. По настрою моего нового знакомого чувствовалось, что мысли его заняты не столько учебными делами, сколько политикой, что он несет в себе большой заряд того возбуждения, той наэлектризованности, которые были характерны для студенческой массы в месяцы, предшествовавшие меморандуму. Он говорил: «Идейное влияние самых крупных в стране партий на студенческую массу невелико. Гораздо большее влияние оказывают крайние течения, особенно крайние левые. Среди студентов очень популярны такие люди, как, например, Че Гевара. Чем они нас привлекают? Своей решительностью, революционным романтизмом. Широкое распространение среди студентов получают маоистские идеи»…

С такими высказываниями нам приходилось встречаться в Турции не раз. Они отражают действительное положение вещей. Молодежь — активная и динамичная политическая сила Турции — наиболее болезненно ощущает социальное неравенство и несправедливость. Молодежь хочет сегодня, сейчас же выступить на борьбу против этого, а наиболее решительные ее представители берут в руки оружие. При наличии таких настроений семена псевдореволюционной маоистской фразеологии, к сожалению, подчас попадают на благоприятную почву. Левацкие, авантюристские действия отдельных групп учащейся молодежи (некоторые из них были спровоцированы реакционными силами), не представляя реальной угрозы существующему строю, нанесли большой ущерб прогрессивному молодежному движению и левым силам Турции в целом, так как послужили предлогом для репрессий со стороны властей. Левацкий экстремизм, обладая внешней привлекательностью для молодежи, ведет к бесцельной трате ее сил, отвлекает от участия в массовом движении за демократию.

Мой собеседник интересовался последними событиями в Советском Союзе и социалистических странах. При этом ясно было, что он имеет самую недостоверную информацию. Тут уж явно постаралась турецкая пресса. Большинство газет, контролируемое реакционными кругами, использует любую возможность, чтобы представить в искаженном виде то, что происходит в социалистических странах, вызвать к ним недоверие и антипатию. Крайне редко на страницах турецких газет и журналов можно видеть материалы, более или менее объективно освещающие жизнь в странах социализма.

В редакции журнала

В Стамбуле мы побывали в редакции журнала «Бельгелерле тюрк тарихи» («Турецкая история в документах»), Редакция занимает несколько комнат в многоэтажном здании одного из центральных районов города — Сиркеджи. Журнал этот небольшой по объему и выходит сравнительно недавно — всего несколько лет. Судя по содержанию тех номеров, с которыми я познакомился, в сферу его интересов входит не столько история Турции и Османской империи, сколько вопросы мировой политики. И здесь журнал прочно стоит на позициях Запада. На страницах его часто встречаются перепечатки публикаций из изданий США и стран Западной Европы. В разделе «Среди книг» регулярно печатаются рецензии на зарубежные издания по вопросам истории и политики, в том числе на работы советских востоковедов.

В редакции нас весьма любезно встретил владелец и главный редактор господин Эртугрул Зекаи Окте, чрезвычайно подвижный и энергичный человек средних лет. В беседе с нами (сотрудником советского Генерального консульства в Стамбуле и автором этих строк) господин Окте рассказал о создании журнала и работе редакции. Он показал нам довольно обширную библиотеку исследований и документов по вопросам всемирной истории и истории Турции, русско-турецких и советско-турецких отношений, а также некоторые труды советских востоковедов, изданные в последние десятилетия. При этом главный редактор посетовал на то, что в Турции получать книги и периодические издания с Запада гораздо проще, чем из Советского Союза, так как установленный в ней на этот счет порядок затрудняет любой вид культурного общения с соседним Советским Союзом.

Наша беседа с господином Окте коснулась и некоторых политических аспектов. Здесь наш собеседник показал себя ревностным сторонником теорий западных геополитиков. Когда же разговор зашел о жизни Советского Союза, то здесь, к сожалению, вырисовалась типичная картина: главный редактор во многих случаях обнаружил искаженные представления.

