Ахегаум, том IV

Глава 17

Благодаря бонусу от титула «ученица полубога», Эш достигла двух сотен ловкости. Ещё она получила плюс одиннадцать бесячести — титул «пересчитал» свой бонус с очередным обновлением и добавил его к новой характеристике. На наконец-то заданный вопрос Эш о том, почему её прошлые бонусы «ко всем характеристикам» так не пересчитались, Жанна и Риннэль ответили, что с точки зрения Системы, если игрок получил титул, дающий бонус ко всем характеристикам, не разблокировав какие-то характеристики — значит они были не нужны для достижения этого титула а потому и бонус в будущем к ним давать не стоит. «Ученица полубога» — это же был титул, прогрессирующий вместе с игроком, и потому подчинялся немного другой логике.

В любом случае, Эш получила ещё две бонусные способности:

Ведьмино проворство (легендарная, пассивно) — ваша ловкость теперь в числе прочего улучшает вашу способность плести заклинания.

Сексуальная провокация (очень редкая, пассивно) — обычно реакцией на ваши провокации становится желание вас изнасиловать.

Вторую способность Эш не очень хотела брать, но альтернатива была хуже, а ждать пока Система выдаст свой особый вариант брюнетка не хотела тем более, особенно после инцидента с навыком выращивания магических кристаллов.

В статус Реноса после его прокачки до пятидесятого уровня Эш предпочитала не заглядывать. Вернее, она заглянула туда один раз, после чего ей почти что физически стало плохо. А затем Реноса выпустили погулять на третий этаж Ахегаума и благополучно там оставили.

— Что, не хочешь таскать за собой это чудо? — хмыкнул Риннэль, пребывавший в своей мужской форме, когда Эш вернулась в убежище.

— Нет. Этот говнюк вкачал похоть почти до двух сотен, а навыки владения щупальцами и анально-вагинальной пенетрации до сотни. Понабрал ебанутых эпических способностей, а из своих врождённых качал только «голод похоти» и новую «похоть и хаос». Если честно, мне даже немного страшно, что он может сотворить с такой прокачкой, когда ему опять приспичит потрахаться.

— Эш боится секса, не думал, что когда-то такое услышу! — расхохотался Риннэль и тут же получил от брюнетки мощный пинок по голени, усиленный для пущего эффекта одновременно маной и Ки.

— Ай, бля, Эш! Ты мне ногу сломаешь так! А если бы я Ки-блок не успел поставить?! — с возмущением и обидой воскликнул парень.

Такая по-детски обиженная интонация совершенно не билась с внешностью мужской формы Риннэль.

— Так тебе и надо, Рин. Меньше пиздеть будешь, — сказала Эш.

— Так, вообще-то, я твой хозяин. Щас как прикажу извиниться… Ай! — Риннэль получил ещё один пинок, — Нет, всё, хватит! Эш, я запрещаю тебе себя бить.

— Простите, хозяин, больше не буду, — полным ехидства голосом сказала брюнетка.

Рабское кольцо использовавшееся Риннэль и Эш исключительно как элемент их сексуальных игр, действительно заставляло брюнетку исполнять приказы «хозяина». Только вот Эш могла в любой момент его снять, и они оба прекрасно об этом знали. Собственно, Эш и сняла кольцо, после чего пнула Риннэль ещё раз.

— Жанна, помоги, она меня обижает!

— Великий лорд чёрной зоны, Риннэль Ямихейм, унижен собственной рабыней, не прошедшей и первые тридцать этажей, — сказала Жанна, — Вот это сплетня будет…

— Между прочим, я тоже не проходил первые тридцать этажей, — заявил Риннэль, — И учитывая моё текущее тело, мы с вами примерно на одном уровне. Так что ничего такого тут нет! И вообще, Эш злая и сильная.

— Что-то я не верю, что можно хотя бы добраться до чёрной зоны, не пройдя нижние этажи, — сказала Жанна.

— Зря. Бесконечный лес Тэнтэрии не просто так назван бесконечным. Там вполне можно достичь сотого уровня, не поднимаясь даже на второй этаж. Можно даже обзавестись высокоранговыми артефактами и классами, в красной зоне умеют менять тела. Вернее, Система там уже разрешает это делать. Так что игрок, сидевший очень долго на первом этаже, и активно его исследовавший, по силе мало чем будет уступать тому, кто столько же времени карабкался по этажам. Ну, при прочих равных.

— Рин, я вот всё не пойму, какой ты настоящий? — вдруг сказала Эш, — Ты то придуриваешься, то серьёзничаешь, то напираешь на меня, то наоборот из себя беззащитную овечку строишь.

