Гитлер с возмущением отвергал посредничество такого рода: "После Сталинграда, - сказал он, - Советский Союз, конечно, отклонит подобные предложения и вместе со своими союзниками оценит их как признак военного ослабления держав оси"{1003}.
По-иному складывались взаимоотношения германского и итальянского генеральных штабов. Разгром под Сталинградом и поражение в Северной Африке означали поворотный пункт в судьбе итало-германской коалиции. Разгром Красной Армией в донских степях 8-й итальянской армии стал символом банкротства всей политики режима Муссолини и его военных возможностей. Германское командование теперь уже ни во что не ставило итальянского союзника, открыто пренебрегало им и третировало его. 8-ю итальянскую армию в "Вольфшанце" теперь полностью исключили из баланса сил, и она как бы вообще перестала существовать - штрих довольно примечательный для характеристики фашистской коалиции.
В конце января 1943 г. генеральный штаб сухопутных сил отказал генералу Гарибальди в железнодорожном транспорте для перевозки остатков его разбитой 8-й армии под Киев - там итальянцам сначала определили место нового формирования. Пусть идут 600 километров пешком! На бурный протест "Командо Супремо" штаб ОКВ ответил: при теперешнем состоянии транспорта речь может идти только о марше. В дело вмешался дуче. Тогда Гитлер пообещал дать несколько поездов.
Поражение под Сталинградом означало конец реального участия Италии в войне против Советского Союза.
Когда начиная с весны 1943 г. перед "Командо Супремо" возникла прямая угроза вторжения англо-американских войск в Сицилию, ситуация, перед которой оказался Рим, была, с точки зрения фашистской коалиционной стратегии, более чем неблагоприятной. Полуторамиллионная итальянская армия, разбросанная на обширной территории, нигде не имела сколько-нибудь значительной группировки. Собственно в Италии находилось в качестве резерва 12 дивизий. Теперь сюда перебрасывались дополнительно соединения из Южной Франции и с Балкан; на островах Эгейского моря и до Истрии стояло 5 итальянских армий, имевших 36 дивизий, а в Сицилии, Сардинии и на Корсике стояло по 4 дивизии{1004}. Мощь союзников, угрожавших вторжением, намного превосходила возможности итальянской обороны в любом ее пункте.
Чем хуже шли дела на фронтах, тем неуютнее чувствовал себя Муссолини в своем римском палаццо и тем чаще он обращался к мысли об окончании войны. 19 января дуче обсуждал со своим зятем Чиано вопрос об установлении контактов с западными державами и о возможности выхода Италии из войны{1005}. Но решение держав антигитлеровской коалиции о безоговорочной капитуляции стран оси лишало фашистских лидеров надежд заключением мира сохранить свой режим. Тогда итальянские руководители приступили к изучению других возможностей.
Поняв бесперспективность своего участия в войне против Советского Союза, они предполагали выработать стратегический план, который, в отличие от германского, сводился бы к сосредоточению сил для обороны страны в средиземноморском районе. Вновь Муссолини, Чиано и "Командо Супремо" вернулись к мысли попытаться заключить мир с Советским Союзом{1006}. Если же не удастся, то перейти на Восточном фронте к обороне и высвободить подвижные войска и авиацию для контрнаступления в Италии против англо-американских частей, когда они здесь высадятся. Снова вынашивались планы втянуть крупные силы вермахта на Средиземноморский театр.
Из журнала военных действий германского военно-морского командования (запись 3 мая) следует, что в середине апреля 1943 г. в Италии открыто господствовало мнение: "Между фюрером и дуче должны обсуждаться вопросы возможного соглашения с Россией. Тем самым с немецкой стороны решающим в военном отношении центром усилий должен быть признан район Средиземного моря"{1007}. Прежде с такой прямотой подобный вопрос никогда не ставился.
Поскольку, как стало очень скоро известно, такие мечты оказались несбыточными, "Командо Супремо" начало склоняться к расчетам Гитлера: после окончания периода распутицы на Восточном фронте осуществить крупное наступление под Курском и "до наступления лета настолько ослабить русский фронт, что советские армии больше не будут способны к наступательным действиям"{1008}. Тогда представится возможным перебросить подвижные соединения в Италию и отразить англо-американское вторжение.
VI
Сталинградская катастрофа сделала бесперспективной коалиционную стратегию также в рамках взаимоотношений третьего рейха с его румынским и венгерским союзниками.
Разгром под Сталинградом вызвал острый кризис фашистской диктатуры Антонеску. "Паника и смятение охватили румынскую фашистскую клику, понявшую, что дни ее сочтены"{1009}. В 1943 г. Антонеску осознал, что война против СССР проиграна. Он теперь говорил: "Германия проиграла свою войну. Нужно не допустить, чтобы и мы ее проиграли". Румынский народ, обманутый лживой пропагандой, неоднократно заявлявшей, якобы румынская армия не ведет войну с Советским Союзом, а лишь "освобождает румынские провинции" и не пойдет дальше Днестра, стал понимать подлинный смысл антинациональной войны, которая была ему навязана. Антивоенные выступления в стране еще больше усилились. Коммунистическая партия Румынии взяла на себя историческую миссию объединения всех патриотических антифашистских сил{1010}. От диктатуры Антонеску стали постепенно отходить и буржуазные круги, прежде поддерживавшие ее. В военных сферах начали раздаваться отдельные голоса за отвод румынской армии с советско-германского фронта. Часть офицеров выражала несогласие с тем, что румынская армия воюет за Днестром.
Румыния потеряла под Сталинградом 18 дивизий, или две трети своих боевых соединений{1011}. Антонеску сообщал Гитлеру после Сталинграда о состоянии румынской армии: "Из четырех генералов трое погибли в штыковых боях, как и все командиры рот". Румыны потеряли 200 тыс. убитыми (из них 11 тыс. офицеров и 9 тыс. унтер-офицеров){1012}. Начальник генерального штаба был смещен.
Взаимоотношениям с Румынией Гитлер, ОКВ и ОКХ придавали теперь первостепенное значение. Они хотели обязательно удержать разгромленного под Сталинградом союзника, дающего больше других дивизий, нефть и занимавшего такие важные оперативные позиции. Гитлер щедро одаривал своего румынского вассала за счет оккупированных советских территорий. Он не вмешивался в "управление" районом между Днестром и Бугом, названным "Транснистрией", поощряя румынский оккупационный режим на захваченной земле.
Когда 10 января Антонеску прибыл к Гитлеру с "государственным визитом", он встретил особое внимание и почтение ставки. Четыре дня переговоров ободрили нацистских лидеров: Антонеску как будто прочно сидит в обойме блока. Он дал согласие на восстановление разбитых дивизий. Немецкие инструкторы усилят обучение офицеров и унтер-офицеров румынской армии. Немецкие поставки для ее снабжения увеличатся{1013}. Все финансовые и хозяйственные вопросы, казалось, удалось согласовать. По требованию Антонеску главу германской миссии в Румынии недостаточно вежливого Гауффе срочно заменили на прежнего генерала-дипломата Ганзена, который сразу занялся вопросом перевооружения румынских дивизий. Однако никакие торжественные приемы и демонстрации дружбы не могли скрыть той беспощадной для нацистов истины, что разгром под Сталинградом резко обострил германо-румынские взаимоотношения.
Правящая клика Румынии, у которой теперь под ногами горела земля, думала прежде всего о том, чтобы как-то удержаться у власти, поправить свои позиции внутри страны. За кулисами дружбы с рейхом она стала усиливать попытки внешнеполитической переориентации. После предварительного зондажа в Италии и Ватикане румынские представители стали запрашивать через Берн, Лиссабон и Мадрид о возможных условиях мира, которые предъявили бы США и Англия.
Попытки сближения с империалистическими кругами западных держав имели под собой почву. США с самого начала не осудили военные действия румынских фашистов против СССР и даже поддержали их{1014}. Англо-американские реакционные силы поощряли антисоветские устремления господствующих классов Румынии. Авиация союзников долгое время не бомбила Плоешти. Усилия румынской дипломатии стали как бы раздваиваться. Появилась тайная дипломатия Бухареста. Михай Антонеску зондировал возможность заключения мира с Лондоном и Вашингтоном.
В марте 1943 г. румынский поверенный при испанском правительстве Димитреску сообщил дипломатам Франко: "Гитлер, возможно, будет готов к миру и допустит соглашение с англичанами и американцами. Он оставит все занятые им страны, кроме Украины". Гитлер еще надеется, провокационно заявлял он, подстраиваясь в тон низкопробной фашистской пропаганде, что "на этом пути сумеет спасти Европу от большевистской опасности". Димитреску считал, что Германия могла бы "в крайнем случае заявить о своем согласии с вторжением крупных англоамериканских вооруженных сил на Балканы, а также с занятием американскими войсками Рейнской области"{1015}.
Германская разведка быстро узнала о мадридском демарше союзника. Гитлер в драматических выражениях сообщил обо всем Антонеску во время встречи в замке Клессгейм под Зальцбургом 12 апреля 1943 г. и возмущенно потребовал смены министра иностранных дел М. Антонеску. Однако румынский диктатор ничуть не смутился и даже не подумал удовлетворить требования фюрера. Времена уже изменились. 1 июля М. Антонеску вел беседу с Муссолини о возможности мирных переговоров. Нить оборвалась только с падением фашистского режима в Италии.
Союзник рейха еще долго оставался в блоке. Он держал против Советского Союза шесть дивизий в 17-й армии на кубанском плацдарме и две, а позже семь дивизий - в Крыму.
21 января Цейтцлер объявил, что реорганизация румынской армии - "это дело их собственных командных инстанций". Но, поскольку обстановка на Восточном фронте трудная, в ходе реорганизации румынские войска должны не отдыхать, а участвовать в боях: 4-й армии следует оборонять плацдарм под Ростовом и позиции у Азовского моря. Все небоеспособные части должны собраться под руководством штаба 3-й армии в Крыму для охраны побережья{1016}. Ни один румынский солдат не имеет права перейти через Днепр. Там поставят заслоны и всех будут отправлять в Крым.
Немедленно из Бухареста последовал решительный протест. Антонеску и большой румынский генеральный штаб заявили: не может быть и речи об отправке войск под Ростов и в Крым. "Сегодня из остатков обеих армий нельзя выжать боевую силу одного полка"{1017}. Необходимо видеть всю правду, упрекал обитателей "Вольфшанце" румынский генштаб, а не стоять на почве фальшивых иллюзий. Антонеску требовал объединить остатки армий союзников и направить их для охраны побережья западнее Буга. Он требовал помощи германского генерального штаба в перевозке туда войск. Он разъяснял: "Ни на какие новые румынские силы, кроме дивизий, находящихся на Кавказе и в Крыму, рассчитывать нечего"{1018}.
Теперь клика Антонеску все больше думала об охране подступов к Румынии, о сосредоточении войск поближе к стране, чтобы не ослаблять "устои" своего колеблющегося антинародного режима.
И немецкий генеральный штаб согласился. Кейтель скрепя сердце сообщил в Бухарест, что остатки румынских 3-й и 4-й армий "в соответствии с приказом румынского большого генерального штаба о переброске могут быть переведены в Транснистрию"{1019}.
Единственное, что еще принимало без особых возражений румынское командование, - германскую охрану Плоешти. После того как надежда на захват кавказских месторождений нефти испарилась, нацистские руководители начали беспокоиться о судьбе нефтяных источников Румынии. 1 января 1943 г. Геринг заявил: он намеревается снова сосредоточить в немецких руках противовоздушную оборону нефтяных районов{1020}. Начальник миссии германских военно-воздушных сил в Бухаресте сразу приступил к переговорам с румынским командованием, которые завершились соглашением о вводе дополнительно 5 тыс. человек для охраны нефтяных источников.
Зимняя катастрофа на Волге и на Дону оказала на румынскую армию потрясающее влияние и подорвала ее моральный дух. В войсках ширились антивоенные настроения. Германский генеральный штаб решил "принять меры": в начале февраля 1943 г. из ставки Гитлера полетела телеграмма в Бухарест: "В румынских соединениях 17-й армии наблюдаются явления разложения". Генерал Ганзен немедленно отправился к Антонеску. "Маршал воспринял содержание телеграммы спокойно и рассудительно, - доносил впоследствии Ганзен, - и указал, что, видимо, с немецкой стороны были совершены тактические и психологические ошибки"{1021}. Виноваты немцы!
И снова в ставке Гитлера проглотили пилюлю. Прежде союзники никогда не смели бы так ответить фюреру. Теперь следовало промолчать и принять к сведению: из Бухареста выедет комиссия, чтобы разобраться в этом деле. Вскоре она разобралась: "О признаках разложения не может быть и речи"{1022}. Гитлер рассыпался в благодарностях Антонеску, хотя в "Вольфшанце" кривились от злости, потому что превосходно знали: речь "может быть"! Румынские солдаты больше не желали участвовать в войне на стороне гитлеровского рейха.
Не лучше обстояло и с венгерским союзником. Разгром под Воронежем 2-й венгерской армии означал удар, от которого венгерская армия уже не смогла оправиться.
Венгерские части, состоявшие более чем на 60% из резервистов, не хотели воевать против Советского Союза. Разгром на Дону вызвал в стране гнев народа в отношении правителей{1023}. Коммунистическая партия Венгрии обратилась к населению страны с призывом сплотиться и подняться на борьбу за независимую, свободную и демократическую Венгрию.
