Агитбригада 3

Глава 23

— Ты всё осмотрел? — спросил я. — Тщательно осмотрел?

— Всё! — ответил Енох.

— А вокруг того места летал?

— Летал.

— А в сарае?

— И в сарае.

Я задумался, но ненадолго:

— Слушай, там рядом нужник должен быть, может он туда пошел?

— Нет его там, — мрачно буркнул Енох, — я смотрел.

— Мда, час от часу не легче, — пробормотал я.

— А почему ты тут сидишь? — с подозрением глядя на меня, спросил Енох.

— Отдыхаю, — рыкнул я.

— Так здесь неудобно же… — начал было Енох, но потом сообразил, что я ехидничаю, и, надувшись, буркнул, — вечно тебя заносит в какие-то странные места, Генка! Умеешь ты в передряги попадать!

— Иначе я бы никогда не познакомился с тобой! — парировал я и хмуро добавил, — это всё хорошо, только как мне теперь выбраться отсюда?

— Даже не представляю, — также угрюмо сказал Енох, — Моня исчез, людей в деревне нету, да если бы и были, то я никак им не сообщу, что ты здесь. Они же меня не увидят. Да ещё и твой враг, который тебя сюда сунул, где-то рядом ходит…

Я тоже не знал, что и делать. Ситуация была абсолютно патовая. Выхода, казалось, не было совсем.

Повисло молчание.

— А знаешь, Енох, — задумчиво сказал я, — здесь наверху какие-то звуки были. Ты никого не видел? Может, призраков?

— Нет, не видел и не слышал. А какие именно? — заинтересовался призрачный скелетон.

— Музыка была. Патефон играл, — начал перечислять я, — шум, такой, словно вечеринка здесь проходит. Шаги, будто пары танцуют…

— Странно, — озадаченно поморщился Енох и вдруг спросил, — а что за музыка?

— В каком смысле? Музыка, как музыка, — рассердился я, — танцевальная.

— Я понимаю, — ответил Енох и опять прицепился ко мне, — ты мелодию постарайся вспомнить. Что это было? Кадриль? Казачок? Присядка? Барыня?

— Да какая барыня! — возмутился я, — танцевальная, красивая такая.

— Вспоминай, вспоминай, — поторопил меня Енох. — Может, камаринская? Или хоровод?

— Не смешно! — огрызнулся я, а сам задумался. Мелодия той музыки крутилась в голове, а припомнить точно я её не мог.

— Вспомни мотив, — посоветовал Енох, — попробуй напеть мелодию.

— Сейчас, — задумался я, от попыток припомнить, разболелась голова и задёргался левый глаз. — Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та! Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та!

— Что-то похожее на фокстрот? — удивился Енох.

— А ведь точно! — обрадованно кивнул я, — как это я сразу не понял?

— Но этого не может быть! — воскликнул Енох.

— Как это не может! — возмутился я, — я лично это слышал! Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та! Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та! Стопроцентный фокстрот!

— Генка! Я не сомневаюсь, что ты напел мелодию фокстрота, — сказал Енох, — но сам подумай: в заброшенной захудалой деревне в глуши, в обычной сельской избе, звучит патефон и сиволапые крестьянки в замызганных лаптях куртуазно отплясывают фокстрот?

Я завис. А ведь и правда!

Что-то с моим восприятием явно не так. То, что буквально минуту назад казалось таким естественным, сейчас выглядело, словно театр абсурда.

— Как мне выбраться отсюда? — вернулся к насущной теме я.

— Я полечу тогда снова искать Моню? — предложил Енох. — Просто других вариантов не вижу.

— Давай! — кивнул я и добавил, — только ты периодически возвращайся, а то мне не по себе.

— И воздух скоро закончится, — брякнул Енох и я вздрогнул. О том, что я скоро задохнусь в этом земляном мешке я сейчас старался не думать.

Енох улетел, а я, от нечего делать, уснул. Ну, а что, лежать бояться было непродуктивно, в Хлябове, в доме, где квартировала наша агитбригада, поспать мне в последнее время вообще не давали. Так что я воспользовался ситуацией и неплохо так задрых.

Разбудил меня опять Енох:

— Генка! Генка! — снова прицепился он ко мне.

— Чего? — зевнул я, — такой хороший сон снился. Надеюсь, ты не для того меня разбудил, чтобы сообщить, что Мони нигде нету?

— Мони нигде нету, — расстроенно кивнул Енох, — но разбудил я тебя не потому. Тут по избе та крестьянка ходит. С топором.

— Чего-о-о? — у меня чуть глаза на лоб не полезли.

— Ну та, которая песню пела… — уточнил Енох и у меня аж отлегло.

