Наверное, я ждал, что Званцов приведет меня в какой-нибудь серьезный кабинет, в котором будет письменный стол, размером с дом, шкаф, забитый папками под грифами «совершенно секретно» и настольной лампой. Ну, такой, специальной, на гибкой подставке. Которую можно одним движением повернуть в лицо собеседнику. И черный телефон, конечно же, должен быть, да. Но вместо этого Званцов довел меня до конца коридора и по-простецки уселся на широкий каменный подоконник.
— Присаживайтесь, Владимир Викторович, — с улыбкой сказал он. — На двоих здесь места более, чем достаточно.
Я устроился рядом с ним на холодной каменной плите. Стекло с противоположной стороны было засыпано снегом, а вот морозными узорами почему-то не покрылось. Помнится, в детстве меня здорово занимал вопрос этих самых узоров. Вроде бы я даже придумал какую-то теорию насчет их символики и значения.
Надо же, думаю о чем угодно, только не о предстоящем разговоре. Первый признак того, что эта беседа меня несколько… нервирует. И дело даже не в том, что я болтаю с представителем демонизированной и всемогущей конторы, а…
Да просто я не знаю, чего ждать. Зачем Званцов меня вызвал на беседу? Хочет свесить на меня обязанности быть глазами и ушами «глубоких бурильщиков» в новокиневском рок-клубе? Или… Или, может быть, КГБ в курсе этих вот перемещений во времени с заменой личностей? Ну а что, судя по тому, что я знаю как минимум одного своего «товарища по несчастью», значит есть и другие. А раз такое случается, то должны быть люди, которые тоже в курсе. А если секрет знает трое, то один из них непременно осведомитель КГБ. Теперь вопрос, знают ли нашу с Иваном историю трое. Или все-таки…
— Вы ведь любите истории, верно? — спросил Званцов. — Интересные, захватывающие, поучительные… Вот и я хочу вам сейчас рассказать одну историю.
— Поучительную? — усмехнулся я.
— Как посмотреть, — пожал плечами кгб-шник. — Итак, жил в конце шестидесятых годов в одном городке в американской глубинке мужчина. Работал обычным школьным учителем, а на досуге почитывал разную мистическую литературу. Особенно его увлекали труды индийских гуру. И однажды он настолько проникся, что даже занялся йогой. Натурой он был увлекающейся, кроме того — йога штука полезная для здоровья. В общем, он решил, что непременно должен поделиться своей мудростью. Вот только слушателей он нашел специфических. Пациентов психлечебницы.
— Неужели йога его довела до шизофрении? — спросил я, чтобы заполнить возникшую паузу.
— Нет, не йога, — покачал головой Званцов. — Супруга его отнеслась без понимания к тому, что он бросил работу в школе и все дни напролет начал проводить в парке. Изображая то одну, то другую асану. Асаны, если вы не в курсе — это такие упражнения, если можно так это назвать.
— Позы, — подсказал я.
— Да, верно, — покивал он.
Говорил он долго. История его была про основателя секты «Дхарма»*. Правда, понял я это только где-то к середине его рассказа. Про секту я знал, прогремели эти ребята на весь мир. Сначала историей о массовом самоубийстве в Техасе, а потом еще одной, похожей, но уже в Новой Зеландии. И процесс по делу этих ребят был делом довольно скандальным. Потому что по ходу пьесы под маской блаженных медитирующих на свой пупок культистов вскрылись какие-то финансовые махинации, шпионаж и даже наемные убийства. Увлеченный йогой мужик, которого бросила жена, пока сидел в психушке, навербовал себе последователей, и когда вся эта команда покинула стены медицинского учреждения, то все участники были готовы нести свет нового учения, густо замешанного на индийской и скандинавской мистике и культе личности главного босса, в массы. Хрен знает, верили они действительно во всю эту эзотерику, но прибыль они собрали изрядную. В начале они действовали так: находили богатенького буратину в смятении чувств, обрабатывали его, обещая, что помогут разобраться во внутреннем мире. Вовлекали в свои посиделки под наркотой. А потом простодушный буратина умирал. Кончал жизнь самоубийством. Мол, эту жизнь исправить уже нельзя, но можно подготовить все к перерождению, и тогда в следующей жизни все будет отлично. И чтобы сбылось это «отлично» побыстрее, нужно просто разбежаться и сигануть с высокого этажа. Вниз головой. И тогда твою освобожденную душу подхватит колесо Сансары и понесет в светлое будущее. А потом случилось самоубийство на несколько десятков человек, за секту взялись ФБР, АНБ и прочие героические спецслужбы, и искоренили гнездо опасной философии. Но секта оказалась неожиданно живучей. И возродилась снова, но теперь уже в Новой Зеландии. Где тоже отметилась мощным новостным поводом — самоубившимися подростками.
