Академия

Путь в Академию

В Академию я попала случайно.

После нескольких ночей на улице я поняла, что больше не могу так дальше жить. Деньги заканчивались, я шарахалась от каждой тени, от звуков шагов, от вооруженных людей. Меня точно искали, и я могла попасться в любой момент.

Очень раздражали чужие взгляды на мои волосы, в них читались брезгливость, жалость, презрение. Наверное, стоило как-то прикрыть голову, но я не чувствовала за собой вины.

Жалела ли я о сделанном? Стыдилась ли? Нет. И даже когда во сне я снова видела его глаза, мне не было страшно. Я поступила правильно!

Там же на улицах я и услышала про новую Академию. Сама не знаю, что подтолкнуло меня пойти на экзамены, ведь я нищая, незнатная, да еще и женщина. Да, я умела читать, писать, знала счет и несколько заклинаний, но когда этого было достаточно? Но я решила попробовать.

На площади было так много стражников, что я почти передумала, но послушав их разговоры, поняла, что ищут, как ни странно, не меня, а каких-то парней. Появилась женщина в красном, огласила правила входа, и сразу после ее слов к воротам побежали двое мужчин, один из которых был синеволосым, как и говорили стражники. И они успели пройти.

А за ними потянулись и другие люди. Я не знала, есть ли ограничение по количеству учеников, поэтому тоже побежала внутрь.

Первой начали спрашивать богато одетую девушку, и она обладала столькими талантами, что с моими жалкими умениями нечего было и надеяться на поступление. Я расплакалась от отчаяния, ведь без этой Академии у меня был лишь один путь, да и тот сомнителен из-за моей внешности.

Но господин ученый отказался ее принимать, и хотя отец этой девушки оплатил обучение, господин Кун сказал, что эти деньги пойдут на меня. Конечно, я искренне поблагодарила юную госпожу. Такая, как она, точно не пропадет без Академии. Отец найдет ей красивого, умного и доброго жениха, который будет дарить ей дорогие шелка и украшения, говорить ласковые слова, водить на представления, а потом украдкой будет пробираться в женский дом и обижать служанок. Все они такие.

Первым заданием оказалась постройка дома. Меня позвали к себе те парни, за которыми гонялись стражники, но я решила, что мой дом будет только моим.

Я помнила, как десять лет назад мама привела меня в огромное поместье, и важный господин с добрыми глазами сказал:

— Теперь это и ваш дом тоже.

Сказал, что ему важно, чтобы слуги чувствовали себя комфортно и безопасно, только тогда они будут стараться изо всех сил и благодарить своих господ. Все было мне в новинку: и огромные стены, и странно изогнутые деревья в саду, и большие каменные дома с высокими крышами.

Нас провели в самую глубь сыхэюаня и показали на длинное деревянное здание:

— Здесь вы и будете жить. Сюда может приходить только госпожа и другие служанки. Мужчинам, кроме господина, вход запрещен.

Все служанки спали в одной комнате. Матрасы и одеяла днем сворачивались и складывались вдоль стены, одежда и личные вещи лежали в большом шкафу, где на каждую женщину выделялась одна полка. Для меня это были настоящие хоромы. Черепичная крыша, толстые стены, через которые не проходил ветер, магические светильники на стенах, от чего в комнате было светло, как на улице, мягкий матрас без насекомых. И это я еще не рассказала про вкусную сытную еду, я впервые наелась вдоволь именно в том доме. А купальня? Самое чудесное место на земле.

Да, это поместье надолго стало нашим домом. Мама сначала трудилась на кухне посудомойкой, и это было не так уж легко. Господа ели не из грубых глиняных мисок, которые достаточно ополоснуть, а из тончайших фарфоровых тарелок. Казалось, только тронь их пальцем, и они разлетятся на мелкие кусочки или рассыпятся в волшебный порошок.

