Актуальный архив. Теория и практика политических игр.

Капкан для России, или Игра в две руки Наш современник. 1993. № 2

Я не стал бы продолжать дискуссию с А. Прохановым[52]. Если бы не одно обстоятельство, значение которого со временем возрастает. Обстоятельство это — блистательный провал оппозиции на VII съезде народных депутатов России. Обстоятельство это — беспрерывная свара внутри оппозиционных структур, фронтов и соборов. Обстоятельство это — угрюмое разочарование населения во всех политических структурах и силах, будь то левые, правые или умеренные. Все это в совокупности означает конец определенного этапа в политическом движении, сегодня именующем себя оппозицией. Публикации «Если хотим жить» и «Если хотим победить», вышедшие в газете «День» в первом ее новогоднем номере, подводят черту под целой эпохой оппозиционного движения. И в силу этого требуют продолжения. Если мы хотим жить и победить, мы должны признать исчерпанность старой оппозиционной политической практики и провести перегруппировку сил. Раскол чудовищен, если речь идет о живом, набирающем силу движении. Но он животворен, если речь идет о движении загнивающем, переживающем глубочайший кризис. Кадрово-идеологическая чистка, или, как говорят китайцы, «чжэнфэн», может быть прихотью взбалмошного тирана, но может быть и выстраданным сознанием необходимости очистить рану от гноя, предотвратить гангрену и смерть.

Если мы переходим к новому этапу, хотим прорваться в него, хотим прервать череду неудач и конфузов, то мы должны прежде всего понять, чем вызваны неудачи, в чем их причина.

Причина эта для меня достаточно очевидна. У оппозиционного движения нет штаба, нет дисциплины, нет сосредоточенной политической воли. А без этого не может быть и никаких политических результатов. И не надо сваливать на неподготовленность масс. Массы дали оппозиции шанс уже 7 ноября 1991 года. Они приходили по ее зову всю зиму и весну 1992 года, когда оппозиция фактически господствовала на улицах столицы. Но если этим массам все время обещать радикальное политическое действие, а вместо этого устраивать лекции по политэкономии социализма, вечера стихов, панихиды по убиенной России, то проку не будет. Но ведь именно это мы и наблюдали в течение последнего года.

Я не хочу сгущать краски. Кое-что в этот момент было естественно. Например, политическая пестрота оппозиции, идеологическая эклектика, союз непримиримых врагов. Широкий фронт в период своего становления, своего детства не может избежать сумбурности, противоречивости, столкновения непримиримых позиций. Но зрелость предполагает снятие этой непримиримости, ее преодоление и создание новой политической целостности за счет идеологического синтеза. На это работали десятки людей, и в какой-то момент их совместные усилия привели к тому, что нормальная идеология государственности, именно не кабинетная, а рожденная на улицах и площадях и оформленная, осмысленная патриотической интеллигенцией (в чем, кстати, и состоит ее профессиональная обязанность по отношению к революционной массе), была, что называется, на подходе. Возникнув, она должна была обеспечить переход оппозиции в новое качество и ее победу, но этому помешали. Результат налицо. Моя реакция на фашистский соблазн в оппозиционной прессе (ничего общего не имеющий с академическим исследованием, а являющий собой упрощенную апологетику отдельных, отнюдь не лучших, сочинений европейских «новых правых», в совокупности с откровенной пропагандой опять же далеко не лучшей, мягко говоря, части наследия Третьего рейха) — это реакция на прерванный процесс становления национального самосознания. И подмену этого процесса кабинетными изысканиями.

Я не стану преувеличивать роль злой воли, которая стоит за подобным прерыванием нормального идеологического процесса. Потому что никакая злая воля никого совратить не может в том случае, если внутри политического движения нет слабых, легко уязвимых мест. Но эти места есть. Не избавившись от этих слабостей, нельзя бороться со злой волей, да и вообще нормально развиваться и жить, даже при условии, если эта злая воля исчезнет. Главной слабой точкой, ахиллесовой пятой оппозиционного движения, весьма традиционной для России и ее национально мыслящих сил, является леность политической мысли.

Сразу же оговорюсь, что эта констатация не имеет ничего общего с рассуждениями о том, будто русский народ ленив. Нет более трудолюбивого народа, своим подвижническим трудом уже неоднократно в истории опрокидывавшего замыслы своих недругов. И Великая Отечественная война выиграна, как и индустриализация, как и петровские преобразования, героическим трудом народа. Этим трудом создано все, что теперь распродается по дешевке, оптом и в розницу, под аккомпанемент разговоров о русской лени. Русские создали величайшую в мире культуру, они проявили и проявляют подлинную гениальность в вопросах научно-технического творчества. Это один из самых национально открытых народов мира. И все эти сентенции о русском фашизме гроша ломаного бы не стоили, если бы… если бы не леность именно политической мысли. Если бы не особая, «детская» доверчивость нашего народа, способного бессознательно для себя быть втянутым в совершенно чуждые ему идеологические игры.

Уязвимое место национального сознания — это политика. Здесь русский человек часто и легко проигрывает. И мы должны признать эту слабость, если хотим от нее избавиться. Нет, не русский народ я обвиняю в лености, а так называемую патриотическую интеллигенцию, которая по крупному счету ничем не отличается от своего демократического собрата. Я еще раз говорю: по крупному счету, потому что в нравственном отношении я не могу и не хочу здесь ставить знак тождества. Но политическое верхоглядство, страсть к заимствованию, неумное и мелкое честолюбие лидеров, приводящее к политической грызне между ними, обусловленная леностью мысли тяга к упрощенным решениям, не соответствующим масштабу проблем, неверие в кропотливый, каждодневный политический труд и вытекающая отсюда организационная бесплодность, отсутствие воли к самостоянию, к самостоятельной творческой активности в сфере идеологии — все это у них общее. И как ни горько, но я должен признать, что в большей части своей патриотическая интеллигенция еще менее способна к творческой активности в сфере идеологии и энергичному действованию в реальной политике, чем ее демократический противник. Страна переживает катастрофу беспрецедентную, и национальное сопротивление, силы национального возрождения должны предпринять действительно сверхчеловеческие усилия, чтобы не дать нации исчезнуть. Что же мы имеем вместо этого?

Первое. В коммунистическом лагере мы имеем упорное и ничем рационально не объяснимое цепляние за марксистско-ленинскую догматику. Я не намерен топтать марксизм-ленинизм и утверждать, что это сатанинская религия и разновидность фашизма. Но это безусловно устаревшая доктрина, продемонстрировавшая свою недостаточность для обеспечения нормального развития России.

Добавим к этому очевидную иномирность, иноцивилизационность той доктрины, которую называют марксизмом-ленинизмом (это словосочетание, как известно, принадлежит Троцкому). Да, марксизм описывает очень многое в западной цивилизации. Но когда это самоописание Запада начинает претендовать на всеобщность, универсальность, то это еще и концептуальный империализм, столь же опасный, как и доктрина «нового мирового порядка», и столь же антирусский по своей сути. Что касается Ленина, то здесь речь идет вообще о политической теории, которая не может и не должна претендовать на вневременной, абсолютный, непреходящий характер. Вроде бы я говорю об очевидных вещах, но на чем базируется тогда такое цепляние за догмы, такое нежелание коммунистов, восстанавливающих сегодня компартию России, сделать хоть какие-то коррективы в идеологии, придав ей современный и национальный характер?

Казалось бы, можно сделать выводы хотя бы из трагедии «катастройки». В самом деле, огромная держава с колоссальными возможностями и невероятным военным потенциалом, с достаточно культурным населением, имеющая на своем счету величайшие исторические свершения, огромные победы и достижения, рухнула в результате удара по ее идеологическому стержню. Мы проиграли не в экономике и не в гонке вооружений. Мы проиграли в идеологии и проиграли, будучи вооруженными именно этой доктриной и ее основными идеями, совершенно неорганичными для России и в принципе тупиковыми с точки зрения исторической перспективы.

Эти идеи:

— экономический детерминизм (бытие определяет сознание), называвший себя историческим материализмом;

— самоотчуждение от высших смыслов, целей и ценностей, называвшее себя диалектическим материализмом;

— теория права наций на самоопределение, обернувшаяся разрушительной для государства концепцией национально-территориального устройства страны;

— концепция универсализма, отрицающая право России на свой путь и презрительно именующая все прочие пути исторического движения азиатчиной, азиатским способом производства и прочее;

— и, наконец, идея мирового господства в форме до конца не изжитой идеи «мировой революции». Все в мировом масштабе, все для «мирового социалистического лагеря» — пусть это в последние десятилетия и заменялось все чаще «уравновешиванием», «геополитическим балансом» и «взаимным сдерживанием».

Я даже не говорю здесь об идее классовой борьбы, которую больше всего пинают демократы, поскольку в том обществе, какое они строят, такая идея станет безальтернативной. Но это плод их уникального реформаторства. Мы наконец-то воплотили у себя ту концепцию буржуазного общества, которую сами же создали и которая к нормальному бытию буржуазного мира особого отношения не имеет. Описывая капитализм как империю зла, мы, наконец, признав его неотвратимость, начали его строить именно как империю зла, и в этом смысле наши демократы, реформирующие сегодня страну, — марксисты-ленинцы худшего толка.

Пересмотр марксистско-ленинских догм, отказ от них в программе новой компартии — это насущная необходимость. Это вытекает из задач обеспечения здесь и сейчас всеобщего национального и конфессионального мира, из сегодняшних мировоззренческих реалий, из международной и внутриполитической ситуации. Это не вопрос вкуса! И не вопрос чьих-то амбиций!

Спрашиваю еще и еще раз: почему новая партия, воссоздаваемая на обломках КПСС, вновь провозглашает свою верность идеям Маркса и Ленина? Что думают об этом национально мыслящие лидеры коммунистов? Как относится к этому коммунистическая молодежь? Это вопросы, которые по непонятным мне причинам даже не поднимаются ни коммунистической, ни патриотической прессой. Политические последствия этой фигуры умолчания мы наблюдаем еженедельно на заседаниях право-левых альянсов, объединенных оппозиций, фронтов и соборов. Неумение верно ставить идеологические вопросы раскалывает движение на уровне политических масс, а этот раскол неизмеримо опаснее размежевания лидеров на внятных идеологических основаниях. Ибо раскол снизу доверху (а он назревает!) действительно чреват гражданской войной.

Леность мысли, отсутствие прагматической устремленности к действительному взятию власти и идеологическая недееспособность — вот причины того, что нынешние коммунистические лидеры опять цепляются за старое. Поступая так, они совершают политическое самоубийство и влекут в тупик те государственные, патриотически ориентированные силы, которые пойдут на поводу их замшелого, бесперспективного догматизма. Да, догматизма, причем догматизма в худших традициях предшествующего периода, компенсирующего свою убогость маранием всех, кто действительно болеет за будущее того современного, национально- (а не национал-!) коммунистического движения в России, вне которого нормальный политический синтез в стране невозможен, а значит ни мира, ни стабильности быть не может. Я был одним из первых, кто выступил против демонизации здоровых патриотически ориентированных государственных сил в коммунистическом движении России, против их расчеловечивания так называемыми «демократами», против позорной клички «красно-коричневые». Но сейчас скажу, что принятие старой и политически тупиковой концепции, основанной на марксистско-ленинской ортодоксии, погубит воссоздаваемую российскую компартию, превратит ее в одну из сил разрушения страны, блокируя возможность серьезного, гибкого и прочного политического согласия для обеспечения политической стабильности в обществе. И, повторяю, это обусловлено отсутствием творческого потенциала и подменой реальной политики всеми худшими рефлексами предшествующего периода: интриганством, местничеством, боярским олигархизмом, популистской истерикой. Да, популистской истерикой, ибо обещания восстановить СССР, даваемые коммунистическими идеологами, столь же реальны, как и обещания Ельцина построить в России Америку за 2 года. Это того же разлива демагогия, тот же тип безответственности.

Суля призрачный на сегодня Союз, коммунистические идеологи увиливают от реальной работы по строительству Российского государства, работы тяжелой, требующей конкретных политических навыков и приемов, конкретных знаний в десятках политических областей, не умещающихся в прокрустово ложе марксистско-ленинской догмы. Ни по одному практическому вопросу нет, и в этих условиях не может быть, сколь-нибудь современных политических ответов у людей, занятых «ловлей журавля в небе».

