Аки лев рыкающий

III

Пешки.

45 верст от Москвы.

Около полудня.

На втором этапе гонщики выжимали из своих автомобилей максимальные скорости и машины — они, хоть железные, но все же на удивление хрупкие, — одна за другой начали выходить из строя. Через пару верст мы увидели на обочине «Грэф». Австриец ковырялся в дымящемся моторе, поминутно отдергивая обожженные пальцы. Пузырев осмотрел двигатель и сочувственно покачал головой. Отъездился иностранец! Еще через три версты застрял злополучный «Вивинус» — он снова пробил колесо. Мы подкатили поближе и предложили помощь.

— Благодарю, господа, но с меня довольно! — отмахнулся шоффер. — Шесть автомобилей промчались здесь без задержки, а я умудрился наехать на гвоздь из лошадиной подковы. Два раза за утро ловлю эти чертовы гвозди! Судьба надо мной попросту издевается.

Он помолчал и угрюмо добавил:

— Эти ваши гонки — для безголовых авантюристов, а я человек, хоть и азартный, но умею вовремя остановиться. Поменяю покрышку и поеду потихоньку обратно, в Москву.

Мы отправились дальше. Темно-красный драндулет опережал «Бенц» на пару корпусов, в связи с этим вашему покорному слуге вновь доставлял неудобство изучающий взгляд г-на Мармеладова. Демонстративно отворачиваться мне не позволяло воспитание, пришлось судорожно придумать повод, чтобы обратиться к г-ну Щербатову.

— А вы заметили, Николай Сергеевич, что велосипедисты давно нас обогнали? — спросил я. — Выходит, на двух колесах разгоняться сподручнее, чем на четырех.

— Зря вы так думаете, Жорж, — засмеялся тот. — Пока у циклистов много сил, а усталость еще не накопилась. Но на длинной дистанции автомобили возьмут свое. Не пройдет и часа, как ваши друзья выдохнутся и начнут отставать.

— Зря вы так думаете, князь!

Я в точности скопировал интонацию и тут же испугался: вдруг его светлость решит, что я передразниваю? Дворяне такого не прощают. Но, по счастью, обошлось без скандала. Г-н Щербатов решил задавить меня логикой.

— Вы же не станете отрицать, что велосипед ограничен мощностью того, кто крутит педали? По сути это мотор в одну человеческую силу.

— Да. Но в том-то и дело, что любители велосипеда развивают силы сверхчеловеческие! — упрямо доказывал я. — Четыре года назад рекорд на этой трассе был 36 часов и 10 минут. За это время доехал от Москвы до Петербурга Михаил Дзевочко. Заметьте, он не спортсмен, а просто рассыльный на железной дороге. Два года назад Тыминский улучшил этот результат — 34 часа и 22 минуты. Я уверен, что сегодня проедут еще быстрее. Конструкция велосипедов становится все совершеннее. Люди укрепляют тела при помощи специальной гимнастики, тренировки помогают достигать огромных успехов. Тот же Тыминский отказался от выпивки в трактирах, во имя рекордов.

— Какой смысл ставить рекорды, если их потом нельзя спрыснуть шампанским в ближайшем к финишу ресторане? — князь не шутил, он пожал плечами в искреннем недоумении. — Неужели и вы, Жорж, тоже в гимнасты подались?

— Да и весьма высоко ценю систему Сандоффа[13]. В ней предусмотрены пробежки — короткие на скорость и долгие на выносливость, потом еще приседания и прыжки, а также жонглирование пудовыми гирями, — я не без гордости согнул руку в локте, предлагая собеседнику ущипнуть твердокаменные мышцы. — Покорение холмов на велосипеде весьма укрепляет ноги. Есть упражнения на развитие чувства равновесия — фигурная езда с препятствиями или, к примеру, сайкль-болл.

— Что за штука такая?

— Футбол на велосипедах. Не видали? Непременно приходите на состязания, получите удовольствие. Очень зрелищная игра! Но я не о том. Поверьте, у циклистов еще хватит силенок, чтобы потягаться с моторами.

