Глава 22

— Он не мог вот так просто взять и исчезнуть! — растерянно сказал Моня, оглядываясь по сторонам.

— Ага, ты раньше мог, я могу, а он — не мог! — ехидно поддел его Енох.

— Вот именно! Раньше и я мог. Сейчас — не могу! — вскричал Моня, — потому что я в живом теле! И старикашка этот тоже живой! Он же не призрак! Значит, он не мог!

— Но тем не менее он исчез, — сказал Енох и облетел вокруг Мони по кругу.

— Вот то-то и оно, — скривившись, кивнул Моня, — странно всё это.

— Может, ход какой в стене есть? — спросил я.

— Откуда тут ход? — ответил Моня, — самая обычная изба, тут всего-то один вход, да и то низкий. Я головой ударился, как входил.

— Ты ещё в детстве головой ударился, — опять влез Енох и, видя, что Моня вскипел, поспешно добавил, — а вот Генка прав, здесь подпол может быть. Крестьяне часто устраивают подполы прямо в избе, чтобы зимой овощи доставать легче было.

— Нету здесь никакого подпола, — Моня внимательно осматривал каждый сантиметр поверхности.

— Слушайте, а может он отвёл глаза и стоит где-то рядом? — пришла мне в голову мысль, — ну вы же можете это делать. Почему бы и ему не уметь?

— Исключено, — авторитетно сказал Енох, — я бы его ощутил. Найти бы не нашел, но присутствие ощутил.

— И я, — сказал Моня.

— Тогда ищем, — вздохнул я.

Мы тщетно, в который, раз перерыли все углы крошечной избушки. Заглянули за печь, под печь, в печь, нашли-таки этот чёртов подпол, он оказался неглубоким, мне по пояс, и был завален разным хламом. Видно было, что им давно не пользовались.

— Ума не приложу, куда он делся? — в который раз сказал Моня.

— Откуда уму взяться? — хихикнул Енох, а Моня взорвался:

— Да ты заколебал уже, придурок! Что ты на меня постоянно нападаешь⁈ Всё ему не так! Тебе до моего ума ещё дорасти надо!

Моня вопил и вопил, но сквозь шум я услышал какой-то звук.

— Тихо! — выпалил я и Моня заткнулся на полуслове.

— Слышали?

Призраки прислушались.

— Ничего нету, — сказал Енох.

— Тебе послышалось, Генка, — добавил Моня.

— Нет! Я точно что-то слышал! — не уступал я, — там звук был какой-то. Странный.

— Во дворе? — спросил Моня, — Может, это журавль на колодце скрипнул?

— Или ворота, — добавил Енох.

— Да нет же, — всё не мог успокоиться я, — звук был странным.

Я задумался, припоминая:

— Словно поёт кто-то.

Моня поёжился и пугливо оглянулся на дверь:

— Может, ну его, Генка, а? — сказал он тоненьким голосом, — давай вернемся домой? Мефодия нету, жертвоприношений больше не будет, а то, что тайны некоторые остались — так чёрт с ними. Через три дня уедем отсюда, Гудков говорил. И забудем всё, как страшный сон.

— А если жертвоприношения будут продолжаться? — не согласился я, — как местным жителям быть? Вспомни Лёлю? Вспомни Ирину? Официанта? Вот они чем были виноваты? За что их убили?

Моня промолчал.

— Нам нужно осмотреть здесь все дома и сараи, — авторитетно заявил Енох.

— Но мы же в прошлый раз всё тут облазили! — возмутился Моня.

— За эти дни могло что-то новое появиться, — не согласился Енох, — кроме того, мы тогда всё бегом, бегом. Ничего толком не разглядели. Могли важную улику пропустить.

— Ну вот и осмотри! — сказал Моня.

— Почему я? — рассердился Енох, — вместе и осмотрим.

— Потому что я уже устал! — воскликнул Моня, — я нахожусь в живом теле и устаю как живой человек. А ты — призрак. Ты не устаешь. Вот будь добр исследуй все дворы.

— Так давай поменяемся! — хмыкнул Енох, — а то тело заполучил и больше ничего делать не хочешь!

— Да ты завидуешь просто! — деланно засмеялся Моня.

— Кто завидует, я? — вскипел Енох, — было бы чему завидовать! Ты же, кроме как винище хлестать и баб охмурять больше ни для чего полезного это тело не используешь!

— Я Генку спас! — вскричал Моня.

— Тихо! Опять! Слышите? — сказал я.

— Ага, — прислушался Енох, — на улице.

— Пошли! — велел я и мы выскочили во двор. Со стороны улицы слышалось тихое то ли пение, то ли бормотание, но рассмотреть, кто это, не представлялось возможности — высокий забор перекрывал обзор.

