90-е: Шоу должно продолжаться 8

Глава 8

Боба заказал еще того самого слабоалкогольного напитка со слабым фруктовым вкусом, производили который явно где-то здесь же в ресторане и выдавали за китайское сливовое вино. Или какое-нибудь грушевое, я меню не очень внимательно разглядывал.

— Короче, братаны, — Боба весь подобрался, глаза горят, прямо-таки творческий порыв у человека. — Я хочу забабахать песню типа про нас всех, про братву из «Самсона». Чтобы типа гимн, только в стиле рок. С гитарными запилами, чтобы уууух! Прямо чтобы душа развернулась, а потом свернулась, понимаете?

— Понимаем, — серьезно кивнул Астарот.

— Самсон — это такой древнееврейский герой, который мстил филистимлянам, — сказал Бельфегор.

— Фимисти… мля… — попытался повторить Боба, но махнул рукой и заржал. — Да ну, я это, в натуре, не выговорю даже. А кто это вообще такие?

— Ну, это такой народ, — замялся Бельфегор. — Они правили евреями и были не очень. А Самсон поклялся их бить. И бил, в общем. Однажды убил тысячу этих самых филистимлян челюстью осла.

— Во дает! — фыркнул Боба. — А ты откуда все это знаешь, рыжий?

— Я же на историческом учусь, мне полагается, — пожал плечами Бельфегор.

— Ну, блин, если песня про этого Самсона будет, до для Француза и братвы там места не останется.

— Можно сделать отсылки, — вступил в разговор Кирилл. — Ну, аналогии. Петь про Француза и делать отсылки к подвигам Самсона. Например, однажды Самсон убил льва голыми руками.

— Ну он там кончает плохо, — насупился Бельфегор. — Ему одна телка длинные волосы отрезала, а у него была вся сила в волосах. Он стал слабым, и его убили.

— Не, к Французу лучше не лезть с советами насчет телок, — покачал головой Боба.

— А может лучше зарубежную песню переделаем? — предложил Кирилл. — Возьмем что-нибудь известное и новые слова подставим.

— О, точняк! — лицо Бобы снова просияло. — У меня даже кепончик есть, как у солиста AC/DC!

«Ангелочки» и Боба продолжали болтать, кидаясь идеями, перебивая друг друга, доливая по бокалам напиток. Бобе где-то тридцатник на вид. Значит, скорее всего, лет двадцать пять. Здесь в девяностых люди в массе своей выглядят хуже, чем я привык в двадцать первом веке. Как будто из подростков сразу превращаются в теток и дядек. Исключения есть, и они на общем фоне прямо-таки сияют. Но они скорее подтверждают общее правило. Логично, так-то. Во-первых, большинству сейчас не особо есть дело до внешней привлекательности, как-то прокормиться бы. Ну и что касается качества «прокорма», то тут тоже есть вопросики. Мне пришлось немало времени потратить, прежде чем я нашел места, где можно хоть сколько-нибудь пригодными для еды затариваться. Ну и еще много всего и всякого. Вот я и ошибался все время с возрастом. Вижу мужичка замурзанного, думаю, сорокет, не меньше. А ему двадцать восемь…

Боба такой радостный. Нашел собратов по разуму, с которыми можно трещать о рок-музыке бесконечно.

Я посмотрел на Макса. Тот все еще был какой-то смурной. Собственно, он так ни слова и не сказал, после того, как услышал утвердительный ответ на свой вопрос. Кивнул и пожал плечами, когда я спросил, согласны ли «ангелочки» поработать. И молча сидел. Гоняя по тарелке одинокую пельмешку.

— Макс, может покурим пойдем? — предложил я.

Макс удивленно вскинул брови. Остальные, к счастью, так были увлечены, обсуждая очередной вариант праздничной рок-баллады на днюху Француза, что даже не обратили на мой вопрос никакого внимания. Дурацкий заход, если задуматься. Просто ляпнул, что первое в голову пришло.

Мы с Максом вышли на улицу. Подтаявший днем снег к вечеру прихватило морозцем. Эта кашица хрустела под ногами, как битое стекло. На крыльце кроме нас тусила еще одна компашка. Трое мужиков и дамочка. Мужики в расхристанных костюмах, дамочка в блестящем платье и наброшенном на плечи мужском плаще. Они громко говорили. Громко смеялись. И на нас все четверо посмотрели как на явление вовсе уж несусветное. Ну как же! Из того же самого ресторана вышли двое парней неформального вида. Нонсенс!

