IV

Солнечная гора.

60 верст от Москвы.

12 часов 29 минут.

Что вы знаете о скорости, господа? Осмелюсь утверждать, что ничего вы о ней не знаете. Возможно, вам доводилось высовывать голову из окна курьерского поезда или лететь с огромной горы на санях. Но даже это не сравнится с невероятной стремительностью разогнавшегося автомобиля. Мы мчались до того быстро, что встречный ветер превратился в бритву и больно резал глаза, выбивая слезы и мешая смотреть на дорогу. Ийезу надел очки с огромными стеклами, а Пузырев ехал, прикрываясь ладонью, словно козырьком. Рулил он одной рукой и каждый раз, когда драндулет заносило на повороте, когда темно-красная машина вставала на два колеса, я вскрикивал от испуга. Опрокинется! Нет, пронесло. На этот раз. Но что будет дальше?

Признаюсь, как на духу: я не чувствовал своего тела. Сердце замерло и перестало биться, чресла стали невесомым и казалось, не держись я обеими руками за железную скобу над дверцей, давно воспарил бы над дорогой. Но это лишь казалось. Даже попытайся я выпрыгнуть на полном ходу, ничего бы не вышло: чудовищная сила вдавливала в кресло, не позволяя шевельнуться.

Солнечную Гору проехали, не сбавляя скорости. Иван непрерывно гудел клаксоном, чтобы прохожие не сунулись под колеса. Но люди шарахались врассыпную еще прежде, заслышав рев бензиновых моторов. В тихой, сонной провинции они звучали оглушительно и пугали до смерти.

На дальней окраине устроили привал велосипедисты. Они, наконец, выдохлись и остановились у колодца, прислонив свои машины куда попало — к деревьям, к бревенчатой стене дома, а то и просто положили на землю. Я успел заметить несколько дорожных и гоночных моделей, два трехколесных велосипеда и тандем с жилистыми спортсменами в полосатых трико. Циклисты задирали ноги кверху, чтобы отлила кровь, или просили друзей размять уставшие икры. Пили воду из помятого ведра, умывали лица и подмышки, отфыркивались — вели себя как шаловливые дети. Рядом ходил учетчик с большой тетрадью отмечал, кто прибыл в Солнечную Гору первым, кто вторым и так далее. Я знал правила, поскольку сам неоднократно участвовал в заездах. Каждому гонщику положен час на отдых. После чего, они отправляются на дистанцию друг за другом, в соответствии с этим самым списком. Если кто захочет уехать раньше, чтобы опередить лидеров, ему не позволят строгие судьи, товарищи по увлечению, да и собственная совесть: хочешь обогнать — пожалуйста, но сделай это по-честному. А жуликов в наших кругах не терпят!

— Дальше на шоссе только автомобили, — крикнул я князю.

Тот вряд ли услышал, в ушах шумело нещадно, но смысл угадал и похлопал Ийезу по затылку.

— Быстрее! Быстрее!

Неужели можно еще ускориться? Оказывается, да. Следующие версты — девять или десять, — промелькнули в одно мгновение. Потом дорога стала хуже. Шофферам пришлось чуть сбросить скорость и это уберегло наши жизни. Вылетев из-за холма, «Бенц» чуть не столкнулся с каретой, застрявшей в глубокой колее.

— Осторожно! — заорал я.

— Тормози! — взвизгнул князь.

А Ийезу забормотал на непонятном языке, очевидно африканские ругательства. Но его руки в голубых перчатках действовали хладнокровно: левая дернула рычаг, а правая вывернула руль, не позволяя колесам оторваться от земли. Автомобиль дважды крутнулся вокруг своей оси, поднимая облако пыли, потом накренился, завис под опасным углом и медленно, с тяжелым лязгом, встал на все четыре колеса.

— Удержал, окаянный! — князь обнял абиссинца и звонко поцеловал в щеку. — Удержал, родной! Ай да молодец.

Ийезу скалил белые зубы в диковатой улыбке и молчал.

Сзади подъехал Пузырев.

— Что у вас стряслось?

— А вот… С-с-скотина извозчик! Раскорячился тут со своей «кукушкой»! — г-н Щербатов закипел от возмущения, но тут же сменил гнев на милость, углядев г-на Романова, который сидел на обочине с печальным видом. — Ипполит?! Что у вас стряслось?

