Л. Копелев. Образ иностранца

Что, в сущности, немцы и русские знали друг о друге? Как они друг друга воспринимали? Как, начиная со средних веков, развивались и изменялись представления немцев о русских и русских — о немцах? Как они друг друга оценивали? И какие из этих представлений и оценок были обусловлены эпохой и исчезли вместе с ней, а какие еще не потеряли своего значения для новых поколений и веков? Каким образом влияют они сегодня на духовные и культурные, а также на политические отношения между двумя народами?

В нашем столетии немцы и русские оказались злейшими врагами в двух мировых войнах. Взаимные недоверие и ненависть особенно возросли во время второй мировой войны и в первые послевоенные годы. Нацистская пропаганда изображала русских «недочеловеками», а русский народ — «азиатскими ордами»; в свою очередь, советская пропаганда называла своих врагов «разбойниками-маньяками, беспощадными убийцами народов».

Возникший тогда образ врага успел поблекнуть или вовсе исчез. Но знаем мы друг друга все еще плохо.

В России и по сей день живут традиционные представления о деловитых, прилежных, педантичных, но самодовольных, надменных, сентиментальных и одновременно черствых, расчетливых немцах, которым если и можно доверять, то лишь с большой натяжкой.

В Германии же почти так же, как и столетия назад, гадают о пресловутой загадочной и противоречивой «русской душе», в которой таятся и дружеская нежность, и беспощадная жестокость.

Подобный образ иностранца, который в кризисные времена тотчас превращается в образ врага, изначально ложен, часто наносил значительный вред взаимопониманию, мешал сотрудничеству. Однако сегодня он может стать весьма опасным и привести к апокалипсической катастрофе.

Скудость знаний, недостаток информации и опыта порождали в прошлом искаженные представления о других народах. Путешественников, посетивших другие страны, или постоянных корреспондентов, подолгу в них находившихся, было тогда очень мало. Сегодня же такой искаженный образ иностранца — потенциальный образ врага — возникает, наоборот, от изобилия информации, из потока сознательной лжи и предвзятой информации, из искусно поданной полуправды и ловко составленных свидетельств очевидцев, из личного опыта отдельных людей или групп, пострадавших от данного врага.

Осознание опасности, которую таят в себе живучие националистические мифы, предрассудки и обусловленный ими образ врага легли в основу «Вуппертальского проекта». Его цель — осмысление корней и зародышей сегодняшнего образа иностранца и связанных с ним предрассудков, начиная с первых контактов в эпоху средневековья вплоть до встреч самого разного рода в XIX и XX веках на материале исторических источников, сообщений дипломатов и путешественников, мемуаров, публицистических, поэтических и других свидетельств времени. Результаты исследований собраны под общим названием «Запад и Восток во взаимном отражении» и разделены на два цикла: «Русские и Россия глазами немцев» и «Немцы и Германия глазами русских» (на сегодняшний день в издательстве «Вильгельм Финк ферлаг» вышло четыре тома).

Результаты наших исследований позволяют сделать несколько выводов: ненависть к Германии в России, так же как и ненависть к России в Германии, уже в XVIII веке и в начале XIX, да и несколько десятилетий назад была следствием (конечно, там, где эта ненависть встречалась) комплекса неполноценности и с той, и с другой стороны.

Иные патриоты в немецких землях чувствовали себя рядом с огромным, могущественным соседним государством маленькими, слабыми и считали себя притесняемыми. Едва ли осознавая стремление к «противостоянию», они были склонны презирать народы Российского государства как диких, безнравственных, жестоких, грязных, спившихся варваров и рабов или, в лучшем случае, сочувствовали им как примитивным детям природы.

Русские же, со своей стороны, завидовали немецким соседям, их развитой цивилизации, высокому благосостоянию, прекрасно организованному государственному устройству, строгому правопорядку и всеобщей высокой образованности. Но именно поэтому существовала тенденция и презирать немцев как мелочных, прилежных, но бездуховных педантов за их надменность, корыстолюбие, мещанство или, в лучшем случае, сочувствовать им как оторванным от реальной жизни книжным червям, мечтательным философам и музыкантам.

И все-таки во все времена были немцы, создававшие правдивые, дружественные или даже идеализированные образы России, а также русские, которые объективно и доброжелательно отзывались о Германии или мечтательно ею восхищались.