Потом мамино усердие заметили, перевели ее в прачки, затем в горничные. Госпожа отметила, как мама старательно вытирала пыль, бережно относилась к вещам и, самое главное, умела быть незаметной. Она единственная могла убирать в комнате в присутствии господ, не раздражая их, поэтому маме дали красивое платье и выпускали даже во время званых обедов. Я сама видела, как удивлялись некоторые гости, когда обнаруживали перед собой чистую тарелку вместо той, что забирала перед их носом мама, хотя вроде бы они не сводили глаз со стола.

За десять лет я побывала на всех видах работ. Начала с мытья полов в доме прислуги, помогала на кухне, стирала, ухаживала за садом. А потом меня назначили личной служанкой сына господина.

Нет, мой дом должен быть только моим. Если я вновь доверюсь кому-нибудь и впущу под мою крышу, это случится нескоро. И уж точно это будут не неизвестные парни, которых разыскивают стражники по всей столице.

Поэтому я решила строить дом сама так, как это делали у нас в деревне.

«Благородный» означает, что человек вышел из хорошего рода, а значит образован, воспитан и полон благочестивых помыслов. А еще благородные все красивые. Я думаю, это потому, что им не нужно тяжело трудиться.

Даже моя мама сильно похорошела после того, как мы переехали из деревни. С нее сошел этот уродливый загар, лицо округлилось и побелело. И волосы всегда были ухожены, смазаны маслом для блеска, а не торчали в разные стороны, полные песка и земли. С рук сошли мозоли и трещины, кровоточащие на морозе, и она научилась держаться прямо, не сутулясь, ходить маленькими шажками, словно ожившая статуэтка.

А уж госпожа, что ни разу в жизни и тарелки не помыла, была настоящей красавицей. И сын пошел в нее: изящные черты лица, такая тонкая прозрачная кожа, что, кажется, только тронь ее, и она порвется, вытянутые мочки ушей, брови словно росчерк кисти на бумаге.

Стать личной служанкой было великой привилегией. Каждая девушка и женщина мечтает занять это место, ведь тогда твоя жизнь будет зависеть всего лишь от одного человека, а не от всей толпы вышестоящих слуг и управителя дома. Тебе будут доверять разные тайны и щедро вознаграждать за их хранение. Да и выучить капризы одного господина легче, чем многочисленные правила дома.

Но служить молодому господину оказалось настоящей мукой. Порой я думала, что в нем живет несколько человек или вселяются злые духи. Иногда он был ласков и предупредителен, угощал пирожными, расспрашивал про жизнь, хвалил прическу и платье, помогал с грамотой. В другой раз он мог встретить криками и угрозами, кинуть чашками и книгами, швырнуть меня о стену. Третья его личина была въедлива и придирчива. Он заставлял часами оттирать видимые лишь ему пятна с пола, читал нудные нравоучения, наказывал стоянием в углу в какой-нибудь неудобной позе. И самое страшное — я никогда не знала, в каком настроении он меня встретит.

Я ревела по утрам, не желая идти к своему господину, а мама ругала меня, говорила, что я не ценю свое счастье.

Поэтому когда в Академии на меня напал один из благородных, я не удивилась. Несмотря на образование, семью и кровь, именно они хуже всего относились ко мне подобным. Они просто не считали нас людьми, принимали за двуногий скот, тупой и бессловесный.

Рядом со мной строили дом те самые преступники, подобравшие в компанию девушку-калеку, но ее я боялась больше, чем высокого и сильного парня с синими волосами. Он явно был неграмотным деревенщиной, но поэтому-то я была уверена, что он не причинит мне боли. Второй парень вызывал сомнения. Я не могла понять, кто он такой. Вроде строить не умеет, но не чурается работы, черты лица не такие грубые, но загар еще до конца не сошел с его лица. На всякий случай я решила держаться от него подальше.

Я думала, что нападение на меня, как всегда, сойдет благородному с рук. Нет, я даже думала, что накажут меня, ведь я, простолюдинка, посмела его ударить, укусить и расцарапать, но пришел человек и сказал, что в следующий раз насильника попросту выкинут отсюда.

