Академия Шекли

Иэн Уотсон Гиперзоо

— А вот здесь, — сообщил директор зоопарка Риггерс, — у нас гипертигр. Мы зовем его тигром по аналогии с трехмерными животными. Свирепое плотоядное. Полагаем, что по натуре он одиночка. Это тигр четырехмерного мира.

— По мне, он не слишком напоминает тигра, — промурлыкала миссис Таркингтон-Свенсен, чей покойный муж и учредил фонд, содержавший новое крыло зоопарка. — Совершенно как мешанина липких оранжевых трубок. Какая-то глупая модерновая скульптура.

Безналоговый дар Харри Свенсена поддерживал также и Музей Современной Концептуальной Скульптуры. К несчастью, впечатлительный мистер Свенсен помер от сердечного приступа месяцем раньше, оставив управление всей громадой своего состояния недавно обретенной пятой жене, Адель Таркингтон, по отношению к которой он еще недавно не был так впечатлителен. Разве что чисто внешне: она была королевой красоты, правда довольно давно, но и не слишком далеко от современности. Пока она оставалась золотистой блондинкой с хорошим загаром — ухоженный мемориал прежней славы.

— Ну, по крайней мере, он и вправду оранжевый, — добавила Соня Свенсен, девочка-подросток, дочь Харри от третьего брака, осуществляющая свои права через выбор оставаться с ним и в его четвертом браке с бывшей японской гейшей, консерваторшей и создательницей топологических нэцкэ.

— Тигры же вроде оранжевые, — добавила Соня.

— Здесь, — объявила миссис Т-С, — воняет крысами.

На самом деле в этом отсеке не было никакого запаха, кроме потрескивания озона, производимого в огромной клетке осветительными трубками. Неужели миссис Т-С вообразила, что Риггерс накручивает какую-то выгодную аферу и в самом деле занял где-то мобильный пневматический артефакт концептуального искусства, чтобы засунуть его в эти звериные стойла?

— Я не верю, что эти предметы являются животными из вашего фантастического Четверомира, который выдумали университетские яйцеголовые. — Она не слишком уважала ученых. — Полагаю, эти штуки пустые. Да, пустые, вот так.

— Пустые? — изумился Риггерс. — Очевидно, там есть некая доля пустоты, иначе как гипертигр мог бы есть и испражняться?

Миссис Т-С неодобрительно сморщила нос при упоминании об испражнениях. Себя она полагала утонченной леди, и высшее общество склонно было согласиться.

— То есть, так сказать, по аналогии, — спохватился Риггерс. — Я хочу сказать, ни одно трехмерное животное не является полностью плотным.

— Вы специально не хотите меня понять, мистер Риггерс? Стараетесь выставить меня дурой?

— Адель имеет в виду эту… голограмму, — шепнула Соня. — Я так думаю.

Со слухом у миссис Т-С все было в порядке.

— Здесь то, что я сказала: пустышки.

— Если б она могла, ну это, просунуть палку сквозь решетку и, это, ткнуть его, она бы поняла, что он настоящий. — Соня помедлила. — Или ей надо четырехмерную палку, такая не подействует?

— Не надо совать палку между прутьями, — сказал я. — Вот замкнет гиперполе, и тю-тю наш экспонат!

— Вряд ли, мне кажется, — поспешно ответил Риггерс. — И охранник недостаточно квалифицирован, чтобы вмешиваться!..

Вообще-то в университете я прошел ускоренный курс Четверомира, но в целом Риггерс был прав. Штука эта оставалась для меня загадкой. Конечно, невесть когда рак может свистнуть так громко, что яйцеглавы сообразят, как счетырехмерить живого человека и перекинуть храброго волонтера в Четверомир, но пока что, думаю, наш домик должен оставаться полной тайной практически для всех.

Интересно, эти доценты с кандидатами, а также профессора просто пургу гонят, когда намекают, что в Четверомирье можно всунуть живого человека? А какую экспедицию, какое сафари можно закатить — по гипер-пейзажу, где гуляет гиперзверье!.. Самая подходящая кандидатура на переброску — отвязанный псих, шиз со справкой, у которого настройка на наше Трехмерье уже давно сама слетела.