Инженер пригладил горестно-поникшие усы и выдавил улыбку:

— Разогнался до пятидесяти пяти…

— Пятьдесят пять верст в час?! — присвистнул Пузырев. — Великолепный результат!

— …и сжег аккумулятор.

— Эх, незадача! — князь спрыгнул на землю и сочувственно покачал головой. — Но зато рекорд установлен.

— Куда там… Американец Ирвинг весной разогнался до семидесяти верст в час. А я вот не сдюжил.

— Тю, американец! Эти соврут и глазом не моргнут, — скривился Николай Сергеевич. — А у нас в империи еще никто так резво не ездил. Примите самые сердечные поздравления! Жорж, непременно напишите в журнале об этом выдающемся факте, — обратился он ко мне, а потом и остальных затянул в водоворот своего воодушевления. — На наших глазах творится история, господа. Пятьдесят пять в час, это же надо!

Иван полностью разделял его восторг, но при этом мыслил в ином направлении.

— Не переживайте, мы вам пособим. Зацепим вашу электрическую колымагу и докатимся до Клина потихоньку, — предложил он. — Если веревку вот здесь продеть, и пару крепких узлов…

— Нет, нет, господа! Вы не обязаны из-за моего фиаско прерывать гонку и возиться с этим чертовым шарабаном! — отмахнулся инженер. — К тому же, госпожа Гигельдорф, а вслед за ней и другие автомобилисты, проезжавшие мимо, обещали прислать подмогу: кучера с упряжкой лошадей. Дождусь уж.

Г-н Романов вздохнул и присел на корточки возле своего детища. Я не принимал участия в беседе, но с большим интересом рассматривал чудо современной науки. Кузов не железный, как у большинства автомобилей, а каретного типа: сплошные доски и спрессованная в три слоя парусина. На первый взгляд, как я отмечал прежде, обыкновенная бричка — черная, лаком покрытая. Только сундук с аккумуляторной батареей выдает внимательному наблюдателю секрет экипажа. Два электрических двигателя закреплены под брюхом повозки. Колеса от обычной телеги, но каждое крепится к раме четырьмя жесткими пружинами. Это сделано для того, чтобы они не отвалились во время гонки по буеракам или улицам, мощеным булыжником. Удобная конструкция. Единственный минус — шофферу, как прежде кучеру, приходится править махиной стоя на запятках кареты. Мокнуть в дождь, мерзнуть в стужу. В этом смысле «кукушки», а также их дальняя родня — британские кэбы, — крайне неудобны.

— Давайте хотя бы на обочину выкатим, — предложил Пузырев, — Незачем торчать посреди дороги! Врежется кто-нибудь, чини потом.

— Пусть хоть совсем развалится, я сожалеть не стану, — отмахнулся инженер. — Из этого бегунка больше уже не выжмешь. Я задумал куда более интересный проект: электрический омнибус для перевозки сразу пятнадцати человек! Далеко, конечно, не уедет, но в городе принесет пользу. Он вполне может доставить жителей столицы на вокзал или на пристань. Быстрее конного трамвая и извозчика!

Николай Сергеевич достал из кармана позолоченный портсигар. Радушным жестом распахнул — угощайтесь. Но никто не выразил желания, хотя папиросы были отменные — «Мурсалт» с душистым табачком, не горлодер копеечный. Князь закурил, задумчиво глядя на г-на Романова. Выдохнул дым и сказал:

— А ведь владельцы конки взбесятся.

— Взбесятся, — согласился тот. — Непременно, взбесятся. Хотя им ли пенять на судьбу?! Вспомните, как ярились извозчики, когда конка их потеснила. И ничего, проехали. Теперь на улицах мирно соседствуют и те, и другие. Пассажиров на всех хватит.

— Вы, дорогой мой, не равняйте бородатых лапотников, которые способны лишь языком прищелкивать, с купцами да дельцами. Ф-фух! — в небо устремилась еще одна струйка дыма. — Извозчик — что? Плюнет вслед вашему омнибусу. Обматерит. Набьет шофферу морду. А воротилы конкуренции допускать не любят. Ф-фух! Они в свои акционерные общества вовлекают и губернаторов, и полицейских начальников, и чинов пониже. Дарят сотню акций, и каждый месяц деньги несут: «Ваше превосходительство, процентик набежал!» При такой поддержке могут вам обструкцию устроить… Ф-фух! Мало не покажется.