— Отсюда мораль? — произнес я, когда Званцов замолчал.
— Мораль? — переспросил он.
— Ну, вряд ли же вы меня пригласили на встречу, чтобы пересказать статью из желтой прессы со своими дополнениями…
— Интересная история? — спросил Званцов.
— Познавательно, — хмыкнул я.
— Видите ли, Владимир Викторович, — Званцов придал своему лицу философски-задумчивый вид. — Как вы верно сказали, такие истории хорошо читать в желтой прессе. Поцокать многозначительно. Покачать головой. Сказать: «Вот дураки какие, я-то на такие сказочки точно бы не поддался». И совсем нехорошо, когда такие вот истории начинают происходить совсем близко.
— Вы хотите сказать, что в Новокиневске появилась эта секта? — в лоб спросил я.
— Да, — просто кивнул Званцов. — У меня есть все основания, чтобы это подозревать.
— Ну да, сейчас каких только придурков не повылазило, это точно, — вздохнул я. Сложно сказать, как я отношусь к этому явлению. Меня самого и моих друзей как-то все это обходило. Только через пятые руки доходили рассказы о том, что сводного кума двоюродная сестра попала в какой-то ашрам, отписала ушлым гуру свою квартиру и машину, а сама уехала в дальнее поселение. Варить мыло и петь мантры.
— Да уж, придурков, — хмыкнул Званцов. — Видите ли, какая штука с этими, как вы выразились, придурками. Сегодня над ними смеются и крутят пальцем у виска, а через месяц находят пятьдесят трупов. С блаженными улыбками на мертвых лицах.
— Я осуждаю, честно, — сказал я. — Только вот в толк не возьму, к чему вы ведете этот разговор. От меня требуется куда-то внедриться что ли?
— Давайте будем считать, что это своего рода предостережение, — без улыбки произнес Званцов. — Предупрежден, значит вооружен, так ведь у нас говорят?
— Хм… — я озадаченно посмотрел на Званцова. Тот был невозмутим. Хрен по его лицу вообще можно что-то понять. — Это в том смысле, что если кто-то подсядет мне на уши на тему занимательной индийской философии и йоги, чтобы я ни в какую не соглашался принять в этом движняке участие?
— Видите ли, Владимир Викторович, первые звоночки о том, что в Новокиневске действует именно «Дхарма», а не просто ребятишки играются, мы получили уже полгода назад. И ниточки тянутся не куда-нибудь, а именно к новокиневскому рок-клубу и его окружению.
— Честно скажу, пока даже намеков ни на что подобное не слышал, — покачал головой я и напряг память. Вообще сложно сказать, конечно. Рокерская тусовка регулярно обсуждает всякую мистическую бабуйню. То их в сторону того же Кастанеды кидает, то он внезапно начинают названия чакр учить.
— Владимир Викторович, давайте кое о чем договоримся, — Званцов посмотрел прямо мне в глаза. — Если вдруг вас пригласят на какую-нибудь загадочную встречу или что-то подобное… — он сделал паузу, будто подбирая слова. — Откажитесь. Занимайтесь своими записями и концертами, но постарайтесь держаться подальше от кружков любителей философии, хорошо?
— И все? — нахмурился я.
— Скажем так, мне бы не хотелось, чтобы с вами произошли какие-нибудь неприятности, — уголки губ Званцова дрогнули, едва обозначив улыбку.
— А с чего вдруг такая трогательная забота? — я приподнял бровь. Пока он живописал мне занимательную историю из жизни американских сектантов, я как-то расслабился. А сейчас опять напрягся, потому что вообще перестал понимать, что происходит.
