Агнес

33

— Волосы твои начинают редеть, — заметила Агнес, — ты стареешь.

Я вошел к ней в спальню, чтобы попрощаться.

— Обещай мне, что возьмешь такси, когда будешь возвращаться домой, — сказала она.

— Может быть, будет поздно. Не беспокойся.

— Ты позвонишь мне в полночь?

— Не могу обещать. Ты ведь знаешь, что творится на новогодних вечеринках в полночь. Но я постараюсь.

Мы обнялись, и она крепко поцеловала меня.

— Всего-всего тебе, — сказала она.

— Ну я же вернусь, — засмеялся я.

— Это в смысле если ты не позвонишь… счастливого Нового года.

В начале двенадцатого я позвонил Агнес.

— Ты позвонил слишком рано, — заметила она.

— Это чтобы не забыть. Что делаешь?

— Ем. Я смотрела репортаж из Нью-Йорка. Там Новый год уже начался.

— Да.

— Мне тебя не хватает.

— Ложись спать. Когда ты проснешься, я буду уже дома.

Луиза стояла радом со мной, пока я разговаривал по телефону. Она иронично улыбалась.

— Твоя маленькая подружка скучает по тебе? — спросила она, когда я положил трубку.

— Она больна.

— Американки всегда больны, но неистребимы. Они следят за тем, чтобы у тебя всегда была нечистая совесть. А если они спят с мужчиной, то говорят об этом так, словно оказали ему услугу. Словно вышли погулять с собакой. Потому что собаке нужно двигаться.

— Агнес другая.

— Можешь в это верить.

Луиза подхватила меня под руку и представила некоторым гостям. Она улыбалась всем и находила для каждого несколько слов, но едва мы оказались вдвоем, она рассказала мне, кто из мужчин уже успел попытать с ней счастья и кто кого с кем обманул.

— Почему, собственно, ты все еще живешь со своими родителями, если их компания тебе так противна?

— Да нет, они в порядке. Они мне не противны.

— Но почему бы тебе не снять квартиру и не пригласить своих собственных друзей?

— Я бы уже давно вернулась во Францию. Но у меня здесь хорошая работа. И мне, в сущности, все равно, где жить. — К тому же, добавила она, у ее части дома есть отдельный вход, так что она может уходить и приходить, когда пожелает.

— А почему ты не пригласила никого из своих друзей?

— А зачем? У меня есть ты!

— У тебя вообще-то есть здесь друзья?

— У меня всегда были лучше отношения с мужчинами, чем с женщинами. А больше одного мужчины я приглашать не хочу. В конце концов, у меня есть кое-какая репутация.

Я пил довольно много и весь вечер говорил только с Луизой. Ее мать пару раз подмигнула мне, а ее отец в какой-то момент положил мне руку на плечо и спросил, весело ли мне. Я поблагодарил за приглашение, а он ответил, что рад моему приходу. Он спросил меня, что я думаю по поводу забастовки на заводах Пульмана.

— Я полагаю, что роль денег в этом деле преувеличивается, — сказал я, — речь шла о свободе. Пульман был патриархом, а забастовка была скорее мятежом против абсолютного контроля, против власти, чем против экономической эксплуатации.

— В революции всегда решается вопрос власти. А власть у того, у кого есть деньги.

— Однако даже и без экономической депрессии система когда-нибудь развалилась бы. Даже если бы зарплата не снижалась, а цены не росли.

— Поверьте мне, речь шла о деньгах и только о них, — заявил отец Луизы и убрал руку с моего плеча. — Вас, писателей, вечно заносит. Я предприниматель. Я знаю, что движет миром.

Когда я снова остался вдвоем с Луизой, она сказала:

— Не стоит дискутировать с моим отцом о политике. Зачем тебе вообще эта история с забастовкой у Пульмана? Все это уже давно прошло и забыто.

Я ответил, что сегодня в глобальном масштабе происходит то же, что сто лет назад в созданном Пульманом образцовом городе, и это рано или поздно приведет к беспорядкам.

Луиза отмахнулась.

— Давай поднимемся ко мне, — предложила она, — в эту ночь революции не будет. Все и так уже напились.

Она захватила на кухне бутылку шампанского, и я пошел за ней вверх по широкой лестнице в ее квартиру. Она закрыла за нами дверь.