Г-н Романов снова вздохнул, подтверждая правоту слов князя.

— Эти могут. Давеча натравили на меня какого-то мутного инспектора. Заявился с предписанием, осмотрел гараж и говорит: «Вот вы в этой халупе электрический аккумулятор заряжаете. А это непорядок. Тут же в любую минуту искра попадет на солому, пожар вспыхнет до небес. Надобно провода срезать!» Щедрые откупные предлагал — ни в какую. Запретить безобразие и точка. Как будто хранение бочек с бензином в подобных же сараюшках менее опасно. Но ваши автомобили они не запрещают, а мой…

— Тс-с-с-с! — на этот раз г-н Щербатов выпустил дым по-новому, через стиснутые зубы. — Накликаете. Чиновникам запретить что-либо — секундное дело. Они просто еще не додумались зайти на автомобили с этой стороны.

Он бросил окурок на дорогу и затоптал каблуком.

— Но мы эдак до вечера проболтаем. Давайте-ка лучше подтолкнем вашу «кукушку». Господин Мармеладов, не поможете?

Пассажир драндулета, как всегда стоявший в стороне от общего разговора, молча сбросил сюртук и принялся закатывать рукава.

— Мармеладов? — инженер резко обернулся и с удивлением уставился на нашего таинственного спутника. — Редкая фамилия. Не вы ли тот сыщик, который спас жизнь императора?

Г-н Мармеладов так же молча поклонился.

— Разрешите пожать вашу руку! — воскликнул Романов. — Для меня это великая честь. В Петербурге до сих пор вспоминают…

Сыщик?

Я угадал, как мысленно ахнули г-н Щербатов и мой приятель, Пузырев, поскольку и сам отреагировал также. Но зато теперь все сложилось! Это объясняет и манеру задавать вопросы, и потрясающую прозорливость, и даже отвратительные манипуляции с кровью. А я-то уже битый час теряюсь в догадках, откуда у бывшего литературного критика столь необычные навыки.

Сыщик…

Слово это напомнило о погибшем фельетонисте и все помрачнели. Князь хотел спросить о чем-то г-на Романова, но запнулся на полуслове. Мы наскоро выкатили электромобиль на заливной луг, попрощались с инженером и побрели к своим автомобилям. Я вытер руки платком и протянул его г-ну Мармеладову. Тот поблагодарил меня, но отказался и достал собственный платок.

— Вы позволите задать пару вопросов, господин сыщик? — спросил я с неосознанным упором на последнее слово.

— Терзаетесь вопросом, зачем я скрыл свою профессию? — улыбнулся г-н Мармеладов.

— Нет, это мне вполне понятно. Половина нашего общества полицию ненавидит, другая половина — презирает, а про министра Горемыкина на базарах распевают похабные эпиграммы. Кому охота признаваться в причастности… Даже если вы лично и не служите… Но все же имеете общие дела…

Я смутился под пристальным взглядом г-на Мармеладова и забормотал что-то невнятное. Поразительный эффект! Его глаза кофейного цвета, с колючими зрачками, буквально лишали воли. Наверняка именно так смотрит удав на кролика, прежде чем проглотить его целиком. Но я стряхнул оцепенение, собрал панически разбегающиеся мысли в кулак и выпалил:

— Почему вы не допросили инженера относительно гибели Осипа?

Удав сморгнул, наваждение рассеялось.

— Для чего беспокоить хорошего человека? Романов не виновен ни в покушении, ни в убийстве.

— Почем вы знаете?

Г-н Мармеладов пожал плечами и надел сюртук.

— Он узнал во мне сыщика, и вместо того, чтоб держаться подальше, подошел с распростертыми объятиями. Многих убийц вы знаете, кто отважится на такое? Ведь малейшая нервная дрожь выдаст преступника.

— А может наглостью решил взять? — возразил я. — Талантливый обманщик со стальными нервами, заткнет за пояс любого следователя.

