Акт бунта

ГЛАВА 26

ПРЕС

— Он сделал это не для того, чтобы расстроить тебя. Он просто заботился о твоих интересах. Будет лучше, если мы будем знать о таких вещах, Пресли. Мы не сможем оказать тебе необходимую помощь, если не будем знать, что ты испытываешь трудности.

Я посмотрела Джарвис прямо в глаза и поморщилась.

— Мне не нужна помощь. Я в порядке. Все это было несчастным случаем. Мне не хотелось причинять себе такую боль. Я не режу себя специально. Я просто… У меня была одна плохая ночь, и мне хотелось разрядки. Тот плохой день закончился несколько недель назад, и сейчас я в полном порядке. Вам не… не нужно нянчиться со мной. Я в полном порядке, обещаю.

Однако мое обещание с Джарвис ни хрена не сработало. В лучшем случае она сомневалась, а в худшем считала меня откровенной лгуньей. Выражение ее лица сказало все.

— И все равно я зайду позже, около восьми, прежде чем ты будешь готовиться ко сну. Это будет быстро. Я просто посмотрю, как у тебя дела, и не нужно ли тебе чего-нибудь, и все. И буду знать, что выполнила свой долг. Смогу подтвердить твоему отцу, что с тобой все в порядке, и все будут счастливы.

— Нет, не будут. Я не буду счастлива. Я буду очень зла, что в мою частную жизнь снова вторгаются.

Она посмотрела на меня с сожалением, как будто сочувствовала, но в данных обстоятельствах она мало что могла сделать.

— Я уверена, что это продлится всего неделю или около того. Как только твой отец привыкнет к тому, что ты снова здесь, в таких вещах не будет необходимости. Просто дай ему время привыкнуть к этому, и все будет хорошо, Пресли. А пока, увидимся в восемь, хорошо?

И она пришла ко мне в спальню в восемь, как и обещала. Я пережила унижение, когда она вошла в мою комнату, украдкой оглядываясь по сторонам, вероятно, в поисках острых предметов, которым не место в комнате подростка, недавно попавшего в больницу с перерезанными запястьями. Она вела вежливую беседу в течение десяти минут, неловко спросила меня, планирую ли я скоро лечь спать, на что я ответила, указав на свою пижаму, а затем она ушла.

Мне потребовалось десять минут, чтобы переодеться, нанести немного подводки для глаз, туши, блеска для губ, а затем я вылезла через окно на крышу. Потеря моей комнаты на том же этаже, что и Кэрри и Элоди, была ударом, но теперь, когда у меня есть причина сбегать из академии, я внезапно перестала злиться. Падение с крыши за окном моей спальни вполне преодолимо. Я едва замечаю укол боли в лодыжках, когда приземляюсь. Тем не менее, делаю мысленную заметку для себя, что мне нужно больше сгибать колени, когда буду прыгать в будущем. А потом я сбегаю.

Слишком опасно огибать здание и хватать машину, оставленную для меня папой, — меня точно поймают, если я это сделаю, — поэтому я бегу через лужайку перед домом, цепляясь за тени, пока не достигаю конца здания, а затем пригибаюсь, мчась к деревьям.

Меня никто не видел.

Никто не выбегает из академии, крича мне, чтобы я возвращалась внутрь.

Я в бегах, и свобода, которая приходит ко мне с этим знанием — пьянящая и мощная вещь. Как только я больше не вижу Вульф-Холл, выхожу из-за деревьев и вместо этого выбираю дорогу, иду вдоль асфальта, а вокруг меня поет ночь. Рев цикад почти оглушает меня, пока я спешу вниз с горы. Когда подхожу к входной двери Бунт-Хауса, на часах восемь сорок пять, и я вся липкая от пота. Мои волосы прилипли к затылку, и я не чувствую себя такой свежей, как тогда, когда выпрыгнула из окна своей спальни.

Пакс очень четко объяснил, что я должна делать, когда доберусь до дома. Он сказал входить и идти прямо в его комнату, что гораздо лучший вариант, чем стучать: я не хочу иметь дело с унижением от Рэна или Дэша, открывающих дверь, это точно. Но я наполовину ожидаю, что входная дверь будет заперта, когда кладу ладонь на нагретую металлическую ручку и нажимаю на защелку.

Она не заперта. Теперь, когда я подошла так близко, она даже не закрыта как следует. Она приоткрыта крошечной керамической птичкой, зажатой между дверью и рамой. Странно. Когда беру ее в руки, я вижу, что она покрыта паутиной крошечных трещин, окрашенных в золотой цвет. Это прекрасно. В этом есть что-то смутно знакомое…

Когда толкаю дверь и вхожу внутрь, я сталкиваюсь лицом к лицу с тем, кого я не ожидала увидеть здесь сегодня вечером.

Элоди.

Моя подруга стоит в коридоре, одетая в самую короткую юбку, какую только можно вообразить, ее темные волосы собраны сзади в косички. Ее футболка совершенно прозрачна. Когда она видит меня, ее лицо становится ярко-красным.

— Прес? Как… что… что ты здесь делаешь?

