А я верну тебе свободу

Глава 18

По пути приятель все никак не мог успокоиться, вспоминая тот или иной «пируэт» модели. Я же вспоминала «сливки» и «детскую неожиданность». Мне бы тоже хотелось немного увеличить размер груди и убрать жирок с живота. Может, сидя перед компьютером, стоит мазаться этими кремами? Пишу о какой-нибудь расчлененке, а у меня тем временем грудь растет… О разбое живот сам собой убирается…

И мужики толпами собираются.

— Желаешь к ней в любовники? — не выдержала я после очередного вздоха Андрея. — Так она, наверное, будет не против. Ей все равно делать нечего, а так хоть чем-то себя займет.

В следующий раз сходи к ней один. И действуй. Только, пожалуйста, попроси для меня немножко «сливок».

— А если откажет? Мне, в смысле?

— Значит, будешь дальше жить как жил. Ты мне лучше скажи, что думаешь о семейке Креницких и о том, что у них произошло.

Андрей помолчал немного, глядя на серую ленту шоссе, потом заявил, что теперь ему стала понятна ненависть мамочки к доченьке и наоборот. Мужика не поделили. Но почему Алла подала на развод, как только Сергей оказался в «Крестах»? Или решила поменять его на Толика, про смерть которого не знала? Ведь она до сих пор может о ней не знать. Елена Сергеевна тоже не льет слез о бывшем любовнике: сразу отреагировала на Стаса.

— А если они все такие бесчувственные? — спросила я. — Или у них уже все перегорело?

Пока был рядом, его делили, а как в тюрьму сел, стал не нужен. Другие мужики есть. Просто там было дело принципа: одной нужен, второй, значит, тоже.

— Может быть, может быть…

— Елена Сергеевна получит срок за убийство? Ну то есть попытку?

Андрей еще помолчал и ответил, что, по его мнению, она отвертится, потом сообщил новость, которую за всеми делами забыл мне сказать: у нее тот же адвокат, что и у Сереги.

— Его Колобов прислал? — ляпнула я, не подумав.

Андрей посмотрел на меня внимательно и попросил пояснить, почему у меня возник этот вопрос. Выслушав меня, заметил, что в таком случае напрашивается вопрос: не работал ли Сергей лично на Колобова, будучи этаким секретным агентом в «Импорт-сервисе». Ведь большая часть акций принадлежит Колобову, хотя директором был Креницкий. Да и жениться на Аллочке Сергей мог по настоянию Колобова.

Проникнуть в семью, так сказать. Таким образом, Колобов регулярно получал подробную информацию о том, что делается в фирме. А ведь через фирму Редьки текло немало всякого добра.

Оборот-то у них колоссальный. И навар — если вся техника шла со свалок и доставалась практически бесплатно. Да и китайтятина стоит недорого.

— Юлька, я же уже обещал тебе: похлопочу насчет твоего свидания с Сергеем Ивановичем.

Надо, чтоб ты с ним поговорила. Может, и скажет тебе что-то интересное. Другим-то навряд ли.

В Выборге нам пришлось пару раз спрашивать дорогу у прохожих, чтобы добраться до дома, где жили родители Толика. Это оказалось двухэтажное каменное строение, квартир на десять.

Квартира родителей оказалась на втором этаже. У них давно тек потолок в коридоре, кухне и комнате, где нам с Андрюхой довелось побывать, на потолке и обоях имелись многочисленные разводы от протечек. Коридор оказался темным и заставленным всяким хламом. Кухня — довольно большой. В ней кроме газовой плиты имелась еще и плита, которую топят дровами, оставшаяся со времен, когда в доме не было центрального отопления. Плита, как мы потом поняли, являлась частью печки: у кухни и комнаты была одна общая стена, которая и нагревалась Нас вначале пригласили на кухню, где на газу что-то варилось, наполняя помещение не очень приятными ароматами. Женщина, открывшая дверь, оказалась неопределенного возраста и явно дружила с зеленым змием. Ее муж спал в комнате и был разбужен после получения хозяйкой страшной новости о сыне.

— Допрыгался! Допрыгался! — рыдала женщина. — Говорила я ему: эта шалава тебя до добра не доведет.

Андрей, конечно, тут же попытался получить описание шалавы, а я любезно подсунула Аллочкину фотографию. Шалаву опознали. Как выяснилось, мать во время одного из визитов в питерскую квартиру сына была представлена Аллочке. Они сразу же не понравились друг другу.

Нам рассказали, что у Толика была жена, с которой он прожил один год, осталась маленькая дочка. Обе в Выборге. Мать была категорически против переезда сына в Питер, потому что, по ее мнению, большие города до добра не доводят. А Питер — так вообще сплошной криминал.