Немецкий поэт Пауль Флеминг (1609–1640) создал стихи и поэмы о Москве и Новгороде, о русских городах и русской природе, обогнав в этом русских поэтов на целое столетие. Его поэзия проникнута истинной любовью к России и к русским людям. Свой сонет «Великому граду Москве» он посвятил русской столице:

О ты, союзница Голштинския страны,

В Российских городах под именем Царицы;

Ты отверзаешь нам далекие границы

К пути, в который мы теперь устремлены.

Мы рек твоих струей к пристанищу течем,

И дружество твое мы возвестим Востоку,

Твою, к твоим друзьям щедроту превысоку,

По возвращении на Западе речем.

.....................

Прими сии стихи. Когда я возвращуся,

Достойно славу я твою воспеть потщуся

И Волгу похвалой примчу до Рейнских вод.[30]

Однако горькие уроки истории свидетельствуют о том, что большинство «позитивных» образов иностранца кажутся абстрактными и сравнительно быстро стираются, зато негативные представления бывают конкретны и очень устойчивы. Эта закономерность массовой психологии и идеологизированных массовых движений просматривается в истории всех стран.

И тем не менее важнейший непреходящий результат всех противоречивых явлений, тенденций последних веков и десятилетий — это ощущение нерасторжимой связи между немцами и русскими. Немецкие представления о русских и России, начавшие формироваться в эпоху Просвещения и получившие выражение в классической немецкой литературе и прогрессивной публицистике, существенно отличаются от образов России и русских в других европейских странах и прежде всего тем, что многие из них несут на себе отпечаток высокой духовности и отражают духовные интересы и устремления теологов, философов, историков и поэтов. Часто они в значительной степени определялись осознанием исторической родственности и связи судеб немецкого и русского народов.

Чем глубже исследуешь эту проблему и размышляешь над ней, тем больше убеждаешься в том, что именно духовные связи предыдущих трех столетий, а особенно наших дней, развиваются независимо от государственно-политических отношений, а зачастую в прямом противоречии с ними.

Всякий раз, когда политические страсти, интересы государств и партий особенно сильно влияли на жизнь людей, возникали острые национальные противоречия, а образ иностранца превращался в образ врага.

В 1831 году Николай I потопил в крови польскую революцию. Он не желал признавать и «короля-буржуа» Луи Филиппа, взошедшего на трон благодаря Июльской революции 1830 года. Русский царь избрал роль «жандарма Европы». Поэтому во многих немецких землях зрели озлобление, недоверие, даже враждебность ко всему русскому народу.

В 1848–1849 годах революционные демократы и социалисты, среди них Карл Маркс и Фридрих Энгельс, призывали к освободительной войне против России. Только в такой войне против «русских варваров» они видели путь к единству Германии.

Такие движения породили в свою очередь антинемецкие настроения в России. Василий Жуковский, переводчик Бюргера, Шиллера, Гёте, много раз посещавший Веймар, имевший множество немецких друзей и счастливо женатый на немке, видел в планах объединения Германской империи большую опасность как для Европы, так и для самой немецкой нации. Когда франкфуртское Национальное собрание обсуждало вопрос о немецком единстве, он писал одному из своих немецких друзей: «Господи, спаси Германию от операции, кою уготовили ей реформаторы. Эти анатомы хотят создать совершенно новое политическое тело, и для этого они умерщвляют тело живое и вскрывают его. Они хотят решить очень странную арифметическую задачку. Они превращают в ноль Австрию, Пруссию, Баварию, Саксонию, все другие земли, складывают эти нули и желают получить из них единицу, единство — единую Германию».

Большинство русских поэтов и мыслителей уходящего XIX века знали, любили немецкую литературу, философию, музыку, восхищались ими, но в то же время были решительными противниками Германской империи кайзера, возникшей в 1871 году. Они выступали против военной помпы, ненавидели шовинизм националистической прессы и консервативных политиков. Эта раздвоенность отношения к Германии: «да» — Гёте и Шиллеру, «нет» — Бисмарку и кайзеру Вильгельму — объединяла либералов и консерваторов, христиан и революционеров, Льва Толстого и Владимира Соловьева, западников и славянофилов.

