Академия Шекли

1

Птер к месту сбора прибыл последним. Так уж у него было заведено; а может, попросту отставал его биологический хронометр. Сложив крылья, Птер рыбкой нырнул в окно и проехался на полированном животе по полу, медленно вращаясь по часовой стрелке. Уткнулся головой в стену, вскочил и чинно со всеми раскланялся. Треща карбоновыми перьями, начал устраиваться в кресле. Крылья, даже сложенные, здорово ему мешали. Крючки на кончиках цеплялись за мохнатую обивку (кресло возмущенно попискивало), хвост топорщился и пружинил… словом, идея усесться оказалась не самой удачной. Коллектив терпеливо ждал. В конце концов, Птер сообразил, что выглядит глупо, выбрался из кресла и прислонился к стене.

— Есть мнение, что я уже здесь, — сообщил он.

— Мы заметили, — сказал Кабальеро, подкручивая кончики усов. — Заметили.

Пони и Чертов Стальной Кузнечик будто того и ждали, сейчас же приветственно замахали Птеру конечностями. Тот в ответ пощелкал клювом, после чего прикрыл крылом глаза. Это означало, что он ослеплен красотой Пони и умом Кузнечика. Чертова и Стального.

— Друзья! — торжественно возгласил Кабальеро, дождавшись окончания ритуальной пантомимы. — Я собрал вас для того, чтобы объявить: мы идем искать человека. Человека.

На минуту воцарилась благоговейная тишина. Лишь тихонько гудели гироскопы в утробе умнейшего по эту сторону Рипейских гор металлического насекомого да покряхтывало кресло, расправляя помятые Птером шерстинки.

Кабальеро, воинственно топорща усы, ждал реакции.

— Смелое заявление. Думаешь, нам это по силам? — скептически спросил Чертов Стальной Кузнечик.

— Пусть лошадь думает, у нее голова большая, — очень ловко парировал Кабальеро и повторил в своей обычной манере: — Большая.

Взоры немедленно обратились на Пони. Та кокетливо тряхнула каурой челкой и притопнула копытцем.

— Я не впо’уне у’ошадь, миленький. Скорей у’ошадка.

Заявление всеобщей любимицы возражений не вызвало. Даже напротив. Птер переступил с лапы на лапу и изрек:

— Более того, есть мнение, что голова Пони даже несколько меньше твоей собственной, Кабальеро. Саранчук, дружочек, рассуди нас.

Чертов Стальной Кузнечик, коротко прострекотав, выдвинул узкофокусный оптический рецептор на две трети длины. Сначала в сторону Пони, затем — в направлении Кабальеро.

— Именно так, — важно сообщил он. — Округляя до ближайшего целого — на шестнадцать процентов.

— Не сомневался, — с ироничной усмешкой сказал Кабальеро, — я и не сомневался. Это было иносказание. А может быть, даже силлогизм. Силлогизм. Но сейчас речь не о том. Речь сейчас о том, что я намерен отправиться в поход. Как уже говорилось, искать человека. Уверен, никто из вас не бросит меня в этой ситуации, друзья.

— Есть мнение, что ты уверен правильно, — сказал Птер. — Во всяком случае, я не брошу.

— И я, — сказала Пони.

— Ни при каких обстоятельствах. — Чертов Стальной Кузнечик переплел усики в тугой хлыст, что служило подтверждением высочайшей серьезности его слов. — Но позволь вопрос. С чего ты взял, что мы сумеем его найти? Вернее — найдя, сумеем опознать? Не то чтобы я сомневался в естественности и коммуникабельности нашей лошадки, собственном уме, твоей неутомимости или зоркости Птера… Но для решения столь сложной задачи могут понадобиться совершенно иные качества.

— И навыки, — добавил Птер.

Кабальеро снова покрутил ус, упер руку в бок, отставил в сторону ножку и заявил:

— Этими качествами и навыками всецело обладает ваш покорный слуга. Я его узнаю. Я почую его. Вот вам крест! Крест.

