За окном, хрипло перекликаясь, пролетели взлохмаченные вороны. Ветер сносил их в сторону. Небо было затянуто пологом мокрых облаков. Моросил дождь.
— Анвар, ты почему не работаешь? — спросила учительница.
Анвар поспешно схватил ручку. Листок, вырванный из тетради, лежал перед ним чистый. Ни буковки не вывел Анвар.
Учительница ходила между партами, смотрела, кто как работает. Когда приближалась к Анвару, он вжимал голову в плечи и наклонялся над партой так, чтобы учительница не видела его листка, на котором не было ни строчки.
Они получили задание написать сочинение на тему: «Наш колхоз. Наши люди». Анвару всегда казалось, что он прекрасно знает и свой колхоз и всех колхозников. Может быть, даже не хуже самого председателя знает. Рассказать про свой колхоз Анвар многое смог бы. И про хлопок, и про канал, и про стариков чинаров. И про арбакеша Абдуллу-юлдузчу, над которым люди втихомолку подшучивают из-за того, что он на тюбетейке носит звездочку, простую красноармейскую звездочку… А написать… Писать, наверно, только писателям легко.
Анвар опять отложил ручку. Снова принялся глядеть в окно. Дождь перестал. Ветер раскачивал деревья, срывая с них последние желтые листья. Иногда между тучами проглядывало солнце. И листья на деревьях загорались, как золотые. Под стрехой начинали радостно чирикать воробьи. И каждая капелька, свисающая с карниза, с бурых оголенных ветвей, вмещала в себе по солнышку и разбрызгивала во все стороны яркие лучи.
Осень. Время сбора фруктов и хлопка. И еще в эту пору начинается охотничий сезон. Карим-ака на той неделе убил кабана. Хоть бы раз сходить с Каримом-ака на охоту!.. Эх!..
Над кроватью прибит ковер. На нем ружье. Не игрушечное. Настоящее. Оно брата, Карима-ака. Анвару его трогать не разрешают. Он только изредка помогает брату набивать патроны. У Карима-ака полный патронташ толстых бронзовых патронов. Сейчас работы у мирабов поубавилось, и он иногда по воскресеньям ходит на охоту в горы. Горы недалеко отсюда. Когда выйдешь из кишлака, надо пройти через гумно, потом пересечь хлопковое поле, где и ощипков не осталось, перебраться через овражек, а там и рукой подать. В горах много куропаток. Водятся туры, кабаны и даже волки.
Давным-давно Анвар мечтает о том дне, когда старший брат подзовет его к себе и скажет: «Ну, парень, ты уже большой. Получай-ка ружье!..» И пошли бы они вместе на охоту. И встретили бы волка. Огромного. Хищник бросился бы на них, защищая логово. А ружье Карима-ака дало бы осечку. Вот тогда Анвар показал бы, какой он охотник…
Когда брат снаряжается на охоту, Анвару всю ночь не спится. Он ожидает утра, того момента, когда брат встанет. И едва Карим-ака снимет со стены ружье, Анвар вскакивает с постели. Старший брат смеется: «Подрасти еще чуток, так и быть, куплю тебе ружье. Вместе пойдем в горы… Заядлый ты будешь охотник, весь в брата!..»
«Подрасти, подрасти»… Сколько можно расти?..»
И снова смотрит Анвар вслед уходящему брату в окно сквозь запотевшие мутные стекла. Трет кулаком глаза и нехотя ложится в постель досматривать сны про охоту, про убитого матерого волка…
Зазвенел звонок. Анвар вздрогнул. Учительница велела дежурному собрать у учеников исписанные листки. Дежурит сегодня Лолка. Анвар не хотел отдавать ей свой листок, прижал его ладонью. Но упрямая Лолка выдернула из-под руки.
