90-е: весело и страшно

Глава 10

Ключа от тридцать четвертой комнаты на вахте не оказалось, поэтому я поблагодарил старуху-вахтершу и пошел к лестнице, ведущее на второй этаж. По дороге я, как следует, осмотрелся, чего не успел сделать в предыдущий раз — времени, как обычно, не хватило. Да, общага, конечно, была основательно подушатанной: облупившиеся стены, давно не беленый потолок, светильники, работающие через одного, в углах груды окурков и грязи. Похоже, что местный комендант совсем «мышей не ловит», либо финансирование настолько скудное, что он просто забил. Но, в общем-то, жить можно. Видал я и похуже общаги. Как-то, еще в Новокачалинске, довелось мне побывать в одной общаге, оставшейся от закрытой на деревне химии[1], куда после разгона расконвойных зэков расселили обычных заводских работяг. Так вот там был полный мрак! А здесь вполне можно если и не комфортно жить, то относительно сносно существовать.

Я поднялся по лестнице на второй этаж и попал в середину длинного полутемного коридора. Из какой-то комнаты долбила Ламбада на полную громкость, да так, что уши заворачивались. Но никому до этого не было дела — в коридоре я не встретил ни одного человека, словно вымерли все. Освещение — ни к черту, неработающих светильников явно больше половины. В конце коридора — туалет, умывальня с двумя рядами раковин и треснувшими зеркалами на стенах, бытовка с парой покореженных и залитый какой-то подгорелой бурдой электроплит. В общем, так себе условия. Но я пока был рад и этому. Еще бы найти эту тридцать четвертую — большая часть обшарпанных дверей не имело номеров.

— Твою же медь! — выругался в сердцах, перебирая двери взглядом.

Наконец я нашел на одной из дверей обломанный номерок, взял его за точку отсчета и принялся искать нужную мне комнату. По моим прикидкам ей оказалась вторая дверь от лестничного пролета, по которому я поднялся на этаж. Из-за этой самой двери и доносились на весь коридор звуки популярной прошедшей зимой мелодии. Я подошел к хлипкой дешевой двери, склеенной из оргалита и прочего деревянного мусора, облупленной и запинанной донельзя грязной обувью. Постучал, но никакого ответа не последовало. Видимо, хрен чего услышишь — мощный у них магнитофон.

Я постоял немного, раздумывая, не прийти ли попозже, но потом подумал: а какого хрена? Мне здесь еще пять лет вялиться — пора привыкать! И саданул по хлипкой деревяшке со всей дури кулаком. Полотно, к моему большому изумлению, слегка сложилась пополам, как в трамвае. Щелкнул выскочивший из углубления язычок замка, и дверь, тих скрипнув, распахнулась.

По ушам ударило мощным звуком колонок, а от происходящего в комнате я внатуре ох. л! Да, именно ох. л, а не просто удивился или выпал в осадок. Я догадывался, что в общаге вольные нравы, но… чтобы настолько! Нет, такая хрень явно не по мне! На расхристанной кровати развалился голышом крепкий подкачанный чувак. Закинув руки за голову, он блаженно закрыл глаза, по всей видимости, улетев в какие-то заоблачные дали. А над его вздыбленным членом ритмично и попадая в такт музыке самозабвенно «работала», не покладая рук, рта и языка, пышная белобрысая «доярка». Она тоже находилась в комнате в чем мать родила. А к её раскормленной розовой заднице пристроился длинный и субтильный паренек со спущенными до колен штанами. Он с веселым чавканьем вгонял свой стоявший колом «инструмент» во влажную промежность доярки, вцепившись пальцами в её заросшие жирком ляжки, которые мерзко колыхались от каждого толчка. Её отвисшие солидные титьки болтались из стороны в сторону, шлепая, время от времени, по жилистым волосатым ногам лежащего на кровати парня.

Сука, от одного вида этого бл. дского тянитолкая, меня аж передернуло — ну до чего же отвратительная ху. та! А в башке зазвучал легко опознаваемый голос Юры Хоя, видимо, моего сожителя тоже проняло, поскольку такой песни я раньше не слышал:

К примеру, у рабочих лишь руки, между прочим,

Считают золотыми, ими крутит он станок.