— Признаться, в первый момент я тоже так рассуждал. Поэтому прошелся по известным нам уликам. Осипа сбили на дороге. Столкновение было настолько сильным, что железный велосипед смяло, как шляпную картонку. А на электромобиле ни следа. Но вы же сами видели, что у него передок парусиновый, его бы разорвало в клочья! И колеса передние отлетели бы наверняка. Кстати сказать, я внимательно осмотрел и колеса — они слишком узкие, да к тому же деревянные. А след на траве оставили широкие дутые шины. Стало быть, в наезде на г-на Зденежного инженер не виноват. Согласны?

Я кивнул. Сыщик тоже умел убеждать, но в отличие от князя он не давил авторитетом и не навязывал собственного мнения, а спокойно раскладывал все по полочкам, чтобы у собеседника не осталось сомнений. Но все же некоторые подозрения еще бередили мое сознание.

— А не мог ли он стрельнуть из пистолета? Или ножом ударить?

— Я убедился, что у г-на Романова нет оружия. Пока он тряс мою руку, я ощупал его карманы. А когда мы толкали повозку, инженер снял пиджак, и за поясом не было пистолета или ножа.

— Подумаешь… Сунул за голенище сапога и вся недолга! Или вам это тоже кажется невозможным?

— Отчего же — кажется? Я наверняка знаю, что это невозможно, — губы г-на Мармеладова искривила язвительная усмешка, и я снова смутился. — Вы просто не приняли в расчет того факта, что шоффер электромобиля вынужден стоять несколько часов подряд, а стало быть, ноги у него все время опухают. В связи с этим г-н Романов носит старые туфли, растоптанные и невзрачные. И если вы изучите эту обувь, то сами откажетесь от подозрений.

Я не стал оглядываться на инженера, поскольку столь навязчивое внимание воспитанные люди сочли бы невежливым. Но продолжал подбрасывать сыщику каверзные вопросы — честно говоря, очень хотелось пробить брешь в череде его умозаключений.

— Пистолет легко спрятать в сундуке с пккумулятором. А нож — тем более! Места там, небось, достаточно.

— Ошибаетесь, места там нет вообще. Чтобы не гадать впустую, — тут он снова ехидно ухмыльнулся, — я заглянул в сундук. Внутри только медные пластины и расставлены они плотно, ничего меж ними не просунешь. Даже нож. Лезвие пройдет, но рукоятка непременно застрянет.

Непогрешимость логики г-на Мармеладова начала меня раздражать. Хотя куда сильнее я злился на себя за то, что выставляюсь наивным дурачком, но остановиться уже не мог.

— Допустим, он выбросил оружие в придорожную канаву и дело с концом! Что вы на это скажете?

— Скажу, что вы совсем не знаете, как мыслят убийцы. И это чудесно. Но поверьте моему опыту: никто из преступников не станет избавляться от ножа или пистолета, если чувствует за спиной погоню. Нагрянут полицейские, станут руки крутить — чем отбиваться? А наши злодеи весьма боятся попасть в руки правосудия. Потому и летят на всех парах, тарахтят моторами, лишь бы оказаться как можно дальше от места кровавой драмы. Когда мы их нагоним, вы сами убедитесь: с оружием никто не расстался. Так что будьте особенно осторожны и не накидывайтесь на шофферов в одиночку.

— Ладно, пусть так, — голова у меня уже шла кругом, но я по-прежнему нащупывал слабые места в доводах сыщика. — Но если инженер ударил Осипа по затылку булыжником? А потом проехал пару верст и забросил его в густую траву. Мы эту каменюку никогда не отыщем.

— Вы прекрасный журналист, Жорж, и задаете правильные вопросы. Подобное допущение я обдумывал еще по дороге и, возможно, оно еще пригодится нам в расследовании. Но у Ипполита Романова слишком слабые руки. Вялые, словно вареный рыбий плавник. Ударить камнем наотмашь у него не хватило бы сил. А уж шею сломать такому бугаю, как Осип… Нет, эта версия совсем не выдерживает критики.

Критики?! Ах вот как, г-н Мармеладов… Выходит, в сыскном деле вам помогает опыт газетных издевательств над поэтами и писателями? Только сейчас перед вами не прыщавый графоман, рифмующий любовь и кровь. Вы меня так просто не срежете! Все это я, разумеется, произнес мысленно, вслух же высказал иной аргумент:

— Но ведь мы изначально предположили в убийце талант обманщика. Что ему стоило и в этом притвориться? Слабые руки изобразить — не слишком сложная задача?

— Вот вы сказали прежде, что нашу полицию ненавидят и презирают. А знаете за что? За упертость, подобную вашей. За отсутствие гибкости в рассуждениях. Сатрапы и держиморды хватаются за один удобный им факт, и давай на него сверху теории наворачивать. В расследовании нельзя топтаться на одном месте, убеждая себя и остальных, что какое-то единственное доказательство незыблемо. Напротив, надо искать как можно больше доказательств, тщательно проверять каждое, отбрасывать те, что вызывают сомнения. И лишь из прошедших проверку фактов ковать прочную цепь, чтобы преступник уже не вырвался! — сыщик устало привалился к красному боку пузыревского драндулета, и я понял, что это путешествие причиняет ему физические неудобства — возраст все-таки почтенный. — Разумеется, инженер мог притвориться и обмануть нас. Но вы не принимаете во внимание, что электромобиль разогнался до невероятной скорости и долгое время лидировал в гонке. Остановись он на том лугу, любой из преследователей заметил бы господина Романова и помешал совершить убийство. Или впоследствии мог свидетельствовать против него в суде. Этот факт полностью обеляет инженера.

Князь подошел к нам как раз в этот момент.

— Рад, что вы оправдали Ипполита. Я знаю этого достойнейшего человека более двадцати лет и готов поручиться за него своей честью. Убийца по-прежнему опережает нас, и нашу миссию я вижу предельно ясно: изловить злодея, во что бы то ни стало. В связи с этим мне хотелось бы обсудить несколько важных моментов и поделиться своими предположениями, но при этом задержки нам ни к чему… Господин Мармеладов, могу ли я попросить вас пересесть в мой автомобиль? А вы, Жорж, поезжайте с Ванюшей. Надеюсь, это не причинит особенных неудобств?

— Нисколько, — честно ответил я, поскольку и сам хотел прокатиться на драндулете. — Тем более, что там и подушки имеются.

— Вот и чудно, — г-н Щербатов взял сыщика под локоть и повел к «Бенцу». — В путь, господа!

Дальше ехали быстро, но уже не на предельной скорости. Я услышал, как Пузырев бормочет себе под нос и переспросил:

— Что не дает тебе покоя?

— Один важный нюанс. Этот Мармеладов, наш докучливый сыщик, заявил, что в убийстве Осипа виновны пятеро. Но суд трактует подобные моменты по-иному! Ты же помнишь, я учился на юридическом факультете, пока не надоело заучивать сотни страниц унылого текста. Моторы собирать куда интереснее. Но «Уголовное уложение» я помню вполне сносно, а там говорится: если человек задумал учинить убийство, но не довершил его по обстоятельству, от воли виновного не зависящему, то это почитается лишь покушением. И наказание полагается более мягкое — не каторга, а исправительный дом.

— И в чем разница? Хрен редьки не слаще.

— Разница существенная! — гнул свое Иван. — На мой взгляд, правосудие должно признать убийцей лишь того, кто свернул непутевую голову Осипа. А остальным пусть снисхождение выйдет.

— Но ведь остальные виновны не меньше, — я не понимал, куда клонит приятель, потому счел необходимым высказать собственную позицию. — Не только тот, кто сломал шею Осипу, но и прочие — кто стрелял, резал, бил его по голове и давил автомобилем, — делали это с одной целью: избавиться от фельетониста навсегда. А значит, уже преступили закон.

— Ответь по совести, Жорж, ты судил бы также, если бы попал в присяжные заседатели?

— Откуда же мне знать? К счастью, судить преступников не входит в мои обязанности.

— Но неужели ты не можешь им хотя бы посочувствовать?

Я уловил тоскливую ноту в голосе Пузырева и собирался спросить, почему его лично так волнует эта тема, но в этот миг на горизонте взвихрилась дорожная пыль. И мне подумалось: вот в чем разница между нами и сыщиком. Там, где обычный человек видит лишь облако пыли, г-н Мармеладов видит автомобиль! А учитывая прозорливость сыщика, я совсем не удивлюсь, если он сумеет разглядеть, что спрятано в карманах у шоффера…

Впрочем, это и мы скоро выясним. Судя по тому, как засвистел в ушах ветер, драндулет существенно прибавил в скорости. Погоня продолжается!

Загрузка...