Писатели — а в особенности сочинители вроде меня — рассказывают о людях. Что довольно-таки иронично, ведь о них мы ничегошеньки не знаем.
Задумайтесь. Зачем кому-то становиться писателем? От любви к роду человеческому? Ясно дело, что нет. Стали бы мы иначе искать работу, с которой можно круглыми сутками и днями напролет сидеть в тесном подвале, где единственную компанию нам могут составить карандаш с бумагой и наши воображаемые друзья?
Писатели ненавидят людей. Если вам хоть раз доводилось встречать одного из них, вы прекрасно знаете, что это зачастую неуклюжие и безалаберные личности, которые живут под лестницами, шипят на прохожих и не моются по несколько недель. И это я вам еще описал самых общительных.
Я запрокинул голову и оглядел стенки нашей ямы.
Бастилия сидела на полу и явно пыталась изображать из себя терпеливого человека. Надо сказать, что примерно с тем же успехом арбуз мог притвориться мячиком для гольфа. (Выглядел бы он, конечно, поопрятнее, зато удовольствия было бы вдвое меньше.)
— Ну же, Бастилия, — сказал я, взглянув на свою Кристин. — Я знаю, что ты расстроена не меньше меня. Есть мысли? Может, у меня бы получилось как-нибудь сломать эти стены? Сделать уклон, по которому мы выберемся наверх?
— Если стена рухнет, нас может накрыть землей и камнями, — отрезала она.
Что ж, справедливое замечание.
— Что если мы попытаемся забраться наверх, не пользуясь Талантом?
— Стены скользкие и гладкие, Смедри, — рявкнула она. — По такой даже Кристин не залезет.
— Но если мы сделаем сцепку, упремся спиной друг в друга, а ногами в стены…
— Для этого дыра чересчур широкая.
Я замолчал.
— В чем дело? — спросила она. — Других гениальных идей нет? Как насчет подпрыгнуть? Пару раз попробовать точно не помешает. — Она отвернулась от меня, чтобы взглянуть на стену нашей ямы, и тяжело вздохнула.
Я нахмурился.
— Бастилия, это на тебя не похоже.
— О? — возразила она. — А откуда тебе знать, что «на меня» похоже, а что нет? Мы знакомы сколько, пару месяцев? И за это время мы провели вместе три или четыре дня?
— Да, но… в общем, я к тому, что…
— Все кончено, Смедри, — добавила она. — Мы проиграли. Каз уже, наверное, добрался до центра библиотеки и отдал Линзы. Скорее всего, Килиман просто возьмет его в плен, а мою маму бросит умирать.
— Может, мы еще сможем выбраться. И прийти им на помощь.
Но Бастилия как будто не слушала. Она просто сидела, сложив руки на коленях и пялилась в стену.
— Все-таки они правы на мой счет, — прошептала она. — Я не заслужила рыцарский титул.
— Что? — спросил я, опускаясь рядом с ней на корточки. — Бастилия, это же чушь.
— Я участвовала всего в двух настоящих операциях. Эта — вторая, а первой было проникновение в библиотеку в твоем родном городе. Оба раза я угодила в ловушку и ничего не смогла сделать. От меня никакого толка.
— Мы все попали в ловушку, — возразил я. — И твоя мать справилась не сильно-то лучше.
Она снова покачала головой, оставив мои слова без внимания.
— Никакого толка. Тебе пришлось вызволять меня из тех веревок, потом — вытаскивать из дегтя. И это даже не считая того раза, когда ты не дал мне вывалиться через дыру в стене Драгонавта.
— Ты тоже меня спасала, — заметил я. — Помнишь монеты? Если бы не ты, я бы сейчас носился с пылающими глазницами и навязывал людям нелегальные книжки не хуже наркодилера в поисках очередной жертвы.
(Эй, ребятишки? Хотите попробовать Диккенса? Чуваки, это полный улет. Ну давайте. Первые главы «Тяжелых времен» бесплатно. Я же знаю, что все равно потом вернетесь за «Повестью о двух городах».)
— Это другое, — возразила Бастилия.
— Вовсе нет. Послушай, ты не просто меня спасла — без тебя я бы понятия не имел, что делает половина всех этих Линз.
Она подняла голову и посмотрела на меня, нахмурив бровь.
— Ну вот, опять ты за свое.
— В смысле?
— Подбадриваешь меня. Как подбадривал Австралию и всех остальных за время путешествия. Что ты за человек, Смедри? Ты не хочешь принимать решения за других, но все равно готов нас поддерживать?