У меня же идёт в ход: руки, грудь, дупло и рот,

И когда я на работе — в мыло пенится лобок!

У меня же идёт в ход: руки, грудь, дупло и рот,

И когда я на работе — в мыло пенится лобок!

https://www.youtube.com/watch?v=nIXJhy7ZYz8

Доярка, видимо, уловила какое-то движение у распахнувшейся двери и скосила глаза в мою сторону, выпустив от неожиданности член изо рта.

— Че остановилась? — недовольно буркнул лежащий на кровати пацан, открывая глаза.

— Э-э-э! — протянула доярка, продолжая сотрясаться — второй чувачок продолжал её наяривать в свое удовольствие, даже не смотря на мое появление. — Мы на троих не договаривались! Хотя… — Она бросила на меня заинтересованный взгляд, от которого у меня по спине пробежали огромные мурашки. — Можно попробовать — свободная дырочка еще осталась…

Сука, меня в очередной раз передернуло от её толстого намека!

— Ты кто? — угрожающе произнес лежащий пацан, слегка приподнявшись на локтях. Никакого смущения от моего неожиданного появления он, очевидно, не испытывал.

— Тридцать четвертая? — вопросом на вопрос ответил я.

— Чё? — не понял он.

— Комната, говорю, какая? — Я повысил голос, чтобы перекричать орущие колонки.

Пацан дотянулся рукой до стола, вырубая орущий магнитофон.

— Тридцать четвертая?

— Следующая! — махнул рукой пацан, наконец, сообразив, что мне от него нужно. — Это тридцать вторая!

— Извиняйте, пацаны! — Я махнул рукой и удалился, услышав за спиной:

— Тимоха, конь педальный! Ты опять, бля, ворота не запер?

— Ты ж видел, их в щепки вчера, нахрен, разнесли! От любого щелчка теперь распахиваются!

— Твою же… а ты чего остановилась? Поехали…

Я прикрыл дверь, стараясь поскорее убраться из этого мерзкого вертепа. Б-р-р! Вот попал, так попал! Ну и хрен с ними! Каждый сходит с ума по своему… А в моей башке, на самой границе сознания, истерически хохотал мой мудрый «воображаемый друг», продолжая «напевать», но теперь уже похабные частушки, исполняемые, по всей видимости, тоже «Сектором Газа»:

Я приехала в колхоз

Имени Мичурина.

Так и знала отъе. ут,

Словно сердце чуяло!

На полу разбилось блюдце,

самовар качается,

На столе когда еб. ся

шумно получается!

Не нужны мне «Жигули»,

не нужна мне «Волга».

Мне бы х. й с телячью ногу,

да стоял бы долго!

Опа! Опа! Зеленая крапива,

Двадцать лет, а сисек нет — это некрасиво!

https://www.youtube.com/watch?v=2vzTDdLGJK4

Сука! А у этой-то пробл. ди, сиськи с телячью голову… Блин-блин-блин, ну вот, теперь мне это порево в ночных кошмарах сниться будет! Я резко выдохнул, старясь приглушить истошно молотящее в ребра сердце. Несмотря на всю неприглядность происходящего в тридцать второй комнате, у меня тоже прибор встал, и тоже жутко захотелось кого-нибудь отодрать, но обязательно тет-а-тет, и желательно Ленку.

«Да, для неизбалованного порнухой организма, — прошелестело в голове, — та еще встряска. Не ссы, мелкий, сейчас решу твою проблему».

Видимо от пережитого мною стресса и возбуждения, любимый и уважаемый «соседушка» вновь поднялся из глубин моего разума и стал доступен для какого-никакого общения. И тут в моей пульсирующей голове словно мощный вентилятор включили. По телу пробежали освещающие струи энергии, погасившие болезненное давление в гениталиях.

Фух, полегчало! Даже сердце перестало бухать. Я отер вспотевший лоб ладонью и стряхнул влагу на пол. Ну вот, так-то куда лучше!

«Спасибо!» — поблагодарил я пришельца из будущего, засевшего в моей голове. Нет, все-таки какая-никакая, а польза от него явно ощущается.