— Лети, глянь, — шепотом велел я Еноху, — только осторожно.

Енох замерцал и исчез.

Мы с Моней остались во дворе.

— Гляди, Генка, — сказал вдруг Моня и показал на траву. — Кто-то здесь прошел.

И действительно, трава была примята.

— Следы свежие, — отметил Моня.

— Вроде туда он пошел, — я указал направление по следам к заросшему саду.

— Ага, — кивнул Моня.

— Что ага? — рассердился я, — иди и посмотри! Только осторожно. Если что — зови меня.

— А ты? — не унимался Моня.

— А я обойду вокруг избы, — сказал я, — ну не верю я, что старик вот просто так взял и испарился. Где-то он здесь должен быть. Просто мы его не видим.

Мы разошлись, каждый по своим заданиям.

Я внимательно рассматривал почерневшие деревянные стены избушки, продираясь сквозь побеги глухой крапивы и репейника. В одном месте крапива оказалась жгучая, я вовремя не заметил и влез прямо в заросли, сильно пожалив руки. В другом месте прямо к стене был навален хворост и ветки. Они лежали здесь давно, потому что частично превратились в труху, сквозь которую пробивалась новая, зелёная поросль.

Явно здесь было искать нечего, но я упорно исследовал все углы и закоулки.

Наконец, след был найден! Прямо на стене избы, которая выходила на заросли бузины, я наткнулся на такой же знак. Рисунок нанесли дёгтем и, судя по запаху, он был совсем свежим.

— Дела, — задумчиво почесал голову я.

— Там какая-то женщина поёт, — сказал Енох, который возник из воздуха и напугал меня так, что я аж подпрыгнул.

— Что ещё за женщина? — спросил я.

— Обычная женщина, крестьянка, — ответил Енох и, увидев, что я закипаю, моментально поправился, — видимо, из пятихатки пришла. Так я думаю. Больше поблизости жилья нету. Отдирает сейчас ставни от окна возле одной избы.

— Женщина? Отдирает? — удивился я, — это же мужская работа.

— Ну вот, что видел, то и говорю, — сказал Енох, — там, на избе и стёкла на окнах есть. Почти во всех избах повынимали, а там остались.

— Ладно, пойду посмотрю, что это за женщина такая странная, — решил я и переспросил, — ты всё проверил?

— Почти всё, осталось только последнюю улицу посмотреть.

— А Моня где?

— А он разве не с тобой? — удивился Енох. — Он же с тобой был.

— Он пошел по следам. Там во дворе были, — развёл руками я, — и что-то долго его нету.

— Сейчас гляну, — озабоченно сказал Енох и исчез.

А я вышел на улицу. Действительно, во дворе напротив копошилась какая-то женщина, что-то негромко напевая.

— Добрый день, — подошел к забору я.

— Ох, божеж ты мой! — подскочила она и уставилась на меня расширенными от испуга глазами, — вы кто⁈

— Я из Агитбригады, — пояснил я, — ехал мимо вашей деревни, хотел идеологическую обстановку узнать. Заехал сюда, а тут и нету никого. Куда жители подевались?

— Ушли жители, — торопливо сказала женщина и оглянулась, — переселились.

— И что, все дома и вещи побросали? — спросил я.

— Ну, что-то с собой увезли, что-то побросали, — уклончиво ответила мне женщина и отвела глаза.

— А вы что здесь делаете? — спросил я.

— Да ставни мне нужны, — пояснила она, — у меня свои уже старые, а здесь резные вон, красота какая. Чего же добру пропадать?

— А муж ваш почему не помогает?

— Дык нету у меня мужа, уже пять годочков как сгинул, — всхлипнула женщина, — одна век куковать буду. Так бы ещё замуж вышла, но не сватаются ко мне, потому как десятеро детей у меня, кто же на себя такую обузу возьмёт⁈

— А деда из той избы, — я махнул рукой по направлению ко двору, из которого вышел, — вы его хорошо знаете?

— Какой ещё дед? — удивилась женщина.

— Ну старик такой, весь заросший, на печи там сидел, — начал пояснять я.

— Нету там никакого старика, — испуганно перекрестилась женщина, — там раньше кривая Степанида жила. Переставилась в позапрошлом году. Больше там никто и не живёт. Изба-то совсем хлипкая.

— Но мы же видели… — начал я и осёкся, вдали появился Енох и замерцал, подзывая к себе.

— Пойду посмотрю, — буркнул я и отошел.

— Мил человек, ты бы помог? — попросила женщина, указывая топором на оставшуюся ставню, — одна я тут до вечера промучаюсь.