Ивана Тургенева некоторые критики называли «самым немецким из русских авторов». Много лет он провел в Германии, действие многих его произведений происходит в этой стране. Во время войны 1870–1871 годов он жил в Германии. Сначала писатель приветствовал победы немецкой армии и радовался поражению «маленького» Наполеона, которого всегда презирал. Когда же Пруссия захватила Эльзас и Лотарингию, не спрашивая на то разрешения живущих там людей, Тургенев был испуган, возмущен и переехал во Францию. Тем не менее вскоре им написано такое стихотворение:

Да будут русской речи звуки

Для вас залогом, что года

Пройдут — и кончится вражда,

Что, чуждый немцу с колыбели,

Через один короткий век

Сойдется с ним у той же цели,

Как с братом, русский человек.

Так чувствовал и думал русский либеральный писатель второй половины XIX века, пораженный триумфом кичащейся своим военным могуществом кайзеровской империи.

Владимир Соловьев — великий философ, теолог и поэт — мечтал о вселенском братстве русского православия и католицизма. Он был сторонником развития широких и прочных культурных связей с Германией. Однако в развитии кайзеровского государства он видел угрозу для духовной жизни Германии: «Проявивши великую силу своего национального духа в Реформации, Германия затем в новейшее время (с половины XVIII века и до половины XIX века) приобрела в области высшей культуры — умственной и эстетической — то первенство, которое принадлежало Италии в конце средних и в начале новых веков. Всемирный характер и значение Реформации, поэзии Гёте, философии Канта и Гегеля не требуют доказательств и пояснений. Заметим только, что для Германии и для Италии пора высшего духовного расцвета национальных сил совпадала с временем политического бессилия и раздробленности».

В годы первой мировой войны пресса и даже церковь в Германии и в России проповедовали недоверие и ненависть друг к другу в стихах и в прозе, в репортажах и в молитвах. Но юная русская поэтесса Марина Цветаева вопреки всем патриотическим и националистическим влияниям написала в 1915 году свое поэтическое признание в любви к Германии:

Ты миру отдана на травлю,

И счета нет твоим врагам.

Но как же я тебя оставлю?

Но как же я тебя предам?

И где возьму благоразумье:

«За око — око, кровь — за кровь»,

Германия, мое безумье!

Германия, моя любовь!

Но как же я тебя отрину,

Мой столь гонимый Vaterland,

Где все еще по Кёнингсбергу

Проходит узколицый Кант.

От песенок твоих в восторге,

Не слышу лейтенантских шпор,

Когда мне свят Святой Георгий,

Во Фрейбурге на Schwabentor,

Когда меня не душит злоба

На кайзера взлетевший ус,—

Когда в влюбленности до гроба

Тебе, Германия, клянусь…

Поэтесса, которой едва исполнилось двадцать лет, признавала себя безоговорочной сторонницей Германии, несмотря на «лейтенантские шпоры» и «кайзера взлетевший ус» и вопреки шумной националистической пропаганде в собственной стране.

Томас Манн писал в 1917–1918 годах в своей книге «Размышления аполитичного»: «Стать настоящим русским, стать вполне русским, — говорит Достоевский в одном из своих сочинений, — быть может, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите… Разве кому-нибудь из немцев удавалось когда-либо понять и выразить национальное и человеческое, общечеловеческий смысл национального так по-немецки, как это сделал великий русский моралист? История возникновения и развития немецкого и русского гуманизма как в России, так и в Германии — не история ли это хождения по мукам? Если душевное и духовное вообще должны и могут служить основой и оправданием политических союзов, то в этом смысле Россия и Германия необычайно близки друг другу; с самого начала войны мечта и желание моего сердца — их взаимопонимание сегодня, их связь в будущем, и это больше, чем просто предмет для мечтаний; эти взаимопонимание и связь станут всемирной политической и духовной необходимостью».

Несмотря на разницу в способе их выражения, мысли и чувства юной мечтательно романтической русской поэтессы и зрелого немецкого реалиста очень созвучны друг другу. И это тоже свидетельство особенности русско-немецких духовных связей, которые вряд ли можно сравнить со взаимосвязями каких-либо других народов. После войны, в которой Россия и Германия были злейшими врагами, а правительства посылали своих солдат убивать друг друга, после революции в России и в Германии во время бедственного положения, которое претерпевала Германия — инфляция и оккупация Рура, — Владимир Маяковский написал множество стихотворений на немецкую тему:

Сегодня

хожу

по твоей земле, Германия,

и моя любовь к тебе

расцветает романнее и романнее.

