Глава 11 Мгновения отдыха

Спуститься по подожжённой верёвке следом за нами хватило ума только у одного преследователя. Спустившись, тот тут же схлопотал заряд картечи в упор и улетел с верёвки куда-то в прибрежные заросли. Увидев такую судьбу своего приятеля, все остальные «ленинские» предпочли просто слепо палить сверху вниз наудачу и извергать писклявые проклятия в адрес кадетов. К их хору иногда примешивалось довольное хрюканье жор, сбежавшихся под мост для того, чтобы обглодать своих горящих товарищей. Те не сопротивлялись, видимо, переломав при падении спины и шеи.

— Всё, больше никого не будет. Уходим. — Я развернулся и зашагал под мост.

— Но Саратов в той стороне! — Запротестовал Петров, подозрительно подгибая левую руку.

— Там-то нас и будут искать по горячим следам. По всем ближайшим дачам. Уходим на север, заночуем там. Днём двинемся вдоль берега на юг в город. — Присмотревшись к сержанту, я поинтересовался. — Чего жмёшься? Ранен?

— Да ерунда… — Он твёрдо зашагал рядом.

— Это у вас в школе наверное ерунда. Для ваших хирургов с тремя классами образования. А в поле ерунды не бывает. Чё там, показывай!

Левый рукав чёрной формы кадета был измочален в хлам с той стороны, которая была обращена к врагу в момент стрельбы из ружья. С запястья стекала тонкая струйка крови.

— Поймал-таки облако… — Нужно было отметить, что на несомненную боль в руке Петров почти не реагировал, а лишь не мог до конца разогнуть локоть. — Есть чем перевязать?

Вместо ответа, Егор тут же на ходу стянул с себя ранец, достал и вскрыл армейский перевязочный пакет. И уже через пару минут раненый кадет прижимал к себе обработанный локоть, обрамлённый окровавленными лохмотьями распоротого рукава.

— Как найдём, где приземлиться, будем дробь ковырять, не расслабляйся. — Обрадовал я его. Сжав зубы, пацан кивнул, справляясь с жжением антисептика под временной повязкой.

Немедленной погони в нашу сторону, как и ожидалось, никто не предпринял. Мы довольно основательно проредили толпу «ленинских» и вряд ли у них оставались силы на то, чтобы разослать карателей во всех направлениях. Могу предположить большее — вообще никто никуда не пошёл. Наиболее авторитетные сгинули под очередями Егора на телеге, а шелупонь наверняка тут же кинулась мародёрствовать собственных авторитетов. И сейчас остатки организованной погони за отрядом кадетов рвётся на части, вместе с остатками дисциплины.

Пока мы устало топали по заросшему побережью, я присмотрелся к Алине. Вопреки ожиданиям, совершив своё первое убийство, она ни впала в истерику, ни очутилась в полной прострации. Нахмурившись, она сосредоточенно вышагивала в высокой сухой траве рядом со мной и молчала. Категорически отказавшись расставаться со своим незаряженным оружием, она тащила его на шее перед собой. Что у неё там сейчас в голове творится, не представляю. Она за день испытала столько, сколько остальные и за всю жизнь не успевают.

А зарядов у нас, похоже, прибавилось — у меня и у Егора за спиной ещё оставалось по одному трофейному дробовику. Но пока неясно — сколько именно патронов осталось в них после того, как из них сначала стреляли прежние хозяева, а потом мы. Мне достался потрёпанный отечественный «Байкал», а Егор тащил дешёвый турецкий «Hatsan».

Примерно через полчаса пути в слабеющем тумане мы разглядели тёмные строения ближайшего дачного кооператива. Выбрав кирпичный двух этажный коттедж понадёжней, мы, наконец, расположились на ночлег на его чердаке.

— Я могу первым подежурить! — Вызвался добровольцем Егор, когда мы спешно закидывали в себя остатки моих консервов.

— Спокуха, я растяжки поставлю. Отбой всем. Кроме тебя. — Я указал ножом на сержанта и он побледнел, понимая о чём речь.

И вот, спустя минутные приготовления, он, мужественно сопя, сжимал в зубах небольшую ветку с ближайшей вишни, а я выковыривал из подсохших маленьких ранок дробинки. Для этих целей я приспособил большую иглу из швейного набора и финку. Предварительно прокалив их зажигалкой.