— Все равно, нельзя тыкать палками зверей в неволе, — сказала Соня, меняя тон. — Средневековье какое-то, медвежья травля. — Она старалась помочь, поддержать папочкин проект, чтобы он двигался дальше.

— Именно, — сразу же согласился Риггерс. Ему явно полегчало. Дело ясно, стресс был еще тот. Чувствовалось, что миссис Т-С наезжает на фонд Гарри, мечтая лишить его поддержки. Болтали, что ее крючкотворы нашарили какую-то зацепку. Гиперполя жрут хренову кучу дорогущей энергии, не говоря уже о стоимости обслуги. А миссис Т-С, что ни для кого не было тайной, тащилась по молоденьким стройным астронавтикам, обязанным ей буквально всем, которых она зашлет на деньги фонда исследовать неведомые просторы Трехмерья. Космические полеты нынче были все больше по орбитам, вся эта плешь с боевыми станциями, буквально рукой подать. Если еще и НАСА воскресят, частные спонсоры нужны будут позарез. Миссис Т-С верила в наличие жизни на Марсе, Венере и лунах Юпитера и плохо понимала, отчего там не может быть четвероруких дикарей и зеленокожих принцесс. Так и видела себя королевой бала рука об руку со своими собственными мускулистыми героями космоса.

Даже мне видно было, насколько Четверомирье — потенциально, конечно, — круче Трехмерья, которое просто тянется себе на дриллионы миль, забитых вакуумом, булыжниками и газовыми шарами.

Потенциально да. Проблема в том, что гиперзвери, которых отловил зоопарк, настолько странные, что сделать их ежедневным чудом и население привлечь никак не выходит. Как тут быть, если по определению их и не видно целиком? Сюда ходить куда менее интересно, чем на последних живых носорогов, которых к тому же нигде больше не увидишь — накинь очко за пафос. К тому же если животные Трехмерья бесследно исчезали в массовой бойне, организованной человеком, то в Четверомирье, похоже, экология лопалась от изобилия. Мы явно хапнули только чуток образцов, этого ни в коем случае не хватало, чтобы затевать доверительные разговоры о видах, генеалогических деревьях и четырехмерной эволюции; хотя доктор Риггерс иногда прикидывался, но только с целью попиарить. Зоопарк будущего — вот чем мы должны были бы стать, если наконец сумели бы разобраться со зверями. На данный момент, и, боюсь, навсегда, поход сюда был вроде попытки полюбоваться каким-нибудь огромным полотном эпохи Возрождения сквозь замочную скважину, где видно пару дюймов. (Отставить Возрождение. Здоровенное полотно абстракциониста. Джексона Поллока или кого вроде.)

Именно тут масса оранжевых кишок в клетке начала дергаться и пульсировать, вытягиваться и перемещаться.

— Смотрите, оно просыпается! — натужно обрадовался Риггерс. — А до этого оно отдыхало. Теперь оно активизируется.

— Как удобно. — Миссис Т-С насмешливо фыркнула; ее собственное внутреннее зрение, без сомнения, не могло расстаться с сочным бравым кадетом в космическом скафандре, распертом стальными мышцами, разносящим в клочья нападающих кристаллических юпитерианских ящеров. — Уверена, что эти якобы животные не могли попасть сюда с Марса, — гнула она свое. — На Марсе таких быть не может. Там эти, как их…

— Тоуты и зитидары, — подсказала Соня. — Нет, Адель, их же придумал Берроуз.

— А если они с Марса, то процесс изуродовал их до неузнаваемости. Продавил сюда жалкие кусочки. Поэтому нам надо исследовать Марс нормально. Летать на ракетах.

Риггерс оглянулся в замешательстве:

— Марс, дорогая леди?

— Да, Марс. Марс и есть четвертый мир. Известно каждому ребенку. А Земля — третий.