Учительница вышла. Захлопали парты. Ребятишки повскакивали с мест. Анвар схватил Энвера за рукав и отвел в сторону. Раньше они сидели вместе. Но чтобы не разговаривали на уроках, их рассадили врозь. Зато на переменах они успевают наболтаться вволю.
— Написал? — спросил Анвар упавшим голосом.
Энвер кивнул.
— О чем?
— Про Саида-ака, твоего отца.
— Про моего отца?
— Ну да. Помнишь, однажды, когда мы его навестили в больнице, он рассказал, за что ему дали орден Ленина.
— А я так ничего и не придумал, — вздохнул Анвар.
— Просто не надо было ничего придумывать. Написал бы, что знаешь.
Они помолчали.
— Ты был хоть разок на охоте? — спросил Анвар, и в его глазах вновь загорелись огоньки.
— Ни разу.
— И я ни разу. Махнем сегодня? После уроков.
— А ружье?
— Карим-ака уехал в город. А мама с Гульнаркой на работе. Я возьму ружье.
— Вот здорово! Не обманешь?.. — вырвалось у Энвера.
— Чтоб мне пару схватить, если вру!..
После уроков Анвар прибежал домой. Швырнул ранец на стол и влетел в мехмонхану́ — комнату для гостей. Снял со стены ружье. Оно должно снова оказаться на месте до возвращения брата. Надо спешить. Анвар поспешно засунул за пазуху лепешку и бросился на улицу.
Около конюшни ребята играли в орехи. Они чаще всего не шли из школы прямо домой, а затевали всякие игры. Анвар специально пошел мимо них, чтобы они увидели у него ружье.
— Ты куда, Анвар? — спросил Шариф, пяля глаза на ружье.
— Ослеп, что ли? На охоту!
— А ты умеешь стрелять? — спросил Шариф.
— А то нет.
— По воробьям из рогатки, — подковырнул кто-то, и все засмеялись.
— Увидите, притащу волка. Или барсука. Или, на худой конец, дикобраза!
— Хоть ворону притащи! — крикнули вслед Анвару.
У колхозных амбаров дожидался Энвер. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу и поглядывал по сторонам. Увидев Анвара, замахал рукой:
— Скорей! Пока доберемся до гор, стемнеет!..
Обсуждая подробности предстоящей охоты, ребята шагали через гумно. Прямо из-под ног испуганно шарахнулась стайка диких голубей. Ребята замерли. Долго провожали взглядом крапинки, мелькавшие на фоне серых туч.
— Ух, жаль, что не заметили, — вздохнул Анвар. — А то бы — тр-р-рах! И сразу бы штук десять…
Стая описала круг и стала опять приближаться к гумну.
— Летят… Спрячемся! — сказал Анвар и, ухватив Энвера за рукав, кинулся за стог. Оба с размаху бросились животом на почерневшую от дождя солому. Анвар сказал шепотом: — Они сейчас сядут…
Птицы замерли на мгновенье в воздухе и, мягко шелестя крыльями, сели у скирды. Не замечая опасности, они, тихо переговариваясь между собой, ворошили солому, отыскивая букашек, зернышки овса и жита.
Анвар медленно поднял ружье и направил в сторону стаи. Прищурил левый глаз. У Энвера отчаянно заколотилось сердце. Тело напряглось. И он не выдержал…
— Постой, — сказал он, хватая Анвара за плечо. — Пойдем лучше к горам. Волков поищем. Зачем на мелочь заряд тратить…
Анвар положил ружье на солому. «Гурррр, гурррр…» — ворковали взрослые голуби, разгребая лапками солому и подзывая молодых, только недавно научившихся летать.
Анвар положил под язык два пальца и пронзительно свистнул. Птицы взмыли. Ребята вскочили и долго смотрели им вслед, пока те не растаяли в небе.
— Пошли, — сказал Анвар и подобрал ружье.
За оврагом бугрились холмы и были разбросаны огромные камни.
Дедушка как-то рассказывал Анвару, откуда здесь эти камни.
