Ах ты... дракон!

Глава 7

Вот же… гад.

Сидеть в закрытыми глазами было паршиво, я с детства такое не выношу, а с детдомовских времен особенно, и противно чувствовать себя беспомощным, и мысли в голову лезут отвратные. Но пришлось сидеть — обещал же.

Я сидел, а они лезли.

И одна из них — почему сейчас-то? Какой петух и в какое именно место клюнул нашего правильного так, что он свои чары снял? Славке ведь еще по всем раскладам не меньше двух дней оставалось. Подождал бы. Что за жлобство? Захотел — вылечил, захотел — отнял. Зачем так? Хотя… Славка же сказал, что у нашего экстрасенса с местными бандитами конфликт вышел? Добычи ему не то недодали, не то вообще кинули. Кинули… подождите…

Я почувствовал, что зверею. По-настоящему. Так что средневековая КПЗ перед глазами поплыла. Попался бы мне сейчас Эркки — я бы забыл, что драться не умею. Вмазал бы его колдунству так, чтоб эта правильная сволочь следующие дни лечила исключительно себя, и ни на что другое сил не имела. Черт, ну как же обидно, что я сам не вельхо! Ох, развернулся бы… Им, говорят, запрещено плохое кому-то делать, какие-то у них клятвы при посвящении есть, чтоб не мстить, не убивать и так далее. Но это ж про людей сказано, а эту скотину человеком разве назовешь?

Кем надо быть, чтоб у пацана два дня здоровья отобрать? Просто так отобрать, потому что обиделся? Или не обиделся, а снял просто из экономии, чтоб лишних сил не тратить?

…!

Я с маху врезал по стенке, сгоняя нервы. Стенка противно чавкнула, и меня передернуло. Даже глаза открыл — чисто рефлекторно вышло. Оказалось — по мху попал. Рос тут такой мох, кучками, зеленый, блестящий. Фу! Еле удержался, чтоб не вскочить. Пакость, вот пакость же! Мимоходом взгляд зацепил Славку на полу — и глаза закрылись сами. Видеть такое не могу!

Все пакость.

Первый раз в жизни торговая сделка (любой степени паскудности) меня так зацепила. Нет, ну а что, все логично. Сначала вылечить, придать, скажем так, товарный вид, потом продать. А как продал, подарочек отобрать. Все равно уже купили, так? Купленный товар обратно не принимается, а если он с дефектом, то продавец вроде как ни при чем. В момент купли-продажи дефектов не зафиксировано, так что никаких претензий. Общество защиты прав потребителей здесь нету, кто вам виноват, что не смотрели внимательно? И вообще, может, вы сами и сломали…

Знаю такое. Сам не раз и не два так отмазывался, посылая неудачников лесом, полем и джунглями. Ну а че? Видели, что покупали? Видели. Работала эта соковыжималка (фонарик, тренажер, фиг-знает-что), когда вы ее получили? Работала. Все, не отнимайте время… да, и деньги тоже. Хотя фиг вы их отнимете.

Было? А то! Человек человеку волк, помните?

Но мой товар никогда живым не был. Черт, да я даже хомячками не торговал! Не по мне, понимаете? Не хлопотно, нет, а просто… не по мне. Я только деньги отбираю, ясно?

А тут… Сейчас Эркки, наверное, довольный сидит — как же, почитался с обидчиками, привел товар в негодность. Молодец! Претензии жертвы вообще в расчет не принимаются. Кто спрашивает товар?

Урррод.

Ладно бы меня чем приложил, еще понятно, я ему чуть ли не в открытую не хамил, а эта сволочь делала вид, что не понимает, улыбалась даже. Я б на его месте меня давно придушил втихую за все хорошее. Но умник наш… Славка… он же на него чуть не молился. Это кем быть надо, чтоб с ним так…

Тварь, сволочь, паскуда. Пррррррравильный ублюдок, чтоб ему его правильные боги выдали все, что за такое полагается. Развел-то, развел-то как! Как лохов! Как последних придурков, как тех идиоток, что на полном серьезе верят в быстрое похудание с помощью «уникальной диеты по методу Пугачевой». М-мать!

