Глава 4


Думаете, что всё разгадали, да? Мою логическую дилемму? Мой доказательный ляпсус? Мой мыслительный ступор? Мой… эм… затор просветления?

Последнее давайте опустим.

Так или иначе, в моих рассуждения — как вы уже, наверное, заметили — и правда есть некоторый изъян. Я называю себя лжецом. Честно, в открытую и не кривя душой.

И все же, объявив себя лжецом, я решил написать книгу о собственной жизни. Можете ли вы в таком случае доверять моим словам? Не будет ли все сказанное неправдой, раз уж сам автор — лжец. Да и вообще, разве можно верить в то, что я лжец? Если я всегда говорю неправду, значит, должен был соврать и насчет собственной лживости, не так ли?

Понимаете теперь, причем здесь мыслительный ступор, который я упомянул в начале главы? Позвольте объяснить. Я был лжецом. Большая часть моей жизни — это всего лишь фикция: мои всем известные героические свершения, мой образ жизни, слава, которую я снискал — все это ложь.

Здесь же я хочу поделиться с вами подлинными фактами. Доказать, что я не обманщик, можно, лишь поведав вам правду, хотя в эту книгу я включу и кое-какие выдумки, на которые специально обращу ваше внимание — они наглядно продемонстрируют вам, какой я лжец.

Уяснили?

Я слетел с постели и ударился о стеклянную стену, когда Драгонавт резко изогнулся, уклоняясь от взрыва, который и сейчас был виден на фоне темноты за моей стеной. Судно, похоже, не пострадало, но нас едва пронесло.

Я потер голову, приходя в себя. Затем тихо ругнулся и выбрался из каюты. В этот момент Драгонавт снова дернулся, вильнув вправо. Меня сбило с ног в ту же секунду, как мимо, едва не задев корабль, пронеслась пылающая ракета. Оставив за собой яркий, дымящийся след, она взорвалась вдалеке от нас.

Я вовремя успел привстать, чтобы увидеть, как рядом с Драгонавтом промчалось что-то еще — на этот раз не ракета, а нечто с ревущими двигателями. И это нечто до жути напоминало реактивный истребитель F-15.

— Битые Стекла! — воскликнул я, рывком вскакивая на ноги и доставая Линзы Окулятора. Надев их, я бросился к кабине пилота.

Когда я добежал и, спотыкаясь, влетел в дверь, Бастилия как раз давала указания: «Влево! — крикнула она. — Крен влево!»

Я увидел, как на лице Австралии выступил пот, когда она увела Драгонавта с пути приближавшегося истребителя. Корабль вновь уклонился от удара ракеты, и я едва устоял на ногах.

Я охнул и затряс головой. Каз стоял на одном из кресел, опираясь руками на панель управления, и наблюдал через второй глаз дракона.

— Вот это, — заявил низкорослый мужчина, — совсем другой разговор! Меня уже сто лет никто не обстреливал ракетами!

Бастилия смерила его суровым взглядом, затем мельком посмотрела на меня; я тем временем торопливо поднялся на ноги и схватился за кресло, чтобы не упасть.

Истребитель перед нами выпустил еще одну ракету.

Я сосредоточился, пытаясь заставить свой Талант сработать на расстоянии и разломать самолет, как это уже случалось с пистолетами. Ничего не вышло.

Точно подгадав момент, Австралия вильнула Драгонавтом, отчего мои руки соскочили с кресла, и меня тут же швырнуло в сторону. Это одна из проблем, с которыми приходится иметь дело, когда все вокруг сделано из стекла. Зацепиться руками становится не так просто.

Бастилия сумела удержаться, но на ней, как-никак, были Линзы Воина, которые усиливали ее физические способности. На Казе Линз не было — похоже, что он отличался идеальным чувством равновесия.

Я потер голову, а вдалеке тем временем взорвалась миновавшая нас ракета.

— Да как такое вообще возможно! — недоуменно воскликнул я. — У этого истребителя столько движущихся частей — мой Талант должен был на раз-два его сломать.

Бастилия бросила на меня взгляд, покачав головой.

— Стеклянные ракеты, Алькатрас.

— Я в жизни ничего подобного не видела, — подтвердила Австралия, оглядываясь через плечо, чтобы проследить за огненным шлейфом истребителя. — Этот корабль не создан по технологиям тихоземцев — ну, во всяком случае, не полностью. Это какой-то гибрид. Одни детали на вид сделаны из металла, а другие как будто бы стеклянные.