А потом всю эту банду и вправду выкинули.

Когда девушки, которые прислуживали там, сказали, что их семьи зависят от благородных семейств, я понимала их. Я на самом деле понимала.

Разве я не говорила маме, что молодой господин бьет меня? Разве я не просила разрешения уйти снова в посудомойки? Разве я не жаловалась ей, что господин порой лезет ко мне? А что она отвечала?

Она говорила: «Терпи, такова жизнь прислуги». Она говорила: «Молодой господин сам выбрал тебя в личные служанки. Это честь, которой ты не заслуживаешь». Она говорила: «Делай, что он велит. Может, ты станешь его наложницей.»

Остальные слуги меня сторонились. Они тоже боялись молодого господина и не хотели вызвать его недовольства. Особенно после одного случая: старая кухарка нарочно долго не отдавала пирожные для господина, хотела, чтобы он меня избил, ведь она рассчитывала, что ее внучка займет место возле его постели. Я умоляла ее поторопиться, а эта карга лишь смеялась и говорила, что я слишком загордилась и что нужно показать мне место. И тут в нее полетел горшок с кипящим супом, это молодой господин не дождался еды и пришел выяснить, в чем дело.

После этого мои поручения выполнялись быстрее ветра.

Но я поняла, что ждать помощи от мамы не стоит. Больше всего она боялась, что ей придется вернуться в деревню, к бабушке и дедушке по отцу, которые ее поедом ели, пилили с утра до ночи, только что кровь не пили. Они упрекали ее за всё: за неурожай, за смерть папы, хотя он сгорел от болезни, за некрасивую внучку, то есть меня, за плохую погоду. Поэтому как только одна дальняя родственница предложила ей перебраться в столицу и поработать прислугой, она сразу же согласилась.

— Лучше горбатиться на достойных людей и получать деньги, чем пахать на неблагодарных стариков, а в ответ ни спасибочки не получить.

Только через несколько лет я поняла, как ужасен был ее поступок: она бросила родителей мужа, которые заменили ее собственных отца и мать. Оставила стариков на смерть, ведь они не смогут сами обрабатывать землю. Говорят, если женщина не чтит родителей и мужа, то она и о ребенке заботиться не станет. Может, и правду говорят.

В Академии мне нравилось. Тут хорошо кормили, не били, и всем было плевать на длину волос. Да, было тяжело, магия — не самая сильная моя сторона, вряд ли здесь оценят заклинания очищения, заморозки и свежести.

А потом случился урок по дополнительным боевым искусствам.

До него я думала, что уже успокоилась, пережила случившееся. Мне не снились кошмары, я почти перестала ненавидеть себя и свое тело, порой мне даже хотелось заговорить с кем-нибудь.

Но эта женщина, Старшая Сестра, спихнула меня снова в выгребную яму. Она заглянула мне в душу и вытащила оттуда все, что я старательно прятала.

Этот парень, Ян, может быть, не такой плохой, как молодой господин, может, он и вправду благороден. Но он был так похож на него: те же утонченные черты лица, что больше подошли бы юной девушке, та же нежная кожа и точеный нос.

Я не умела бить первой, поэтому кинулась на него, бездумно размахивая руками. А он схватил меня, прижал к себе спиной и сказал, что я буду отличной служанкой.

Я чувствовала его дыхание на затылке. Как и тогда. Я слышала, как он пыхтит мне в ухо. Как и тогда. Я снова была в тисках. Как и тогда.

Но я поклялась, что это больше никогда не повторится. Никогда. Любой ценой.

И стоило ему чуть ослабить хватку, как я вырвалась и вцепилась ему в нос.

В тот раз я не смогла. Но больше никогда!

Я почти не слышала слов преподавателя и воплей соперника. Только его кровь во рту. Я не проиграла. И только это было важно.