Я прислушался к себе, но никакого присутствия симбионта не ощутил. Все как обычно: если я в норме, не взволнован или перевозбужден, не бухой — моего соседа как будто и вовсе не существует. Временами мне казалось, что я его просто выдумал. Но, тогда как быть с Филиппычем, да и всеми остальными приколами? Не-е-е, все реально, как бы я не боялся и не хотел обратного… И еще одну хрень я заметил за собой — наше с ним общение мне начало приносить огромное удовлетворение. Словно беседуешь с человеком, который с тобой на одной волне и понимает все с полуслова… Но если он, это действительно я… Сам-то себя поймешь при любом раскладе…

Я помотал головой, отгоняя загрузившие меня мысли, и постучал в соседнюю дверь, надеясь, что наконец-то попал по назначению — в тридцать четвертую комнату, а не в очередной шалман.

— Открыто! — услышал я реакцию на свой стук и толкнул входную дверь.

Переступив порог, я огляделся — комнатушка, квадратов на шестнадцать, с расставленными вдоль стен железными кроватями с панцирными сетками. Две с одной и две — с другой стороны. Ближайшие к окну кровати были застелены, а на двух свободных лежали скатанные в рулон матрасы и пара подушек. Между кроватями у окна раскорячился большой письменный стол с продавленной книзу столешницей. Пара табуреток, два встроенных рундука в углах — вот и весь нехитрый скарб. На столе красовались три полных трехлитровых банки, заполненных до краев пенным напитком карамельного цвета.

Пивасик, не иначе, догадался я, любуясь переливами солнечного света, пронизывающего прозрачные банки. Гора сушеной рыбы, наваленная на столе рядом с банками, придавала завершенность этому натюрморту. Да и дух свежего пива, витающий под потолком… Меня пробило на слюну — так захотелось вкепать хотя бы одну кружечку терпкого и прохладного Владивостокского пивка…

— Серега? Юсуп? — С кровати подскочил один из двух находящихся в комнате парней. — Какими судьбами?

Этого здорового, метра под два ростом, кучерявого и громогласного пацана — Алёху Чепурченко, я прекрасно знал — доводилось общаться в родной деревне. Мой тренер по баскетболу настойчиво, сколько я себя помню, пытался уговорить его играть за нашу команду. Еще бы с таким-то ростом! Но Алеха постоянно мазался, видать, толи не нравилась ему эта игра, толи еще по какой причине, но баскетболистом он так не стал.

— Да так, пацаны, — произнес я, проходя в помещение, — поступил. Вот с вами, наверное, и жить буду.

— Серый, так это же зачупись! — Алеха подскочил ко мне и протянул свою ладонь, размером с небольшую лопату. — Всё с земелями жить веселее!

Я взглянул в его голубые, слегка подернутые пивной поволокой глаза и усмехнулся про себя: вот кто-кто, а Алеха мог бы, наверное, ужиться с кем угодно. Он был поистине всеобъемлющим «другом друзей», знал всех и вся, пытался перезнакомиться и задружиться с кем угодно, даже с тем, с тем, кого следовало обходить третьей дорогой. Частенько такая общительность и непритязательность выходила ему боком — кое-каких его «друзей», можно смело за хобот и в музей! Второй же пацан, Васька Мироненский — Мирон, был куда серьезнее Алехи (среди своих пацанов— Чичи), дружить абы с кем не спешил — он был обычным, нормальным пацаном. Правда, не слишком общительным, но это было только плюсом — вокруг него посторонних людей не крутилось. И если с Чепурченко мне приходилось раньше общаться, то с Васьком — его однокашником, я был знаком лишь шапочно.

Я поручкался с пацанами и присел рядом с ними на кровать, а Чепурченко, тем временем, быстро наполнил стакан пивом и протянул мне:

— За встречу…

Блин! — мысленно выругался я. Пива хотелось.

— Давай за встречу! — Я взял стакан, решив, что уж такая маленькая доза меня не свалит. Да и дух немного переведу. — Давно бухаете?

— Да не, — отмахнулся Чича. — Вчера приехали, к вечеру только заселились, — сообщил он мне. — Ну а сегодня с утреца решили за пивасом.