«А в Выборге?» — так и подмывало меня спросить. Здесь что, так все тихо и спокойно? Да полгорода, если не три четверти, работают на приезжающих финнов, предоставляя им услуги различного характера, в большинстве случаев не согласующиеся с моральным обликом строителя коммунизма. И, конечно, если парень тут не нашел себе хлебного места, то решил попытать счастья в Питере. В Питере возможностей для приложения криминальных талантов (да и других тоже) гораздо больше.

Андрей уточнил, появлялся ли Толя в доме родителей в ночь с четвертое на пятое или хотя бы четвертого вечером, или пятого утром — как раз в те дни мы с ним познакомились в гостинице. Но Толик не появлялся уже около месяца, хотя регулярно звонил. О деятельности сына в Питере мать ничего сказать не могла. Она дала нам адрес своей бывшей невестки и двоих одноклассников сына, живущих в Выборге. После этого мы с ней распрощались. Андрюха написал на бумажке, куда ей следует прибыть за телом сына.

— Куда теперь? — спросил он, когда мы опять оказались в моей машине.

Я все-таки сообщила про некую Варю. Вместе с сотрудником органов не так страшно встречаться с незнакомым человеком. Конечно, за время работы журналисткой мне с кем только не доводилось разговаривать, но в некоторых ситуациях предпочтительнее быть не одной. Лучше, если рядом мужчина, и этот мужчина — мент. Более того, я не была уверена, что Варя встретит меня с распростертыми объятиями. Андрею она, конечно, тоже будет не очень рада (а скорее — даже меньше, чем мне), но он-то всегда может припереть ее к стенке. Тем более что Редька мертв…

Андрей тут же решил отправиться в ближайшее отделение милиции, где нам быстро помогли выяснить адрес по номеру телефона, а потом рассказали, как добраться до нужного дома. Даже вызвались составить компанию, но Андрей решил, что мы поедем без сопровождения, а за помощью обратимся только в случае необходимости.

Варин дом внешне выгодно отличался от дома родителей Толика. В нем было четыре этажа, горячая вода, центральное отопление, печки отсутствовали, потолок, несмотря на верхний этаж, не тек. Варя проживала в трехкомнатной квартире вместе с безработной матерью и двумя младшими сестрами-школьницами. Отец лет десять назад исчез в неизвестном направлении.

Квартира имела нетипичную для Питера планировку (по крайней мере, я ничего подобного у нас в городе не видела). Попав внутрь, мы сразу же оказались в самой большой комнате, которую занимали мать и средняя дочь. Тут не было ни коридора, ни прихожей, входная дверь составляла часть стены комнаты. По выложенным по середине газеткам, разделяющим комнату на две половины, мы проследовали в коридорчик, где стояла вешалка и из которого открывались другие двери: в две крохотные комнатки (Варину и ее младшей сестры), кухню и совмещенный санузел. И какой идиот это все спроектировал? — невольно хотелось спросить мне. Правда, попадая в наши «хрущевки» и «брежневки» у меня возникает тот же вопрос. Мы сняли обувь у вешалки и вернулись в большую комнату. Обстановка была небогатой, я сказала бы, что вся мебель закуплена в советские времена в кредит.

Нас с Андреем встретили Варина мать и две младшие сестры. Они смотрели по стоявшему в большой комнате телевизору какой-то сериал.

— Ох, — тяжко вздохнула мать, увидев Андрюхино удостоверение. — Ну что ж, проходите, раз пришли.

Потом она обратилась к младшей девочке и велела позвать Варю. Средняя тут же встряла, заметив, что нам будет удобнее говорить с Варей в ее комнате.

— Ну уж нет! — рявкнула мать, с места в карьер начиная скандал. — Я должна все слышать! Я должна знать, что происходит! Никогда раньше к нам милиция не ходила! А уж раз пришла, я должна выяснить, в чем дело!

Средняя дочь в долгу не осталась и тоже завопила. Суть спора для меня лично осталась непонятной. Младшая выбежала из комнаты и вскоре вернулась с Варей.

Увидев ее, мы с Андреем в первое мгновение раскрыли рты. Один глаз у девушки заплыл, все лицо вообще было в кровоподтеках и, судя по неловким движениям и то и дело появляющейся на лице гримасе боли, тело, завернутое в длинный толстый махровый халат, должно было выглядеть не лучше.

— Вы? — уставилась она на меня.

Но я ее упорно не узнавала.

— Кто вы? — спросила Варя.

— Да, кто вы? — тут же подала голос мать. — Мужчина-то я поняла, откуда, а вы, девушка?