Так я стала личной ученицей Старшей Сестры. Наверное, я должна была радоваться, что теперь-то уж меня точно не выгонят из Академии. Но я боялась эту женщину. Даже больше, чем Яна из клана Цянь. Его я, по крайней мере, уже победила.

Когда я пришла к ней вечером, она выглядела иначе: сняла прическу, как будто это была шляпа, смыла краску с лица, переоделась в обычное платье, и хотя его рукава также спадали до пола, но в нем хотя бы проглядывались очертания ее настоящей фигуры. И она оказалась редкостной красавицей, хоть и не той красотой, как полагается: выбеленной кожей, нарумяненными щеками или алыми губами, а такой, на которую даже женщины оборачиваются и не завидуют, а восхищаются. Чистый высокий лоб, большие чуть удивленные глаза, слегка оттопыренные маленькие ушки — она была скорее милая, чем красивая.

Но я сразу поняла, что это и есть Старшая Сестра, потому что первая же ее фраза резанула меня:

— Кто отрезал тебе волосы?

— Прошу меня простить, госпожа учитель, — разозлилась я, — я не хочу…

— Старшая Сестра. Зови меня Старшей Сестрой. Значит, не ты сама. Жаль, так было бы легче. А впрочем…

Она протянула мне ножницы и потребовала:

— Отрежь себе волосы сама.

— Я не…

— Делай, как тебе говорят.

Я чуть не расплакалась. Они же толком еще не начали отрастать. Некоторые пряди только-только начали прикрывать уши. Но я не могла не послушаться, взяла ножницы и одним движением отхватила волосы надо лбом.

— Теперь это не позор, — сказала она, — не наказание и не метка. Теперь это твое решение. Тебе ведь гораздо удобнее с короткими волосами, верно? Не нужно расчесывать каждую прядь по сто раз, смазывать маслом, укладывать их по несколько часов.

У самой Старшей Сестры настоящие волосы спадали ниже пояса, не уложенные и не смазанные ничем.

— Ты сильная девочка и умная, но кое в чем ошибаешься. Ты считаешь, что самое страшное уже пережила, и готова на все, лишь бы это не повторилось. Это не так. Есть вещи и похуже. Я знаю, о чем говорю. Я прошла через многие из них, но даже я не добралась до самых глубин Пропасти.

Все первое занятие мы просто проговорили. Она поила меня чаем и говорила, даже не спрашивая ни о чем.

Наверно, такой разговор должен был произойти у меня с мамой. Она не смогла бы вмешаться или всё исправить, но могла хотя бы выслушать. Мама же выбрала ничего не видеть и не слышать, чтобы не пришлось что-то решать.

— Девочка моя, пойми главное — это случилось. И этого не изменить. Ты можешь отрицать, попытаться забыть, убить всех, кто знает, и делать вид, что всё это неправда. Но это правда. Так что признай: это случилось. Это навсегда. Скажи: это правда.

— Это правда, — прошептала я, глотая слезы.

— А теперь скажи еще кое-что: в этом нет твоей вины. Ты не виновата. Говори!

— Я не… — тут мое горло перехватило, и я не смогла договорить.

— Сейчас! Смотри мне в глаза и скажи, что не виновата в произошедшем.

— Но я виновата! Потом же я смогла, а значит, могла и сразу. И тогда бы…

— Нет. Никаких «если бы». Это случилось, понимаешь? Оно уже случилось. Не нужно думать, что было бы, если бы что-то изменилось. И ты в этом не виновата. Повтори!

И как только я выдавила из себя эти слова, даже не веря в них, Старшая Сестра улыбнулась, обняла меня и сказала:

— А теперь я научу тебя, что делать, чтобы это никогда-никогда не повторилось.

В ту ночь я толком не спала. Стоило мне только закрыть глаза, как я видела его раскрасневшееся лицо, толстые балки наверху, дрожащие тени от светильников, чувствовала запах дешевого вина, слышала смех и слова:

— Раз уж у тебя нет отца, то я сам это сделаю.