С пола снова послышался шорох. Я рефлекторно дернулся, в последний момент вспомнив про свое обещание. Итак, я — лох. Погано-то как. Докатился — сижу в КПЗ и богов подряжаю за себя отомстить.

Только вот если они такие, как у нас в Москве, то ничего ему не будет…

Нет, я так рехнусь! Надо чем-то заняться, хоть чем-то. А то уже до богов вон додумался.

Очередной шорох с пола закончился глухим звуком — будто книга упала — и сдавленным стоном. Я скрипнул зубами и встал. Упорный Славка уже успел проползти метра четыре и влететь локтем в какую-то выбоину. Когда я подошел, он резко повернул голову. Лицо застывшее:

— Ты…

— Какой сегодня день?

— Что?

— Доставка грузов, — моментально перебил я. — Платная во все дни, кроме вторника, среды, четверга и субботы, по воскресеньям постоянным клиентам скидка в 99 процентов, по понедельникам скидка стопроцентная, доставим в любое место камеры, гарантируем мягкое приземление. Так какой сегодня день? И… вам куда, клиент?

Славка молчал. Только смотрел как-то… удивленно.

— Чаевые не требуются, но приветствуются, — уточнил я, не спеша наклоняться. — В любой валюте, включая золото, серебро, доллары, евро, юани, рубли и иены. При отсутствии валюты можем оформить кредит или… Сеном дадите?

Согласен, шуточка идиотская, но сработала — Славка хмыкнул и сообщил, что эта валюта в полном моем распоряжении. Причем почти вся.

— Только…

— Понял, не смотрю.

Он оказался тяжелее, чем я думал. И эта его спина… Просто поднять и подержать бы не получилось. Взять на руки не рассматривалось. Закинуть его руку на плечо, а самому уцепить за талию было стремно. Черт его знает, что у него там со спиной, а если хуже станет?

— Не станет, — как-то мрачновато успокоил Славка.

Ясно, куда уж хуже. Пришлось присесть рядом и позволить за себя уцепиться, а потом понемногу встать. Потихонечку, полегонечку… и не так уж тяжело… хорошо, что ума хватило летом малость железо потягать, а то совсем бы… а так подумаешь, просто особо тяжелый рюкзак на спине висит. Без проблем, потянем.

Дырка в полу, как ей и полагалось, находилась в углу и по запаху легко отыскивалась. Унитаза или хоть какого-то сиденья предсказуемо не нашлось. В некоторой оторопи я замер рядом, не понимая, как тут можно…

— Опусти меня.

— Рехнулся? Ты что, тут сидеть собираешься?!

— Просто опусти… ну вот хотя бы тут… помоги сесть на колени… и отвернись.

Я с сомнением покосился в указанном направлении. «Тут» смотрелось так, что на него не каждый бомж согласился бы. Правда и «там» — в ближайших местах то есть — выглядело ничуть не лучше. Нет, кто-то тут убирал. По крайней мере пытался — кроме ошметков сена и пятен на полу ничего не было — но чтобы дозреть до идеи мытья полов, нужно, наверное, иметь подходящий пол. А он тут каменный…

Я поворошил мусор носком ботинка. Из-под одного пучка травы выбежало что-то вроде крупного таракана, под вторым оказались крупные, почти с мизинец, мокрицы. Они торопливо зашевелили лапками-ресничками в поисках нового укрытия. Вот бы Штуша порадовался… Камушек, гнилушка, кусок коры, еще гнилушка, заросшая тем самым чавкающим мхом… Фу! И Славка сюда собрался на колени становиться?

— Точно рехнулся. Стоя никак? Я помогу, если… ну там…

— Макс!

Тьфу.

— Подожди, хоть сена прихвачу. Подстелю.

С сена-то все и началось.