У вас есть удостоверение?

Я вручила ей свое журналистское. Тетка долго его изучала, окруженная с двух сторон младшей и средней дочерьми. Варя так и стояла у двери большой комнаты, закрывая путь в дальнюю часть квартиры.

— А о чем пишете? — спросила мать.

Я пояснила, что работаю криминальным обозревателем в еженедельнике «Невские новости», хозяйка тут же заметила, что у них есть наши выпуски и велела дочерям искать. Средняя с младшей бросились к кипе газет, которые в советские времена можно было бы обменять, наверное, книг на десять. Они что же, ждут, когда снова начнется подобный обмен? Хотя в Питере есть обмен на хозтовары, мне соседка Галька-алкоголичка говорила. Она обычно и меняет, а потом торгует на углу хозтоварами.

И нам с Татьяной на Новый год по куску хозяйственного мыла презентовала в обмен на объедки с праздничных столов. Про работу на телеканале я упоминать не стала, но, может, телевизоры в Выборге его не берут? Или эта семья его не смотрит?

Пока шли поиски, я с большим интересом оглядывала стену в той части, где жила одна из девочек. Над продавленной тахтой красовался Децл в разных ракурсах и одеяниях, на плакатах, вырезках из журналов и газет. В углу притулился старенький письменный стол, поверхность которого была исцарапана, изрезана и многократно залита чернилами и еще какими-то непонятными растворами. Возможно, за ним когда-то занималась мама. На этом столе, приткнутая к углу таким образом, что несколько напоминала икону, вывешиваемую в красном углу, стояла книга о Децле. И какое же издательство ее издало? По формату это был не альбом, но и не обычная книга в твердой обложке, а нечто среднее. Других книг, по крайней мере в этой комнате, я не заметила.

Один из номеров «Невских новостей» вскоре нашли, мою фамилию сверили, как и фотографию над статьей, удостоверение вернули, и мать снова заявила, что настаивает на разговоре в ее присутствии.

Андрей тут же уточнил у Вари, совершеннолетняя ли она. Варе оказалось девятнадцать.

«В таком случае мы будем разговаривать без присутствия матери», заявил Андрей. «Но я настаиваю», — вопила мамаша. Андрей в таком случае предложил проехать в отделение и демонстративно снял с пояса трубку.

— Проводи гостей к себе в комнату, — тут же процедила мамаша, обращаясь к Варе.

Девушка кивнула и повернулась. Мы последовали за ней и оказались в крохотной комнатушке площадью метров семь. В ней умещались кровать, тумбочка с большим зеркалом и кучей разнообразной косметики перед ним и пара стульев. Одежда висела на стенах, на прибитых к ним вешалках. Под одеждой просматривались плакаты: «Иванушки», «Руки вверх!» и «Отпетые мошенники». Здесь, в отличие от большой комнаты, были и книги: лежали несколькими стопками на полу — точно так же, как газеты в большой комнате. Бросив беглый взгляд на них, я поняла, что все они — переводные любовные романы, на обложках которых крутые мужики обнимают полуобнаженных красавиц.

— Садитесь, пожалуйста, — предложила Варя нам с Андреем, кивая на стулья, сама опустилась на кровать.

— Может, вам лучше лечь? — сказала я.

Андрюха поддержал меня, и Варя, изобразив мученическую улыбку, приняла лежачее положение на неубранной кровати. Как мы поняли, она лежала и перед нашим появлением. Мы не успели ее ни о чем спросить, она сама поинтересовалась у меня, как журналистку могли пустить в закрытую гостиницу. Туда, по словам Вари, вход журналистам был строго воспрещен. Я уклончиво ответила, что приезжала со знакомым, а потом уточнила, была ли Варя одной из четырех девушек, которых я мельком видела в бане.

— А вы меня не узнали, — грустно констатировала она. — Конечно, кто тут узнает? Так отделали. Месяц работать не смогу. А мать злится.

Мы живем-то ведь только на мои деньги.

Варя не скрывала рода своей деятельности, да и что скрывать после того, как я видела ее в весьма пикантной обстановке? Андрей молча слушал. Мать, по словам Вари, время от времени устраивает с ней душещипательные беседы, но воспитательный зуд у нее быстро проходит: жить-то как-то надо. Варе очень не хочется, чтобы ее сестры пошли по ее стопам, она мечтает, чтобы они учились, но девочки из класса средней сестры уже выходят на трассу…

Варя считает, что ей крупно повезло: она попала в «элитное» место. Правда, что будет теперь — неизвестно… Девушка в свое время успела немного позаниматься спортивной гимнастикой, она гибкая и пластичная, что ценится многими клиентами. Тем более публика, приезжающая в баню, почему-то любит, чтобы Гимнастка, как ее зовут, делала мостики и шпагаты на столе. Она и делает.