Оценивая внутриполитическую обстановку в Турции, господин Окте высказывался примерно в том же духе, что и многие турецкие интеллигенты, с которыми я встречался и беседовал.

Господи Зекаи Окте говорил, что страну лихорадит, как человека с высокой температурой. Такое состояние долго продолжаться не может. Неизбежно должно произойти что-то, что ликвидирует это лихорадочное состояние. Вполне вероятно, что эту задачу опять возьмет на себя армия.

Наш собеседник коснулся и вопроса о ближневосточном кризисе. Как известно, Турция выступила за выполнение резолюции Совета Безопасности, предусматривающей возвращение арабским странам территорий, оккупированных Израилем в результате шестидневной войны. «Мне кажется, — сказал господин Окте, — что в перспективе Турция более четко и решительно должна определить свою позицию в поддержку арабских стран».

В Стамбульском университете

Было бы совершенно немыслимо, побывав в Стамбуле, не посетить одно из старейших учебных заведений страны — Стамбульский университет. Университет располагается в нескольких зданиях, в основном старой постройки, занимающих довольно большую территорию в центре Стамбула, к югу от Золотого Рога, и является крупнейшим в Турции: в нем обучается около 30 тысяч студентов. Главный вход в университет находится на площади Баязида. Это внушительных размеров арка с двумя боковыми башнями. Здесь, на площади Баязида, проходили многие студенческие митинги, в том числе знаменитые манифестации в апреле — мае 1960 года, сопровождавшиеся кровавыми схватками с полицией. Манифестации стамбульских студентов вызвали тогда целую серию студенческих выступлений в Анкаре, Измире и других городах — пролог к перевороту 27 мая.

Теперь, спустя десять лет, студенческие волнения вспыхнули с новой силой. Проходя по территории университета, мы видели студентов, в одиночку или группами бродивших между зданиями факультетов. Однако занятий в связи с волнениями почти нигде не было. У входа в здание литературного факультета, у закрытых дверей дежурили полицейские. Стекла некоторых окон были выбиты, а на уцелевших — кое-где круглые отверстия от пуль. Все это следы сражений с полицией. На здании экономического факультета — выведенная красной масляной краской надпись: «Да здравствует независимая Турция!».

В такой напряженной обстановке трудно было рассчитывать на встречи с преподавателями университета. И все же с помощью товарищей из нашего Генерального консульства в Стамбуле нам удалось посетить экономический факультет и побеседовать с профессором Орханом Туна, одним из крупнейших экономистов и социологов Турции.

В отличие от других факультетов, где жизнь замерла совсем, в коридорах экономического факультета наблюдалось какое-то оживление, хотя регулярных занятий не было. Орхан Туна, пожилой плотный человек с уверенным взглядом и скупыми, но энергичными движениями, принял нас в своем маленьком рабочем кабинете, заваленном книгами и рукописями. В нашей беседе участвовал профессор Невзат Ялчинташ, представитель более молодого поколения ученых. Он преподает и работает на экономическом факультете, однако как раз тогда на время был откомандирован в распоряжение Государственной плановой организации в Анкаре. Кстати, он сообщил нам, что в последние годы Госплан Турции систематически привлекает ученых к разработке экономических рекомендаций.

Наш разговор с Орханом Туна начался с оценки советско-турецкого экономического сотрудничества, причем профессор сразу связал это с судьбами государственного сектора экономики страны. «Госсектор, — сказал он, — оформился в 30-е годы как база создания национальной промышленности. Тогда же возникли многие государственные промышленные предприятия, в том числе и текстильные фабрики, имевшие немаловажное значение для укрепления независимой экономики и построенные при содействии Советского Союза, предоставившего тогда Турции кредит». Переходя к современным экономическим проблемам, Орхан Туна заметил, что, по его мнению, было бы неправильно автоматически считать, что все предприятия частного сектора выгодны и рентабельны, а государственные — нет, и тем самым как бы заранее выносить приговор госсектору.