Легкость в шее, черный шлейф на полу. Крик матери. Взгляд госпожи. Словно на грязь. Пощечины. Издевательства слуг.

— Не смей плакать, дрянь.

— Сама виновата, так и лезла к юному господину.

— Нечего было нос задирать.

— Как ты могла, дочь? Что же мне теперь делать?

— Я знала, что не стоило делать тебя его служанкой. Бесстыжая!

— Может, отправить тебя обратно в деревню? Там таких забивают камнями.

Никто, ни один, даже моя мать, и слова не сказали против него. Это я виновата. Это я дрянь. Это я грязь.

— Это не твоя вина!

На второй день Старшая сестра сначала в полном облачении позанималась с двумя другими девочками, потом умылась, переоделась и позвала меня.

Она больше не заговаривала на вчерашние темы. Словно все слова уже были сказаны. Зачем повторять их каждый день?

— Ты уже знаешь, главное — бить первой. И первый удар должен стать последним. Мы, женщины, слабее мужчин, и если дать им возможность прийти в себя, они могут одолеть нас.

Внезапность!

У многих людей есть страхи. Они боятся ударить, ранить, боятся сделать хуже, но если припереть их к стене, то они смогут преодолеть страх. Надо убить противника до того, как он поборет свои сомнения.

А потом начались тренировки. Мы долго подбирали подходящее оружие для меня.

— Шпильки, веера, ножи — это всё прекрасно, но не для тебя. Ты не привыкла к подобным вещам. Нужно такое оружие, которое даст возможность выбора. Чтобы ты смогла передумать.

Ко второму занятию с группой я была готова.

— Ты не готова, — говорила Старшая Сестра, — тебе предстоит длинный путь, но они готовы еще хуже. Будь всегда чуть выше их ожиданий, и ты победишь. В прошлый раз мальчик думал, что ты не готова бить всерьез. Теперь он будет готов, и потому ты должна удивить его снова. Первый удар должен стать последним.

Наверное, уже тогда Старшая сестра знала, что Ян из клана Цянь вызовет меня снова.

После боя Старшая Сестра сказала:

— Вот видишь, маленькая, больше никто не сможет тебя обидеть.

Теперь я в это поверила. В прошлый раз я была готова умереть, чтобы не проиграть, сейчас же я знала, что выиграю.

— Кто из вас хоть раз убивал?

Я сделала шаг вперед.

Из поместья я ушла спустя неделю, когда причитания матери стали громче моих ночных рыданий, когда утром я обнаружила в своих вещах красную жабу, чья слизь разъедает кожу до кости, когда повариха при всех плюнула в мою тарелку и сказала, что утром уронила ее в бак с помоями. При этом сам молодой господин меня избегал, разрешал входить в комнату, лишь когда выходил оттуда и старался не смотреть мне в лицо.

Охранники в поместье, которые прежде были со мной вежливыми, начали распускать руки, дергали платье, хватали за руки. Я уже была порченой, а значит, никто уже не сможет обвинить их в обесчещивании девицы.

Я договорилась с одним из них, и он отвел меня во внешний дворик, за заросли бамбука, где я воткнула ему в бок нож, который заранее стащила на кухне, и удрала.

Думаю, что рана была не очень тяжелая, и он постарался ее скрыть. Ведь спать со служанками дома, даже с их согласия, запрещено. Я была служанкой молодого господина, а значит, была его собственностью.

Да и искали меня вяло. Одно дело — отыскивать беглую прислугу, и совсем другое — убийцу.

Мое первое убийство случилось на второй день после ухода из поместья. Я спала, сидя на корточках позади небольшой таверны в бедных кварталах города. Ночью спалось плохо, так как после захода солнца сильно холодало, а вот после полудня лучи солнца как раз прогрели тот уголок, и меня разморило.