Нет ответа ни на вопрос о Крыме, ни на вопрос о поволжских немцах, ни на вопрос о русском Казахстане, ни на вопрос о Донбассе, ни на вопрос о политике на Кавказе. В результате упущены и продолжают развиваться (хорошо, если без помощи коммунистических идеологов!) сепаратистские процессы в Сибири и на Дальнем Востоке, в Поволжье и на Урале. А обратите внимание на этот вакуум в сфере самых больных ответов на самые больные проблемы построения государства Российского, и вам заявят, что все решается очень просто: надо только восстановить Союз. Но объясните нам, как его восстановить? За счет чего? За счет дальнейшего ослабления российской государственности? За счет потери целостности даже ядра российских территорий? За счет дальнейшего развала России? Нет уж, простите, такой Союз нам не нужен. Путь к воссозданию великой России, настоящего правопреемника СССР, лежит через укрепление Российской Федерации как ядра российских территорий. Удастся нам сохранить это ядро, удастся укрепить властные структуры и создать нормальную вертикаль — будет восстановлена и Большая Россия, но на других основаниях, гораздо более здравых и устойчивых, нежели те, которые вытекают из суверенитета наций, составляющего суть ленинской национальной политики, ошибочность которой не определена ни в одном из документов коммунистов.

Укрепив Российскую Федерацию и создав поле притяжения для русских территорий в пределах так называемых союзных республик, мы в течение двух-трех лет сможем вернуть себе на началах жесткой федерации, а то и унитарного ядра 6/7 бывшей территории. И это будет такое возвращение, при котором потерянные 8 лет окажутся потерянными не зря, мы действительно получим новое качество. Что касается оставшейся 1/7, то мы будем решать (!), на каких условиях, что и куда будет входить, а не кричать, как зазывалы, кому ни попадя: «Ой, пожалуйста, только войдите к нам, на любых основаниях!». Унитарное ядро в федеративной оболочке и сложные приставки (так называемые окраины, регионы-спутники и прочее) — вот модель великой России, которую мы обязаны восстановить еще в XX столетии.

Так не зовите демагогически к немедленному восстановлению прежнего — будто он не порушен! — Союза и не раздражайте усталое общество марксистско-ленинской догматикой, а стройте новую Россию и созидайте новую преемственную государственную идеологию. Покажите нам хоть одно ваше внятное исследование, хоть одну национальную, изнутри нации взятую, а не списанную в классической манере застойных лет концепцию развития коммунистической идеологии. И если она есть, если она оригинальна и в силу этого национальна, если она государственна и ориентирована на строительство самобытной государственности, то я с восторгом приму ее и встану под знамена этой идеологии, и буду работать над ее воплощением в жизнь. Но, увы, такой идеологии вы пока не создали, а государственность продолжает оставаться слабым местом нашего движения. Я являюсь членом КПСС, поскольку эта организация незаконно распущена с целью облегчить незаконный роспуск СССР. Но я говорю здесь о незаконном роспуске СССР не для того, чтобы требовать его воссоздания на прежних или же еще намного более худших для России основаниях, а для того, чтобы вернуть процесс в исходную точку и грамотно поставить вопрос о правопреемстве. Я заявляю всем партийным бонзам, незаконно разрушившим СССР, что вопрос о правопреемстве остается открытым, но что решаться этот вопрос будет уже с учетом новых страшных реалий.

И, наконец, не лишним будет напомнить, что наша цель — иметь помимо издержек, теперь уже неизбежных, и какие-то приобретения по части государственного строительства, а не еще большие издержки, связанные с воссозданием рыхлого, вялого псевдогосударственного образования по горбачевской схеме.

И тут я подхожу к самому главному. В своей интеллектуальной ограниченности, в своей идеологической зашоренности ортодоксальные силы коммунистического толка становятся игрушками в руках тех самых западных управителей, от которых они так открещиваются и чуть ли не агентом влияния которых они, по-видимому, считают автора этих строк. Это они — агенты, причем агенты худшего типа, даровые инструменты чужой политики, лишенные субъектности, способности к внятному целеполаганию, и в силу этого элементарно превращаемые в марионеток.

Леность мысли, несостоятельность в сфере идеологии, приверженность старым политическим методам, копирование, заимствование и в силу этого заданность, мертвая схема, отработанный трафарет, — вот враги всего патриотического движения. И если в предшествующей статье я говорил о патриотах, то здесь я обращаюсь ко всем, к «правым» и к «левым», к «белым» и к «красным». Если мы не одолеем этих врагов (я не о людях говорю, а о качествах), то мы погубим Россию, ибо станем орудиями чужих, ей враждебных сил. Толку ли, если даже и вопреки своей воле?!

Касаясь заговора зловещих прозападных сил против русского патриотического движения, А.А. Проханов пишет: «Эта гнусная доктрина, рожденная в лаборатории А. Яковлева… должна связать в сознании общества трагедию минувшей войны, истребившей цвет нации, и сегодняшнюю русскую патриотику. Ибо фашизм для русского человека непреодолимо кровавая категория, отрицаемая на бессознательном уровне. В этом гениальность парапсихологической находки Яковлева. В этом мерзость идеологического удара демократов. Мы живем с топором в груди, всеми силами стараясь выдавить из себя это лезвие».

Полностью солидаризируясь с мыслью Проханова и его оценкой фашизма, даваемой им в этом месте его статьи («непреодолимо» кровавая категория, отрицаемая на бессознательном уровне), я хочу знать конкретно, желательно с минимумом патетики, что противопоставляет патриотическое движение доктрине Яковлева. Или как именно, за счет чего, с помощью каких политических методов и приемов профессиональные идеологи патриотического движения собираются (воспользуюсь метафорическим языком А. Проханова) «выдавливать лезвие топора», засаженного им в грудь их коварными оппонентами. Я хочу получить ответ на уровне технологий или, как любят говорить авторы «Дня», «тензорных уравнений», а не на уровне ничего не значащих слов или отождествления критики с подрывом движения (кто нас критикует, тот против нас, все, кто нас критикует, равны между собой и прочее).

Итак, о технологиях борьбы с действительно имеющей место быть попыткой многочисленных западных структур и сил, в том числе и окружения А.Н. Яковлева, отождествить все национальные русские движения с фашизмом. Тут открывается несколько вариантов.

Вариант первый, или модель А. Баркашова, одного из лидеров Русского собора. Принять обвинение в фашизме и «отмыть» фашизм, тем самым стать его носителем со знаком плюс. Это внутренне логичная модель, и, давая интервью газете «Россия», А. Баркашов называет Гитлера великим человеком и даже оправдывает его презрение к славянам («этой расе ублюдков») тем, что принявшая коммунизм Россия заслуживает такой характеристики.

Что ж, это уже политическая позиция, политическое самоопределение. Я по этому поводу не впадаю в транс. Я фиксирую это самоопределение и требую от других политических лидеров политической оценки этого политического шага, а значит, ответного самоопределения, и самоопределяюсь сам. Мне такая позиция Баркашова решительно чужда.

А Проханов? А Зюганов? А Стерлигов? А ФНС[53]? А весь Русский собор[54]? Они как к этому относятся? В чем их политическая позиция? Какую оценку они дают этому факту? Вместо этого я слышу «лирико-эпическую сагу» о Яковлеве. Но при чем тут Яковлев? Кто, кому и куда ныне-то засаживает топор?

Я не ханжа, и мне достаточно было бы безразлично, кто кого там любит, если бы речь шла не о деле национально-государственного строительства. Люби ты Хаусхофера сколько хочешь и объясняйся в этой любви, люби ты Салазара или Франко, и никому до этого дела нет, и учись вообще чему хочешь и у кого хочешь — это твое право. Но цель-то какова? Цель-то в чем? Если цель — осуществление национально-государственного строительства, то осуществить его можно, лишь соединив цепь времен, опираясь на весь потенциал российской истории и прежде всего на Вторую мировую войну и победу России в ней. Это событие непреходящее, абсолютной ценности. Это фундамент национально-государственного строительства. Это последняя надежда страны на то, что она сумеет все-таки встать с колен, последний по времени залог ее непобедимости. И бить по этой основе, опоре, фундаменту, исповедуясь в любви к Гитлеру, — это что значит, господа патриоты? Ведь это значит, что мы не спасли мир от фашистской чумы, а зря пролили море крови, воюя вовсе не с тем, с кем надо.

Что это по отношению к подвигу народа? Что это с точки зрения концентрации воли народа? Что это с точки зрения признания великой исторической роли России, которая за два тысячелетия своей истории лишь несколько раз поднималась до таких высот, до каких поднялась она в те великие страшные годы? До высот, и не снившихся иным почтенным странам…

Совершив такой кульбит, как собирается «русский патриот» Баркашов связывать времена, объединять поколения? Что он будет противопоставлять умалению роли России, проводимому последовательным русофобом А.Н. Яковлевым? При таком-то отношении к советскому периоду российской истории?! И чем такое отношение отличается от отношения, сформулированного в книге «Ледокол», написанной нашим бежавшим из России ГРУшником, спецназовцем по фамилии Суворов. Этот «Ледокол» рекламируется «Московскими новостями»! А что, хотелось бы знать, думает спецназ о Суворове? Или появились уже и для всех наших разведчиков некие обстоятельства, при которых измена, сдача врагу могут быть оправданы? («Коммуняки!.. Не с тем воюют!») Не хочу, не могу в это поверить. Ибо воинский долг, воинская честь выше лиц и идеологии. Воин не предает! Воин служит Отечеству. Но тогда как объяснить тождество позиции Суворова с позицией Баркашова (профессионального же военного, тоже спецназовца, но вроде пока не перебежчика) по части изъявления любви к Гитлеру? Как увязать с этим заявлением стремление Баркашова быть национальным идеологом и строить новую Россию? Разве не понятно, что с таким «багажом» Россию строить нельзя?

Но вот другая модель — модель Дугина. Не успели мы опомниться после марксистской догмы, делившей мир на красное и черное, и либеральной, делившей мир на красно-коричневое и белое, как нам преподносят третью, ничуть не менее, даже, может быть, более схоластическую модель — атлантизм-континентализм. России в этой модели нет. Куда там до таких мелочей! И многое, увы, Александр Андреевич перекладывает в своей статье «Если хотим победить» с чужой больной головы на здоровую. Ведь это не я — это Дугин дал очередную догму, это он подменил живой процесс абстракцией и схоластикой, это от него пошла попытка привнесения новозаемной идеологии в массы, очень марксистско-ленинская попытка в плане методологии. Ведь опять очередная догма не обсуждается. Опять игнорируются груды фактов, которые в нее не укладываются. Опять живой исторический процесс впихивается в прокрустово ложе немецких умозрительных схематизмов. Что-то, возможно, эти схематизмы и ухватывают, как любые схематизмы. Но самое-то существенное остается за кадром. И это «закадровое» — не более не менее как живой исторический опыт тысячелетий.

Спору нет, есть много — в теории — причин для союза Германии и России. Но уже тысячу лет этого союза нет! Почему? Только козни злых сил? Полноте, так не объясняют историю. Спору нет, мусульманский фактор важно учесть. И, наблюдая течение закавказских конфликтов, я одним из первых предостерегал Россию от опрометчивых шагов, в результате которых она может поднять на себя весь исламский мир. Это категорически неприемлемо, особенно при сегодняшнем раскладе сил. И я продолжаю настаивать на этом. Вообще есть много вопросов, таких, которые не укладываются в элементарные схематизмы. Не может живая политика строиться на слишком далеких от жизни абстракциях. Фундаментализм — это «континент», а значит, это союзник? Но самая фундаменталистская страна исламского мира — это Саудовская Аравия, являющаяся главной опорой США в регионе после Израиля, и как прикажете это совместить? Идем дальше.

Начинаются реальные конфликты в Средней Азии. Есть очевидно прорусские силы и есть силы очевидно антирусские. Ну уж здесь-то «День» должен высказаться на все сто процентов. Он и высказался устами Гейдара Джемаля. Высказался с откровенно антирусских позиций, согласно которым Россия должна поддержать своих врагов, потому что они фундаменталисты, а значит, континенталисты, и наказать своих друзей, потому что они противники фундаментализма, а значит, по-видимому, атлантисты. А что и как крутят в регионе саудовцы с благословения США — это за кадром. Исмаилиты… Это сложная тема со своими «за» и «против», но если уж так вы за нее агитируете, то хоть расскажите честно историю этого движения, скажите, где сейчас находятся его центры, как оно взаимоотносится с Лондоном (оплотом атлантизма) и так далее, и тому подобное. Опять ловушки для дураков, опять чьи-то чужие цели и интересы плюс расчет на безграмотность населения, наследство коммунистической ортодоксии и жажду утопий. И плюс еще авторитет Запада. Да, это решающий фактор у Дугина, вольно, весьма приукрашено излагающего труды западных теоретиков и делающего на этом свой идеологический бизнес. Где своя мысль, где проникновение в поле собственно русских традиций, стремление понять таинственное поле русского эгрегора, или, как говорят православные люди, Небесной России? Нет этого и в помине, и это даже обосновывается тем, что дух — на Востоке, а Россия — это всего лишь душа, то есть начало, подчиненное духу. А отсюда один лишь шаг до Гейдара Джемаля, говорящего о том, что спасение России в принятии ислама, — опять заимствование, опять леность мысли, опять чужие доктрины. Запад или Восток — только бы не Россия! Россия — выразитель континента. Третий рейх — тоже выразитель континента. Империя Чингиз-хана — тоже выразитель континента. И прежде всего — континент!