2-я венгерская армия общей численностью 200 тыс. человек{1024}, по выражению В. Хубача, "растертая" советскими войсками, отправилась в тыл, где из ее обломков к осени собрали несколько соединений для несения оккупационной службы и охраны железных дорог.
В результате поражения под Сталинградом отношение венгерского генерального штаба к немецкому стало более чем холодным. Нацисты же боялись упустить Венгрию как сателлита, ценного главным образом с точки зрения его стратегических позиций, продовольственных и нефтяных ресурсов. Германские военные лидеры понимали: они не могут требовать от разбитой венгерской армии продолжения борьбы против Советского Союза. И немцы не хотели поэтому тратить значительные средства на ее восстановление, особенно после того, как разведка стала доставлять сведения о разных маневрах и мирных жестах венгерских руководителей в сторону англо-американского альянса.
Наиболее дальновидным представителям правительственных и военных кругов Венгрии после Сталинграда стало ясно, что Германия проиграет войну. С начала 1943 г. они стали тайно искать выхода из войны, которая им уже обошлась в 146 тыс. убитыми и многими ранеными{1025}. Премьер-министр хортистского режима Каллаи старался "не опоздать с переориентацией на западные державы"{1026}. Он попытался в Берне, Стокгольме, Мадриде и Ватикане установить контакты с Лондоном и Вашингтоном. Выражались пожелания провозгласить Отто фон Габсбурга венгерским королем "в случае, если эта кандидатура получит поддержку и Америке"{1027}.
С помощью Ватикана проанглийски настроенным венгерским дипломатам удалось наладить контакт с представителями Англии и США. "В 1943 г. Хорти и его клика еще надеялись, что в случае поражения Германии территория Венгрии будет оккупирована англо-американскими войсками. Поэтому они полагали, что сохранение капиталистического строя можно считать гарантированным"{1028}. Хортисты рассчитывали на "балканский вариант" высадки армий США и Англии в Европе. Глава правительства Каллаи тайно уведомил союзников, что границы Венгрии будут открыты, как только к ним подойдут британские войска.
Правители восточноевропейских стран выражали полную готовность к сотрудничеству с западными державами на антисоветской основе. "Косвенными или прямыми предложениями своих услуг в качестве "антисоветских часовых" в Восточной Европе пестрела весной 1943 г. румынская, венгерская, болгарская и финская реакционная печать"{1029}.
В Берлине знали о попытках Будапешта выйти из войны. Гитлер пригласил Хорти 16 апреля 1943 г. в тот же замок Клессгейм у Зальцбурга, где недавно принимал его румынского коллегу, и пытался отговорить от перемены политики. Предметом длительных рассуждений стала "Дунайская федерация". "Если уж 200 немецких дивизий, - говорил Гитлер, - не в состоянии остановить русских, то, само собой разумеется, пара английских или американских дивизий не могут и думать о том, чтобы успешно им противостоять... Никакой балканский союз Турции, Румынии и Венгрии не может равняться с русскими в большей мере, чем германский рейх с его 240 дивизиями. Сооружать восточный вал бесполезно, так как зимой он станет нереальным; остается только подвижная война, для того чтобы не дать русским паузы для отдыха"{1030}.
Гитлер через Хорти упрекал всех союзников в "разложении". Для них, союзников, заявил он, "ни психологически, ни духовно борьба против большевизма не по плечу". Соединения союзников, горько констатировал он, под ударами советских войск бегут назад, в то время как германские колонны строителей, транспортные роты и подразделения пекарей неделями сдерживают русских{1031}.
Третий рейх не мог обойтись без Венгрии: после Румынии она - важнейший поставщик нефти и сельскохозяйственных продуктов, особенно пшеницы. Через ее территорию проходили важнейшие коммуникации. Венгрия должна была оставаться в гитлеровской узде. Но позиция Хорти не внушала доверия. И, внешне признавая хортистскую Венгрию другом, гитлеровское военное руководство начало тайно готовить оккупацию всей территории союзника.
Германский генеральный штаб потерял веру в своего венгерского коллегу сразу после Сталинграда. Уже в начале января 1943 г. Кейтель решил отобрать из разбитой венгерской армии "лучшие кадры", подготовить три дивизии, а всех остальных отправить на строительство оборонительных позиций под Смоленском{1032}. Когда три дивизии будут созданы, их нужно срочно послать в Югославию, где партизанская война принимает угрожающие для всего стратегического тыла Германии размеры. Именно в таком духе 11 февраля Кейтель просил начальника венгерского генштаба Сомбатхельи использовать свои части после того, как они вновь обретут какую-то силу.
Но и здесь гитлеровские генштабисты получили отказ. Пережив Сталинград, генералы Хорти стали еще меньше, чем раньше, думать о задачах коалиционной стратегии. Дважды приглашал к себе Сомбатхельи немецкого представителя в Будапеште и растолковывал ему: венгерское правительство не может посылать войска против Югославии, ибо "в случае вражеского вторжения и переворота в Румынии необходимо держать силы в руках". Оба раза представитель вермахта недовольно морщился, обещая сообщить мнения господина шефа генерального штаба своему начальству.
"Вольфшанце" не оставалось в долгу. Гитлеровское командование даже не ответило штабу венгерской 2-й армии на просьбы улучшить снабжение. "Отсутствие ответа - тоже ответ", - философски резюмировал Сомбатхельи. Разбитым венгерским частям пришлось в феврале идти пешком с Дона под Гомель. Им не дали ни одного эшелона. Когда в последних числах февраля Сомбатхельи попросил у Кейтеля немного оружия для прибывших в Конотоп измученных частей разбитой 2-й армии, то получил отказ. Генеральный штаб сухопутных сил любезно уведомил своих союзников о приказе Гитлера в дальнейшем не поставлять Венгрии "никакого оружия и никакого снаряжения"{1033}.
Тем не менее хортистское правительство продолжало участвовать в войне, подчинив свою экономику интересам германского рейха и затрачивая огромные суммы на армию и военное производство. Оно обрушило террор на компартию, на трудящихся и на все прогрессивные слои, выступавшие против войны, за национальное и социальное освобождение.
Финляндия рассматривалась германским генеральным штабом как ценный союзник, хотя с ней не существовало формального договора, и финская реакция всячески старалась поддерживать лозунг "самостоятельного" участия в войне против Советского Союза.
Уже во время битвы под Сталинградом, понимая, что теперь карта Гитлера будет бита, финское правительство приступило к изучению вопроса, каким способом выйти из войны. На следующий день после разгрома 6-й армии, 3 февраля 1943 г., совет министров Финляндии собрался для решения этой проблемы, но возобладали реакционные силы, считавшие разрыв с Германией недопустимым. Кабинет был реорганизован. Риббентроп 26 марта потребовал письменной гарантии, что Финляндия ни при каких обстоятельствах не заключит сепаратного мира{1034}. 14 мая в ставку Гитлера прибыл финский начальник генерального штаба Тальвела. Он вел длительные переговоры с Кейтелем по общим вопросам ведения войны и сообщил, что отныне финская армия может проводить только чисто оборонительные мероприятия. На этой, основе финны начали противиться германским намерениям использовать финские аэродромы для авиационного наступления на Ленинград{1035}.
Когда в сентябре 1943 г. под ударами Красной Армии войска немецкой группы армий "Север" на ряде участков были отброшены и возникла угроза выхода Финляндии из войны, премьер-министр Линкомиес под нажимом Берлина заявил 3 сентября: "после зрелой оценки положения" он пришел к выводу, что Финляндия "должна продолжать борьбу".
В Северной Финляндии находилась 20-я германская армия генерала Дитля численностью 176 800 человек. На остальных участках держала фронт финская армия (10 дивизий, 350 тыс. человек). Все попытки нанести поражение войскам Красной Армии и занять Мурманскую железную дорогу провалились. "Между Финским заливом и Ледовитым океаном господствовала позиционная война в самой тусклой форме"{1036}. Финское руководство придерживалось теперь стратегии выжидания. Оно все больше и больше склонялось к выходу из войны, как только произойдет дальнейшее ухудшение дел германской армии на севере.
Под ударами Красной Армии коалиция агрессоров обнаруживала все больше и больше острых противоречий и вместе с тем лишалась реальной основы коалиционная стратегия германского верховного командования и генерального штаба.
Последняя попытка
I
Одной из характерных черт образа мышления германского военного руководства как до войны, так и в ее ходе была органическая слабость в умении оценивать войну в широких масштабах глобального или даже континентального порядка. Опытнейшие профессионалы ведения военных операций, они тускнели, когда ход событий ставил перед ними задачи, где требовался особый размах мышления, где военная стратегия тесно переплеталась со стратегией политической и экономической. У них на всем лежала какая-то печать главным образом тактического и оперативного масштабов. Та область военного руководства, которая лежит на грани стратегии, политики, экономики, постоянно выглядела авантюристической и малокомпетентной. В этом отражалось многое: и метод подбора руководящих военных кадров, и традиционное "центральноевропейское" мышление генералитета, и другие обстоятельства.
Но главное заключалось, конечно, в глубокой недооценке возможностей социализма, способности Советского Союза вести войну во всех отношениях на уровне самых современных требований.
Все это еще раз чрезвычайно ярко обнаружилось весной и летом 1943г.
Советский Союз продолжал нести основную тяжесть борьбы с армиями гитлеровского рейха и его сателлитов, намного облегчая Англии и США развертывание боевых действий на других фронтах войны и дальнейшее накапливание сил. Только до середины ноября 1942 г. нацистское командование вынуждено было дополнительно привлечь на советско-германский фронт с начала войны 80 дивизий. Число немецких соединений увеличилось за этот срок более чем на 40%, а число дивизий сателлитов - в два раза{1037}. В конце весны - начале лета 1943 г. против Красной Армии Германия держала 67% всех соединений сухопутных сил и войска сателлитов{1038}. С битвы под Сталинградом и до конца марта 1943 г. немецкий Восточный фронт был вынужден отступить на 600-700 км и оставить территорию, захваченную летом 1942 г. Помимо катастрофы под Сталинградом, немцы понесли тяжелое поражение ни Северном Кавказе, в районах Среднего Дона и Воронежа{1039}. Кроме того, гитлеровцы потеряли ржевско-вяземский и демянский плацдармы. Советские войска сняли блокаду Ленинграда. Правда, в конце февраля - начале марта 1943 г. группе армий "Юг" удалось контрнаступлением снова захватить некоторую территорию северной части Донбасса и в районе Харькова. В. П. Морозов, детально исследовавший этот вопрос, приходит к выводу, что гитлеровскому командованию "не удалось полностью выполнить задачи в ходе февральско-мартовского наступления в Донбассе и под Харьковом"{1040}. Однако невыполнение гитлеровцами задач, предусматривавшихся на завершающем этапе зимней кампании 1942/43 г., в значительной степени повлияло на их планы на последующую, летнюю кампанию 1943 г.
Общие итоги поражения вооруженных сил агрессоров зимой 1942/43 г. были следующими: Красная Армия разгромила до 40% всех дивизий, находившихся к 19 ноября на советско-германском фронте. До 1200 тыс. человек из состава немецкой, румынской, итальянской и венгерской армий были убиты или пленены. Чтобы стабилизировать положение, ОКВ перебросило на Восточный фронт из различных стран Европы 33 дивизии и 3 бригады.
Перед германским военным командованием весной 1943 г. стояла масса проблем. И нацистское руководство сделало еще одну попытку разрешить их одним ударом.
II
Весной 1943 г. обе стороны готовились к новым сражениям. Обстановка на всех фронтах второй мировой войны и соотношение сил коренным образом изменились в пользу Советского Союза и стран антигитлеровской коалиции. Благодаря усилиям Коммунистической партии и всего советского народа Советский Союз имел налаженное, быстро растущее военное хозяйство. Победы Красной Армии способствовали подъему национально-освободительной борьбы народов Европы. В ряде оккупированных стран складывался единый национальный фронт борьбы народных масс. Советский Союз продолжал оставаться ведущей силой антигитлеровской коалиции, сплачивая вокруг себя антифашистские силы, вдохновляя их на борьбу, расширяя свои международные контакты и связи.
Социалистический общественный строй явился источником неуклонного роста могущества Советского государства в ходе войны. Плановая система хозяйства позволила, рационально используя промышленные ресурсы, изготовлять боевую технику во все увеличивающихся размерах и вскоре превзойти военное производство Германии. При этом значительно возрастал выпуск новых образцов оружия. Военно-политическое положение Советского Союза к лету 1943 г. по сравнению с 1941-1942 гг. значительно укрепилось{1041}.
Успехи Красной Армии еще острее поставили проблему второго фронта в Европе. Сущность проблемы второго фронта теперь состояла в том, чтобы войска Англии и США осуществили бы, наконец, давно обещанную высадку в Европе и активно содействовали полному разгрому вооруженных сил фашистского блока{1042}.
Но правительства западных держав определяли свою политику и стратегию "не условиями коалиционной войны, а все теми же стремлениями путем затягивания второго фронта ослабить не только Германию, но и Советский Союз"{1043}. Несмотря на благоприятные условия для вторжения союзных армий в Европу, сложившиеся в начале 1943 г., оба правительства не собирались его предпринимать и выжидали дальнейшего развития событий на Востоке.