— А-а-а… Может, здесь просто пересекаются интересы? Когда мы говорим о Трехмерье и Четверомирье, мы в первую очередь имеем в виду мир трех измерений, который мы населили, с длиной, шириной и высотой. «Четверомирье» относится не к четвертой планете. Марс просто еще один трехмерный мир, часть трехмерной вселенной.

— Просто еще один?!

— Очень своеобразный, очень восхитительный, конечно! Но все же еще один. В Четверомирье существует дополнительное измерение, диагональное по отношению к тем трем, которые мы, э-ээ, знаем и любим.

— Примерно так, Адель. — Соня покрутила пальцами, стараясь переплести их под нужным углом друг к другу, но скоро оставила эту затею.

Так как все занялись просвещением миссис Т-С, а Риггерс выглядел ужасно огорченным, я решил присоединиться.

Я указал на ближнюю вольеру:

— Гиперполе забрасывает четырехмерную сеть для Четверомирья, миссис Таркингтон-Свенсен. Она отслеживает четверозверей и накрывает их для нас, чтобы они не могли сбежать из вольеры, хотя, по сути, четверозверя тут нет.

— А вы все? — поинтересовалась она. — Вы все тут?

Я вежливо посмеялся ее остроумию.

— Большинство четверозверей все еще остается в Четверомирье, так они могут прокормить себя, потому что нам не под силу предоставить им четверопищу, а троепища тут бесполезна. Это все равно, как если бы мы пытались есть фото мяса с рекламной страницы.

— Но это жестоко! Бедные животные наверняка голодают!

Все это время гипертигр разворачивался и менял конфигурацию. Теперь он был ростом с настоящего бенгальского тигра — с одной лишь разницей: настоящие бенгальские тигры вымерли пару лет назад. Он напоминал ковровый шар, снабженный клыками и когтями. Перекатываясь вперед-назад, он словно разгуливал по клетке. Длинное розовое щупальце или трубка появилась рядом с шаром, потом соединилась с ним. Внутренность? Нечто похожее на переднюю лапу выступило наружу, затем переменило намерение.

Конечно, быть уверенным относительно точной анатомии гиперзверя было трудно, даже когда отсмотришь все, что снято об этом. Никак не получается связать эти картинки воедино или оцифровать их и скормить компьютеру, аллилуйя. Гипертигр выглядел словно тигр, наложенный на тигра, словно стопка слайдов, снятых под различными углами и показанных одновременно. У зверя была своя уникальная четвероанатомия, развившаяся в борьбе за выживание и выращенная в контакте со всей гиперэкологией. Однако нам как-то повезло видеть то, что мы сочли его четверочелюстями, перемалывающими гипердобычу в крошки, а в другой раз мы наблюдали фрагмент его четвероморды и ярко сверкнувших четвероглаз. «Тигр» вроде бы подходил под кличку. Приблизительно. Аналогично.

— Я хотела сказать, — продолжала миссис Т-С, — оно приковано к ловушке!

— Ну, только своей трехмерной частью. В Четверомире оно по-прежнему может охотиться, — заверил я ее. — Там другая геометрия. Посложнее здешней.

Риггерс ожил.

— Э-э-э, спасибо, Джейк, — сказал он мне. Быстро повернувшись к миссис Т-С, он начал: — Естественно, мы наблюдали гиперсущества в прошлом, при проникновении в наш мир. В то время мы не осознавали, что они такое. Люди улавливали бесформенные очертания, их мозг пытался накладывать на них уже знакомые паттерны, чтобы осознать, что же они такое. Все эти сказки о мифических существах, драконах, чудовищах, демонах, НЛО мгновенно обретают смысл, когда мы осознаем, что люди наблюдали фрагмент гиперсущества, пересекшийся с нашим Трехмирьем, пока оно занималось своими делами в своем Четверомирье. НЛО мог быть гиперптицей или еще чем-нибудь. А теперь мы можем взаправду собрать этот фантастический зверинец! Ну не чудо ли? Смочь увидеть собственными глазами истинный источник фантазий о василисках и бегемотах, минотаврах и грифонах, летающих тарелках и бигфутах, ужасном снежном человеке, ангелах и демонах! Разве это не чудесней, чем…