Что это означает? А то, что в определенных условиях для Дугина лучше континент без России, чем Россия без континента. И в очередной раз Россию будут приносить в жертву утопии, интернационалу, теперь уж не красному, а черному, не верите — почитайте «Гиперборею», издаваемую в Москве неким Гансом Зиверсом, и поинтересуйтесь у Дугина, каково его отношение к этому журналу. Ну, что бы такое яркое процитировать, и покороче, и чтобы прямо в самую сердцевину? Пожалуй, стихи некоего Касаткина:

Дальше можно бесконечно цитировать: «Мы отстояли наш Берлин от полчищ интернационала», «…мистический Берлин — суть алхимической тинктуры» и так далее. Осуществляя заимствование, что именно заимствует Дугин? Самую сердцевину именно германского национализма, оккультно-мистическое ядро, наследство тевтонских рыцарей, битых еще Александром Невским, — антирусское дело. Значит, опять, как и у Ракитова, главы аналитической службы Ельцина, в статье его о модернизации России путем пропускания ее через катастрофу, речь идет не о нашем «ядре», а о чужом. Не о наших, а о чужих социокультурных кодах. Но чьи коды — тот и хозяин. Таким образом, речь идет об очередной антирусской идеологической агрессии Запада, особенно опасной тем, что она облекает себя в патриотические ризы, маски. И эти маски срывать надо немедленно, пока не поздно.

Я написал об этом. А что отвечает А.А. Проханов? Цитирую:

«В журнале „Элементы“… исследуются феномены СС и „Аненербе“, приводятся мысли Эволы, портреты некоторых деятелей Третьего рейха не в той клишированной уныло пропагандистской манере, от которой у советских людей за четыре десятилетия оскомина, а в новой для нас академической форме, давно уже принятой в Европе и мире, где на всех книжных полках лежат „Майн кампф“, монографии о Гитлере с его портретом, и эти издания рассматриваются не как рецидивы фашизма, а лишь как энциклопедические свидетельства крупнейших событий истекающего XX века». Боюсь, Александр Андреевич невнимательно прочитывает то, что излагается в изданиях, членом редколлегии которых он является. Если подпись под портретом Генриха Гиммлера: «Генрих Гиммлер, глава СС. Парадоксально, но именно в этой организации при Гитлере царила наибольшая интеллектуальная свобода и плюрализм» — можно считать академической, то я умолкаю. Если организация Ваффен-СС… и особенно научный сектор этой организации «Аненербе», «Наследие Предков», названы в журнале «Элементы»… «интеллектуальным базисом» и это предлагается нам считать беспристрастно «академической, энциклопедической (!) формой» исследования, то я умолкаю вдвойне. Ибо в том же, новогоднем, номере «Дня», на соседней со статьей А. Проханова странице, я писал об «изощренных садистских экспериментах», которые «ставили аненербисты, элита СС, над советскими военнопленными» в этом «интеллектуальном оазисе» Третьего рейха…

Добавлю лишь, что когда этими фактами, широко известными мировой общественности, циничнейшим образом пренебрег Д. Гранин, восславивший в своем романс «Зубр» аненербистский «институт Буха» и его «светоча» — перебежчика Тимофеева-Ресовского, все патриотические русские издания («Наш современник», «Москва», «Молодая гвардия», «Литературная Россия») гневно выступили против подобного кощунства. Помнятся даже имена писателей-публицистов, вступившихся за истину, — В. Бондаренко, А. Казинцев, Д. Ильин, Т. Глушкова и многие, многие другие. Что же им теперь — каяться в своей «академической отсталости», поверив вдруг «Элементам», что в эсэсовском оазисе разрабатывались совершенно безобидные «ортодоксальные (!) консервативно-революционные проекты»? Или же — что нельзя Д. Гранину с приспешниками, то можно «постперестроечному» интеллектуалу А. Дугину, прививающему нам, после «уныло пропагандистской манеры, от которой у советских людей оскомина», «цивилизованный», высоколобый академизм?

Если так, то давайте будем сегодня уж до конца последовательными и чохом признаем, что и «Черный Орден» (Черный Интернационал), и ВАКЛ (Всемирная антикоммунистическая лига), и, например, «Серые волки» («Боз гурд» — международная террористическая организация тюркских неофашистов), «шлифующие зубы» на территории Азербайджана, и ОДЕССА (Всемирный союз эсэсовцев, чтящий, кстати, «первого немца года» — господина Горбачева), и другие организации подобного типа, хоть бы и армянская АСАЛА, исламские суфии или еврейская «Хагана», — это всего лишь академические институты, наподобие института философии или языкознания.

Но возьмите все же, хоть бы забавы ради, любую книгу по истории эсэсовского движения с 1945 года — из числа тех, которые лежат на полках тех самых европейских магазинов, — прочитайте, что там написано о неофашизме и его центрах. И тогда ответьте, прямо глядя в глаза: журнал «Элементы» — это не журнал неофашистского «Третьего Пути»? Это просто образовательное просветиздание, академическое по типу подачи информации? Я жду возмущенных откликов Дугина по поводу моих «гипербол» или «мнительности», по поводу моих «провокационных» или болезненных «подозрений».

Я обращаю внимание на фигуру эсэсовца, держащего в руках земной шар на 17-й странице первого номера «Элементы». Я интересуюсь, кстати, читал ли Проханов другой, недугинский, журнал с тем же названием — «Элементы», издаваемый во Франции? А ведь Дугин, открывая свой журнал, прямо рекламирует, на первой странице, это братское издание, давая фотографию с веером его обложек. Смею заверить, что это издание не скрывает своей неофашистской ориентации и не оставляют сомнений в том, что по отношению к нему «Элементы» Дугина — просто «дочерняя фирма». Нет, это вовсе не самодеятельный новый журнальчик (на добротной финской бумаге), подобно множеству возникающих ныне «проб» русской журналистики. Речь идет о целом международном журнально-пропагандистском синдикате, щупальца которого успешно достигли патриотической Москвы, дав нам вместе с дугинскими «Элементами» и дугинским же журналом «Милый ангел» также и «Гиперборею», главный редактор которой — якобы «сын» полковника СС, черного мистика, руководителя изуверской организации «Аненербе» Зиверса, казненного по приговору Нюрнбергского трибунала.

Но вернемся к отечественным, к русским «детям». Рекламируя в газете «День» дугинские «Элементы» (как и весьма специфические книги Дугина: «ЧИТАЙТЕ АЛЕКСАНДРА ДУГИНА!» — призывала газета, давая перечень этих идейно экзотических книг), знает ли редактор, знают ли члены редколлегии этой яркой газеты, ну хотя бы русские поэты, прозаики, входящие в редколлегию, что означает (символизирует) само название — «Элементы»? А ведь это элегантно-научное слово восходит к орденской — тевтонской, тамплиерской — алхимической традиции, вряд ли плодотворной для строительства российской государственности, вряд ли пригодной помочь в выборе правильного пути для России! И заодно я спрошу, как относятся эти известные поэты и прозаики, да и политики, числящиеся в редколлегии «Дня», к «элементскому» (или «элементарному»?) тезису: «СССР — наследник Третьего рейха»? Считают ли они, люди с высшим, видимо, образованием, что такой тезис приличен в академически-нейтральном журнале?

Я-то предполагаю, что большинство лиц, причастных к изданию нашей популярной газеты «духовной оппозиции», а в особенности натуры художественные (как и сам А. Проханов), по своему простодушию, кругу творческих интересов вовсе не сосредоточены на эзотерической символике. И тем большим бедствием будет, если — не приведи Бог! — им, без вины виноватым, придется когда-нибудь всерьез отвечать за нечаянное соседство с «консервативным революционером» Дугиным. Отвечать уже не перед читателями, не перед русским патриотическим движением, а как раз перед злейшими врагами его, наточившими исполнителям-дугиным тот самый «топор», который Проханов близоруко считает моим оружием.

У меня много вопросов. И даже такой щепетильный (плод моего любопытства), как: почему промолчал на всю дугинщину и тириарщину, например, широко эрудированный И.Р. Шафаревич, вышедший из редколлегии «Дня» в середине лета прошлого года по совсем иным причинам, связанным, так сказать, с «призраком коммунизма» на страницах этой газеты, но оставшийся почетным автором ее? Почему промолчал он, читающий зарубежную прессу и немало знающий не только о хилиастических, но, наверное, и о прочих орденских учениях?

Это дело, конечно, личное… Но, похоже, выходит, что Дугин и его зарубежные соратники — кошмар только и именно моих ночей? Нет, сказать, что Дугин — «кошмар моих ночей», я не могу. Допускаю даже, что он действительно влюблен в новопривозные идеи, любит метафизической любовью кровавый свой идеал, искренне и полно предан этим идеям. Ну и Бог с ним. Если бы не одурачивание читателей гипнотическим воздействием «красивых», а главное — загадочных слов. Если бы не — хотя бы и косвенная — ответственность непричастных лиц за чужую «мистическую» любовь. И, наконец, если бы не А.Н. Яковлев и его окружение… Но тут я хочу прояснить свое отношение к демократам, которое некоторые понимают превратно, то попрекая меня в сотрудничестве с «оккупационным режимом», то иронизируя над моим отмежеванием от «демократических сил».

Либерально-демократическая доктрина провалилась. Час ее безоглядного торжества, естественно, оказался и часом ее смерти. Идеологический вакуум нарастает. Преступление Горбачева и Ельцина состоит, на мой взгляд, не в первоначальном их стремлении демократизировать наше общество, реформировать хозяйственную жизнь страны и расширить гражданские свободы, а в антиконституционном — и тем самым уже антидемократическом — разрушении государства, великой державы. Преступление их состоит в спекулятивном использовании демократических идеалов как инструмента (уголовного «инвентаря») для разрушения, взлома всех основ социальной, национальной жизни, государственности и культуры, сферы материальной и сферы духовной. Я готов обсуждать соотношение национального и демократического в государственном строительстве. Соотношение, а не заведомую приоритетность абстрактно-демократической системы ценностей. И я категорически отмежевываюсь от преступно антирусской политики этих демократов, от их гуляш-коммунистической подкладки, от их волюнтаризма и догматизма, от их безразличия к судьбе России, ее задачам и целям, от их откровенной антигосударственности. И я, конечно же, отмежевываюсь от их фашизаторства, от их инспирирования фашистских движений и настроений, о чем я уже неоднократно предупреждал на страницах газеты «День».

Технология Яковлева не так проста, как это выглядит у Проханова. Это не однотактная схема: «СССР + либерализм = развалу = США». Все гораздо сложнее. Я могу представить себе двухтактную схему. Например: «СССР + либерализм = развалу СССР + фашизм = развалу России», «СССР + либерализм + фашизм + господство США». Я могу представить и более сложные вещи: «СССР + либерализм = фашизация России». «Фашизация России + интервенция (в условиях исчерпанности России под игом бездарных фашистских режимов) = прямая диктатура США».

Я могу представить себе и более сложные кибернетические модели. Итак. Есть управляющий механизм — руководство государством США. Есть надгосударственный механизм. Есть, далее, исполняющие устройства, например, ЦРУ и какие-то другие структуры, отвечающие трансгосударственному уровню. Есть, далее, конкретные исполнители на местах, берущиеся разрушать СССР якобы во имя целей своих хозяев, но на самом деле имея в виду свои цели и обладая другими центрами управления.

Теперь… Повышается нестабильность. Бюрократический центр управления в Вашингтоне имеет свои цели. Но плохо транслирует их в условиях нестабильности, даже на уровне родных исполняющих структур типа ЦРУ. Там уже свои цели и идеология. Но и эти родные исполнительские структуры не контролируют по-настоящему дочерние структуры на местах, которые реинтегрируются и начинают получать команды из других центров. Такая модель фактически описывалась мною уже неоднократно. И, видит Бог, у меня есть для этого основания.