«Да, предприятия госсектора, — продолжал он, — обладают рядом недостатков, многие из них приносят убытки. Нерационально используется рабочая сила, отчего на государственных предприятиях существует скрытая безработица. В государственных экономических организациях подчас процветает бюрократия. Раздут управленческий аппарат, в некоторых учреждениях можно смело уволить половину служащих, и ничего от этого не изменится. Однако все эти пороки не являются органическими, и государственные предприятия могут быть рентабельными при правильной организации дела. Госсектор должен развиваться при непременном условии устранения его основных недостатков».

«Пятилетние планы развития Турции, — говорил далее Орхан Туна, — слишком большое внимание уделяют частнокапиталистическому предпринимательству». Этим высказыванием он определил свое отношение к государственному и частному секторам. Я еще раньше заметил, что оценка пятилетних планов является как бы лакмусовой бумажкой, которой проверяется отношение собеседника к перспективам экономического развития Турции. Сторонники частного сектора сетуют на то, что пятилетние планы не создают достаточно хороших условий для частного капитала. Сторонники же укрепления государственного сектора как основы экономического развития страны, напротив, полагают, что пятилетние планы предоставляют слишком широкое поле деятельности частнопредпринимательской инициативе.

Привлечение иностранного капитала продолжает оставаться необходимостью для Турции. «Однако я считаю, — говорит Орхан Туна, — что наилучшая форма использования иностранного капитала с точки зрения национальных интересов Турции — это кредит, такой, какой был предоставлен Советским Союзом в 30-е годы на строительство текстильных комбинатов и какой им предоставлен сейчас на сооружение ряда крупных промышленных предприятий. Такие кредиты действительно обеспечивают экономическое развитие Турции. Иностранный же капитал, проникающий в Турцию для участия в акционерных обществах (в основном западноевропейские и американские монополии. — В. Д.), преследует цель не содействия экономическому развитию, а. выкачивания прибылей за границу».

Мы спрашиваем профессора Туна, над какими проблемами он работает в настоящее время. Он отвечает, что в последние годы занимался некоторыми социальными проблемами, в частности практикой применения закона о коллективных договорах между рабочими и предпринимателями, принятого в 1963 году. Результатом этой работы явилось двухтомное исследование (второй том вышел в свет в 1970 году) — «Экономические и социальные аспекты режима коллективных договоров в Турции», которое было любезно подарено нам автором. Орхан Туна сообщил также, что изучает некоторые проблемы профсоюзного движения. «Кстати, профсоюзы в Турции, — замечает он, — порой настолько вязнут в междоусобной борьбе, что забывают о своей основной обязанности — защищать права рабочих перед капиталистами». В заключение профессор Туна сказал, что в Турцию, к сожалению, поступает мало научной литературы из Советского Союза и что научные связи между нашими двумя странами должны развиваться.

Наше пребывание в Стамбуле пришлось на конец февраля — начало марта. За это время погода здесь резко менялась. Были теплые, сухие, солнечные дни, и тогда здания мечетей и дворцов купались в лучах солнца и безмятежно голубели воды Босфора. Однако потом налетал резкий холодный ветер, который гнал тяжелые тучи. Они низко нависали над потемневшей водой, и из них валил густой мокрый снег. Снег ложился белым покрывалом на крыши домов и на асфальт дорог, но быстро таял, превращаясь в кашу, и тогда стамбульские улицы становились похожими на наши, московские в раннюю весеннюю пору.

Такое же смешанное, противоречивое впечатление осталось и от Стамбула в целом. Город представал перед нами как бы в двух лицах. Одно — лицо старого Стамбула, с его историческим прошлым, с контурами мечетей над Золотым Рогом, безмолвных, загадочных, словно хранящих какую-то тайну. Другое лицо — это облик сегодняшнего Стамбула, крупнейшего города Турции, по которому определяется пульс деловой, политической и культурной жизни всей страны.