— И что она тут делает? — удивился я.

— Когда я к тебе летел, она полку со стены обухом топора сбивала.

— Ааааа, — улыбнулся я, — старое доброе занятие всех времён и народов?

— Что за занятие? — не понял Енох.

— Мародёрство называется, — в голове у меня шумело.

— Ты бы покричал ей, что ли, — сказал Енох, — может, услышит и выпустит тебя?

— И то дело, — кивнул я и принялся звать на помощь.

Так как реакции от крестьянки не было, я принялся стучать. Уже буквально через каких-то пару минут послышался скрип сдвигаемого сундука, и крышка люка приоткрылась.

— Кто здесь? — послышался дрожащий женский голос.

— Выпустите меня, пожалуйста, — со всей вежливостью сказал я, — я упал в подпол, а кто-то сверху сундук подвинул.

— Ты к-кто? — боязливо спросила она.

— Мы с вами недавно во дворе встречались, — напомнил я, — вы ставни ещё там снимали. Резные.

— Комсомолец, что ли? — охнула женщина, — погоди, я сейчас!

Послышался скрип, очевидно, она двигала сундук дальше. Затем крышка люка полностью открылась, и женщина сказала:

— Вылезай.

— Ох, спасибочки, — поблагодарил я и принялся выбираться наружу.

— Ма-а-а-атерь божья! — всплеснула руками крестьянка, когда я выбрался наружу полностью, — кто же тебя так?

Я машинально схватился за голову, вся задняя часть была в запёкшейся крови.

— Сам бы хотел знать, — пробормотал я, скривившись. — Кто-то по голове огрел и скинул меня туда.

— А я-то думаю, отчего ты помогать не спешишь, — молвила женщина, — ждала, ждала, да и сюда пошла.

— Я товарища своего искал, — пояснил я, — думал, что вдвоём мы быстрее справимся. А натомись ни товарища не нашел, и сам в яму эту попал.

— Да уж, дела творятся какие тут, — всплеснула руками женщина.

— Кстати, — сказал я, — вы случайно музыку здесь не слышали?

— Какую музыку? — с подозрением уставилась женщина на меня.

— Фокстрот, — ляпнул я, а Енох, который слабо мерцал неподалёку, стараясь не отсвечивать, сердито сплюнул, явно намекая на мою глупость.

Но женщина меня не поняла:

— Что за фокстрот? — удивилась она, — не знаю такое.

— Музыка такая, — пояснил я.

— Нету туточки никакой музыки, — удивлённо протянула крестьянка, ты, милок, видать сильно по голове ушиб получил, вот тебе и мерещится всякое. Но ты не переживай. Так иногда бывает. У нас на пятихатке Трифона, сына мельника, хлопцы отлупили, чтобы за чужими девками не бегал, и по голове попали. Так он потом долго звон в ушах после этого слышал. Пока совсем не оглох. Может, и у тебя также?

— Тьфу, баба дура! — зло выругался Енох, впрочем, не подлетая близко.

— Не знаю, — не стал отпираться я.

— Милок, не подсобишь полочку снять? — ласковым голосом спросила женщина, — а то высоко, да и прибита крепко. А в хозяйстве нынче всё сгодится. Я её на кухне у себя приспособлю под горшки. Хорошая полочка будет.

— Сейчас, — вздохнул я, голова после удара и сидения в замкнутом пространстве кружилась, в ушах звенело, но не помочь моей спасительнице было нельзя.

И я принялся отдирать полочку от стены.

— А в деревне вашей людей много? — спросил я, чтобы поддержать разговор, — я, кстати, вашего деда Христофора знаю.

— Какого деда Христофора? — удивлённо спросила крестьянка, — нету у нас никакого Христофора. И никогда не было.

— Как нету? — от неожиданности я чуть себе по пальцам обухом топора не влепил.

— Осторожнее, — заметила мою оплошность женщина и пояснила, — я на пятихатке почитай всю жизнь живу. Мои родители переселились туда из Хохотуя, когда мне три годка было. С тех пор я там живу и всех знаю. Нету там никакого деда Христофора.

— Врёт баба! — констатировал Енох, — Христофор тебе трупы в Хлябов отвозить помогал.

Да я и сам знал, что он помогал. Я лично видел Христофора, ездил на его телеге и беседовал с ним.

Но женщина сказала, что в пятихатке его никогда не было. У меня галлюцинации или она мне нагло врёт? Вот только зачем?

Я отложил данный вопрос и сказал:

— Пойду найду-таки Виктора. Снимем вам те ставни.