Мы отошли чуть дальше, под мигающую неоном вывеску гостиницы «Уют». Первый этаж которой и занимал ресторан «Красный дракон».

— Говорят, в этой гостинице Мишу-Герцога застрелили, — сказал Макс.

— Макс, что за терки у тебя с Французом? — спросил я, оставив без внимания факт из городской криминальной жизни.

— Да нет у меня никаких терок, — насупился Макс и скрестил руки на груди. Красные блики от светящейся вывески упали на его скулу и плечо. «Эх, блин, сейчас бы сюда Лялю! — подумал я внезапно. — Такой кадр пропадает!» Натурально, как из какого-то культового рок-клипа кадр! Надо будет замутить фотосет новый, как снег сойдет. В Новокиневске есть неплохие места, где можно забойные совершенно кадры сделать…

— Но ты его знаешь? — спросил я.

— Ну… можно и так сказать, — губы Макса дернулись, выдав нечто среднее между улыбкой и горькой усмешкой. — Слушай, да нормально все. Просто я… ну… удивился немного.

— Но это не проблема? — прищурился я. — Точно?

— Да хрен знает, — Макс пожал плечами. — Вообще он мой двоюродный брат. Просто мы не виделись лет десять, с тех пор, как я совсем пацаном был. И проблем, наверное, не будет. Если мать не узнает, что я у него на концерте играл.

— О как, — хмыкнул я с облегчением. Я-то уже навыдемывал всякого жуткого. — И ты реально с ним десять лет не виделся ни разу?

— А что у меня с ним общего-то? — пожал плечами Макс. — Он меня вдвое старше. Вряд ли он вообще меня узнает, когда увидит.

Вытягивать из Макса подробности я не стал. И так в общих чертах было понятно, что тут за история.

— Давай на тебя маску во время концерта наденем? — предложил я.

— Зачем? — нахмурился Макс.

— Есть у меня подозрение, что это мероприятие у нас будут освещать всякие разные журналисты. Мама тебя на фотках может спалить.

— Хм, точно, — кивнул Макс серьезно. — Надо и правда над этим подумать…

Наташа сидела на крышке рояля, обняв колени, и с задумчивым лицом смотрела в окно.

Вздохнула. Перевела взгляд на меня.

— Какой хороший человек, — сказала она. — И так на гитаре играет, что у меня до сих пор в животе все дрожит…

— Я же говорил! — усмехнулся я.

Гриша в «Буревеснике» очаровал вообще всех. Начиная от Натальи Ильиничны и заканчивая девочкой-школьницей, которую Жан взял к себе на стажировку. Дочка какого-то знакомого его матери, надумала поступать на журналистику, но там нужны публикации, чтобы пройти творческий конкурс. Не факт, правда, что в универе публикацию в «Африке» засчитают.

Привезти Гришу было тем еще квестом. С машиной было несложно — я просто позвонил Ивану и объяснил ситуацию. Тот без проблем согласился, подхватил меня на Привокзальной и мы поехали в старую часть Новокиневска. Но дальше нас ждало новое испытание — дорогу к дому Гриши перегораживала почерневшая уже куча снега, которую сгреб сюда еще хрен знает когда какой-то заботливый тракторист. Перебраться пешим ходом было можно, там даже более или менее удобные ступеньки уже вытоптаны, я по ним каждую неделю взбирался без проблем. Но машине не проехать. И человека на инвалидном кресле перетащить — тоже так себе история.

В общем, нам спешно пришлось браться за ломы и лопаты самим и привлекать к этому незапланированному субботнику всех соседей, включая тех загадочных кролиководов из-за ворот. Которые, на нашу удачу, оказались во-первых на месте, а во-вторых у них нашлись нужные инструменты. И среди них было трое мужиков, которые оказались не прочь помахать лопатами.

В общем, изрядно взмокнув, мы ликвидировали снежно-грязевой завал. Мужики-кролиководы предлагали просто перенести кресло через кучу, мол, впятером-то мы справимся. Но я эти разговорчики пресек. Мало Гришу из дома извлечь. Его потом еще нужно было обратно доставить. А если кролиководы по домам разойдутся, что я буду делать? Ну, точнее, мы с Иваном.