В давние-предавние времена жил в этих местах чабан. Он был силен, как лев, строен, как тополь, отважен, как барс, красив, как горы в полнолуние. Жил чабан один. Пас овец хана — владыки здешних мест. Питался сыром и молоком, одежду себе шил из овечьих шкур.
Однажды, когда зима уже ушла, а весна еще не принесла тепла, пожаловал сюда со свитой сам хан. Он показывал свои обширные владения юному шаху, готовящемуся стать его зятем. С ними в паланкине, укрепленном на белом верблюде, прибыла и сама дочь хана, которую даже везиры считали мудрейшей.
Взглянул на девушку молодой чабан и впервые за всю свою жизнь почувствовал, что в груди у него бьется что-то горячее и сильное, не подвластное ему. Глядел на девушку, и ему казалось, что даже солнце меркнет перед ее красотой.
Пока хан и юный шах беседовали в сторонке, чабан смотрел на красавицу и не мог отвести взгляда.
«Требуй, и я все для тебя исполню!» — говорил взгляд чабана.
Девушка улыбнулась.
«Убей мне вон ту птицу», — повелела она, тоже взглядом.
Высоко в небе, распластав крылья, кружилась могучая орлица.
«Проси что-нибудь другое. Эта орлица мне как мать. Когда я падал в пропасть, она подхватила меня на крыло», — сказал чабан.
«Тогда зажарь для меня мясо вон той газели», — сказала девушка, указав на холм, на вершине которого стояло стройное животное.
«О красавица, я выполню любое другое твое желание. Эта газель, когда я хворал и не мог добыть себе пищу, поила меня своим молоком. Я и ее считаю матерью».
«Сруби вон ту чинару и разведи костер, чтобы я могла обогреть руки».
«О моя повелительница, это дерево во время ливней и снегопадов предоставляет мне убежище, укрывает от непогоды ветвями заботливо, как мать…»
«У кого ты научился так любить мать?»
«У отца. Я похож на отца».
Дочь хана позвала рабов, чтобы ей помогли спешиться. Подошла к чабану и взяла его за руки.
«Я полюбила тебя, отважный джигит, — сказала она. — И буду тебе преданной женой. Я хочу, чтобы наши дети были похожи на тебя и любили меня, как ты любишь свою мать».
Разгневанный хан приказал казнить и чабана и дочь. Тогда чабан воскликнул:
«О хан! Я пас для тебя овец, чтобы ты и твоя челядь были сыты, одеты. Не ведал я, что ты так жесток, а то не дал бы тебе и камня подобрать с матери-земли, которая нас, как своих детей, и кормит, и одевает, и дает приют. Нет, недостоин ты называться ее сыном! Камни лучше тебя, потому что в дело идут!..»
И вдруг хан и вся его свита превратились в камни. В большие и тяжелые — с места не сдвинуть. Твердые — и куска не отбить.
Вот и лежат эти камни с той поры, ни к чему не пригодные. Ни дома из них не выстроить, ни жернова не вытесать. Лежат, мешают распахать землю…
Между холмами разросся шиповник. Поодаль виднелись заросли боярышника и шелковицы. Ребята направились туда. Пахло гнилью, прелыми листьями и травой. Где-то трещала встревоженная сорока. В кустах порхали воробьи.
Красивая осень в этом краю. Земля под деревьями устлана шуршащим ковром из желтых, красных и коричневых листьев. Опустели огороды, бахчи, только желтеет помятая ботва. Вдали одиноко торчит покосившееся пугало. На его голове, сделанной из полой тыквы, сидит сорока и шелушит орех. Ветер взъерошил ей перья. Небо очистилось и стало прозрачным, как стекло, лишь изредка поблескивают в вышине шелковые нити паутинок…
Вдруг под кустом зашуршали листья. Серый пушистый комок метнулся в сторону и скрылся в ложбинке. Это был заяц. Ребята кинулись за ним. Заяц выскочил на открытое место и помчался крупными скачками, прижав к спине уши. Анвар забыл про ружье, залюбовавшись шустрым зверьком. Но тут же спохватился, вспомнив, что охотникам такой оплошности не прощают. Стало стыдно перед другом. Быстро снял из-за плеча ружье. Но Энвер, кажется, и не заметил, какую Анвар дал промашку. Он смотрел вслед убегающему зайцу, и глаза его горели от восторга и удивления.