Представим себе, что в итоге этой бездарной игры «ялтинских хищников» — СССР и США (именно так называют эти две державы учителя Дугина) — ценой обрушения России будет куплено и обрушение США. Для Дугина это торжество континентализма. А для меня это гибель России. Значит, для него это стратегия со знаком «+», а для меня, очевидно, со знаком «-». А для Проханова? Для Алксниса? Для Бабурина? Для Зюганова? Черт возьми, это ведь не праздный вопрос!

Для меня, в конечном счете, все равно, кто разрушал СССР — армянские либералы или азербайджанский «Боз гурд», проамериканско-исламское общество «Бирлик»[55] или исламские фундаменталисты… А для моих коллег? Я заявляю со всей определенностью, что для меня центром координат являются интересы России и исходить я буду из них, из строительства и развития новой русской государственности и возрождения русской нации, понимаемой мною как полиэтнический сплав. Все другие интересы и цели хороши или плохи постольку, поскольку они отвечают или противоречат интересам России. Изучайте что угодно и как угодно. Я категорически против запретов на знание, я за его предельную полноту и открытость. Но изучайте — исходя из отечественных целей, исходя из умения их поставить и осуществить, и исходя из соединения высоких духовных смыслов и сиюминутной прагматики.

И здесь у меня снова вопрос. Почему из всего фашистского наследия берется его наиболее антирусская часть? Германский национал-социализм, его тевтонское, антирусское ядро, с весто-центрическим социокультурным кодом, и капитан Кодряну, лидер румынских железногвардейцев — легионеров «Великой Румынии», посягавшей на русские земли… Как это соотносится с прагматикой, с нашим отстаиванием Приднестровья, например? Как апологетика ислама соотносится с русскими целями? В каких геополитических модификациях она соотносится, а в каких нет? Как мы относимся к идее немецкого управления немецкими регионами на нашей территории? Конечно же, это благо, согласно «Черному Ордену», но это возмутительная бестактность Германии, с точки зрения интересов российской государственности.

Так из чего будем исходить, когда вопрос будет поставлен ребром? Отвечаю: из целей российской государственности, из русских интересов в Евразии, или из модели срединной Евразии с русским ядром и в традиционно русском векторе «Камчатка-Адриатика» (а не по тириаровской оси «Дублин-Владивосток»). Это нормально как стратегическая перспектива. А сейчас мы строим Россию. И мы построим ее.

Что мешает? Почему в этом процессе так слабо участвуют патриотические лидеры? Им лень заниматься государственной работой в России. Лень осваивать те навыки, те знания, без которых эта государственная работа попросту невозможна. Вот они и болтают то об утопическом, «по щучьему веленью», восстановлении СССР, то об интересах континента в глобальном масштабе и о заговоре атлантистов. Что ж, предположим, я согласен на борьбу с атлантизмом, если бы речь шла действительно о борьбе, а не о странных, двусмысленных имитациях этой борьбы. Именно — имитациях. Откройте хотя бы наутро все тот же «континентальный» журнал, в котором вы являетесь членом редколлегии, № 1, страница 54, и вы увидите там имя Мартина Бубера, как одного из главных идеологов Третьего Пути. Потом сходите в Ленинскую библиотеку, возьмите труды этого Мартина Бубера, к примеру, «Гог и Магог». Если не знаете языков, обратитесь к переводчику, пусть он переведет вам этот идеологический текст, и тогда вы узнаете, что Мартин Бубер — сионист, тесно связанный с хасидизмом. То есть представитель того, что Дугиным проклинаемо (атлантизм, сионизм и т. д.). А вы вместо этого валите с больной головы на здоровую, делая тонкие намеки на мои «толстые» связи с Израилем.

Отстаивая интересы России, я вел, веду и буду вести диалог со всеми государственными и политическими партиями по конкретным проблемам, с четким пониманием целей собеседника (пониманием, основанным на объективной информации) и с ясно выраженным наличием своих целей — целей России. И это диалог прагматический, рациональный и многовекторный. Здесь и Китай, и Куба, и США, и Германия, и Армения, и Израиль, и Азербайджан, и Иран, и Греция — весь многополюсный мир.

А вот что такое апологетика Дугиным сиониста Мартина Бубера, «дружески спаянного» им с эсэсовцами рейха, то есть как сочетается она с воплями о загубленных «врагами рода человеческого» героях русского сопротивления, а также «цветущих сословиях», загубленных в гражданскую войну и после нее все теми же еврейскими изуверами, я просто не понимаю. Одно из двух: либо вы принимаете версию о врагах рода человеческого — и тогда может ли быть Мартин Бубер героем вашего пантеона? — либо вы смотрите на весь исторический ряд сугубо интернационально. И тогда в чем криминальность моего интервью израильской прессе, самого факта такого интервью? Увы, мои мысли в этом интервью были перевраны вплоть до названных мною имен. Это — всецело на совести интервьюера.

Я же в действительности обвиняю «День» не в израильской прессе, а в самом «Дне», и имею право получать ответ по существу моих обвинений. А они состоят в том, что вольно или невольно, через Дугина и других, ключевой орган патриотической печати оказался втянутым в не свою игру. Они в том, что либералы и фашисты — это два этапа антирусской игры все тех же сил антирусской направленности. И вы ответьте на эти обвинения, продиктованные предельной обеспокоенностью перспективами русского национального движения. Ответьте, а не прогнозируйте обструкцию со стороны неких русских националистов, предсказывая их обвинения по моему адресу «в либерально-демократических пристрастиях в самых неприглядных формах».

В мой адрес раздаются обвинения уже давно. Для кого-то я сионист, для кого-то агент армянской диаспоры. Больное общество, больное сознание, слишком много предательств за эти годы. Все это можно понять и простить, тем более что червь лидерства меня не грызет.

Но у меня есть тоже вопросы к этим националистам. Они зациклены на сионизме. И добро, если бы это была рациональная зацикленность, основанная на знании, кто есть кто и что есть что. Тогда они бы знали, что, по мнению лидеров сионизма, начиная с Герцеля и по сию пору, одной из опор сионизма является антисемитизм. И исходя из этого, произвели бы тогда ревизию своих героев (хотя нельзя не признать, что за антисемитизм сионисты все чаще выдают именно антисионизм). Но истинной логики-то нет, рационализм-то отсутствует! И речь тогда идет все о той же «завалинке», а не о политике. А действительное политическое поле освобождается для чужих игр, и это тревожит. Да, говоря абстрактно, вы, претендуя на руководство патриотическим движением, постепенно освобождаете, сдаете нашим врагам все идеологическое государственное пространство России.

Посмотрите, как начинаете вы работать по чужим схемам в несколько тактов. Такт первый — демократы оскверняют все связанное с войной, лишают народ Победы, девальвируют пролитую кровь. Такт второй — патриоты доводят в этом направлении истерику до конца. И хорошо бы, если бы речь шла о фигурах типа Дугина, но когда один из крупнейших писателей России второй половины XX века, участник войны В. Астафьев присоединяется все к той же черной мессе по поводу войны, как это может не тревожить в контексте необходимости национально-государственного строительства? Такт третий — вдруг оказывается, что целью новой патриотической России, России Дугина (и Проханова?), должна стать реализация идей Третьего рейха и его целей. Значит, мало того, что нас лишили Победы, мало того, что Победу превратили в поражение? Теперь нас еще заставляют выполнять те задачи, которые недовыполнил разгромленный нами рейх? Да уж, действительно сохранен «Черный Орден».

Если доктрина Яковлева — это то, о чем я говорю (а это именно то, о чем я говорю, ибо речь о кукловодах, умеющих считать ходы вперед), то именно дугинство есть один из компонентов яковлевской игры. Докажите мне, что я не прав, а не уверяйте, будто я обвиняю патриотов так же, как Яковлев. Да и дело уже не в том, кто и в чем обвиняет, дело в том, что патриоты сами о себе говорят, или в том, как они отмалчиваются в случаях, когда молчание, игнорирование успешности яковлевских провокаций недопустимо. Поскольку оно легко может быть понято самым невыгодным, несправедливым для движения в целом, дискредитирующим образом.

Да, не слишком задумывались наши патриотические лидеры над размахом и смыслом неофашизма в современном мире. Проблематично или же малоубедительно и их отмежевание от гитлеровского фашизма. Разве ж они изучают его в первоисточниках (лишенных новейшего камуфляжа со стороны иных европейских «правых», «континенталистов» и «третьепутейцев») и разве смогли указать в этой «классической» теории на хоть какое-то рациональное для России зерно? А вот тем силам, которые желают отмежеваться от едкого духа «анатомического театра», где «покоятся трупы идеологий XX века», тем, кто понимает, что в этой антирусской фашистской карусели никакого национально-государственного строительства в России не может быть, — этим силам, по сути, запрещают отмежевываться: мол, надо любой ценой быть вместе и общим фронтом бороться и с врагом, и с другом!

Россия — это самостоятельная цивилизация, культурно-исторический субъект, имеющий свои законы движения и свои цели в истории, и именно постижение этих законов и целей составляет суть деятельности элиты российского общества, коль скоро мы говорим об элите всерьез. Творит историю народ, но осмысливает, обобщает и прогнозирует именно элита. Я считал и считаю принадлежащими к этой элите и Александра Проханова, и Ксению Мяло. Мне особенно тяжело было читать написанное в «Дне» по поводу Ксении Мяло Шамилем Султановым, поскольку неприемлемость тона и слабость аргументов не соответствовали моему представлению о возможностях этого политического аналитика. Метод кухонных свар, юмористические отговорочки, грубые выражения в адрес женщины, блестящего публициста, разносный тон «нового члена Политбюро» произвели на меня тогда крайне тяжелое впечатление. Но еще более тягостно было полное нежелание Шамиля Султанова всерьез вести разговор о России.

Я убежден, что русская нация — это политэтнический сплав, и начинать «разборки» внутри русской нации, выяснять, кто там какой крови, призывать искать друг у друга иноплеменных бабушек и каяться в их наличии могут только провокаторы или кретины. Выпячивание этнической «русскости» обернется трагедией для России.

В этом случае произойдет, вдобавок к разрушительным межэтническим конфликтам, еще и расщепление самого этнического ядра русской нации с делением на «вятичей», «пермяков», «туляков», «казаков», «сибиряков» и прочее, и прочее. Мы вернемся к эпохе дофеодальной, родоплеменной, к эпохе варварства и дикости, к эпохе тотемов и жертвоприношений. Это не так уж невероятно, кстати, в условиях, когда уже вовсю идет обрядовое (в Москве-реке!) расхристианивание России, когда волхвы, венеды, дети «русского волка» стали политическими реалиями. Усилиями наших демократов в стране запущен социальный регресс, и если Горбачев, говоря, что процесс пошел, имел в виду этот процесс, то ему еще придется отвечать за него перед всем человечеством, а не только перед народами СССР.

Если мы хотим остановить регресс, вернуть общество в состояние государственности и тем самым к культурным, коренным духовным традициям, то мы должны дать отпор всем, кто блокирует с разных сторон дело нормального, здорового национально-государственного строительства. Мы должны дать отпор преступным этнократическим тенденциям на нашей территории, зная о том, чем они грозят нации и государству. Мы должны дать отпор размыванию национального вопроса, его подмене «русскоязычностью» («русскоязычные» в России — что это? возможно ли это где-нибудь, кроме России? во Франции, например?), а то и полным игнорированием национального русского фактора под видом приверженности «общечеловеческим ценностям», «единым планетарным, глобальным интеграционным перспективам» и тому подобному.

Но что означает в этом свете вдруг заявленная тема неоевразийства? Не есть ли это очередной уход от насущного дела национально-государственного строительства России? Фактически, именно этот вопрос подняла Ксения Мяло в своих публикациях. Ответом на этот вопрос должны были стать не оскорбительные тирады, а предъявление Шамилем Султановым своей модели будущего России, решения ее насущных национально-государственных вопросов.

Но, как ни бряцал автор «тензорными уравнениями», как «интеллектуально» ни язвил он оппонента (заодно презирая и массового читателя газеты), я ни слова не нашел ни о месте русских в Евразии Шамиля Султанова, ни о государственном устройстве будущей России. Но зато я прочитал о наманганской и ферганской элитах, которые будут «подписывать консенсус» вместе с рязанскими и тульскими элитами. Где здесь русские? Где здесь Россия? Как можно столь опрометчиво, мягко говоря, играть ключевыми вопросами нашего общего будущего? Как определяет себя национально сам Шамиль Султанов? Принадлежит ли он к русской нации, чему, повторяю, никоим образом не мешает его фамилия, как не мешала она сотням представителей русской элиты? Или же он определяет себя, например, в татарском векторе и говорит от лица татарской нации и вообще тюркских народов на данной территории? Тогда пусть скажет об этом прямо. Потому что мы были бы очень заинтересованы в диалоге национальных элит, конструктивно управляющих национальными факторами в нашем общем доме. Но для нас неприемлемо снятие русского фактора, «размывание» российской государственности и подмена всего этого любыми регионализациями, будь то регионализация Сахарова или Шамиля Султанова.