Сам Гриша отнесся к концерту в «Буревестнике» с весьма смешанными чувствами. Вроде он, с одной стороны, обрадовался перспективе сменить обстановку и все такое. И даже с энтузиазмом принялся вспоминать имена и контакты своих товарищей по несчастью, которые тоже умеют играть на музыкальных инструментах. А то он вдруг сникал, преисполнялся пессимизмом, говорил, что зря мы это, ничего не выйдет. Да еще и хлопот он никому доставлять не хочет.

В общем, гремучий коктейль из радости и страха.

Сложный был разговор. И к тому моменту, когда мы с Иваном приехали за ним, он снова погрузился в пучину меланхолии, так что из дома мы его вытаскивали почти что насильно. Благо, сопротивления он оказать не мог.

Зато в самом «Буревестнике» все прошло максимально гладко. По дороге с Гришей произошла обратная метаморфоза, он снова превратился в обаятельного душку, который засыпал всех дам остроумными комплиментами, а когда я настоял, чтобы он сыграл всем со сцены, то это окончательно всех очаровало. Наталья Ильинична даже плакала.

— Плохо только, что мы на такой концерт зрителей не соберем, — вздохнула Наташа. — Придут три пенсионера, два инвалида. И все. Это же тебе не дискач или, там, ну… типа наших вечеринок в «Фазенде».

— Так нам и не нужно много зрителей, — сказал я. — Идея именно в камерности. Ты же его видела. Гриша человек сложный, при большом скоплении людей может засмущаться.

— А деньги тогда откуда? — спросила Наташа.

— А про деньги как раз сейчас разговаривают Света с Василием, — усмехнулся я. — Василий на пальцах выдает Свете ликбез, какие документы нужны, чтобы спонсорам было выгодно вписываться в это мероприятие, даже если тут зрителей не будет.

— Мне не нравится, — Наташа скорчила гримаску. — Ты уже объяснял, в чем тут прикол, и я даже поняла, но мне все равно не нравится.

— Тут, понимаешь, дорогая подруга и соратница, сложный этический момент, — я облокотился о крышку рояля и сделал одухотворенное лицо. — С одной стороны, мы вроде как участвуем в каких-то мутных схемах с отмыванием денег или черт знает чем еще. С другой… Зато таким образом мы можем устроить концерт невероятно талантливого Гриши. Которого при других условиях бы не было.

— Да, все так, — Наташа вздохнула. — Но все равно есть в этом что-то неправильное. Погоди, не перебивай! Дело вообще не в этих даже грязных деньгах и вожделенной дачке Натальи Ильиничны. Меня другое расстраивает.

— И что же? — спросил я, обнимая Наташу за худые плечи.

— Что зрителей не будет! — она всплеснула руками. — Ну вот ты прикинь, я слушала, как Гриша играет на гитаре, и это настоящая магия! Волшебство, в чистом виде! Он же ни слова не сказал и не спел, а мне хотелось то плакать, то смеяться, то… Ох… И это так несправедливо все! Потому что на концерт какого-нибудь дурацкого «Ласкового мая» с его слащавыми розы-морозы народ валит, как сумасшедший. Все билеты из касс сметают. А чтобы устроить концерт для Гриши, нам нужно влезать в эти самые, как ты говоришь, мутные схемы.

— Такие дела, подруга, — кивнул я. — Ну или мы можем напрячь наши творческие мозги и придумать, как зазвать на этот концерт зрителей.

— Между прочим, я думаю об этом уже полчаса целых! — фыркнула Наташа. — Но ничего не придумывается.

— Ну время еще есть, — сказал я. — Можно устроить мозговой штурм, как мы умеем.

— Да, можно… — вид Наташи снова стал рассеянным, будто мысли ее витали где-то далеко.

Дверь в наш офис открылась, и в комнату зашла Ирина.

— Наташ, а что у нас там с этой школой актеров в результате? — спросила она. В руках у нее была стопка бумаг, верхнюю из которых она увлеченно читала, даже не глядя в нашу сторону.