— Я сам не знаю, какой я настоящий, — неожиданно серьёзно ответил Риннэль, — Понимаешь, я переместился в тело Рины и запечатал большую часть своей личности и титулов, пытаясь развеять скуку и понять, чего я на самом деле хочу. И когда я встретил тебя, Эш, то думал, что понял. Но потом… Я начал ревновать тебя. И когда ты взяла фамильяра, я психанул как ребёнок. Я сбежал обратно к себе, на первый этаж. И решил, что мне нужно вернуться в норму, снять с себя все ограничения, хотя бы со своего разума. И когда я снова стал собой, то понял, что всё ещё хочу быть рядом с тобой. И вернулся. Я не был уверен, чего хочу, и решил продемонстрировать силу… А потом понял, что мне просто нравится быть с тобой, неважно в какой роли. Так что, наверное, я просто пытаюсь найти наиболее комфортный способ сосуществования с тобой… Хотя я даже не знаю, что мне в тебе нравится. Извини, такой вот сумбурный вышел рассказ, но такие уж сумбурные у меня мысли на эту тему.

Риннэль улыбнулся, неожиданно мило и по-доброму.

— А я знаю, что тебе нравится в Эш, — вдруг заявила Жанна, приковав к себе внимание обоих товарищей, — Она просто другая. Для большинства игроков подъём по этажам это просто средство получить больше силы и власти. Они хотят стать сильнее чтобы хорошо жить и поплёвывать на других, пресмыкаются перед теми, кто выше их, презирают тех, кто ниже. И я была такой же. Мы почти все такие. Мной двигала зависть. Большинством движет либо алчность, либо тщеславие. В лучшем случае — любопытство, желание узнать, что там дальше в Ахегауме. А Эш как будто плевать хотела на всё это, на все правила и условности этого мира. Она делает то что считает правильным не потому что ей это выгодно, а потому что считает что должна так поступить. Со стороны это выглядит как безумие или полный идиотизм… Но в этом есть свой шарм. А ещё Эш не меняется и остаётся верной себе. С ней в Ахегауме уже произошла куча дерьма, которая любого другого игрока бы как минимум сильно изменила, а скорее всего сломала бы. А у Эш разве что сексуальные предпочтения расширились. Но это на фоне того, с чем мы имеем дело, такая сущая мелочь. И вот эти два свойства в Эш и притягивают. Я знаю, потому что я сама поэтому к ней и тянусь…

Конец внезапной речи Жанны, вполне сошедшей бы за настоящее признание в любви, Эш уже не слышала. У неё в голове застрял один фрагмент сказанного Жанной.

«Большинством движет либо алчность, либо тщеславие. В лучшем случае любопытство. А ты другой. Ты как будто плевать хотел на все правила и условности этого мира. Ты делаешь то что считаешь правильным не потому что это выгодно, а потому что считаешь, что так будет правильно. Со стороны это частенько выглядит как полный идиотизм или безумие… Но за это я тебя и люблю»

Такие слова говорила ему она. Единственная женщина, которую ему хотелось вернуть из всего бесчисленного легиона жён, любовниц, шлюх и просто партнёрш на раз, встреченных за множество жизней. И эти слова Жанна повторила почти дословно. Было ли это совпадением? Злой шуткой Вендуа? Эш не знала. Она знала только то, что не было в этой Вселенной того, на что она не пойдёт, чтобы вернуть Амелию. Но вернуть Амелию было нельзя.

Агдалон, светлый бог чистоты и порядка, забрал Амелию. Его служители убили её, а её душу преподнесли своему богу. «Тёмные отродья и еретики должны искупить свои грехи, став пищей и энергией Светлейшего,» — говорили они. Тёмные отродья, как же… Амелия стала вампиром не по своей воле. И уж точно сделала для мира больше полезного, чем служившие Агдалону фанатики. Да, она не была праведницей. Она убивала, грабила, воровала, оставляла невинных людей ослабленными и измученными, чтобы утолить вампирский голод. Но Амелия убила обезумевшего короля Садрона Второго, прозванного «королём-палачом» за свою любовь к ежедневным бессмысленно жестоким казням, к коим он приговаривал людей за малейшую провинность, зачастую надуманную. И одним этим поступком, с точки зрения реинкарнатора, тогда звавшегося Доран, Амелия на весах правосудия перевесила всех последователей Агдалона вместе взятых.