Бастилия протянула мне руку и помогла подняться на ноги.

— Ай, березовые орехи! — ругнулся Каз, куда-то указывая рукой. Я прищурился и оперся о кресло, наблюдая, как самолет уходит в крен и разворачивается в нашу сторону. Он явно превосходил обычный истребитель по точности и маневренности. Когда она повернулся к Драгонавту, его кабина начала светиться.

Точнее, не кабина целиком. Только покрывающее ее стекло. Я нахмурился; мои друзья, похоже, были сбиты с толку не меньше меня.

Стеклянный навес самолета выстрелил в нас ярко-белым лучом. Он задел одно из крыльев дракона, и от места удара разлетелись снежинки и осколки льда. Схваченное холодом стекло замерло на месте. А затем, когда механизм попытался силой привести его в движение, разлетелось на тысячу кусочков.

— Линзы Морозильщика! — закричала Бастилия, когда Драгонавт начало раскачивать из стороны в сторону.

— Это не Линзы! — возразила Австралия. — Стреляли из стеклянного навеса.

— Потрясающе! — отозвался Каз, держась за свое кресло, пока корабль продолжал ходить ходуном.

«Нам конец», — подумал я.

Это был не первый раз, когда мне довелось почувствовать леденящую бездну ужаса — то самое ощущение жуткой неизбежности, которое приходит с мыслью о неминуемой гибели. Я чувствовал ее, когда меня должны были принести в жертву на алтаре из старых энциклопедий; чувствовал, когда Блэкберн выстрелил в меня Линзой Палача; чувствовал, когда F-15 прямо у меня на глазах разворачивается к нам перед очередной атакой.

Я так и не смог привыкнуть к этому ощущению. Это все равно, что получить по мордасам от собственной смертности.

А у нее, надо сказать, отличный хук справа.

— Мы должно что-то сделать! — крикнул я, когда Драгонавт дал резкий крен. Но Австралия, как ни странно, закрыла глаза — позже я узнал, что она пыталась мысленно компенсировать потерю одного крыла, не давая нам упасть. Впереди снова засветилась кабина истребителя.

— Мы и делаем, — ответила Бастилия.

— Что?

— Тянем время!

— Для чего?

Сверху раздался глухой удар. Я с опаской поднял голову, глядя сквозь полупрозрачное стекло. На крыше Драгонавта стояла мать Бастилии, Драулин. Она была облачена в стальную броню с развевающимся за спиной пафосным плащом. В руках у нее был меч Кристаллии.

Мне уже доводилось видеть такой меч, во время проникновения в библиотеку. Бастилия вытащила его, чтобы сразиться с Оживленными монстрами. Сначала я подумал, что несуразный размер меча мог оказаться всего лишь игрой воображения — что он, наверное, просто выглядел большим по сравнению с Бастилией.

Я ошибался. Меч был действительно огромным — не меньше пяти футов в длину от рукояти до кончика острия. Он искрился, ведь целиком состоял из кристалла, в честь которого получили свое название и Кристины, и сама Кристаллия.

(В выборе имен рыцарям явно недостает фантазии. Кристин, Кристаллия, кристаллы. Однажды, когда мне позволили посетить Кристаллию, я в шутку окрестил свою картофелину «Картофелинской картошкой, выращенной заботливым трудом на полях Картофеллии». Рыцарей это ничуть не позабавило. Наверное, шутка про морковку была бы уместнее.)

Драулин шагала по голове летящего дракона, позвякивая бронированными ботинками о стеклянный корпус корабля. Каким-то образом ей удавалось хорошо держать равновесие, несмотря на ветер и тряску.

Истребитель снова выстрелил лучом из своего стекла Морозильщика, целясь в другое крыло. Мать Бастилии прыгнула и взлетела в воздух с развевающимся плащом. Она приземлилась на крыло и вскинула хрустальный меч. Ударившись о него, луч холода исчез, обратившись в пар. Самой Драулин не пришлось даже нагибаться, чтобы защититься от атаки. Она стояла, излучая силу, с лицом, закрытым бронированным щитком.

В кабине наступила тишина. Трюк, который умудрилась провернуть Драулин, казался мне попросту невозможным. Но пока я ждал, истребитель сделал еще один выстрел, и мать Бастилии снова успела выскочить прямо перед лучом и заблокировать его своим клинком.

