А я верну тебе свободу

Глава 23

Выйдя из ресторана, села в машину и отъехала метров на пятьсот, потом завернула в какой-то двор и долго сидела там под сенью старых тополей. Вот ведь вляпалась. А все Серега.

Алиби. Алиби. Какое к чертям собачьим алиби?

Какие переговоры в офисе? Врал все, сволочь.

Но, значит, он все-таки забирался в номер Колобова?! Пистолет, интересно, там нашел?

И что теперь делать мне? Сухоруков же от меня не отстанет, пока не получит то, что ему нужно.

Вот ведь мужики — все готовы чужими руками жар загребать. Хотя… Появляется шанс вытащить Сергея из тюрьмы. На Сухорукова в таком деле можно рассчитывать больше, чем на кого-либо другого. Но может оказаться и так, что он отправит Серегу на тот свет. И меня вдогонку.

А значит, нужно быть очень осторожной. И действовать по-умному.

Про себя отметила также, что Иван Захарович говорил со мной нормальным русским языком. В «ящике» и то блатной лексики больше.

Или он это со мной старался? Умеет, когда захочет? Все-таки в Госдуму собирался, нельзя там с трибуны через слово говорить «бля буду», а через два — «в натуре». «Пожалуй, Сухорукое не зря платил деньги своим имиджмейкерам», — решила я.

Позвонила в редакцию и всех успокоила, хотя самой было ох как неспокойно… Потом позвонила Колобову и ангельским голосочком поинтересовалась, нельзя ли заказать у бабули с дедулей натурпродуктов меда и сметанки. Не собираются ли мальчики Колобова посетить знакомую деревеньку? Я готова составить им компанию, пусть и с завязанными глазами (приподниму повязку как-нибудь), или принять дары лично — если продиктуют адрес. Добавила, что готова за них заплатить. И вообще сегодня нам в редакцию принесли конверт для бабули с дедулей. Дароносец предпочел остаться инкогнито, но по моей статье узнал место своего давнего заточения. Конверт у меня, и совесть мне не позволяет держать его у себя, раз он предназначен другим людям.

— Ох как интересно, — заметил Колобов. — Значит, кто-то оценил мою доброту?

— Вообще-то деньги предназначены для бабули с дедулей, — напомнила я.

— Да-да, я понял. Хорошо, Юля. К тебе сегодня вечером заедет Витюша. Он возьмет конверт. А завтра привезет тебе медку и сметанки.

Лады?

Вернувшись домой, я первым делом зашла к соседкам — Татьяне и Ольге Петровне и поделилась с ними своими планами. Мне требовалась их помощь.

— Ох, Юлька, допрыгаешься, — покачала головой Татьяна, подумала и добавила:

— Тебя одну никуда не отпущу. Поеду с тобой. А здесь одной Ольги Петровны будет достаточно.

Вечером, прихватив с собой пакет с бутербродами, термос с чаем и бутылку лимонаду, мы с Татьяной отправились во двор и загрузились в ее «тойоту». Вначале, правда, я отогнала свою машину от нашей парадной, чтобы не мозолила глаза, и приткнула ее с другой стороны дома в ряд обычных «Жигулей», где она никак не выделялась. Ну не будет же Витька или кто там приедет проверять номера у всех «Жигулей», стоящих у нашего дома? Татьяна свою «тойоту» тоже отогнала от парадной, чтобы подчиненные Колобова нас не заметили: машина с двумя и даже одним человеком, сидящим внутри, вполне может вызвать подозрения. В результате Татьянин автомобиль оказался спрятанным среди трех железных коней, припаркованных недалеко от въезда в наш двор. Причем Татьяна поставила его так, чтобы мы могли сразу же выехать из этой «ловушки»: три машины окружали нас слева, справа и сзади.

Я на всякий случай прилегла на заднем сиденье, Татьяна сидела за рулем, поглядывая в обе стороны. Хотя мы с ней обычно пользуемся въездом во двор, рядом с которым и стояли, в принципе въехать можно и с другой стороны — через арку, над которой висит «кирпич». Но что нашему народу какой-то дорожный знак, в особенности людям Колобова, которые на швейцарские замки плюют с высокой колокольни?