Пони внимательно посмотрела на руку Кабальеро, потом на другую — упертую в бок — и уточнила:

— Опять сиу’огизм?

— Скорей метафора, — без особой уверенности ответил Кабальеро. — Впрочем, неважно. Неважно. Потому что выступаем мы немедленно. И вот еще что: поход будет проходить под девизом «Цивилизованная охота гвардейцев-раскольников».

Он звонко прищелкнул пальцами. Стены места сбора гвардейцев-раскольников тут же исчезли, истаяли, как сухой лед на солнце. То же произошло и с окнами, только чуть позже. Несколько мгновений после испарения стен прозрачные параллелограммы еще висели в воздухе, опираясь лишь на воображение Кабальеро. Но скоро пропали и они. Крыша, привязанная к серебристому эллипсоиду аэростата, рванулась вверх.

— Есть мнение, что сей замысловатый тандем достигнет стратосферы, — сказал Птер, следя за крышей и аэростатом круглым глазом.

Желающих возразить ему не нашлось. Все-таки Птер был очень крупным специалистом в вопросах машущего и планирующего полетов. Не говоря уже о пикировании.

Эрудированный Чертов Стальной Кузнечик включил фонарь, без которого, как известно из античной истории, человека нипочем не отыскать, и компания тронулась в путь.

— …А разве крыша сейчас пикирует? — минуту спустя сварливо спросило мохнатое, будто медведь, кресло, в котором так и не сумел устроиться Птер.

Ответа оно не дождалось. Друзья были уже далеко. Пробурчав «шовинисты вы, а не гвардейцы-раскольники», кресло зарысило в сторону ближайшего грибного леса — пастись на рыжиках и рядовках да бегать взапуски с венскими стульями.

2

Первое препятствие цивилизованные охотники встретили буквально сразу. Или чуть позже. Дорогу им преградило существо гигантского роста и не меньшей ширины. Так мог бы выглядеть муравейник, чьи обитатели поставили перед собой задачу соорудить максимально антропоморфное жилище и заметно в том преуспели. Оплывшие верхние конечности, конусовидное тулово, голова как сенной сноп. На красновато-коричневой поверхности «муравейника» наблюдалось некое движение. Зоркий Птер, всмотревшись в грузную фигуру, нерешительно предположил, что существо не есть субъект. Скорей, это объект, колония простейших, наподобие полипов. Саранчук, который любил точность во всем, воспользовался усиленным светом фонаря и объективом с сорокакратным зумом, чтобы выяснить правду. Завершив изучение «муравейника», он объявил, что да, это колония, однако колонисты отнюдь не простейшие, скорее наоборот. Растолковать свои слова он не успел, потому что в головной части объекта образовался темный провал, откуда громом зазвучало:

— Ну, что замерли, быстроживущие? Демона Уотермена никогда не встречали? Айда ближе. Будем знакомиться.

Не без робости гвардейцы-раскольники подступили к Демону Уотермена: уж больно был велик! Вблизи выяснилось, что он целиком состоял из мириадов крошечных эльфов с крылышками. Малютки — каждый размером с майского жука — прижимались друг к дружке плотно-преплотно, точно икринки в груде анчуевского кучугура. Однако торчащие наружу ручки, ножки, головки и крылышки активно шевелились, личики гримасничали, а ротики что-то бормотали. Вследствие этого вокруг Демона Уотермена стоял непрекращающийся шелест. Иным человечкам удавалось выбраться из кучи-малы наружу, и они взлетали вверх, для того чтобы с победным писком усесться на макушку существа-обиталища. С самого низу колонии вырывались редко, слишком велико было давление.

— Действующая модель административной пирамиды, — вполголоса прокомментировал Чертов Стальной Кузнечик.

— Упрощенная, — добродушно поправил его Демон Уотермена, показав, что обладает отличным слухом. Впрочем, как любая дееспособная администрация.

— Есть мнение, что эти твари однополые, — пробормотал себе под клюв Птер, — экой содом.

— О да, — согласился Демон, услышав и его замечание, к счастью, не полностью. — Все без исключения. Идеальные управленцы.