Я замолчал. Как это вообще произошло? Разговор ведь был о ней, а потом она просто взяла и швырнула его мне прямо в лицо. (Я на собственном опыте убедился в том, что швыряться чем-нибудь в лицо — словами, разговорами, ножами — одна из Бастилиных фишек.)
Я перевел взгляд на слабо мерцавший огонек в комнате наверху. Он казался таким навязчивым и манящим, и наблюдая за ним, я вдруг кое-что понял в самом себе. Конечно, я злился из-за того, что угодил в ловушку, потому что беспокоился за судьбу Каза и Драулин, но у моей досады была и более глубокая причина.
Это я хотел быть полезным. Я не хотел остаться в стороне. Хотел был главным. Мне было нелегко перекладывать ответственность на других.
— Я и правда хочу быть лидером, Бастилия, — прошептал я.
Она зашуршала, поворачиваясь ко мне лицом.
— Мне кажется, в глубине души все люди ходят быть героями, — продолжил я. — Но те, кто хотят этого сильнее других, — изгои. Девчонки и мальчишки с задних рядов, над которыми все время смеются, потому что они отличаются от остальных, потому что выделяются, потому что… все ломают.
Хотел бы я знать, понимал ли Каз, что быть не таким, как все, тоже можно по-разному. У каждого из нас свои странности — и свои слабости, которые могут стать объектом для насмешек. Я знал об этом не понаслышке. Мне тоже доводилось это испытать.
И я совершенно не горел желанием возвращаться в те времена.
— Да, я хочу быть героем, — сказал я. — И да, я хочу быть лидером. Раньше я все время мечтал, как стану тем, на кого будут равняться другие люди. Тем, кто умеет чинить, а не ломать.
— Ну что ж, твоя мечта сбылась, — ответила она. — Ты наследник рода Смедри. Ты и есть наш предводитель.
— Я знаю. И этого мне становится жутко.
Бастилия смерила меня внимательным взглядом. Она сняла Линзы Воина, и я увидел, как в ее печальных глазах отражаются горящие наверху огоньки.
Я сел и покачал головой. — Я не знаю, что делать, Бастилия. Жизнь ребенка, который постоянно влипал в неприятности, меня к такому не готовила. Должен ли я пожертвовать своим главным оружием ради спасения жизни? Как мне вообще сделать этот выбор? У меня такое чувство… будто я тону. Будто вода накрыла меня с головой, и я не могу даже всплыть.
— Наверное, именно поэтому я все время твержу, что не хочу быть лидером. Просто я знаю, что если люди будут уделять мне слишком много внимания, то обязательно поймут, что со своими обязанностями я справляюсь из рук вон плохо. — Я состроил гримасу. — Прямо как сейчас. Нас захватили в плен, твоя мать при смерти, Каз идет прямиком навстречу опасности, а Австралия — вообще неизвестно где.
Я замолчал, чувствуя, что этими объяснениями поставил себя в еще более глупое положение. Но к моему удивлению, Бастилия не стала поднимать меня на смех.
— Я не думаю, что ты плохо справляешься со своими обязанностями, Алькатрас, — сказала она. — Стоять во главе — работа не из легких. Пока все хорошо, никто и бровью не поведет. Но чуть что не так, и ты — крайний. Думаю, ты хорошо держишься. Тебе всего-то и нужно немного уверенности в себе.
Я пожал плечами.
— Может быть. А ты сама-то много об этом знаешь?
— Я…
Я взглянул на Бастилию; то, как она это сказала, показалось мне любопытным. В моем понимании, некоторые стороны ее персоны никак не сходились друг с другом. Ее знания казались чересчур обширными. Да, она говорила, что хотела стать Окулятором, но такое объяснение не давало ответов на все вопросы. Было что-то еще.
— То есть все-таки знаешь, — заметил я.
Теперь была ее очередь пожимать плечами.
— Самую малость.
Я склонил голову набок.
— Ты разве не заметил? — спросила она, глядя мне в глаза. — Моя мать не носит имя тюрьмы.
— И?
— А вот я ношу.
Я почесал голову.
— Ты правда ничего не знаешь, да? — спросила она.
Я фыркнул.
— Ну, извини, что меня растили на другом континенте. О чем вообще речь?
— Тебя назвали Алькатрасом в честь Алькатраса Первого, — объяснила Бастилия. — Смедри постоянно пользуются именами, которые достались им от предков. Тогда Библиотекари попытались их дискредитировать и начали называть этими именами тюрьмы.
