Глава 12

Редька уже ждал меня в ресторане, сидя в одиночестве за столиком на двоих.

— Здравствуйте, Юля, — сказал, подняв голову. Перед ним стоял штофчик с водкой, и он уже явно к ней приложился, не дожидаясь меня. Но я за рулем в любом случае пить не собиралась. — Заказывайте, что хотите.

— О чем вы хотели со мной побеседовать? — спросила я. Мне не терпелось это узнать. В сумке был включенный диктофон.

Креницкий хлопнул очередную стопку водки (в одиночестве и только занюхивая, хотя на столе и стояла тарелка с рыбным ассорти), долго смотрел на меня слегка помутившимися глазами, потом выдал:

— Только честно скажи: ты все придумала?

Серега — сопляк, ему это не потянуть. А, Юля?

Я тебя уважаю. Уважаю, слышишь? Но такое не прощают. И не спускают. Это-то ты понимаешь? За такие дела голову снимают. Ясно тебе, журналистка?

«Начался пьяный бред? Это сколько ж времени он пьет? Штофчик, похоже, не первый».

А Креницкий продолжал нести ахинею, признаваясь, что всегда терпеть не мог журналюг, в особенности женского пола, и никогда их близко к своей персоне не подпускал. «Да кому ты интересен-то, старый козел?» — хотелось спросить мне, но сдерживалась — и не потому, что за козла можно ответить.

К великому сожалению Павла свет Степановича, в его пусть не ближнее, а дальнее окружение затесалась одна журналюга. «Это я, что ли?»

И как он допустил женитьбу на единственной дочери человека, до этого имевшего связь с журналюгой? «Ну и выражения! Какие мы официальные». Следовало ожидать от журналюги какой-нибудь пакости. «Он долго будет обо мне в третьем лице говорить?» И вот дождался. А журналюга, змея, акула пера, так называемая, барракуда эфира, полтора года планы мести вынашивала, думала, что бы такое выкинуть, и вот, воспользовалась крупным шансом. Хитро, конечно, придумала, вынужден признать Павел Степанович. Но поскольку теперь все шишки валятся на бедного Павла Степановича, он это дело так не оставит.

Нам принесли салат. Я последовала старой доброй истине «А Васька слушает да ест». Не пропадать же добру? И вообще я всегда придерживалась мнения, что пусть лучше поганое брюхо лопнет, чем хороший харч пропадет. Редька принялся за очередной штофчик, любезно принесенный официантом, продолжая свои рассуждения вслух. Я слушала, диктофончик работал.

Я даже кассетку успела перевернуть так, что Редька не заметил, хотя он, по-моему, вообще ничего не замечал, и мне было непонятно, зачем он меня позвал. Или ему просто требовался слушатель?

Сереге была дана уничижительная характеристика, дочери и жене, правда, тоже досталось.

Не знаю уж, почему Колобов мне вчера рассказывал про трепетное отношение Павла Степановича к Сереге и с чего он взял, что Редька смотрит на Татаринова как на сына. Судя по тому, что теперь говорил Редька, ни о каких теплых отношениях речи не шло. Редька считал Серегу проходимцем, причем глупым проходимцем, не способным просчитать на два шага вперед. Серега, по мнению Редьки, мог что-то быстро схватить — то, что плохо лежит, но на серьезное дело, постоянное получение высоких прибылей — не способен. А что пел мне сам Серега? «Отношения, можно сказать, чисто партнерские».

Ха-ха.

Потом Павел Степанович перешел к Колобову, который теперь собирается сожрать бедного Редьку с потрохами. И ведь даже не подавится, сволочь. «Хоть сразу стреляйся», — с грустью добавил Павел Степанович.

— Но не дождется! — тут же взревел он и грохнул кулаком по столу.

Все, находившиеся в зале, на нас обернулись.

Я продолжала невозмутимо есть. Как Васька.

Редька погрозил пальцем у меня перед носом и заявил:

— Стреляться не буду! Слышишь, падла?

Ни стреляться, ни давиться, ни колоться, ничего! Всех урою! И бабки найду! Сам найду! Сам!

И ни с кем делиться не буду! Вот так-то, падла.

Внезапно у Редьки зазвонил сотовый. Он тупо уставился на трубку, потом пододвинул ее ко мне.

— Скажи: не адекватен. Все!

Далее последовала фаза «мордой в салат».

Салат, мы, правда, уже доели, и получилось в свининку с картофелем фри. Официант тут же подскочил и вопросительно посмотрел на меня.

— Оставьте, пусть полежит, — махнула рукой я. — Отдохнет и встанет.