Чем юпитерианские кристаллозавры. Чем тоуты и зитидары. Но он спохватился и умолк, устав слишком резво выбивать стулья из-под фантазий, милых и дорогих сердцу миссис Таркингтон-Свенсен. Он величавым жестом обвел зал, оплачиваемый Гарри, достаточно просторный, чтобы принять на ремонт скромный космо-флот, пункт назначения — Юпитер.

— Давайте подойдем и посмотрим на то, что мы зовем гиперсвинкой, согласны? — Он неуклюже хихикнул. — Нельзя же все клетки занять под тигров! Большие свирепые звери все же редкость, правда?

До следующей клетки пришлось прогуляться. Нам пришлось отодвинуть гиперполе на безопасное расстояние, соответственно огромным размерам зала. Это помогало также удерживать потоки нетерпеливых посетителей, пока мы еще переживали медовый месяц. Большинство людей просто перебегало из канала в канал, по мере удовлетворения любопытства.

Пока мы шли, Соня расспрашивала:

— Доктор Риггерс, а ангелы и ужасный снежный человек были какими-то гиперобезьянами? А вдруг в Четверомирье и гиперлюди есть? Ну, ведь у нас в мире есть животные, но и люди тоже есть. Может, четверолюдей мы и видим как призраков — то появляются, то исчезают?

— Тут я склонен усомниться, мисс Свенсен. — Риггерс изо всех сил старался не держаться покровительственно. — Видите ли, сложность Четверомирья может быть такой, что вы вряд ли обнаружите что-то подобное избыточному, свободно действующему мыслящему разуму, развивающему себя. Четверомозг может быть слишком занят одной лишь обработкой э-э-э-э… сложностей. Все же в нашем случае эволюция разума оказалась таким набором больших и малых случайных возможностей, что я сомневаюсь в вероятности его повторения. Знаете ли вы, что глаз как орган развивался независимо около сорока раз — а разум только единожды? Единожды! Следовательно: гиперсущества — допускаю. Но никакого гиперчеловека. Ваши духи и прочее есть наблюдения гиперсуществ, которые наш мозг старается рационализировать. Теперь мы можем их зафиксировать. А вот и наша четверосвинка.

Думаю, самый уродливый вид свиньи, ведомый человеческой расе, это вьетнамские черные свиньи; два здоровенных экземпляра топтались где-то неподалеку. Однако трехмерный пласт четырехмерного бекона оставил в. ч. с. далеко за стартовой чертой. Сегодня это было пузырящееся скопление сальных серых щетинистых мешков. В этой массе проглядывало что-то похожее на фасеточный глаз огромной мухи, пучившееся на нас. «Хрю».

— В этом зоопарке есть хоть что-нибудь красивое? — воззвала миссис Т-С.

— Ну конечно, э-э-э-э… там вот у нас то, что мы называем гиперпавлином. Пойдемте взглянем, если его видно, э-эээ…

Риггерс дипломатично увлек ее от гиперхрю.

— Ой, доктор, — уперлась Соня, — но если у вас четверосвиньи параллельны трисвиньям, то почему четверолюди не могут быть параллельны трилюдям?

— Потому что эти названия — просто аналогии. Мы пока мало что знаем. Нам нужны средства, чтобы четвермирнуть человека, который мог бы попасть туда и взглянуть. Если это возможно. Очень многое возможно при достаточном финансировании. И тогда — только вообразите эти возможности! Когда расщепили первый атом, люди думали, что это не может иметь никакого практического применения. И как же неправы они были! Черт возьми! — простите мой французский, миссис Таркингтон-Стивенс… — у нас уже есть ядро четырехмерного зоопарка! Может быть, в Четверомирье легче перемещаться с планеты на планету. Может, четвероличность в четвероракете может быстрее и проще достичь Марса и Юпитера, если они там имеются. Потом вы отключаете гиперполе, снова становитесь трехмерной и приземляетесь. Да что там Юпитер — мы можем достичь звезд! Все зависит от топологии четверопространства, извините за технические термины, — проще говоря, от того, как они связаны. О да, — почти пропел он, — когда-нибудь я увижу гипернавтов… Гиперастронавтов!..