Это наша позиция. Мы самоопределились в ней в существующей сегодня трагической ситуации. И без точного указания места России и русских в Евразии мы рассуждать о евразийстве отказываемся. Перефразируя выражение канцлера Коля, я могу сказать, что русские в Евразии могут занимать либо достойное их место (место народа — держателя пространства, исторически ему здесь отведенное), либо никакое. Одно из двух.

То, что этот вопрос до сих пор не обсуждается патриотическими идеологами, а подменяется другими вопросами, уводится в сферу ребусов и криптограмм, вызывает глубокую обеспокоенность.

Субъектность России как цивилизации, как особого мира, как культурно-исторического партнера других цивилизаций — это вопрос номер один. И никакими другими «окольными» вопросами этот вопрос заменен быть не может. Истосковавшемуся по Советскому Союзу населению можно попытаться подсунуть некий эрзац СССР — назарбаевскую конфедерацию или шамиль-султановскую интеграцию региональных элит, сахаровские Соединенные Штаты Европы и Азии или тириаровскую Евразию от Дублина до Владивостока. Но у этих красивых игрушек самоубийственная для России и русских начинка, и наивным русским эти игрушки подсовывают так же, как начиненные динамитом куклы вьетнамским детям. И это делают те же силы, те же геополитические субъекты, которые вполне умеют охранять свою самость и вести смысловые войны.

Я уже полемизировал в газете «Правда» с г-ном Ракитовым по поводу смены ядра. У того все было сказано прямо: у России «не то» культурное ядро, и его надо заменить на западное, протащив при этом Россию через катастрофу. Я буду бороться с любыми попытками сменить ядро, откуда бы они ни исходили и какое бы ядро ни предлагалось взамен. России не нужно ни англосаксонское ядро Ракитова, ни исламское ядро Гейдара Джемаля, ни тевтонское ядро из «Элементов», синтезируемых заново все той же «Ваффен-СС». Россия должна иметь то ядро, которое отведено ей Богом и исторической судьбой. Это русское ядро, ядро русской национальной культуры, может быть, наиболее всечеловеческой из всех культур мира, потому что в своей великой выраженности русская культура не боялась и не боится открытости, ибо при любых условиях она оставалась собой, своего лица и своей самости не теряя.

Самостояние (с разумной открытостью, при сохранении субъектности) — это одна из первых аксиом власти. Вопрос не в том, кто персонально осуществит эту власть, а в том, что вне этого самостояния власти нет и не может быть. Советники Ельцина подсовывают ему концепцию подмены русского ядра англосаксонским. Он принимает эту концепцию и немедленно превращается в политический труп. Чьи-то еще советники подсовывают кому-то еще концепцию (в патриотической упаковке), по сути своей предлагающую смену русского ядра на исламское или тевтонское. Этот «кто-то», приняв такую концепцию, становится немедленно политическим трупом. Как объяснить это людям, привыкшим, что власть — это только высокая должность, это стол и кабинет, это право распределять льготы и привилегии, это шикарные автомобили и заграничные поездки, блеск юпитеров и микрофоны интервьюеров? Как объяснить партхозактиву СССР, готовому отдаться в любые руки, лишь бы сохранить атрибутику, видимость власти, что такое действительная, концептуальная власть?

То, что люди, экспериментирующие с ядром национальной культуры, никогда не станут властью, для меня так же очевидно, как и то, что выпавший из окна человек будет падать вниз, а не взлетать в поднебесье. Ибо существует закон гравитации. И пока что все, пытавшиеся нарушить его, кончали тем, что лишь подтверждали его непреложность. Если бы все бывшие коммунисты не просто зубрили наизусть слова о «познанной необходимости», а хоть в какой-то степени реально включали это понятие в сферу политики, делали это понятие частью своей политической культуры! Но они становятся дешевыми прагматиками или никчемными идеалистами, как только перемещаются из известной им и понимаемой ими сферы хозяйственной деятельности — где они могут быть классными специалистами, прекрасными организаторами, талантливыми создателями объектов материального производства — в сферу идеологических конструкций, сферу подлинной власти. В этой сфере, ими не понимаемой, но в вопросах политики, безусловно, первичной, в этой сфере, привычно называемой ими «надстройкой», господствуют свои законы, и закон самостояния — это первый из них.

Второй закон власти — это связь времен. Ибо легитимность власти определяется преемственностью поколений, исторической традицией, единством живых и мертвых. Берущий власть заявляет свою собственность на всю историю, во всей ее полноте. Он берет власть от лица истории, истории своего народа, своей цивилизации. Он говорит о своем праве на власть, как праве, исходящем из более глубокого понимания им истории и из более отчетливого предвидения будущего именно вследствие глубокого проникновения в национальные традиции. Разорвавший цепь времен лишается власти. Демократы разорвали ее, вырыв «черную яму» на месте 70-ти лет нашей истории. Но разве многие патриоты не заняты тем же самым? Что могут они противопоставить демократам в вопросе о советском периоде, как не еще большее углубление все той же «ямы»? Эти патриоты, подражая демократам, берут на себя ту же функцию разрушителей, топчут советский период с остервенением, которое демократам и не снилось, и после этого говорят о готовности взять власть. Извините, но это просто смешно.

Особенно поразительна (на фоне оскорблений в адрес «красных», продолжения восхваления предателей вроде Власова и принятия всего антикоммунистического со знаком «+») та «черная месса», которую патриоты — да, уже и они — разворачивают вокруг Второй мировой войны. Что значит сказать, что ты поклонник Гитлера? Это ведь не только бросить вызов всем антифашистским силам (а они не так слабы, как это кажется, например, Баркашову), это ведь еще и нарушить закон связи времен. Какая же после этого власть?

В одной и той же газете «День» одни авторы обвиняют Горбачева и Ельцина в том, что они дети власовцев, а другие авторы Власова восхваляют чуть ли не как национального героя. Разберитесь вы хотя бы между собой! Иначе все это становится просто комичным. Одумайтесь и прекратите разрывание связи времен, даже если не знаете, как связать заново эти разорванные вами куски исторической и эгрегориальной, духовной нити, связующие ныне живущую часть нации между собой и с Небесной Россией, объединяющие с полем живых поле мертвых. Иначе не будет ни энергетики, необходимой для политического действия, ни логики в самих действиях, а лишь пустая претензия на власть. Все это очень серьезно, и разворачиваемая «черная месса» по поводу великой войны уже напоминает бунт против отцов. А чем такой бунт кончается — мы знаем из истории. Он кончается гибелью бунтующих и тех, кого они повели за собой. Вольно или невольно, но эти бунтующие играют страшную роль. Они хуже, чем агенты влияния.

Передо мной журнал «Милитари ревью», в котором американские военные теоретики пишут прямо, что настало время войн четвертого поколения, войн, где прямое насилие составляет доли процента от общего ресурса войны и где акцент делается на информацию, идеологию, сложные типы организационного, культурного, психологического оружия. Да, речь идет именно об оружии.

Проханов, между тем, пишет, обвиняя меня: «Какие непатологические формы сопротивления нам предлагают? Письма в ЦК? Культурные программы в театре? Газетную публицистику? А может быть, здесь дело решит дубина?..»

Дубина, похоже, не всегда рентабельна…

СССР был разрушен с телеэкрана. Все ракетные площадки, все истребители, бомбардировщики и авианосцы остались на своих местах, а между тем страна парализована. Наши противники измеряют мощность идеологических ударов буквально в мега- и килотоннах, как мощность ядерных боеголовок. «Записка в ЦК» как концептуальное оружие может быть приравнена к двум атомным подводным лодкам. А фильм («Покаяние» Абуладзе) или спектакль («Собачье сердце» Яновской) могут быть приравнены к нескольким ракетам СС-18.

Так считают — и не просчитываются (!) наши враги. А мы? Все еще играем в бирюльки?

Вывод здесь может быть только один: без штабных разработок, то бишь «писем в ЦК», без культурных программ обойтись нельзя. Я попытался создать такую программу 7 ноября, противопоставив собранию антигосударственного истеблишмента в американском посольстве на разрушительном и банальном фильме о Сталине — спектакль «Батум» по М. Булгакову в театре Татьяны Дорониной. И я провел эту акцию при полном безразличии к ней со стороны оппозиционных сил и при паническом противодействии «самой патриотической актрисы», которая пришла в отчаяние при первом же угрожающем рычании из Белого дома. Я наблюдал эту слабость, и я понимаю, что при таких гражданских и интеллектуальных ресурсах вести культурную войну невозможно. Значит, нужны другие ресурсы, и мы будем искать их, потому что мы намерены продолжать войну до победного конца. Но это будет война четвертого поколения. Что же касается дубины, то это оружие о двух концах, и оно вполне может быть использовано нашими врагами для того, чтобы добить русский народ и установить компрадорскую диктатуру. В этом случае дубину вовремя сунут в руки и вовремя вынут из рук, а в промежутке позволят сделать с ее помощью ту часть грязной работы, которую не захотят исполнить своими руками. Вот и все про дубину и ее идеологов. Если бы не одно обстоятельство.

Я могу понять эту позицию, если бы она была до конца логична. Но нет ни логики, ни той целостности, которую создает правда чувства. В другом месте той же статьи Александр Андреевич пишет: «Мы наблюдаем технотронный интеллектуализм Кургиняна, вошедший в сочетание с некоторыми близкими нам националистическими движениями, которые, по словам наших противников, ближе остальных к фашизму — лучше прочих организованы, оснащены боевыми фракциями (странный текст в открытой патриотической печати, не правда ли? — С.К.), бескомпромиссны и чисты в исповедовании национальных идеалов».

Не знаю, о чем идет речь, о какой близости, к кому, что за намеки? Скажите прямо, и так уже все сказали, даже про «боевые фракции». Тогда уж назовите имя… Странная фраза, пожалуй, самая странная и огорчительная во всей статье. Но главное: если моя идеология уже проникает в эту неведомую мне организацию, так, значит, я не ерундой занимаюсь, как это следует из предшествующего ернического фрагмента о культурных программах и письмах в ЦК, а соединяю некий вариант идеологии национально-государственного строительства с организованным политическим движением. Но это же и есть формула современной политической борьбы. Где же логика? А в том-то и дело, что она теряется, ускользает за обилием фраз и попыткой повесить на меня «сразу всех собак»…

А теперь перейдем от логики к эстетике. Может быть, все это обилие исходит из некоей сильной эмоции? Цитирую: «Просвещенный патриотизм предполагает еще и непросвещенный, то есть наш с вами голодный, холодный, уличный, баррикадный, митинговый, оппозиционный. Он, этот сытый, „просвещенный“ — еще одна отвратительная маска, которую торопливо напяливают на себя демократы, под чьей демократической облупившейся личиной еще виден коммунистический подмалевок, а под ним в свою очередь — отвратительная природная рожа ренегата, предателя».

Если бы я был редактором, то при моих неизменно добрых, подчеркиваю, чувствах к Проханову я бы вычеркнул этот чрезмерно романтический пассаж. Но он есть, и приходится реагировать на это существенное высказывание. Тут, повторяю, уже не логика, а эстетика. Но и она имеет большое значение в политике.

Автор предлагает нам свой романтический автопортрет. Обычно этим грешат уже после взятия власти. До тех пор (а лучше бы — на все времена!) политикам рекомендуется в качестве лекарства от звездной болезни критический реализм.

Исходя из этого (и вовсе не желая в чем-либо кого-либо уличать) я осмеливаюсь обратить внимание автора на то, что в ресторане ЦДЛ пока еще кормят неплохо. И — относительно дешево.

Качество и количество пищевых продуктов на многочисленных презентациях, проводившихся патриотами, вряд ли ниже, чем на демократических мероприятиях того же типа.

И я не вижу в этом ничего особо предосудительного! Меня беспокоит лишь неадекватность самооценок, и мое «ханжество» прошу расценивать как реакцию на подобную, опасную для политика, неадекватность. Негоже нам, я подчеркиваю, нам всем, именующим себя патриотической элитой, рядиться в романтические лохмотья и играть (да, именно играть!) в голодность, холодность, уличность.