Я ужасная лгунья. Действительно ужасная. Или… Наверное, я была такой раньше? Не теряя ни секунды, я говорю:

— Пакс и я работаем над проектом. Мы учимся вместе.

Нет смысла спрашивать ее, что она здесь делает. Я бы сказала, что это довольно очевидно. Похоже, Элоди совсем не верит моим объяснениям, но слишком смущена тем, что ее соски видны сквозь рубашку, чтобы подробно расспрашивать меня.

— Ох. О, круто. — Она небрежно складывает руки на груди, прикрываясь. — Хорошо. Я надеюсь, он не будет мудаком, — бормочет она.

Я пожимаю плечами.

— А когда он им не был?

— Это точно. Я, э-э-эм… Я просто жду Рэна. Он отъехал, чтобы достать немного…

— Мороженого, — произносит голос позади меня.

Это, конечно же, Рэн, держащий в руках коричневый бумажный пакет с продуктами. Я даже не слышала, как он подъехал. Он проскальзывает в дверной проем, пинком закрывая дверь за собой, без особых усилий освобождая меня от маленькой керамической птички, когда проходит мимо меня и направляется через фойе. Одетый с ног до головы в черное, с мокрыми волосами, спадающими на глаза, он целует Элоди в макушку, вкладывая маленькую птичку ей в руки. Она поднимает на него глаза, внезапно перестав смущаться. На самом деле, я единственная, кто смущена, когда они обмениваются долгим взглядом, глядя друг другу в глаза. Многое проходит через них в этом взгляде. Целые цивилизации поднимаются и падают, а вселенные рассыпаются в прах за то время, которое проходит, пока они молча улыбаются друг другу. Я чувствую себя неправильно, просто наблюдая за его интенсивностью.

Рэн — тот, кто разрушает этот момент. Он нежно проводит подушечкой большого пальца по скуле Элоди; действие не могло бы быть более интимным, даже если бы он задрал ее юбку и вошел в нее. Парень не делает ни единого замечания по поводу моего присутствия, направляясь на кухню со своей сумкой с продуктами. Даже не оглядывается на меня. Но не Элоди. Ее щеки раскраснелись, в глазах пляшут огоньки.

— Я… — Она качает головой, зажмурив глаза, и смеется. — Прости. Я знала, что Дэша нет дома. Пакс не очень часто выходит из своей комнаты. И я… я думала, что в безопасности. Полагаю, я позволю тебе подняться и заняться вашим заданием.

— Да. Не беспокойся. — Я направляюсь к лестнице.

— В библиотеке. Завтра, — кричит Элоди мне вслед. — Ты, я и Кэрри. Мы будем учиться. В последнее время мы почти не проводили времени вместе. Что ты на это скажешь?

— Я говорю «да».

Я улыбаюсь ей через плечо, согретая идеей провести день со своими подругами. Прошло всего пару недель, но, когда ты в ловушке в одной и той же школе, на вершине горы у черта на куличках, это отстой, когда нет возможности проводить время со своими друзьями. Однако эта небольшая дистанция между нами сработала в мою пользу. Если бы Элоди и Карина не были так поглощены своими парнями, они могли бы заметить, какой бледной и рассеянной я была. Могли заметить бинты и начать задавать нежелательные вопросы…

Надо мной раздается волна громкой, дребезжащей музыки, когда открывается дверь, и Пакс высовывается из-за перил. Он без рубашки, татуировки чернее черного, занимают большую часть его кожи. Выражение его лица, мягко говоря, зловещее.

— Ты опоздала.

Я оглядываюсь на лестницу и вижу, что Элоди ушла.

Вспышка яркого белого света осветляет стены. Пакс сделал еще одну мою фотографию? Конечно же, корпус его Canon находится в его руке, когда я снова смотрю на него.

— Я сказал, в восемь тридцать. Уже почти девять. — Его брови сведены вместе, глаза прищурены, челюсть сжата. Даже с хмурым выражением на лице, он все равно самое красивое существо, которое я когда-либо видела. Мой пульс учащается, меняя скорость, когда я поднимаюсь по лестнице. Парень пристально наблюдает за мной, когда я приближаюсь, все время хмурясь.

Когда добираюсь до площадки второго этажа, он направляется прямо ко мне, все еще держа камеру в руке, и поднимает меня одной рукой. Я так потрясена, что у меня даже нет времени вскрикнуть. В какой-то момент я стою на своих собственных ногах, а в следующее мгновение мои ноги обвиваются вокруг его талии, и парень прижимает меня к своей груди тем, что кажется одним сплошным, прочным стальным кольцом.

Паника трепещет у меня под солнечным сплетением. Парень намного сильнее меня. Поднять меня вот так было для него пустяком. Если бы он захотел, ему ничего бы не стоило причинить мне боль. Прижать меня к земле и взять все, что ему заблагорассудится.

Если издашь хоть звук, я отрежу твой гребаный язык, Пресли. Это то, чего ты хочешь, да? Думаешь, я этого не сделаю?