Неожиданно птицы смолкли, будто испугавшись приготовлений Анвара. В воздухе послышался шум больших и сильных крыльев. Что-то серое промелькнуло над деревьями. Ребята увидели несущегося вдогонку за зайцем серого орла.
— Стреляй! — закричал Энвер.
Анвар вскинул ружье и, зажмурившись, нажал курок. Курок щелкнул, а выстрела не последовало. Нажал еще раз — то же самое.
— Эх-х, ты! — закричал в досаде Энвер. — У тебя же патронов нет. Ружье не заряжено!
Анвар открыл ствол. Он действительно оказался пустым. Анвар готов был провалиться сквозь землю. Он чуть не плакал от досады, видя, как орел, взмахнув несколько раз огромными крыльями, оказался над зайцем и камнем обрушился вниз.
Но ловкий зверек в последнее мгновенье опрокинулся на спину и ударил задними лапками птицу в грудь. Хищник, видно, уже считал зайца своей добычей и не ожидал такого отпора. С клекотом отпрянул. Перья разлетелись в разные стороны и стали плавно опускаться на землю. Заяц вскочил и опрометью пустился вскачь. Рассерженный орел снова нацелился на жертву и ринулся вниз. Но говорят же: злоба ослепляет. Заяц шмыгнул между камней. Орел не успел увернуться, напоролся на острый выступ. Опрокинувшись, он шумно бил о землю крыльями, которые больше не могли поднять его в небо. Все произошло так быстро, что ребята и опомниться не успели. Когда они подбежали, хищник был мертв.
А неподалеку на бугорке вновь появился заяц. Он приподнялся на задних лапках. Уши торчком. Разглядывает ребят. Передние лапки подобраны к груди, как у боксера. Словно хочет сказать: «А вот подойдите-ка поближе, то ли еще с вами сделаю!..»
Он был совсем близко. Всего минуту назад Анвар непременно метнул бы в него камень. А сейчас ему и в голову не пришло такое.
Заяц юркнул под куст и был таков.
— Кто, по-твоему, сильнее, — заяц или орел? — спросил Энвер.
— Конечно, заяц! Сам не видел, что ли… — сказал Анвар.
— Нет, орел.
— Черта с два! Почему же тогда победил заяц? А?
— Не растерялся в самый опасный момент и не струсил. Вот и победил.
Анвар подобрал орла, взвалил на спину.
— Оставь. Зачем он тебе? — сказал Энвер.
— Нужно, — буркнул Анвар, смущенно глядя в сторону.
Анвару не хотелось объяснять, для чего ему эта птица. Если признается, что расхвастался перед ребятами: не вернусь, мол, без добычи, — у Энвера будет повод посмеяться над ним. Скажет: «Тебя же на охоте трусишка заяц выручил! Если б не он, к твоему имени ребята прицепили бы прозвище «хвастун». И быть бы тебе отныне Анваром-Хвастуном!» О, он еще и не такое может сказать. Энвер умеет вышутить кого угодно.
Так размышлял Анвар и с трудом тащил свою добычу. Но когда приблизились к кишлаку, не выдержал:
— Энвер, а Энвер, — сказал он, растягивая слова, — знаешь, для чего мне эта дурацкая птица?
— Для чего?
— А ты никому не расскажешь?.. Поклянись.
У Анвара и Энвера не было секретов друг от друга. Ведь если появляются секреты, распадается дружба.