В таких условиях третий рейх начал готовить последнюю свою попытку перехватить инициативу ведения войны.
Правильно понять стратегию германского верховного командования периода лето - осень 1943 г. можно, лишь рассматривая ее в тесной связи с военно-экономическим положением фашистской Германии.
Несмотря на ряд тяжелых военных неудач, руководители гитлеровского рейха стремились мобилизовать все силы на дальнейшее ведение войны "до полной победы". Они смогли в какой-то мере разрешить острую проблему рабочей силы, вызванную мобилизацией в армию до 1943 г. 11,2 млн. человек и ростом потерь.
В конце мая 1943 г. в германской экономике работало 6,3 млн. военнопленных и иностранцев. Максимальным использованием ресурсов Германии, "тотальным" грабежом оккупированных стран мощные концерны, работавшие на войну, все же вплоть до середины 1944 г. постоянно поднимали уровень выпуска военной продукции. В 1943 г. она составляла около четырех пятых всей продукции Германии{1044}. В январе началась реализация расширенной программы выпуска танков, позволившая за год увеличить их число по сравнению с 1942 г. в 2,5 раза, а производство штурмовых орудий - в 4 раза.
В 1943 г. авиационная промышленность выпустила 22 тыс. самолетов по сравнению с 13 тыс. в 1942 г. Среднемесячный объем производства артиллерийско-стрелкового вооружения за год возрос почти в два раза{1045}. Крайне остро, как и в течение всей войны, стояла проблема снабжения фронта горючим, смазочными маслами, каучуком. В результате тотальной мобилизации всех сил Германии удалось к лету 1943 г. значительно повысить выпуск военной продукции и в целом сохранить общую численность вооруженных сил{1046}.
Но поддерживать военное производство на необходимом уровне и получать продукты питания гитлеровская Германия могла лишь за счет неслыханного ограбления оккупированных стран и поставок нейтралов. Именно это обстоятельство в огромной степени влияло на дальнейшее формирование стратегических идей в различных военных и государственных инстанциях рейха.
Стратегический план германского верховного командования на лето 1943 г. это попытка установить равновесие между целями и возможностями. Он представлял собой последнее усилие нацистов, направленное к тому, чтобы выйти из кризисной ситуации, удержать Европу и прежде всего то главное, ради чего гитлеровский рейх начал войну, - продовольственную базу и земли Украины, руду, уголь, металлургию Донбасса, господство на Черном море и на Балтике, самые богатые области "восточного пространства". И основное: этот план - последняя попытка вновь захватить инициативу в борьбе с Советским Союзом, изменить ход войны в пользу Германии.
Новый план составлялся в надежде еще раз попытаться решить проблемы ведения мировой войны при концентрации основных усилий на советско-германском фронте.
Оценивая многие обстоятельства, влиявшие на создание плана весной 1943 г., мы придерживаемся мнения, что ведущие из них и в данном случае, как и прежде, лежали в сфере интересов монополистического капитала, давних экономических устремлений германского империализма. Теперь стратегический успех или провал самым непосредственным образом вторгались в промышленно-экономическую и финансовую калькуляцию крупнейших монополистов, которые стояли на службе гитлеровской политики и вместе с тем обладали крупным самостоятельным влиянием на нее.
Еще в период подготовки агрессии против СССР руководство фашистской Германии предрешило, что в "эксплуатацию Советского Союза" должны будут включиться "надежные лица, представляющие германские концерны"{1047}. С самого начала предусматривалась ведущая роль германских монополий в захвате богатств Советской страны. Через месяц после вторжения Геринг издал директиву "Принципиальная установка для руководства хозяйством во вновь занятых восточных областях", в которой провозглашалось образование так называемых восточных компаний. В частности, создалась крупнейшая "Горная и металлургическая компания Остланд" (БГО) с задачей "использования русского угольного и железоделательного хозяйства, а также добычи железной руды в интересах германского военного хозяйства"{1048}. Немного позже гигантский концерн Флика совместно с государственными заводами основал фирму "Днепр-сталь". На оккупированной части Советского Союза предполагалось создать колоссальный "хозяйственный комплекс" с большим удельным весом частных предприятий, что особенно привлекало германских монополистов.
20 августа 1941 г. было официально основано монопольное объединение угля, железной руды, железа и литейной промышленности "в оккупированных западных районах Советского Союза" с постоянным капиталом 60 тыс. марок{1049}. Создателями концерна под эгидой министра хозяйства стали крупнейшие промышленные предпринимательские союзы: "Хозяйственная группа горного дела", "Хозяйственная группа железоделательной индустрии". Его возглавили генеральный директор Плейгер и совет из 12 лиц. Так владыки Рура готовились наложить руку на промышленность Советского Союза.
После того как гитлеровские войска оккупировали Донбасс, монополии немедленно бросились вслед за армией и стали расхватывать добычу. Но какое разочарование ожидало их всех! Советские люди в июне - октябре вывезли с Украины на восток 283 крупных предприятия, демонтировали и эвакуировали важнейшее оборудование, вывели из строя почти все агрегаты, которые невозможно было увезти. Захватчикам требовались длительные сроки для восстановления экономики Донбасса. Правда, крупными капиталовложениями предполагалось помочь восстановлению производства. В 1943 г. компания БГО получила от государства кредит в 200 млн. марок{1050}.
Сразу же началась острейшая борьба между отдельными монополиями и группами за наиболее прочные позиции, главным образом в Донбассе. Лишь к ноябрю 1942 г. удалось договориться насчет дележа основных предприятий. Круппу "достались" краматорские заводы, Маннесману - металлургический завод в Таганроге, акционерному обществу "Среднегермайская сталелитейная промышленность" - ряд заводов и фабрик в Каменске и Днепропетровске, компании "Герман Геринг" заводы "Коминтерн", "Карл Либкнехт", "Артем" в Днепропетровске и Нижнеднепровске, обществу Сименс-Шуккерт - завод в Рутченково и т. д.{1051}
Можно согласиться с И. М. Файнгаром, считающим, что "германские крупные промышленники и банкиры даже перед угрозой смертельной опасности в условиях войны ни на одну минуту не прекращали конкурентной борьбы за прибыльные миллиардные заказы, за влияние на государственный аппарат, за дележ награбленного в оккупированных странах и т. д."{1052}.
Монополии рассчитывали к весне 1943 г. дать "непрерывный поток промышленной продукции для рейха". Так, Флик обещал добывать ежедневно более 2 тыс. т марганца. "Положение с обогащением руды в течение весны будет налажено", - сообщал он 31 марта 1943 г. "Общая потребность в марганцевой руде для Германии и германских союзников будет удовлетворена". Добыча железной руды увеличится на 15 тыс. т ежедневно{1053}. На совещании 15 января 1943 г. о развертывании металлургического производства в масштабе комплекса "Днепр-сталь" был сделан вывод, что только предприятия Каменска будут давать рейху ежемесячно 105 тыс. т стали{1054}. Дальнейшие перспективы с точки зрения извлечения сверхприбылей за счет террора и принуждения рабочих представлялись германским монополиям внушительными.
Понятно, что, когда наступление Красной Армии стало угрожать потерей Донбасса, интересы монополий, стремление экономически обеспечить ведение войны в решающей степени воздействовали на стратегические расчеты. На совещании в "Вольфшанце" 12 марта, где обсуждались дальнейшие планы войны, Гитлер заявил: "Донецкая область для нас - это самое главное. Она будет атакована. Для нас чрезвычайно важно ничего там не потерять"{1055}. По свидетельству Манштейна, на совещании в штабе группы армий "Юг" в марте 1943 г. Гитлер говорил, что совершенно невозможно отдать Донбасс даже временно. "Если бы мы потеряли этот район, то нам нельзя было бы обеспечить сырьем свою военную промышленность... Что касается никопольского марганца, то его значение для нас вообще невозможно выразить словами. Потеря Никополя... означала бы конец войны. Далее, как Никополь, так и Донбасс не могут обойтись без электростанции в Запорожье"{1056}. Эта точка зрения, продолжает Манштейн, имела решающее значение для Гитлера в период всей кампании 1943 г. и привела к тому, что группа никогда не имела необходимой свободы при проведении операций{1057}.
По свидетельству Г. Грейнера, 4 февраля 1943 г. министр вооружения Шпеер и генеральный директор Донецкого концерна Плейгер докладывали Гитлеру о состоянии военного производства. "Без Донбасса, годовой выпуск продукции которого составляет крупную величину, невозможно никакое увеличение производства оружия". Гитлер ответил: Донбасс отдать невозможно, потому что тогда он, фюрер, не сможет дальше вести войну{1058}. Филиппи и Гейм подчеркивают, что Гитлер исключал возможность отдачи Донбасса и отхода на какие-либо другие позиции в тылу{1059}.
Снова, как и в прошлые годы войны, экономические требования, интересы военного производства влияли непосредственно на оперативные и стратегические планы гитлеровского верховного командования.
Эти требования в немалой степени предопределили районы сосредоточения главных усилий вермахта в центре советско-германского фронта, способствовали выбору форм вооруженной борьбы. Однако экономические задачи решались в рамках широких стратегических расчетов, основу которых составляли надежды на разгром главных сил Красной Армии и на прочный захват стратегической инициативы{1060}.
К началу летне-осенней кампании 1943 г. на советско-германском фронте находилось 196 немецких дивизий из 294, которыми располагал вермахт, и, кроме того, 32 дивизии и 8 бригад союзников, т. е. всего до 232 дивизий, в то время как остальные силы были рассредоточены на других театрах военных действий от Ледовитого океана до Средиземного моря{1061}. На Восточном фронте весной 1943 г. уже не хватало подготовленного пополнения, материальной части, чтобы возместить потери, понесенные под Сталинградом. Не хватало горючего и снаряжения{1062}.
По статистике организационного отдела штаба сухопутных сил, потери Восточной армии убитыми, пропавшими без вести, ранеными за период с 1 ноября 1942 г. по 31 марта 1943 г. достигали 966 750 человек. За это же время пополнение составляло лишь 493300 человек, Некомплект достигал свыше 400 тыс. человек{1063}. В последующие месяцы 1943 г., за исключением весенних, потери значительно превосходили пополнение. Таким образом, все ясное обнаруживалось истощение людских резервов гитлеровского рейха.
Еще 13 января 1943 г. Гитлер издал приказ "О широком привлечении мужчин и женщин для задач обороны рейха", в котором предусматривались мобилизация в вермахт, главным образом с целью восполнения потерь Восточной армии, 800 тыс. человек из народного хозяйства и замена их вновь призванным таким же числом мужчин старших возрастов и женщин. Однако уже 12 марта Гитлер говорил о трудноразрешимом противоречии: "С одной стороны, мы должны взять 800 тыс. - 1 млн. человек, ...а с другой, - мы обязаны в следующие месяцы... утроить выпуск продукции во всех областях"{1064}. Имевшийся некомплект Восточной армии еле-еле удалось покрыть только наполовину. Основную часть пополнения израсходовали на то, чтобы доукомплектовать дивизии, которым предстояло участвовать в летнем наступлении на Курской дуге, другую - на формирование вне Советского Союза некоторых разбитых "сталинградских дивизий" (13 пехотных, 4 танковых, 2 моторизованных). Для усиления дивизий на остальных участках Восточного фронта резервов не хватало{1065}.
Удар за ударом, которые получала германская военная машина на главном фронте второй мировой войны, постоянный, неуклонный рост могущества Советского Союза и его армии, кризис фашистской коалиции - все эти факторы также в весьма большой степени влияли на выработку планов дальнейшего ведения войны Германией.
Нацистских лидеров серьезно беспокоило быстрое падение престижа империи. Они не видели иного способа вновь поднять свой авторитет в глазах союзников, нейтралов и остального мира, кроме военного успеха. Уже в зимние месяцы Гитлер не скрывал намерения "летом вернуть то, что зимой было потеряно"{1066}. Позже, когда появилось решение атаковать Красную Армию на Курской дуге, он с непоколебимой уверенностью заявил: "Победа под Курском должна стать факелом для всего мира"{1067}.
По мнению Хейнрици, Гитлер "не был склонен продумывать в этом новом положении методы дальнейшего ведения войны"{1068}. Варлимонт пишет: "Поворот в войне после Сталинграда немецким руководством, а главное, самим Гитлером... был мало осознан"{1069}. В противоположность этому Иодль считает, что "не только военным руководителям, но теперь и Гитлеру стало ясно, что сам бог войны уже отвернулся от Германии и направился в другой лагерь"{1070}. Противоречивость этих оценок сама по себе говорит о том, насколько нечетко понимали общую обстановку военные лидеры третьего рейха.
Гитлер и его ближайшее окружение полагали: самое главное - "с максимальной интенсивностью продолжать военные действия, для того чтобы ни у кого не создалось впечатления, будто немецкое руководство может когда-нибудь уступить или капитулировать"{1071}. "Именно после неудач и потерь в России и Африке, пишет Хейнрици, - он (Гитлер. - Д. П.) хотел доказать собственному народу, союзникам, понесшим огромные потери при ответных ударах, и врагам, что силы немецкого вермахта еще не сломлены. Поэтому, когда в конце февраля - начале марта контратаки группы армий "Юг" привели к успеху и вернули Восточной армии инициативу, созрело решение Гитлера сразу, как только окончится период распутицы, держать курс на наступление"{1072}. В письме от 16 февраля к Муссолини своей первой задачей Гитлер назвал восстановление на Востоке "нового крепкого стабильного фронта, занятого немецкими войсками". Решив после окончания распутицы опять перейти в наступление на Восточном фронте, Гитлер и ОКВ надеялись, что "Советский Союз... все-таки в какой-то день должен будет рухнуть"{1073}.