Негоже, так позорно проиграв съезд, рекламировать свою «баррикадность». И, наконец, не стоит ли трезво поразмыслить над тем, почему, бесстрашно выходя на митинги и демонстрации год назад, оппозиция на этот раз спасовала? Романтические самоописания не должны мешать беспощадному разбору произошедшего. Если кто-то и вел себя «баррикадно» на VII съезде, то это Ельцин, при всех издержках все же рванувший на завод, пусть и сильно «прикормленный».

И все же — выход в массы. К рабочим!

Патриотическая оппозиция, не боявшаяся ранее острых конфликтов, на этот раз отказалась, да, именно отказалась, от предложенной ей бескорыстной, добровольной, активной поддержки заводов и фабрик Москвы.

И, говоря сегодня с рабочими, мне приходится слышать весьма нелестные отзывы по поводу поведения «непросвещенной, уличной» оппозиции на VII съезде народных депутатов России.

Говорится — о предательстве и предателях.

Говорится — о корыстолюбии, а это хуже всего. И о краснобайстве, и о беспомощности. Для политиков хуже всего, когда об этом говорят «низы движения». А «вожди» победно рапортуют им о падении оккупационного режима. И это — в момент, когда положение ухудшается с каждым днем! Между прочим, наиболее часто упоминаемой при социологических опросах представителей оппозиционного движения гипотезой, объясняющей срыв на VII съезде, является якобы имевшее место нежелание ряда патриотических лидеров, в условиях дележа имущества КПСС, рисковать достигнутым и обострять ситуацию. Если такое мнение закрепится в «низовке» — движение рухнет.

Нужны срочные объяснения произошедшего. А не романтические тирады!

Бога ради, ешьте и пейте что хотите, но работайте эффективно, исходя из заявленных вами целей! Решайте поставленные вами задачи! Анализируйте причины своих поражений и ведите к победе.

И помните: народ не желает вам голодности и холодности. Но он не простит корыстолюбия, чванства, краснобайства, бездарности и — измены.

Я помню, как собирался Проханов в Кремль 22 августа 1991 года в ответ на звонок одного из членов ГКЧП. Тогда Александр Андреевич действовал очень просто и скромно. И потом, во время травли, он тоже был удивительно прост, естествен, спокоен и нормален, как человек, действительно решившийся, сделавший выбор. Я ему этого никогда не забуду. И, памятуя те дни, всегда буду уважать его, что бы ни случилось в дальнейшем, как буду уважать Умалатову за поведение на последнем съезде народных депутатов СССР. Что же произошло потом, когда патриотическое движение стало набирать энергию, когда возникли полные залы и телекамеры, блицы, аплодисменты и сравнения с Александром Невским? Что-то не сработало в этот момент, какой-то внутренний ограничитель, «сторожок», и все полетело вверх тормашками!

Теперь бы надо опомниться, обрести вновь ту целостность и простоту, строгость и аскетическое достоинство, а не заглушать живое чувство боли от своей неправоты и сознания неслучайности моих обвинений пулеметными очередями чрезмерно пестрых, цветистых фраз и эпитетов.

Я верю, что плодотворная боль победит в Александре Андреевиче так не идущую к его уму и сердцу несамокритичность.

В конце концов можно ли цепляться за каждую строчку в газете? Можно ли выдвигать такие высокие уровни требований ко всему написанному? Нужно ли сейчас, когда речь идет о том, быть или не быть России, ввязываться в диалоги о существе фашизма? Может быть, я еще и подумал бы о этом, если бы не (покойный ныне) Жан Тириар с его недавним визитом в Россию.

Этот визит был распропагандирован всеми органами оппозиции. Статьи Тириара печатал не только «День», но и «Русский вестник», и «Советская Россия». Что же так объединило красных и белых, коммунистов и православных? На чем они наконец-то сошлись? Кто стал интегрирующим звеном? «День» рекламирует Тириара как крупнейшего идеолога европейского национализма. Кое-что к этому придется добавить. Прежде всего то, что Тириар был «красным» разведчиком. Далее то, что в качестве такового он был внедрен в фашистское движение. Далее, что фашистское движение оказалось для него настолько привлекательным, что он перешел в другой лагерь.

Речь идет, таким образом, о предательстве. В этом смысле — Тириар как бы предваряет Гордиевского, Пеньковского, Суворова и всех тех, кто нарушал свой абсолютный, императивный долг службы государству, народу, Отечеству. Но в данном случае имеет место предательство, так сказать, из «сверхвысоких», «теоретических» соображений. Ведь Тириар и вербовался-то в разведку (кстати, имея в виду его несоветское гражданство, его идеологическую, а не национально-государственную ангажированность, речь, безусловно, идет о коминтерновской разведке) как борец за мировую идею. Потом другая (опять же — мировая!) идея оказалась для него более привлекательной. Он и перебежал, поскольку ни Россия, ни государство СССР для него никогда не были самоценными, а были лишь инструментами борьбы с неким «атлантизмом». Кстати, в этой борьбе можно и пожертвовать инструментами, а можно и сменить их. А что? Нормальная логика людей, мыслящих в мировых масштабах! Ничем здесь Тириар не отличается от Троцкого или от архитектора перестройки. Нет национального стержня, нет государственного императива, а есть мировой процесс.

Впрочем, и этот тезис можно уточнить, ибо Тириар — бельгиец, и это определяет для него многое. В том числе здесь и объяснение его приверженности Европе регионов. Маленькая Бельгия, сжатая между Францией и Германией и постоянно являющаяся картой в игре, крайне заинтересована в таком процессе, когда она уравнивается с другими регионами Европы за счет деструкции крупных государств и создания транснациональной геополитической структуры. Но в чем здесь интерес России? Она-то почему должна на это работать?

Перебежав к фашистам, Тириар становится эсэсовцем (что и предопределило его судьбу в послевоенное время, как «узника демократии»). Он становится высокопоставленным эсэсовцем, он становится другом Отто Скорцени, особо доверенного лица фюрера. Он входит в ядро эсэсовского интернационала, он посвящается в оккультные тайны «Черного Ордена». И вот этот посвященный, этот военный преступник в новом, послевоенном, мире снова делает ставку на СССР, разрабатывает концепции третьей мировой войны СССР против США, причем такие концепции, которые явственно показывают, что для этого мистика победа в тонком мире, то есть по ту сторону земной жизни, важнее самой жизни. И если подобная победа может быть куплена только ценой гибели всего человечества, то теперь и все человечество — всего лишь инструмент оккультно-мистических целей «Черного Ордена». Но геостратегические геростратовские концепции Тириара остаются в нашей прессе «за скобками», «за скобками» фактически остается его деятельность в ОАС, а тем более — его включенность в П-2, закрытую неофашистскую масонскую ложу, его связь с закрытыми ново-эсэсовскими структурами.

И вот я вижу эту фигуру на фотографии газеты «День», сидящую в паре с Е. Лигачевым, партийным боссом, чья роль в событиях минувшего семилетия достаточно неоднозначна, мягко сказать — неоднозначна. И вот они вместе — на страницах газеты «День»… Это что — наглядное пособие для демонстрации правоты А.Н. Яковлева по части русского фашизма? Это что — наглядная демонстрация того, что позорная кличка «красно-коричневый» является не преступлением ельцинского режима, расколовшим общество, а объективной диагностикой фашистской онкологии в патриотическом движении? И что это все значит по отношению к памяти фронтовиков, павших в борьбе за независимость России? И кому дано право втягивать в свои двусмысленные элитарные игры ничего не знающие об этих играх массы, трудовую патриотическую интеллигенцию, лгать им, называя нацистского преступника (как это делает «Советская Россия») «известным общественно-политическим деятелем Бельгии», и при этом идентифицировать себя с этими же тобой обманутыми массами, становясь в позу их защитника от просвещенного патриотизма, надевая на себя рубище патриотизма голодного, холодного, народного и так далее? Вы все-таки выберите одну из ролей: либо вы бабефы из сент-антуанских предместий, либо — холеные бонзы из закрытых партструктур. Но путать все со всем, создавать странные политические коктейли и растворять в этих коктейлях смыслы, интересы и ценности русской нации — это смертный грех. Для атеиста Тириара, может быть, это не важно, а для лидеров России, апеллирующих к православию, такая всеядность неужели приемлема?

Но, может быть, это смертный грех во имя России, то есть, может быть, этот странный альянс спасет ее от гибели в тисках мондиализма? Если так, пожалуй, действительно можно бы и, перекрестясь перед образами, пойти на многое, о многом забыть, от многого отказаться.

Но давайте вчитаемся в тексты. Итак, «Советская Россия» от 29 сентября 1992 года. Статья Жана Тириара «Азбука геополитики». Здесь предлагается уже конкретная модель общеевропейского «нового порядка» в противовес общемировому порядку мондиализма. Сразу же скажем, что это тоже модель мирового порядка — так сказать, ветвь мондиализма, ибо Европа Тириара — это Европа от Дублина до Владивостока. Видно, не без иронии статья названа «Азбука геополитики», ибо действительная азбука геополитики состоит в том, что данная ось Дублин-Владивосток — это ось, в которой России нет места. В геополитическом смысле это ось поглощения России Германией и некоей срединной Европой, фанатиком которой является Тириар. «Дублинско-Владивостокская» Европа Тириара отличается от Европы Тэтчер, как петля висельника отличается от ножа наемного убийцы. И там, и там Россию ожидает смерть. Таким образом, устами Тириара России на страницах патриотической прессы выносится смертный приговор, причем это делается «евразийцем» от мондиализма ласково, льстиво, с элементами заискивания и потому особо опасно, ибо, что греха таить, любят у нас лесть, легко попадают в капкан.

«Великое объединение высокоиндустриальной и технологически лидирующей Западной Европы с Сибирью, располагающей почти неисчерпаемыми сырьевыми ресурсами, позволило бы создать сверхмощную республиканскую империю, с которой никто не посмел бы поспорить или помериться силами». Эта цитата — из той же «Азбуки геополитики». Слово «Россия» вообще не фигурирует. Собственно, Россия — лишь помеха для соединения Западной Европы с тихоокеанским побережьем (наглость-то какова: о Восточной Европе вообще не говорится, куда уж там до России!..). Такое соединение Европы с Сибирью и нашим Дальним Востоком означает не просто колонизацию России, а ее уничтожение, сметание всего индустриального потенциала Восточной Европы и Урала, катастрофу почище гайдаровской и покорение России тевтонским орденом.

Если остатки государственности позволяют сегодня нам хоть как-то цепляться за какие-то ограничения на внутреннем рынке и спасать хотя бы толику национального потенциала, то уж по этой-то модели немцы расправятся безжалостно со всем, что представляет собой наш индустриальный потенциал, да и с населением тоже. Вы посмотрите, что они делают с ГДР, а это еще в условиях сколько-то демократического режима. А уж что будет при новом европейском порядке, да с русскими (как писал в свое время «День», пропагандируя другого бельгийского фашиста, — с этим «биологическим ресурсом Европы»)?

Дальше этот жестокий тезис в газете «Советская Россия» разбавляется унылыми рассуждениями о пользе централизма, о реформах сверху и тому подобном. Фундаменталистам льстят, чтобы они проглотили наживку: «сверхмощную республиканскую империю, объединяющую Сибирь и Западную Европу». И эта смертельная модель восторженно рекламируется. Ни возражений, ни дискуссии, ни редакционных комментариев — только апологетический анонс. Скажи такое Яковлев — и «Советская Россия» разорвала бы его на куски. Но то же самое говорит Тириар — и все в порядке! Вот это-то и доказывает, что у нас, русских, россиян, увы, нет субъектности, нет национально-государственного императива, а значит, можно играть со всеми во все и все проигрывать.

Зададимся еще одним вопросом: откуда возьмутся деньги для соединения Европы с Сибирью? Даже при уничтожении 2/3 российского населения такая затея стоит ничуть не меньше 500 млрд. долларов. У кого они есть? Может быть, предполагаются те деньги, которые Третий рейх вывез из России и разумно вложил во многие отрасли сверхприбыльного бизнеса, включая наркобизнес? И, оплачивая теперь ими соединение Западной Европы с Сибирью, неофашисты оказывают нам любезность в порядке реинвестиций?

Это ли не победно завершенная четвертая мировая война?

На протяжении беседы с Тириаром Егор Лигачев несколько раз отпихивает льстивые пасы по части германо-русских союзов. Однако Тириар упорен, его конек — новый военный блок, в котором Советский Союз и Германия выступают против англосаксонского империализма. Причем Тириар эту идею продолжения третьей мировой войны раскручивает постоянно. Вот уж, право, самое время нам сейчас ввязываться в термоядерную авантюру с оккультно-мистической подоплекой!

