— Это тот мужик в студии, — сказал я.
— Какой еще мужик? — нахмурился Астарот.
— Ночная смена, — объяснил я, но, кажется, стало еще более непонятно. Попытался вспомнить имя. — Сергей… Нет, блин. А! Семен! Точно, Семен! Макс, он сказал, что тебя знает. Вообще вы должны были его видеть, он сидел в комнате отдыха и слушал. На кассету попросил ему песню записать. Болванку принес. Ну, кассету, в смысле.
Забавно. Я как-то не задумывался даже, когда именно появилось слово «болванка», просто я автоматически называл так все носители. По хрен знает в какой момент приобретенной привычке, подхватил от кого-то из знакомых, не иначе. Не знаю даже, сколько раз я назвал при ангелочках кассету болванкой. Но, кажется, они уже от меня это словечко подхватили тоже.
— И ты записал? — подозрительно спросил Бельфегор.
— Ну да, — я пожал плечами.
— Мутная какая-то история, — пробормотал Бегемот и почесал в затылке.
— Мутная была бы, если бы на радио вашу песню присвоила какая-нибудь другая группа, — авторитетно заявила Кристина и сжала руку Астарота, который как раз собрался что-то сказать. — Так что надо найти того мужика и… ну, не знаю… шоколадку ему подарить или еще что.
— Голос разума! — захохотал я. — Макс, что там у вас за Семен работает по ночам?
— Я вот как раз об этом думаю, — Макс наморщил лоб. — А как он выглядел?
— Да обычно, — я пожал плечами, вспоминая. Помнил я того мужика довольно четко, просто в его образе не было ничего выдающегося. — Лет сорок, со следами неправедной жизни на лице. Нос такой крупный, но не особо. Залысины… Джинсы стремные.
— Прямо фоторобот! — засмеялся Бельфегор.
— Надо у отца спросить, — сказал Макс.
— Я вообще не помню, чтобы в студию кто-то еще заходил… — задумчиво проговорил Бельфегор. — Мы же там ночью были, все уже по домам ушли. Саня, а ты помнишь?
— Неа, — Астарот помотал головой.
— И я нет, — сказал Бегемот.
— Слушай, Велиал, а тебе точно этот мужик не приснился? — спросил Макс. — Ну, там, мало ли, ты сидел, скучал, закемарил на диванчике. А?
— Ага, точняк, — заржал я. — А потом в сомнамбулическом сне я сгонял на радио, вручил им кассету с песней, а они…
— Ну да, как-то странно все, — нахмурился Астарот.
— Да ладно, ребята, теперь-то уже какая разница? — Кристина снова сжала руку Астарота. — Ничего плохого же не случилось, даже наоборот! Вы слышали, как зал вам подпевал хором? Это же так круто было!
— Плохо, что запись старая, — сказал Бельфегор. — Лучше бы нормальную версию тогда уж отнесли…
— Вееееелиал! — за ширму заглянула Наташа. — Ну ты где там? Минутная готовность!
— Ладно, орлы, — сказал я. — Потом разберемся с этим Семеном. И Кристина права — радоваться надо, вы теперь однозначно звезды Новокиневска.
— Ага, звезды, — хмыкнул Астарот.
— А мне еще песня не нравилась… — задумчиво проговорил Кирюха. — Никакая же, ничего особенного…
Пожалуй, это была самая странная наша «вечеринка». Временами она становилась похожа на какие-нибудь вступительные в театральный, потом вдруг все резко менялось на атмосферу подвального рок-концерта, особенно это было заметно, когда на сцену выскочили бухие «Пиночеты». Потом, когда слово взял Константин Игоревич, все снова умолкали и внимали поставленной речи препода, который вещал о философии актерского мастерства и прочих высоких материях. Потом как-то без перехода на всех нахлынула волна милоты и ламповых посиделок под ласковые мелодии Люси и Аси…
Но ближе к полуночи градус алкоголя все-таки переломил хребет деловитой атмосфере конкурсного отбора, где-то в уголке образовалась драчка, к счастью, не переросшая ни во что серьезное. Образовавшиеся из зрителей и участников парочки выискивали темные уголки для уединения, а в сортире, как водится, кто-то наблевал.
Жиза, как говорится. К таким вещам можно или относиться философски, или не заниматься организацией вечеринок совсем.
«Ангелочки» снова поднялись на сцену, жахнули свой «сатанинский» тяжеляк. Публика радостно размахивала козами и зажигалками. А мы с Наташей сидели в сторонке.