Ужас взбирается по моему телу, как по лестнице. Это начинается с онемения в ногах. Покалывания. Пощипывания. К тому времени как достигает моей груди, я чувствую, что вот-вот расколюсь, и мои внутренности вырвутся из меня, как песок. Только… Пакс закрывает дверь своей спальни и отпускает меня. Ненадолго. Только для того чтобы отложить камеру и пройтись по комнате, крадучись, как хищник, с бугрящимися и перекатывающимися мышцами на спине, туда, где его стереосистема извергает «Рейдж Эгейнст зэ Машин». Предполагая, что он собирается сделать музыку потише, чтобы я могла слышать, когда он ругает меня за опоздание, я снова удивляюсь, когда парень делает музыку еще громче.

Пакс смотрит на меня с мрачной решимостью, написанной в чертах его лица. Он не говорит. Вместо этого указывает на пустые, отполированные половицы перед собой. Требование ясно: тащи сюда свою гребаную задницу.

Я не боюсь.

Я не боюсь.

Я не боюсь.

Это было правдой с той самой ночи, когда папа переехал к дедушке. Сейчас это неправда. Во мне зародились первые проблески страха. Это как если бы камень был брошен в тихие, ровные воды моего спокойствия, нарушая поверхность, и вместо того чтобы рябь уменьшалась, она нарастает, становясь все больше и больше, все яростнее с каждым шагом, который я делаю к точке на полу, куда указывает Пакс.

Я едва могу дышать, когда добираюсь до него.

Его глаза дикие — бледные нити голубого и бело-серого переплетаются друг с другом. Его радужки не выглядят так, будто они сделаны из кованого серебра. Сквозь бешено колотящееся сердце и шум крови в ушах я почти не различаю звуки песни Bulls on Parade, доносящиеся из динамиков, установленных на стене спальни Пакса. Странно, но я прекрасно слышу Пакса, когда он шепчет мне.

— Ты ослушалась меня, Чейз.

Я качаю головой.

— Джарвис пришла ко мне в комнату. Мой отец рассказал школе… рассказал им, что произошло. Она должна была проверить, как я… — Правый глаз Пакс дергается. Движение меньше миллиметра, но я вижу команду в действии.

Не двигайся.

Веди себя тихо.

— Раздевайся.

Я судорожно сглатываю.

— Я так сильно вспотела по дороге сюда. Там чертовски жарко. Может, мне сначала привести себя в порядок?

Его правый глаз снова дергается. На челюсти дрогнул мускул. Ноздри раздуваются. Парень наклоняется ближе ко мне, поворачивая голову, наклоняясь к моей шее. Все это время он не прерывает зрительный контакт. Мне требуется секунда, чтобы понять, что он вдыхает мой запах. Медленно его глаза закрываются.

— Раздевайся… — повторяет он. — Сейчас же.

Я действительно это делаю?

Неужели я пришла сюда, полностью осознавая и прекрасно понимая, что появляюсь в Бунт-Хаусе с единственной целью — трахнуться?

Да. Я знаю, что сделала это, и не думала об этом дважды. Пакс владеет мной. Он всегда так делал. Каждая темная, злая, уродливая часть его, завернутая в такую дьявольски красивую упаковку. Он враждебен и полон ненависти. И владеет своим гневом, как клинком. В нем нет ничего хорошего. Но когда я с ним, то могу расслабиться. И больше не думать. Я не гневаюсь на свою собственную внутреннюю боль. Кошмары наяву, которые преследуют меня каждую секунду дня, не имеют надо мной власти в его присутствии. Раньше я страстно желала его из-за того, как он выглядел. Из-за того, что он заставлял меня чувствовать. Теперь жажду его, потому что рядом с ним я могу сдаться. Я вообще ничего не чувствую.

Я двигаюсь автоматически, раздеваясь. Это не какой-то сексуальный, знойный стриптиз, предназначенный для того чтобы возбудить его. Я снимаю каждую вещь, сосредоточившись на его лице. Он смотрит на меня в ответ, и я чувствую, как тяжесть его внимания фиксируется и сжимается вокруг моего горла, как чертов удушающий захват. Я хочу его. Хочу его больше, чем хочу продолжать жить. И больше, чем хочу умереть. И разве не в этом суть всего этого? Разве жажда его — не единственное, что удерживает меня в здравом уме? Сведенная с ума и удерживаемая вместе единственным человеком, у которого есть сила уничтожить все.

Пакс проводит языком по нижней губе, откидывая голову назад. Сжимает руки по бокам.

— Повернись, — говорит он мне.

Отвернуться от него — все равно что отвернуться от солнечного тепла — яростного и изменчивого солнца, которое в любой момент может взорваться и уничтожить человечество.

— Подойди к столу.

Кожа на моей шее и плечах реагирует на тепло его дыхания, заставляя меня покрываться мурашками. Я кое-как добираюсь до стола в дальнем конце комнаты, который стоит перед огромным окном от пола до потолка, выходящим на лес.

— Наклонись над ним, — командует Пакс.

В его комнате горит свет. Любой, кто стоит там в темноте, может увидеть, что происходит здесь. Они смогут увидеть меня, склонившуюся над его столом, мои сиськи прижаты к дереву, мое лицо в нескольких сантиметрах от стекла. Но меня это нисколько не волнует.