— Ой, спасибочки тебе! — обрадовалась женщина и торопливо добавила, — и еще на соседнем доме, на среднем окне тоже ставни снимите.

— Зачем?

— Пригодятся, — уклончиво ответила крестьянка, — я женщина одинокая, вдовица, мне каждая дощечка в хозяйстве надобна.

Пообещав снять ей все ставни, я вышел из избы во двор.

Пока я куковал в подполе, погода кардинально изменилась: вместо ласкового солнышка и овечьих облачков на небе, сейчас всё заволокло серой хмарью. Вот-вот пойдёт дождь.

— Дождь будет, — сказал я, глядя на небо, и поднял воротник.

— А Моня в кургузом пиджачке, — посетовал Енох, — совсем простудится.

— Если он ещё живой, — добавил уточнение я.

— Должен быть живой, — заволновался Енох, — это же Моня. Он неубиваемый.

Тем временем мы дошли до того места. Где я в последний раз видел спящего Моню. Сейчас здесь, конечно же, никого не было.

— Что делать будем? — деловито спросил Енох и сразу предупреждающе добавил, — я вокруг летал, смотрел. раза три подряд. И в нужник смотрел. И даже в собачью будку. Моня словно сквозь землю провалился…

— Точно! — вскинулся я, — сквозь землю провалился! Точно как я только что! Енох, я думаю, нужно искать такой же подпол. Он может быть сверху придавлен сундуком или лавкой.

— И то правда, — замерцал призрак скелета и сказал, — я в соседней избе как раз такой же примерно сундук видел. Надо там поискать.

— Енох, а ты можешь сквозь сундук пролететь, чтобы не двигать его туда-сюда?

— Могу только до пола, люк глянуть. А дальше не могу — землица не пускает, — вздохнул Енох.

— И этого достаточно, — обрадовался я, — выполняй.

Енох исчез, а я потихоньку направился к той избе.

— Нету, — отрывисто буркнул появившийся Енох, — но я ещё в одной избе сундук видел.

— Давай туда, — кивнул я, — обойдём все дома, может и получится его найти.

Енох полетел вперёд, я же ускорил шаг, но всё равно от призрака отставал довольно сильно. Пока я дошел до того дома, как Енох появился опять. На сей раз вид у него был взъерошенный. И я бы даже сказал: «придурковатый».

— Генка! — заверещал Енох, — он там! В подполе! Я его чую. Он мне постучал даже!

— Сейчас выпустим, — обрадовался я, но тут же уточнил, — а там ещё кто-то есть, в доме?

— Да никого нету… — неуверенно сказал Енох и добавил, — вроде.

— Ну так проверь! — рявкнул я и Енох испарился.

Эта изба не сильно отличалась от предыдущей. Разве что здесь пахло вареной свеклой и зверобоем. Такое впечатление, что все крестьяне Хохотуя жили как под копирку.

Я подошел к сунудуку и перво-наперво сказал:

— Моня, ты меня слышишь? Постучи.

Из-под пола послышался глухой звук.

— Там он! Там! — рядом крутился возбуждённый Енох.

— Стоишь на стрёме, — велел я, — чтобы меня опять кто-то по голове не огрел. А я буду вытаскивать Моню.

Енох кивнул и закружил вокруг сундука, а я же попытался его сдвинуть. Этот сундук, в отличие от предыдущего, поддавался с трудом. Но всё равно потихоньку поддавался. Я пыхтел, кряхтел, хекал, тяжело напрягался, но таки сдвинул проклятый сундук в сторону.

— Моня, выходи! — велел я и откинул крышку.

— Генка! В сторону! — вскричал Енох и я на автомате отпрянул в сторону.

Это меня и спасло. Моня. Который ринулся на меня, пролетел мимо и рухнул на пол.

— Моня, что с тобой? — спросил я, не решаясь, однако, подойти ближе.

— Ты на фон его погляди! — шикнул Енох, тоже находясь на отдалении.

Я присмотрелся, и правда — Моня-Зубатов был весь покрыт словно мутной плесенью.

— Какая-то хрень! — воскликнул Енох, а Моня поднял голову и посмотрел на меня мутным ничего не выражающим взглядом. Зрачки его сузились и стали размерами с маковое зёрнышко, отчего глаза казались белыми.

— Моню что-то поработило! — заверещал Енох, — Генка, не подходи к нему близко, вдруг оно на тебя перекинется! И Моня может броситься, будь осторожен!

— Не верещи, — отрывисто кинул я, — он же тебя прекрасно слышит.

— Что нам теперь делать⁈ — как-то совсем по бабьи взвыл Енох. — Что они сделали с Моней? И как его теперь обратно вернуть⁈

— В сказке царевич должен был поцеловать Белоснежку, — многозначительно сказал я и посмотрел на Еноха.