— Хорошо, что они одеты, — громко объявила непосредственная до наивности Пони. — Иначе все это их пу’отное э-эээ… единство выглядеу’о бы чересчур э-эээ… распущенным. Простите за непреднамеренный ка’уамбур.

Каламбур был единодушно прощен. Трудно было не извинить любую вольность такому очаровательному созданию.

— Но почему одежды ваших идеальных управленцев столь однообразны? — спросил Чертов Стальной Кузнечик, в котором никогда не засыпал естествоиспытатель. — Или это поверхностный окрас?

— Нет-нет, именно одежда, — прогудел Демон Уотермена. — Корпоративный стиль. Крайне удобно. Это дисциплинирует и настраивает на рабочий лад. Между прочим, над выбором костюма работал отличный дизайнер. И он меня не разочаровал. Полюбуйтесь на результат! — С «уха» Демона спорхнул один из малюток, приблизился к путешественникам, «шагая» по воздуху, точно по подиуму. — Шоколадного цвета однобортный пиджак в мелкую вертикальную полоску, такие же брюки, кремовая рубашка, бордовый галстук, ремень и туфли. Крылышки у большинства — в тон костюму, коричневые от рождения. Разве это не прекрасно? Разве не гармонично? «Блондины» тоже изредка встречаются, но прорваться наружу, а тем более наверх для них практически нереально. Кстати, не при даме будь сказано, наличие одежды вовсе не мешает идеальным управленцам… гм… Да-с… — Демон прервался, очевидно, не желая разглашать корпоративные секреты. — А что, простите, привело вас в эти края, дорогие путешественники?

— С вашего позволения, цивилизованные гвардейцы-раскольники, — вежливо представил свою команду Кабальеро. До сих пор он помалкивал, зная, что во время болтовни внимание рассеивается, чем часто пользуются хищники с хорошо подвешенным языком. Теперь же предводитель гвардейцев-раскольников решил, что встреченная колония идеальных управленцев неопасна, и поэтому вступил в переговоры: — Мы ищем человека. Человека.

— О, тогда вы не по адресу, — заметно огорчился Демон Уотермена. — Ничего человеческого во мне не было, нет и никогда не будет. В составляющих меня единицах тем более.

— Тогда не позволите ли нам пройти далее? — приподнял бровь Кабальеро.

— Вообще-то следовало бы попытаться подмять вас под свою власть… — раздумчиво проговорил Демон Уотермена. — Но инстинкт самосохранения, свойственный всякой управленческой структуре, подсказывает мне, что делать этого не следует. Поэтому — прошу!

Демон шевельнулся, по нему прокатилась волна дрожи. Идеальные управленцы слаженно засучили конечностями и пронзительно запищали. Через мгновение в нижней части «муравейника» образовалась арка, достаточно просторная, чтобы в нее мог войти даже Чертов Стальной Кузнечик.

Цивилизованные охотники, старательно сохраняя независимый вид, прошествовали под сводами, трепещущими тысячей слюдяных крылышек и пиджачных фалд шоколадного цвета в мелкую вертикальную полоску.

3

Миновав диковатую рощу ветвистой пшеницы, пройдя километра два между карточными домишками Беспечного Народца и жуткими конструкциями Кинематических Автоматоидов, отдаленных родственников Саранчука, перепрыгнув «на счастье» невысокий бордюрный камень с апокрифическими надписями о пользе утренней зарядки и чистки зубов, компания уперлась в здоровенную лужу. Лужа, заключенная в берега, густо заросшие кремнийорганической ежевикой, имела приятный желтоватый цвет и ярко выраженный аромат.

— Есть мнение, что пахнет липовым медом, — сказал Птер. Выражение его клюва было к тому времени довольно грустным: от полета он воздержался, чтобы не выглядеть существом высшего порядка, а шагать на коротких лапках было для него в некоторой степени обременительно.

— Предлагаю сделать привал, — сказал Кабальеро. Он, как настоящий командир, умел своевременно обнаруживать чаяния своего воинства. И знал, как их удовлетворить в наилучшем виде. — Привал.