Редька издал трель молодецкого храпа, а я все-таки ответила на звонок: кто-то настойчиво добивался Павла Степановича.

Звонивший не очень удивился женскому голосу и велел позвать хозяина. Я попыталась намекнуть на сложившуюся ситуацию.

— Буди его немедленно, шалава! — рявкнул удивительно «вежливый» собеседник, не удосужившийся представиться.

— Не будится, — сказала я.

Мою маму вспомнили в определенном контексте, потом, перемежая каждое предложение матом, пояснили, что «их» схватил Колобов и это — их единственная возможность позвонить.

«Эта стерва» на них змей напустила, а потом сдала людям Колобова. Далее я с большим интересом узнала, какая участь ждет меня после того, как Колобов отпустит братков, которых я вчера имела удовольствие лицезреть у себя на полу с Сарой и Барсиком на могучих грудях.

Правда, слушая дальше, поняла, что беспокоиться особо не стоит: Колобов требовал за каждого из них по миллиону баксов.

— Не много ли? — робко прошептала я.

Что-то Александр Иванович так высоко оценил Редькиных братков? По-моему, сто баксов за них — красная цена. За обоих сразу.

— Колобов сказал: тогда вообще оставит Редьку, то есть Павла Степановича в покое.

А так баб его за задницы возьмет. За что мы-то со Слоном страдаем?! Кинул Колобка, так пусть гонит бабки назад! Сейчас проценты капать начнут. Так ему и передай. Скажи, что Костолом со Слоном звонили.

Затем трубку у говорившего со мной братка взяли, и мягкий голос поинтересовался, с кем он беседует. Я узнала Колобова, но решила не представляться, свой голос чуток изменила и ответила, что мы, по всей вероятности, не знакомы лично, но я все передам Павлу Степановичу — когда он будет адекватен.

— Значит, нажрался, — медленно произнес Колобов. — Вот что, деточка. Я понимаю: ему на мальчиков плевать. И понимаю, что мальчики ни в чем не виноваты, они просто выполняли указания. И я им потом, может, у себя работу найду. Но у него есть жена, дочь, ты, деточка, наконец…

— А я-то тут при чем?

— Ты, конечно, ни при чем и можешь зазря пострадать, поэтому объясни Павлу Степановичу: он должен срочно вернуть мне деньги. Объясни, пожалуйста, так, чтобы он это понял. Тогда все будет хорошо.

— Я передам, — пискнула я.

На этом мы распрощались. Если бы я в самом деле была какой-нибудь «деточкой», то, возможно, тут же свалила бы от греха подальше, но я была журналисткой и мне было интересно посмотреть, как будет дальше развиваться ситуация, а поэтому осталась. И не зря.

Стоило мне нажать на отбой, как телефон тут же зазвонил вновь. На этот раз Павла Степановича добивалась законная супруга, которую тоже не смутило, что на звонок ответил женский голос.

— Не адекватен? — переспросила она. — Пусть немедленно домой катится, как протрезвеет. А то меня его партнеры уже достали.

Пока Редька спал на свининке с картошкой, я успела поговорить со следователем, ведущим Серегино дело и желавшим побеседовать с тестем; секретаршей Наташей, уточнявшей, будет ли начальник сегодня в офисе. Наташе я сказала, что он не в том состоянии. «Поняла», — усмехнулась она. Затем позвонила Варя из Выборга. Я навострила ушки. Варя плакала и просила у Павла Степановича защиты. К ней приезжали братки и допрашивали с пристрастием.

— Я теперь месяц работать не смогу! — рыдала в трубку Варя. — Павел Степанович, что мне делать? За что я страдаю?! Да и Ленка пропала. С того самого вечера. Ее все ищут. Что мне делать? Помогите мне, пожалуйста! Мне не к кому больше обратиться!

Я ласково попросила у Вари номер телефона, поясняя, что тогда Павлу Степановичу будет легче с ней связаться, а то я не уверена, при нем ли записная книжка. Я представилась секретаршей. Варя дала номер в Выборге, который я быстро записала на салфетке, а салфетку тут же спрятала в сумку.

После Вари я общалась с партнером, интересовавшимся стиральными машинами. Потом позвонил какой-то Виктор с требованием объяснить, что происходит, затем я услышала в трубке голос Сергея…

Я не могла ошибиться. Это был он. Свой голос я решила изменить, как и при разговоре с Колобовым. Если что — представиться всегда успею.

— Кто звонит? — пропищала я. — Зять? Так вы же вроде…

— Вот оттуда и звоню.