Г-н Щербатов подергал бородку и улыбнулся:

— Даже сегодня у них крайне мало шансов, а через год, к следующей гонке, моторы станут еще мощнее. Эпоха велосипедов скоро закончится, а автомобильная только начинается. Никто не захочет потеть, крутя педали, когда можно прокатиться с ветерком.

— На тройке резвых лошадок и сейчас можно прокатиться с ветерком, однако мы же не бросаем велосипеды ради езды на тройке.

— Тройка? Пф-ф-ф-ф! Когда сделают двигатель в пятьдесят лошадиных сил, никто не вспомнит про эту жалкую упряжку. Один мотор заменит полсотни кляч!

— Вы еще скажите: сто лошадиных сил, — усмехнулся я. — Это же абсолютно нереально. Да и, положа руку на сердце, кому бы вдруг пригодилась такая мощная машина? Возможно, для гонок сей мотор и покажется привлекательным, но жизнь ведь — не сплошные гонки. По моему мнению, будущее принадлежит, скорее, десятисильным авто. Их будет вполне достаточно, чтобы заменить конную тягу и служить людям в домашнем обиходе.

— Ну, хотя бы в чем-то вы солидарны со мной, — раздраженно сказал князь.

И хотя у меня имелись некоторые аргументы, по холодному блеску глаз Николая Сергеевича я угадал, что сейчас ему лучше не оппонировать.

— Вы поймите, Жорж, этот спор уже порядком утомил. Он не утихает четыре года, с тех пор, как в Россию привезли первый автомобиль. Много утекло воды, да и бензину немало. Да-с… И все эти годы коннозаводчики обличают нас с пеной у рта, словно загнанные скакуны. Называют «государственными преступниками», ибо мы, по их мнению, грозим гибелью всей лошадиной расе, а кроме того лишаем казну доходов от продажи коней. Бред? Разумеется, дикий бред. Когда мы построим автомобильные заводы, а в каждом городе появятся гаражи для ремонта и продажи запасных деталей, казна только выиграет. Деньги утекут только из карманов лошадиных барышников, потому они и неистовствуют. А уж как нас клеймят и проклинают безграмотные «моторофобы»…

Г-н Щербатов поник и сгорбился, словно на него обрушилась вся многопудовая тяжесть людской глупости. Но, подобно мифическому герою, он сумел поднять голову и устремил свой пламенеющий взор в будущее.

— И все же я верю в победу разума и прогресса над этими скудоумными мракобесами! — расправил плечи этот автомобильный Атлант. — Моторы станут народным достоянием, причем весьма скоро. И через три или четыре года вы будете писать отчеты о гонках уже не для «Циклиста», а для журнала «Автомобилист».

Хотелось поддержать порыв этого мечтателя, но даже моего небольшого опыта в журнальном деле хватило, чтобы увидеть слабое место грандиозной идеи. Атлант на моих глазах обратился в Ахиллеса и шагнул своей уязвимой пяткой прямо на острые грабли.

— Увы, князь. Увы! Пока автомобилистов в России считают десятками и даже сотнями, такой журнал не имеет шансов появиться. Число подписчиков будет ничтожно и после пары номеров, выпущенных на чистом энтузиазме, проект заглохнет.

— Глупости! Вы видели, сколько народу пришли сегодня нас проводить? Сотни две, никак не меньше. На финише соберется человек триста. Мы выставим машины в Конногвардейском манеже, петербуржцы пойдут гулять туда с семьями, сажать детей за руль. Эти люди не шофферы, но мы сумеем раздуть искру их любопытства. Они полюбят автомобили! Не сразу, разумеется. Но мы будем простым и ясным языком рассказывать о сущности механического передвижения, объяснять конструкцию, фабрикацию и работу двигателей. Научим правильно с ними обращаться, находить недостатки и уметь их устранять. Подписчики повалят к нам толпами! И если всю шаткость нового издания вы увидели только в отсутствии денег, то я готов финансировать сей проект из личных средств! Возьметесь выпускать такой журнал, Жорж? Поразмыслите хорошенько, и еще до конца путешествия вы поймете, что подобное издание необходимо современной России. Мы познакомим публику с развитием автомобильного дела и настоящим его положением в Европе и Америке, и в конце концов докажем преимущество механического передвижения перед всяким другим.

