Агитбригада 3

Глава 17

— Генка! Ты что это⁈ Нет! Сто-о-ой! Не надо! — успела крикнуть Клара, как Епифан-я бросился на неё с ножом.

Не знаю, чем бы всё это закончилось, но меня схватил за руку Семён Бывалов. Он как раз шёл к Гудкову и услышал. Успел задержать руку.

И началось. Выскочил Гудков, потом все наши.

Ор, крики, ругань. Меня скрутили, связали, пару раз больно пнули.

— Ты зачем, гад такой, на Клару напал⁈ — взревел Гудков и влепил мне увесистую оплеуху. Моя голова отлетела назад, и я пребольно ударился затылком о стену. В глазах аж потемнело. Самое гадкое было то, что Епифан полностью овладел моим телом, и я не мог ничего ни сказать, ни даже пошевелиться.

Клару, отчасти, спасло от убийства то, что Бывалов был намного сильнее Генки. Да и сколько того Генки — сирота, постоянно недоедал, да ещё и сам по себе субтильный подросток. А вот если бы было наоборот — боюсь даже подумать, чем бы всё закончилось.

— Гена! Геночка! Ну, зачем ты так⁈ — рыдала Нюра, — что ты наделал⁈

— А я тебе говорила, Нюра, что отсутствие воспитания до добра не доведёт, — это уже Люся. Я, кстати, всегда ощущал, что она меня сильно недолюбливает.

— Теперь вы верите, что он украл у меня семейную реликвию! — завизжала Шарлотта. Она даже попыталась вцепиться мне в волосы, но Гришка не дал.

Гришка вообще молодец, он громко на всех рыкнул и, когда установилась ошеломлённая тишина, сказал:

— Может, давайте, сперва спросим у Генки, зачем он так? Мы все его давно знаем, и вроде парень он нормальный. Да, иногда хулиганит по-мелкому, но кто из нас так не делал?

— А я считаю, что его в тюрьму надо! — плаксиво произнесла Клара и зарыдала.

О! Сейчас был её звёздный час. Она, очевидно, поняла, что я больше ей помогать не буду, и решила хоть так отомстить.

— Разобраться сперва надо! — мрачно сказал Гришка. И Гудков, как ни странно, согласно кивнул. Скорее всего, ему тоже не хотелось выносить сор из избы.

— Объясни, Капустин, — зло сказал он.

— Тут ещё посмотреть надо, где Роман и Виктор Зубатов. Может, он их давно укокошил! — внесла свои пять копеек Клара, и я аж помертвел.

Если они сейчас войдут в мою комнату, то там под кроватью обнаружат Зубатова. Мёртвого. И тогда мне всё. Капец.

Я никогда не смогу доказать, что это не моих рук дело.

Да и Романа рано или поздно-таки найдут, я даже не сомневался в этом.

От этой дикой какофонии звуков зверски разболелась голова.

— Отвечай, Капустин! — опять больно дёрнул меня за плечо Гудков.

И тут этот гадский урод Епифан, вместо того, чтобы молчать, ощерился и чётко сказал:

— Иди ты нахрен, Гудков! Тля!

И после этого началось: меня пару раз пнули, отчитали, а потом поволокли куда-то.

— Посиди здесь! — рыкнул разъярённый Гудков, когда Бывалов втолкнул меня в небольшой чулан. Он запирался на крепкий засов, который сразу же и заперли. Послышался шум отдаляющихся шагов. Голоса стихли.

— Ну что допрыгался? — мысленно сказал я Епифану, — придурок.

— Я допрыгался? — прыснул Епифан, — это ты, брат, допрыгался. Считай, твоя песенка спета.

— Но твоя песенка спета тоже, — ответил я. — Расстреляют меня, так и тебе каюк будет.

— Меня Мефодий заберёт. Такой договор был.

Я саркастически расхохотался:

— Нужен ты Мефодию, как козе стоп-сигнал! Особенно после того, как отдал ему нож.

— Ну, книга всё ещё у меня, — ответил Епифан, правда, уже не так уверенно.

— Да он и сам найдёт, поверь, — сказал я, — он знает, из какого я города, а там найти, где я жил, не составит труда.

— Но ты же хорошо книгу спрятал? — в голосе Епифана послышались панические нотки.

— Ничего я её не прятал, — насмешливо ответил я (врал и не краснел, лишь бы помотать ему нервы), — на столе во флигеле так и лежит. Между учебником по геометрии и хрестоматией по родной литературе.

— Вот ты дура-а-ак, — расстроенно протянул Епифан. По его тону было видно, что он сильно озадачен.

И поэтому я решил сделать контрольный:

— Сейчас они труп Зубатова найдут и всё. Так что готовься.