— Сейчас, я товарища позову, и мы поможем, — ответил я и вышел со двора.

— Что там? — тихо спросил я Еноха.

— Моню нашел, — сказал он каким-то странным голосом.

— Что случилось? — у меня аж сердце дрогнуло от нехорошего предчувствия.

— Пошли, сам увидишь, — проворчал Енох.

Когда мы подошли к какому-то сараю, я обнаружил Моню, который крепко спал, свернувшись калачиком на стожке сена.

— Ну как тебе? — злорадно спросил Енох. — Может, пугнуть его?

— Тихо, — шепотом сказал я, — пусть спит.

Я тихонько обошел сарай и вышел на огороды:

— Где баба эта может жить? — спросил я Еноха, — ты помнишь, старик говорил, что дочка у него тут, с другой стороны, живёт. Давай глянем, может и не врал старик.

— Ты думаешь, та женщина наврала? — спросил Енох.

— Я уже и не знаю, что и думать, — поморщился я, — но то, что здесь какая-то ерунда происходит — однозначно. Вот и проверим.

— Тогда пошли побыстрее, — сказал Енох и первым полетел в сторону дальней линии изб с другой стороны огородов.

Мы вышли через один из заброшенных дворов на соседнюю улицу и прошлись, заглядывая в каждый двор. Везде царила пустота и запустение.

— Старик врал, — констатировал я.

— Да, все дома брошены давно, — подтвердил Енох и спросил, — а зачем ты Моню не стал будить?

— Потому что задолбал он! — возмутился я, — то напьётся и блюет, то шляется где-то, а помощи от него нету. Вот пусть спит. Мы сейчас всё осмотрим и уедем домой. А он пусть как хочет, так потом и добирается!

— Жестоко ты с ним, — помрачнел Енох, — а ведь он тебе жизнь спас.

— Воспитательный процесс. Он такой, — развёл руками я и скомандовал, — пошли к той женщине вернемся. У меня ещё много вопросов осталось.

Обратно мы возвращались уже не через огороды (земля была сыроватой и на ногах налипло так, что было тяжело идти, поэтому я решил обойти по дороге. Так хоть и дальше, зато идти легче).

Когда мы дошли до того двора — никакой женщины там уже не оказалось. Более того, на окне ставни так и висели.

— Чертовщина какая-то! — опешил я, — я же сам, своими собственными глазами видел тут женщину. Она отдирала топором ставни. И просила помочь.

— И я видел, — подтвердил Енох, — и песню её слышал.

— Слушай, Енох, а, может, призраки это какие-то?

— Да что, я призрака не отличу, что ли⁈ — рассердился Енох, — да ты же и сам уже сколько с нами общаешься, разве походи они на призраков?

— А, может, духи?

— Так чем духи от призраков отличаются? — хмыкнул Енох, — и те, и те бестелесные. А старик и баба эта были обычными людьми. Я ничего такого и не почувствовал.

— Тогда кто это был? — хриплым шепотом спросил я, оглядываясь.

— Не знаю, — растерянно сказал Енох и тоже оглянулся.

— Слушай, Енох, — решил я, — воспитательный процесс пока что отменяется. Сам видишь, какая чертовщина творится вокруг. Так что лети давай к Моне, буди этого придурка и пусть пулей бежит сюда.

— А ты?

— За меня не беспокойся, я у меня нож есть, — сказал я, нащупав артефакт в кармане пиджака.

— Ладно, — кивнул Енох и исчез.

А я остался сам посреди двора. Тишина вокруг была такая, что аж звенело в ушах. Даже птицы не пели. Рядом со мной пролетел шмель. Молча.

Надо зайти в эту избу и посмотреть, может, там какие следы будут. Идти внутрь не хотелось. Тут и во дворе было страшно, а внутри так вообще.

Я покачал головой. Вроде никогда ничего такого не боялся, а теперь какие-то детские страхи полезли.

Сердито сплюнув, я взял себя в руки и пошел в дом.

Изба была заброшена, причём совсем недавно. Часть вещей крестьяне растащили, а вот огромный, окованный металлом, сундук остался. Я обошел всё помещение (изба состояла из чёрной комнатки, где была печь и кухонная утварь, и белой (или чистой), где были полати, стол и лежанка.

Нигде ничего подозрительного не заметил. Никаких чёрных ходов тоже. Знаков колдуна также не было.

Ну ладно.

Я вернулся в чистую комнату и подошел к сундуку. Странно, что рачительные крестьяне его не утащили. Сундук был здоровый, крепкий, тем более оббитый по углам металлом. Для любой избы такой сундук — украшение и законная гордость хозяйки. И вот как так, всё из избы вывезли, даже ухваты, а такой козырный сундук бросили?