Я кивнул.

Князь умеет убеждать. Денег даст — закрутятся колеса. Конечно, мне польстило его предложение и в глубине души вскипело желание встать у истоков автомобильной журналистики в нашей стране. Вооружить русских шофферов всеми нужными данными, чтобы они могли просвещать остальных. Заманчиво. Мне уже виделась обложка нового журнала, не менее яркая, чем у «Циклиста». Темно-бордовая, пожалуй, как пузыревский драндулет. И дюжину карикатур в каждый нумер, они для читателей — самое лакомое угощение.

Впрочем, наспех решать нельзя. Такие вопросы требуют всестороннего осмысления. А пока мой взгляд утопал в окружающей красоте. Знаете ли вы, господа, что родные просторы куда милее, если ими любоваться из автомобиля? Когда плетешься на телеге с неторопливой кобылой или ковыляешь, с узелком на плече, взгляд придирчиво изучает окрестности и подмечает несовершенства — гнилую корягу или кривое дерево, дохлую лису или кучку навоза на обочине. А при большой скорости поля и леса плывут, все видится слегка размытым, как на пейзажах художника Коровина. Чистейший импрессионизм! Изумрудные холмы, темно-синие речушки. По берегам изредка вспыхивают белые купола ядовитого веха. Чуть поодаль, на заболоченном пруду, лениво колышется шоколадный рогоз. Слева и справа от дороги стелются по ветру желтый бурхун и пурпурный иван-чай. В этой яркой картине для полноты палитры не хватает только красного цвета.

Зато мух и слепней вокруг с избытком. Жужжат. Липнут. Кусаются.

— И сколько по вашему, князь, пройдет времени, прежде чем автомобиль окончательно заменит лошадь?

— Самое большее — десять лет.

— Тогда вся эта зудящая мошкара уже не сможет отдохнуть на широкой спине кобылицы, а заодно и позавтракать. Придется им пить кровь из седоков, — я хлопнул себя по лбу, припечатывая особо назойливое насекомое. — То есть из нас!

Г-н Щербатов хотел ответить, но тут раздался зычный рев клаксона. Иван неожиданно свернул к обочине и сдал назад. Зачем это? А-а-а, понятно. Разглядел что-то в густой траве.

— Почему остановились, Ванюша? — спросил князь.

— Велосипед, — буркнул Пузырев.

— Что еще за велосипед?

— Там, — махнул рукой изобретатель. — Валяется.

— Подумаешь, велосипед. Эка невидаль, — все еще не понимал князь. — Затормозил-то ты почему?

— Ума не приложу. Мармеладов крикнул мне в ухо: «Стой!» и спрыгнул на ходу, не дожидаясь полной остановки, словно бешеный кот. Вот… Изучает теперь…

Пассажир пузыревского драндулета бродил по лугу, вытаптывая молодые побеги гусятника. Сгибался, опираясь на трость, чуть не до самой земли, а в одном месте даже присел на корточки и прижал ладонь к земле.

— Г-н Мармеладов! — окликнул князь. — Откройте секрет, что вас так привлекло?

— Велосипед.

— Да что вы с Иваном заладили — «велосипед», «велосипед»! — вспылил г-н Щербатов. — Твердите это слово, будто оно все объясняет. Но ведь ничего не понятно!

— Скажите толком, что не так с этим велосипедом, — поддержал я.

— А вас разве не удивляет, что на обочине дороги, в полусотне верст от Москвы, лежит новенький «Фебус»?