В нашем КПЗ было две кучи этой бывшей травы. Нас со Славкой сгрузили на ближайшую, у двери. Скорей всего, неизвестные грузчики просто поленились топать дальше, но если мне есть за что быть «благодарным», то уж не за это. Тот случай, когда чужая лень в плюс. «Наше» сено, к примеру, выглядело заметно свежее.

Сдерживая брезгливость, я сгрузил Славку на относительно чистый участок и закопошился, сооружая подстилку. Выдернул одну охапку, вторую. Влажные, слежавшиеся, с запашком, но все-таки лучше, чем на голом полу! Третья что-то застряла, и я дернул посильней.

И услышал стон.

Настоящий, тихий и… не Славкин… Не понял. Звук шел откуда-то снизу, из-под… из-под кучи?! Я непонимающе опустил глаза, и только тут до меня дошло, что для сена эта «трава» в моих пальцах слишком мягкая… Ой-ё. Конечно, они свалялись, кое-где слиплись от крови, и сено в них, конечно, тоже попадалось… Но это были волосы. По-девчоночьи длинные волосы.

Секунду мы со Славкой дикими глазами смотрели друг на друга. Потом…

— Янка! — выдохнул я, моментально закапываясь в траву.

Почему я решил, что это наша малявка, сам не знаю. Просто ничего другого в голову не стукнуло. Ведь из всей нашей компании косички были только у нее. И я уже успел прикинуть, что пообещать такого нашему «покупателю», чтоб он малявку не доставал… да, вот такой я дурак. Можно начинать хихикать. Клочья подстилки летели во все стороны, на мокриц и остальную нечисть мы не обращали внимания, под ноготь с маху влетела какая-то щепка — выдернул и забыл. Почему она молчит, что с… ох ты черт…

Это была не малявка.

Спасибо всем, кто у нас боги или кто там за них, что это была не она. Это… это…

Я даже не понял сначала, молодая она или старая. Лицо где не в крови, там в синяках, опухшее, страшное, мать родная не узнает. Волосы грязные настолько, что не поймешь, седые или нет. Потом Славка отпихнул ком сена, закрывавший ее грудь, и мы отвели глаза. Девчонка была молодая. Если старше нас, то ненамного. И, кажется, молодой она и останется. Потому что до утра ей, похоже, не дожить.

И, может, к лучшему. Для нее.

В голове стало пусто и холодно-холодно. Очень ясно вспомнился тот крепыш в коридоре гостильни, и его голос с этакими многообещающими интонациями: «Это тебе задаточек, чтоб знал, чего ждать. Жаль, как следует не почувствуешь». И прощальный пинок в бок, который я не почувствовал тогда, но очень хорошо чувствую сейчас.

Кому ж ты нас запродал-то, Эркки.

И за кого?

А я еще торговаться с ними думал, выгадывать что-то… А им-то, похоже, нужны мальчики для битья. Или девочки. Нет, я конечно, еще побрыкаюсь, сдаются только слабаки, но теперь все совсем паршиво. Одна ошибка — и будешь вот так доходить в гнилом сене, мечтая поскорее сдохнуть.

— Живая… Славка отнял ладонь от ее шеи и покусал губу. — Макс, ты ее к нам перетащить можешь? Там хоть сухо.

— Рехнулся?

Да как ее такую переносить, к ней же прикоснуться страшно! Кажется, она от любого касания просто возьмет и прекратит дышать.

— Макс…

Вот не надо, не надо на меня так смотреть! Отнесу я, отнесу, что я не понимаю, что ли. Только сообразить бы, как именно. Тут совсем камнем надо быть, чтобы отказаться. Или уродом.

Вот за кого он меня держит?

Можете считать меня кем хотите, но я девок никогда не бил. Даже тех, что сильно нарывались. Правда и не помогал… но все когда-то бывает первый раз. Я снова принялся отгребать сено — девчонку таскать это одно, а эту сырость совсем другое. И вообще — надо же посмотреть, за что ее можно хва… держать. Хотя тут смотри, не смотри. Когда живого места нет, тут как ни примеривайся, а больно сделаешь.

— Осторожней.