В разработке дальнейших планов ведения войны играла роль и боязнь вторжения англо-американских войск в Южную Италию. Здесь опасность казалась реальной, особенно после капитуляции армии Роммеля в Северной Африке и поражений в Средиземном море. Кроме того, "горящими пунктами" все еще признавались Балканы, Норвегия, французское побережье и, наконец, Испания. Все границы "Крепости Европа" становились уязвимыми тем в большей степени, чем труднее складывалась для третьего рейха обстановка на Восточном фронте.
III
Решительный план: вновь попытаться изменить ход войны в пользу фашистской Германии - сложился не сразу. Его выработка представляла собой длительный, сложный процесс, отличавшийся столкновением самых различных, порой противоположных мнений внутри нацистской военной верхушки. На первом этапе создания нового плана появился термин: "ничейный исход". Вряд ли кто-нибудь в генеральном штабе вполне ясно представлял себе, что это значит. "Ничейный исход" связывали со смутными надеждами добиться мира с Советским Союзом, истощив его наступательные возможности. "Должны же в конце концов иссякнуть наступательные силы русских!"{1074}, - восклицал Манштейн, активный сторонник "ничейного решения". Истощить Красную Армию "рядом ударов", а потом "добиться на Востоке по меньшей мере равновесия сил" - такого замысла придерживались Манштейн и некоторые его сторонники.
Гросс-адмирал Редер, оставшийся советником фюрера, и генеральный штаб военно-морских сил стояли на несколько иной позиции. Они давно не считали возможным добиться когда-нибудь военной победы над Советским Союзом. Редер видел основу дальнейшей стратегии в использовании противоречий между партнерами антигитлеровской коалиции и в перенесении центра тяжести ведения войны против Англии и США. Редер был первым, кто признал: Советский Союз победить нельзя. Как и год назад, он придерживался мнения, что судьба войны решится на море, и такие расчеты особенно укрепились у него после поражения итало-германских войск в Северной Африке.
20 мая 1943 г. Редер представил ОКВ доклад с оценкой положения и планами на будущее. "После достигнутой на Востоке стабилизации фронта против России, писал он, - в настоящее время главной проблемой германского руководства войной является развитие военных событий в Средиземном море"{1075}. Признав решающее значение наступления Красной Армии для развития событий на Североафриканском театре в пользу союзников, Редер приходил к выводу: "Англосаксы ныне создают условия для дальнейших операций против Европы и Среднего Востока, сосредоточивая силы в западном Средиземноморье". Оценивая возможности Советского Союза, Редер приходил к выводу: "Советское государство как в отношении личного состава, так и материальных средств еще располагает значительной мощью. Оно... располагает боевым духом и волей, необходимыми, чтобы продержаться до конца"{1076}.
Редер был первым, кто посоветовал Гитлеру положить теперь в основу стратегии "игру на противоречиях" между партнерами антигитлеровской коалиции, - мысль, за которую впоследствии, до конца своих дней, столь упорно и безрезультатно цеплялись фашистские главари. Редер понял, что СССР сокрушить невозможно, однако не смог вполне уяснить, что главной целью антигитлеровской коалиции на том этапе войны была победа над фашистским режимом и всеми его институтами, воплощенными в третьем рейхе, и что главным фронтом войны для Германии объективно по-прежнему оставался советско-германский. Редер считал, что для Европейского театра необходимы прежде всего "надежное обеспечение на Востоке и оборона от ожидаемого наступления англосаксов. Это наступление, вероятно, последует из английской метрополии и из Северной Африки"{1077}. Но оно может начаться и через Балканы, где положение стран оси неустойчиво и должно быть немедленно укреплено. Конечно, самым слабым местом концепции Редера оставалось "обеспечение на Востоке". Каким путем?
Разрабатывая планы перенесения усилий в район Средиземного моря, военно-морское руководство надеялось, что к лету 1943 г. на Востоке станет возможным установить прочный оборонительный фронт, и тогда с Восточного фронта в Италию и на Балканы будут переброшены крупные силы авиации и подвижных войск{1078}.
Вариант Редера приобрел сторонников в Италии. Он обсуждался в германских и итальянских штабах и стал предметом дискуссии во время встречи Гитлера с Муссолини 19 июля 1943 г. Итальянцы весной 1943 г. ждали активной помощи Германии в Средиземноморье. Главной предпосылкой немецкой поддержки должно было стать "полное истощение" Красной Армии в сражениях на Восточном фронте.
В общем итоге к весне 1943 г. возникло намерение сразу после периода распутицы начать активные действия против Красной Армии, ослабить ее, лишить наступательных возможностей и стабилизировать Восточный фронт, прочно закрепив за собой прежде всего Донбасс. Затем высвободить часть дивизий на Востоке, перебросить их против ожидаемого вторжения в Италию, отбить атаки англо-американских войск и удержать в седле итальянского союзника.
Чем ближе к лету, тем замысел становился активнее и решительнее.
Оценка возможных планов советского командования на лето 1943 г. занимала в расчетах германского военного руководства первостепенное место. Главный вопрос, на который требовался ответ разведки, состоял в следующем: какой вид вооруженной борьбы выберет на лето 1943 г. Советский Союз - наступление или оборону? Разведка очень долго не имела по этому вопросу определенного мнения. В конце марта она сообщила: "На основании больших потерь русских во время зимы является сомнительным, что противник вообще в состоянии предпринять решающее летнее наступление. Но это не исключает планирования и проведения операций с широко поставленными целями"{1079}. В середине апреля руководимый Геленом отдел иностранных армий Востока подтверждал: "Существующее сейчас положение на Восточном фронте соответствует установке на принципиально оборонительные действия русских". Однако и здесь не отрицалась возможность "крупных наступательных операций" в будущем{1080}.
С последних чисел апреля германская разведка все более определенно сообщает о наступательных планах Красной Армии. "Советское командование планирует на лето и в значительной степени подготовило крупные наступательные операции с широко поставленными целями", - сообщается 20 апреля. Причем главная вероятная задача - удар "против северного фланга группы армий "Юг" с целью: Днепр"{1081}.
В подобных выводах германскую разведку укрепил первомайский приказ И. В. Сталина. "В случае, если существование этого приказа будет подтверждено, доносил Гелен, - то отсюда следует, что оборонительно-выжидательная тактика русских в настоящее время является лишь временной и что следует ожидать крупного русского наступления"{1082}. Разведка группы армий "Юг" 1 мая сообщает о подготовке Красной Армии к наступлению, вероятно на Харьков Днепропетровск и через Донец к Днепру или Азовскому морю. В мае немецкая разведка уже вполне уверенно говорила о подготовке Красной Армией крупного летнего наступления, которое "согласуется с военными мероприятиями союзников", и о наличии в руках советского командования больших резервов, численность которых, по ее мнению, "впервые за эту войну с Россией достигла такой величины"{1083}. На фронте Гелен насчитывал у Красной Армии 197 дивизий и 52 бригады, а в тылу еще 181 дивизию, 237 стрелковых бригад, 134 танковые бригады и 81 танковый полк{1084}. В последних числах мая сообщается: подготовка к наступлению почти завершена, причем главный удар следует ожидать "против группы армий "Юг" в направлении на Днепр" и в районе Харьков - Белгород{1085}. Германский генеральный штаб приходил к заключению, что, атакуя на юге, советское командование будет стремиться прежде всего освободить Донбасс, Украину и открыть путь к Балканам.
Возникает вопрос: оценило ли в полной мере фашистское военное руководство выводы своей разведки насчет возросших возможностей Красной Армии и планов ее командования? По всей вероятности, нет, ибо в противном случае трудно объяснить устойчивость надежд на изменение хода войны. Подготавливая свое последнее наступление, Гитлер и его генеральный штаб не излечились от патологической недооценки мощи Советского Союза, хотя отрезвление уже наступало. Военное командование не сознавало, что Советский Союз благодаря титаническим усилиям добился перелома не только на фронте, но и в тылу, что не может быть и речи ни об "истощении" Красной Армии, ни о "ничейном решении", ни о победе Германии.
Фельдмаршал Манштейн, командующий группой армий "Юг", предложил при переходе Красной Армии в наступление "пропустить" ее до линии Мелитополь Днепропетровск, "освободив" путь через Донбасс на Нижний Днепр, а тем временем подготовить в тылу крупные силы, ударить во фланг и разгромить советские войска, сделав, таким образом, шаг к "ничейному результату". Но Гитлер и ОКВ категорически отклонили всякую возможность вступления Красной Армии в Донбасс, хотя бы временно. Взамен был предложен план "опережающего удара" подальше от Донбасса, в районе Курской дуги. Так появился на свет замысел операции, получившей наименование "Цитадель".
IV
На вечернем обсуждении обстановки в "Вольфшанце" 12 марта выяснилась парадоксальная вещь: оказывается Манштейн, известный горячий сторонник активной стратегии, втайне от Гитлера и штаба сухопутных сил начал готовить позиции для обороны в тылу, за Днепром, назвав их "позиции ОКХ". Цейтцлер узнал о такой предусмотрительности фельдмаршала и положил перед Гитлером карту, на которой можно было видеть, где строится новая оборона.
- Мой фюрер, - сказал Цейтцлер, - я занималсй этим вопросом. Оказывается, существует "позиция ОКХ": Днепр и дальше. Гитлер долго всматривался в карту.
- Этого я не знал.
- Я также не мог предполагать ничего подобного, - воскликнул Цейтцлер. Это нужно ликвидировать. Последовала пауза.
- Мне об этом никто не доложил ни слова!
Итак, подготавливая новое "генеральное наступление" на советско-германском фронте, они отнюдь не были уверены в его благоприятном исходе и втихомолку готовились к возможному отступлению.
- Никто не доложил ни слова! - повторял на разные интонации Гитлер, видимо, соображая, что, может быть, оборонительная позиция в тылу действительно станет необходимой.
- А вот и приказ об этом. - Цейтцлер положил на карту несколько листков текста.
- Спросите у Хойзингера, может быть, он в курсе дела?
- Нет, Хойзингер тоже говорит: никто не доложил. Вот Мелитополь, вот другие города, все - вдоль Днепра; на карте обозначены сооружения. В действительности же на местности ничего нет. Я отдам распоряжение уничтожить приказ.
- Он не существует, - ответил машинально Гитлер, думая уже о другом. И сразу приступил вместе с Цейтцлером к обсуждению вопроса - на каких участках все-таки строить оборонительные позиции вдоль Днепра.
Так, по свидетельству стенографических записей, родилась идея пресловутого "днепровского вала", который впоследствии создавался, чтобы остановить наступление Красной Армии.
Потом речь пошла о сроках восстановления разбитых дивизий и увеличении их подвижности.
- Все совершенно ясно, Цейтцлер. Все это далеко не соответствует идеальной картине, - подвел итог Гитлер. - Но мы должны быть твердыми. Я не могу допустить, чтобы прошел год, в течение которого я где-нибудь не нанес бы русским удара.
И тогда Цейтцлер, указывая на карту с уже проведенной на ней линией "днепровского вала", произнес многозначительную фразу:
- Они сделают нам капут прежде, чем мы это построим{1086}.
Итак, крылатое фронтовое словечко гитлеровских солдат на Восточном фронте ("Гитлер капут") было произнесено... в ставке Гитлера. После Сталинграда. Перед Курском.
Как же представляли себе Гитлер и его начальник генерального штаба перспективы борьбы против Советского Союза? И в этом вопросе содержание беседы оказалось весьма симптоматичным.
- Я пришел вместе с Гудерианом, - неожиданно сказал в конце совещания Цейтцлер. - Он хочет иметь картину на будущее.
- Между прочим, мы тоже хотим ее иметь, - не без иронии ответил Гитлер.
- Да, между прочим, и мы хотим ее иметь, - повторил в тон фюреру начальник генерального штаба. - В июле - августе она у нас будет. Но сегодня?
Итак, "сегодня" ни Гитлер, ни его начальник генерального штаба не могли достаточно ясно представить себе, как развернутся события в войне против Советского Союза.
V
И генеральный штаб сухопутных сил, и командующие группами армий были согласны с Гитлером, что в России ближайшую цель нужно видеть в том, чтобы по возможности снизить ударную мощь советских войск и постараться вырвать стратегическую инициативу.
Вместе с тем существовало и такое мнение, что соотношение сил больше не позволяет вести против Советского Союза крупные наступательные операции. Однако, с другой стороны, простым переходом к обороне не только считалось невозможным ослабить Красную Армию, но и удержать занятый фронт протяженностью 2700 км. Если Красная Армия, рассуждали германские генштабисты, концентрируя свои силы, захотела бы весной осуществить прорыв, например, на фронте Донца или в направлении Орловской дуги, "то следовало ожидать кризисных положений, несмотря на оставление выступов у Вязьмы и Демянска. Ответные удары, как это практиковалось в прошедшую зиму, с потерей целых армий, теперь немецкому командованию наносить было нечем"{1087}.