— О, точно! — Наташа распрямилась, как внезапно отпущенная пружина, и спрыгнула с рояля. — Я лучше этим голову займу! Короче, рассказываю! Буквально сегодня с утра я спорила с Гертрудой Валентиновной. Она считает, что отборочные должны быть камерные, как во всякие актерские вузы. Сидит напыщенная комиссия, кандидаты заходят по одному, читают с выражением стих, ну и все такое.

— Подожди, какая Гертруда Валентиновна? — недоуменно спросил я. — Вроде же был мужик, преподаватель по актерскому мастерству, разве нет?

— Ну да, Константин Игоревич, — покивала Наташа. — Но из него организатор, как из мыши дрессировщик кошек! А Гертруда Валентиновна преподает сценречь. И ей тоже понравилась идея курсов актеров. Да, в общем, ты слушай дальше! Ну и ты, Ирка, тоже слушай, тебя тоже касается!

Наташа принялась ходить по комнате широкими шагами и сопровождала свою речь активным размахиванием руками.

— Короче, у Гертруды бзик! Она когда-то ездила поступать в Щукинское, но не прошла. И вот теперь ей хочется всем отомстить, наверное. Устроить этот дурацкий трэш со стихами. А я подумала, что хрен там! У нас есть «Фазенда», у нас есть «Буревестник», а мы будем в кабинетах это развлечение прятать? Ну нет. В общем, мы сцепились. Гертруда гнет линию, что никаких зрителей быть не должно, чтобы кандидатов не смущать, а я говорю, что если кандидаты будут зрителей смущаться, то они не кандидаты, а говно.

Мы с Ириной прыснули. Слушать Наташу — это было сплошное незамутненное удовольствие. Прямо наслаждение для глаз и ушей.

— Короче, я разрываюсь между двумя вариантами, — сказала Наташа. — Устроить движ в «Фазенде», чтобы бах-бах, с музыкой, плясками и коктейлями с зонтиками. И сразу еще чтобы снимать всякие сценки, а потом Стас нам из них забойнейший клип нарежет… И чтобы вели это шоу мы вдвоем опять. Велиал, ты же не будешь против? У нас вместо так термоядерно все выходит!

Наташа остановилась на целую секунду. Почти вечность!

— Или все-таки устроить все здесь, — продолжила она. — Тоже со зрителями, но без движняка. Чтобы все чинно сидели в креслах, а на сцене наши кандидаты что-то такое разыгрывали. Что думаете?

— На фазенде, — сказал я.

— В «Буревестнике», — одновременно со мной сказала Ирина.

Мы посмотрели друг на друга и засмеялись.

— Слушай, а зачем себя искусственно ограничивать? — сказал я. — Давай устроим и так, и так? И потом посмотрим, что дает лучший выхлоп?

— Хм… А правда… — Наташа снова взгромоздилась на рояль. — Тогда нам надо напечатать объявлений, чтобы их расклеить в универе, кульке и прочих местах.

— В школах, — подсказала Ирина.

— Ой, не! — Наташа скривилась. — Не хочу работать с детьми.

— Старшеклассники не такие уж и дети, — возразила Ирина. — Я недавно заходила в школу, а там они все меня выше.

— Ну, чтобы быть выше тебя, вообще необязательно быть дыпдой, — засмеялась Наташа. — В общем, предлагаю устроить отборочный в эту пятницу, например. Или нет, лучше в субботу в обед. Или так… В пятницу здесь, в «Буревестнике», а в субботу — в «Фазенде». С обеда начать отборочные, а вечером как раз у нас там движуха с чемпионатом по лимбо. Пусть сразу втягиваются в атмосферу.

— А учебный план или что-то такое? — спросила Ирина. — Разве заранее не нужно?

— Про это пусть Константин Игоревич думает, — отмахнулась Наташа. — Вместе с Гертрудой. Они правда отличные преподы, я даже не сомневаюсь, что у них все получится. Ну и плюс практика. Ирка, ты же их прямо сразу и загрузишь, ведь так? Ты же не просто так эти бумажки сюда притащила?

— Я еще про название хотела… — начала Ирина, но в этот момент открылась дверь и на пороге появилась Света. Слегка задумчивая, в руках тоже бумаги. Блин, а ведь мы и правда превращаемся в настоящий офис!

— Вы знаете, — сказала она с непонятным выражением лица. — Никогда не думала, что считать деньги — это вообще не имеет отношения к математике…