— Просто у меня на вас другие планы, — теперь уже явно и отчетливо улыбнулся кгб-шник. — Ничего от вас не требуется особенного. Просто сторониться нехороших людей. Мы довгорились?
— Да я вроде и не… — начал я, потом кивнул. — Да, договорились. Обещаю, что буду хорошим мальчиком и с сектантами играть не пойду.
— Вот и ладушки, — удовлетворенно кивнул Званцов.
— А какая-нибудь подписка о неразглашении будет? — спросил я. — Или хотя бы обещание никому об этом разговоре не рассказывать?
— Можете болтать сколько угодно, Владимир Викторович, — усмехнулся Званцов. — Ни в коем случае не ограничиваю вас в желании поделиться подробностями нашей встречи с друзьями, знакомыми и кем угодно еще.
Званцов улыбался, а я задумался. Это ирония какая-то сейчас? Или нет? Я представил себе, как рассказываю «ангелочкам» о том, что встречался с майором КГБ на подоконнике дома ветеранов… Кстати, с чего я вообще решил, что он майор? И что именно КГБ? Он ведь мне ни разу даже удостоверение не показал! Как отреагируют «ангелочки»?
— Кстати, если хотите есть, то здесь неплохая столовая, — сказал Званцов, встал с подоконника и отряхнул пиджак.
«Другие планы у него, надо же…» — думал я, топая по Путиловской в сторону центра. Можно было сесть на трамвай, но что-то этот разговор меня в такие непонятки погрузил, что захотелось пройтись, невзирая на ветер, швыряющий в лицо горсти сухого снега. Хотелось или подумать ногами, или просто проветрить голову, чтобы выкинуть все эти непонятки из головы. Получалось хреновасто, раззадоренный мозг выдавал версии, одна другой развесистее. Память моментально подсунула мне новостной ролик, который я смотрел буквально на днях. Про бизнесмена, который занимался-занимался своим успешным бизнесом, а потом вдруг сбросился с балкона своей квартиры на тринадцатом этаже. И заплаканная тетечка как раз рассказывала, что он в последнее время много занимался своим здоровьем, йогой… «А может он на меня прослушку повесил?» — предположил другой внутренний голос. «Да не, он меня даже не касался, никаких похлопываний по спине и дружеских объятий…» — возразил я сам себе. «А ты точно помнишь? — продолжала внутренняя собака-подозревака. — Мало ли, какие у спецслужб методы отвлечения внимания…»
А потом я подумал, а даже если и так, то что? Даже если допустить, что у Званцова имеется совсем уж миниатюрная техника, размером с пылинку, что вряд ли, конечно. Но, допустим, есть. И что? Будут сидеть специально нанятые люди и слушать, как мы с командой придумываем очередную вечеринку? Или как мои «ангелочки» репетируют, по десять раз повторяя одну и ту же песню и прерываясь время от времени на технические споры, нужно тут запилить риф, или лучше в финале. Возможно, им будет даже нескучно. Вот только пользы от такой прослушки — ноль повдоль. Нас даже за банальное хулиганство или, там, за воровство из магазина не привлечешь. Настолько положительные, что даже скучно…
Хм, а может и правда какой скандал нужен? Чисто для пиара, чтобы все газеты взялись наперебой писать про «Ангелов С» просто потому что они что-то учудили.
О, наконец-то отпустило, и я перестал крутить в голове холостые мысли о том, для чего был весь этот разговор.
— О, рояль, прикольно! — обрадовался Бельфегор прямо с порога. — Когда меня мама в музыкалку отдала, я мечтал, что буду играть на рояли! Всегда представлял, что подхожу, такой, во фраке. Откидываю драматичным жестом волосы назад и, такой: «Та-да-да-дам!» Я даже вторые штаны на спину приделывал, чтобы на фрак было похоже.
Бельфегор сел на вращающийся стульчик, крутанулся и откинул крышку рояля. Поставил пальцы на клавиши.
— И ни разу на рояли так и не сыграл, прикиньте! — сказал он и засмеялся. — Дома было фоно, в музыкалке тоже. А рояля так ни разу и не попадалось.
«Та-да-да-дам!» — сыграл Бельфегор, прикрыв глаза. И поморщился. Даже мне было слышно, насколько лажает этот инструмент.