Но мы с Андреем приехали в Выборг не для того, чтобы слушать грустную историю жизни Вари и ее семьи. Нас интересовали другие вопросы, и мы надеялись, что Варя сможет ответить хотя бы на часть из них.

Но для начала Андрей уточнил, кто ее так разукрасил.

— Никаких заявлений писать не буду, — отчеканила Варя.

— Да зачем мне твои заявления? — воскликнул Андрей. — Я вообще не в Выборге работаю.

И другие дела веду. Мне просто нужна от тебя кое-какая информация.

— Чтобы я потом совсем работать не смогла? — огрызнулась Варя. — Да если узнают, что я с вами разговаривала…

Она внезапно разрыдалась. Из невнятных обрывочных предложений мы поняли: девушка больше всего переживает из-за того, что месяц не сможет работать. Ничто другое ее не волнует.

Ей нужны деньги. Если бы за то, что избили, заплатили — то ладно, но ведь за простой никто денег не даст, наоборот, могут нанять на ее место другую. И что тогда делать Варе? Что будет с сестрами?

Наконец Варя немного успокоилась, приняла сидячее положение и заявила, что ничего не будет нам рассказывать. Мы можем вызывать ее куда угодно, она будет молчать. Тогда ее, возможно, опять возьмут на старое место. А если она что-то растреплет, то уж точно по головке не погладят.

— Ты знаешь, что Павел Степанович мертв? — спросила я в лоб.

Варины глаза округлились, и она внезапно закрыла рот ладонью, прошептала «Не может быть!», глаза снова стали наполняться влагой…

— Варя, мы не просто так приехали в Выборг, — мягко сказал Андрей.

— Неужели ты не понимаешь, что тебе тоже угрожает опасность? А мы постараемся тебе помочь. Я могу даже предложить тебе временно пожить у меня в Питере, — сказала я спонтанно.

Варя захлопала ресницами.

— Ты должна понять, что мы — друзья, — подхватил мою песню Андрей. Мы ищем преступников. Мы знаем, что ты ни в чем не виновата. Наоборот, ты жертва. И мы просим твоей помощи, чтобы не пострадали другие невинные люди. Вот, взгляни на эти фотографии. Ты знаешь, кто это?

И Андрей продемонстрировал Варе посмертные снимки Толика в двух лицах. Варя повертела их в руках, замочила слезами, потом покачала головой. Она никогда не видела ни Толика, ни «Юрия Ранналу». Андрей же сообщил, что этот человек находился в гостинице в ту ночь, когда Варя впервые увидела меня.

И теперь он мертв. И Павел Степанович мертв.

Они, как и Варя, могли что-то видеть и что-то слышать. Или убийца мог так думать.

— И Ленка пропала, — добавила Варя.

Андрей тут же попросил ее рассказать про Ленку. Я молчала как рыба.

Это оказалась Варина коллега, с которой они обычно на пару трудились в бане и гостинице.

А после той злосчастной ночи ее никто не видел.

Андрей уточнил, вместе ли они покидали гостиницу, обслужив клиентов. Оказалось, что нет.

В ту ночь Павел Степанович с приятелем пригласили четверых: две девушки, коллеги Вари и Лены, были призваны для охранников.

— Сколько обычно дежурит охранников?

— Когда один, когда два. Но вы не поняли: их взяли не гостиничные. Они же знают, что мы только для клиентов. И они нас за людей не считают, хотя клиенты тут хорошие. Я и говорю, что мне повезло с работой. Вначале нас четверых покормили: так обычно все клиенты делают, а потом Павел Степанович и второй дядька отослали девчонок своим телохранителям.

— Что?! — Мы с Андреем переглянулись.

Значит, в гостинице были еще люди. Те, которых господа за людей не считают. Колобов не воспринимает их всерьез? Не допускает, что это они могли спереть деньги? Ну дела… Я на мгновение прикрыла глаза. Что там говорила Люба Сергею, когда мы только вошли в гостиницу? Он ведь спросил, много ли заехало постояльцев — или что-то в этом роде А Люба ответила…

«Один „люкс“, три стандартных». «Люкс» был у Колобова, три стандартных — у Редьки и двух охранников. Плюс прибалт. И мы с Серегой.

По словам Вари, девчонки ночевали в комнатах охранников. Дядька, парившийся в бане с Павлом Степановичем, Лену отпустил первым и пошел спать, а Варя подзадержалась в бане с Павлом Степановичем. В номер он ее в ту ночь не брал, хотя в другие разы обычно оставлял до утра.