— Ура! — с детским восторгом воскликнула Пони и, заплясав от радости, случайно впрыгнула в удивительную лужу.

— Похоже, наша лошадка вляпалась, — рассудительно сказал Чертов Стальной Кузнечик.

— Во что? — с интересом спросила Пони и переступила с ноги на ногу. При этом выяснилось, что содержимое лужи — на редкость вязкое.

— В историю, — хохотнул Кабальеро.

— Есть мнение, что все-таки в мед, — чирикнул Птер, который уже успел попробовать вещество лужи на язык.

— Это была метафора, — с укоризной сказал Кабальеро. — Метафора, существо!

Птер начал было вздымать крыло, чтобы закрыть голову в жесте смущения и раскаяния, но прервался на половине движения. Потому что в это время поверхность лужи справа от Пони вспучилась глянцевым бугром. Достигнув размера среднего арбуза, пузырь с глухим звуком лопнул. Нежный запах цветущей липы стал сильнее. На месте недавнего желвака объявился предмет, похожий на шапку-ушанку. Предмет был нежно-горчичного цвета, с ярко выраженными «шапочными» признаками — вплоть до завязок на макушке. Несмотря на явление из медовой пучины, ровненькие шерстинки ничуть не слиплись.

— Разрешите представиться, Треух Восьмой! — Голос «ушанки» был глух (что неудивительно, ведь исходил он из глубин лужи: каждое слово следовало за появлением и взрывом газового пузырька) и не слишком внятен. Особенно мешал пониманию хлопающе-хлюпающий аккомпанемент. — Позволю себе прервать ваш спор. Исключительно на правах единственного владельца этого золотого озера, именуемого Дорадо. Вы не ошиблись, в нем действительно находится чистейший липовый мед. На дне бьет полная дюжина медоносных ключей. И лишь один из них — самый бедный — гречишный.

Тотчас слева от Пони вспух новый волдырь, увеличился до размеров арбуза, лопнул. Выбравшееся из него существо являлось близкой копией Треуха Восьмого. Разве что обладало некоторым количеством более темных подпалин и завязкой в виде двойного бантика.

— Дьявольщина! — патетично воскликнуло оно. — С каких это пор вы, любезнейший, стали единственным владельцем Дорадо?

— С тех самых, — парировал Треух Восьмой, — с которых вы, душечка, поменяли пол и сделались моей супругой. Дама, тем более — замужняя дама, не может владеть озером, это же очевидно!

— Невообразимо, — пожаловалась дама с подпалинами Пони. — Вы видели? Нет, вы слышали? Каков фрукт! Это же безусловная дискриминация по сексуальному признаку. Где, черт возьми, независимые журналисты и правозащитники? Где Комитет воинствующих феминисток? Где, наконец, Гарант справедливости и законности?

Птер торопливо отступил за спину Кабальеро и прикрылся-таки крылом. Со следующей недели, которая наступала ровнехонько через восемь часов (с поправкой на неточность биохронометра Птера), именно ему предстояло быть здешним Гарантом.

Пони потерянно улыбнулась и, осторожно ступая, начала выбираться из медовой лужи. То есть из золотого озера Дорадо.

— Есть мнение, что назревает семейная сцена, — вполголоса проговорил Птер из-под крыла. — Предлагаю тихонько оставить этих милых… эээ…

— Шапочников, — подсказал Чертов Стальной Кузнечик. — Между прочим, крайне редкий вид живых существ. Крайне редкий и малоизученный.

— Такой же редкий, как чеу’овек? — спросила Пони.

— Пожалуй, да. Представляете, каждый из них является не одним организмом, а симбиозом мыслящего ядра и колонии простейших водорослей, наподобие болотной ряски. Водоросли перерабатывают мед и солнечный свет в аминокислоты. Гифы, погруженные в мозг, снабжают его пищей, кислородом, информацией, помогают передвигаться, а тот в свою очередь…

— Словом, каждый из них — апофеоз победы разума над сарсапариллой, — прервал набирающего обороты Саранчука Кабальеро. И тут же пояснил для начавшей озадаченно хлопать глазами Пони: — Это была аллегория. Аллегория. Я согласен с Птером, нужно драпать.