— Не буду я его целовать! — сплюнул Енох, — я противник всех видов мужеложества и прочих извращений!

— Но тогда он останется заколдованным! — хохотнул я.

— Это у тебя из-за нервов истерика начинается, — глубокомысленно констатировал Енох и посоветовал, — пырни его ножом Сафрония, посмотрим. Что получится.

— Не надо меня ножом, — хрипло и медленно проговорил вдруг Моня. Голос его звучал как зажёванная пластинка под водой.

— Нет, мне такой Моня не нравится, — на всякий случай отлетел подальше Енох, — ну вот надо было его из-под подпола доставать, если он теперь такой вот подозрительный. Еще бросится и покусает.

Я же задумался. Моню нужно было освободить от этого странного налёта. Если присмотреться, н был похож на паутину, точнее создавалось впечатление, что Моня укутан в тонкую органзу.

Тем временем Моня, урча, начал подниматься. Движения его при этом были неестественно медленные и дёрганные.

— Генка! — тревожным шепотом обозвался Енох, — зря мы его из-под пола достали. Ты смотри, он сейчас на тебя бросится.

Действительно, Моня приготовился к прыжку.

И тогда я сделал единственное правильное действие — поцарапал Моню ножом Софрония. Не пырнул, а лишь немножко поцарапал.

Моня мгновенно заверещал, задёргался, повалился на пол. Его начало выгибать в конвульсиях, словно при эпилептическом припадке.

— Была бы кукла, можно было перенести его туда. А Зубатова жахнуть ножом, — миролюбиво заметил Енох, наблюдая за корчами и судорогами Мони. — А то жалко смотреть, как он мучится.

— Тебя бы так пырнули, — прохрипел Моня, продолжая трястись.

— О! Наш Моня вернулся! — обрадовался Енох и нравоучительно сказал, — « Помни, что гнев не замедлит, что наказание нечестивому — огонь и червь!*».

— Сам ты червь! — возмутился Моня, которого уже не так выгибало, как раньше, только руки всё ещё тряслись, да глаза косили в разные стороны.

— Это Святое Писание, бестолочь! — возмутился Енох.

— Ты выдёргиваешь любые цитаты и лепишь их ни к селу, ни к городу! — сказал Моня.

— Не богохульствуй, нечестивец! — важно заявил Енох и тут же, не удержавшись, добавил, — нужно бы тебя святой водичкой побрызгать…

— Генка! Скажи ему! — взвился Моня.

— Тихо! — велел я, — не забываем, что здесь находятся враги. Которые пытались меня и Моню похоронить заживо.

Моня вздрогнул.

— Моня, — сказал я, — ты не видел, кто тебя в подпол бросил?

— Почему не видел? Всё я видел! Там трое мужиков, в чёрных халатах. Я сперва подумал, что бабы это. Только потом рассмотрел, что мужики.

— На востоке все мужики ходят в халатах, — кинул комментарий Енох и отвернулся.

— Так то на востоке, — покачал головой Моня, — а это Хохотуй.

— Я предлагаю поступить кардинально, — сказал я. — Сейчас идём, заберём ту женщину, которая меня вытащила…

— И что? — спросил Енох.

— Сам сейчас всё увидишь, — уклончиво сказал я, не вдаваясь в подробности.

Если тут творится какая-то чертовщина, то нечего рассказывать им о своих планах.

Мы так и поступили. Я помог Моне встать на ноги и поддерживал его, пока он делал первые шаги. Как только походка его стала более твёрдой, я пошел на поиски крестьянки. Моня плёлся следом, вяло переругиваясь с Енохом.

Крестьянка нашлась на улице, где деловито грузила на телегу, в которую была запряжена каурая лошадка, всякий деревянный скарб. Среди хлама я разглядел и новые горшки, отрезы ткани и ещё кучу всего.

Ну что же, неплохо тётка сходила прибарахлиться.

— Ты ставни обещал, — обличающе сказала женщина.

Пришлось нам с Моней сходить оторвать ей ставни.

Затем я привёл стреноженных в ближайшей рощице лошадей, на которых мы сюда приехали.

— Ну что, поедем? — спросила крестьянка, взгромоздившись на телегу.

— Сейчас, минутку, — ответил я ей. Затем взял клок соломы и поджёг его. Получившийся импровизированный факел я забросил на ближайшую, покрытую дранкой, кровлю.

Когда мы отъехали недалеко, весь Хохотуй уже вовсю пылал.

* Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова, глава 7, ст. 18–19.