— Перед расстрелом я покину тело, так что всю прелесть от пуль поимеешь ты! — хохотнул Епифан, но так нервно и неубедительно это прозвучало, что он даже сам себе не поверил.

А я сказал:

— Ты сам никогда не сможешь выйти из этого тела, Епифан. Ты в нём заперт. Да, ты меня ловко подвинул, согласен. Для меня это было неожиданно, ведь я тебе верил. Но, значит, будет мне урок. А что касается тебя, то всю прелесть расстрела ты испытаешь вместе со мной сполна. Но даже не это самое страшное. А самое страшное, браток, начнётся потом, когда нас с тобой убьют. И тогда наши души пойдут разными путями. Ты сколько лет втюхивал сиволапым крестьянам про закон божий и, значит, прекрасно знаешь, что кара божья настигнет тебя за все твои грехи. И за мои тоже. А вот я попаду в рай, как невинноубиенный. Так что прими мои поздравления и вспоминай мои слова, когда черти тебя будут жарить в аду на сковородке!

Епифан не ответил. Но, судя по тому, как быстро билось моё сердце где-то аж в районе горла — он явно проникся. И довольно сильно.

Я не стал его больше пугать. Нужно закрепить результат. И обдумать моё положение. Если честно, где-то глубоко в душе я как-то всё равно не верил, что можно вот так вот тупо и бездарно спалиться. Я сколько раз балансировал на грани, попадал в такие передряги, что ой, а теперь вот так просто раз — и всё.

— Позови своих призраков! — хмуро велел Епифан.

— Не хочу, — ответил я.

— Нас же расстреляют! — вскипел он.

— Уж лучше пусть расстреляют, чем безмолвной куклой наблюдать, как ты разрушаешь мою жизнь, — ответил я и добавил, — и отстань от меня. Проси помощи своего Мефодия. И жди, что он тебя спасёт. Лет через триста. Может.

Епифан обиженно умолк. Ну а что ему было говорить? Сам себя загнал в угол. Сделал ставку не на ту лошадку.

Некоторое время я сидел в тишине. Где-то в коридоре, на первом этаже, слышался шум, голоса. Там явно то ли спорили. То ли ругались. Ну, понятно — в агитбригаде ЧП и сейчас они решают мою судьбу.

— Слушай, Гена, а ты то заклинание наизусть помнишь? — опять подал голос Епифан, но говорил он теперь вкрадчиво, мягко, обволакивающе.

— Ага, чтобы тебя выпустить из тела, и ты будешь летать свободным призраком, а расстреляют меня. Держи карман шире! — фыркнул я.

Опять замолчали. Молча слушали склоку внизу, до меня долетали обрывки, так что понять ничего было невозможно. И от их решения я не ожидал ничего хорошего.

Так и вышло. Открылась дверь и Гудков кому-то сказал:

— Забирайте его!

Меня вытащили из чулана два дюжих мужика в форме и потащили из дома, больно заломив руки.

Следом бежала Нюра и плача, просила:

— Геночка! Повинись! Скажи, что на тебя затмение нашло! Тогда тебя просто посадят!

Гришка и Зёзик, которые были во дворе (явно меня ждали), сказали:

— Держись, брат!

— Вот ты начудил, Генка! Вроде и не пьяный был.

А Жорж просто кивнул и ничего не сказал. Но всё равно на душе стало как-то теплее. Насколько может стать теплее в такой вот ситуации.

Остальные или осыпали меня угрозами и проклятиями, как Клара и Шарлотта, либо просто моча злорадствовали, как Люся и Семён. По поведению Гудкова понять его настрой и отношение я не смог.

В общем, каждый продемонстрировал своё настоящее отношение ко мне.

И вот я оказался в каталажке. К моему облегчению это было одиночное помещение, иначе даже не знаю, как в таком состоянии я бы отбивался от матёрых урок.

Кряхтя и постанывая, я поднялся с холодного пола и полез на нары.

В помещении воняло застарелой мочой и человеческой болью. На сырых стенах со вздувшейся штукатуркой обильно произрастала плесень. Было холодно и сыро. Я поёжился. Хоть Епифан занял моё тело и полностью поработил меня, но холод, голод и боль я чувствовал сполна.

Мда. Вот теперь я уж точно попал.

Неожиданно накатилось полное равнодушие. Мне стало как бы всё равно, что со мной дальше будет. Единственно, было слегка стыдновато перед чудным дедком, похожим на Николая-чудотворца. Ведь свою часть договора я так и не выполнил.

— Генка! — минут через десять опять не выдержал Епифан, — что будем делать?