Генеральный штаб сухопутных сил и командующие группами армий были вполне согласны с мнением Гитлера, что после успеха Манштейна под Харьковом "вновь приобретенную возможность развить инициативу необходимо использовать для того, чтобы ограниченными ударами наносить врагу тяжелый урон"{1088}. Но в вопросе о выполнении такого намерения мнения расходились.
Генеральный штаб полагал, что сразу после периода распутицы Красная Армия немедленно перейдет к активным действиям для освобождения занятых областей{1089}. Его намерения в общем склонялись к тому, чтобы в рамках стратегической обороны на всем советско-германском фронте встретить удары Красной Армии маневренными операциями, а в дальнейшем, найдя благоприятный момент, перейти в контрнаступление, нанести советским войскам крупное поражение и предельно их ослабить. Некоторые офицеры штаба сухопутных сил думали таким путем снова добиться инициативы в ходе борьбы. Главное, считали они, не держаться за все участки местности, а упорно ослаблять Красную Армию.
Наряду с этим ожидалось вторжение англо-американских войск в Италию и даже во Францию. Для борьбы с ними предполагалось высвободить на Востоке часть сил и перебросить к новым угрожающим пунктам. Если к моменту высадки англо-американских соединений не удастся решительно ослабить Красную Армию и безболезненно снять ряд дивизий с Восточного фронта, то, по мнению ответственных лиц в генеральном штабе, придется отвести Восточную армию на более короткую линию: Днепр - Березина - Западная Двина. Тогда, быть может, все-таки удастся вывести в резерв и бросить в Италию или во Францию несколько дивизий{1090}.
Командующий группой армий "Юг" Манштейн упорно отстаивал свое мнение. Решающим участком борьбы на Восточном фронте станет южный. Г. Хейнрици пишет: "Он (Манштейн. - Д. П.) был убежден, что главный удар советского наступления будет направлен на его позиционный участок. Нигде советским войскам не удались бы такие значительные политические, военные и экономические успехи, как в том случае, если бы они сумели разгромить южный фланг Восточного фронта, если бы они открыли себе дорогу через Румынию на Балканы, приобрели бы экономически такую ценную Украину и еще румынскую нефть. Группа планировала отвести с боями обе свои южные армии - 6-ю и 1-ю танковую - к нижнему течению Днепра, отбить ожидаемое из района Харьков - Курск наступление Советов, которое они поведут своим мощным северным флангом, а затем ударом на юго-восток свернуть наступающий фронт врага и уничтожить его у Азовского моря"{1091}.
Операция таких размеров требовала гораздо больших сил, чем те, которыми располагала группа армий "Юг". Недостающие войска Манштейн предлагал добыть с других участков Восточного фронта: путем оставления кубанского плацдарма, с Орловской дуги и за счет укорочения позиций под Ленинградом. Силы нужно было привлечь также из Западной и Юго-Восточной Европы. Эта необходимость обнажить другие фронты обусловила новый риск, который Манштейн считал неизбежным, чтобы "на длительный срок нанести поражение вооруженным силам красных"{1092}.
В случае успеха этого контрнаступления Манштейн был намерен затем повернуть к северу и разбить советские войска перед группой армий "Центр".
Однако Гитлер, штаб верховного командования и ряд представителей генерального штаба сухопутных сил решительно выступали против маневренной обороны подобного толка: соображения интересов военной экономики, подчинявшие расчеты военного руководства, стояли на первом плане. Фашизм ни при каких условиях не желал создавать какую бы то ни было угрозу Донбассу и терять богатства Украины. Это обстоятельство диктовало содержание оперативных планов.
Варлимонт подчеркивает: формирование окончательного стратегического решения весной 1943 г. произошло под влиянием политических и экономических соображений: "По хозяйственным и политическим причинам Восточный фронт надо было удержать там, где он стоит"{1093}. Именно поэтому Гитлер, Кейтель и Иодль решительно возражали Манштейну и его сторонникам. Гитлер "из опасения, что оставленные области, в частности Донецкий промышленный бассейн, контратаками не удастся вернуть, отказывался проводить подвижную оборону"{1094}.
Затем Гитлер и штаб ОKB стали склоняться к мысли о необходимости упредить наступление Красной Армии, первыми нанести удар, чтобы сорвать возможное наступление Красной Армии на Украину. Они начали думать, что-де Советский Союз, "желая получить поддержку союзников, будет отодвигать срок своего наступления вплоть до того момента, когда западные державы произведут вторжение"{1095}.
В таком случае, подчеркивал Гитлер, немецкому вермахту пришлось бы бороться на два фронта, а этого допускать нельзя. Следовательно, надо опередить наступление Красной Армии своим собственным наступлением и атаковать позиционный фронт советских войск. Так как силы, которые можно для этого выделить, были ограничены, то наиболее удобным участком стал признаваться выступ у Курска: следует уничтожить силы, находящиеся на Курской дуге, разбить резервы Красной Армии восточнее Курска, которые, как считал штаб оперативного руководства, предназначались для летнего наступления. Устранение Курской дуги принесло бы немецкому фронту сокращение на 240 км и возможность сохранить резервы. Красная Армия этой атакой была бы лишена исходной позиции для наступления во фланг группы армий "Юг" в направлении Днепра или в тыл Орловской дуги, т. е. группы армий "Центр". Затем успех был бы развит.
Конечно, в штабе верховного командования и в генеральном штабе сухопутных сил понимали, что важная для советского командования Курская дуга будет прочно укреплена. "Во всяком случае, - приходит к заключению Хейнрици, - наступление на эту линию обороны должно было стать труднее, чем подвижная борьба на свободном пространстве, как могло бы сложиться при контрударе в рамках эластично проводимой обороны"{1096}. Если в борьбе за Курскую дугу более слабый наступающий понес бы больше потерь, чем обороняющийся, то будет опасность малоэффективной растраты незначительных резервов Восточной армии. Цейтцлер высказал поэтому свои заботы и сомнения о плане атаки на Курскую дугу. Он говорил, что намеченный удар охватит слишком незначительное пространство и не даст гарантии предотвращения крупного наступления советских войск. Если сосредоточенные в этом месте резервы Красной Армии даже и были бы разбиты, то у нее все еще оставалось бы достаточно сил, чтобы, несмотря на потери под Курском, вести наступление на других участках Восточного фронта.
Иными словами, произойдет самое худшее: в борьбе за позиционный выступ Курской дуги немецкие резервы будут скованы, и в этот момент советское командование начнет атаки на других участках фронта. Тогда у немцев не нашлось бы сил, чтобы им противостоять.
Цейтцлер склонялся к тому, чтобы "предоставить советскому командованию инициативу", а затем атаковать контрударом. Гитлер и штаб верховного командования настаивали на том, чтобы атаковать первыми. Они рассчитывали на полный успех при условии, если наступление будет проведено вовремя, чтобы советские войска, "только что понесшие потери в результате немецкого весеннего контрнаступления, застигнуть еще в ослабленном состоянии"{1097}.
На основе таких соображений 13 марта появилась директива Гитлера о ведении боевых действий No 5. В ней определялось намерение на отдельных участках фронта, "по возможности упредив русских", которые, вероятно, после окончания зимы и периода распутицы возобновят активные действия, "начать наступление и этим навязать им свою волю, как это недавно уже имело место в группе армий "Юг"". На других участках фронта требовалось "совершать частные удары и таким путем обескровить противника". На фронтах вне Курской дуги следовало сделать особо прочной оборону путем использования тяжелого оружия, постройки глубоких позиций, минирования, создания подвижных резервов и т. д. Группе армий "А" директива предписывала высвободить как можно больше сил для наступления группы армий "Юг" и вместе с тем "любой ценой удерживать кубанский плацдарм - Крым". Группе армий "Юг" директива указывала до середины апреля сконцентрировать на северном фланге сильную танковую армию, которая могла бы "после окончания распутицы перейти в наступление раньше русских". Цель наступления заключалась в том, чтобы "ударом из района Харькова в северном направлении во взаимодействии с ударной группировкой 2-й армии уничтожить действующие перед 2-й армией силы". На южном своем участке группа армий должна была "максимально укрепить позиции" по рекам Миус и Северный Донец. Группе армий "Центр" предстояло создать южнее Орла ударную группу, способную наступать во взаимодействии с северным флангом группы армий "Юг" и "уничтожить силы врага, сконцентрированные на Курской дуге". Орловский плацдарм следовало укрепить для обороны. Группа армий "Север" приводилась "в максимально высокое оборонительное состояние". Одновременно директива требовала подготовить операцию против Ленинграда, которая будет проведена в начале июля{1098}.
Генеральный штаб считал, что группа армий "Юг" своими силами не сможет оборонять довольно широкий фронт и одновременно создать достаточно сильную ударную группу. Но надеждам снять войска с кубанского плацдарма не суждено было осуществиться. Активные действия советских войск на Кубани не позволили взять оттуда под Курск больше чем две дивизии. К тому же вскоре Гитлер и ОКВ решили, что блокирование военного порта Новороссийск важнее, чем усиление группы армий "Юг". Было принято решение: на Кубани удерживать даже большую по размерам предмостную позицию, чем это было намечено прежде.
Десять немецких дивизий оставались скованными на кубанском плацдарме. Однако и это число вскоре оказалось недостаточным, чтобы выполнить расширенную теперь задачу группы армий "А" под Новороссийском. Штаб сухопутных сил посчитал себя вынужденным в мае и июне направить на Кубань еще три пехотные дивизии, ранее предназначавшиеся для наступления под Курском.
Получилось, что теперь не группа армий "А" предоставляла силы группе армий "Юг", а, наоборот, "Юг" и "Центр", которые готовились к наступлению под Курском, отдали часть сил группе армий "А" на Кубань.
Так войска нашего Северо-Кавказского фронта на Кубани еще больше усложнили оперативные проблемы, стоявшие перед гитлеровским командованием.
Необходимость создать ударные кулаки вынуждала командующих группами армий "Юг" и "Центр", фельдмаршалов Манштейна и Клюге, ослабить другие участки своих фронтов, которые становились поэтому уязвимыми. Если Манштейн в случае атаки Красной Армии между Азовским морем и Харьковом мог бы обеспечить себе возможность отхода к нижнему течению Днепра, где уже начались большие оборонительные работы, то в группе армий "Центр" успех наступления советских войск против орловского плацдарма означал выход Красной Армии прямо в тыл ударной группировке Клюге, двигающейся на Курск с севера.
Название плана наступления на Курской дуге "Цитадель", взятое из терминологии старой крепостной войны, должно было означать, что третий рейх, обороняя "Крепость Европу", решительными вылазками из этой "цитадели" истощает осаждающего ее врага и добивается победы над ним.
ОКХ, фельдмаршалы Манштейн и Клюге после всех сложных и запутанных подсчетов постарались выделить для наступления возможно больше сил. И действительно, гитлеровскому командованию вновь удалось создать чрезвычайно мощную ударную группировку. Всего на курском направлении против войск Центрального и Воронежского фронтов под командованием генералов К. К. Рокоссовского и Н. Ф. Ватутина немцы сосредоточили 50 дивизий, в том числе 17 танковых и 2 моторизованные - 900 тыс. человек, около 10 тыс. орудий и минометов, 2700 танков и свыше 2 тыс. самолетов. В группе армий "Юг" (в составе танковой группы Кемпфа и 4-й танковой армии Гота) планировалось ввести 19 дивизий, в том числе 8 пехотных и 11 танковых (из них две - в качестве резерва ОКХ) и 3 бригады штурмовых орудий. В группе армий "Центр" - 9-ю армию Моделя в составе 23 дивизий, в том числе 8 танковых и моторизованных{1099}. Для обороны на остальном фронте у Манштейна оставалось 25 дивизий (из них три - в резерве) на 60 км; у Клюге для удержания орловского плацдарма - 15 дивизий (из них три - в резерве) на фронте 280 км{1100}.
После выполнения задачи под Курском ОКВ думало высвободить 10 дивизий для переброски на Запад{1101}.
Чтобы предотвратить угрозу группе армий "Юг" из района юго-восточнее Харькова во время проведения операции "Цитадель", штаб сухопутных сил 22 марта дополнил оперативный приказ No 5 директивой Манштейну: до начала операции провести частную атаку через Донец около Изюма{1102}.
Когда войска приступили к подготовке наступления, очень скоро выяснилось, что срок, назначенный для начала операции - конец апреля, - нереален. Штаб верховного командования был вынужден в оперативном приказе No 6 от 15 апреля назначить 3 мая как самую раннюю дату. Войска требовали другого срока - 15 мая или начало июня.
VI
Оперативная директива No 6, подписанная Гитлером, гласила: "Я решил, как только позволит погода, провести наступление "Цитадель" как первое наступление в этом году.
Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно быть проведено быстро и с сокрушающей силой. Оно должно дать нам в руки инициативу на весну и лето текущего года. Поэтому все приготовления следует проводить с величайшей тщательностью и энергией. На направлении главных ударов необходимо использовать лучшие соединения, лучшее оружие, лучших руководителей, наибольшее количество боеприпасов. Каждый командир, каждый солдат должен проникнуться мыслью о решающем значении этого наступления. Победа под Курском должна стать маяком для всего мира.
