В комнату для краткосрочных свиданий с подследственными нас одновременно завели всемером. Это большое помещение, примерно мест на двадцать, заводят партиями. Количество зависит от количества свободных контролеров. Свободен был один. Для семи женщин этого считается достаточно. Все равно ведь передать ничего нельзя: с, любимым разделяет стекло. Если бы было два контролера — завели бы пятнадцать посетителей.
В первое мгновение не узнала Серегу. Я просто никогда не видела его таким. И не ожидала увидеть. Когда я проникла к нему в камеру, снимая встречу американских проповедников с заключенными, он настраивался на борьбу, яростную схватку, намеревался сражаться за свою свободу, а мое появление только придало ему сил.
За то время, как мы не виделись, он сильно осунулся. Да и выражение глаз стало каким-то другим. Нет, он не напоминал загнанного зверя, но что-то изменилось…
Он грустно улыбнулся мне через стекло.
— Здравствуй, — я увидела, как шевельнулись его губы, и сняла трубку телефона. — Спасибо, что пришла, — услышала до боли знакомый голос. Спасибо, что ты есть, Юлька. И за все, что смогла сделать., У меня на глаза невольно навернулись слезы, но я сказала себе: ты должна держаться, Юлька.
Ведь ему сейчас так нужна поддержка с воли, свидания с родными и близкими. В тюрьме достаточно общения, но оно однобокое, и каждое свидание со своими — это праздник. Как и письма, как и любая весточка с воли. Мне говорили, что в этих стенах с тоской вспоминают даже тех, кого на воле терпеть не могли. Да и родственники себя по-разному проявляют. Матери, конечно, в большинстве своем сыновей не забывают, а жены бывают разные… Мне рассказывали про одного парня, жена которого быстро подала на развод после того, как он попал под следствие. Теща же, которую он всегда считал сукой, и «дачки» носила, и морально помогала, а потом, после освобождения, еще и к себе жить взяла.
Вот и живут они сейчас: парень (он не питерский), теща и дочка его. А у жены новая семья.
Мужчинам «за забором» родные снятся…
Только там, наверное, можно понять, что самое ценное, самое дорогое, что есть у человека, — это родные и друзья. Деньги, власть, барахло всякое — ерунда. Без всего этого можно прожить (и нажить тоже можно), ведь человек — такое существо, которое к любым условиям приспособиться может. Но думает о своих. Постоянно. Такие детали вспоминает — сам удивляется.
Никогда раньше Сергей не говорил мне таких слов, какие сказал на этом свидании. А я… я чуть не рыдала (видел бы меня кто-то из тех, кто обычно называет прожженной стервой). Я сдерживалась только ради него. Как мне хотелось его обнять, прижаться к нему, услышать, как бьется его сердце. Но нас разделяло холодное стекло.
— Тебе очень тяжело? — спросила я.
— Могло быть хуже, — опять грустно улыбнулся он. — Честно, думал: будет хуже. Но ничего. И тут жить можно. Ты с моей матерью общаешься?
Я кивнула, рассказала про встречи с его родителями (что посчитала возможным, учитывая, что нас почти точно слушают), обещала их и дальше поддерживать, про общение с Аллой (тоже, естественно, не все). Спросила, что лучше приносить в «дачках» и хватает ли ему денег, положенных на счет.
— Я не хочу, чтобы ты тратила свои деньги, — сказал Сергей.
Я попыталась возразить. Правда, не считала возможным упомянуть доллары, полученные от него. Но ведь он не может не помнить про них?
— Юля, у меня есть кое-какая заначка. Я хочу, чтобы ты ею воспользовалась.
— В твоей квартире?
— Да, — Серега очень быстро мне подмигнул.
Я даже не была уверена, увидела ли это или мне показалось. Я приготовилась получить информацию.
А Серега стал вспоминать нашу последнюю поездку в Выборг — с конца. Нес какую-то ахинею про свою квартиру и деньги, которые лежат там и которые мне следует взять. Я поддакивала. Он долго говорил о том, как меня любит, как ждет криминальную хронику, чтобы увидеть мое лицо, как каждый день вспоминает нашу последнюю ночь.
— Я даже не хотел оставлять тебя ни на минуту с тем парнем, которого мы подвозили. Ревновал. В туалет хотел, а собирался терпеть до Питера. Вот дурак был. Но не смог. Пришлось бежать в лесочек. Тебя же с собой не возьмешь?