— Что хочешь, то и делай, — отрезал я, — когда ты все эти шашни с Мефодием затевал, ты со мной не советовался. И когда, словно вор, украл моё тело — тоже. То с чего ты взял, что я буду тебе помогать?

— Я не верю тебе, — медленно произнёс Епифан, — ты молодой, ты жить хочешь. Все молодые хотят жить.

— Жить хочу, — не стал отрицать очевидное я, — но такую жизнь и врагу не пожелаешь. В лучшем случае меня сошлют в заполярные лагеря. А там выживает один из тысячи. Уж лучше пусть расстреляют, чем такая жизнь.

Епифан, очевидно, проникся и затих.

А я задремал.

Ну а что мне было ещё делать? Я ведь даже почесаться не мог.

Не знаю, сколько прошло времени, но мне послышался тихий звук, словно кто-то царапается.

Я сначала даже не придал этому значения — ну царапается, пусть себе царапается. Подумаешь, может, это крыса. Меня, главное, не трогает, и ладно.

Я опять попытался вздремнуть, когда звук повторился и всё более отчётливо.

— Генка, ты слышишь? — обеспокоенно сказал Епифан.

Я не стал отвечать.

Буквально через минуты три звук повторился, ещё явственнее.

— Что-то не нравится мне всё это, — нервно сказал Епифан.

— А ты считай, что это тебя Мефодий освобождать пришел, — сказал я и обидно расхохотался.

Епифан надулся и не ответил.

Звуков больше не повторялось. Ну и ладно. Меня никто не вызывал на допрос. Но и не кормили. Безобразие. Хотя, с другой стороны, сейчас законы были такие, что на разбирательство отводили в лучшем случае одну беседу. А так-то расстреливали направо и налево без суда и следствия. Не думаю, что ради пятнадцатилетнего сироты, причём пойманного на месте преступления, кто-то будет делать исключение. Так что и кормить меня было бесперспективно.

— Генка! — опять сделал попытку достучаться до моей совести Епифан, — а давай договоримся? Ты прочитай то заклинание и освободи меня из твоего тела. А я слетаю к старухе, скажу твоим призракам, пусть идут тебе на помощь?

Я молчал.

— Ну, Генка, — не унимался Епифан, — сам подумай, зачем нам погибать вместе?

— Ну да, по-твоему, лучше тебя выпустить и погибать мне одному⁈ — хмыкнул я, — хорошо придумал. Нет уж, ты начудил, значит, и получишь сполна!

Епифан понял, что ничего не получается и начал мне угрожать. Затем молить. Затем взывать к моей совести. Но я не реагировал. Очень хотелось проучить эту сволочь, которая разрушила всё, чего я добился с таким трудом.

Он ещё что-то там вякал, но я уснул. Последние часы вымотали меня изрядно, да и бессонные ночи и постоянное напряжение тоже сказалось — я так крепко уснул, что проснулся только тогда, как Епифан заорал:

— Мими! Ты что делаешь⁈

Я увидел, как посреди моей одиночной камеры стоит Мими, чуть покачиваясь, и зло шипит на меня, выставив руки с гигантскими когтями, которые ещё больше увеличились.

— Генка! Что она делает⁈ Скажи ей!

— Как сказать? — равнодушно ответил я, — ты заблокировал меня в этом теле и я ничего не могу.

— Если я верну тебе управление телом, ты прогонишь её? — заискивающе спросил Епифан.

— Зачем это мне? Чтобы ты потом снова запер меня? Нет уж. Не буду я тебе ничего помогать. Сам с нею договаривайся.

— Но она же видит, что здесь не только ты, но и я. Со мной она договариваться не будет! — завопил Епифан.

Тем временем Мими подошла ко мне, принюхиваясь. А затем махнула когтями, располосовав мне грудь. Епифан отчаянно завыл и вылетел. Мими бросила мне под ноги куклу и велела:

— Ы!

Я не заставил себя упрашивать, ведь счёт шел на секунды, и скороговоркой прочитал заклинание. Епифана втянуло в куклу.

— Ы! — удовлетворённо кивнула Мими, и схватила куклу, словно сытый кот мышку.

— Генка-а-а-а! Помоги! — завыл Епифан.

— Спасибо, Мими! — от всего сердца сказал я, — ты меня спасла!

Мими согласно кивнула и вышла сквозь дверь, не забыв, впрочем, прихватить куклу с орущим Епифаном внутри.

А я остался в каземате один, с истекающими кровью болючими разрезами на груди. Мне предстояло продумать, как я буду выкручиваться. Выхода из этой ситуации я совсем пока не видел. Но где-то он должен быть.