Мы переглянулись, все еще не осознавая ужаса ситуации, но по ледяному тону г-на Мармеладова, предчувствуя близкую трагедию. А тот продолжал:

— Велосипед протащило вдоль дороги, а потом еще по траве, — он прищурился, прикидывая расстояние, — около десяти саженей. Обе шины разодраны в клочья, заднее колесо сплющено и изжевано.

— Изжевано?! — не выдержал князь. — Что за чудище нанесло столь жестокий удар…

— Это чудище вам прекрасно знакомо, — г-н Мармеладов кивнул на «Бенц». — Автомобиль.

— Э-э-э, — сказали мы с Николаем Сергеевичем, онемев от изумления.

— Но это же очевидно. Трава примята характерным образом. Две параллельные линии. След шире ладони, стало быть, колесо мощнее, чем у пролетки извозчиков или почтовой кареты. А у крестьянской лошади попросту не хватит силенок разогнать телегу до такой скорости, чтобы отбросить велосипедиста на изрядное расстояние. К тому же, взгляните сюда, — он поманил пальцем, и мы послушно сделали несколько шагов вперед. — Постарайтесь найти отпечаток подковы. Хотя бы один, самый слабенький. Нет? Вот и я не нашел, а ведь земля здесь мягкая — следы колес прекрасно видны. Все еще не убедил? Тогда главное доказательство: лошадь после подобного наезда должна была истечь кровью — спицы из этого разлохмаченного колеса легко проткнули бы ее грудь. Но ни в дорожной пыли, ни на деталях велосипеда вы не обнаружите ни капли крови! Есть лишь крошечная лужица в траве, однако этого недостаточно для предполагаемых ран лошади. А по вкусу эта кровь больше похожа на человеческую.

Г-н Мармеладов умолк, а мы заговорили все разом.

— Вы, в самом деле, лизнули эту кровь? — выпалил я, брезгливо поморщившись.

Пузырева интересовал совсем другой аспект, и я бы определил его интерес, скорее, как научный:

— Неужели на вкус и впрямь можно определить разницу?

Только князь не отреагировал на упоминание кровавой лужицы. Слишком переживал из-за того, что кто-то посмел использовать автомобиль столь жутким и варварским способом.

— Пусть вы доказали факт наезда, — пробормотало он, — но все равно трудно поверить в злой умысел шоффера. Возможно, это был несчастный случай. Ведь возможно же, г-н Мармеладов?

Тот покачал головой.

— Давайте я отвечу по порядку.

Да, Жорж, в силу весьма специфического рода занятий, мне часто приходится изучать чужую кровь. Самыми разными способами, в том числе, и столь необычным, которому меня научили индейцы в Америке. Хотя отдаю себе отчет, что сама мысль об этом вызывает у большинства людей отвращение.

Да, Иван, по вкусу кровь людей и животных отличается. Вам разбивали губы в драке? Помните, как рот наполняется солоноватой жижей? Вкус этот очень яркий, ни с чем не спутаешь. У лошади кровь более сладкая, у птиц кислая, а у медведя — горькая, словно рябина неспелая…

А вам, князь, вынужден сказать решительное «нет». Я не сильно разбираюсь в автомобилях, но трижды наблюдал, как резко тормозит Ийезу — не жалея шин, буквально сжигая их, и после этого на дороге остается характерный след с частицами содранной резины. А тут дорога чистая. Значит, некий шоффер сбил велосипедиста на полном ходу, не собираясь притормаживать. Так что возьмусь утверждать: он четко сознавал, что делает.

Г-н Щербатов не сдавался. Несмотря на убедительный довод, он категорически не хотел признавать, что среди любителей моторов затесался жестокий злодей.

— Но мы же можем предположить… Например… Ну, не знаю! Этот циклист прятался до последнего момента, — Николай Сергеевич огляделся по сторонам, — вот в том лесочке… А потом вырулил на дорогу неожиданно. Шоффер его не разглядел, потому и не успел дернуть тормозной рычаг… Случайность, господа! Несчастная случайность!