— Настраивать рояли я не умею, — вздохнул Бельфегор и закрыл крышку. — А жаль… Даже обидно. Вот же он, мечта моего детства. Но играть на нем — сплошное расстройство…
— Играй на поливоксе, — хохотнул я. — Он всегда радует.
— Это да… — вздохнул Бельфегор. — И это теперь офис, да?
— Все так, друг мой, — усмехнулся я. — Только мебель надо из соседних комнат перетащить, а то даже сидеть толком не на чем.
— Знаешь, так странно, — задумчиво проговорил Бельфегор, поднялся со стула и подошел к окну. Прочертил пальцем полосу на пыльном стекле. — Офис. Это что-то такое… иностранное. Совсем не сочетается с обычным танцклассом в доме культуры. Будто мы только играем во все это. Но ведь нет же, правда? Это на самом деле происходит?
— С чего-то же надо начинать, — пожал плечами я.
— Знаешь, я когда-то думал, что в восемнадцать становишься взрослым как-то автоматически. Вот исполняется тебе столько, и… Хоба! Все меняется как-то само собой. Помнишь, мы еще когда в школе учились и только начинали играть, думали, что вот мы станем взрослыми, будем играть концерты. И вот мы стали. А ощущение того, что мы взрослые, так и не пришло. Даже офис не помогает…
«Хех, мне даже когда пятьдесят исполнилось, я все никак не мог осознать себя по-настоящему взрослым, — подумал я. — Ресторан откупил, гостей толпа, все меня с юбилеем поздравляют… А я все на дверь кошусь и думаю, что придет серьезный дядя в костюме и всех выгонит… Потому что где я, и где этот ресторан с хрустальной люстрой в десять этажей».
— А куда Ира ушла? — спросил Бельфегор, вырвав меня из размышлений.
— Она сегодня дежурная по директрисе, — засмеялся я.
— В каком смысле? — нахмурился Бельфегор.
— Потом поймешь, — махнул рукой я и тоже подошел к окну. — О, а вот и Макс с Кирюхой топают.
— Саня тоже обещал быть, я с ним по телефону разговаривал сегодня, — сказал Бельфегор.
— Как у него настроение? — осторожно спросил я.
— Не знаю, обычное, — пожал плечами Бельфегор. — Он на днюху Боржича не пришел… Подожди-ка!
Бельфегор прищурился и уставился на меня.
— Я же еще тогда не понял, с чего это Кристина у Жана взялась работать, — проговорил он. — Ты ведь поэтому спросил про настроение? Потому что вы как-то там договорились, чтобы Кристина и Саня…
На конопатой мордахе Бориса отразилась усиленная работа мысли.
— Слушай, но ведь у них не может ничего получиться, да? — сказал Бельфегор. — Кристина же… Такая другая.
— Почему не может? — я пожал плечами. — Технически, и Кристина, и Саня — особи одного биологического вида.
— Ага, значит ты все-таки имеешь к этому отношение! — обрадованно ткнул в меня пальцем Бельфегор.
— Тссс! — я прижал палец к губам.
В этот момент в коридоре раздались шаги, дверь скрипнула, и на пороге появились Макс с Кирюхой.
— Кучеряво устроились! — присвистнул Макс. — Я в подобном танцклассе в детстве занимался. Только не здесь, а в ДК профсоюзов.
— А вы Саню не видели? — быстро спросил Бельфегор.
— Видели, они от остановки идут, скоро будут, — сказал Кирилл. — Мы их на улице ждать не стали, холодно.
— Они? — подозрительно прищурился Бельфегор.
— Ну, Астарот и эта девушка, которая в студию приходила, — кивнул Кирюха. — Журналистка которая, красивая такая.
— Мда… — хмыкнул Бельфегор и снова посмотрел на меня. Со значением. Мол, что-то ты скрытный, друже, я тебя раскусил, и теперь ты мне должен всю историю целиком.
— Привет, — Астарот остановился в дверях и помахал всем рукой. — Там Ира внизу говорит, что машина подъехала и надо уже помогать таскать всякое. Пойдемте?
«Ничего себе, метаморфоза…» — удивленно подумал я.
*Вымышленная секта. В истории из реальной жизни, послужившей основой для этого эпизода, фигурировала реально существующая секта, но я решил не трогать такие вещи в художественной книге.