— Ах! — сказала миссис Т-С. — Ах!

— При достаточном финансировании.

Гиперпавлин выглядел трепещущей, расплывающейся и исчезающей мандалой оттенков синего. Кобальт, ультрамарин, яйцо малиновки, электрик. Просверки лилового, почти ультрафиолетового. «Глаза» — зеленые. Легко представить, как такое, замеченное в небе, мгновенно принималось за НЛО.

Я так никогда и не узнал, относился ли возглас миссис Т-С к видимому сегменту четвероптицы или к перспективе увидеть, как гиперастронавты ступают на поверхность больших лун Юпитера. В этот самый момент Соня пронзительно завизжала.

Пистолет оказался в моей руке мгновением позже, хотя предохранитель я еще не спустил.

Соня оглядывалась на вольеру четырехсвиньи. Что-то огромное парило над верхним краем решетки, что-то похожее на парящего мохнатого осьминога с короткими толстыми щупальцами. Или что-то похожее на волосатую руку. Она давила на верхние прутья, выгибая их наружу и проделывая широкую дыру.

Вторая чудовищная гиперрука — или ее часть — плыла к нам.

— Что-то сбежало! — взвизгнула миссис Т-С. — Стреляйте в это! Защищайте меня!

— У меня нет четверопуль, — ответил я.

— Мне наплевать, чего у вас нет! Почему вы не зарядили свой пистолет как надо?! Вам же не надо стрелять в каждый палец! — Значит, она тоже видела это так.

— Надо просто бежать! — вопила Соня. В полном соответствии со своими словами она бросилась к дальнему выходу. — Давай, Адель! — кричала она.

Конечно, ничто не сбежало; хотя четверосвинья могла, и очень скоро. Именно потому, что что-то скорее появилось — открывающее наши клетки.

— Благопристойность — это лучшее, что… — начал Риггерс. Но тут же подхватил под руку миссис Т-С и потащил ее прочь так быстро, как мог. Я трусил сбоку, не спуская глаз с гиперруки позади нас; казалось, она уменьшается, хвала господу.

Мы, разумеется, добрались до выхода и выскочили в обычную часть зоопарка. Вольеры поскромнее, клетки, рестораны, киоски с попкорном, городской пейзаж с офисными зданиями, справа университетский холм. Стайки школьников-экскурсантов, а через минуту и мы сами уставились на нечто, всплывающее над городом.

Как описать его? Никак. Аналогий нет.

Думаю, в Четверомирье на самом деле вырос разум, но в совершенно ином классе существ, похожих скорее на шагающих волосатых спрутов, с беспрерывно ветвящимися щупальцами и сгустками чего-то, похожего на лягушачью икру. А ведь это снова была только ЧАСТЬ.

Даже важнее: четырехмерный мир черт знает во сколько раз больше трехмерного. Он свернут в громадную скрутку, и если бы ее удалось как-то раскатать вдоль нашего мира, что невозможно, он занял бы куда более обширное пространство. Масштабы несопоставимы, просто несопоставимы.

Так что большие парни из Четверомирья заметно крупнее любого человеческого существа. Или носорога. Или кита.

У Риггерса, и я это понял, в зоопарке были не гипертигры и не гиперсвиньи. Отловленные существа были частями, или, точнее, четырехмерными землеройками, сонями или милыми крошками колибри. Миниатюрами природы. Не опаснее клопов.

В сравнении с повелителями Четверомира мы, трилюди, ведем очень поверхностную жизнь. Четырехмерному глазу мы кажемся плоскими, толщиной в бумажный лист. Более того, мы еще просто крохотные. Нас было легко проглядеть. Пока мы не создали гиперполе, на которое Четверосущества могли по крайней мере наступить. Пока мы не совершили четырехмерное вторжение, выпятившееся, как загнивший палец.