Проснулась я от запаха дешевого вина и прикосновения к шее. Какой-то забулдыга, опухший от вина, лез ко мне.

Я не пыталась кричать и звать на помощь. Хотя за стеной ели и пили люди, они бы не вступились за меня, зато могли сдать стражникам. Поэтому я отбивалась молча. Мужчина был сильно пьян и не мог со мной справиться, тогда он достал нож и приставил к шее, навалившись всем телом.

Больше никогда!

Не знаю как, но я выхватила нож и вонзила его мужчине в спину, потом еще, еще и еще. И только когда он перестал дергаться, я поняла, что он мертв, бросила нож, выползла из-под его тела и убежала.

Я не очень разбиралась в законах нашей страны, но за убийство почти всегда приговаривали к смерти, особенно если убийца — беспутная женщина и беглая служанка. Но лучше уж смерть!

После второго занятия, где я победила Яна из клана Цянь, я побежала к Старшей Сестре и спросила:

— Зачем? Зачем мне такой слуга? Я не хочу! Мне не надо!

А она, в своей разнаряженной и размалеванной ипостаси, сказала:

— Надо, деточка, поверь. Это надо и тебе, и ему. Не смей давать ему поблажек. Каждый день будешь мне пересказывать, что и как ты ему задавала.

Во время турнира я постоянно ловила себя на том, что смотрю на Яна. Он был таким отстраненным и красивым. Я не могла не завидовать его тонким чертам лица, ведь я-то просто урод. Я бы все равно никогда не смогла выйти замуж.

А потом его сильно ранили во время боя, в то время как я выиграла у тех дуралеев, которых выставили против меня. Ян выглядел так жалко. Как мокрый крысеныш. Мне даже немного стало стыдно за свою первую победу над ним, ведь после этого у парня всё пошло наперекосяк. Его даже из личных учеников выперли.

Новая неделя началась необычно. Я подключила магическое зрение при помощи своей Ки, так как в кристалле энергия уже закончилась. И я не подобрала ни одной сцепки, попробовала, правда, всего два варианта, но у меня не сильный талант, и между попаданием в ловушки и провалом первого задания я выбрала второе.

К тому же Старшая Сестра сказала, что я могу не ходить на магию, начертание и военное дело:

— Ты не строевой боец и явно не маг. Я научу тебя нескольким заклинаниям, которые могут тебе пригодиться, так что не трать понапрасну Ки и время, лучше отрабатывай те упражнения, что я тебе дала. И учти, кнут будет не единственным твоим оружием.

Но я пошла на магию, потому что хотела посмотреть, как изменятся отношения у нас в группе. И из-за Яна. Выполнит ли он условия или будет отнекиваться?

Синеволосый парень шел, не глядя на ловушки, и держал пачку маленьких листочков бумаги.

— Мэй, а это что за иероглиф?

— В пятый раз повторяю, это вода. Видишь, тут по бокам черточки словно капельки воды.

— На дереве тоже черточки по бокам, а ты говоришь, что это ветки. Тут капельки, там ветки, на человеке — руки. Они все одинаковые.

Кажется, после суда этот деревенщина решил научиться грамоте.

— Я, конечно, рада твоей тяге к знаниям, но почему так внезапно? Ты же прекрасно справляешься и без них. Возьмешь какого-нибудь книгочея, и пусть тебе читает все бумаги.

— Ты же сама говорила, чтобы стать судьей, нужно сдать экзамен, а для этого нужно уметь писать.

— На судью люди учатся по десять-двадцать лет с самого детства, и то, туда берут лишь людей, известных своим родом и репутацией.

— Как тот чиновник? Нет, так неправильно.

Третий их приятель шел молча и чему-то улыбался. У меня от него был мороз по коже. Он был слишком непонятным. И при этом обычным. Увидишь такого на улице и потом не вспомнишь его лицо. Я была уверена, что синеволосый не мог стать преступником и сбежать в Академию. Такие, как он, остаются на месте до конца, будучи уверены в своей правоте. Скорее всего, его втянул третий. Шен, кажется. У него даже имя было незапоминающимся.