Наше ожидание было вознаграждено минут через сорок: появился знакомый мне джип. Татьяна тут же пригнулась, а я слегка приподнялась на локте, чтобы смотреть, кто выйдет из машины. Стекла в джипе были тонированные, поэтому мы, к сожалению, не могли точно сказать, сколько в нем сидит человек. Но вышел один — Витька.

Он появился из двери нашей парадной минут через десять. За это время по нашим расчетам он как раз должен был прочитать записку, вставленную у меня в дверь, и, руководствуясь указаниями, сходить к Ольге Петровне. Ей в свою очередь следовало объяснить ему, что я отправилась брать интервью и никак не могла задержаться: я очень давно домогалась одного человека, и он наконец согласился на встречу. Поскольку Витька держал в руке конверт (и почему только не убрал во внутренний карман или сумочку, висящую на поясе?), он до Ольги Петровны добрался. Она сама тут же подтвердила это звонком на мой сотовый.

— Все воспринял нормально, — сказала Ольга Петровна, а потом опять уточнила, не боюсь ли я отдавать такие деньги какому-то бандюку.

Но деньги были не мои, и я не боялась. Тем более считала, что из-за такой «ерунды» люди Колобова не будут пачкаться — когда речь идет о пропаже двух миллионов.

Не дожидаясь, пока джип тронется с места, Татьяна выехала со двора (я так и продолжала лежать на заднем сиденье) тем же путем, которым сюда заехал джип. Он обогнал нас в «кармане», следуя по которому мы выбирались на проезжую часть, а там уже соседка ловко пристроилась сзади, оставив, правда, три машины между нами. Но джип не обращал на какую-то старую «тойоту» никакого внимания и спокойно двигался намеченным курсом. В городе скорость не развивал, следовал правилам дорожного движения, однако при выезде за городскую черту стал ее наращивать. Мы поотстали, но поняли, по какой трассе он намерен ехать. Более того, нам повезло: в кустах, попавшихся вдоль трассы, по профессиональной привычке прятались сотрудники ГИБДД, которых превышающий допустимую скорость джип, да и вообще джип, сильно заинтересовал. «Тойота» же с двумя бабами внутри не привлекла совершенно никакого внимания. Мы тихо-мирно проследовали вперед и стали ждать, когда джип нас снова догонит. Это произошло довольно быстро (по всей вероятности, Витька адекватно оценил услуги тормознувшего его инспектора), но кусты на трассе еще не закончились, а сотрудники ГИБДД не удовлетворили свою потребность в портретах умерших американских президентов.

Джип тормозили еще дважды, хотя он и снизил скорость. Но менты, по всей вероятности, переговаривались по рации, оповещая о приближении денежных клиентов, которые предпочитают платить штрафы на месте.

Однако ментовская корысть сыграла нам с Татьяной на руку: джип еще больше снизил скорость, и мы держались за ним без труда, правда, на почтительном расстоянии, чтобы не привлечь внимания. Но Витька явно смотрел вперед на кусты, а не назад на следующие за ним машины.

Он направлялся в Новгородскую область.

— Далековато ребятки обосновались, — заметила Татьяна. — Ближе, что ли, места не было?

— А может, ближе все места уже заняты? — высказала предположение я. Ведь насколько я поняла из слов Колобова, у них там нечто типа охотничьих угодий. Места требовалось много, знакомые рожи видеть не хотелось. И свидетели лишние не нужны. Хотя как они на такое расстояние людей возят?

На грунтовой дороге, куда после трехчасового пути повернул джип, нам пришлось отстать значительно: тут машины отсутствовали вообще.

Татьяна притормозила у обочины, а я выскочила из машины, прислушиваясь. Звук удаляющегося джипа хорошо разносился в вечерней тишине.

Мы с соседкой решили, что дальше нам ехать опасно: шум нашего мотора тоже вполне могут услышать. Однако и оставлять машину на этой дороге не хотелось: мало ли кою понесет нелегкая. Разденут.