Я даю ему то, что он хочет.

Ожидаю прикосновения его рук. Вторжения его члена. Чего не ожидаю, так это его языка. Пакс нападает на меня, как одержимый, раздвигая мои ягодицы. Следующее, что я помню, парень стоит на коленях позади меня, уткнувшись лицом в мою попку. Его язык… Господи, его язык внутри меня. Там, где его не должно быть. Я задыхаюсь, и вздох превращается в стон, когда я погружаюсь в это ощущение, пораженная тем, что это может быть так чертовски приятно. Затем пальцы Пакса оказываются внутри моей киски. Я никогда не испытывала ничего более ошеломляющего, чем когда кто-то пожирает мою задницу и одновременно трахает меня пальцами. Это… это, блядь… БОЖЕ! Я хватаюсь за край стола, мой рот открывается.

— Пакс! Твою мать!

Он отстраняется и кусает меня за ягодицу, не проявляя ни малейшего милосердия. Боль пронзает меня, как удар молнии.

— Что? — рычит он. — Думаешь, что будешь ходить по академии в обтягивающих джинсах и, черт возьми, это сойдет тебе с рук? Думаешь, я позволю тебе выставлять напоказ эту задницу перед всеми, кто захочет ее увидеть, и не накажу тебя за это?

— Я…

Он снова прижимает язык к моему анусу, вводя кончик внутрь меня, и мой мозг отключается.

— Думаешь, — рычит он, — что немного пота отпугнет меня, Чейз? Я хочу твоего пота. Хочу, чтобы ты была грязной. Я хочу, чтобы ты была под палящим солнцем семь часов подряд, а потом хочу пожирать твою киску. Посмеешь принять душ перед тем, как прийти сюда, и я заставлю тебя черт возьми пожалеть об этом.

Он снова кусает меня — на этот раз за другую ягодицу — и крик вырывается из моего рта, прежде чем я успеваю его прервать.

— Стой.

Я не могу. Действительно не могу. Блядь. Боль…

Ощущения усиливаются, когда он снова погружается, на этот раз глубже, и крик замолкает. Я настолько парализована нахлынувшими ощущениями, что даже мои голосовые связки не работают.

Пакс отстраняется, поднимаясь на ноги, и я приваливаюсь к столу, тяжело дыша.

— Это то, чего ты хочешь, Файер? Это то, что заставляет тебя кончать?

Теперь я вижу его отражение в окне. Выражение его лица свирепое. Посмотрел бы он на меня так, как смотрит прямо сейчас, так собственнически, если бы знал, что я могу его видеть? На этот вопрос я получаю очень четкий ответ, когда Пакс поднимает голову и встречается взглядом со мной в зеркальном отражении. Парень знал, что я наблюдаю за ним. Он чувствовал это. И да. Та темная, собственническая искра все еще горит в его глазах. Он ничего не делает, чтобы скрыть это.

— Ты думала… — Он кладет одну руку мне на поясницу, наваливаясь на меня всем своим весом. Мышцы и сухожилия гордо выступают на его шее, когда парень спускает джинсы на бедра, оттягивая их другой рукой. — Неужели ты думала, что этого не произойдет? Неужели думала, что я забуду, как ты была хороша в прошлый раз? Неужели думала, что я не заставлю тебя снова подчиниться мне?

Пакс сбрасывает джинсы, швыряя их в другой конец комнаты. От жара, исходящего от его тела, мне хочется плакать. Это невероятное ощущение.

Парень перемещает руки к моим бедрам, злобно впиваясь пальцами в мою плоть.

— Ты же знаешь, что ты моя игрушка, верно? Моя хорошенькая маленькая игрушка для траха. Моя хорошая девочка. Если будешь вести себя хорошо, я обязательно дам тебе то, что тебе нужно.

Что мне нужно? Я даже сама себя не знаю. Хотя чувствую, что он читает меня как открытую книгу. Знаю, что, если доверюсь ему в этом, даже если абсолютно точно не должна этого делать, то буду чувствовать себя лучше. Каким бы ядовитым ни было все это, я знаю, что это избавит меня от боли. Не боли в моем теле, а более глубокой. Той, которая съест меня живьем, если дать ей хоть полшанса.

Его хватка усиливается. Я отклоняю бедра назад, пытаясь прижаться к нему, чтобы получить небольшое трение между моим телом и его. Мне хочется почувствовать, какой он твердый, когда упирается в мою киску, но парень качает бедрами назад, неодобрительно ворча себе под нос.

— Не-а-а-а. Так это не работает. Ты не можешь просто взять то, что хочешь.

— Пожалуйста. Боже, пожалуйста.

Парень наклоняется надо мной, его кожа соприкасается с моей, грудь прижимается к моей спине, посылая взрыв тепла по моему телу. Зубами находит мое плечо и впивается в него. Я выгибаюсь навстречу ему, мое дыхание вырывается из груди отчаянными вздохами.

— А-а-а… черт, пожалуйста!