— Но ты ведь не Смедри, — заметил я, — хотя тюрьма с твоим именем тоже была.
— Да, но моя семья тоже… придерживается традиций. Они частенько пользуются одними и теми же знаменитыми именами — точно так же, как и твоя родня. Обычные люди так не поступают.
Я моргнул.
Бастилия закатила глаза.
— Мой отец — аристократ, Смедри, — объяснила она. — Вот что я пытаюсь тебе втолковать. Как его дочь, я ношу традиционное имя. Полностью оно звучит как Бастилия Вианителла Девятая.
— А, понятно. — Примерно так же в Тихоземье поступают богачи, короли и римские папы — берут себе какое-нибудь из старых имен и добавляют к нему порядковый номер.
— Когда я росла, все вокруг ожидали, что я буду вести себя, как настоящий лидер, — призналась она. — Вот только я не очень-то гожусь на эту роль. Не так, как ты.
— Мне она тоже не слишком подходит.
Она хмыкнула.
— Ты ладишь с людьми, Смедри. Лично я не хочу быть их лидером. Они меня вроде как бесят.
— Тогда тебе надо было стать писательницей.
— Рабочий график не подходит, — ответила она. — А вообще, могу тебя заверить, что все это обучение лидерским навыкам, пока я росла, в итоге не принесло никакой пользы. Учишься всю жизнь, а в итоге просто понимаешь, насколько ты бесталанная.
Мы оба умолкли.
— Так… что с тобой приключилось? — спросил я. — Как ты стала Кристином?
— Из-за матери, — ответила Бастилия. — Она сама Кристин, пусть и не благородных кровей. И все время подталкивала меня к тому, чтобы стать Рыцарем Кристаллии, утверждая, что моему отцу не нужна еще одна дочь, которая будет без толку вертеться рядом с ним. Я пыталась доказать, что она неправа, но мое благородное происхождение не позволяло пойти на какую-нибудь простую работу вроде пекаря или плотника.
— И тогда ты попыталась стать Окулятором.
Она кивнула.
— Я никому не сказала. Конечно, я слышала, что способности Окуляторов передаются по наследству, но хотела доказать, что все ошибаются. Я стала бы первым Окулятором в семье и наверняка впечатлила бы этим своих родителей.
— Ну, теперь ты знаешь, что из этого вышло. В итоге я примкнула к Кристинам, как и хотела моя мать. Мне пришлось отказаться и от титула, и от денег. Теперь я понимаю, насколько глупым было тогдашнее решение. Кристин из меня вышла еще хуже, чем Окулятор.
Она вздохнула и снова сложила руки.
— Правда в том, что на какое-то время мне казалось, что в этом деле я смогу добиться настоящих успехов. Я стала рыцарем быстрее, чем кто-либо до меня. После этого меня тут же отрядили для защиты старика Смедри — и эта миссия оказалась одним из опасных и сложных заданий, которые когда-либо поручали рыцарям. Я до сих пор не знаю, почему в качестве первого задания меня направили именно туда. Не понимаю, в чем здесь смысл.
— Как будто они специально хотели тебя подставить.
Она ненадолго присела.
— Об этом я не подумала. С какой стати им так поступать?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Но ты должна признать, в этом и правда есть что-то подозрительное. Может, тот, кто отвечал за распределение миссий, завидовал твоей стремительной карьере и хотел тебя посрамить.
— Рискнув жизнью старика Смедри?
Я пожал плечами.
— Порой люди творят странные вещи, Бастилия.
— Все равно верится с трудом, — призналась она. — К тому же в группу, которая распределяла задания, входила и моя мама.
— Ей, похоже, непросто угодить.
Бастилия фыркнула.
— Это еще мягко сказано. Я получила рыцарский титул, а она сказала лишь: «Постарайся оправдать эту честь». Думаю, она ожидала, что я запорю свое первое задание — наверное, поэтому и пришла за мной лично.
Я промолчал, но каким-то образом понял, что мы думаем об одном и том же. Не могла же родная мать Бастилии подстроить провал собственной дочери, верно? Это уже как-то чересчур. Правда, моя мать украла мое наследство, а потом и вовсе сдала меня Библиотекарям. Кто знает, может, мы с Бастилией и правда были подходящей парой.