Прошел ещё примерно час. Я совсем окоченел. Так как ко мне вернулась способность управлять своим телом, то я немного поприседал, затем немного походил по камере, чтобы придать затёкшим конечностям чувствительность. Делать какие-то более активные телодвижения я не решался — грудь ощутимо болела и кровоточила.

Я, конечно, очень благодарен Мими, что она меня избавила от Епифана, но если ко мне до утра не придут — истеку кровью. Хотя если мне уготован расстрел, то всё это уже малосущественно.

И ко мне пришли.

Примерно часа через два сперва появился Моня.

— Генка! — завопил одноглазый, материализуясь прямо из воздуха, — ты живой⁈

— Живой, — я не стал заострять внимание на том, что если я стою посреди камеры, значит живой.

— Там такое творится! — аж подлетая до потолка от перевозбуждения, начал рассказывать он, — это Мими меня сюда прислала!

— А где Енох?

— Он с Мими. Мы решили, что она его хоть немножко слушается, поэтому он остался с ней, а я полетел к тебе.

— И что там происходит? — спросил я, а у самого аж сердце замерло.

— Ну, слушай! — Моню капитально распирало от новостей.

И он мне поведал, что вытворяет Мими, так что у меня даже волосы на голове, и везде, стали дыбом:

— Мими забросила куклу пока тебе под кровать. Теперь Епифан рядом с трупом Зубатова лежит. Любуется. Потом она развесила кишки по всем комнатам в доме. У Люси такая истерика была! А Нюрка так вообще упала в обморок, когда увидела, и её пришлось водой отливать.

— Какие кишки? — побледнел я, — Чьи кишки? Кого вы там уже убили?

— Да ничьи! — хохотнул Моня, — коровьи. Здесь, недалеко, бойня, коров режут и колбасу делают. Ну тебе же она так понравилась.

Я кивнул. Да, местная колбаса пользовалась моим особым уважением.

— Ну и вот! Мими набрала там кишок и развесила по всем комнатам, — продолжал трещать Моня, — можешь себе представить — на карнизах, на лампочках, на стенах такие гирлянды!

— А наши что? — перебил Монины восторги я.

— В панике, — радостно заулыбался Моня.

— Ты главное скажи — они труп Зубатова нашли? — продолжил допрос я.

— Ещё нет! Я же говорю — не до того им! — Моня аж лучился от восторга, — а Кларе, представь себе, Мими налила полную ванную крови. До самых краёв. Там оно выплеснулось и залило весь пол и начало прокапывать на первый этаж. А там, в комнате, сидят такие Зёзик с Гришкой. Ну, выпивают по чуть-чуть, ясное дело и ведут разговоры, как тебя выручать. И тут им на голову прямо с потолка — кап-кап! Зёзик гля такой — кровь. И скопытился. В обморок упал. А Гришка ему на мордень стакан винища плеснул и, пока тот продирал глаза, побежал посмотреть. И Гудкова кликнул. Прибегают, а там море крови! Представляешь? Все побежали посмотреть, а у Клары полная ванна крови! Гудков в неё вцепился, мол, кого ты убила, а она орёт, что ничего не знает. Чуть до драки не дошло. Еле их расцепили.

Он бы ещё продолжил смаковать и рассказывать, когда за дверью послышался шум, лязгнул замок и на пороге показался человек в форме и… Гудков. Он был бледный, глаза ввалились, и на лбу пролегла глубокая складка:

— Капустин! — голосом смертельно уставшего человека сказал он, — ты хоть знаешь, что у нас там происходит?

— Не знаю, — покачал головой я и посмотрел на него честным-пречестным взглядом, — а что там происходит? И почему я здесь?

— Ты не знаешь? — удивился Гудков.

— Понимаешь, Макар, — я придал своему лицу выражение испуга, — я вообще ничего не помню. И ещё. Вот смотри! Не пойму, что это?

Я распахнул куртку и показал Гудкову обильно кровоточащую грудь.

— Погоди Геннадий, — сказал Гудков и обернулся к человеку в форме, — его что, били?

— Никак нет, — ответил тот, вытаращив глаза, — привели сюда и сразу закрыли дверь. Тогда он был нормальным, без этого.

— Мне срочно нужно встретиться с твоим руководством, — строго сказал Гудков и они ушли, заперев дверь.

А я остался один.

— Что будешь делать, Генка? — передо мной сразу возник Моня.

— Сейчас Гудков добьется, чтобы меня выпустили, — усмехнулся я, — затем мы пойдём на агитбригаду. Затем, когда страсти чуть улягутся, я встречусь с Мефодием.

— Но он же тебя убьёт! — испугался Моня.

— Меня? Нет! — улыбнулся я, — ведь он ведь будет думать, что меня поработил Епифан.