— Она… стоит на крыше Драгонавта, — произнес я, наблюдая через стекло.

— Ну да, — сказала в ответ Бастилия.

— А наша скорость, наверное, несколько сотен миль в час.

— Около того.

— Она парирует лазерный выстрел с реактивного самолета.

— Ага.

— Одним мечом.

— Она же Рыцарь Кристаллии, — сказала, отворачиваясь, Бастилия. — Такая у них работа.

Я замолчал, наблюдая, как мама Бастилии за пару секунд пробежала через весь Драгонавт, а затем блокировала удар ледяного луча, которым противник обстрелял нас сзади.



Каз покачал головой.

— Эти Кристины, — заметил он. — Вечно портят все удовольствие. — И осклабился во весь рот.

Я до сих пор не знаю, действительно ли Казом двигала жажда смерти, или ему просто нравится так себя вести. Так или иначе, у него явно не все дома. С другой стороны, он же Смедри. А это считай что синоним для «безумного, отчаянного психа».

Я глянул на Бастилию. Она наблюдала за движениям матери на крыше Драгонавта и, похоже, разрывалась между чувством стыда и желанием ринуться в бой.

«Вот каких умений от нее ожидают, — подумал я. — Вот почему ее лишили рыцарского титула — потому что посчитали, что она не дотягивает до их стандартов».

— Эм, у нас проблема! — вдруг сообщила Австралия. Она сидела в кресле, положив руку на светящуюся панель, но, открыв глаза, казалась совершенно вымотанной. Впереди летящий над нами истребитель снова заряжал свое стекло — и только что выпустил новую ракету.

— Держитесь! — крикнула Бастилия, хватаясь за кресло. Я последовал ее примеру, хотя ничем хорошим это не обернулось. Когда Австралия уклонилась от ракеты, меня снова швырнуло вбок. Наверху Драулин сумела заблокировать луч Морозильщика, но мы, казалось, едва успели увернуться.

Ракета взорвалась совсем рядом с телом Драконавта.

«Мы не можем продолжать в том же духе, — подумал я. — Австралия, похоже, едва держится, а мама Бастилии рано или поздно устанет.

У нас большие проблемы».

Я поднялся с пола, потирая руку и пытаясь сморгнуть послеобраз взорвавшейся ракеты. Когда мимо нас пронесся истребитель, я что-то почувствовал. Мой желудок будто скрутила подступившая тьма — та же, которую я ощутил на взлетно-посадочной полосе. Отчасти это напоминало ощущение, которое подсказывало мне, что поблизости есть Окулятор, который прямо сейчас использует свои Линзы. Только это чувство было другим. Будто оскверненным.

В том истребителе находилось существо из аэропорта. Сначала оно выбило из моей руки Линзы. Теперь воспользовалось истребителем, который мог стрелять по мне, не взрываясь. Оно каким-то образом понимало, как сочетать друг с другом технологии Свободных Королевств и Тихоземья.

А такая комбинация казалась весьма и весьма опасной.

— На борту корабля есть какое-нибудь оружие? — спросил я.

Бастилия подала плечами. — У меня есть кинжал.

— И все?

— У нас есть ты, кузен, — сказала Австралия. — Ты Окулятор и представитель основной ветви Смедри. Ты лучше любого обычного оружия.

«Ну здорово», — подумал я. Затем мельком глянул на мать Бастилии, которая в этот момент стояла на носу дракона:

— Как ей удается вот так стоять?

— Стекло Хватателя, — ответила Бастилия. — Оно прилипает к другим видам стекла, а на подошвах ее ботинок есть несколько таких пластин.

— А еще есть?

Бастилия помедлила, а затем — без лишних вопросов — бросилась в боковую часть кабины и начала перебирать стоявший на полу стеклянный сундук. Спустя несколько секунд, она вернулась, держа в руках пару ботинок.

— Эти ничем не хуже, — сказала она, вручая их мне. Для моих ног они явно были чересчур велики.

Австралия увернулась от очередной ракеты, и корабль снова качнуло. Я не знал, сколько их еще было в запасе у истребителя, но самолет, похоже, мог нести груз куда больше положенного. Когда Драгонавт тряхнуло, я оперся о стену, нацепил первый ботинок поверх кроссовок и туго затянул шнурок.