— Сам знаю.

— М-м…

— Тихо-тихо.

Девчушку удалось пристроить на руках — легонькая она была, как Янка, тонкокостная, будто птичка. У кого ж рука поднялась… Я тихонько приподнял правую руку, чтобы голова девчонки не свисала, а легла мне на плечо, на всякий случай.

— М-м… - снова простонала она, и вдруг замерла. Нет, не замерла, а… не знаю, как описать, она и до этого не двигалась, но тут совсем застыла. Подняла голову, вдохнула воздух — и вдруг уткнулась мне в грудь, будто собираясь заплакать, будто пытаясь спрятаться…

— Тихо-тихо, — попытался успокоить я, — все нормально, не шевелись.

Девушка не отвечала, только задышала быстрее, а потом съежилась. Кое-как доволок ее до «нашей» кучи и столкнулся с новой проблемой. Попытался сгрузить на сено — сгрузилась, но отпускать не захотела. Искалеченные лапки цеплялись за мою рубашку в районе груди, царапая нагрудный кармашек, и ни в какую. Кое-как отцепил, стараясь ничего не повредить. А попробуй не повреди, руки у нее две, пока на второй пальцы разожму, первая уже возвращается обратно и вцепляется заново. Минут десять ушло. Потом повернулся к Славке — нашел его на том самом настиле. Мрачный, но уже морально готов ползти обратно. Попробовал спросить — наткнулся на взгляд взятого в плен индейца, в котором информации было — индейская народная изба. Вот же… лось упрямый! Перенестись обратно на моих руках, впрочем, согласился. Принес Славку — девчонка переползла ко мне и снова вцепилась в рубашку…

— Она просто греется… — попробовал Славка унять мое шипение.

Угу. А цепляется, чтоб грелка не убежала.

— Как греется? Она горячей меня.

— Наверное, у нее температура… Если поднимается, то ей сейчас очень холодно. Закидать вас сеном?

— Сам закидаюсь, — буркнул я. Настроение было паскудное. Как на похоронах. Своих.

— Знать бы, чего им от нас нужно… За кого Эркки нас продал?

Темные глаза Славки блеснули в полутьме.

— Ты не слышал?

— Что не слышал?

— Тот, кто нас украл, сказал, что они пришли ловить диких. То есть диких магов.

— Чего?!

Девчонка, испугавшись моего вопля, дернулась, боднув меня головой в подбородок. Блин! Когда веселенькие зеленые искры в глазах побледнели, я постарался говорить тише.

— Каких еще магов?!

— Вельхо. Мне кажется, Эркки думал на кого-то из нас, только не знал, кто именно ему нужен. Поэтому проверял по-всякому. Только у него не сходилось, он то на одного думал, то на другого. И, по-моему, остановился на тебе.

— Охренеть. Какой, нафиг, из меня маг?!

— Дикий, — хмыкнул Славка.

— Сам такой! Нашел время прикалываться.

— То-то и оно, что не время. Не до приколов. Дикие маги, латенты, встречаются очень редко, здесь всех детей проверяют, и пропустить латента могут или в какой-нибудь невероятной глуши, или как тут, на дне.

— Где?

— У бандитов. Это одновременно и большая ценность, и большая опасность. Если маг пережил созревание и не связан Обетами, то он может выполнить любые чары: убивающие, пыточные, копирующие… Поэтому диких очень любят всякие преступные шайки. И кое-кто из Поднятых, это знать местная.

— Милое название, — я все еще пытался переварить сведения о своем возможном магичестве, и отвечал вяло. Славка поправил мне съехавшую крышу… и тут же сдвинул ее обратно, уже в другую сторону.

— Но пока вельхо не созрел, он личинка. И очень опасная.

— Чего?

— Он как бабочка внутри кокона, понимаешь? Была гусеница, ползала, лопала листики. Потом замоталась в паутинку и стала коконом, личинкой. Снаружи оболочка, внутри новое тело формируется. Вот и с магом так. Внутри человеческого тела, как в коконе, копятся силы и меняется структура. Когда порог созревания близок, баланс энергий может нарушиться, и тогда магия хаотично резонирует с окружающим миром, порождая…

— А попроще?