Впереди виднелся лес. Мы все-таки решили до него доехать и загнать «тойоту» под какие-то кусты, а оттуда идти пешком, тем более что звук мотора джипа уже заглох. По всей вероятности, деревня находилась где-то рядом.

До леса доехали на черепашьей скорости.

Прямо перед ним увидели съезд. Колея шла вдоль ряда деревьев. Куда она вела, мы так и не выяснили, но ею воспользовались и метров через сто приткнули машину под развесистым кустом так, что проезжающие по дороге машины ее не заметят — если тут, конечно, еще кто-то поедет, если будет смотреть и если что-то увидит в спускающейся темноте.

Машину Татьяна заперла, и мы отправились пешочком в направлении грунтовой дороги, но выходить на нее не стали, решив отдышаться под сенью деревьев. Если услышим мотор — заляжем в мох, а бродить тут на ночь глядя идиоты и идиотки, кроме нас, вряд ли найдутся. Но все равно было страшно.

Татьяна взяла мою руку и сжала. Я ответила ей тем же. Мы вздрагивали при каждом звуке: сломавшейся под ногами сухой ветки, шорохе листвы над головой, взмахах крыльев птиц, пролетающих над деревьями. Городским людям, какими были мы с Татьяной, тут все казалось непривычным.

Лес быстро закончился, и впереди замаячил ряд покосившихся домиков, правда, покосившиеся домики стояли только с нашей стороны леса. Дальше возвышались надежные, добротно срубленные строения. Сразу за ними синело озеро.

— Заброшенная деревня? — прошептала Татьяна. — И они тут обосновались?

— Похоже, — кивнула я и предложила короткими перебежками добраться до ближайшего домика, а потом перебегать от одного строения к другому.

Так мы и поступили, рванув от кромки леса к первому. Покосившаяся дверь открылась не сразу, но мы справились и заскочили внутрь.

Там отдышались. Сердце дико билось в груди.

Я достала из сумки специально прихваченный из дома фонарик.

В домике лежал толстый слой пыли и имелась старая мебель, на которую, по-моему, было опасно садиться — можно оказаться на полу.

Приглядевшись, мы заметили, что ножки табуреток и стола подточены и подъедены какими-то жучками. В углу комнаты, где мы остановились, пробежав сени, стояла старая железная кровать. У моих родителей есть такая на даче вывезена в свое время из коммуналки, на ней еще бабушка с дедушкой спали.

В доме было три комнаты и чердак, на который вела хлипкая лесенка. Но мы не решились на нее ступить. Вообще половицы скрипели, пахло какой-то затхлостью, дом имел нежилой вид. Наверное, бывшие хозяева умерли, а их потомки дом продать не смогли из-за удаленности от цивилизации, а сами тут жить не желают, ездить же сюда, например, из Питера далековато. Бензин-то теперь дорогой, да и электрички тут поблизости нигде не ходят. Хотя и поездка на электричке сюда обошлась бы в копеечку. Я же считала, что бензин нам с соседкой оплатил Сухоруков.

За окном темнело. Мы с Татьяной решили дождаться ночи, чтобы начинать обследование территории. Зачем мелькать сейчас, когда нас могут заметить? Охрану тут, наверное, никто не выставляет. Подобраться незамеченными большой группе врагов невозможно: из-за стоящей тишины. Да и кто сюда пойдет пешком? Мужики — существа ленивые, а на появление женщин тут не рассчитывают. И кто знает про это уединенное местечко? Если уж Сухоруков со своими возможностями точный адрес не выяснил.

Мы с соседкой съели по бутерброду и по яблоку. Запили все это лимонадом. Термос остался в машине: тащить его с собой было бы тяжело.

— Юлька, — вдруг прошептала Татьяна, — а ведь мы с тобой идиотки.

— Чего это ты вдруг стала такая самокритичная? — спросила я, потом подумала и уточнила:

— Почему это?