— Что ты делаешь? — удивилась Бастилия. — Ты ведь не собираешься лезть наверх, правда?

Я надел второй ботинок. Мое сердце застучало быстрее.

— И чего именно ты надеешься добиться, Алькатрас? — тихо спросила Бастилия. — Моя мать — полный Рыцарь Кристаллии. Чем ты вообще можешь ей помочь?

Я замешкался, а Бастилия слегка покраснела от того, насколько грубо прозвучали эта фраза, хоть ей и не было свойственно вот так отрекаться от своих слов. К тому же сейчас она была права.

О чем я только думал?

К нам подошел Каз.

— Дела плохи, Бастилия.

— О, неужели ты, наконец-то, заметил? — гаркнула она.

— Не будь такой раздражительной, — парировал он. — Я, может, и люблю как следует прокатиться, но внезапные остановки ненавижу точно так же, как и любой другой Смедри. Нам нужен план побега.

Бастилия на секунду задумалась.

— Скольких из нас ты сможешь вывести, используя свой Талант?

— Прямо здесь, в небе? — переспросил Каз. — Не имея укрытия? Сложно сказать, если честно. Вряд ли я смогу перенести сразу всех.

— Возьми Алькатраса, — сказала Бастилия. — И отправляйся немедленно.

У меня скрутило живот.

— Нет, — встав, заявил я. Мои подошвы тут же приклеились к стеклянному полу кабины. Но когда я попытался сделать шаг, нога освободилась. Стоило мне опустить ее снова, и ступня оказалась надежно прижатой к стеклу.

«Занятно», — подумал я, стараясь не сосредотачиваться на то, что собирался сделать.

— Каштаны, парень! — выругался Каз. — Может, комет с неба ты и не хватаешь, но я точно не хочу, чтобы тебя убили по моей вине. Это мой долг перед твоим отцом. Идем — мы потеряемся, а потом отправимся в Нальхаллу.

— И бросим остальных на верную смерть?

— С нами все будет в порядке, — возразила Бастилия. Слишком быстро.

Говоря по правде, я замешкался. Возможно, это не очень-то по геройски, но немалая часть меня хотела отправиться вместе с Казом. Мои руки вспотели, сердце бешено колотилось в груди. Корабль снова качнулся, когда в нас чуть не угодила еще одна ракета. Я заметил, как на правой стороне кабины появилась паутина из мелких трещин.

Я мог сбежать. Покинуть это место. Никто не стал бы меня винить. И мне так отчаянно этого хотелось.

Но я сдержался. Возможно, вы решите, что я поступил смело, но могу вас заверить, в глубине души я настоящий трус. Как-нибудь в другой раз я вам это докажу. А пока что просто поверьте, что тогда меня воодушевила вовсе не отвага, а гордость.

Я был Окулятором. Австралия сказала, что я их главное оружие. Я твердо решил выяснить, на что способен.

— Я хочу подняться на крышу, — заявил я. — Как мне туда попасть?

— На потолке есть люк, — наконец, ответила Бастилия. — В той же каюте, куда ты поднялся по веревочной лестнице. Пойдем, я покажу.

Когда она сделал шаг, Каз схватил ее за руку.

— Бастилия, ты правда позволишь ему это сделать?

Она пожала плечами.

— Если ему не терпится попасть на тот свет, то я-то здесь при чем? Минус одна причина для беспокойства.

На моем лице появилась вялое подобие улыбки. Я достаточно хорошо знал Бастилию, чтобы услышать в ее голосе нотки тревоги. Она всерьез беспокоилась за мою жизнь. А, может быть, просто злилась. По ней толком и не скажешь.

Она помчалась по коридору, и я направился следом, быстро вникая в ритм ходьбы при помощи новых ботинок. Едва коснувшись стекла, они сразу же фиксировались на одном месте, помогая мне сохранять равновесие — что я оценил по достоинству, когда корабль зашатался от очередного выстрела. В ботинках я двигался чуть медленнее обычного, но они того стоили.

Бастилию я догнал уже в каюте, где она перекинула рычаг, открывая люк в потолке.

Почему ты мне это позволяешь? — спросил я. — Когда я рискую жизнью, ты обычно жалуешься.

— Ну да, просто если в этот раз ты все-таки погибнешь, то опозорюсь не я. Сейчас ты под защитой моей матери.