— Когда магии много, она начинает вырываться и шарашить все вокруг. Пока не найдется новый… новое равновесие. В этот период от них стоит держаться подальше. Они могут устроить локальное землетрясение, взлет дома в атмосферу, прорастание щупалец у всех живых в пределах досягаемости и прочие веселые вещи. Поэтому и селят их подальше от людей, в специальных местах. Наша избушка, кстати, очень на такое место смахивает.

— Ага… А откуда ты все это знаешь?

— В избушке книжка лежала. Старая такая… про магию. Я почитал. Сначала подумал сказки…

— Та еще сказочка. Значит, Эркки про избушку врал? Она не его…

— Я сейчас пытаюсь вспомнить, в чем он не соврал. Столько нестыковок было… как я раньше их не видел?

Ты-то ясно, почему. Он тебя вылечил, вот и перешел в разряд «хороших». А вот я отчего мышей не словил?

— Каких?

— Ну, например, с избушкой. Домик был на четверых, даже на пятерых… а он нам про семью словом не обмолвился. Ну, допустим, что-то случилось, и ему трудно об этом вспоминать. Но ни один житель из тех поселков и городков, которые мы проходили, не стал с ним здороваться. То есть никто его не знал. А ведь он, по его словам, тут всю жизнь прожил. И боги…

— Что боги?

— Он все время к ним взывал, к правильным богам. Но ни разу не помолился…

— Ясно.

Мы помолчали.

— А ты? Ты его как раскусил? Я же видел, как вы с ним… ты на него смотрел, как кошка на таксу.

— Почему на таксу?

— То ли собака, то ли нет.

— Понял… черт, да что она там ищет?

Славка приподнялся:

— Ты о чем?

— Да девчонка. Такое впечатление, что ей нужен мой карман.

— Ты серьезно?

— Нет, блин, шучу я так! Вон, смотри… эй, а она и правда… что тебе там надо, а?

Найденыш, не жалея поломанных пальцев, пыталась втиснуть их в вожделенный карман. Я торопливо распустил шнуровку, хочет — пусть копошится, ничего там такого не… ё!

— Ух ты… — выдохнул Славка. — Откуда?

Так и есть. Цветок, цветок она чуяла. Снежник из горного поселка. Я тогда по всем карманам такие рассовал, от их запаха проходила злость и становилось спокойно… Никому про свою причуду, естественно, не говорил, вот еще. Мне только славы ботаника по-новой не хватает. А теперь вот придется.

Девчонка тем временем с почти счастливой улыбкой прижала цветок лицу и скорчилась в позе зародыша. Ну… ну и ладно. Чего уж тут. Пусть. Хоть так…

— Ты что, еще тогда их сорвал?

— Ну да.

— И он до сих пор не высох…

— Он медленно вянет. Это… ну… вместо дезодоранта, короче, — вот и чего я оправдываюсь? Ну ношу я в кармане цветочек? Кому какое дело?

— Практичный ты наш.

— Какой есть.

Настроение опять нырнуло вниз. Хотя, казалось, куда уж…

— Пахнет как… — Славка зажмурился. А я отвернулся. И мы оба пропустили тот момент, когда наш найденыш снова зашевелилась.

Я открыл глаза в последний момент. Она уже нависла надо мной, опухшие губы раскрывались, приоткрывая белые, острые, ровные зубы с проступающими клыками… и глаза! Она открыла глаза! Желтые, горящие. С вертикальными зрачками…

Вскрикнул или нет — не помню.

Она дохнула. Багрово-синее, тусклое пламя на долю секунды вскипело на разбитых губах и рванулось на меня. Казалось, прожгло насквозь. Наверное, я все-таки вскрикнул. Больно было…

Очень. Очень…

Приходить в себя второй раз в той же КПЗ было ничуть не лучше, чем в первый. Даже хуже. На этот раз болел не только бок — болело все тело, сильно жгло в груди, где бронхи, и во рту. Кости ломило невероятно, будто внутри каждой катался колючий шар… и не шевельнешься. Тело как чужое.