— Ничего… Не глубоко ушли… Кость рядом… Некоторые только поцарапали… Всё. Егор, сыпь и вяжи. — Я понаблюдал, как ловко один боец обращается с очередным перевязочным пакетом, а второй — по-прежнему проявляет завидную выдержку. Если у них там все такие тренированные, то неудивительно, что они претендуют на правительственную роль. Рота таких толковых мальцов сейчас дорогого стоит.

Ненадолго покинув помещение второго этажа, я натянул леску в дверных проёмах и на лестнице. А когда вернулся — увидел, что оба бойца, подложив под голову ранцы и завернувшись в свои бушлаты, уже ровно и глубоко сопят. Настоящие солдаты. Вырубаются мгновенно, как только появляется возможность. А может, просто не спали нормально уже чёрт знает сколько, как и я…

— Ну а ты чего не спишь? — Я сел в углу рядом с Алиной.

Она, кутаясь в свой безразмерный пуховик, сидела на разложенном для неё спальнике. И о чём-то мрачно размышляла, глядя в пустоту. В руках она держала свою тетрадку.

— Да вот… Сделала записи за сегодня… — Еле слышно шепнула она, и протянула мне нашу хронику.

Открыв тетрадь, я нашёл на первой странице несколько новых пунктов, аккуратно выведенных карандашом. Похоже, эта игра всё также хорошо помогала ей сохранять душевное равновесие. И я не мог не отметить наличие литературного дарования.

«На перекрёстке трёх дорог у селения Золотая Степь мы стали участниками ужасной битвы трёх местных племён. Победителями оказались всадники из села Безымянное. Благодаря смекалке Сэра Кира, Орден потерь не понёс и смог отступить в полном составе».

«Мост через Волгу у села Пристанное частично разрушен. И окрестные племена устраивают засады на случайных путников, будьте осторожны. Но, благодаря смелости нашего первого рыцаря и помощи новых союзников, Орден смог избежать неминуемой гибели в холодной водной пучине. Мы потеряли только наш верный мотоцикл. Да упокоят мотоциклетные боги его бензиновую душу».

«Заключив союз с отважными воинами — кадетами из школы имени Талалихина, Михаилом и Егором, Орден смог прорвать блокаду моста, устроенную варварским союзом племён под названием „Ленинские“. Михаил был легко ранен, но поправляется».

«При прорыве блокады я спасла Сэра Кира от гибели и убила человека».

— Алина… — Я не совсем понимал, что следует сказать. Да и нужно ли… Судя по её спокойствию, этот дневник работал лучше любого психотерапевта.

Заметив, что я закончил чтение, она забрала у меня тетрадь из рук, спрятала её в глубинах своей куртки, придвинулась поближе и положила голову на плечо. Её растрёпанные пепельные волосы щекотнули шею.

— Я вот чего думаю… — Обхватив мою руку, Алина устроилась поуютней и продолжила шептать. — Помните, Миша говорил, что никто не знает, что будет с нами, когда мы повзрослеем.

— Угу.

— Я об этом раньше не думала… Вот теперь боюсь. Вдруг я и правда тоже… Тоже стану жорой… Это же хуже, чем умереть… Я не хочу…

Девочка начала тихонько шмыгать. Пустила слезу, всё-таки…

— Врать не буду. Потому что тоже не знаю. Но у нас ещё много времени. — Я прекрасно помнил, что два-три года в её возрасте кажутся целой жизнью. — И мы успеем узнать точно. Хотя бы на чужом примере.

— А потом? Всё равно ведь страшно… — Она всхлипнула. — Ведь если так, то нужно же лекарство… Так ведь совсем никого не останется… Нормального…

Что-то мне подсказывало, что сейчас меня наградят новым квестом — найти чудо-вакцину от охватившего мир несчастья. Да уже наградили, фактически… Вообще, ещё пару дней назад я бы не особо возражал, если бы недоразвитые остатки человечества тоже сгинули от этого морового поветрия в полном составе. Но теперь… Слабею, слабею… Совсем раскис, убийца.

— Я за то, чтобы решать проблемы по мере поступления. А не думать сразу обо всём на свете. Так нас ни на что не хватит. Поживём — увидим. А пока есть чем заняться. Например, как следует выспаться.