Я удивленно поднял бровь.

— Плюс ко всему, — добавила она. — у тебя, возможно, что-нибудь да выйдет. Кто знает. Раньше тебе везло.

Я улыбнулся, и эти слова поддержки — уж какие-никакие — придали мне решимости. Я взглянул вверх.

— Как мне попасть наружу?

— Твои ноги и к стенам прилипают, дурень.

— А, точно, — сказал я в ответ. Сделав глубокий вдох, я шагнул прямо на стену. Это оказалось проще, чем я думал — если верить специалистам по силиматике, Стекло Хватателя удерживает на месте все тело, а не только ноги. Так или иначе, я на собственном опыте узнал, что взобраться по стене на самый верх Драгонавта было не так уж сложно (пусть в процессе я и был слегка дезориентирован).

А теперь давайте потолкуем о воздухе. Воздух, как вы понимаете, — штука весьма занятная. Благодаря ему, наш рот может издавать всякие клевые звуки, он переносит запах от человека к человеку, и без него никто бы не смог сыграть на воображаемой гитаре. Ах да, есть у него еще одно полезное свойство: им можно дышать, благодаря чему на нашей планете до сих пор обитают животные. Короче говоря, воздух — отличная вещь.

У воздуха, впрочем, есть одна особенность: думать о нем вы обычно начинаете только, когда его (а) начинает не хватать или (б) становится слишком много. Второй вариант становится особенно неприятным, если целая струя этого самого воздуха прилетает вам в лицо со скоростью под пятьсот километров в час.

Ветер попытался отшвырнуть меня назад, и в вертикальном положении я удержался, только благодаря Стеклу Хватателя. И даже с ним я клонился назад, готовый вот-вот упасть, будто неподвластный гравитации танцор из музыкального клипа. Я бы даже почувствовал себя крутым парнем, не испугайся тогда за свою жизнь.



Бастилия, наверное, поняла, в какую я угодил передрягу, потому что сразу помчалась к кабине пилота. Я до сих пор не знаю, как именно она убедила Австралию притормозить корабль — такое решение, как ни крути, казалось верхом глупости. И все же ветер сбавил обороты до мало-мальски приемлемой скорости, а мне удалось дотопать по крыше Драгонавта до самой Драулин.

Рядом со мной трепыхались массивные крылья, и извивалось змееподобное тело стеклянного дракона. Но я, несмотря ни на что, твердо ступал вперед. Наверху — звезды и Луна на ночном небе, под ногами — светящаяся пелена облаков. До передней части корабля я добрался в тот самый момент, когда Драулин заблокировала своим мечом очередной выстрел луча Морозильщика. Когда я приблизился, она развернулась в мою сторону.

— Государь Смедри? — обратилась она голосом, приглушенным от ветра и ее собственного шлема. — Что, во имя Первых Песков, вы здесь забыли?

— Я пришел помочь! — прокричал я, стараясь пересилить рев ветра.

Мои слова ее как будто ошарашили. Истребитель пронесся мимо нас в ночном небе, делая разворот перед новой атакой.

— Возвращайтесь! — крикнула она, махнув рукой в латах.

— Я Окулятор, — возразил я, указывая на свои Линзы. — Я могу остановить луч Морозильщика.

Это было правдой. При помощи своих Линз Окулятор может остановить атаку противника. Я видел, как мой дедушка провернул такой трюк во время дуэли с Блэкберном. Сам я такого никогда не пробовал, но решил, что на деле это будет не так уж сложно.

И дураку понятно, что я ошибался. Время от времени такое случается даже с лучшими из нас.

Драулин выругалась и метнулась вдоль драконьей спины, чтобы заблокировать очередной залп. Корабль изогнулся, отчего меня едва не накрыл приступ морской болезни, и тут до меня внезапно дошло, на какой я сейчас высоте. Держась за живот, я присел на корточки, дожидаясь, пока мир не восстановит ориентацию в пространстве. Когда это произошло, рядом со мной стояла Драулин.

— Я пришел помочь! — проорал я, стараясь перекричать вой ветра.

От моих слов Драулин будто остолбенела. Мимо нас на фоне ночного неба пронесся истребитель, совершавший разворот перед новой атакой.

— Спускайтесь! — крикнула она. — Здесь вы ничем не поможете!

— Я…

— Идиот! — рявкнула Драулин. — Ты же нас всех угробишь!