— Он — добрый, — всхлипнула Варя. — Неужели он… Неужели его…

Она посмотрела на нас заплаканными глазами.

— К сожалению, — сказал Андрей.

Павел Степанович, по словам Вари, всегда щедро расплачивался с ней и всегда просил именно ее. Он обожал, когда она показывала ему гимнастические номера и изгибалась змеей.

На пару с еще одной девочкой (которую потом взял телохранитель) они придумали совместный номер. В ту ночь демонстрировали его в бане.

И Павлу Степановичу, и второму дядьке понравилось. Но Варе дядька не понравился.

— Ты его видела впервые?

— Да. Но Лена его знала. И еще одна из наших.

Когда Павел Степанович отпустил Варю, она пошла домой. От гостиницы до ее дома минут двадцать пять пешком. Она никого не встретила по пути: было часа два ночи. А на следующий день, когда ее вызвали в гостиницу, началось такое…

Девчонок, Нину с Таней, оказывается, еще не отпускали. Они все так и находились в гостинице — в своей «рабочей» одежде, но уже без косметики. Варю долго допрашивали.

— Кто? — спросил Андрей.

— Любовь Александровна и Михаил Николаевич.

— Это кто такой?

— Директор гостиницы и Любкин любовник. Он у нее под каблуком ходит.

Мы с Андреем переглянулись. Этого деятеля нам уже доводилось видеть.

Девчонки потом рассказали Варе, что с утра в гостинице начался дикий переполох. Утро — это, конечно, понятие растяжимое. Вопли начались часов в одиннадцать, когда проснулся приятель Павла Степановича и обнаружил пропажу. Варю вызвали в два часа дня, велев матери срочно ее будить и отправлять «на работу».

Это был первый ранний вызов на памяти Вари.

— Ты знаешь точно, что пропало? — спросил Андрей.

— Да груз вроде какой-то, — ответила Варя. — Кто мне скажет-то?

Она опять разрыдалась. По ее словам, вернее, судя по тому, что ей рассказали подружки, Павел Степанович с приятелем, телохранителями, Любовью Александровной и Михаилом Николаевичем полдня занимались поисками пропажи. Но ничего не нашли. С пристрастием допросили девчонок, днем — Варю. Врезали пару раз, но потом вспомнили, что девчонкам еще работать надо. Зачем портить свой товар? Их отпустили.

А позавчера нагрянули братки. Вот тогда ими занялись всерьез… Тем более никто не знал, куда подевалась Лена. С особым пристрастием допрашивали Варю — она была ближайшей Лениной подругой. Но девушка ничего не знала.

Ленины родственники тоже ничего не знали: она как ушла в ту злосчастную ночь на работу, так и не возвращалась. Из Вари выпытывали адреса, где Лена может скрываться, всех ее знакомых, с которыми она могла разработать коварный план или кто ее мог надоумить свистнуть добро. Но что могла сказать Варя? Она только перечислила постоянных Ленкиных клиентов, которых помнила. А братва лютовала.

— Но Лена не воровка! — сообщила Варя. — Я ее много лет знаю! Мы в параллельных классах в школе учились. И ведь она наверх не поднималась. Дядька ее домой из бани отпустил. Я сама слышала!

Андрей спросил, вышли ли они из бани вместе, в смысле Колобов и Лена. Или Колобов вначале отпустил Лену, а потом ушел сам? Или, может, Лена ушла после того, как Колобов отправился наверх?

Варя задумалась. Думала долго, потом выдала: они уходили вместе, и дядька сказал что-то типа: «Одевайся, домой пойдешь. Ты мне наверху не нужна». Лена оделась, и они ушли. Вместе.

Как разошлись в фойе. Варя, конечно, не знала.

— Это надо у Любаши спрашивать, — заметила я, — Скажет она вам, пожалуй, что-нибудь, — скривилась Варя. Мнение девушки об администраторше, похоже, совпадало с моим.

А Любаша оказалась легка на помине. Не зря в народе говорят: помянешь черта… Администраторша, конечно, больше тянула на ведьму, но тем не менее.

Внезапно мы услышали в квартире возбужденные голоса, затем дверь в Варину комнату распахнулась. На пороге, сверкая глазами, появилась Любаша собственной персоной в сопровождении могучего охранника.

— Мы к вам попозже сами заскочим, — сказал Андрей нейтральным тоном. У нас к вам накопились вопросы, так что будьте в гостинице или оставьте домашний адрес. А пока, пожалуйста, покиньте чужую квартиру. Вы нарушаете право граждан на неприкосновенность жилища.