Когда эта троица вошла в зал для занятий, учителя там еще не было. Шен вышел вперед, на место преподавателя, поднял свиток и сказал:

— Я внес за всю нашу группу часы в особых комнатах. Выбрал вечерние и утренние часы так, чтобы они не мешали сну и не попадали на занятия. Если кто-то захочет изменить их, может обратиться ко мне.

— А с чего это ты решил, что самый главный тут? — поднялся парень, что продул на турнире среди сочинителей. Джиан вроде бы его звали. Он еще тогда сцепился с Шеном. — Не ты один выиграл на турнире.

И только после этого Джиан сообразил, что еще два победителя — это калека и Тедань, которые явно поддерживают своего приятеля. А потом он увидел меня:

— Вон, еще стриженая есть. Может, ее сделаем главной? Пусть она пишет списки, если умеет писать, конечно.

Я подошла к столику Джиана вплотную, левая рука привычно уже лежала на рукояти кнута, обтягивающего мою талию, взяла его кисть, макнула в тушь, затем подошла к Шену и размашисто написала свое имя внизу списка.

— Я не против.

— Ян, ты чего молчишь? Подумаешь, проиграл разок.

Но благородный явно был не в настроении спорить. Он сидел за своим столиком и ерзал на месте, словно пытался найти способ сидеть так, чтобы поменьше болел бок. Тут он поднял глаза на меня, и наши взгляды пересеклись.

Он помнил. Он думал о проигранном споре.

— Эй, благородный, когда будешь отрабатывать долг? — резко сказала я. Пусть даже не думает о том, что я смотрела на него по какой-то другой причине.

— Ты что, бредишь, женщина? — вступился за него другой богатей, чьего имени я не знала. — Вообразила, что кто-то из клана Цянь будет прислуживать шлюхе?

Забавно. Раньше бы я могла заплакать от таких слов, разозлиться или кинуться с кулаками, но сейчас я лишь усмехнулась. Старшая сестра говорила, что мой первый удар должен стать последним. Я могла ударить того идиота так, что он пожалеет, что вообще раскрыл рот, могла придушить его или исхлестать до крови. Но именно потому что я могла это сделать, я не спешила. Он пока не заслужил.

— Уко, — раздался тихий голос.

— Что? — выкрикнул тот же мальчишка.

— Ее зовут Уко, — сказал Ян из клана Цянь, не глядя на меня.

— Да какая разница? Ты что, всех своих слуг дома по именам знаешь? Эй ты, раз уж ты главный, скажи этой деревенщине, что благородный не должен бегать за простолюдинкой. Пусть заткнется и радуется, что ей позволили победить.

Шен почему-то зло посмотрел на девушку-калеку и лишь потом ответил:

— Не вижу разницы.

— В чем? — не понял тот благородный.

— Не вижу между ними разницы. Если Ян согласился на условия боя и проиграл, то должен их выполнить. Если бы Уко проиграла, то также должна была бы прислуживать.

— Да какого дна! — выругался благородный, Джиан тоже стоял рядом и кипел от негодования. Но тут Ян из клана Цянь медленно поднялся на ноги, кривясь от боли:

— Прошу прощения. Я проиграл. После занятий я приду к твоему дому.

— Ян, не смей! Как ты потом сможешь смотреть в глаза отцу? Что они могут сделать? Выгонят из Академии? Лучше уж это, чем быть слугой шлюхи.

Тут в зал вошла Ясная Мудрость, и начался урок. Из всех учеников все варианты сцепок оказались только у той троицы, а все остальные получили первое предупреждение.

Было видно, что турнир изменил отношение группы к учебе. На боевых искусствах ребята выкладывались так, что со всех пот бежал градом. Но я поняла, что меч и копье мне не нравятся. Они какие-то ограниченные и чересчур благородные. Я — Уко, грязь, и такой способ боя мне не подходит.