Пакс проводит пальцами по моему позвоночнику, снова раздвигая ягодицы. На этот раз его большой палец прижимается к моему анусу. Мой рот снова открывается. И жду того, что, я знаю, грядет. Его зубы отпускают меня…

— Приготовься.

Ощущение острое и мгновенное. Моя спина изгибается в сторону от стола, но мне некуда деваться. Передняя часть моих бедер кричит, когда я вдавливаюсь в дерево, и Пакс скользит большим пальцем внутрь меня.

Кислород выходит из моих легких, проносясь мимо моих губ. У меня нет другого выбора, кроме как впустить его. И, черт возьми, это потрясающее ощущение.

— Вот так. Хорошо, — шепчет Пакс мне на ухо. — Расслабься, чтобы принять меня. Хорошая девочка. Это только начало.

Я хнычу от обещания в его голосе. Понятия не имею, что он запланировал для меня, но знаю, что не смогу уйти от этого. Каким бы дерьмовым Пакс ни был по отношению ко мне, я не смогу сказать ему «нет». Он — единственное, что сейчас удерживает меня на плаву.

— Черт, Чейз. У тебя самая красивая маленькая киска. — Он наклоняется и лижет меня сзади, и я расслабляюсь еще больше. Его язык скользит и кружит по моему клитору, посылая через меня волну за волной удовольствия. Когда парень начинает медленно вытаскивать большой палец из моей задницы и постепенно вталкивать его обратно, я начинаю разваливаться на части. Он мне чертовски нужен. Пакс мог бы приказать мне сделать все что угодно в этот момент, и я бы сделала это без вопросов. Я его марионетка, а он даже не осознает этого.

— Пакс. О, боже… Черт, это так приятно.

— Знаю, — грохочет он. — Я собираюсь заставить тебя кончить вот так. Я хочу, чтобы твои соки были на моем языке.

— О, боже мой.

— Он не может помочь тебе сейчас. На следующий час ты, блядь, моя.

Пакс использует свободную руку, чтобы поглаживать и перекатывать мой клитор маленькими круговыми движениями, пока скользит языком внутри меня. Комбинация стимуляции всех трех областей между моими ногами — это невероятно. Я не контролирую свое собственное тело, когда парень лижет, сосет и дразнит меня обеими руками.

Когда я кончаю, это не постепенное наращивание. Это словно удар молнии из ниоткуда, бьющая быстро и глубоко. Мои глаза закатываются, и я стону так громко, что могу разбудить мертвого. Однако Пакс не останавливается, чтобы сделать мне выговор. Он продолжает трахать меня своим ртом и пальцами, доводя меня до исступления, поднимая все выше и выше, пока мне не кажется, что я поднимаюсь из своего собственного тела.

— Черт! О, черт, Пакс! О боже, я… я так сильно кончаю.

— Хорошо. — Он вводит пальцы внутрь меня, раскачивая их взад и вперед, поглаживая меня внутри движением типа «иди сюда», и оргазм усиливается.

Как? Блядь… как… он… это делает?

Я не могу дышать. Ноги меня не держат. Я обмякаю, полностью теряю контроль и соскальзываю с края стола. Пакс подхватывает меня на руки как раз перед тем, как я оседаю на пол. Его руки липкие от моих соков. Как и его лицо. Я чувствую свой запах, когда парень несет меня к своей кровати… и бросает на нее.

Смотрит на меня сверху вниз, его лицо — это гроза. Парень выглядит сердитым, да, но в этом нет ничего нового. Я ожидаю, что он будет выглядеть именно так. Серьезность в его глазах, напряженная, яростная сосредоточенность застают меня врасплох. То, как Пакс смотрит на меня, как будто на самом деле не может отвести взгляд, как будто он одержим тем, что видит… Я бы никогда не ожидала увидеть такое.

Его грудь, плечи и живот — это совершенные, вырезанные мышцы, покрытые чернилами. Он настоящий шедевр. Есть причина, по которой ведущие дома моды в мире борются за то, чтобы Пакс стал для них моделью. С его высокими скулами, жестоко очерченной линией подбородка, пронзительными глазами и грубым полным ртом, он одно из самых красивых, диких существ, которых я когда-либо видела. Так почему же тогда он смотрит на меня так, словно я трофей?

Его верхняя губа приподнимается, обнажая стиснутые зубы.

— Теперь моя очередь, Файер.

Четыре маленьких слова. Они посылают во мне прилив адреналина. У меня нет времени подготовиться. Парень набрасывается на меня, как лев, пожирающий свежую добычу. Это именно то, чем я являюсь для него в данный момент: добычей. И я ни капельки не возражаю.

У меня были грандиозные планы, прежде чем я пришла сюда сегодня вечером. Я планировала, что опрокину этого мудака на спину и заберусь на него сверху. Хотела прижать его к кровати и скакать на нем, пока он не кончит, вернув себе еще немного контроля, но в ту секунду когда пытаюсь перевернуться, Пакс хватает меня за лодыжку и тащит к краю кровати.

— Куда, черт возьми, ты собралась? — требует он. — Подними свою задницу. Сейчас же.