Г-н Мармеладов пожал плечами и умудрился вложить в этот жест легко читаемую насмешку: мол, ваша светлость может утешаться любыми фантазиями, но произошло все именно так, как я сказал. Князь болезненно поморщился. Немного изучив его характер, я готов был дать голову на отсечение, что этот достойный человек ненавидел проигрывать не только гонки, но и споры.

— А где же сбитый велосипедист? — спросил Пузырев.

Я мысленно отвесил себе две короткие затрещины за то, что сам не задал этот вопрос. Кому же, как не мне, корреспонденту журнала «Циклист», в первую очередь переживать о судьбе раненного собрата.

— Искренне надеюсь, что шоффер повез его к доктору, — князь упрямо продолжал настаивать на своей версии. — Не мог автомобилист бросить пострадавшего на дороге. Это не по-товарищески!

— При подобном раскладе, мы встретили бы их по дороге сюда, — отрезал г-н Мармеладов. — Ближайшая больница как раз в Черной грязи.

— Но шоффер мог этого не знать!

— Не мог. Все участники гонки заправлялись бензином в больничном дворе.

— Зачем вы так резко обрываете мои версии?! — возмутился г-н Щербатов. — Я еще договорить не успеваю, а вы уже… Давайте представим, что велосипедист отделался легким испугом и сразу после аварии захотел продолжить гонку. Но уже вместе с шоффером, в автомобиле.

— И бросил «Фебус»? Невозможно. Сколько он стоит, Жорж? Вы же разбираетесь в велосипедах.

— Именно эта модель — полтораста рублей.

— А сколько дадут за помятый?

— Ну-у-у… Рама целая, руль и переднее колесо тоже в порядке, — я внимательно осмотрел железные останки. — Купят за половину цены. На запчасти. А можно заменить заднее колесо, поставить новую цепь и педаль. Тут починить, там подкрасить — и снова ехать.

— То есть, нет никаких резонов, чтобы выбросить его на обочину? — г-н Мармеладов дождался моего подтверждения и требовательно продолжил:

— Стало быть, нам придется разбрестись по лугу и поискать.

— Поискать? — переспросил я. — Но что?

— Как что? Разумеется, труп.

Меня словно окатили ледяной водой из ушата — сердце замерло, дыхание сбилось, а коленные чашечки наполнились мелкой дрожью. Какой вопиющий цинизм! Разве так сообщают печальные известия? Никакого уважения ни к усопшему, ни к нашим чувствам. Вот и г-н Щербатов побледнел, взмахнул руками, словно дирижер в театре, и стал заваливаться назад. Он судорожно вцепился в мое плечо, чтобы не упасть в обморок. Поддерживая друг друга, мы пошли вдоль дороги, вглядываясь в заросли. Князь шептал молитву, я тоже мысленно взывал к небесам, умоляя: пусть все это окажется пустыми домыслами нашего случайного попутчика.

Минут через десять Ийезу закричал:

— Моя нашла! Иди здес!

Мы сбежались на голос. Князь перекрестился. Я пытался последовать его примеру, но руки отнялись…

Видите ли, господа, мне редко приходится сталкиваться с покойниками и, по чести сказать, я их побаиваюсь. Поэтому не стану описывать мрачную картину во всех подробностях. Скажу только, что на этот раз красного цвета было в избытке. Неглубокий овраг зарос кровохлебкой и ее крупные, чуть вытянутые шишечки, печально склонились над мертвецом в кумачовой рубахе. Рослый детина лежал, широко раскинув руки, со стороны могло показаться, что деревенский мужик умаялся на покосе и заснул богатырским сном. Но если приглядеться…

Кудлатая голова вывернута назад и сильно вбок. Живой человек так не запрокинется, даже в сильном подпитии — позвонки захрустят, предостерегающее, жилы на шее натянутся, а боль пронзит такая, что, пожалуй, вмиг протрезвеешь.

— Не подходите близко! — голос г-на Мармеладова звучал столь требовательно, что даже князь не посмел возразить, замер на месте. — Мне знакомы методы ведения следствия по делу об убийстве. Прежде всего, надо определить причину смерти и установить личность покойного.