После занятий Ян пошел вслед за мной, не обращая внимания на обидные выкрики и оскорбления своих друзей. Кажется, после этого дня его жизнь станет еще хуже. И все из-за меня. Какой-то он неправильный благородный.

— Я ухожу на личные тренировки. Если хочешь, можешь прибраться в комнате, — сказала я.

Чем меньше с ним буду разговаривать, тем лучше. Но мне хотелось остаться и посмотреть, что он будет делать. Мой дом был совсем крошечным, всего одна комната, в которую еле-еле влезла узкая кровать, низенький столик с письменными принадлежностями, пара светильников и сундучок для вещей. Только вещей у меня не было. Все, что я имела, носила на себе. Одежду я стирала вечерами, а с утра надевала еще влажной.

Когда я вернулась, его там уже не было. И в комнате ничего не изменилось. А чего я ожидала?

Утро началось со стука. Я забыла про заклинание магического зрения, рванула к двери и с размаху влетела в одну из самых мерзких ловушек — слизевых. Единственная моя одежда вся оказалась заляпана зеленой слизью, словно я всю ночь истекала соплями и вытирала их рукавами.

— Что? — рявкнула я, открывая дверь. Там стоял Ян.

— Прошу прощения, — удивленно сказал он, разглядывая стекающие густые капли, — я вчера заметил, что у тебя нет запасной одежды, поэтому принес один из своих комплектов.

— Отлично, давай, — я выхватила сверток из его рук и снова захлопнула дверь. Стыдоба! Но деваться было некуда. Не идти же на занятия в запачканной одежде.

Ростом Ян был ненамного выше меня, поэтому нижние штаны и рубаха сели довольно неплохо, даже в плечах было удобно. Этот благородный и впрямь был похож на девушку, как лицом, так и фигурой, слишком он уж тонкокостный, но кадык и небольшая поросль на лице показывали, что он все же парень. Да и голос у него низкий.

И о чем я только думаю?

— Что-то еще от меня нужно? — спросил он, когда я вышла из дома. — Я вчера весь вечер вспоминал, что делали слуги в моем доме, и понял, что даже не замечал их работу. Как будто одежда сама становилась чистой, еда появлялась из ниоткуда.

— Не разговаривай со мной! — сказала я и ускорила шаг. Как он может со мной говорить? Словно мы равные. Словно я такой же человек, как и он. Я же простолюдинка, нищенка, грязь…

— Я не хочу враждовать, — поспешил он следом.

На занятие мы пришли вместе, и я была в его одежде. Только увидев взгляды и кривые усмешки учеников, я поняла, как мы смотрелись со стороны и что о нас могли подумать. Но мне терять уже было нечего, поэтому я молча прошла к своему месту и села.

С этого дня Ян встречал меня каждое утро возле дома и провожал после уроков Я не могла придумать ему занятий, так как со всеми делами справлялась сама. Да и что там делать-то? Только постирать вещи, полы были земляными и хорошо утоптанными, так что ни мыть, ни подметать их не надо.

А потом этот благородный не пришел на уроки. Все постоянно оглядывались на меня, думая, что это я его куда-то дела. Может, думали, что я его убила за приставания и закопала в углу землянки?

И возле дома его тоже не было. Зато когда я вошла внутрь, то даже подумала, что ошиблась и зашла не туда. Полы и стены землянки оказались обшиты деревянными пластинами, перед кроватью лежал коврик, такой мягкий и приятный на ощупь, что на нем хотелось спать. А сундучок был заполнен самыми разными вещами, причем не тонкими неудобными женскими ханьфу, а правильной одеждой из плотной ткани, в которой будет так хорошо драться.

А на столике лежал гребень. Костяной, резной, без камней и золота, с черными витиеватыми полосами. Именно такой я всегда и хотела, хотя и не знала, что такие бывают.

Ян из клана Цянь! Неправильный благородный.