— Славка? — даже повернуть голову было трудно. — Славка?

— Здесь… — прошелестело рядом.

— Где эта?

— Тоже тут… без сознания она…

— Ты отползти можешь?

Невеселый смешок.

— Нет. Да и поздно уже.

— Тебя тоже?

— Да. Не шевельнуться.

— И жжет.

— Ага. Сначала несильно, а теперь совсем. И руки отнялись.

Молчание.

— Ну что, кажется, до разъяснений, кто из нас маг, мы не доживем?

— Похоже… никогда не думал, что это будет так. В чужом мире, в подвале у бандитов. От зубов девчонки с кошачьими глазами. Интересно, кто она?

— Теперь-то какая разница?

— Так просто. Макс… ты не злишься?

— За девчонку? — я подумал. — Нет. Все равно нарвались бы. Только теперь не узнаем ни про Янку, ни про Ирину Архиповну.

— Ты недооцениваешь Ирину Архиповну. Они выберутся. Макс, давно спросить хотел… — послышалось после паузы, — а почему ты притворяешься?

— В смысле?

— Говоришь, как быдловатый «патсан». А когда забываешь, переходишь на нормальный язык. Почему?

— Тебе зачем?

— Так… не хочу молчать. Страшновато…

Он так это сказал… Искренне, по-настоящему… И я решил не отмалчиваться. И правда, теперь-то какая разница?

— Привык притворяться, чтоб сходить за своего. Прилипло. Раньше был ботан-ботаном. Мама даже сплавила в лицей для продвинутых.

— В лицей?

— Угу. Только не знаю, с чего она решила, что лицей — это для умных. Может, где-то так и есть… или было. А сейчас лицей для богатых. Я там был, как прыщ на носу модели. Шмотки из хенда, игрушки из ларька на рынке, про компьютер только слышал — и при всем при том в классе, где сплошь крутизна. Лупить меня перестали только когда я домашку додумался продавать ленивым богатеньким сыночкам.

— Продавать?

— Именно! Даром отдавал — презирали, продавать додумался — зауважали… Так и повелось.

Я смотрел в заросший паутиной потолок. Кружится, гад. И глаза ломит. И вообще. Нет, и правда лучше не молчать…

— Слав, а что у тебя со спиной?

Он вздохнул.

— Перелом. Мы с папой ехали в машине, ему стало плохо за рулем. Вылетели на встречку, а там джип. Он так и не вышел из комы.

— А ты давно?…

— Третий год. Две операции. Обещали, что после реабилитации я смогу ходить, я потому и костыли к коляске прикрепил.

— Сейчас Эркки ее, наверное, присвоил.

— Наверное. Но лиска с норовом, так просто он ее не получит.

— Э-э… ты о чем?

— Да коляска моя… я на нее сам заработал, сам выбирал, заказывал. А она с характером получилась. Знаешь, как машины бывают?

— Нет, у нас машины не было.

— Ну иногда у машин бывает характер. Какая-то не заводится, пока ей ласковое слово не скажешь, какая-то тормозит раньше, чем педаль прижмешь. Вот и Лиска такая. Поэтому мы ей и имя такое дали. Она и правда как лиса. Красивая и хитрая. Эркки с ней намучается.

— А я думал, вам их так дают… от государства.

— Я не инвалид, чтоб мне государство транспорт покупало! — фыркнул Славка. — Раз на подачку согласишься, два — и привыкнешь. Я не хочу… не хотел так.

— Понял, — слово «не хотел» мне не понравилось. — Слав, а как ты заработал?

— В интернете… Когда не тренировался, я только там и сидел. И работал, и так. Боль глушил. Мы с парнями организовали что-то вроде общества добрых дел. Машка идею подала, она самая старшая из нашей группы, спинальница со стажем. Говорила, что даже когда котенка в хорошие руки пристраиваешь, уже легче становится. А мы разное делали. Собирали пожертвования, пристраивали котят, за детьми присматривали, объявления вешали… многое, словом. Сейчас они, наверное, вместе с мамой меня ищут.