Кто лучше для мира? Убийца-вампир, пьющий чужую кровь и плюющий на закон, но спасший сотни тысяч от тирании обезумевшего ублюдка, не сделавшего ничего чтобы получить власть и просто родившегося у нужных родителей? Или последователи светлого бога, каждый день помогающие нуждающимся и слабым, но сжигающие целые города из-за поглотившего их «греха», а потом лишающие души «грешников» посмертия и реинкарнации, превращая их в топливо для своего бога, чтобы тот их руками мог помочь ещё большему количеству бедняков и слабаков и покарать ещё больше грешников? Реинкарнатор никогда не считал, свой ответ на этот вопрос абсолютно правильным и единственно истинным. Но когда у него забрали Амелию, он ответил для себя на этот вопрос раз и навсегда. И поклялся отомстить. Да, это заняло время. Много времени, слишком много, непростительно много… Но Доран отомстил.

И не стало больше мира под названием Этолосс, где светлейший Агдалон и его последователи творили свои праведные дела. Не стало оберегаемых ими слабых и убогих, не стало других богов, деливших Этолосс с Агдалоном, не стало материков и океанов, не стало жизни, не стало всех остальных, никак не замешанных в гибели Амелии и никак за неё не ответственных, не стало даже звезды, вокруг которой вращалась планета, когда-то звавшаяся Этолосс.

Удивительно, что может сотворить ради мести обезумевший от горя реинкарнатор, проживший десятки жизней, и достигавший вершин как в магии, так и в боевых искусствах, так и в пилотировании и создании высокотехнологичных космических кораблей.

Например, он может с нуля изобрести нужные заклинания и оставить на планете очень сложный магический маяк, который можно будет засечь из любой части Вселенной. Всё, чтобы знать, куда ему потом лететь. Ещё он может умереть, переродиться в другом мире, пройти путь от раба до полубога, заняться прогрессорством, создать невероятный по своим характеристикам корабль с жутчайшим техномагическим оружием, пролететь на этом корабле без преувеличения половину Вселенной, воспользовавшись уникальным гиперпространственным двигателем, и выстрелить по одной звезде тем самым страшным оружием, которое породил его безумный разум, жаждущий мести. Никакая магия или технология не спасут мир от взрыва звезды, усиленного магическими компонентами, буквально сметающими любые чары, подпространственные карманы, карманные измерения, и пристыкованные к планете божественные и магические планы.

Но хуже всего в магической компоненте этого чудовищного уничтожителя миров было то, что он заставлял всех, кого задевал, испытывать неописуемые страдания перед смертью, и замедлял время для сознания жертвы, растягивая мучения. Причём эффект был прямо пропорционален магической мощи жертвы. Простые смертные ощущали агонию лишь доли секунды, могущественные маги — максимум несколько минут. Но боги, включая Агдалона мучались долго. Очень долго.

Единственное, что взрыв не уничтожил — это души. Где-то в глубине реинкарнатора тогда ещё ютилась надежда, что душа Амелии не растворилась, не исчезла полностью внутри Агдалона, и что со смертью бога она сможет выпорхнуть обратно в цикл реинкарнации. Умом реинкарнатор понимал, что это невозможно, что прошло слишком много времени, что та, кого он любил сильнее всего во всех своих жизнях, мертва окончательной смертью, и никаких шансов нет… Но он хотел верить. А ещё не хотел уподобляться последователям Агдалона, лишавшего своих жертв шанса на возрождение. Потому что это было правильно. Может быть, он и похоронил целый мир, причинив жуткие страдания всем его обитателям, но по крайней мере у них будет второй шанс. Так было правильно.

А ещё было правильно уничтожить после мести свой корабль, полностью уничтожить, как уничтожил реинкарнатор и собственноручно созданную цивилизацию, которая помогла этот корабль построить. Никто не должен обладать таким оружием. Никто не должен иметь возможности повторить и уж тем более развить то, что он создал. Так было правильно, и в память об Амелии, реинкарнатор остался верен себе.

Потом он пытался уничтожить собственную душу. Жить без Амелии ему не хотелось, ни в одном из миров, ни в какой роли. Но у него не получилось. Система самоуничтожения корабля, которую он специально спроектировал как средство собственного финального суицида, почему-то не разрушила его душу. Он переродился. Потом… Была череда каких-то жизней. Каких-то войн, каких-то империй, каких-то конфликтов со светлыми богами, каких-то ни за что осквернённых жриц… Которая и привела реинкарнатора в Ахегаум.