— А хорошо получилось, — изрекла Наташа, разглядывая сломанный ноготь на правой руке. — Слушай, только в следующий раз, когда решишь носить меня на руках, ты хоть предупреждай что ли. Я же правда испугалась!
— Это была импровизация, — усмехнулся я. — Сиюминутный порыв, спровоцированный незамутненным восторгом.
— Ой, да ладно! — впалые щеки Наташи порозовели. Она улыбнулась. — Ничего такого же не было.
— Это только кажется, что не было, — подмигнул я. — Если бы не эта твоя своевременная шутка про… гм… половой орган коня, то те двое точно бы подрались. Прямо на сцене.
— Да? — брови Наташи удивленно взлетели. — Честно говоря, я даже не заметила. Просто мне показалось, что как-то затянулась пауза, вот я и… Блин, сейчас мне даже стыдно стало. Неприличная же шутка.
Я прыснул, опять вспомнив двух парней-кандидатов, которые изображали диалог двух ковбоев (не спрашивайте, я уже даже не помню логику происходящего, которая привела к этой ситуации), причем оба-два выглядели максимально на ковбоев непохожими. Слово за слово, и стало понятно, что сейчас они кинуться бить друг другу морды, но тут влезла Наташа с не вполне цензурным комментарием. Зал просто упал от хохота, двое кандидатов замерли, но момент начала драки был испорчен.
— Знаешь, Велиал, иногда я кажусь себе совершенно бесталанной и бессмысленной дурой, — серьезным тоном сказала Наташа. — И мне кажется, что моя идеальная судьба — это получить диплом библиотекаря, нацепить очки на минус сорок семь и до пенсии сидеть в какой-нибудь усть-зажопинской библиотеке и выдвать пенсионерам «Поднятую целину» или, там, «Тихий дон». Подожди, не перебивай меня!
— Даже не собирался, — помотал головой я.
— А иногда я думаю, что я гений, — не меняя интонации, продолжила Наташа. — И я могу все-все-все. И сейчас как раз тот самый случай.
Она посмотрела на меня своими инопланетными глазами.
— Ты офигенный, — заявила она. — Даже не знаю, что бы я делала, если бы мы не встретились. Не поверишь, я уже почти не помню то время, когда тебя не знала, мне кажется, будто мы знакомы… Всегда. И это так круто.
— Да, такая же фигня, — практически не кривя душой, кивнул я. — Хорошо мы с тобой спелись. Прямо-таки идеальная команда.
— Наверняка мы были близнецами в другой жизни, — с непрошибаемой убежденностью заявила Наташа. — И нас разделили во младенчестве, потому что вместе мы представляем угрозу для этой реальности.
— Точняк, — я засмеялся и обнял ее за плечи. — Ядерные близняшки.
— А хорошее название… — Наташа задумчиво посмотрела на потолок. — Оу! Кстати, а ты же видел этот исполинский зеркальный шар, да? Как жалко, что его еще не повесили… Еще круче бы сегодня все смотрелось…
— Результаты нашего сегодняшнего отбора… — вещал Константин Игоревич в микрофон, который начал уже явственно барахлить. Его поставленный голос звучал нечетко, иногда срывался на шипение и треск. Впрочем, публика тоже не очень была готова чему-то там внимать. К моменту, когда они с Гертрудой приняли-таки свои решения, кандидаты смешались со зрителями, вымели подчистую весь алкоголь из нашего бара, и, кажется, некоторые даже забыли, зачем они в принципе сюда приходили, и с чего все начиналось.
«Нда, — подумал я. — А ведь актерское мастерство совершенно не означает, что ты всегда и все делаешь вовремя».
Я говорил Наташе, что результаты нужно оглашать не перед закрытием вечеринки, а гораздо раньше. Сейчас уже никакая магия сценической речи не поможет Константину Игоревичу захватить внимание. Да и часть народа уже разошлась.
— Кроме того, результаты вы можете узнать по тому же телефону, по которому записывались…
Часть народа все-таки слушала, что там пытается донести Константин Игоревич через сбоящий микрофон. Но гораздо большим успехом пользовался туалет, куда выстроилась длинная очередь, и гардероб, у которого все просто неорганизованно толпились.