Недоумевая, я хотел раскрыть его, но крышка сундука была заперта на замок. И вот что делать? Ключа у меня не было, Енох тоже не вернулся.

Я походил вокруг сундука, и от нечего делать попытался сдвинуть его. Я, конечно, не верил, что хлипкое Генкино тело сможет сдвинуть такой груз, но попробовать стоило. Неожиданно сундук съехал с места легко. Очень даже легко.

Ну ладно. Под сундуком, на том месте оказался люк в подпол. Конечно, глупо было лезть туда, но я решил только заглянуть и глянуть. У меня были спички, поэтому я открыл люк, нагнулся и посветил туда спичкой.

К моему разочарованию, там было пусто. Самый обычный подпол, совсем неглубокий причём.

Внезапно затылок пронзила боль. От удара у меня потемнело в глазах. Что было дальше — не помню.

Очнулся я в полной темноте. Долго не мог сориентироваться и понять, где я и что со мной. Попытался подняться и больно ударился головой и потолок. Аж искры из глаз посыпались.

Сдавленно зашипел, сдерживая рвущиеся наружу проклятия и потрогал затылок. Он был весь липкий от крови.

Здорово же кто-то меня приложил.

И вот кто? И как у них получилось незаметно подкрасться?

Подумав об этом, я рассердился — ну ведь говорил мне Енох, давай бросай всю эту мутную историю и иди домой. Так нет же! Захотелось в героического героя поиграть! Баран! И теперь, в результате, лежу, скрючившись, непонятно где, и опять меня чуть не пришибли.

Рука нащупала коробок спичек. Я черканул и подсветил — чёрт! Всё оказалось ещё хуже, чем я думал. Оказывается, я лежал в подполе под сундуком. Потому и встать не мог — низко. Подпол-то неглубокий.

Получается, пока я осматривал избу, кто-то подкрался ко мне (так тихо, что я ничего и не услышал), ударил по голове чем-то тяжелым и сбросил вниз. Стопроцентно, я уверен, сверху опять задвинули сундуком.

Вот и всё. Теперь меня никогда не найдут. Так и умру в этом склепе. Интересно, надолго ли мне хватит воздуха?

Одна надежда, что Енох почувствует, позовёт Моню и тот меня освободит. Других вариантов нету. Деревня какая-то странная, безлюдная. Жителей нет, всё растащили из пятихатки. Сюда новые люди жить почему-то не идут. А старые не возвращаются.

Так что лежу и жду Еноха.

Я устроился поудобнее, настолько, насколько это можно было сделать в таких вот условиях. Подтянул коленки под себя, чтобы было теплее и попытался подремать. Но не успел я закрыть глаза, как сверху послышались шаги.

Кто-то ходил по комнате.

Неужели Моня?

Не знаю, почему, но вместо того, чтобы позвать Моню, я продолжил лежать и настороженно прислушиваться. Даже старался не дышать.

Что-то в этих шагах показалось мне неправильным.

Сперва я грешил на нервы, но потом разобрался в чём дело. Шаги были лёгкими. Слишком лёгкими. Моня находился внутри тела Зубатова, а тот был здоровый лось, хоть и невысокого роста, но тяжелый, как хряк. Настолько, что, когда он валялся пьяным у меня в дверях, я его даже сдвинуть не смог, пришлось звать Гришку. То есть и шаги Мони-Зубатова должны были быть тяжелыми, гулкими. Здесь же такое впечатление, что ходила женщина, точнее молодая женщина. Может быть даже ребёнок.

Я продолжал прислушиваться.

Вдруг волосы у меня на голове встали дыбом — наверху, в избе заиграла музыка. Патефон!

Откуда в раскуроченной избе патефон?

И тут послышались ещё шаги. Много шагов. Помещение наверху наполнили голоса, шум, смех. При этом слов я разобрать не мог. Но, судя по шаркающим шагам, было понятно, что наверху танцуют.

С ума сойти!

Я лежал, скрючившись, в подполе заброшенной избы безлюдной деревни, где шестеро человек были убиты в ходе человеческого жертвоприношения, а наверху кто-то танцевал под звуки музыки несуществующего патефона.

Не знаю, сколько всё это продолжалось, я то ли потерял сознание, то ли уснул. Очнулся оттого, как меня кто-то монотонно зовёт:

— Генка! Генка!

Голос принадлежал Еноху. Я разлепил глаза и убедился, что всё ещё продолжаю находиться в подполе. Наверху было тихо.

— Енох? — прошептал я.

— Ага, — тоже прошептал Енох.

— Где Моня?

— Исчез, — растерянно ответил Енох.

Загрузка...