С ним невозможно спорить, когда он отдает такой приказ. Ослушаться означало бы вызвать его неудовольствие, а это было бы катастрофой. Я приподнимаю бедра, и в ту же секунду Пакс подкладывает под меня две свои подушки, так что моя задница приподнимается.

— Раздвинь ноги, — командует он.

Какая-то часть меня испытывает стыд из-за того, насколько уязвимой делает меня это положение. Я полностью обнажена перед ним; нет такой части меня, которую он не мог бы увидеть вот так. Но я также чувствую себя раскрепощенной и невероятно возбужденной. У него тяжелые веки, он явно возбужден, когда смотрит вниз на мою киску.

— Черт, Чейз. Черт. — Он проводит пальцами по центру меня, раздвигая складочки, шипя, когда чувствует, какая я влажная. — Хочешь мой член, не так ли? — говорит он.

— Да.

Он кивает.

— Хорошо. Всегда говори мне правду. Ты можешь солгать мне, но я буду знать. Твое тело всегда будет выдавать тебя.

Я дрожу, когда он очень медленно вводит в меня палец; парень наблюдает за моей реакцией, выражение его лица становится грубым, стена между ним и внешним миром, которая обычно так прочно заперта, опускается на самые короткие секунды.

Знает ли он? Понимает ли, насколько чертовски великолепен, когда ослабляет бдительность? Моя грудь сжимается от одного его вида. Его глаза широко раскрыты, щеки пылают, мышцы на шее напрягаются, когда тот смотрит прямо на меня, и я чувствую, что начинаю сползать по опасному склону.

Момент прерывается, когда парень моргает, снова глядя на свое собственное тело. Его эрекция стоит свободно и гордо, чертовски твердая и покачивается у талии. Пакс берет член в руки, и даже он не может сомкнуть руку вокруг своего толстого ствола.

Я загипнотизирована видом того, как парень двигает рукой вверх и вниз по своему члену.

— Тебе нравится смотреть, как я это делаю? — спрашивает он.

Я киваю.

— Да. Боже, да. Это… так чертовски горячо. — И так оно и есть. Я никогда раньше не видела, как парень трогает себя. Может быть, в порно, но не в реальной жизни. Не так, как сейчас. Пакс дразнит себя так же, как дразнил меня своими пальцами — медленно, мучительно, движениями, призванными разжечь безумие.

— Когда я трахну тебя через секунду… — Он обхватывает рукой кончик своего члена, сжимая головку, и на его лице появляется мимолетное ошеломленное выражение. — Я собираюсь сжать твое горло. И буду контролировать, сколько ты сможешь дышать. Я буду тем, кто решит, жить тебе или умереть. И все это время я буду подталкивать тебя все ближе и ближе к краю. Ты хочешь этого, Чейз?

Мои чувства бунтуют. Мое зрение и слух обостряются. Моя кожа наэлектризована. Я чувствую вкус страха и предвкушения на своем языке. Моя голова наполнена его запахом, здесь, в его комнате, на его кровати, где его простыни покрыты им. Это слишком много и недостаточно. Мое сердце — поршень, уносящийся от меня галопом. Потому что то, что он только что сказал мне… это все, чего я хочу и в чем нуждаюсь от него. Не хочу контролировать себя, даже самую малость. Не хочу быть той, кто должен принимать решение, буду ли я продолжать жить или умру. Перспектива переложить эту ответственность на него — такое благословенное облегчение, что я чувствую, что могу разрыдаться в любой момент.

Но как он может так хорошо читать меня? Неужели это действительно так очевидно? Неужели я уже несколько недель хожу вокруг да около, выглядя как человек, который хочет отказаться от контроля над своим собственным существованием? Я так не думаю. Знаю, что это не так. Тогда откуда он знает?

— Не собираешься мне отвечать? — спрашивает он.

Неуверенность охватывает меня, когда я медленно качаю головой.

— Но ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы моя рука обхватила твое горло, не так ли?

Я сглатываю; у меня чертовски пересохло в горле. Свет над головой слишком яркий. Как мне признаться в этом, не выставляя себя слабой? Я не могу позволить себе сделать это. Просто не могу.

Пакс фыркает, тихо смеясь.

— Так я и думал.

— Ааа! Черт!..

Парень хватает меня быстро, так грубо, что я даже не успеваю среагировать, прежде чем он перекрывает мне дыхательные пути. Его обнаженное тело на мне пышет жаром. Хочу протянуть руку и прикоснуться к нему, но и этого я себе позволить не могу, поэтому вместо этого хватаю в охапку простыни, сжимаю их в кулаке и натягиваю…

— Ты моя игрушка, не так ли, Чейз? — Его губы так близко, что касаются моего рта, когда он говорит.

— Д…да. — Одно хриплое, сдавленное слово.

Его глаза — сверкающие кинжалы.

— И вся эта бравада, все эти разговоры и дерзость, когда мы в академии? Это все шоу, не так ли?

Я не смогла бы вдохнуть, даже если бы захотела, но все равно ловлю себя на том, что задерживаю дыхание.

Нетерпение охватывает безумно сексуального татуированного парня, лежащего на мне сверху. Его рука сжимается.

— Не так ли?