Алина согласно закивала. Шмыгнула, вытерла носик и неожиданно сменила тему:

— Кир, а как вы думаете, я красивая?

Это что ещё за вопросы! Я покосился на неё — она продолжала смотреть вперёд, обнимая меня за руку.

— Вот что… Я отказываюсь выносить суждения о красоте четырнадцатилетней девочки.

— Но мне уже почти пятнадцать… Значит, некрасивая…

Ох, женщины… Все вы одинаковые. Во всех возрастах.

Я поразмыслил и, склонившись к ней, заговорщицки зашептал:

— Знаешь чего… Я тебе по секрету скажу… Мне кажется что наши новые приятели уже по уши в тебя втрескались. Поверь, я в таких вещах разбираюсь.

Алина подняла голову и, состроив хитрую мордашку, уставилась на меня, словно желая убедиться, не вру ли.

Я только подмигнул в ответ, она улыбнулась и снова улеглась на плечо.

— Ну может… Они хорошие ребята… Серьёзные, смелые… У нас в этом году был новенький в классе, похож на них. Он гимнастикой занимался. И всё время на всяких соревнованиях был. Все девчонки в него сразу влюбились!

— И ты?

Девочка возмущённо фыркнула:

— Вот ещё!.. — И, помедлив, снова зашептала с укоризной. — А вот вы раньше говорили, что хороших ребят не осталось. Вот видите, я же была права!

Не дожидаясь того, что я начну посыпать голову пеплом и каяться в своих ошибках, Алина немедленно развила мысль:

— Может тогда и хорошие взрослые тоже остались… Такие же как вы. И они смогут найти лекарство и всех вылечить.

Интересно, что имелось в виду под «такие же как вы». Похоже, не иммунитет.

— Может быть. Может уже ищут. Откуда нам знать. Давай-ка засыпай уже… Бери пример с пацанов.

— Угу… Можно я только ещё немножечко так посижу, хорошо? — Она снова шмыгнула и прижалась теснее.

Я ответил молчаливым согласием, откинулся на стену и закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям.

Все мышцы завтра будут болеть от сегодняшних упражнений над пропастью. Правое плечо отбило выстрелами из дробовиков. Хорошо если смогу рукой с утра пошевелить. И в ушах до сих пор звенит от грохота. Ладони все в ожогах. Левая кисть еле сгибается — сцепление на байке постоянно придерживать приходилось, а я уже давно не катался. Шея в ссадинах от рюкзачной лямки. Царапины на рёбрах, на лице, синяки от камней по всему телу и парочка на башке… Ну хоть пулю никуда не поймал…

Так я уснул. А на рассвете вместо петухов нас поднял уже ставший привычным вой голодных жор.

Пока кадеты делились с Алиной своими галетами, а также, дико стесняясь и заикаясь, отвечали на её расспросы про свой казарменный быт, я, прислушиваясь к интересным деталям разговора, сканировал местность в бинокль.

Ответы пацанов были весьма скупы на подробности. То ли сказывалось стеснение, то ли они ещё не вполне нам доверяли и блюли какую-то секретность.

Выяснялось, что с того момента, как ни одного вменяемого взрослого в интернате не осталось, солидная часть кадетов поддалась соблазнам вольной жизни. И ушла на простор опустевших городских улиц, грабить и пировать, пока всего на всех ещё хватало с избытком. Ещё одна существенная часть изъявила желание отправиться по домам. А оставшиеся продолжили жизнь по законам военного времени. С жёсткой дисциплиной и иерархией, согласно школьному уставу.

Составив конкретный план действий в условиях катастрофы, в первую очередь они озаботились укреплением обороны, а также сбором и накоплением всевозможных ресурсов первой необходимости. То есть, по сути, понастроили вокруг школы баррикад, расставили посты и тоже ударились в грабежи. Но организованными группами и по плану. А не как почти все остальные дети в городе — не стали кидаться на первый же попавшийся торговый центр, сначала пожирая все сладости, снеки и алкоголь, которые ещё не успели достаться жорам. А после — устраивая похмельную поножовщину и выясняя отношения с ближайшими соседями, когда легкодоступные удовольствия довольно быстро закончились.