— Жара… — присоединился к разговору Васек. — А дома уже не лето!

— Пацаны, а чего на море тогда не идете? — Я с удивлением взглянул на своих будущих, а, вернее, уже настоящих соседей по общаге.

— Да мы хотели… сначала… — смущенно пояснил Алеха. — Только после пары литров на брата пива обломились.

— Да, тащиться далеко, — согласился с ним Васька. — А еще и ссать по пути прибьет. Не, мы сегодня пивка попьем, а на море завтра.

— Ага, а после завтра нам ту-ту — прощай город, здравствуй деревня! Колхоз! Как будто у нас в деревне его мало видели? — Хохотнул Мироненский. — Давай, Серега, присоединяйся — пива и рыбы на всех хватит!

— Пацаны, от души! — Я пригубил хмельного и потянулся за сушеной спинкой минтая. — Только у меня сегодня дела, да и вещи надо забрать…

— В камере хранения оставил? — поинтересовался Чича.

— Нет, у корефули местного. Я у него на поступлении жил.

— То-то я тебя на поступлении не встречал, — догадался Чепурченко. — Ты в общаге не жил!

— Да я и экзамены не сдавал! — Подмигнув пацанам, я опустошил стакан. — Медаль! Золото!

— Везет! — позавидовал мне Чича. — А нам с Мироном покорячиться пришлось! Особенно на физике. Там бабка одна такая, долбанутая, экзамены принимала…

— Баба Таня, — подсказал я. — Знаю, довелось пообщаться. Железная старуха! У такой не забалуешь!

— Ох, и наплачемся мы с ней, — сказал Васек, — если она нам в преподы попадется.

— А ведь и попадется, — кивнул Алеха, — ну просто по закону подлости.

— А так и будет, — согласился с ними я. — Говорил, что она у механиков физику ведет.

— Вот дерьмо! — ругнулся, но не злобно, Чепурченко.

— Не парьтесь, пацаны! Выкрутимся! — поспешил я их успокоить. — Баба Таня, хоть и принципиальная, но вполне вменяемая. Тут еще и других преподов со своими приколами хватает. Особенно по начерталке…

Минут пятнадцать мы усиленно перетирали слухи о будущей учебе. Пацаны усиленно поглощали пиво, а я, на всякий пожарный, воздержался. Хоть стаканчик и не торкнул особо, а вот уже второй-третий могли опять пробудить моего затаившегося диверсанта.

— Ты это, Серега, если поздно приедешь, — сообщил Алеха, пожжешь кастелянши в общаге не застать. Придется спать без постельного…

— А где её найти? — Время своего возращения я точно не планировал, но и спать на голом матрасе, не самого приятного вида, мне точно не улыбалось.

— На первом, — ответил Чича, — рядом с каморкой коменданта. Там всего две двери — так что точно не ошибешься.

— Момент! — Я вышел в коридор, спустился на первый этаж и без проблем получил постельное белье. — Пацаны, — произнес я, вернувшись обратно, — мне пора!

— Сегодня придешь? — спросил Васька.

— Хрен его знает? — пожал я плечами. — Если свою деваху дома не застану — вернусь…

— Ну-ка, ну-ка! — Заерзал на койке Алеха. — Колись! Че местную снял!

— Почему сразу снял? — Я весело усмехнулся. — Это у вас тут соседи, походу, снимают, а нас все чинно-благородно!

— А, это ты про этих трахарей-террористов? — Догадался о ком это я Мирон. — Они нам вчера заснуть так и не дали, уроды! Музыка орет, бабы визжат…

— А че не возбухнули? — поинтересовался я.

— Так третий курс, — философски заметил Чича. — Фигли нам на абитуре отношения портить? Натрахаются вволю и сами успокоятся!

— Ну, тоже позиция, — согласился я, не желая спорить с пацанами. Нам еще не один год вместе в общаге вялиться.

— Погоди, а ты откуда знаешь? — удивился Чича. — Ну, что они там… это…

— Так я комнату перепутал, когда сюда шел. А у них не заперто, — принялся я рассказывать о своих приключениях. — Вот я и залетел… А они там вдвоем одну пухлую телку шпилят во все щели! Вот такой, сука, расколбас!