Киваю, пытаясь удержаться под ним. По какой-то причине мои глаза влажнее, чем должны быть. Но я не собираюсь плакать.

Его хватка немного ослабевает, позволяя крошечной струйке кислорода спуститься по задней стенке моего горла в легкие.

— Тогда ладно, — говорит он. — Теперь, когда ты признала это, мы можем двигаться дальше.

Одним плавным движением Пакс входит в меня. Без предупреждения. Никаких признаков того, что он собирался насадить меня на свой член. Есть только движение вверх и внезапное, шокирующее ощущение того, что он заполняет меня. Мы оба одновременно ахаем, и я вижу правду в его глазах: ему так же хорошо, как и мне.

Я ему нравлюсь.

Он так же возбужден этим, как и я.

Просто Пакс гораздо более упрям, чем я. Если бы я противостояла ему так, как он только что сделал со мной, он бы никогда не признался в своих чувствах. Такая честность просто не входит в его генетическую программу.

— Боже, ты такая чертовски тугая, — шипит он.

И его член такой толстый, что мне вообще трудно принять его в свое тело. Парень убирает руку с моей шеи и скользит ладонью вниз по моей груди с остроконечными, болезненными сосками, и останавливается на моих бедрах. Подушки под моей задницей приподнимают меня под таким углом, что он погружается невероятно глубоко; до самого гребаного основания.

— Черт. Черт, Пакс. Это… так чертовски сильно.

— Дыши, — приказывает он.

Делаю глубокий вдох — и он снова обвивает рукой мою шею, впиваясь пальцами в мою кожу, и я вздрагиваю, прижимаясь к нему, мои глаза закатываются.

Парень начинает трахать меня, сначала медленно, полностью выходя, прежде чем снова войти в меня в дразнящем темпе. Затем постепенно набирает скорость.

Это ощущается…

Подавляюще.

Пугающе.

Невероятно.

Освобождающе.

Опасно.

Грубо.

Идеально.

Это все сразу, и я в таком благоговейном трепете. И изо всех сил цепляюсь за его простыни, наблюдая, как мышцы груди и живота парня напрягаются, смещаются, сокращаются, когда он беспощадно вколачивается в меня.

— Что это за взгляд? — спрашивает он. — Тебе нравится, что я груб с тобой, Файер?

Киваю, закрывая глаза; я, блядь, не могу смотреть на него. Он слишком горяч, чтобы его принять. В темноте за моими веками появляются вспышки света, похожие на фейерверк. Мои руки и ноги покалывает, но я не могу сказать, происходит ли это от ощущений, нарастающих между ног, пульсирующих от моей сердцевины, или от нехватки воздуха в легких.

— Хочешь, чтобы отпечатки моих рук были по всему твоему телу, Чейз?

Да.

Да.

Да.

Это слово пульсирует во мне громче, чем стук моего сердца.

— Хочешь, чтобы я отшлепал тебя так сильно, что ты, блядь, не сможешь сидеть?

Да.

Да.

Да.

Парень сжимает зубы вокруг моей нижней губы. Давление, которое он оказывает, заставляет меня хотеть кричать от боли, но я не могу. Его хватка на горле слишком крепка, чтобы я могла издать даже малейший стон. Резко открываю глаза, а пятна и вспышки света все еще там, танцуют и мерцают в моем поле зрения.

Пакс щелкает языком по моему рту, вгоняя себя в меня глубже и сильнее.

— Хочешь, чтобы я причинил тебе боль, Пресли? — рычит он. — Да? Ты этого хочешь?

Он видит ответ в моих глазах.

Неожиданно Пакс отпускает мое горло. Мое тело покалывает от прилива кислорода, который хлынул в мои легкие. На мгновение мне кажется, что я сейчас потеряю сознание. Только стремительная, приливная волна ощущений меняет направление, и прежде чем я успеваю понять, что происходит, я кончаю.

— Черт! Блядь, блядь, блядь! ПАКС! — Я выгибаюсь, упираясь ногами в матрас, задница приподнимается над подушками, и Пакс одобрительно рычит.

— Вот так. Вот это моя хорошая маленькая шлюшка. Выпусти все это наружу. — Он трахает меня, как товарный поезд, в то время как мой оргазм уносит меня предательской волной. Вот так люди теряют себя.

— Ты сделала то, о чем я тебя просил? — требует он. — Ты сейчас принимаешь противозачаточные?

— Да, — выдыхаю я. — Я… я принимаю…

Парень снова тянет руку ко мне. Я думаю, он снова собирается меня придушить, но нет. На этот раз он засовывает пальцы мне в рот, грубо исследуя мой язык и мои щеки, пока врезается в меня снова и снова.

— Хорошо. Хорошая девочка, — бормочет он. — Вот и все. Я собираюсь кончить в тебя. Ш-ш-ш. Все в порядке. Продолжай кончать за мной.

Как будто, блядь, я вообще могу остановиться.

Мышцы его шеи и плеч гордо вздымаются, когда парень снова и снова вонзается в меня. Он трахает меня как демон. Как какой-то темный, татуированный, разгневанный бог. Падший ангел с топором в руках. Я парю на облаке блаженства, когда Пакс кончает, и все, что я могу делать, это наблюдать.