Как я и предполагал, первым делом кадеты стремились добыть оружие и патроны, отбивая у более мелких групп ближайшие полицейские и гаишные околотки. Серьёзного сопротивления они не встречали и вскоре успели собрать приличный арсенал. Но при попытке проникновения в институт внутренних войск, встретили своего первого серьёзного противника. Кадеты назвали их «центровыми». Судя по всему, это была банда, сколоченная теми курсантами-первачами, которые тоже решили остаться за забором института. В то время как старшие курсы, как и офицеры — стали жертвами вируса. В остальном их банда состояла из примкнувших жителей центрального района города — Кировского. Идею о наследовании государственной власти курсанты может и готовы были разделить. Но делить саму власть с «позорной школотой» — категорически отказывались. Поэтому они стали непримиримыми врагами.

Понеся серьёзные потери, кадеты чуть не стали жертвой морального кризиса. Увеличилось количество дезертиров. По городу пошёл слух, что не так уж и страшны эти суровые пацаны в чёрной форме. Сложность вылазок за ресурсами возросла.

Второе дыхание интернат получил тогда, когда в ответ на просьбу о помощи, им удалось спасти из осадного положения студентов медицинского колледжа. Студенток, преимущественно.

Отчаянный штурм и дальнейшее отступление по городским улицам, унесли немало достойных жизней. Но, с этого момента, школа стала вторым местом в городе, где можно было получить более-менее квалифицированную медицинскую помощь. И к ним потянулись новые добровольцы. А первым местом были всё те же «центровые», ведь старинный медицинский университет, построенный ещё до революции, находился прямо через дорогу от их института. Но кадеты, в отличие от курсантов, не держали студентов-медиков, не ставших жорами, на положении рабов. И даже если кому и отказывали в помощи, то просящий всё равно мог быть уверен, что хотя бы останется после этого цел и свободен. «Центровые» же подобным гуманизмом не страдали.

На этом месте я вынужден был прервать их преинтереснейшую беседу — пора было отправляться в путь. Денёк выдался тёплый и солнечный, туман быстро рассеялся и стало очевидно, что идти вдоль берега будет не так просто, как хотелось бы.

Как я и предполагал, без персонала на плотинах электростанций, который был бы занят регулированием уровня воды, река вышла из берегов. Талые воды со всей окрестной степи подняли уровень водохранилища не иначе как на пару метров, а то и больше. Зима, как назло, выдалась снежной. А раз снег кое-где ещё лежал — будет только хуже.

А что хуже уже для нас с Алиной, так это то, что, судя по тому, что сейчас представлял берег, затопило все прибрежные турбазы, дачи и лодочные станции. Лодки и яхты были либо сорваны с якорей и привязей, либо потонули. А те, что были отправлены на зимовку в специальные ангары и сараи — скрылись под водой вместе с ними или были основательно подтоплены. И, скорее всего, либо пришли в полную негодность, либо требовали серьёзного ремонта и реставрации. Значит, искать яхту у берега было бесполезно. Без глубокого рейда в город — не обойтись. Либо придётся грабить лодочный салон, либо искать удачу в лодочных сараях дач и посёлков вдалеке от берега. А потом ещё и как-то приволочь судно к большой воде…

— Ух ты-ы-ы! Вот это река-а-а! — Алина пошла ко мне и выглянула из окна, узрев впечатляющий разлив водохранилища. — Прямо как море! Другого берега то и не видно, мост за горизонт уходит! А можно в бинокль посмотреть?

Выспавшись и вдоволь наболтавшись уже с утра, она определённо была в хорошем расположении духа. И в честь этого торжественно напялила на себя железнодорожную фуражку, которую до этого прятала в недрах пуховика, чтобы не потерять.

Я вручил ей прибор и пошёл паковать спальник, в полной мере ощутив, как болит спина, руки и ноги — сразу, как только нагнулся.

Кадеты в это время распатронили трофейные ружья: на всех осталось шесть зарядов. Разделили поровну — один свой я дослал в пустой ствол обреза, а второй пока кинул в карман — давать заряженный ствол Алине пока не хотелось. Помповики с двумя патронами в каждом повесили себе на спину пацаны.

— Ой, смотрите, сюда кто-то плывёт! — Алина, продолжая смотреть в бинокль, показывала пальцем куда-то за окно.

Загрузка...