Вскоре мир начал рваться. Город заскрежетал, будто клейкая лента, которую срывают с пакета. Не хочу сказать, что все изогнулось в воздухе, или здания перевернулись, или… Все оставалось как обычно. И в то же время оно… рассталось с остальным Трехмерьем, двинулось и поплыло куда-то…

Эти дни внутри города были никакими. За его пределами тоже. Совершенно никакими.

В бессолнечном, хотя и ясном небе парят гигантские штуки, вроде облаков лягушачьей икры, которые, кажется, наблюдают за нами.

Электричества нет, и нам нельзя играть в наши гиперигры, и обеспечение продовольствием скоро станет жестокой проблемой. Пока мы еще кормим нормальных зверей, но скоро придется начать их убивать и есть, всех, пусть даже среди них последние выжившие носороги. Это нарастит наши запасы еды на целые сутки. Все на большое зоо-барбекю! Гиппобургер. Филе филина. Кебаб из какаду. Кровь в ведра, на кровяную колбаску.

Хотя проблем у нас не так много, четырехмерная шпана играет в игры с нашим Трехмирьем, вытягивая его так, что тридцатиметровая прогулка занимает целый час, водружая препятствия на нашем пути, бесследно вынимая целые куски пейзажа и множество людей, а затем возвращая их в другие места Трехмирья; иногда в зеркальном отражении грузовик внезапно получал левый руль, а родинка с вашей правой щеки вдруг перекочевывала на левую. Оставалось смотреть, что получается. Как это отразится на нас. Как легонько разворошат муравейник.

Хотя по моим собственным ощущениям я был целен и трехмерен, как все вокруг, я не мог отделаться и от чувства, что я плоский — и другие люди вокруг тоже плоские, и весь город плоский. Мне казалось, что я часть фотографии. Это живая фотография, движущаяся. Люди ходили кругом, взбирались по лестницам, входили в комнаты; все в порядке. Но у фото есть края, за которые никто не выйдет. В глазах неизвестно какого четырехмерного разума, изучавшего фотографию, я — просто плоская картинка.

Если мы плоские, как же мы входим в здания? Как наши головастиковые шпионы шпионят за нами внутри комнат? Думаю, наши «внутри» и «снаружи» не имеют ни малейшего значения для хозяев Четверомирья. Для них все это — плоскость. Так сказать, аналогично. Всегда аналогично.

происходит

без малейшего предупреждения:

внезапный тошнотворный рывок,

кажется, он длится в этот раз дольше

и заканчивается

в секции бурых медведей. Опа, я внутри нее. Трава, кусты, деревяшки для забавы, грязный пол, высокая стена, скошенная так, чтобы никто из бурых не смог взобраться наверх и вылезти.

Может, они решили, что одетые люди — это тоже что-то вроде медведей, особенно когда медведи встают на задние лапы, ну вот как сейчас, принюхиваясь и вглядываясь в меня.

На задние лапы, прежде чем пасть на все четыре и кинуться на меня.

Что будет, если бросить паука в муравейник или муравья в паутину? А вот посмотрим.

Хорошо, что я вооруженный охранник. Плохо для медведей. Никакого выбора, точно. Вот скоро мы их перестреляем.

Пистолет к бою, спустить предохранитель.

Щелк.

Щелк.

Щелк.

Щелк.

Боже мой. Что-то вынуло патроны прямо из обоймы. Четырехмерное существо может попасть в запертую комнату, в захлопнутый ящик без всякого труда. Или даже в заряженный пистолет и опустошить его. Немного сказочно, только они могут воспользоваться и крохотными четырехмерными инструментами. Или вырастить крохотные веточки-щупальца. Микропальцы. Никаких проблем.

Щелк.

«Помогите!..»

Над нами висят сгустки лягушечьей икры и смотрят.