Я замолчал и просто стоял, пока ветер трепал мне волосы. Такое обращение потрясло меня до глубины души, но большего я, пожалуй, и не заслуживал. Я развернулся и пристыженно поплелся обратно к люку.

Сбоку от нас истребитель выпустил очередной снаряд. Стекло его кабины снова выстрелило лучом Морозильщика.

И на этот раз Драгонавт не уклонился.

Я крутанулся в сторону кабины и едва успел заметить, как Австралия оторопело рухнула на панель управления. Бастилия пыталась шлепками привести ее в чувство — она особенно хороша во всем, что касается шлепков, — пока Каз пытался в сердцах заставить корабль отреагировать на его команды.

Судно накренилось, но не в ту сторону. Драулин закричала и, замешкавшись, едва успела рубануть мечом по ледяному пучку. Луч исчез, но ракета продолжала лететь прямо на нас.

Прямо на меня.

Я уже рассказывал вам о шатком перемирии между мной и моим Талантом. Полного контроля не было ни у меня, ни у него. Обычно мне удается что-нибудь сломать, если я очень захочу, но редко получается сделать это именно так, как хочется. А мой Талант нередко ломает то, что лично мне ломать совсем не хотелось.

Но недостаток контроля я могу компенсировать грубой силой. Наблюдая за приближающейся ракетой, я увидел свет звезд, отраженный по всей длине ее стеклянного корпуса, и тянущийся к истребителю дымовой шлейф.

Я пристально взглянул на летящую ко мне смерть, в которой отражалось мое собственное лицо. А затем поднял руку и высвободил свой Талант.

Ракета разлетелась на кусочки, брызнув фонтаном стеклянных осколков, которые крутились и сверкали в полуночном воздухе. Мгновением позже они взорвались, превратившись в мелкую пыль, которая разлетелась в стороны, миновав меня всего на несколько дюймов.

Дым от двигателя ракеты лизал мне пальцы, продолжая нестись вперед. В ту же секунду дымная струя затряслась мелкой дрожью. Я завопил, и из моей груди вырвалась волна силы, которая, пульсируя по струе, как вода в шланге, помчалась навстречу истребителю, который в этот момент с пронзительным свистом летел вслед за выпущенной ракетой.

Волна силы ударила в самолет. С секунду все было тихо.

А потом истребитель просто взял и… развалился на части. Он не взорвался, как это иногда показывают в боевиках. Его детали просто-напросто отделились друг от друга. Болты вывалились, металлические панели разлетелись в стороны, куски стекла отделились от крыла и кабины. За несколько секунд самолет стал похож на ящик запчастей, который кто-то неосторожно подкинул в воздух.

Оставшийся после него кавардак пронесся над крышей Драгонавта, а затем упал в парившие под нами облака. Когда детали истребителя разлетелись подальше, я заметил внутри металлического хаоса чье-то разъяренное лицо. Это был пилот, извивавшийся среди разбросанных останков самолета. В одну до странности сюрреалистичную секунду наши взгляды встретились, и я увидел в них холодную ненависть.

Человеческим его лицо было лишь отчасти. Одна половина выглядела совершенно нормальной, но другая представляла собой нагромождение винтов, пружин, гаек и болтов — которые напоминали падавшие рядом с ним детали истребителя. Один из его глаз был сделан из черного, как бездна, стекла.

Он исчез в темноте.

Я резко охнул, почувствовав, что совершенно выбился из сил. Мать Бастилии сидела на корточках, опираясь одной рукой о стеклянный потолок и глядя на меня с выражением, которое я не мог разобрать из-за закрывавшего лицо шлема.

Только тогда я заметил трещины на крыше самого Драгонавта. Они расходились от меня в форме спирали, будто мои ноги с неимоверной силой ударились о стекло. В отчаянии оглядываясь по сторонам, я понял, что трещины и сколы покрывали большую часть стеклянного дракона.

Мой Талант — в своей привычной непредсказуемости — раздробил стекло у меня под ногами, когда я воспользовался им, чтобы уничтожить самолет. К моему ужасу, массивный дракон начал медленно терять высоту. Еще одно крыло отвалилось, начав трескаться и ломаться на части. Драгонавт накренился.

Я спас корабль… и одновременно его погубил.

В следующую секунду мы камнем полетели вниз.

Загрузка...