— Понятно…

— А ты? Тебя кто ищет?

— Меня? Никто. У меня нет никого.

— Совсем?

— Все равно что совсем…

Мои поженились рано, студентами еще. Мама еще гордилась, что никого не послушали, поженились по любви. Может, и по любви, только когда наметился я, папашка быстро втолковал женушке, что одной любовью сыт не будешь, и смылся. Сначала вроде как на заработки подался, приезжал потом, деньги несколько раз присылал. Потом с концами. Через три года письмо прислал: полюбил другую, ты свободна. Любить мой папашка умел — новая жена была хоть и старше муженька, и внешностью напоминала ухоженного хомяка, зато к ней прилагались налаженный бизнес, дома и счет в забугорном банке. Не сравнить с училкой из хрущевки.

По-настоящему я папашку увидел раз в жизни — когда через два года после маминой смерти умер дед, который меня приютил, его отец. Тогда они и приехали, папашка и его новая семья. Холеные, на шикарном «опеле», вальяжные такие… Наследственные вопросы он решать приехал. Квартиру-то дедову продать можно было. Меня увидел — не узнал, само собой. А вот жена его живо узнала, мол, что это у мальчика лицо так похоже на морду дорогого супруга? Ах не знаешь? Врун! Бабник! Мерзавец! Такой скандал закатила. Папашка сразу такую бурную деятельность развил! Я и опомниться не успел, как выяснилось, что в квартире деда я не прописан и вообще опека его надо мной не действительна, оформлена с нарушениями какими-то, и место мое в детдоме, потому как отцовства своего папашка не признает. Мол, они потому и развелись, что жена ему изменяла, мало ли чей я там… Кому он сколько сунул, до сих пор не знаю, но кроме хрущевки в Мытищах у меня ничего и нет. Да и ту чуть не отобрали, когда из детдома вышел.

— И ты один живешь?

— Почти. — про тетку, которая возжелала московской прописки и вселилась в мою хрущевку вместе с мужем и детьми, я сейчас объяснять не буду. Нефиг сознаваться в собственном идиотизме. Размяк тогда, поверил, что нужен кому-то…

— Не повезло тебе. Понятно теперь…

— Что понятно?

— Почему ты такой… ощетиненный. Даже на пенсионерках бизнес делаешь.

— А почему нет, собственно? Я никого не обворовываю, не граблю, по голове не луплю.

— Только обманываешь.

— И что? Каждый человек выживает, как может.

— Только то, что выживает, иногда уже и человеком не назовешь.

— Слушай, правильный ты наш! Объясни мне, почему я должен кого-то жалеть? Почему, а? Мать вечно гробилась в своей школе, даже на выходных таскалась посещать чьих-то родителей чьих-то детей. Вечно присматривала по-дружески за детьми подруг — кое-кто у нас по полгода жил! Хоть одна подруга хоть раз меня в детдоме навестила?! Когда моя бабка с отцовской стороны чуть не загнулась от перитонита, кто ей кровь сдавал, редкую, четвертой группы? Мама моя! А бабка потом, после маминой смерти, подсказала отцу, как меня в детдом сплавить…

На словах все так правильно выглядело! Все такие хорошие и правильные» Один я гад получаюсь, да?

— Я же говорю: тебе не повезло. Только знаешь… Эркки тоже, наверное, считает, что он во всем прав и ни в чем перед нами не виноват.

— Еще раз сравнишь меня с этой сволочью…

— И что?

А правда — что? Мне невольно стало смешно. Нашли о чем спорить два доходяги, которые не в состоянии голову повернуть.

— Ладно, проехали.

Он не ответил.

— Слав… Черт… больно как… Слав… ты чего молчишь?

— Макс… — после паузы послышался очень удивленный голос. — Макс… у меня, по-моему, чешуя на руках растет…