В связи с этим я приказываю:
...Цель наступления состоит в том, чтобы путем максимально сосредоточенного, решительного и быстрого удара силами по одной армии из районов Белгорода и южнее Орла окружить вражескую группировку, находящуюся в районе Курска, и уничтожить ее концентрическим наступлением.
В ходе этого наступления должен быть достигнут новый, укороченный, экономящий силы фронт по линии: Нежега - участок реки Короча - Скородное - Тим - восточнее Щигры - участок реки Сосна"{1103}.
Директива требовала "широко использовать момент внезапности", для чего сосредоточение сил обеих групп армий осуществить в глубине, вдали от исходных позиций, а выдвижение на них проводить только ночью. С этой же целью планировались многие меры дезинформации, в частности ложная подготовка наступления на Донце. Особо подчеркивалась необходимость "максимального массирования ударных сил на узком участке" с тем, чтобы "одним ударом пробить оборону противника, добиться соединения обеих наступающих армий и замкнуть кольцо окружения"{1104}. Предполагалось наступать в "максимальном темпе", а после окружения курской группировки "быстрыми ударами" со всех направлений "ускорить ее ликвидацию".
Уже в конце апреля германское командование стало понимать, что надежды застигнуть Красную Армию на Курской дуге врасплох тщетны. С другой стороны, гитлеровское руководство все больше убеждалось: Советское Верховное Командование сумело сосредоточить новые значительные силы и следует ожидать наступления Красной Армии на гораздо более широких участках советско-германского фронта, чем тот, который избран для операции "Цитадель".
Отдел иностранных армий Востока сделал вывод: "Руководство красных сумело так провести ясно выраженную подготовку крупной наступательной операции против северного фланга группы армий "Юг" в направлении Днепра..., что оно до ее начала свободно в своих решениях и путем сохранения достаточных оперативных резервов может не принимать окончательного решения о проведении этой операции до последней минуты точного определения срока немецкой атаки... После того как поступят новые... сведения, не исключено, что противник разгадает подготовку к наступлению... сперва выждет и будет все время усиливать свою готовность к обороне, имея в виду достижение своих наступательных целей при помощи ответного удара... Нужно считаться со все увеличивающимися силами противника и с тем, что противник достиг уже высокой готовности против возможных атак немцев"{1105}.
Германская разведка делала самые различные предположения о вариантах решения Советского Верховного Главнокомандования. Оценки разведки отнюдь не способствовали укреплению надежды на быстрый и легкий исход операции "Цитадель". Командующий 9-й армией Модель требовал увеличить количество и качество танков "из-за сильных подготовительных мероприятий" противника, в частности из-за наличия у него "нового эффективного противотанкового оружия". Модель положил в основу своего плана прорыва обороны советских войск шестидневный расчет. "Это, однако, находилось, - пишет Хейнрици, - в вопиющем противоречии с основной идеей "Цитадель": быстрейшим образом совершить прорыв советских позиций, чтобы путем окружения уничтожить защитников Курской дуги, прежде чем резервы смогут прийти им на помощь"{1106}.
Гитлер, ОКВ, ОКХ, догадываясь, что советскому командованию известны их планы, тем не менее не отказывались от наступления и делали ставку на новые тяжелые и сверхтяжелые танки и самоходные орудия, которые, по их мнению, "абсолютно уравновесят любое увеличение советских сил".
Находясь под давлением разных противоречивых доводов, верховное главнокомандование не сразу пришло к окончательному решению, а сперва, отодвинуло срок начала атаки, без указания точной даты. Только 11 мая появился новый "день икс" - 12 июня.
Гитлер не желал начинать атаку без новых танков, которые еще не прибыли. Задержка в доставке "тигров", "фердинандов" и "пантер" вскоре заставила считать назначенный срок атаки неокончательным. В конце мая Гитлер и высшие штабы полагали, что нужно "день икс" снова отодвинуть, хотя и опасались роста мощи обороны на Курской дуге и увеличения активности партизан, мешавших подготовке наступления. Хейнрици пишет: в тылу группы армий "Центр" действия партизан приняли "невиданный до сих пор размах". Время от времени, продолжает, он, "ударные дивизии, в некотором количестве пришлось направлять против партизан, чтобы суметь обеспечить дороги для подвоза снабжения"{1107}. Разведка уточняла: численность резервов Красной Армии "превосходит все, что было когда-либо раньше". Когда 12 мая пришли сведения о полном крушении в Северной Африке, Цейтцлер высказал мнение: необходимо ускорить начало операции "Цитадель" как гораздо более важной. Гитлер, Кейтель и Иодль сомневались: подходящий ли это момент для удара под Курском, особенно после падения Туниса, что произвело тяжелое впечатление в Италии. Не правильнее ли на случай "внезапного развала Италии" отказаться от замысла наступления на Востоке и сразу высвободить достаточные силы, чтобы бросить их в Италию?
Но вместе с тем все понимали: решающий фронт - советско-германский. "Важнейшим для Гитлера, - пишет Хейнрици, - было достигнуть успеха в России" путем наступления, которое дало бы возможность удержать Восточный фронт и подействовало бы ободряюще на союзников.
Задерживали "сверхтяжелые танки". Гитлер решился опять перенести начало операции "Цитадель", теперь на конец июня. За этот период, как он полагал, танковые подкрепления прибудут и одновременно можно будет получить более ясное представление о намерениях Италии.
Все более убеждаясь, что скрыть замыслы не удалось и что советское командование подготовило на участках готовящегося немецкого наступления прочную оборону, Гитлер и Кейтель стали подумывать об атаке Курского выступа не с севера и юга, где он наилучшим образом укреплен, а с запада, в центре, против вершины дуги, чтобы "смять ее и расколоть". Но Клюге и Манштейн не согласились с таким планом. Они верили в успех. Это они, хваленые гитлеровские фельдмаршалы, не сумев вполне трезво оценить общую обстановку, настаивали на атаке в лоб самой лучшей из когда-либо подготовленных в годы второй мировой войны оборонительной позиции. "Исполнение того, что предложил Гитлер, считали они, потребовало бы совершенно изменить подготовку наступления, потребовало бы нового стратегического сосредоточения войск, назначенных для атаки, перемены мест складов. При трудностях в деле организации плацдарма и связи в новом районе развертывания все это еще больше задержало бы проведение наступления, не говоря уже о том, что такая перегруппировка не могла бы оставаться не замеченной врагом"{1108}.
Цейтцлер, один из главных составителей плана "Цитадель", в июне стал серьезно сомневаться в удаче, "так как главным условием успеха является внезапность нападения на противника, а достигнуть ее уже невозможно".
Гудериан, как инспектор танковых войск, выразил неуверенность в успехе курского наступления, "так как русские построили чрезвычайно сильную противотанковую оборону"{1109}. В генеральный штаб поступили донесения, что "русская оборонительная дуга под Курском прикрыта тремя глубокими рядами минных полей, вследствие чего местность непригодна для наступления танков", и что "русская пехота прошла длительную подготовку в тесном взаимодействии со своими танковыми подразделениями"{1110}.
Гитлер и штаб верховного главнокомандования вновь стали колебаться. Тогда Цейтцлер, считавший, что "время уже упущено", направил запрос командующим группами армий: каково в данное время их отношение к проведению операции "Цитадель"? Манштейну и Клюге представлялся случай отменить новую отчаянную авантюру. Но тогда они не были бы самими собой. Несмотря на то что ожидавшиеся трудности сознавались, ответы Клюге и Манштейна выражали твердую уверенность в успехе. Фон Клюге 18 июня писал: проведение операции "Цитадель" - наилучшее из всех возможных решений. Следует "возможно быстрее начать ее".
Собственно, этим и закончились все дискуссии. Наступление надо проводить!
18 июня Гитлер отбросил сомнения. К тому же прибытие танков "тигр" и новых самоходных орудий до начала июля теперь гарантировалось.
В тот же день фюрер собрал командующих на последнее совещание.
- Несмотря на неоспоримые трудности, борьбу за Курскую дугу, - сказал он, - я встречаю с уверенностью. Еще никогда в русском походе немецкие войска не были лучше подготовлены и оснащены таким превосходным тяжелым оружием. Перед вермахтом поставлена теперь задача: в России - Финляндии обеспечить Восточный фронт, а в пространстве Средиземного моря и в Атлантике оборонять Европу в ее границах. Оставить на произвол судьбы такие важные районы, как Донецкий бассейн на востоке и Балканы на юге, для дальнейших военных операций немыслимо.
А еще через неделю Гитлер назначил окончательный срок начала операции "Цитадель": 5 июля 1943 г.
Пылающая земля Курской дуги
I
Стратегический план на 1943 г., созданный руководителями германского фашизма, представлял собой отчаянную попытку найти на советско-германском фронте выход из глубокого кризиса, в котором оказались политика и стратегия третьего рейха. Фашистская верхушка, ее генеральный штаб надеялись осуществлением этого плана разрешить все свои трудные проблемы: и изменить ход борьбы на Восточном фронте, и удовлетворить требования монополий - удержать Украину, особенно Донбасс, и укрепить бастионы "Крепости Европа", и нанести удар национально-освободительному движению, обеспечить престиж нацистского государства, и вообще сделать все, чтобы разрубить тугой узел противоречий нацистской стратегии.
В основе плана лежало слишком много идей, каждая из которых и тем более все они вместе не отвечали реальной обстановке на данном этапе войны и соотношению сил. Гитлеровское военное руководство хотело везде удержать фронт и вернуть инициативу и даже изменить общий ход войны. Оно понимало неизбежность крупного летнего наступления Красной Армии, надеялось остановить его "маневренными операциями", но выяснилось, что подобного рода операции неприемлемы, ибо недопустима связанная с ними временная потеря Донбасса и Южной Украины. Признавая решающим фронтом борьбы советско-германский, стратеги из "Вольфшанце" не сомневались: максимум сил следует держать именно здесь; но вместе с тем они хотели быть готовыми для возможной борьбы на несколько фронтов, включая вероятные, укрепить позиции в Европе за счет ослабления того же советско-германского фронта, что вообще было стратегически немыслимым. К тому же, решив провести наступление на Восточном фронте, германский генеральный штаб стал инициатором атаки на узком его отрезке, только на Курской дуге, заведомо против сильнейшего участка обороны Красной Армии, без всяких надежд на внезапность. "Но неумолимая логика агрессивной войны требовала от гитлеровского руководства реализации наступательных планов как средства вернуть утраченную инициативу и изменить в свою пользу стратегическое положение на Восточном фронте"{1111}.
После войны ряд историков Запада и бывших гитлеровских генералов считают Гитлера единственным виновником проигрыша Курской битвы: необходимо было скорее начинать атаку, чтобы не дать возможности советскому командованию еще больше укрепиться в районе Курска, провести наступление на Восточном фронте до высадки союзников в Италии. Гитлер, же затянул начало операции "Цитадель" и обрек ее на неудачу{1112}. Но это не так. Дело в том, что в конце апреля и в мае 1943 г. германское командование не смогло сосредоточить и подготовить даже минимально необходимых сил. А Красная Армия проводила интенсивную подготовку.
Сосредоточение войск для операции "Цитадель" таило прямую угрозу дальнейшего ослабления других участков советско-германского фронта. Генеральный штаб, имея сведения о подготовке советским командованием наступательных группировок далеко за пределами Курской дуги, тем не менее планировал снять там дивизии. Создавался своего рода порочный круг: для "Цитадели" нужны силы, но они могут быть взяты лишь из других мест, а "другие места" находятся под угрозой атаки советских войск, которая станет тем более успешной, чем меньше окажется там немецких дивизий. В этой связи некоторые историки в Западной Германии уныло сетуют на Гитлера: он, дескать, глубоко ошибался: "хотел прикрыть все" и поэтому оставил, например, 17-ю армию на Кубани вместо того, чтобы направить ее на Украину, а войска, освободившиеся из демянского "котла", держал под Ленинградом и не бросил под Курск{1113}. Но если бы теперь это зависело от Гитлера и любого из его помощников!
Положение диктовала стратегия Советского Верховного Главнокомандования. Обнаружив подготовку фашистского наступления под Курском, оно приняло точно рассчитанные меры, чтобы сковать немецкие армии на всем остальном фронте, растянуть германские резервы, не позволяя стягивать их в центр. И эту задачу командование Красной Армии выполнило настолько успешно, что с флангов огромного фронта немцы не смогли дополнительно снять для курского наступления сколько-нибудь значительные силы.
За счет чего же в конце концов немецкие генштабисты надеялись выбраться из этой бесконечной карусели невыполнимых и несовместимых друг с другом идей и решений? Снова и больше, чем когда-либо прежде, весь расчет упирался лишь в тактический успех, в мощную атаку, танковый сверхтаран, усовершенствованные танки и глубокое построение войск.
Но война приняла настолько сложные формы, что надежда на крупный успех путем тактической победы без прочного стратегического фундамента оказалась все той же иллюзией.
Верховное Главнокомандование Красной Армии превосходно учло все неразрешимые противоречия германской стратегии.
Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии намечала разгромить немецкие группы армий "Центр" и "Юг", освободить Левобережную Украину, Донбасс, восточные районы Белоруссии и выйти на линию Смоленск - река Сож среднее и нижнее течение Днепра. Главные усилий направлялись на юго-запад, где сосредоточивались стратегические резервы{1114}.