Но такой смазанный финал нас с Наташей совершенно не тревожил. Не знаю, что творилось в ее голове, но лично я испытывал гордость пополам с легкой усталостью. Все-таки сцена — это удивительный в своем роде наркотик. Даже для себя не могу сформулировать, что именно в этом всем фиглярстве меня цепляет. Казалось бы, я никакая не суперзвезда, не пытаюсь кому-то что-то доказать, но каждый раз, когда все заканчивается, я чувствую… это. Ту самую смесь гордости и усталости, которые к тому же незаметно дергают за ниточки, уже начиная подзуживать и нашептывать про следующий раз. Когда можно будет сделать еще вот так. И вот эдак! А еще попробовать… А еще… А еще…
Хех.
Я, Владимир Корнеев, проживший полсотни лет и повидавший некоторого дерьма, в меру циничный и рассудительный, веду вечеринки в бывшем овощехранилище и ловлю от этого смутный, но вполне ощутимый кайф. Скажи я это сам себе полгода назад, точно решил бы, что с глузду съехал. Подумав этими словами я чуть не заржал. Прямо сам себе мем про старого деда с клюкой. Скоро начну клеймить всех наркоманами и проститутками. Или это только бабкам так делать положено?
— Ты чего? — толкнул меня в бок Бельфегор. — Все нормально?
— Более чем, — заверил я.
— У тебя просто такое лицо стало странное, — рыжий клавишник посмотрел на меня с тревогой. — Знаешь, у меня иногда возникает такое чувство, будто… Ай, ладно, не бери в голову! Почудилось что-то. Как во сне бывает, когда рядом вроде бы кто-то знакомый, но на самом деле нет.
— Это ты снова про эту кассету? — типа легкомысленно спросил я. Знал бы Борис-Бельфегор, насколько он чертовски близок к истине. Я вообще удивляюсь, как близких людей Вовы-Велиала не плющит постоянно от этого самого чувства, что под личиной хорошо знакомого парня вдруг оказался совсем другой человек. Даже пытался представить, как бы я сам себя повел, если бы кто-то рядом вдруг…
А что именно, кстати «вдруг»? Пошел в качалку? Так это каждый, кто идёт в качалку делает «вдруг», не подозревать же всех, кто начал новую жизнь с понедельника, в том, что на самом деле они пришельцы из другого времени, другой планеты или ещё хрен знает откуда? Хотя, пожалуй, мне повезло, наверное. Я оказался в голове подростка. А для подростка никакое поведение не может быть внезапным. Заселился бы в пенсионера с дежурным набором шуток и поучительных историй, изменения были бы куда более заметными. Да и то… Люди, на самом деле, не особо внимательны. И если специально не приглядываются, то всякие тревожащие мелочи легко могут и проигнорировать.Тот же Иван меня раскусил, но он во-первых знал, что такая ситуация возможна, а во-вторых я сам же первый завел с ним разговор. И что именно он до него понимал, фиг знает.
— … называю их «ангелами», — рассказывала Люся. Пока я пребывал в задумчивости и размышлениях, все, кто остался после закрытия в «Фазенде» стянулись за ширму и устроились кто на стульях, кто на лавках, кто на парте, кто на мешках с неведомым мягким содержимым. Кажется, это были непригодившиеся куски ткани. — Когда я была маленькая, мы с мамой поехали в Пицунду. Папа туда раньше приехал, на самолёте, а мы ехали поездом, потому что везли с собой кота, которого в самолёт было нельзя. Ну и, в общем, я потерялась. Мама меня оставила на остановке и велела стоять на месте, а я увидела котенка в кустах, побежала за ним и… В общем, стою, реву. Вокруг незнакомая улица, мальчишки надо мной ржут какие-то. И тут подходит ко мне девчонка. Рыжая и конопатая, как Бельфегор, вот. Пацану одному пинка прописывает, берет меня за руку и говорит: «Я Аня. Ты потерялась? Давай я тебя провожу!» И выводит меня какими-то тайными тропами к той самой остановке. А там мама. Наорала на меня, по жопе надавала. А я ей говорю: «Меня Аня привела!» Мама говорит: «Какая ещё Аня, что ты мне голову морочишь⁈» Никого нет, представляете? Только что была, и нету. Мама мне ещё и за враньё всыпала. Но я-то знаю, что Аня была! Она мне цветок в волосы вставила, розовый такой…
— Да, у меня тоже так было! — воскликнула Кристина. — Только не в детстве. Я шла на свидание и по дороге сломала каблук. И ещё упала. Колготки порвала… В общем, не пошла на свидание ни на какое, села на лавочку в каком-то дворе. А потом появилась та женщина…
— Ой, и у меня так было почти… — Кирилл был настолько взбудоражен, что даже не испугался перебить Кристину. — Я шел в музыкалку, а по дороге в меня врезался парень на велосипеде, и…
— Да вы же не послушали! — возмутилась Кристина. — В общем, та женщина сначала собиралась на меня накричать за то, что я курила под ее окнами…
— Ты куришь⁈ — обалдело спросил Астарот.