Тогда бы машину пришлось этому парню оставлять. Помнишь, как я в березу врезался? Помнишь? — Серега опять мне быстро подмигнул. — Я ведь подумал, что парень к тебе пристает.
И решил ему врезать. А врезался в березу. Искры из глаз посыпались. Помнишь?
Я медленно кивнула. По-моему, он врезался в березу по пути в лес, а не обратно.
— Все помню, Сережа, — ответила я и посмотрела ему прямо в глаза.
А он снова говорил про нашу последнюю ночь и последний день вместе. Я спросила, знает ли он о смерти Павла Степановича. Он знал: ведь у них с Еленой Сергеевной один адвокат.
Я сказала, что Елену вчера отпустили и даже не взяли подписки о невыезде. Серега знал и это: адвокат был у него с утра.
— Я не собираюсь отдавать им с Аллой фирму, — заявил Сергей. — Они ее развалят к чертовой матери. А там людей много работает. Не хочется, чтобы люди лишались работы. Выйду — наведу там порядок.
«А ты намерен вскоре выйти?» — так и подмывало меня спросить.
— А кто поработал над твоей машиной, можешь предположить?
— Так его ж уже нашли! — воскликнул Серега.
— Как?!
Оказалось, что адвокат не зря брал высокие гонорары за свои услуги. Он постоянно сотрудничал с частным детективным агентством, которое не подвело и на этот раз. Они нашли спившегося автослесаря, который за определенную мзду и бутылку согласился поработать над Серегиными тормозами. «А не согласился ли он сесть вместо Сереги тоже за определенную мзду и обещание регулярно поставлять грев?» Заказчиком же выступал теперь уже покойный Серегин тесть.
«А у мертвого не спросишь». Поэтому на него все можно валить. А пьющий автослесарь…
Не нашли бы одного, нашли бы другого, готового на все за бутылку.
— Да, ты знаешь, что твой тесть обвинял меня в краже денег?
— Слушай, давай не будем о мертвых, — попросил Сергей.
— Их все ищут, — не успокаивалась я. — И обвиняют меня в краже.
— Кто?!
— Все заинтересованные лица.
Серега задумался.
— Пусть ищут того прибалта, который к тебе приставал, — сказал он наконец. — Я его видел на лестнице. Ну в гостинице. Чего он там шастал? И он там был единственным новым человеком.
— Он мертв.
«Неужели Серега не знает об этом? Хотя откуда? — тут же спросила я себя. — Он мог знать о смерти прибалта, только если убил его сам. А если не убивал?» Правда, после обвинений Аллы он должен знать, кем был тот «прибалт».
Но у Сереги тоже есть основания считать, что деньги прихватил Толик если их прихватил не сам Серега. Хотя что он мне тогда про березу песни пел? Ведь не просто же так он про нее вспомнил.
В конце свидания Серега сказал мне, что надеется в следующий раз увидеть меня в другом месте и в другой обстановке — конечно, если не считать моих регулярных появлений в телевизоре. Я пожелала ему скорейшего освобождения.
К моему удивлению, Андрей нигде меня не поджидал, я вернула жетоны, получила назад паспорт и сотовый, затем вышла на залитую солнечным светом Арсенальную набережную.
Как приятно покидать стены тюрьмы, даже если ходила туда только на свидание! Или у каждого здания есть своя аура? И в этом месте чувствуешь себя тягостно и подавленно, потому что ощущаешь эмоции тех, кто за все годы существования тюрьмы с конца XIX века томился в ней и томится сейчас?
Я спокойно дошла до машины, которую, как и обычно, поставила на улице Михайлова, села и постаралась побыстрее покинуть Калининский район. Но вставал вопрос: куда мне ехать теперь? На трассу, к Выборгу? Искать сломанную березу? Одной ехать в любом случае не хотелось.
Остановишься на трассе, а тут еще кто-то тормознет. Возьму-ка я с собой Татьяну, решила я.
Выступит она охранницей для транспортировки двух миллионов долларов? Хоть в руках подержим такую сумму. А я их для газеты сфотографирую. Где-нибудь через годик опубликую. Вот, граждане, посмотрите, как пакуют два лимона зеленью. Кстати, а где их там Серега мог спрятать? И в чем? Ведь он же вернулся к машине с кейсом…