В работах маршалов Советского Союза Г. К. Жукова, К. К. Рокоссовского, И. С. Конева, историков Н. Г. Павленко, А. Н. Грылева, В. П. Морозова, Г. А. Колтунова, Б. Г. Соловьева раскрыты характерные черты подготовки Красной Армии к летне-осенней кампании 1943 г., обстоятельства, предшествовавшие ей, и ход вооруженной борьбы летом и осенью 1943 г. Воспоминания советских военачальников, других участников событий, работы военных исследователей свидетельствуют о многих важных подробностях хода планирования Советским Верховным Главнокомандованием вооруженной борьбы на лето 1943 г.{1115}
Планы советского командования опирались на значительное превосходство сил, которое удалось создать к лету 1943 г., несмотря на тяжелые потери в людях и технике, понесенные Советским Союзом в предыдущие годы войны. Красная Армия перед битвой под Курском превосходила гитлеровские вооруженные силы на Восточном фронте в артиллерии почти вдвое, в танках - в 1,8 раза, в самолетах - в 2,8 раза{1116}.
План Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии носил печать высокого стратегического мастерства. Он характеризовался четкостью стратегических идей и принципиально отличался от планов германского верховного командования с их сложной гаммой противоречивых расчетов.
Подготовка наступательных операций с целью разгрома гомельской и харьковской группировок гитлеровцев, форсирования Днепра и создания условий для освобождения Донбасса и Белоруссии была начата еще весной 1943 г. Советское командование, своевременно вскрыв замыслы противника и его подготовку к наступлению, решило, однако, первым не наступать, а, предварительно измотав гитлеровские армии в оборонительном сражении, перейти потом в контрнаступление.
Предполагалось встретить германское наступление на хорошо организованных позициях Курской дуги обороной Центрального и Воронежского фронтов. После разгрома наступающих фашистских группировок следовало начать контрнаступление силами пяти фронтов и разгромить немецкую группировку, которая удерживала важнейшие экономические районы Левобережной Украины и Донбасса. Второй удар силами трех фронтов должен был последовать на западном направлении. Он снимал угрозу Москве и Центральному промышленному району.
Важнейшее преимущество подготовки Советским Верховным Главнокомандованием летне-осенней кампании 1943 г. заключалось в том, что, во-первых, оно предусматривало нанесение ударов на гораздо более широком фронте, чем тот, на котором предстояло германское наступление; во-вторых, заблаговременно подготовленные сильные резервы, включая Степной фронт под командованием генерала И. С. Конева, позволяли создать к началу лета 1943 г. на всем советско-германском фронте превосходство в силах; в-третьих, командование Красной Армии избрало наиболее целесообразный способ борьбы, полностью отвечавший сложившейся обстановке; в-четвертых, советская разведка сумела вскрыть замыслы гитлеровского командования, группировку, развертывание германских вооруженных сил и план атаки на Курской дуге.
Но если Верховное Главнокомандование Красной Армии эффективно и точно использовало данные разведки при подготовке стратегического плана, то германский генеральный штаб выработал решение, противоречащее выводам своей разведки. Однако по логике попавшего в тупик агрессора иначе он сделать и не мог. Если теперь руководители гитлеровского рейха стали бы считаться с реальными фактами, то им не оставалось бы ничего другого, как признать себя побежденными.
II
Решающие события надвигались. На Курской дуге перед немецкими позициями выросла глубоко эшелонированная необычайно прочная оборона советских войск, готовая преградить путь таранным ударам фашистского вермахта. Резервы Красной Армии, расположенные в тылу и на широком фронте, грозно нацеливались на центральный и южный участки германского фронта, на фланги изготовившихся к атаке армий Манштейна и Клюге. Во всей подготовке Красной Армии чувствовались мощь, уверенность и высокое мастерство. Советское командование внимательно следило за всеми подготовительными действиями врага. 2 июля Ставка оповестила командующих фронтами: германское наступление следует ожидать между 3 и 6 июля. Все было приведено в полную готовность.
И когда на рассвете 5 июля фронт взорвался начавшимся летним наступлением гитлеровской армии на Курской дуге, отпор последовал немедленно. Началось гигантское сражение.
Битва под Курском представляла собой еще одно величайшее событие второй мировой войны. Ход Курской битвы{1117} с самого же начала опроверг расчеты ОКВ и ОКХ.
Советские войска стойкой обороной и мощными контрударами с первых же дней затормозили яростный натиск мощных немецких танковых клиньев. "Рано утром 5 июля 1943 г. началось давно ожидаемое русскими германское наступление, - пишет в комментариях к журналу военных действий ОКВ В. Хубач. - Наступательный порыв был большим, южной группе удалось продвинуться почти на 15 км. Но наши потери в танках были значительными, особенно из-за мин... В северной группе генерал-полковник Модель еще придерживал танковые части и вклинился пехотными силами в главную полосу обороны противника. Минные поля, глубокие проволочные заграждения, фланкирующие сооружения, противотанковые препятствия доставляли продвижению чрезвычайные трудности и вели к большим задержкам. Многочисленные гнезда сопротивления в глубине боевой зоны, сильные резервы и ожесточенная оборона каждого метра земли приносили наступающему тяжелые потери. На поле боя, везде подготовленном для обороны, наше дальнейшее наступление приводило лишь к постепенному захвату территории; русские контрудары вызывали местные кризисы. Крупные русские бомбардировочные соединения, которые численно значительно превосходили немецкие воздушные силы, день за днем атаковали на главных направлениях битвы"{1118}.
Все западногерманские историки и мемуаристы вынуждены признавать полный провал наступления с первых же его дней.
Взявшийся за перо бывший генерал Хейнрици пишег: "В обеих группах армий сразу обнаружилась вся трудность предприятия. Глубоко эшелонированная система позиций советских войск, насыщенная окопами, опорными пунктами, минными полями и противотанковыми препятствиями, защитники которой эффективно поддерживались массированным огнем артиллерийских соединений и реактивных установок, позволяла наступающим немцам двигаться вперед медленнее чем ожидалось. Русская артиллерия перед 9-й армией была, кажется, наиболее сильной. Особенно отрицательным оказалось слишком незначительное число пехотных дивизий, главным образом в группе армий "Юг". Это вынуждало вводить танковые дивизии для прорыва с большими потерями системы позиций, которые были укреплены советскими войсками против танкового наступления всеми мыслимыми средствами. Скованные минными полями и естественными препятствиями, наступающие танки становились хорошей целью для сильной русской обороны. Сверхтяжелые танки не могли использовать свою ударную силу как предполагалось"{1119}.
Уже в самом начале боев оказалось, что главный оперативный козырь фашистского командования - усовершенствованные танки - не в состоянии помочь германской стратегии решить непосильные задачи.
Западногерманский историк Ф. Гейм признает, что атакующие немецкие группировки "уже через несколько дней оказались перед несомненным провалом, хотя войска отдавали все до последней крайности. Наступающие соединения, продолжает он, - двигавшиеся с боями и растущими потерями через глубокую систему позиций противника, начиная уже с 7 июля отбрасывались вес более крупными советскими танковыми силами. Особенно тяжелые танковые сражения произошли у 4-й танковой армии, в них можно было достигнуть успеха только лишь перейдя к обороне"{1120}.
Генеральный штаб сухопутных сил, с огромной тревогой следивший за ходом битвы, день ото дня получал сведения все более разочаровывающие. Войска Центрального и Воронежского фронтов под командованием генералов К. К. Рокоссовского и Н. Ф. Ватутина с необычайным упорством отстаивали каждый метр земли. В результате первых четырех дней боев не могло быть сомнений, что "быстрый" срез Курской дуги не удался"{1121}.
Возникла острая необходимость ввода дополнительных сил. Гитлеровскому верховному командованию не оставалось ничего другого, как разрешить фельдмаршалу Манштейну использовать резервы, "после того как он признает возможным выдвинуть их из района Харькова". Такое же право получил и Клюге: две резервные дивизии, одна из которых стояла под Орлом, теперь вводились в сражение на северном участке Курской дуги.
Предвидение советского командования сбывалось полностью: немцы на пятый день боев решили втянуть в сражение на Курской дуге свои резервы и еще больше ослабляли другие участки своего фронта, против которых уже стояли в готовности крупные силы Красной Армии.
III
Битва под Курском приближалась к кульминационному пункту. В последующие двое суток войскам Гота и Кемпфа удалось добиться успеха в направлении Обояни. Советские армии под командованием генералов И. М. Чистякова, М. С. Шумилова, M. E. Катукова, входившие в состав Воронежского фронта, отражая натиск врага, стояли насмерть. Эсэсовский танковый корпус, подчиненный генералу Готу, с большими потерями пробился к деревне Прохоровка, а 48-й танковый корпус расширил фронт прорыва к северо-западу. Тем самым наступление 4-й танковой армии снова стало развиваться{1122}. В генеральном штабе настроение приподнялось, появились новые надежды. Хотя успех танковой армии Гота совпал с начавшейся 10 июля высадкой англо-американских войск на побережье Сицилии, из ставки Гитлера в этот день последовал приказ: "Операция "Цитадель" будет продолжаться"{1123}.
Такой приказ, отданный в день начавшейся высадки союзников, убедительно опровергает бытующий ныне в исторической литературе на Западе тезис, будто это событие послужило главной причиной отказа немцев от продолжения битвы под Курском.
Уже на следующий день в "Вольфшанце" убедились, что на Курской дуге "требуемый большой успех едва ли может быть достигнут"{1124}. Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии ввела в сражение 5-ю гвардейскую танковую армию генерала П. А. Ротмистрова и 5-ю гвардейскую армию генерала A.C. Жадова, которым предстояло совместно с другими армиями Воронежского фронта разгромить войска Гота и Кемпфа.
Новое, тщательно подготовленное, поддержанное крупными силами авиации наступление войск группы армий "Центр" на высоты под Ольховаткой было решительно отбито советскими войсками. Журнал военных действий ОКВ отмечал: "11 июля 1943 г. ...9-я армия ввиду ожесточенного сопротивления противника продвинулась только на 2-3 км"{1125}. Фельдмаршал Клюге пришел к заключению: "Без ввода свежих соединений продвигаться будет невозможно". И он отдал приказ бросить в сражение обе резервные дивизии{1126}. Теперь он уже совершенно ясно понимал: "танковый рейд" в тыл Курской дуге "больше не может быть осуществлен"{1127}.
Однако из "Вольфшанце" требовали: наступление продолжать, но уже с иной задачей. "Так как быстрого успеха достигнуть нельзя, вытекает необходимость, по возможности с наименьшим уроном, нанести наибольшие потери противнику"{1128}. Отныне все чаще и чаще речь стала идти не о победе под Курском, а об "ослаблении" Красной Армии, не о "сокрушении", а о "перемалывании". Так уже на пятый-шестой день битвы гитлеровское командование стало отказываться от первоначального замысла операции "Цитадель". Ставка Гитлера цепляется за надежду если не победить, то хотя бы "вынудить Советы к вводу новых резервов"{1129}.
Да, резервы определили исход битвы и поворот всей борьбы. Только не в том направлении, на которое рассчитывали в ставке.
Кульминационный пункт обозначился 11-13 июля. В генеральном штабе с особым нетерпением ждали сведений из района боев между Донцом, Обоянью и деревней Прохоровкой. Сражавшаяся на этом участке 69-я армия генерала В. Д. Крюченкина смогла стойкой обороной против германских танковых масс отделить друг от друга в районе, который генштабисты стали называть "донецкий треугольник"{1130}, обе наступающие танковые армии - Гота и Кемпфа, сковать их с флангов и "создать угрозу провала наступления группы армий"{1131}. В "Вольфшанце" с разочарованием читали донесения генерала Кемпфа: он не в состоянии своими силами выполнить задачу. Пришлось согласиться с высказанным несколькими днями раньше мнением Манштейна сделать последнюю попытку прорыва путем сосредоточения возможно больших танковых сил для удара на северо-восток{1132}. Только таким путем он надеялся наконец разбить эту стойкую советскую 69-ю армию, которая обойдена с обоих флангов, но продолжает сражаться в узком "донецком треугольнике", доставляя так много неприятностей и Манштейну, и ставке Гитлера. Пока "треугольник" не падет, нельзя и думать об успехе атаки на Курск с юга.
Два дня шли упорные бои, но под натиском танков армия генерала Крюченкина отступила лишь на десяток километров и у Гостищева снова остановилась, теперь в верхнем углу "треугольника". Устремленные к северу бронетанковые колонны армии Гота подвергались растущему нажиму советских войск с трех сторон, особенно с запада. Танковая армада ползла все медленнее, оставляя позади все больше и больше горящих машин. Эсэсовский танковый корпус генерала СС Хауссера пробился к Прохоровке, чтобы взять в клещи с севера дивизии генерала Крюченкина.
Нервное напряжение в ставке Гитлера достигло предела. Теперь, сообщали из штаба Манштейна, 3-й танковый корпус генерала Брейта повернет к востоку и "треугольник" будет очищен. Одновременно генерал Кнобельсдорф со своим 48-м танковым корпусом прорвется на Обоянь и создаст плацдарм за рекой Псёл. Отсюда недалеко и до Курска.