— Прям… одну? Вдвоем? Одновременно? И че? Ничего тебе не сделали? — Чича сыпал вопросами, как заправский пулеметчик.

— Присоединиться хочешь? — ехидно поинтересовался я. — У нее там еще одна дырочка свободна, — вспомнил я предложение сисястой доярки.

— Да ну нах! — возмутился Чича, брезгливо передернув плечами. — Видал я тех телок! Страшные, как смерть! И откуда они их только выкапывают!

— Все такие страшные? — вновь не удержался я.

— Да вот зуб даю! Ни одной нормальной не увидел! — «побожился» Алеха.

— А еще тут город портовый, — добавил и Мирон. — Если не СПИД, так сифилис точно подхватишь от таких подстилок!

— Ну, или мандавошек на худой конец… — Это уже Алеха.

— А чего, были прецеденты? — подскочил на кровати Мирон.

Ага, как его проняло! Правильно, Мирон! Нехрен к нам в комнату всякую заразу тащить!

— Да ты охренел, братская чувырла? — Чича шутливо стукнул однокашника кулаком в плечо. — Не ловил я никаких мандавошек! К слову, просто, пришлось…

— Ладно, пацаны, будет и на вашей улице праздник! — Я рассмеялся. — А мне бежать пора!

— Ты это, Серый, если после одиннадцати заявишься — общагу закроют, — предупредил меня Мироненский. — Ты тогда нас свистни через окно. Там внизу на первом решетки, а сюда мы тебя легко затянем!

— Тут все так делают, — подтвердил Алеха.

— Пацаны, понял! — кивнул я. — Если опоздаю и негде будет кости бросить — обязательно свистну!

— И это, девок красивых, — произнес Чича, — местных, приводи… Ну… там, есть же у твоей девчонки подружки?

— Тоже через окно будешь затягивать? — подковырнул я его.

— А то! Я это легко, было б кого… — не остался он в долгу.

— Алеха, я тебя услышал! — Я рассмеялся. — Для таких крутых перцев обязательно пошукаю среди местных и красивых! Все, побежал! — Я сжал ладонь в кулак и осталютовал пацанам известным жестом «рот фронт».

— Давай, Серый! Не прощаемся! — Зеркально ответил мне вскинутым кулаком Чича. — Но пива тебе явно не останется…

— Пацаны, вы пейте на здоровье! Обо мне не беспокойтесь — если понадобиться еще возьмем… Увидимся! — И я вышел из комнаты в коридор.

Проходя мимо тридцать второй комнаты я помимо воли прислушался. Теперь в из бл. дхаты не доносилось ни звука. Похоже все: укатали Сивку крутые горки! Я усмехнулся и сбежал по лестнице на первый этаж, нащупывая в кармане мелочь: где-то здесь на стене я видел таксофон. Точно, вот и искомый аппарат! Не ошибся! Я сунул медяшку в монетоприемник и набрал служебный телефон Зябликова. Он ответил на первом длинном гудке:

— Майор Зябликов у аппарата!

— Степан Филиппович…

— Сережка, — тут же узнал меня мент, — случилось чего?

— Не-не-не, — поспешил я его успокоить, — все хорошо! Не волнуйтесь! Просто я все дела сделал и хотел заехать к вам, подарки посмотреть… Можно?

— Сережа, о чем разговор? — прогудел Степан Филиппович. — Давай, жду!

— Хорошо, скоро буду! — произнес я, а затем повесил трубку обратно на рычаг.

Ну что ж, посмотрим, на что же расщедрился мой «приятель»? О любопытства меня так и распирало.

[1]

«Химия» — разговорноеслово, существующее в публицистике и обыденной лексике; распространённоессередины1960-хгодов, название принудительных работ. Официальное название, согласноУК РСФСР — исправительные работы без лишения свободы. После этапирования заключенного в спецкомендатуру, он был обязан жить в специальном общежитиии и работать на определенном предприятии. На эти работы направлялись осужденные за незначительные преступления. Вначале1990-хгодов этот вид наказаний в большинстве стран бывшего СССР был отменён.