Он присел на корточки возле тела и дотошно осмотрел — без единой эмоции, так же бесстрастно, как прежде я изучал разбитый велосипед. Откинул длинные засаленные волосы убитого, сползшие на лицо. Открылись небритые щеки и губы, искривленные глумливой усмешкой. Тот самый наглец, что приставал к офицеру в Петровском дворце, то ли папироску выпрашивал, то ли еще что… Я не признал этого человека ни тогда, ни сейчас, рассмотрев поближе, хотя знаком с большинством любителей велосипедной езды. Николай Сергеевич нервно закашлял, видимо, тоже чувствовал себя неуютно возле мертвеца. А Иван склонился поближе и тут же отпрянул, шумно вдыхая воздух:

— С-сукин сын… Это же Осип!

— Тот самый фельетонист, которого вы давеча вспоминали?

Сама манера г-на Мармеладова задавать вопросы неуловимо изменилась. Не уверен, что смогу это объяснить, но прежде он спрашивал вроде как из пустого любопытства, а теперь к каждому слову будто бы привешивал острый рыболовный крючок, в надежде поймать добычу.

— Он самый, — подтвердил Пузырев. — Осип Зденежный.

— Зденежный? — переспросил г-н Щербатов. — Что, действительно такая фамилия?

— А кто его разберет. Может, родился Безденежным, а потом сменил, чтоб удачу приманить. Редкостный выпендрежник. Жил всегда без копейки, но смотрите-ка, модные сюрлеколы[14] нацепил! — я снова поразился наблюдательности приятеля: уголки на воротнике Осипа были запачканы кровью и не сразу бросались в глаза. — Сроду в гонках не участвовал, а тут поехал, да еще и велосипед новейший раздобыл.

— И деньги, — г-н Мармеладов достал несколько ассигнаций из кармана брюк убитого, пересчитал. — Сорок пять рублей. Преступник их не забрал, стало быть, убил не ради ограбления. Возможно, из личной неприязни. Я так понимаю, Иван, вы недолюбливали фельетониста?

— Терпеть не мог.

— Даже грозились его…

Пауза затянулась лишь на пару секунд, но все успели вспомнить, как скрючились пальцы изобретателя, словно он душил невидимого цыпленка. Или еще кого-то.

— Вы что же, меня подозреваете?! — раздраженно воскликнул Пузырев. — Я даже не знал, что Осип ехал по этой дороге.

Г-н Мармеладов молча изучал его лицо. Я тоже вглядывался в насупленные брови, покрытый внезапной испариной лоб, стиснутые до скрипа зубы и разрумянившиеся щеки. Судя по этим признакам, мой приятель злился и вместе с тем испытывал жуткий страх. Что еще сумел разглядеть в этой гримасе самозваный следователь — поди, догадайся, но ответил он весьма уклончиво:

— Подозреваемых в этом деле — хоть отбавляй. У покойного были несметные полчища врагов, в том числе, и среди участников гонки.

— Скорее наоборот. Это Осип был врагом общества, — возразил Пузырев. — Редкостный мошенник, записной ловелас и игрок, человек без крупицы совести. Постойте! Но откуда вы вывели, что его ненавидели именно гонщики?

— Просто за последний час на этой трассе его пытались убить четыре разных человека, А прикончил, в итоге, пятый.

Если бы г-н Мармеладов бросил бомбу к ногам князя, ущерба было бы меньше. Николай Сергеевич болезненно переживал, что среди автомобилистов нашлась одна паршивая овца, но уже почти смирился с этой мыслью. Теперь же его огорошили: вокруг бродит целая стая волков в овечьих шкурах. Шайка убийц ездит на моторных колясках, а одним из автомобилей нарочно переехали человека! Когда история попадет в газеты, проклятые «моторофобы» объявят крестовый поход и обрушатся на Клуб с беспощадной яростью…

Где-то на середине этой мысли г-н Щербатов потерял сознание и рухнул прямо на покойника.

Когда князя привели в чувства и напоили водой из походной фляги, он пролепетал:

— Что вы такое говорите? Откуда эти глупые фантазии про банду убийц?

— Фантазии?! — г-н Мармеладов, похоже, слегка обиделся, хотя и не подал виду. — Фантазии — это у писателя Сперанского, вот он замечательные романы сочиняет. А я могу доказать каждое свое слово. Посмотрите внимательнее, господа. На ребрах слева имеется ножевая рана, — он задрал рубаху и показал глубокий разрез, прошедший наискосок от груди до живота. — Первый убийца хотел зарезать Осипа. Второй в него стрелял. Пуля застряла в правом плече. Калибр небольшой, пистолет, скорее всего, немецкий. А еще я обнаружил огромную шишку на затылке — кто-то проломил череп дубинкой или иным тяжелым предметом. Отсюда этого не разглядеть, но если вы пощупаете, то сами убедитесь.

Желания дотронуться до покойника у меня не возникло, остальные тоже поверили на слово.

— Плюс тот, кто автомобилем сшиб — уже четверо убийц. Правда, ни одна из этих ран не была смертельной. После аварии Осип сумел подняться на ноги и кое-как добрался до этого овражка, где его и прикончили.

— Получается, он погиб не от пули и не от ножа. Что же стало причиной смерти? — спросил я.

— Судя по синякам на горле, его задушили, — вклинился Пузырев, снова демонстрируя выдающуюся наблюдательность.

Я никаких синяков не разглядел, впрочем, я старался не смотреть на покойника. Еще приснится потом, не приведи Господь.

— Поэтому вы думаете, что это моих рук дело? — с вызовом воскликнул Иван. — Из-за одного неосторожного жеста!

— Вы ошибаетесь, — спокойно констатировал г-н Мармеладов. — Причем ошибаетесь во всем. Во-первых, я точно знаю, что вы не убийца. Хотя на будущее рекомендовал бы вам воздержаться от неосторожных жестов и необдуманных слов. Обычно именно эти две напасти доводят людей до беды.

Пузырев смутился, вся его дерзкая самоуверенность растаяла, как восковая свеча на солнце.

— Во-вторых, Осипа не душили. Ему сломали шею.

— А это не одно и то же? — удивился князь.

— С точки зрения убийцы — нет. Если пережать дыхательные пути и лишить человека притока воздуха, он умирает медленно. Минуты за две, а то и три. При этом жертва имеет возможность сопротивляться, чего в нашем случае не наблюдается — руки Осипа раскинуты в стороны, он просто не успел ничего предпринять для своего спасения. Это показывает, что преступник торопился и выбрал иной вариант. Не сжимал горло, а резко дернул в сторону, ломая позвонки. Моментальная смерть. Очень эффективный способ. Но он же сообщает нам важную подробность о злодее. Задушить сумеет и женщина, и даже ребенок — при некоторой сноровке. Сломать же шею способен только мужчина, причем исключительно сильный.

— Это не слишком убедительная примета, — посетовал я. — В гонке осталось восемь машин. Исключим наши — шесть. И в пяти из них за рулем мужчины.

— Не забудьте еще полсотни циклистов, — ехидно добавил князь. — А как иначе, Жорж? Вы сами хвастали, что любители велосипедов жонглируют гирями и развивают мускулатуру. Их нельзя сбрасывать со счета.

Мы обменялись яростными взглядами. Глупая затея в подобной ситуации делить гонщиков на «своих» и «чужих». Но наше поведение отчасти было продиктовано глубоким шоком, в котором мы пребывали. При этом я не сомневался в виновности шофферов, а г-н Щербатов подозревал велосипедистов.

— Именно благодаря своей силе они проехали по дороге намного раньше автомобилей! — я напомнил наш давешний спор. — И не укладываются в отведенное для убийства время. Скажите, г-н Мармеладов, можно ли установить с точностью до минуты, когда именно Осипу свернули шею?