— … я думал тогда, что все, кранты мне, — торопливо продолжал Кирюха. — С одной стороны этот здоровяк бритый, с другой — тот мужик пьяный. В общем…
— … у меня появилась теория, что это ангелы, — Люся задумчиво выпустила струю сизого дыма в потолок. И дым, по все видимости, чтобы добавить патетичности моменту, распался на два прозрачных крыла. — Если тебе вдруг помогли, а ты даже не можешь сказать спасибо, потому что этого человека вроде как даже в природе не существует, то это точно был ангел.
— Хранитель? — спросил я.
— Наверное, нет, — чуть подумав, сказала Люся. — Просто ангел. Я ведь не умерла бы, если бы не появилась та рыжая Аня. Меня бы милиционер нашел, привел бы в участок. Потом родителей бы нашли, я же знала их имя и фамилию. А из-за этой Ани мне ещё больше влетело… Так что, я думаю, что это такие ангелы-стажеры. Ходят по земле и учатся творить добрые дела.
— А потом начальство устраивает им разнос за последствия, — подхватил я. — Отличная теория, Люся. Был бы кинорежиссером, фильм бы про это снял.
— Так у тебя же есть камера, — Люся хитро прищурилась.
«Действительно…» — подумал я.
— Между прочим, наша история пока что из всех самая странная, — гордо сказал Бельфегор. — Получается, что этот ангел не просто появился и попросил записать песню на кассету, он ещё и на радио ее отнес.
— И у него ее ещё и взяли, — Астарот поднял палец вверх. — Ну вот серьезно, это же государственное радио! Неужели туда вот так просто может прийти какой-то Сережа с улицы, всунуть кассету и сказать: «Слышь, пельмень, поставь в эфир, будь другом!»
— Кончай уже параноить, Астарот, — Макс похлопал нашего фронтмена по плечу. — Я спрошу у отца, что там за Семён у него. В понедельник Вовчик позвонит на радио и попросит взять в эфир более свежую запись. Позвонишь ведь, Велиал?
— Ясен пень, — усмехнулся я.
— Никто меня не слушает… — обиженно надула губки Кристина.
— Я слушаю! — тут же воскликнул Астарот. — Ты как раз говорила о том, что встретила того парня со своей подругой. И если бы не та женщина…
— Ты вообще обалдел? — глаза Кристины стали круглыми и ещё более кукольными. — Это совсем другая история!
Астарот прикрыл глаза. Кристина набрала воздуха в грудь.
Но сказать ничего не успела, потому что на нее налетела Наташа с объятиями.
— Кристинка, ты такая обалденная! — заголосила на всю Фазенду Наташа. — Я тебя когда в первый раз увидела, то подумала, что ты должна быть абсолютной дурой, чтобы мировая справедливость не пострадала!
Тут уже все не выдержали и громогласно засмеялись.
Но Наташа продолжала, перекрывая голосом всех остальных.
— А сейчас я знаю, что фигня эта мировая справедливость! И тебе занесли не только красоты такой, что больно глазам, но ещё и мозгов. И это потрясающе круто! Ты даже не представляешь, насколько!
Тут всех как прорвало.
— Макс, я тебе натурально завидовал всегда…
— Саня, у тебя такой голос, что у меня просто мурашки.
— Люблю Бельфегора, он просто ангел!
— Наташа, мне иногда тебя убить хочется, но я тебя обожаю!
— Дюша — это глыба! Если он рядом, значит все в порядке будет!
— Светик, ты же знаешь, что ты единственный разумный человек в этом царстве придурков⁈
Смеялись. Пили что-то из того, что Максу удалось укрыть от наших посетителей. Много обнимались. Потом шли наружу, подышать воздухом. Мёрзли на мартовском промозглом ветру, возвращались обратно. Подначивать друг друга идти убирать сортир. Спорили, что вообще-то это не наша обязанность. Взяли друг друга на слабо, мол, перед уборщицами стыдно, что такой срач. Вспомнили Тома Сойера, вооружились тряпками, через пятнадцать минут все блестело, а мы снова признавались друг другу в любви и смеялись.
Звонок в дверь раздался около двух ночи.
— Кто это⁈ — встрепенулась Кристина. — Мы кого-то ждём?
— Моего ангела, — улыбнулся я и направился к входной двери.