— Надо было взять воровские отмычки, — вздохнула Татьяна. Пригодились бы.

Мы посмотрели друг на друга. Но такое не пришло ни ей, ни мне, ни Ольге Петровне в голову. Да и дома у нас этого добра нет. Хотя давно пора бы обзавестись. Но хоть отвертки какие-то могли прихватить? Ломик у меня в багажнике валяется уже два года. Серега когда-то забыл.

Такая память о любимом. Выйдет из тюрьмы — может, отмычки подарит? Надо будет подсказать. Мужикам вообще обычно надо подсказывать, что дарить, — ну или мне такие попадались. Правда, все, не сговариваясь, дарили мне нижнее белье (и ни один не ошибся с размером!). Мне теперь салон можно открывать.

И выставлять на аукцион — как в свое время принцесса Диана выставляла свои платья, чтобы собрать деньги на благотворительные нужды.

А мне для выкупа любимого из тюрьмы.

Я предложила поискать что-то в этом доме.

А вдруг осталось какое-то добро от старых хозяев? Воровать-то тут вроде бы некому? Правда, наши бомжи и бывшие зеки вполне могли добраться и до этих мест и обосноваться в таком домике на жилье. Хотя нет, в этих домиках не могли. Их бы отсюда быстро турнули. Тут-ци себе, ни людям.

Мы с Татьяной принялись за тщательное обследование дома, не забывая постоянно прислушиваться к происходящему у озера. Джип мы видели из самой маленькой комнаты, окна которой выходили на противоположную от леса сторону. Значит, в самом деле нашли место, и можно считать, часть гонорара, выплаченного Сухоруковым, я отработала.

Наши поиски в доме практически не дали результатов. В печке мы обнаружили лишь старую кочергу и совок.

— Ну что, берем? — неуверенно спросила Татьяна. — Хоть какое-то средство самообороны.

Юлька, почему тебе никто из знакомых пистолет не подарит? Ведь сделал бы Андрюша тебе разрешение на ношение. Или кто-то другой из знакомых ментов. И ты бы спокойно себя чувствовала, отправляясь на задания редакции.

Я прыснула, не в силах сдержать смех. Представила себя с пистолетом. И процедуру раздачи оружия репортерам в кабинете у Виктории Семеновны, а также ее инструктаж… У Кирилла Александровича пистолет явно есть. Этот хитрый жук не мог о себе не побеспокоиться. Вот только о сотрудниках не думает. Лишь о некоторых сотрудницах, причем обязательно — блондинках. А я — брюнетка и перекрашиваться не собираюсь.

Наконец спустилась ночь. Все это время стояла тишина, ничем не нарушаемая. Мы даже примерно не могли сказать, сколько в деревне сейчас находится народу. Вполне могло оказаться и трое: дедуля с бабулей и Витька. А могло быть и гораздо больше. Просто они здесь не веселятся так, как обычно «новые русские» на отдыхе. Может, просто наслаждаются натуральными продуктами? Природой? Тут ведь и банька должна иметься.

— Ну что, пошли? — шепотом спросила Татьяна, беря в руки кочергу.

Я кивнула и прихватила совок: больше взять было нечего.

Короткими перебежками мы миновали три пустующих дома, а у четвертого, тоже внешне непрезентабельного, замерли. В нем слышались какие-то шумы. Мы с Татьяной переглянулись и замерли. Прислушались. В доме бубнил какой-то голос — но он доносился с другой стороны, смотрящей на озеро. Мы сделали два шага вправо, чтобы посмотреть, падает ли из окон свет. Выглянув из-за угла, ничего не заметили, а голос уже смолк. Но мы увидели крыльцо с одной выломанной посередине доской (очень удачно туда ногой попадать) и висящий на двери огромный амбарный замок.

Мы быстро отступили назад на исходную позицию.

— Здесь что, кто-то живет?! — спросила Татьяна, приложив губы к моему уху.

Я покрутила пальцем у виска. С таким амбарным замком снаружи? Они что, через окно входят и выходят?

— Юлька, тут может быть нечистая сила, — заметила соседка. — Как раз места для нее. Боязно мне что-то. Ты молитву хоть какую-нибудь знаешь?

В это мгновение в доме раздался какой-то треск, а потом до нашего слуха вполне отчетливо донеслась фраза на русском народном, произнесенная лицом мужского пола. Второй мужской голос громко стал интересоваться, что случилось. Мы замерли — и выслушали объяснения: под чьей-то задницей треснула сгнившая половица. Ей, правда, были даны еще кое-какие эпитеты, но их я опускаю.

— Кто это? — прошептала Татьяна через некоторое время.

— А мне откуда знать?

Звуки стихли. Из других домов тоже ничего не доносилось. Мы еще подождали в темноте, прижимаясь к стене дома. Потом Татьяна, не говоря мне ни слова, приподнялась и передвинулась к окну, расположенному метра на два левее. Я поняла ее намерения, последовала за ней и все-таки уточнила, собирается ли она залезать в дом?

— Не просто же так мы сюда приехали? Ты же, кажется, материал для очередного сногсшибательного репортажа собираешь? Или, считаешь, уже достаточно?

Я не считала. Пока мы только выяснили месторасположение деревни по заданию Сухорукова. Но для себя я не сделала ни одной фотографии и не собрала новых сведений даже на один абзац. А Пашки с видеокамерой и подавно не было. Нечего тут Пашке делать.

Татьяна попробовала окно. Но оно было крепко закрыто изнутри. Тогда соседка предложила осматривать все подряд.

Одно окно оказалось разбито в верхней левой части, словно сюда кто-то кинул камень.

Рама, правда, была закрыта плотно, и снаружи мы не могли ее открыть. Татьяна предложила меня подсадить, чтобы я запустила руку в дырку и попробовала открыть окно изнутри. Поскольку другого способа проникнуть внутрь мы не видели, пришлось в прямом смысле сесть Татьяне на шею, оттуда, проявляя осторожность, чтобы не порезаться, запустить руку в дырку и искать защелку. Процесс увенчался успехом, и вскоре окно открылось. Правда, со скрипом.

Мы опять застыли на местах. В доме довольно отчетливо помянули маму. Другой голос сказал обладателю первого, чтобы он спал. Нет тут нечистой силы.

— Давай им покажем, а? — прошептала Татьяна мне в ухо.

Мне в это мгновение почему-то вспомнилось, как мы в годы моего детства в летнем лагере ходили мазать мальчишек зубной пастой.

Сегодняшняя вылазка чем-то напоминала те случаи. Правда, тут нас могли встретить и свинцом… В годы счастливого детства худшим, что могло нас ждать, был пакет с водой, выпущенный в девчонок оставленными у мальчишек дежурными. После чего просыпались воспитатели, и тех, кто не успел добежать до своей кровати и притвориться спящим, заставляли мыть полы.

Но внутрь мы с Татьяной все равно залезли и опять застыли на местах, пытаясь сориентироваться, где находится комната, в которой кто-то живет.

— Слушай, а амбарный замок у них, может, только для вида? — вдруг спросила меня Татьяна.

Но сейчас проверять было уже поздно. Вместо этого мы шагнули к единственной в пустой комнате двери. Половицы заскрипели.

— Бля буду, здесь кто-то ходит! — послышалось совсем близко.

— Да прекратишь ты или нет?! Как я посмотрю, у тебя после тех змей гуси улетели! Лечиться надо, в натуре.

— А ты бы полежал со змеей на груди!

— Да я лежал, как и ты, в натуре! Забыл, что ли? И ничего!

Татьяна схватила меня за руку. Я тоже поняла, кто тут находится: незадачливые взломщики, посетившие мою квартиру и лично познакомившиеся с Сарой и Барсиком.

И тут я почувствовала, как моей ноги коснулось что-то мягкое, скользнуло по ней… С трудом сдержалась, чтобы не заорать. Бросила взгляд вниз. У ног что-то чернело… В следующее мгновение на меня посмотрели два глаза-уголька, горящие в темноте. Кот!

Татьяна, так же заметившая кота, замурлыкавшего у моих ног (явно почувствовал, что от меня Васькой пахнет), шепотом велела мне готовить фотоаппарат.

— Они, наверное, в наручниках, как и ты была, или связаны, прошептала Татьяна и подошла к закрытой двери.

Я последовала за ней с приготовленным к работе фотоаппаратом. Сегодня я специально прихватила с собой свой самый дорогой, со всяческими прибамбасами, чтобы снимать в темноте и с большого расстояния. Мальчиков, конечно, будет неплохо запечатлеть для нашего еженедельника.

Татьяна открыла дверь, ведущую в небольшой коридорчик. Дверь заскрипела еще сильнее, чем половицы. Мы не смогли подсчитать, сколько было дверей: не могли зажечь свет, так как вообще не были уверены, есть он тут или как, и не решались включить фонарик.

— Ты слышал? — раздалось из-за одной из дверей — прямо напротив той, где мы стояли. — Опять! Надо звать деда. И тачка приехала. Мы же слышали в натуре: кого-то из пацанов принесло. Пусть проверят дом. Может, сюда зверь какой забрался в натуре?

— Да, медведь-шатун, — хмыкнул второй голос совершенно спокойно. Ходит тут осторожненько, чтобы мы не психовали, в натуре. Или змейки твои любимые приползли. Так ты им понравился, что они за тобой из Питера побежали.

Соскучились, бля буду.

— Слушай, заткнись, а? Накаркаешь ведь.

Татьяна на цыпочках сделала шаг к двери, за которой томились мальчики, и тут мы заметили, что она закрыта неплотно, поэтому мы и слышали голоса так отчетливо. Комнату парней заливал лунный свет, поэтому она предстала перед нами, можно сказать, во всей красе. Но долго рассматривать ее нам было некогда. Я быстро заглянула внутрь через Татьянино плечо и различила два лежащих на полу тела. А соседка уже подталкивала кота к юношам. Я наклонилась, почесала кота за ухом и тоже попыталась показать ему направление следования. Татьяна сделала шаг назад, уступая мне место поближе. Я держала фотоаппарат наготове.

Оба парня лежали спиной к двери. По всей вероятности, один демонстративно отвернулся от другого. Потом мой взгляд метнулся правее, и я поняла, что они не могут особо менять положения: по одной руке у каждого было приковано к двум ножкам большого шкафа. Видимо, сами парни не могли освободиться, иначе явно не лежали бы тут.

Кстати, а почему их не в моем любимом сарае держат? Или там место только для почетных пленников — банкиров, бизнесменов и женщин? А простых братков по старым домам распределяют? Поэтому их и не сносят?

Но додумать мысль мне не удалось: из дырки в полу рядом с ближайшим к нам с Татьяной парнем, который боялся змей, выбралась маленькая мышка.

Такого дикого вопля мне не доводилось слышать ни разу в жизни. Или ему просто стало щекотно? Мышка хвостиком защекотала? Или маленькими лапками пробежалась по большому, но очень чувствительному телу? А потом телу стало больно — кот ведь тоже заметил мышь и прыгнул за ней, приземлившись аккурат на мужское достоинство парня. Парень вскочил как ошпаренный, причем с такой силой дернул рукой, что ножка отделилась от шкафа и повисла на его руке вместе с наручником. Но на этом парень не успокоился и рванул к закрытому окну, выбил его телом, продолжая истошно вопить, и понесся куда-то в ночь. В домах, стоящих у озера, залаяли собаки. «Вот это лишнее», — подумала я, быстро делая пару кадров и отпрыгивая назад, чтобы нас не заметил второй молодец.

Но он только на словах был смелым. А как дошло до дела, так закрыл глазки и рухнул на пол. Шкаф с оторванной ножкой немного потрещал, но не развалился.

Татьяна, шепнув мне: «Мотаем!», первой помчалась к окну, через которое мы влезали в дом.

Я спрыгнула на землю вслед за ней, окно мы прикрыли, после чего рванули к дому, в котором прятались изначально. Уходить пока не стали: было интересно, чем дело кончится. Конечно, нас могли и обнаружить, но что нам сделают?

А в добротных домах проснулся народ. Сбежавший молодец больше не орал, и мы с Татьяной вообще не представляли, где он успокоился.

Лежит, наверное, где-нибудь без сознания.

Поскольку звуки в ночи разносились прекрасно, мы вскоре услышали два старческих голоса — дедка и бабули — и два молодых. Они не могли понять, что случилось, как «этот» мог снять наручник и куда он вообще понесся. Значит, пока не нашли?

Компания приблизилась к дому, который мы покинули, послышался лязг снимаемого замка, дед с бабкой вошли внутрь, а вот у Вити случилась незадача: нога попала в дырку, которую мы с Татьяной видели на крыльце. О постигшем его несчастье Витя поспешил оповестить всю округу, причем не менее громко, чем только что орал несчастный друг братьев наших меньших.

Но Витя ногу не сломал, его приятель помог ему ее вытащить, сам проявлял осторожность — и, наконец, все четверо оказались в доме. Теперь до нас доносился лишь приглушенный гул голосов. Через несколько минут компания дом покинула, прихватив и терявшего остатки мозгов парня. Он не переставая говорил про змей.

Он что, мышь за змею принял? Или кота? Обоих? Или у него теперь такая фобия будет? Везде змеи мерещиться станут?

— Да не водятся у нас тут змеи, — повторял дедок. — Отродясь их в этих местах не было.

Я тут сколько лет живу — ни одна в мой дом не заползала.

— Это в ваш! — ответил парень. — А тут дом пустой стоит сколько лет. Вот и поселилась гадина. Гадом буду, слышал, как она скрипела по половицам. А потом дверь открыла в натуре.

— Ты, мил человек, сам-то хоть себя слушаешь? — застрекотал дедок. Змея дверь открыла. Силов-то у змеи таких нет, чтобы двери открывать.

— А если большая? — вдруг спросил Витька. — Я помню, в Индонезии видел такую огромную змеищу… Она бы могла.

— Витя! — воскликнул дедок. — Даже если сюда и добралась какая-то лесная змейка, то уж точно не питон! — Потом дедок, по всей вероятности, обратился к парню в наручниках:

— Но ты, мил человек, не переживай. Ладно уж, вернем тебя в сарай. Девушка была против, но ничего не попишешь. Придется ей потерпеть.

Туда змея точно заползти не может. Я тот сарай сам строил, досочка к досочке. Ни одна змеюка не проникнет.

— Слушайте, чего вы нас со Слоном тут держите, в натуре? Берите шефа, и пусть он тут сидит, сколько влезет. Мы-то тут при чем, в натуре?! Вечно нам отдуваться приходится!

— Мил человек, мы люди подневольные, ты же знаешь. Как и ты. Ведено держим. И ведь, согласись, у нас не так плохо? Вот змея приползла — тут же переводим в другое место. Кормим тебя хорошо. Вон Витя сегодня рассказывал: человеку одному мой медок так понравился, что он денег прислал. Вить, расскажи теперь ему.

И девушке-журналистке понравилось. Она для себя просила. И мне, старику, приятно. Она о нас с бабкой так тепло в газете написала. Я теперь эту газету в красном углу держать буду.

— Бля буду, эта журналюга и принесла сюда змею! — завопил пленник на всю округу. — Она их на нас напустила.

— Ты, мил человек, хоть думай, чего несешь, — аж обиделся дедок.

— Да, Костолом, ты уж загнул, — подтвердил Витя. — И вообще, Юльку сюда без сознания везли, а обратно — с завязанными глазами.

И зачем бы она сюда поперлась? Она про это место уже статью наваляла. Ей здесь больше делать нечего. Не про тебя же ей писать в натуре?

После этого мы какое-то время разговоров не слышали: компания закрылась в помещении.

Затем начались женские вопли, доносящиеся изнутри этого самого строения — видимо, моего любимого сарая.

— Кого это они тут держат? — спросила Татьяна.

Я пожала плечами, и у меня тут же появилась мысль: освободить девушку, кем бы она ни была. Братки пусть потомятся в неволе, им полезно, в городе спокойнее будет, но какую женщину эта компания прихватила на этот раз?

Внезапно я застыла на месте.

— Ты чего? — тут же отреагировала Татьяна, почувствовав, как я напряглась.

— Это, наверное, Любаша. Ну та, из гостиницы. Или даже Варя. Или кто-то из девочек…

Надо освобождать.

— Любашу навряд ли назвали бы девушкой, — заметила соседка.

Я согласилась. Значит, скорее всего. Варя.

— ! Ну что будем делать? — прошептала Татьяна.

— Сейчас подождем, пока эти улягутся, и сходим. И поедем домой. Хватит на сегодня.

Компания в самом деле вскоре вышла из сарая, продолжая обсуждать случившееся. Дедок повторял, что змеи быть не могло. Витьку же интересовало, куда убежал Слон, и они с приятелем намеревались отправиться на его поиски. Но Слон больше не издавал никаких звуков. Я подозревала, что он уже пришел в себя и теперь не намерен соваться в лапы своим тюремщикам, а попытается каким-то образом отсюда смотаться. По крайней мере я на его месте поступила бы именно так.

Витька с приятелем примерно полчаса прочесывали окрестности. На наше счастье, они комментировали свои действия вслух. Неужели считают Слона глухим? Он ведь тоже мог понять, что они намерены предпринять? Но затем эти двое решили прочесать все старые дома.

— Давай в погреб! — шепнула мне Татьяна, рванула крышку и уже собралась слететь вниз, ноя ее остановила:

— Лучше на чердак. Оттуда мы все-таки сможем спрыгнуть на землю. Если что.

Я первой ступила на качающуюся лестницу, не без труда, но смогла по ней взобраться. Татьяна последовала за мной — и лестница опять устояла. Мы притаились наверху.

Войдя в дом, где мы прятались, Витька с приятелем осветили его лучом фонарика — и тут же заметили множество следов в пыли.

— Он тут был! — завопил Витька. — Или еще сидит! Ищи его!

Два мужика забегали по ветхому строению, сотрясая его шумом своих тяжелых шагов и громких голосов, заглянули в погреб, от укрытия в котором мы, к счастью, отказались, затем остановились под лестницей, ведущей на чердак. Мы замерли в ожидании. Сейчас нас тут найдут, и…

Но лестница не выдержала такого количества ходящих — или вес последнего. Внизу послышался треск, потом грохот падающего тела, затем мат и вопли. Витя грохнулся с треснувших ступеней.

А потом ночь; прорезал другой звук — заводимого мотора.

— Уходит! — взвизгнул Витькин приятель и первым вылетел из дома. Витька, забыв про ушибы, понесся за ним.

— Стой, гад! Стой, сволочь! — вопили два тюремщика, от которых на джипе уносился подопечный.

Но гад и сволочь, конечно, не остановился.

А тюремщики, матерясь на всю округу так, что звери, наверное, попрятались по норам, опасаясь гнева людей, побрели назад к добротным домам, закончив поиски. Искать им было больше некого. Более того, встала транспортная проблема. Но и она была мелочью по сравнению с гневом шефа, который обрушится на их головы, когда Колобов узнает о случившемся.

Но последняя фраза, прозвучавшая на всю округу, заставила меня насторожиться:

— Это все эта журналистка! — оповестил окрестности о своем последнем выводе Витька. — Если б не она, жили бы спокойно.

— Слушай, а ты-то тут при чем? — не поняла Татьяна. — То один тебя обвиняет, то другой.

— Ну надо же на кого-то переложить свою вину, — заметила я. — Тем более Костолом тоже считает меня во всем виноватой. Ладно, ждем полчаса и идем спасать девушку. Надеюсь, подмога к Вите не приедет среди ночи?

— Надейся, — кивнула Татьяна. — На известную русскую и мужицкую лень. Но надо поторапливаться.