К тому моменту он уже сумел похоронить все воспоминания об Амелии, обо всей той жизни и следующей, засунуть их так глубоко, что сам уже и не мог вспомнить, отчего у него, вечно живущего, такая пустота в душе, почему он так презирает светлых богов, и почему ему ничего не хочется, и лишь по инерции он делает то, к чему привык в прошлых жизнях, демонстрируя при этом непоколебимую жизнерадостность и граничащую с помешательством уверенность в собственной правоте и превосходстве над окружающими… К тому моменту он перестал давать врагам второй шанс и если у него что-то отнимали, то при возможности сразу же уничтожал душу. Вместе с горем от потери, реинкарнатор забыл и своё обещание.

Но сейчас Эш вспомнила всё. Потому что слова Жанны звучали практически один в один как слова Амелии. Её слова, которыми она призналась тогда в любви Дорану. Вспомнив, Эш вдруг ощутила невероятную тоску. Реинкарнатора тяготило не внезапное осознание того, что он, в общем-то, предал собственные принципы, которые сейчас хвалила Жанна, почти дословно повторяя слова Амелии. Его терзало то, что вместо нарушения своих принципов в последней веренице жизней он сейчас куда сильнее беспокоится вопросом: может ли Жанна быть реинкарнацией Амелии?

«Прости, Амелия. Я всё проебал…» — подумала Эш, и вдруг осознала, что уже довольно долго стоит посреди убежища как истукан, и что с её щёк капают на пол крупные слёзы. А Риннэль и Жанна крайне обеспокоенно на неё смотрят.

Заметив движение глаз брюнетки, первое за несколько минут, Жанна осторожно спросила:

— Эш? Что с тобой?

— Просто… вспомнила кое-что. Хватит сопли распускать, пойдём на пятнадцатый этаж, — сказала Эш и пулей выскочила из убежища, оставив товарищей в недоумении.

«Почему? Почему я думаю о шансе вернуть Амелию, вместо того чтобы презирать себя за то дерьмо, которое я творил после её смерти?» — думала Эш, — «Откуда во мне этот эгоизм? И как я вообще могла заставить себя забыть?»

Единственное, что сейчас успокаивало Эш, это память о том, что она сделала с Кеем и то, как отказалась от божественной силы. Значит, ещё не окончательно деградировала. Значит ещё может не поддаваться соблазнам.

«Может быть и хорошо, что я очутилась в Ахегауме. А иначе… Сколько ещё жизней мне нужно было бы, чтобы стать как какие-нибудь Прагматики или Агдалон? Скоро бы начала воспринимать окружающих как ресурсы для собственного возвышения и не более, скоро бы от моих принципов остался лишь единственный — принцип жажды силы? Нет, я и до, и во время жизни с Амелией, делала много дерьма, но вот как-то было у меня понимание, за какие черты нельзя заходить и какие двери нельзя открывать, чего бы тебе это не стоило. Было да сплыло. Мне нужно переосмыслить все свои грёбанные жизни… Чтобы убедиться, что у меня нет других таких похороненных воспоминаний. Какую чёртову магию я вообще на себе использовала, чтобы этого добиться?» — думала Эш, бредя вперёд и совершенно не замечая ни мира вокруг, ни криков, догоняющих её Риннэль и Жанны, ни системного сообщения об условиях испытания…

***

Наблюдавшей за Эш Вендуа тоже было очень любопытно, какую чёртову магию нужно было применить, что подавленные воспоминания не могло заметить при сканировании души даже старшее божество, такое как она. Воспоминания, вдруг вылезшие очень странным, необычным, и неожиданным образом.

В любом случае, произошедшее давало новую перспективу на события последних жизней реинкарнатора не только ему самому, но и Вендуа. «Возможно, я была с тобой слишком строга,» — подумала богиня, испытав на мгновение что-то, что у человека бы выглядело как тяжёлый вздох.

В отличие от Эш, Вендуа, впрочем, могла проверить гипотезу о том, является ли Жанна реинкарнацией Амелии. У богини был лёгкий доступ ко всем душам в Ахегауме, и заглянуть в их прошлые жизни не было проблемой. И, не сумев справиться с любопытством, Вендуа заглянула в душу Жанны. И от того, что она там увидела, ей стало ещё грустнее, чем от внезапно всплывших воспоминаний Эш, которые богиня тоже просмотрела.

Вместе с этой грустью, Вендуа подумала, что у Вселенной точно есть чувство юмора, и что местами оно бывает очень злым. Помимо этого, богиня чувствовала определённую вину за то, что не может сказать Эш правду. Потому что это то, что они с Жанной должны решить сами.

Потому что так будет правильно.