— Но как мы минуем у’ужу? Я не хочу поу’зти по кустам. Они колючие!

— Ерунда вопрос. Задача решаема, — сказал Кабальеро, поднес ко рту боцманскую дудку, с которой никогда не расставался, обратил лицо к небу и трижды просвистел.

В небе возникло блестящее пятнышко.

— Мнение переменилось. Стратосферы сей тандем не достигнет, — сообщил Птер, наблюдая за тем, как привязанная к аэростату крыша спускается на землю. Потом расправил крылья, в которых немедленно запел ветерок, и сказал: — Если никто не станет возражать, я полечу самостоятельно.

— Летите, голуби, летите, — ласково пропел Кабальеро.

— Должно быть, на сей раз мы имеем дело с синекдохой? — полюбопытствовал Птер.

— Не исключено, — быстро согласился Кабальеро и отвел глаза. Он плохо представлял, что такое синекдоха, а вдобавок постоянно путал ее с катахрезой. — Совсем не исключено. Прошу загружаться. — И предводитель цивилизованных гвардейцев-раскольников первый вступил на теплую податливую крышу. Согнал с ее кожи нескольких отяжелевших от обильной кормежки оводов, уселся по-турецки и занялся стандартной процедурой подкручивания усов.

Пони с размаху шлепнулась рядом, широко улыбнулась. Ноги ее по колено были вымазаны в меде, да и не только ноги. Клейкие потеки обнаружились даже на гриве и на челке. Кабальеро снял пальцем несколько сладких капелек со щеки лошадки и переправил в рот. Пони послала ему страстный воздушный поцелуй.

— Ребята… — тихо сказал Чертов Стальной Кузнечик. — Я… я не продолжу поиски с вами. Уверен, вы справитесь одни. А мне следует остаться. Изучать шапочников в месте их естественного обитания. Боюсь, другого случая просто не представится. Наука не простит мне, если я уйду.

Как бы подводя итог собственному участию в цивилизованной охоте на человека, Саранчук погасил фонарь.

Пони вздрогнула и едва не расплакалась.

— Что ж, — пожал плечами Кабальеро. — Жаль. Нам будет чудовищно не хватать твоих знаний и твоей рассудительности, но оставайся. Оставайся, друг. Когда мы найдем человека, я сейчас же телефонирую тебе по защищенному каналу. Успехов! Прощай!

Он прищелкнул пальцами, и летательный аппарат медленно вознесся вверх.

4

Решив, что верхом на ветре можно полетать и подольше, цивилизованные гвардейцы-раскольники устроились на крыше с максимально возможным удобством и стали рассматривать проплывающую внизу землю. Многое из увиденного было путешественникам непонятно, многое странно, но все — ужасно любопытно. Скажем, конструкции из растрепанных метел, жестяных банок из-под краски, осколков бутылок и обрезков проволоки, которые двигались по парящим пашням и собирали в холщовые мешочки червей. Или пара гусеничных экскаваторов, вычерпывающих решетчатыми ковшами шампанское из мраморного бассейна. Тритоны и саламандры, водящие хоровод вокруг раскачивающейся чешуйчатой башни. Дымные псы, идущие по следу туманного оленя. Роботизированная линия по производству крабовых палочек из генетически модифицированного гороха и просроченных консервов «снатка». Чан с кипящим гудроном, из которого торчит перископ субмарины…

Пони безостановочно справлялась, не люди ли это, но Кабальеро отрицательно мотал головой. Задумался он лишь раз, когда увидел титанических размеров клопа, безуспешно пытавшегося раздавить себя картонным сапогом. И то крайне ненадолго. Однозначный вывод помогло сделать достигшее небесных странников зловоние. Даже самый последний человек не мог пахнуть так омерзительно.