Лигачев запускает пробный шар: «Подлинное объединение Европы возможно лишь после того, как мы восстановим Советский Союз. Пусть он будет иначе называться (Соединенные Штаты Европы и Азии — подходит? — С.К.), но это будет единый политический и экономический союз». Заметим, о России ни слова. Ее место не указано, ее субъектность не оговорена. Но, в конце концов, здесь хотя бы можно говорить о какой-то логике, ибо в союзном пространстве Россия во многом сильнее других республик, и Лигачев может надеяться на то, что она возобладает. Тириар же жестко возражает Лигачеву: «Я считаю, что воссоединение Советского Союза возможно лишь в процессе европейской интеграции. Мы должны создать единую европейскую империю — от Владивостока до Дублина».

Да, в цепкости, умении отстоять свою позицию и пропихнуть ее любой ценой Тириару не откажешь.

В поминальном слове о Жане Тириаре «Сумерки героев» (!) Дугин пишет: «Егор Лигачев и Геннадий Зюганов, Сергей Бабурин и Николай Павлов, Александр Проханов и Эдуард Володин, Гейдар Джемаль и Виктор Алкснис — каждый из них по-разному, но с одинаковым вниманием и интересом беседовал, слушал, спорил с Жаном Тириаром». Методология прозрачна. Пореспектабельней окружение, поплотнее когорта — и в «венке» громких русских патриотических имен торжествует антинациональная, антирусская идеология.

Атеизм Тириара весьма сомнителен. Если под атеизмом иметь в виду имперский фанатизм в духе Фридриха II Гогенштауфена, о чем пишет Дугин, то за этим фанатизмом стоит определенная оккультно-мистическая традиция, яростно антихристианская, но вовсе не атеистическая, а митраистская. Согласно которой Европа в лице Римской Империи зря приняла христианство, а должна была принять древний, индо-арийский митраизм. Митраистские обряды входили в нацистские мистерии, и Дугин хорошо об этом знает. И, зная, что он делает, втягивает эту мистику в божницу русского традиционализма.

Впрочем, он и концепцию Тириара понимает достаточно хорошо, сознает ее антирусскость, антироссийскость и идет на все ради ее пропаганды. Вчитаемся в журнал «Элементы», № 1, стр. 54:

«Остается добавить, что в рамках национал-социалистического режима существовал некий интеллектуальный оазис… Мы имеем в виду организацию Ваффен-СС в ее интеллектуально-научном, а не военно-политическом аспекте (как будто одно можно оторвать от другого в столь цельной организации! — С.К.). Ваффен-СС, и особенно научный сектор этой организации „Аненербе“, „Наследие Предков“, разрабатывали консервативно-революционные проекты. В частности… СС стояла за единую Европу, разделенную на этнические регионы с неофеодальными центрами, и при этом этническим немцам никакой особой роли не отводилось. (Тогда кому отводилась? — С.К.) Сама эта организация была международной… Единственным государством, которое смогло отчасти реализовать на практике определенные аспекты консервативной революции, было государство Израиль». Вот что пишет российский ученик авторитетного теоретика Третьего Пути, консервативной революции, той синтезирующей доктрины, которую насаждает у нас Дугин сотоварищи. Доктрины, освященной участием в зарубежных журналах, где она давно разрабатывается деятелями русской патриотической оппозиции, доктрины, соблазнительной в условиях краха коммунистической идеологии, столь свирепо добиваемой уже и Прохановым в дискуссии со мной («черный сатанизм» и тому подобное).

Что на практике означает эта доктрина для России — я объяснил. Ведь это — единственно волнующий меня вопрос. Вопрос о России. Приезжай хоть не ученик Скорцени, а он сам и — допустим такую фантастику — принеси он пользу государству российскому, будем брать, учиться, анализировать, перенимать. Но тут-то речь идет о другом. О полном уничтожении нашего Отечества, о поглощении Германией России, загадочно «интегрирующейся» в «единый континент» под контролем все той же Европы.

Ведь вся эта тириаровская концепция «Европы регионов» полностью тождественна концепции Сахарова, Яковлева и других. «Цивилизованный мир» спорит лишь о том, кто поработит Россию, но ей самой, как государству, в этих концепциях места нет. Теперь я сопоставляю все это с концепцией интеграции региональных элит Шамиля Султанова, со странной статьей о развале России как оплота ельцинизма, подписанной И.Ш. (что за странная любовь к псевдонимам? — С.К.), со статьями самого Тириара в «Дне» и другой евразийской печати, с взвинченной реакцией на публикацию Ксении Мяло, — и вижу удивительное совпадение ряда позиций патриотических газет, а также журналов «Элементы» и «Гиперборея», со статьями в «Московском комсомольце» и «Московских новостях» (Минкин, Денис Драгунский и другие). Я, как аналитик, просто не могу не констатировать, что частотность и синхронность этих акций не могут быть случайными, и я хотел бы понять механизм этой неслучайности, я хотел бы знать, что кроется за нагнетанием определенных, связанных между собой тем в «демократических» и «патриотических» печатных органах. И не есть ли это на каком-то уровне просто «игра в две руки»? Причем игра сугубо против России. Это серьезный вопрос. Я вторично адресую его лидерам оппозиции. Они могут молчать — это их право, но наше право услышать это их очередное молчание и сделать окончательные выводы из него.

А. Проханов все время намекает на соотнесенность моей позиции с Израилем. Но это еще ведь как относиться к Израилю. Я, например, считаю, что создание еврейского государства было весьма и весьма неглупым деянием Иосифа Сталина. И то, что ему удалось «пропихнуть» эту идею, говорит о его незаурядности как политического деятеля и лидера сверхдержавы.

Еврейская тема требует отдельного изложения, и я считаю, что концептуальное, холодное, аналитическое обсуждение всех ее аспектов назрело, и уклоняться от этого я не только не буду, но и постараюсь быть одним из первых, кто начнет обсуждение этой темы всерьез, беспристрастно, шире и глубже логики «мирового заговора», без балагурских рассуждений на завалинке про «них» и про «их» ужасные помыслы.

Есть феномен самоотчуждения, при котором иноэтнические составляющие русской нации — евреи, армяне и другие, — входя в русскую полиэтническую национальную элиту и пользуясь соответствующими правами и привилегиями, отчуждают себя при этом от нации и чуть ли не называют самих себя же «русскоязычными». Это отвратительное явление, категорически неприемлемое вообще и вдвойне неприемлемое в сегодняшней критической ситуации. Это явление ищет себе оправдание в тупом антисемитизме и этнократизме, которые способствуют тому, что части нации позволяют себе такое двусмысленное, недостойное поведение. Если вдобавок эти части нации управляются не самой национальной элитой и ее центрами, а с чужих пультов и подменяют свою задачу реализации национальных целей теми задачами, которые им с этих пультов диктуются, то речь идет о явлении категорически неприемлемом. Если это явление называется «сионизм», или «панисламизм», «фашизм» в модификации Ваффен-СС, или «пантюркизм», или «геополитическая модель армянского управления» — это все в любом случае для государственника есть однозначное и стопроцентное зло. Ибо что-то действует помимо России на ее территории, что-то ставит себя над русской нацией и начинает ее использовать в качестве своего инструмента.

Если евреи хотят иметь свое государство, то Россия только заинтересована в этом, хотя бы потому, что это позволяет ставить вопрос о самоотчуждении ребром. Если вы евреи и ощущаете себя евреями, то у вас есть историческая родина, есть дом, есть государство и мы не будем препятствовать вашему желанию строить его. В этом государстве тоже будут разные элиты, там начнется своя политическая борьба. Ну и ради Бога: боритесь, воюйте, живите. Мы будем протестовать, если вы станете действовать по-фашистски, но этот наш протест будет ровно таким же, как и при любых других выявлениях фашистских тенденций в мире. Совсем другое дело, если свои фашистские замашки начнут выявлять силы, «пробующие волчьи зубы» на русском населении. Вот тут столкнутся государственные интересы, и эти государственные интересы мы будем защищать иначе, равно как и интересы своей нации, своего народа. Вот что такое для меня государство Израиль. Это очень небезынтересный, мягко говоря, партнер для диалога в условиях, когда, повторяю, присутствуют и точно осознаются русские цели.

Проханов видит другой Израиль, «сочетающий религиозную антропологию и религиозную философию расы с ядерной технологией и новейшим военным строительством». Было бы о чем поспорить, было бы что сравнивать и обсуждать. Есть предмет для дискуссий. Но как сочетать такое определение Израиля, как «исчадие ада», даваемое Прохановым, со статьей в журнале, в который он входит в качестве члена редколлегии, где Израиль объявляется идеалом, наиболее реальным воплощением идей Третьего Пути и консервативной революции? (Еще раз повторяю: тем, кто не верит в это, рекомендую внимательно прочесть первый абзац в правой колонке 54-ой страницы журнала «Элементы». Там это сказано черным по белому.) И вот тут начинается уже политическая шизофрения, с которой и спорить-то нельзя, но которая рано или поздно приведет к трагическому или трагикомическому исходу. Еще раз повторяю, я хочу воспрепятствовать такому исходу и именно поэтому трачу время и силы на весь этот подробный анализ.

Израиль — «идеал Третьего Пути». Израиль — «исчадие ада». Третий Путь — путь спасения. Значит, спасение в аду?

Александр Проханов пишет: «Но неужели поверим, что дохристианские космогонии — мифы о нибелунгах, изумительная Старшая Эдда, пленительные элевсинские таинства, крито-микенская мистика, египетские культы Озириса — все это, помноженное на мощь танкового двигателя и ракетную технологию, и есть фашизм?» Дальше идет пассаж по поводу Израиля, который и есть фашизм со знаком «-», что вдруг находит обратное отражение в «Элементах», где, как мы видим, это же есть фашизм со знаком «+». Как говорит современная тусовка, «это круто». Но оставим эту «крутизну» в стороне.

Назвать элевсинские таинства «прелестными», «пленительными» можно только обладая странным вкусом к кастрациям без наркоза, человеческим жертвоприношениям и так далее. Умиляться по поводу культа Озириса можно лишь не до конца понимая, в какой близости ты при этом находишься к «кошмару ночей» патриотов, пресловутому «Труп истлел» («Мак бенаш») и к фигуре Хирама, строителя масонского Храма. Но, в отличие от патриотов, у меня нервы при этом не натягиваются как струны, а при фразе о «крито-микенской мистике» появляется даже жадное любопытство о мере посвященности Александра Андреевича в эту непроницаемую для профессиональных исследователей сферу эзотерики.

Но вот когда оказывается, что «в христианской традиции зло и дьявол неизбежно и неразрывно соединены с добром и Богом» и что «душа обращается то к дьяволу, совершая грех, то к Богу, в покаянии преодолевая свой срам», то мне становится, право слово, не по себе. Ибо никакого отношения к православию это не имеет. Это определенный, тупиковый тип медитации, куда «просвященный» желает завести «ученика», чтобы ученик запутался до предела, чтобы в его сознании все смешалось, «крыша поехала», «змея укусила себя за хвост» и образовалось то, что в подобных медитациях называют «бестолковая сила» или «псевдопричастность». Это искаженная система медитации, та, которая никогда не выведет из тупика. Это дело рук тех, кто знает, что братство и мастерство не для плебеев. Это игры селекционеров, которые не хотят, чтобы с ними встали вровень, не хотят, чтобы ученики поднимались, и заведомо все запутывают. Потом, по своему желанию, они кого-то из отчаявшихся людей, может быть, и выведут на новый этап… Зла!

Иди и смотри, иди в свет и ты выйдешь на свет, иди в мрак и если ты светел и в сердце твоем нет страха, то тоже выйдешь на свет. Но не мечись между адом и раем, не суетись, иначе запутаешься так, что никогда уже не выйдешь наружу.

Наблюдая эту путаницу сознания, я все яснее стал понимать, как именно будет побеждать в эклектике «черное». И на чем оно будет паразитировать. Оно будет паразитировать на жажде таинства — в полной отключенности от действительной духовно-мистической традиции, от настоящих верований своего народа, от его духа и национального эгрегора.

Если можно сказать, что «эсхатология христианства, чающая Страшного Суда, где будет сожжена сгнившая, исчерпавшая себя Вселенная, и молитвенная энергия избранных праведников унесет их в иную Вселенную, в новый Иерусалим» — это православие, это христианство, то, значит, «все смешалось в доме Облонских». И уже нет разницы между тайной пресуществления, преображения и сжиганием, превращением мира в негредо — алхимическую первоматерию.