Однажды я видела, как торнадо коснулся земли. Это была самая грубая, мощная, впечатляющая и пугающая вещь, которую я когда-либо видела. До сих пор. Зубы стиснуты, тело напряглось, как натянутый лук, парень толкается в меня и замирает, и у меня кружится голова при виде того, как он кончает.

Пакс чертовски великолепен.

Когда заканчивает изливаться в меня, он смотрит мне в глаза, и я чувствую, как его энергия меняется. В каком бы трансе парень ни находился, когда достиг кульминации, он заканчивается, и яростная фирменная интенсивность Пакса Дэвиса возвращается с удвоенной силой. Он улыбается, проводя пальцами по моим губам, как будто доволен хорошо проделанной работой.

— Подожди здесь.

Он вырывается из меня и направляется прямо к двери спальни, совершенно голый. У меня как раз достаточно времени, чтобы прикрыться, прежде чем он открывает дверь и выходит в коридор…

Какого черта? Он даже не вытерся. И парень даже не колебался, прежде чем войти в общие помещения дома. Рэн или Дэш могут быть где-то там. Блядь. Элоди наверху, в комнате Рэна, и я сказала ей, что мы занимаемся. Эта ложь не выдержит критики, если она застанет Пакса, бродящего вокруг, выглядящего как… черт, выглядящего как…

Парень снова появляется в дверях, держа в руках полотенце.

— Раздвинь ноги, — приказывает он.

— Я устрою беспорядок…

Он выгибает бровь на меня.

— Думаешь, я беспокоюсь о сперме на моих простынях, Чейз? Делай, что тебе говорят.

Я борюсь с дрожью, когда опускаю одеяло, которым укрывалась, и позволяю своим ногам раздвинуться. Чувствую, как его скользкая влага вытекает из меня, и от резкого жара кровь приливает к моим щекам. Хотя Паксу, похоже, на самом деле наплевать. Во всяком случае, он кажется загипнотизированным. Опускаясь на колени в конце кровати, он берет в руки влажное полотенце и тщательно вытирает меня, посасывая нижнюю губу.

— Такая чертовски красивая, — рычит он. — Я хочу есть эту киску снова и снова.

Я пытаюсь сомкнуть ноги, думая, что он собирается попробовать это, но парень быстро снова раздвигает мои ноги, издеваясь надо мной.

— Почему ты постоянно испытываешь мое терпение?

— Я грязная.

Он поднимает полотенце.

— Да, блядь, так и есть. Пошли. — Он протягивает руку.

— Куда?

— Думаешь, я собираюсь затащить тебя в подвал и убить или что-то в этом роде?

— Я и не знала, что в этом доме вообще есть подвал.

— Уверен, что ты многого не знаешь об этом месте. Ну же. Ты идешь или как?

Я с подозрением смотрю на его протянутую руку.

— Ладно.

Пакс вздыхает, когда я срываю простыню с кровати и заворачиваюсь в нее, прежде чем позволить ему вывести меня из спальни. Все равно чертовски рискованно находиться в коридоре в одной простыне. Все равно было бы очень очевидно, что мы только что делали в его спальне, если бы появились Элоди или Рэн, учитывая, что Пакс все еще голый, и он еще не привел себя в порядок. Впрочем, мне не о чем беспокоиться. В пять коротких шагов он затаскивает меня в огромную ванную и закрывает за нами дверь.

Я поражена, когда понимаю, что из кранов с грохотом льется вода, наполняя гигантскую ванну на когтистых лапах в другом конце комнаты. В ванной пахнет лавандой и тимьяном. Пакс проводит руками по своей бритой голове, пожимая плечами, когда видит, как я смотрю на него.

— Что?

— Ничего. Я просто… не ожидала… этого.

Он хмурится.

— Не делай из этого большого дела. Я не заставлю тебя возвращаться в академию в темноте с моей спермой, стекающей по ногам. И я был груб с тобой. Тебе нужно отмокнуть, иначе будет болезненно.

Я действительно не знаю, что сказать.

— Там есть полотенца… К черту. Когда закончишь, приходи за мной, и я отвезу тебя обратно.

— Тебе не нужно этого делать.

— Я не собираюсь нести ответственность, если ты закончишь, как Мара Бэнкрофт, — ворчит он.

С этими словами Пакс выходит из ванной, захлопнув за собой дверь.

Я принимаю ванну и отмокаю, и все это время у меня кружится голова.

Позже он отвозит меня домой, как и обещал. И парень смертельно молчалив на обратном пути в Вульф-Холл, но в этом молчании не было острых углов. Пакс не желал мне спокойной ночи, и я тоже. Шины «Чарджера» изрыгали гравий, когда тот выезжал из петли поворота и умчался прочь по подъездной дорожке.

Только когда я забираюсь в свою собственную кровать, чувствуя восхитительную боль, когда мои мышцы словно тают на костях, я кое-что понимаю.

Пакс так и не смыл меня с себя.

И он все еще носит браслет дружбы.