— А разве можно?.. — нужно было играть роль идиоточки, которых, судя по тому, что мне стало известно, любил Павел Степанович.

— Девушка! — рявкнул Сергей. — Скажите ему, что если он меня отсюда не вытащит, то я его сдам с потрохами! Вы все поняли? Следак хочет двадцать штук. Пусть Редька платит.

И вопрос тихо решается. Вы поняли, что я сказал?

— Да, — пропищала я. — Обязательно передам. Двадцать штук — и вы на свободе.

Я сама отключила связь и откинулась на спинку стула.

Каким образом Серега собирается сдавать Редьку? Хотя, конечно, он ведь в деталях знает про дела фирмы. А какая фирма работает без криминала? Тем более тут поставки техники со свалок… Хотя ведь сдавать можно не только властям… Есть и более серьезные и, главное, опасные инстанции. Господин Колобов, например.

«А не наведаться ли мне завтра в Выборг?» — подумала я. Вначале в «Кресты», а потом туда? Пообщаюсь с незнакомой мне Варей, засвидетельствую свое почтение Любаше, вот она, наверное, обрадуется моему появлению, или меня просто в гостиницу не пустят? Фотографии прибалта (правда, посмертные) давно готовы (в «Кодаке», где мои пленки постоянно проявляют, меня давно знают и вопросов не задают), надо будет попросить сделать еще несколько копий, чтобы показать, кому следует.

Не с видеокассетой же ездить? Это просто неудобно. И вдруг окажется, что Варя знала прибалта? Да и насчет того, где сейчас находится Ленка, вернее, ее останки, у меня имелись кое-какие сведения. Вот только кто засунул Ленку в Серегин багажник?

Я посмотрела на мирно спящего Редьку. Зачем он меня сюда все-таки вызывал? И дожидаться ли мне его пробуждения? Я посмотрела на часы. Если буду ждать — опоздаю в редакцию. Виктория Семеновна уйдет домой, а на завтра у меня другие планы. Послезавтра сдавать статью будет уже поздно.

Я подозвала официанта, сказала ему, что с ним рассчитается спящий господин, официант улыбнулся и ответил, что они его давно знают, я поблагодарила за вкусный обед, распрощалась с персоналом и покинула Редьку по-английски.

По прибытии в редакцию услышала от охранника:

— Иди спасай Викторию Семеновну. Там очередной творец пришел.

То, что существо относится к мужскому полу (по крайней мере, с рождения), определила по попытке поцеловать мне руку — таким образом выражалось восхищение моими статьями и телерепортажами. Творец оказался длинноволосым, худым и невысоким, одет был в балахон салатного цвета, из-под которого выглядывали такие же брючки. Поверх балахона красовалась салатная накидка.

Существо пришло предложить свой опус, заметив, что мы в нашем еженедельнике, как, впрочем, и других изданиях холдинга, совсем не пишем о животных. Ну как же? — так и подмывало спросить меня, как, похоже, и Викторию Семеновну. У нас есть кое-что для извращенцев. Судя по внешнему виду, гость редакции как раз относился к их числу. Я, признаться, увидев его, подумала, что он (оно) принес что-то об угнетении сексуальных меньшинств, ан нет. Существо оказалось борцом за права братьев наших меньших.

И каких только людей не встретишь в редакции!

После моего появления Виктория Семеновна творца быстро выпроводила, пообещав ознакомиться с его работами. Мне, признаться, было его немного жаль: я сама очень долго ходила по издательствам и получала одни отказы. Парень совершил ошибку, придя к нам, — у нас в еженедельнике нет рубрики, в которую могли бы подойти его статьи, а открывать новую под неизвестного автора никто не будет.

Мы немного поболтали с главной, она взяла у меня статью (то есть две про мой плен и труп прибалта) с фотографиями, и я отправилась домой. Оттуда позвонила Серегиной матери, в подробностях рассказала про «дачки» и просила звонить мне в любое время.

Повесив трубку, задумалась. А не проехаться ли мне к тайной квартире Сергея? Насколько я помнила, там был компьютер. А в компьютере всегда можно отыскать много интересного.

Не на работе же Сереге было компромат держать? И не в квартире Креницких.

Я снова позвонила Серегиной матери, извинилась и попросила съездить со мной на Богатырский проспект.

— Юленька, а ты не могла бы сама? — спросила мама. — Я плохо себя чувствую. Я дам тебе ключи. У тебя своих нет? Приезжай.

Я поехала. Такой вариант меня устраивал еще больше.

Загрузка...