Я сидел, прислонившись к стене и смотрел вверх, отрешившись от проблем Бастилии и размышляя от том, что сказал раньше. Выговорившись, я почувствовал себя лучше. Это, наконец-то, помогло мне привести в порядок собственные эмоции. Несколько месяцев тому назад я бы предпочел быть нормальным. Теперь же я знал: быть Смедри — не пустой звук. И чем больше времени я проводил в этой роли, тем больше мне хотелось исполнить ее по высшему разряду. Чтобы оправдать свое имя и ожидания, возложенные на меня другими людьми — и, прежде всего, моим собственным дедушкой.
Возможно, это покажется вам ироничным. Тогда я отважно решил принять мантию, которую мне вручили по воле случая. А теперь, начав писать эти мемуары, всеми силами стараюсь от нее избавиться.
Я хотел стать знаменитым. И это само по себе должно было вызвать у вас беспокойство. Никогда не доверяйте человеку, который хочет быть героем. Подробнее мы поговорим об этом в следующей книге.
— А мы та еще парочка, да? — сказала Бастилия, и я впервые увидел на ее лице улыбку с того самого момента, как мы свалились в эту яму.
Я улыбнулся в ответ.
— Ну да. И как так получается, что самую большую пользу от самокопания я получаю, когда оказываюсь в какой-нибудь ловушке?
— Звучит так, будто тебя нужно чаще сажать под замок.
Я кивнул. И тут же подпрыгнул, когда что-то выплыло прямо из ближайшей ко мне стены.
— Гак! — вскрикнул я прежде, чем до меня дошло, что это всего лишь Хранитель.
— Вот, — произнес призрак, бросая на землю лист бумаги.
— Что это? — спросил я, беря его в руки.
— Твоя книга.
Это была та самая записка, которую я написал в гробнице, скопировав с надписи о Темном Таланте. Стало быть, в яме мы провели почти час. Бастилия была права. Каз уже, наверное, добрался до центра библиотеки.
Хранитель уплыл прочь.
— Твоя мама, — сказал я, сворачивая бумагу. — Если вернуть ей этот кристалл, она поправится?
Бастилия кивнула.
— Ну, и раз уж мы здесь застряли без надежды на спасение, может, расскажешь, что это вообще за кристалл? Ну, знаешь, чтобы скоротать время?
Хмыкнув, Бастилия встала и убрала в сторону свои серебристые волосы. Когда она повернулась, я увидел, что из кожи позади ее шеи выдавался сверкающий голубой камень. Он был хорошо виден над воротом черной футболки, которую она заправила в брюки армейского образца.
— Ух ты, — удивился я.
— В Кристаллии растет три вида кристаллов, — объяснила она, отпуская волосы. — Из первых мы делаем мечи и кинжалы. Из вторых — Плотекамни, которые, собственно говоря, и превращают нас в Кристинов.
— И что они делают? — спросил я.
Бастилия задумалась.
— Всякое, — наконец, ответила она.
— Какой на удивление конкретный ответ.
Она покраснела.
— Это немного личный вопрос, Алькатрас. Именно благодаря Плотекамню я могу так быстро бегать. И все в таком духе.
— Ну ладно, — сказал я. — А что насчет третьего типа кристаллов?
— Это тоже личное.
«Ну, приехали», — подумал я.
— Это не так важно, — добавила Бастилия. Когда она снова садилась, я кое-что заметил. Кожа на ее руке — той, что держала кинжал, остановивший Линзу Морозильщика — потрескалась и стала красной.
— Ты в порядке? — спросил я, кивнув на ее руку.
— За меня не беспокойся, — заверила она. — Наши кинжалы сделаны из незрелых мечекамней — они просто не рассчитаны на то, чтобы выдерживать длительную атаку мощной Линзы. Часть льда пробилась через мой блок и зацепила пальцы, но рано или поздно рука заживет.
У меня на этот счет были сомнения.
— Может, тебе стоит…
— Цыц! — вдруг велела Бастилия, поднимаясь на ноги.
Я нахмурился, но сделал, как она просила. Я проследил за ее взглядом до самого верха ямы.
— В чем дело? — спросил я.
— Кажется, я что-то слышала, — ответила она.
Мы напряженно ждали. Затем наверху замаячили какие-то тени. Бастилия медленно вытащила кинжал из ножен, и даже в темноте я увидел, что клинок был усеян трещинами. Что именно она рассчитывала сделать с такого расстояния, лично мне было неведомо.
Наконец, над ямой склонилась чья-то голова.
— Ау? — раздался голос Австралии. — Тут кто-нибудь есть?