Впрочем, рассматривали чудеса и диковинки только Кабальеро да Пони. Птер азартно носился за разноцветными мини-геликоптерами и с большим аппетитом их пожирал. Наездники винтокрылых крошек отстреливались самонаводящимися личинками дюбелей, но Птер перехватывал и кушал и их тоже.

— Есть мнение, что я вообще неприхотлив в еде, — чирикнул он в ответ на озабоченный вопрос лошадки.

Примерно через полчаса платформа начала снижаться.

— Устал, родимый, — объяснил Кабальеро, делая жест в направлении воздушного шара. — Что ж, дальше двинем пешком. Пешком.

Он вновь взялся за боцманскую дудку. Аэростат, почувствовавший скорое освобождение, счастливо затрепетал ослабевшими серебристыми боками и устремился к земле. Посадка получилась мягкой: крыша опустилась на заброшенный лет сто назад травяной корт для лаун-тенниса. Точно фейерверк, взметнулся в воздух пух одуванчиков.

…Далеко цивилизованные охотники не ушли. На перепачканные медом копытца Пони начал налипать всяческий мусор. Вскоре она не могла сделать ни шагу.

— Я могу нести тебя и на руках, но лучше, наверное, искупаться, — сделал вывод Кабальеро. — Птер, дружочек, организуй-ка водоем.

Просить дважды не пришлось. Будущий Гарант справедливости и законности с орлиным клекотом ударился грудью оземь. Из образовавшейся трещины хлынул белопенный поток. В каких-нибудь десять минут жидкость заполнила близлежащую складку рельефа, образовав симпатичный прудик.

— Прошу, синьора! — сказал Кабальеро, куртуазный, как Гильом де Кабестань. А может быть, чуточку больше. — Для вас — парное молоко. Молоко.

— Это гипербоу’а?

— Даже не литота, — улыбнулся Кабальеро. — Чистая правда. Чистейшая.

— Есть мнение, что я на друзьях не экономлю, — подтвердил Птер.

Пони благодарно качнула головой и начала раздеваться. Кабальеро, поначалу бесстрастный, вдруг забеспокоился и стал следить за процессом обнажения с возрастающим изумлением. Ноздри его раздувались, усы топорщились сильнее, чем когда бы то ни было, глаза приобрели азартный блеск.

— Что с’учи’ось? — обеспокоенно спросила Пони. — У меня что-то не так?

Кабальеро бездумно дотронулся до левого уса и сказал:

— Боюсь, что у тебя многое не так, барышня. Практически все. Все.

— Э? — коротко прощебетал Птер. — Э?!

— Она человек, братишка. Человек.

— Я у’ошадка, — несмело возразила Пони. — Смотри, копытца! Че’очка! Грива, наконец!

— Это не копытца, — беспощадным инквизиторским тоном сказал Кабальеро. — Это обувь. Копытцами, голубушка, называются роговые образования на концах ног. Они не имеют шнуровки и уж тем более не снимаются.

— У меня есть и роговые… — еще более робко сказала Пони. — Вот, смотри!

— Ногти, — категорично проштамповал приговор Кабальеро. — Ноготки. И вообще, брось оправдываться, я же чую. Чую!

На глазах у Пони выступили слезы. Она стерла их изящной ручкой, тряхнула головой и спросила:

— Стау’о быть, я и есть объект нашей охоты? И как ты теперь со мной обойдешься?

— Разберемся, — сказал Кабальеро и начал раздеваться. Очень скоро (и в высшей степени наглядно) выяснилось, что он действительно почуял в Пони человека. Понятно стало и то, зачем этот самый человек был столь необходим командиру цивилизованных гвардейцев-раскольников. Который и сам-то, к слову сказать, не был ни животным, ни механизмом, ни голограммой.

Птер, смекнув, к чему движется дело, поспешно встал на крыло.

— Ах! — воскликнула пунцовая от смущения Пони, изучая телесное строение Кабальеро. — Неужели это конец всей истории?

— Есть мнение, что это только начало, — трубно прокурлыкал Птер и могучим взмахом крыльев направил обтекаемое тело в сторону закатного солнца.

Он спешил на собственную инаугурацию.