— Не всякий судебный врач возьмется определить время смерти с такой точностью. Но это случилось… Который теперь час?

Князь откинул крышку хронометра.

— Двенадцать часов.

— Ровно?

— Без пары минут. А к чему такая точность?

— Точность никогда не бывает лишней. Дело в том, ваша светлость, что трупное окоченение начинается примерно через час после смерти. Этот труп еще вполне теплый, стало быть, убийство произошло не раньше одиннадцати часов.

— К этому времени все циклисты давно проехали мимо! — резюмировал я. — Отстал только Осип. Неудивительно, он ведь прежде не ездил на велосипеде.

Пузырев, единственный из нас, кто заинтересовался ранами покойника, внимательно изучал порез и дыру от пули.

— А меня удивляет, — он встал с колен, отряхнул брюки, — зачем Осипа мучили? Резали, стреляли… Похоже на изощренную пытку.

— Может и вправду так, а? — спросил князь, обретая новую надежду. — Один человек во всем повинен. Он настолько ненавидел Осипа, что нарочно истязал и мучил. А после прикончил.

— Фантазии, ваша светлость. Фантазии! — вернул должок, ох и язвительный тип. — Но давайте допустим, что кто-то пытал Осипа, нанося ему все эти раны. На это ушло бы слишком много времени. А теперь спросите себя, где при этом он оставил свой автомобиль? На лугу следов нет.

— Бросил посреди дороги.

— Злодей не стал бы так рисковать. Ведь любой, кто проедет следом, заподозрит неладное, пойдет искать шоффера и станет свидетелем убийства. Нет, я уверен, что автомобилисты наносили удары поочередно, проезжая мимо.

— Заранее сговорились, что ли? — недоумевал г-н Щербатов. — Но по какой причине?

— Не имею понятия, — пожал плечами г-н Мармеладов. — Давайте догоним их, а там уж сами и спросите.

Это предложение воодушевило князя. Ведь если автомобиль, с его выдающимися скоростями, поможет изловить и покарать убийцу, все газеты разразятся дифирамбами самодвижущемуся экипажу, а «моторофобы» будут окончательно посрамлены. Он уже начал отдавать распоряжения шофферу-абиссинцу, но тут я не удержался от вопроса:

— А с трупом что делать?

Иван перешагнул через убитого фельетониста:

— Я эту падаль везти отказываюсь.

— Бросать как-то не по-христиански, — возразил я.

— Мы из ближайшей деревни мужиков пришлем, — пообещал г-н Мармеладов. — Они на телеге свезут покойника к становому смотрителю.

— Но как они найдут это место? У нас нет ни флажков, ни даже шарфа яркого. Разве что от красной рубахи Осипа оторвать рукав да на ветку привязать?

— Придумал, господа! — князь пританцовывал на месте, ему не терпелось поскорее сорваться в погоню. — Мы повесим на дерево не флаг, а «Фебус». Его издалека видно, металл на солнце сверкает. Мужики мимо не проедут. Ийезу, сбегай за велосипедом!

Абиссинец широким шагом направился к дороге. Г-н Щербатов глядел вслед своему слуге с некоторым сомнением.

— Черт чернявый… Понял ли он правильно? Вечно так: прикажу ему что-нибудь и не знаю, какого подвоха ожидать. А нет, вроде понял, тащит железяку. Давай скорее, олух! Во-о-он на тот сук вешай. Выше поднимай. Выше говорю! Ванюша, да помоги ты скотине безрукой, иначе весь день провозимся… Отлично! Теперь по машинам, господа! Помните, Жорж, вы спрашивали, для чего нужен мотор в сто лошадей? Вот сейчас он нам пригодился бы. Да-с! — князь уселся в кресло и закричал, размахивая руками, — Вперед, Ийезу, незачем щадить рессоры! Поезжай на предельной скорости, понял? Лети так, будто за тобой дьявол гонится.

Моторы взревели.

А у меня появилось скверное предчувствие, что это как раз мы пустились в погоню за дьяволом. И чем она закончится, совершенно не ясно.