Но одновременно в ставку Гитлера начали приходить и другие сведения. В тех условиях наиболее тяжким ударом для Гитлера и его генерального штаба мог стать переход в наступление Красной Армии на "Орловском выступе", иными словами, в тыл армии Моделя, которая вся без остатка втянулась в борьбу.
Когда 11 июля Западный и Брянский фронты начали проводить на орловском плацдарме разведку боем - по одному батальону от дивизии, - которая предшествовала общему наступлению, то ее расценили в "Вольфшанце" как "частное" или "сковывающее" наступление, "чтобы имеющиеся на Орловской дуге немецкие резервы удержать от ввода для наступления на Курск"{1133}.
Но Верховное Главнокомандование Красной Армии продолжало осуществлять свой план с безукоризненной точностью.
И вот 12 июля совпало одно с другим: переход советских войск Западного и Брянского фронтов под командованием генералов В. Д. Соколовского и M. M. Попова в мощное наступление на орловском плацдарме в тыл Моделю, решительный контрудар под Прохоровкой подошедшей 5-й гвардейской танковой армии генерала П. А. Ротмистрова и активные удары советских армий генералов И. М. Чистякова и M. E. Катукова южнее Обояни в левый фланг танковой армии Гота.
Фронтовая картина выглядела в этот памятный день так.
В ожесточенном сражении под Прохоровкой советские танкисты окончательно сорвали попытку эсэсовского танкового корпуса выйти с севера в тыл "донецкому треугольнику" и оборонявшим его войскам и развить наступление с плацдармов за рекой Псёл. Атаки в левый фланг Гота совместно с упорной обороной войск генерала А. С. Жадова к югу от Обояни полностью остановили танковое наступление на Курск с юга.
Хейнрици вынужден признать, советские войска, наступавшие против левого фланга Гота, "добились таких угрожающих прорывов, что 48-й танковый корпус должен был отказаться от своих собственных наступательных замыслов и две трети предусмотренных для этого сил повернуть туда, чтобы восстановить положение. Ни удар с северо-востока в "донецкий треугольник", ни захват переправ через Псёл в районе Шипы в таких обстоятельствах не могли быть осуществлены"{1134}.
Наконец, главное: исключавший последние надежды прорыв Красной Армии на орловском плацдарме.
И если днем 12 июля гитлеровское командование убедилось в безусловном провале наступления Манштейна, то поздно вечером оно могло уже не сомневаться в проигрыше всей Курской битвы. Когда над пылающей землей великого сражения и над обманчиво тихим сосновым лесом в идиллическом уголке Восточной Пруссии, откуда шли все нити управления дьявольской военной машиной, опустилась ночь, обитатели ставки Гитлера знали точно: Красная Армия целый день сокрушала их "Орловский бастион", а вместе с ним подрывала все непрочное здание военной стратегии третьего рейха.
Историограф германской ставки Грейнер коротко записал итог дня: "В районе Курска наблюдается сильное контрнаступление противника, поддержанное танками, на всем фронте нашего наступающего клина... Сильное вражеское наступление против 2-й танковой армии привело к многочисленным прорывам"{1135}.
Уже ночью в гитлеровской ставке стало известно, что командующий 2-й танковой армией на орловском плацдарме генерал Рудольф Шмидт не может сдержать наступление советских войск и что фон Клюге уже приказал Моделю немедленно остановить наступление на Курской дуге. Более того, Клюге распорядился срочно отдать Шмидту те самые две резервные дивизии, которые Модель только что получил для развития наступления, и сверх того направить с фронта курского наступления на орловский плацдарм еще две танковые дивизии с подразделениями "тигров".
Провал всего плана "Цитадель" становился реальным и беспощадным фактом.
Представляет интерес оценка событий тех дней, данная бывшим офицером штаба группы армий "Центр" Г. Гакенхольцем: "Сила и прежде всего пробивная мощь начавшегося 12 июля русского контрнаступления на северном и восточном участках Орловской дуги оказались для нас страшной внезапностью. Быстро развивающийся кризис в районе Карачева, опасность быстрой потери железнодорожной связи с Орлом были преодолены лишь с большими усилиями путем сбора у других армий группы всех еще имеющихся резервов. В сущности непостижимо, что русские оказались способны летом осуществить наступление и к тому же с таким успехом. Впечатление, что с провалом операции "Цитадель" и с русским контрнаступлением 12 июля 1943 г. наступил поворотный пункт германо-русской войны и окончательный оперативный перелом в пользу врага, для всех нас, переживших это в отделе руководства группы армий "Центр", стало тогда абсолютно ясным"{1136}.
Действительно, 12 июля Красная Армия начала великое контрнаступление 1943 г.
В ставке Гитлера, как это неоднократно бывало в аналогичных ситуациях, еще не хотели смириться с очевидной истиной. Гитлер буйствовал. По свидетельству Цейтцлера, он требовал продолжать наступление. И оно тянулось еще несколько дней. Но вскоре всем обитателям "Вольфшанце" пришлось понять: наступил момент, когда они бессильны влиять на ход событий. Советские войска истощили наступательные возможности вермахта. Уже 16 июля армия Моделя быстро отходила под натиском войск генерала Рокоссовского, перешедших в контрнаступление накануне. Западный и Брянский фронты пробили оборонительные бастионы орловского плацдарма.
И теперь гитлеровское верховное командование наконец признало бесполезным продолжать операцию "Цитадель". Когда это произошло? По данным журнала военных действий ОКВ, - 17 июля{1137}. По другим сведениям, приказ такого рода командующим обеими группами армий Гитлер отдал 13-го. Изучение данных журнала военных действий ОКВ и сопоставление многих фактов заставляет считать наиболее вероятной первую дату. Срок 13 июля появился, видимо, для подкрепления широко бытующего в буржуазной исторической литературе тезиса, будто Гитлер прервал битву под Курском искусственно, не под влиянием ударов Красной Армии, а только в связи с высадкой союзников в Сицилии.
Провал операции "Цитадель" - закономерное следствие и реальное выражение кризиса фашистской стратегии. Корпорации генерального штаба совместно с Гитлером и политической верхушкой не удалось разрубить военным ударом гордиев узел противоречий своей политической и военной стратегии.
Контрнаступление Красной Армии ширилось. Пал Орловский бастион. Красная Армия освободила Белгород и Харьков. Перед ней открывался путь на Украину.
IV
Мрачные раздумья и смятение мыслей охватывали всех - и в бункерах Восточной Пруссии, и на фронте, - кто возлагал так много надежд на летнее наступление. На пылающей земле Курской дуги нашли смерть тысячи солдат вермахта; здесь сгорели новые сотни его танков, были развеяны в прах все иллюзии и легенды, которыми еще питал себя после Сталинграда германский генеральный штаб относительно поворота в ходе борьбы.
Ни одна из надежд не оправдалась. Ни один расчет не оказался верным хотя бы приблизительно. Вермахт не стал щитом германских монополий на восточных форпостах Донбасса. Круппу и Флику, Маннесману и Плейгеру оставались считанные недели, чтобы внести поправку в балансы и убраться с заводов, которые они даже не успели переименовать. Вместе с нарастающими ударами советских армий все полнее и стремительнее обнажались пороки военной системы третьего рейха и ее главного нервного сплетения - генерального штаба.
Теперь Кейтель, Иодль и Цейтцлер приходят к выводу, что потеря Левобережной Украины неизбежна. Но дальше отступать нельзя. Криворожская руда и хотя бы часть украинской земли должны остаться в руках "Великогермании".
Гитлер еще 19 июля говорил Муссолини: "Если мы потеряем Северную Норвегию, через которую идут транспорты с железной рудой из Швеции, Северную Финляндию с ее никелевыми рудниками, Кривой Рог с его железорудными залежами, Балканы с их медными, хромовыми и молибденовыми месторождениями, то тогда для стран оси с ведением войны должно быть покончено. Но если эти области будут сохранены, то войну можно будет продолжать неограниченно"{1138}. Собственно, и поэтому северное и особенно южное направления Восточного фронта во всей дальнейшей стратегии рейха занимали первостепенное место.
Чтобы удержаться на Украине, германское верховное командование и генеральный штаб решают срочно подготовить в тылу отступающих войск укрепленную полосу. После переговоров Цейтцлера с рейхсминистром Шпеером генеральный штаб сухопутных сил наметил ее на рубеже: Крым, Запорожье, Днепр до Могилева, Витебск, Полоцк, Западная Двина{1139}. 12 августа Цейтцлер передал Иодлю приказ Гитлера о немедленном строительстве здесь "восточного вала"{1140}. В случае необходимости признавалось возможным оставить Крым.
Но снова возникли разногласия. Оказалось, что генеральный штаб сухопутных сил недоучел значение северного фланга.
Первым возразило командование военно-морских сил. Вопреки мнению Цейтцлера, гросс-адмирал Редер потребовал избрать на северном участке линию обороны через Чудское озеро до Нарвы, с тем чтобы обеспечить подступы к Финскому заливу. В противном случае, заявило ОКМ, русский Балтийский флот получит оперативную свободу на всей Балтике; нужно будет считаться с возможностью выхода из войны Финляндии, которая тогда не сумеет оборонять свой открытый морской фланг; Балтийское море будет полностью потеряно как путь снабжения шведской рудой и как район для базирования и маневров подводных лодок. "Военно-морские силы, - заявлял Редер, - снова подчеркивают необходимость сохранения морских путей в Балтийском и Черном морях и поэтому отклоняют отход из Крыма"{1141}.
Штаб ОКВ разработал свои соображения о начертании "восточного вала", исходя из иных мотивов: "Последствия отхода для руководства воздушной войной заключаются в том, - писал Кейтель, - что мы не только никогда уже не сможем достичь русской индустрии на Урале, но и таких целей, как Грозный, Саратов и Горький, в то время как русские смогут массой своих соединений долететь до Берлина и Верхней Силезии. Отступление на юге, - продолжал он, - будет иметь плохое политическое влияние на страны, прилегающие к Черному морю, и потребует увеличения сил для Крыма, которые, согласно докладу ОКМ, могут снабжаться по морю только с большими трудностями".
Проблема Донбасса, конечно, приобретала главенствующее значение. "Оставление Донбасса и Центральной Украины, - подчеркивал Кейтель, - повлечет за собой утрату важнейших аэродромов, большие потери в продуктах питания, угле, энергетических ресурсах, сырье". Это они хорошо понимали!
"Отступление на центральном участке, - говорилось далее в докладе ОКВ, не будет иметь серьезных последствий. Отход фронта на северном участке повлияет в политическом и военном отношениях на Финляндию и Швецию, подвергнет опасности развитие подводного флота и движение транспортов на Балтийском море, а также эксплуатацию эстонских сланцевых районов". Доклад завершался многозначительным приложением: статистикой добычи донецкого угля, марганцевой и железной руды Никополя, Кривого Рога и эстонских сланцев{1142}. В итоге Кейтель от имени ОКВ настаивал, чтобы группы армий "Юг" и "Центр" удержали оборону "впереди районов, указанных в докладе", т. е. спасли бы для рейха Донбасс и остальную часть Украины.
Не отступать из Донбасса! Такое первое и главное требование выдвигал германский монополистический капитал устами начальника ОКВ.
Советское Верховное Главнокомандование прекрасно понимало: вермахт и его генеральный штаб больше всего нуждаются в передышке. Им нужно привести в порядок силы после курского поражения и создать новый фронт обороны. Этой передышки вермахт не должен получить. Новое большое наступление Красной Армии на юге начиналось немедленно.
Удар Юго-Западного и Южного фронтов генералов Р. Я. Малиновского и Ф. И. Толбухина в середине августа повлек за собой прорыв немецкого фронта на реке Миус, прикрывавшего Донбасс. Начиная с 1 сентября новая 6-я немецкая армия под ударами советских войск вынуждена была поспешно отступить из Донбасса. План Кейтеля провалился еще до попыток его реализовать. Гитлер вынужден был смириться.
В беседе с Антонеску 2 сентября он наметил уже новую линию "восточного вала" - западнее Донбасса (позиция "Пантера"){1143}. И снова Красная Армия сорвала расчеты. План Гитлера еще обсуждался в "Вольфшанце", когда в конце сентября советские войска уже продвинулись далеко за новый, так и не созданный рубеж.
"Отступление Восточной армии шло неудержимо, - пишет В. Хубач. - Только с большим трудом удавалось штопать зияющие бреши прежде, чем противник сможет осуществить оперативный прорыв еще больших размеров"{1144}. И он продолжает: "К тому времени, когда Италия вышла из войны, советское командование полностью раскрыло свои военные силы"{1145}.
Тем временем вооруженные силы США и Англии развернули действия против Италии. Операция по высадке в Сицилии, начавшаяся 10 июля, завершилась к середине августа. Немцы оставили остров. 3 сентября американо-английские войска начали переправляться через Мессинский пролив на Апеннинский полуостров{1146}.
В начале сентября Гитлер и его военные советники вынуждены были принимать новые важные решения.
Гитлер 27 августа прибыл в Винницу. 8 сентября он последний раз приехал на Восточный фронт, в штаб группы армий "Юг". Обсуждение обстановки приводило ко многим выводам. Свою, как обычно, длинную речь он закончил так: "Развитие событий на Востоке обострилось. С Востока нельзя снимать силы, напротив, его надо усиливать"{1147}.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги