Адмирал Империи – 31

Глава 8

Место действия: двойная звездная система HD 21195, созвездие «Эридан».

Национальное название: «Екатеринославская» — сектор контроля Российской Империи.

Нынешний статус: контролируется Российской Империи.

Расстояние до звездной системы «Новая Москва»: 190 световых лет.

Точка пространства: альфа-сектор, орбита центральной планеты Никополь-4.

Дата: 9 апреля 2215 года.

Нетрудно догадаться, что координаты, на которые я указал в разговоре с Еленой Ивановной Соколовой, и в которые, по моему глубокому убеждению, отступали рассеянные остатки 4-го «вспомогательного» космофлота, по странному и удачному стечению обстоятельств в точности совпадали с районом сосредоточения главных сил нашей доблестной объединенной императорской эскадры под началом адмирала Павла Петровича Дессе. Именно туда, в самое пекло грядущей решающей схватки с армадой Коннора Дэвиса, рвалась сейчас моя 27-я «линейная».

И признаюсь вам со всей откровенностью, друзья мои, что в данном случае я намеренно несколько схитрил перед своей старой боевой подругой. Ибо, при всем моем немалом опыте и интуиции прожженного космического волка, я, конечно же, не мог знать со стопроцентной уверенностью, отступают ли деморализованные остатки космофлота Элизабет Уоррен именно в указанный мной альфа-сектор. Хотя, по всей видимости и логике, дело обстояло именно так. В самом деле, куда же еще отходить разгромленному и рассеянному в клочья соединению, как не под крылышко самого могущественного и всесильного Коннора Дэвиса? Только там незадачливая Уоррен и ее потрепанные корабли могли рассчитывать на передышку и необходимую реорганизацию.

Так что, положа руку на сердце, не так уж сильно я и обманул доверчивую Елену Николаевну Соколову. Скорее, просто малость слукавил и прикинулся человеком, которому якобы досконально известны сокровенные планы противника на ближайшее будущее. Но, согласитесь, разве можно всерьез винить меня за эту невинную хитрость? В конце концов, на войне, как на войне — здесь все средства хороши, чтобы добиться своей цели.

Тем более, что Соколова, при всех своих многочисленных достоинствах и положительных качествах, являла собой классический образец старого служаки, привыкшего не рассуждая и беспрекословно выполнять приказы вышестоящего начальства, в точности следуя букве воинского устава и не утруждая себя лишними деталями. Капитан первого ранга Соколова не отличалась излишним вниманием к мелочам и нюансам, была начисто лишена гибкости мышления и склонности к импровизации. Идеальные качества для подчиненного, но не для командира, вынужденного брать на себя ответственность и принимать нестандартные решения в постоянно меняющейся боевой обстановке.

В результате столь удачно проведенной мной комбинации, 1-ая бригада дивизии вице-адмирала Козицына в мгновение ока оказалась в составе моей заметно поредевшей в жарких боях 27-ой «линейной». Все трофейные крейсеры, фрегаты и линкоры, захваченные нами в триумфальном сражении с космофлотом Уоррен и способные самостоятельно передвигаться в космосе, я поспешно отрядил к Никополю-16 под охраной нескольких эскадренных миноносцев все той же Соколовой.

Во-первых, без команд они были сейчас по большей части бесполезны в бою, скорее обременяя мою эскадру своей малоподвижностью и уязвимостью. А во-вторых, тринадцать пусть и изрядно потрепанных, но вполне годных к восстановлению вымпелов должны были послужить отличным подношением и одновременно утешительным призом для оставшегося не у дел Василия Ивановича Козицына.

Я искренне надеялся, что столь щедрый презент вкупе с триумфальной вестью о частичном разгроме 4-го американского флота несколько притупят негодование моего старшего товарища в связи с тем, что я бессовестно увел из-под его носа целую бригаду боевых кораблей. Конечно, вице-адмирал вряд ли с восторгом воспримет весть о моем своеволии и самоуправстве. Тем более что уводил я свое новоиспеченное соединение неведомо куда и надолго — туда, где нам предстояло сойтись в смертельной схватке с главными силами Дэвиса. А это, в свою очередь, означало, что даже при самом благоприятном исходе грядущей битвы, Северный флот очень нескоро или вовсе не сможет вернуть 1-ую бригаду в лоно родной 3-ей «линейной».

Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что из-за моих действий дивизия Козицына будет весьма чувствительно ослаблена. И если вдруг Василию Ивановичу в ближайшее время придет недвусмысленный приказ от командующего Самсонова с требованием выдвигаться в поход, то 3-ей «линейной» ничего не останется, как вступить в бой в заметно усеченном составе. А это уже чревато непредсказуемыми, зачастую трагическими последствиями.

Что ж, эту моральную дилемму придется решать по мере ее возникновения. В конце концов, я не мог нести ответственность за весь космофлот разом. Впрочем, у меня оставалась надежда, что с Козицыным удастся помириться чуть позже, когда страсти немного поулягутся. В конце концов, старик, хоть и вспыльчив, но достаточно отходчив и не злопамятен. Главное, чтобы к тому времени мы с ним оба были еще живы и хотя бы относительно здоровы.

Ладно, довольно терзаться угрызениями совести и переживаниями о чувствах других, от греха подальше, выбросим из головы все эти душевные метания и целиком сосредоточимся на предстоящих боевых действиях…

27-ая «линейная» дивизия, в настоящий момент имеющая в своем составе двадцать боевых вымпелов (как я уже говорил ранее, эсминцы капитана первого ранга Соколовой были отряжены мной в эскорт и одновременно в качестве буксировщиков трофейных кораблей, плюс к тому, на верфи Никополя-16 для срочного ремонта ушли мои израненные крейсер «Очаков» и эскадренный миноносец «Пылкий»), не мешкая и не теряя драгоценного времени на подготовку и восстановление, лишь по-быстрому заправив топливные баки до отказа интарием, начала совершать один стремительный «форсажный» рывок за другим, устремившись в заветный альфа-сектор.

Предстоящие испытания обещали быть весьма и весьма суровыми, потому я безжалостно гнал свои корабли и экипажи, понимая, что цена промедления или недостаточной прыти может оказаться запредельно высока. Усталые, измотанные люди, бледные от недосыпания, с глазами воспаленными от вечного мельтешения экранов и дисплеев — все это меркло и отходило на второй план перед грозной неизбежностью скорой решающей битвы, от исхода которой зависела судьба не только контр-адмирала Василькова и его верных соратников, но, возможно, и всей «Екатеринославской».

В результате этой безумной гонки, когда вахтенные и дежурные команды едва успевали сменять друг друга у пультов управления, разве что мельком прикрывая воспаленные глаза в блаженные мгновения передышек и наспех глотая концентрированный паек в перерывах между вахтами, моя эскадра буквально за какие-то стандартные сутки с небольшим хвостиком наконец-то прибыла к эпицентру разворачивающихся событий. А именно — к орбите центральной планеты системы Никополю-4, чью красную, мелкую словно кирпичная крошка пыль я до сих пор продолжал отхаркивать, с содроганием вспоминая три поистине адские недели, проведенные на раскаленной поверхности этого безжалостного мира в штрафном батальоне космодесанта. Поверьте, друзья, лучше сто раз дать бой превосходящему противнику в космосе, имея хотя бы мизерный, но все же шанс уцелеть, чем еще раз оказаться в том аду, в котором я оказался…

Не мучения и страдания, перенесенные мной на красных песках этого беспощадного мира сделали Никополь-4 поистине бесценным в моих глазах. Этот шарик представлял колоссальную ценность и в чисто практическом, стратегическом плане. В первую очередь, жемчужиной «Екатеринославской» эту планету делало наличие на ее поверхности мощнейшего и безостановочно работающего горнодобывающего комплекса, выкачивающего и перерабатывающего драгоценный интарий — единственное пока известное человечеству вещество, способное послужить компактным и долговременным источником энергии для кораблей дальнего космоплавания, производства и быта колоний. Поистине, эта субстанция была подобна живительному эликсиру, животворной влаге, без которой захиревало и останавливалось все. И Никополь-4 щедро делился этим бесценным даром, исправно снабжая интарием наши космофлоты.

Кроме того, красная планета обладала еще одним весомым козырем — на ней проживало без малого три миллиона колонистов — граждан Российской Империи. Гражданское население, которое, как это ни прискорбно, до сих пор по неведомой причине (а скорее всего по преступной халатности и раздолбайству ответственных лиц) не было эвакуировано с планеты, несмотря на близость линии фронта и нарастающую угрозу вторжения.

Хотя, если учесть тот хаос, неразбериху и откровенный паралич власти, что творились в наших рядах после вести о загадочном ранении государя-императора, удивляться подобному головотяпству, пожалуй, не приходилось. Все это время, пока Его Величество находился между жизнью и смертью, а высшие сановники грызлись меж собой в борьбе за власть, простым смертным не доставалось ни крупицы внимания или заботы. Так что в сущности я уже ничему не удивлялся, горестно качая головой и сокрушаясь о людском равнодушии и близорукости.

И вот теперь, глядя на величественно разворачивающуюся перед иллюминаторами моего флагмана панораму Никополя-4, я отчетливо понимал, что мы обязаны удержать эту твердыню любой ценой. Бросить планету и ее обитателей на произвол судьбы, отдать их в жадные лапы алчущих «янки» мы просто не имели права. Это было бы равносильно предательству — по отношению к соотечественникам, Империи и присяге. Слишком высоки ставки, чтобы отступить.

Бесконечная вереница танкеров и заправщиков всех мастей и калибров, тянувшаяся к Никополю-4 со всех концов необъятной системы подтверждала тот факт, что планету необходимо оставить за собой. И немудрено — контроль над этими стратегически важнейшими объектами инфраструктуры, дающими жизнь и силу любому космофлоту, был поистине бесценен. По сути, тот, кто владел Никополем-4 и его ресурсной базой — владел ключом ко всей «Екатеринославской». Ибо ни одна, даже самая могучая и многочисленная армада не способна воевать без топлива и снабжения, сколь бы грозной и непобедимой она ни казалась. Стоит перекрыть ей путь к заветной трубе — и все, считай, приплыли, то есть прилетели…

Так что, не стоит далее распространяться о важности удержания Никополя-4 конкретно для нас. Равно как и о еще большей ценности его для «янки» с их прожорливым громадным космофлотом. Ведь, как мы помним, в распоряжении Коннора Дэвиса находилось поистине чудовищное, невообразимое количество кораблей — более пяти сотен боевых вымпелов.

Вот только для того, чтобы эффективно управлять и приводить в движение эту исполинскую ораву, требовалось регулярно и в немалых количествах подкармливать их, словно ненасытное стадо, все новыми и новыми порциями интария. Причем потребность эта лишь возрастала по мере активизации боевых действий. Ведь частые переход, маневры на «форсаже» и подпространственные скачки сжигали топливо с пугающей быстротой и интенсивностью. Только успевай заправляться, иначе рискуешь оказаться в космической пустоте с пустыми баками — беспомощный и никчемный.

Именно поэтому для победоносного продолжения кампании, для дальнейшей изматывающей борьбы с русскими космофлотами и последующего победного наступления на «Новую Москву», хитроумному и дальновидному Коннору Дэвису позарез требовалось иметь у себя за спиной такой надежный и неиссякаемый источник снабжения, как система «Екатеринославская» со своим беспрецедентным Никополем-4. Без подобной тыловой базы, способной исправно и беспрерывно накачивать боевые соединения «янки» топливом, все замыслы и планы коварного «Мясника» оказывались не более чем пустым сотрясением воздуха. Попросту нереализуемыми на практике из-за банальной нехватки горючего. Да-да, вот так вот просто и незамысловато.

На свою беду, звездная система «Екатеринославская», помимо всего прочего, еще и располагалась прямехонько на пути следования американских армад к сердцу нашей необъятной Империи — к столице, планете «Новая Москва», а также к знаменитому Тульскому Промышленному Поясу. Безусловно, Дэвис, наблюдая за нашим разладом после ранения императора, не колеблясь ни минуты, решил во что бы то ни стало овладеть «Екатеринославской» в кратчайшие сроки, бросив на достижение этой цели все силы своего поистине громадного звездного воинства. В конце концов, рассуждал он, если уж сам Господь Бог вкладывает тебе в руки такой роскошный козырь, то грех не воспользоваться им для достижения полной и окончательной победы.

Так, в одночасье Никополь-4 со всей системой превратились в ключевую точку пространства на большой тактической карте этой затянувшейся войны. И именно здесь, в пространстве близ ставшей вдруг такой желанной красной планеты, занял оборону и приготовился дать решающий бой противнику Северный космический флот Российской Империи. Та самая объединенная эскадра, перед которой была поставлена архисложная, но от этого не менее почетная задача — стать несокрушимой стеной на пути лавины кораблей Коннора Дэвиса, не пропустить ни единого вражеского корабля во внутренние миры нашего сектора контроля.

И во главе этого космофлота, призванного совершить невозможное, был поставлен не менее легендарный командующий — адмирал Павел Петрович Дессе, по общему мнению, лучший и талантливейший космофлотоводец наших Военно-Космических сил. Тот самый гениальный стратег и непревзойденный тактик, чье громкое имя давно уже стало синонимом доблести и отваги в умах простых обывателей. «Северный Лис», как между собой почтительно и восхищенно именовали его подчиненные. Мой учитель, наставник и, чего уж там скрывать, названный отец…

— Погодите, погодите-ка! Кого я вижу⁈ Зрение меня не подводит… — картинно воскликнул до боли знакомый скрипучий старческий голос, в котором явственно слышались нотки неподдельного изумления пополам с неуверенностью. И правда, исхудавший, побледневший, давно не стриженный и заросший щетиной, я сейчас вряд ли был похож на того лощеного красавца-контр-адмирала, каким Павел Петрович привык меня видеть.

Я прекрасно знал, что Доминика Кантор непременно должна была сообщить моему крестному о моем освобождении из штрафного батальона. Для Павла Петровича, с его обширными связями и осведомленностью, мое появление здесь никак не могло стать новостью. Однако сейчас старик отчего-то делал вид, что крайне удивлен, даже поражен, лицезрея меня на пороге своей каюты.

Это неприятно кольнуло сердце, словно тонкая игла пронзила его насквозь. Какая-то неясная, тревожная мысль вдруг всплыла из глубин сознания, царапнув своими острыми краями. Еще совсем недавно, во время разговора на борту «Звезды Эгера», я с некоторым недоумением узнал от Доминики, что Павел Петрович, оказывается, и пальцем не пошевелил, чтобы вытащить меня из передряги. И теперь вот снова этот нарочитый, почти комичный удивленный вид и картинное всплескивание руками. Словно актер на подмостках перед благодарной публикой лицедействует.

Не то чтобы я всерьез рассчитывал на вмешательство своего высокопоставленного родственника, прекрасно понимая всю двусмысленность и щекотливость ситуации. Но где-то в глубине души теплилась робкая надежда, что уж кто-кто, а Павел Петрович не оставит меня в беде. Выручит, вызволит, поможет… Ан нет, похоже, крестный и не думал ввязываться. Предпочел отсидеться в стороне, выжидая, чем дело кончится.

Конечно, можно было понять и оправдать подобную осторожность. Лезть на рожон, открыто защищая впавшего в немилость офицера, да еще и перед лицом столь могущественного противника — все равно, что совать голову в пасть голодному льву. Чревато, как ни крути. Но легче от этого почему-то не становилось…

Однако сейчас, в свете грядущих судьбоносных событий, когда вражеские армады, словно туча саранчи, вот-вот обрушатся всей своей мощью на измученную войной «Екатеринославскую», я счел неуместным поднимать подобные темы и ворошить прошлое. В конце концов, обиды обидами, а дело превыше всего. Тем более сейчас, когда решается не только моя личная судьба, но, возможно, и судьба всего Отечества. Нужно быть выше мелочных склок и амбиций, сплотиться перед лицом общего врага. Отринуть все лишнее и быть всецело сконцентрированным на выполнении долга.

Меж тем Павел Петрович, так до конца и не разгадав моих метаний, продолжал разыгрывать затейливый спектакль одного актера, призванный, видимо, обозначить его крайнее изумление и неподдельную радость от нечаянной встречи.

— Шурик, быть того не может, легок на помине, — всплеснул он морщинистыми руками, округлив выцветшие глаза и комично взметнув кустистые брови. — Каким ветром тебя к нам занесло? С тебя что сняли все обвинения?

И, не дожидаясь ответа, старик живо выскочил из-за стола и бодрым, размашистым шагом, совсем не вяжущимся с его преклонным возрастом, кинулся мне навстречу. В следующий миг я оказался в крепких объятиях Дессе. Павел Петрович разрешил себе эту вольность, даже несмотря на то, что рядом со мной в этот момент находились: Наэма и Яким Наливайко, которых я взял с собой на «Петр Великий» — флагманский авианосец Дессе, чтобы представить командующему как своих новых капитанов…

Вернее сказать, это мои друзья уговорили меня взять их с собой на аудиенцию к «Северному Лису», так как знали его, невероятно уважали, но не были знакомы с прославленным адмиралом лично. Майор Белло и полковник Наливайко ни за что не хотели упускать подвернувшийся шанс пожать руку легендарному космофлотоводцу, в буквальном смысле слова творившему историю на их глазах. Еще бы, не каждый день простым смертным, пусть даже и лихим вояками, доводится лицезреть живую легенду.

Едва лишь моя 27-я «линейная» дивизия, существенно усиленная кораблями капитана первого ранга Соколовой, появилась на орбите Никополя-4, как мы буквально сразу же оказались в плотном кольце внушительных по своей численности дивизий Северного флота. Целая россыпь крейсеров, линкоров и фрегатов под андреевскими флагами расположилась вокруг алой планеты, словно рой разбуженных пчел вокруг сладкого цветка.

Без труда окинув взглядом огромную эскадру, подчинявшуюся непосредственно Павлу Петровичу, я насчитал без малого две сотни вымпелов, представлявших собой поистине грозную силу. По крайней мере, на первый взгляд. Опытному глазу, однако, было видно, что это еще далеко не все имевшиеся в распоряжении командующего корабли. Похоже, некоторые соединения Северного космофлота все еще пребывали в глубоких космических рейдах, патрулируя пространство и собирая развединформацию о продвижении армад Коннора Дэвиса.

И хотя даже в нынешнем составе группировка Дессе представляла собой более чем внушительную силу, закравшееся в душу смутное беспокойство царапнуло сердце недобрым предчувствием. Слишком уж неравным обещал стать грядущий бой — если верить сводкам космической разведки, американцы двигались сюда, к Никополю-4, колоссальными, просто-таки неисчислимыми массами…

Однако я тут же отогнал прочь невеселые мысли. В конце концов, не впервой нам биться с численно превосходящим врагом.

Павел Петрович Дессе, похоже, искренне обрадовался, узнав о нашем прибытии. Как только адмиралу доложили о появлении на радарах нового, незнакомого соединения, он первым делом поинтересовался, кто возглавляет загадочных визитеров. И едва услышав знакомое имя, буквально расцвел в неподдельном восторге.

Еще бы — во-первых, Дессе был несказанно счастлив вновь увидеть меня живым и здоровым, невзирая на все превратности судьбы и пережитые злоключения. Все же крестный отец, как-никак. При всей своей суровости и непреклонности, Дессе отличался редкостным для командира сентиментальным и отходчивым нравом. Особенно по отношению к тем, кого искренне любил.

Ну а во-вторых, мое неожиданное появление на орбите Никополя-4 во главе двадцати полностью снаряженных и укомплектованных вымпелов стало для «Лиса» поистине царским подарком. Каждый новый боеспособный корабль представлял сейчас для Дессе воистину неоценимое сокровище, особенно в свете надвигающейся схватки не на жизнь, а на смерть.

В свою очередь я и сам был несказанно рад вновь свидеться с Павлом Петровичем и обнять любимого крестного. Человека, которого любил и почитал как родного отца, невзирая на наши порой непростые и даже шероховатые в последние годы отношения.

Своего настоящего отца я не помнил — тот геройски погиб, когда я был еще несмышленым младенцем, едва появившимся на свет. А вот дядя Паша, как в детстве я в шутку звал моего высокопоставленного родственника, в меру сил и возможностей заменил мне обоих родителей. Строго, но справедливо воспитывал, наставлял на путь истинный, учил уму-разуму, помогал разбираться во всех превратностях жизни и тонкостях нелегкой флотской службы.

За одно это я навсегда сохраню в своей душе чувство глубокой благодарности и искренней признательности к суровому старику. Позже, когда я возмужал, прошел всю карьерную лестницу от зеленого мичмана до адмирала Военно-Космических сил Российской Империи, наши пути с Павлом Петровичем несколько разошлись. Слишком многое развело нас по разные стороны баррикад: и различия в убеждениях, и несхожесть жизненных принципов, и моя бунтарская, непокорная натура, не желавшая мириться с устоявшимися порядками и догмами.

Нельзя сказать, что наши прежде теплые, почти родственные отношения переросли во вражду или неприязнь. Отнюдь нет, мы по-прежнему питали друг к другу самые добрые чувства, хотя порой и расходились по ключевым вопросам имперской политики и флотской стратегии. Но прежней душевной близости, увы, поубавилось…

— «Шурик»⁈ — я несколько опешил такому игривому, совершенно не вяжущемуся с нынешними обстоятельствами настрою Павла Петровича. — Знаешь, дядь Паш, ты ведь не называл меня подобным образом, дай-ка припомнить, уже без малого лет двадцать…

— Да ну? — картинно изумился Дессе, лукаво прищурившись и продолжая напропалую валять дурака. Похоже, все мои опасения насчет холодного приема у сурового крестного оказались напрасны. — И сколько же тебе теперь годков стукнуло, мой мальчик?

— Уж точно поменьше, чем некоторым присутствующим здесь аксакалам, — подхватывая веселую игру, парировал я, с неподдельной теплотой прижимая к груди поистине стальное, несмотря на почтенные годы, тело легендарного флотоводца. — Тебе-то, дорогой дядя Паша, поди, уже целый век с гаком корячится…

— Но-но, щенок, повежливее со старшими! Сколько раз я тебе твердил — не смей обращаться ко мне в подобном фамильярном тоне, да еще и в присутствии посторонних! — напустив на себя показную строгость и грозно сдвинув кустистые брови, прикрикнул на меня Дессе, искоса поглядывая на скромно застывших за моей спиной майора Белло и полковника Наливайко. Впрочем, лукавые смешинки, затаившиеся в уголках выцветших глаз старого флотоводца, мигом выдавали всю притворность гнева.

— Какой я тебе, «дядя Паша»⁈ Совсем от рук отбился! Перед тобой, между прочим, стоит адмирал космофлота Его Императорского Величества, командующий объединенной эскадрой и оплот трона! Вот как надобно меня теперь по всей форме величать, ясно?

— Ну, раз такое дело, Павел Петрович, тогда и ты будь добр, не смей более именовать меня «Шуриком», — подхватив игру, с наигранным высокомерием парировал я, красноречивым кивком указав на своих спутников. — Вон, полюбуйся, мои то уже от смеха ржут взахлеб, словно стадо мустангов на водопое. Теперь ведь тоже примутся обзывать своего командира всякими уничижительными прозвищами, коль скоро сам грозный «Северный Лис» подал им такой пример…

— Ничего себе, мальчонка-то раздухарился, — усмехнулся адмирал Дессе, переглядываясь с моим друзьями.

— И не надо тут козырять своими титулами и регалиями, — продолжал я разыгрывать из себя оскорбленного в лучших чувствах вельможу, метнув в сторону веселящегося крестного отца притворно-возмущенный взгляд. — Мы тоже тут, понимаешь, адмиралы и командующие будем…

— Ладно, договорились, — деланно хмурясь, но не в силах сдержать довольную ухмылку, сдался Павел Петрович, картинным жестом всплеснув руками. — Только вот объясни-ка мне, с каких пор ты командующим заделался?

— Временя такие, — отмахнулся я. — Все быстро меняется…

— Да, все поменялось, — печально улыбнулся старик, казалось несколько смутившись и задумавшись о чем-то своем. Через несколько секунд адмирал будто очнулся, тряхнул головой и снова приветливо улыбнулся мне и моим товарищам. — Сам видишь, что происходит в Империи, которую мы с тобой поклялись защищать. Теперь пришло самое время выполнить клятву…

— Похоже, на то…

— Теперь ты командующий дивизией, — улыбнулся старик, ласково посмотрев на меня и похлопав по плечу. — И я этому безмерно рад…

— Дивизией, которая прибыла сюда лишь затем, чтобы поступить в ваше полное и безраздельное распоряжение, господин адмирал, — вытянувшись во фрунт и четко, по-военному чеканя слова, без лишних церемоний поправил я своего собеседника. — 27-ая «линейная» отныне находится под вашим прямым командованием и ожидает дальнейших указаний.

Дессе несколько опешил от столь внезапного перехода от задушевной беседы к официальному тону рапорта. Но тут же расплылся в довольной улыбке, сообразив, что своенравный крестник наконец-то перешел от пустопорожней болтовни к серьезному делу…