Алхимическая тинктура (ритуально сопровождаемая рецептура) черного мистического Берлина с православием сочетаться не может. Это грозит глубочайшим духовным кризисом. Эмпедокл сжег себя. И прохановская ссылка на него в связи с фразой о сжигании Вселенной кажется мне по меньшей мере странной. Цитирую: «Разве Эмпедокл в белоснежной тунике и с золотым венцом на челе, кинувшийся в огнедышащую Этну, — фашист?» Нет, разумеется, он сжигал себя, как и русские старообрядцы, он не запаливал мир и не грозил хлопнуть при своем уходе дверью так, что начнет качаться Вселенная.

А вот когда Нерон поджигает Рим, а сам наблюдает за этим «театрально-роскошным» зрелищем, — это уже «из другой оперы», это уже ближе к консервативной революции, к Третьему Пути, к фашизму, ибо это есть явная апелляция к злу. Марксизм же, кстати, что бы о нем ни говорили, маоизм, маркузианство хотя бы на словах апеллируют к свету. Право на насилие в этих учениях имеет пусть и ложную (особенно с учетом реальной практики), но предполагающую отдаленный («в конце туннеля») свет и тем самым сколько-то оправдательную мотивировку… Что касается насилия, то допущение его в принципе не компрометирует ни ислам, ни христианство, ни, например, революционную массу угнетенных тружеников, поднимающихся за свои жизненные права. Зло, социальная несправедливость, тирания могут и должны получать отпор, в том числе и силовой. Но — во имя защиты света, отстаиванья его. Фашизм же заведомо, без оговорок, апеллирует к тьме — вот что существенно. И для него насилие — это не греховная необходимость, а высшая форма утверждения своей сути и сущности. Ставя знак равенства между насилием как трагической неизбежностью и насилием как тотальным правом, как апофеозом человеческого самопроявления, можно нечаянно уравнять маркиза де Сада и Ивана Ильина с его книгой «О противлении злу силой» — одним из моих любимых философских произведений.

Когда сорбоннские студенты зачитывались уже не Сартром (при всей изрядной спорности его философии), а де Садом, имеющим отношение к Третьему Пути, то шли они всё же нисходящей лестницей, вниз. И тогда-то как раз и рождались «Баадер-Майнхоф»[56], а также философский нигилизм, немотивированный террор, а в перспективе — «красные» и «черные» бригады и пресловутая ложа П-2, к которой, как мы уже знаем, Тириар имел определенное отношение. Кстати спросить: как русское патриотическое движение, и в частности «Движение „День“», относится к ложе П-2? Это — не Третий Путь? Да или нет? Отсутствие подобных ответов тревожит даже больше, чем самоопределение в векторе «Черного Ордена».

Вновь цитирую: «…А может быть дело решит дубина, русское национальное восстание, наподобие Сербского, когда затрясется мироздание и закачается Эмпайр Стейтс Билдинг? И тогда мы назовем полуголодных русских женщин, выцарапывающих ногтями глаза у омоновцев сквозь их стальные шлемы, проявлением фашистской патологии, или голодный бунт толпы, в которой уравнены рабочий и академик, идущие с обрезками труб громить парфюмерные магазины крупнейшего мафиози Москвы? Это и есть фашизм?» Здесь затронута еще одна очень важная тема, тема отношения русских национально-патриотических сил к бунтам и погромам. Традиционно на этом поле всегда играли их оппоненты. Те, кто считал себя консерваторами, патриотами, государственниками, в эту игру не играли, от этого открещивались, чурались этого при всех обстоятельствах. В крайних случаях, с болью и надрывом фиксировалась объективность происходящего, но при постоянном сознании греховности, трагизма, боли и ужаса. Вспомним Блока и его рассуждения о революции или М. Цветаеву, или Федотова — во всех случаях речь шла о трагическом серьезе в отношении к этой теме. Такой же трагический серьез был и у оппонентов. Русь звали к топору с надрывом и ужасались содеянному.

Провидческая фигура Федьки-каторжника как одного из начал революции была предсказана Достоевским в «Бесах». Можно пересматривать этот опыт русской культуры, но для этого нужно быть хотя бы на уровне своих предшественников или же выводить тему на еще более высокий уровень.

Разговор же о бунтах и погромах в несколько комическом, сниженном регистре — это типичная черта нашей современной демократической революционности с ее «бархатными» революциями, «революциями с лицом Ростроповича» и тому подобным. Карнавальное начало берется оттуда. И серьезность обречена, коль скоро с ней начинают играть в том современном стиле, который молодежь именует «стебом». Но и не ответить нельзя, тем более что в вопрос еще включены и сербы, для которых народный бунт — это неподходящее определение. Ибо вся элита Генштаба ЮНА, в отличие от нашего Генштаба, вся мощь ЮНА, в отличие от армии СССР, вся компартия Сербии, в отличие от компартии России, были вовремя подготовлены к агрессии Запада и выступили на уровне национальном и государственном, а не на уровне бунта. «Сербский бунт» — это снижающая категория. Не пристало нам сегодня в той ситуации, когда Сербия сражается, в том числе и с «консервативными революционерами» из Хорватии, говорить об их бунтарстве. Там сражается Армия. И если друзья Дугина из Германии войдут в Югославию, они получат отпор, как и в начале Второй мировой войны, они получат войну высокой интенсивности — на все сто процентов, а не на десять. Я знаю, что говорю, ибо сербскую и югославскую тему изучаю давно и не со слов консервативных революционеров.

Пример Сербии — это эталон, но это не бунт. Что же касается описанной картины русского бунта, то поскольку описание карнавальное, гротесковое, то и отвечать я должен на этом же языке. Карнавал так карнавал!

Голодные женщины, рабочие и академики с трубами — это что-то из Кабакова. Александру Андреевичу изменяет здесь вкус. Но особенно неуместно то, что они идут громить парфюмерный (судя по всему, долларовый) магазин. Это бессмысленная акция, которую я не способен себе вообразить. Голодные толпы громят булочные или колбасные магазины, мясные лавки, пирожковые, на худой конец рынки, потому что они рациональны, у них нет художественных фантазий Проханова и Кабакова, а есть живая человеческая страсть — накормить себя и детей, и я в этой страсти их более чем понимаю. Громить же парфюмерные лавки, имея рядом винные магазины, не будут даже бичи, люмпены, уголовники, потому что никто не будет глушить «Кристиан Диор» стаканами, если рядом можно будет взять виски, водку, или коньяк, или даже портвейн.

Представить себе академика, который, имея свирепую молодую жену, тоскующую без «Кристиан Диор», пойдет громить парфюмерную лавку, я еще могу, ибо знаю, что есть академики, которых страх перед женами может подвигнуть на самые неожиданные поступки. Но что может подвигнуть на штурм парфюмерного магазина рабочего человека, я просто не могу себе представить. И волей-неволей, простите, но меня разбирает смех. Ибо идет соскальзывание в сторону комического, трагифарсового звучания. И все потому, что слишком много путаницы, слишком многое смешано в одну кучу. Православие и язычество, «Черный Орден» и крито-микенская мистика, преображение и сжигание, жизнь и смерть.

Проханов пишет: «Русская северная колыбельная, когда мать, качая ребенка, поет: „Бай-бай, хоть сейчас помирай“, — не фашизм. И Аника-воин, идущий на безнадежную брань, прыгающий через подставленную смертью косу, не надеющийся на победу, — не фашист. Это нечто иное, связанное с „белым“, с северным ощущением подвига, с высшим бескорыстием, наградой за которое не злато, не царский венец или жизнь, а лишь одно ощущение подвига, вызова, брошенного беспощадному бытию». Все это прекрасно и заслуживает восхищения. Но какое это имеет отношение к крику «Вива ла муэрте!» («Да здравствует смерть!»), которым испанские фалангисты приветствовали Мигеля де Унамуно, возразившего им и после этого помещенного под домашний арест на долгое время? — Никакого, потому что в этом северном мировоззрении таится безразличие к смерти, это шукшинский взгляд ей в глаза, это «дура», «тварь» — эпитеты, которыми награждает ее русский человек, это брезгливость, это постоянное нагнетание образа старухи, падали. И при чем тут влюбленность в смерть, ее превращение в высшее божество, воспевание Танатоса, декадентства, перерастающего в фашизм? При чем тут Аника-воин, опомнитесь! Речь идет совсем о другом. Там, где есть бесстрашие, там нет воли к смерти. Воля к смерти — это страх смерти, затем — всесилие смерти, затем — обожествление смерти, а затем — желание стать ею, чтобы спрятаться от нее, это некрофилия, тоже ведь достаточно известное явление в фашистских кругах.

Проханов пишет: «Мы и впредь будем посещать анатомический театр, где, замороженные, покоятся трупы идеологий XX века, станем их изучать и рассматривать…» Посещайте сколько угодно, но помните, что это не трупы! Повторяю — это не трупы, это другое, и, кроме того, посещаете вы этот анатомический театр в качестве кого? Врачей, которые учатся, любителей острых ощущений, актеров, вживающихся в роль мертвеца и так далее? Тут ведь много ролей, и играть с этими ролями небезопасно. Помните это.

А теперь — о моем увлечении Богдановым, за что я был обвинен автором статьи «Если хотим победить» едва ли не в пристрастии к сатанизму. Это мое «увлечение» для меня новость: если я когда-либо мельком упоминал о Богданове, то в связи с анализом попыток русских мыслителей оплодотворить коммунистическую идею, вывести ее из болота материализма и тем самым предотвратить те разрушительные последствия, которые эта идея неизбежно несла с собой, будучи возведенной в ранг русской государственной идеологии. Именно в таком контексте я анализировал борьбу с «богдановщиной», «клюевщиной», «ильенковщиной» и тому подобное.

Для продуктивного союза национальных сил в патриотическом и коммунистическом движениях крайне важно сегодня понять, что одно и то же губило все национальное, самобытное в пределах православия и коммунизма. Я призывал и призываю патриотов и коммунистов вдуматься в то общее, что угрожало и угрожает им под видом конфессиональной или партийной псевдоортодоксии. И предлагаю им осмыслить, например, феномен Саблера-Суслова[57]. Это крайне важно для их объединения на базе русской идеи не формально, а по существу. И если бы не практическая важность этой задачи, я не стал бы тратить время и силы на опровержение голословных заявлений о моих мифических пристрастиях к «богдановщине».

Сетуя на эпоху «краткого курса истории ВКП(б)», Проханов пишет, что идеология — это коллективное дело, что каждый будет вносить в нее свой мазок, что я равный среди равных, что идеологи не рождаются в кабинетах. Как хотите, но это мне безумно напоминает «коллективный разум ЦК», «живое творчество масс» и тому подобное. Не надо путать историю с идеологией. Историю творит народ. А идеологию предлагает тот, кто способен осмыслить народное дело, обладая для этого специальными профессиональными качествами, любит народ, ощущает ответственность перед ним и не спихивает свой профессиональный крест на стопятидесятимиллионное население, занятое никак не менее насущным делом.

Я уже говорил о сытной еде, хорошем питье, светлых офисах, машинах и прочее. И если вы действительно элита, а не жлобы, то должны понимать, что это ваше вполне, извините, комфортное бытие чем-то должно быть оплачено, профессиональным риском, который есть и в работе Проханова, и в моей работе, и в работе наших других товарищей. Готовностью потерять все в любой момент ради идеи, ради целей, ради народа, ради страны. Постоянными ударами врагов и зачастую взвинченных друзей, обвиняющих, оскорбляющих, терзающих, — это тоже наше профессиональное дело, наша работа. Но главная наша работа — та, из-за которой у меня не такие руки, как у женщины на полях, собирающей картошку, или сталевара, льющего металл, — это интеллектуальный труд. Он рождает свои профзаболевания: инфаркты, инсульты; он сопряжен со своим риском, он изнашивает, изматывает, сжигает не хуже любой тяжелой физической работы. Это наш крест, и наша любовь, и наш долг.

Проханов сделал сильную газету. Невзоров — сильную телевизионную передачу. Я — театр и идеологический центр. И мы вместе будем трудиться и побеждать. Не надо уповать на дубину. Надо верить в труд, в подвижнический труд, в профессионализм, приобретаемый по крупицам, в постепенное выкарабкивание из той ямы, в которую нас швырнули подонки, надо прокладывать дороги, которыми пойдут другие. Надо верить, любить и понимать. Понимать, что ты делаешь. И в том случае, когда ты очевидно «пошел не туда», иметь мужество признать, переосмыслить, подняться над своими страстями и самолюбием и сделать выбор, переоценив содеянное. Время выбора наступило.