Я видел —

фабрики сковывает тишь.

Пусть, —

не верю,

что на смертном одре

лежишь.

Я давно

с себя

лохмотья наций скинул.

Нищая Германия,

позволь

мне, как немцу,

как собственному сыну,

за тебя твою распеснить боль.

Это стихотворение Маяковский назвал просто «Германия», быть может даже не зная о том, что восемь лет назад Марина Цветаева точно так же озаглавила свое поэтическое признание.

В русско-немецких отношениях проблемы духовной жизни имеют несравнимо большее значение, чем проблемы материальной действительности, чем экономические или даже политические интересы. На основе всех прочитанных и изученных нами материалов мы позволили себе сделать вывод о том, что ни в какой другой западной стране нет такой прочной традиции духовных связей с Россией, как в Германии.

Эти связи послужили благодатной почвой для творчества Пауля Флеминга, а в новое время для Райнера Марии Рильке, Эрнста Барлаха, Томаса Манна, Бертольта Брехта, Генриха Бёлля, Йоханнеса Бобровского, если ограничиться перечислением только выдающихся представителей. Однако не только знаменитые поэты, но и такие менее известные авторы, как Зойме, Коцебу, Вернхаген фон Энзе, Боденштед — лирики, прозаики, филологи, переводчики, продуктивно работали последние два столетия на ниве развития восточно-западных связей.

С другой стороны, ни в одной другой ненемецкоязычной стране, кроме России, нельзя найти авторов, чьи произведения были бы так глубоко проникнуты немецким духом, как это было у Василия Жуковского, Вячеслава Иванова, Марины Цветаевой и Бориса Пастернака. Все они были истинно русскими поэтами, однако немецкий народ и немецкая поэзия, немецкое искусство и немецкая природа были для них глубоко важны и близки.

Русско-немецкие и немецко-русские связи, близость этих народов, их духовное родство пережили две мировые войны, их не смогли уничтожить бесчисленные потоки отравы, распространяемые идеологической, шовинистической пропагандой, они устояли против традиционных предрассудков и новейших образов врага, недоверия и страхов, которые родились из страшного опыта, снова и снова сознательно возрождались и насаждались пропагандой.

Государственно-политические силы разрушения не могут уничтожить духовных мостов; слова поэтов, мыслителей, произведения художников, ученых преодолевают все преграды, фронты и границы. Как сказал Гёте:

К душам ведающий нить

Уж знаком с уроком:

Вовсе не разъединить

Запада с Востоком [31].

Связь немецкой и русской культуры, пустившая глубокие и широко разветвленные корни, духовное родство немецких и русских художников — это такого рода международные связи, которые позволяют особенно ярко проявляться национальной самобытности каждого одаренного автора и каждого произведения и которые способствуют развитию и укреплению каждой из национальных культур во всем их своеобразии.

Тысячелетняя привычка не доверять иностранцам, встречать их с опаской или с подозрением, даже ненавидеть их как заклятых врагов жива и по сей день. Так возникли образы свирепых русских в Польше и в Швеции, в Прибалтийских странах и в Восточной Пруссии, такие же предвзятые, полные ненависти образы немцев возникали у многих французов, англичан, поляков, итальянцев, голландцев. Со своей стороны, немцы отмахивались от своих соседей: «коварных франков» и «подлых бриттов». Сегодня искаженные образы армян рождаются в Азербайджане, азербайджанцев — в Армении, арабов — в Израиле, израильтян — в арабских странах, и повсюду снова и снова образы опасных русских и американцев.

Из опыта исторического и личного рождаются образы врагов, которые навязываются целым народам, хотя причина их появления — преступления отдельных государственных деятелей или военных подразделений, то есть относительно малой части народа. Новалис очень верно отмечал в своих «Паралипоменах»: «Когда рассуждают о нации, то судят о ней чаще всего по той ее части, которая бросается в глаза и неприятно поражает».

Задача наша скромна — мы стремимся познать и объективно донести узнанное: мы хотим просвещать. Цель наша проста — содействовать взаимопониманию между людьми и между народами. Эта цель обычно достигалась лишь на определенном отрезке времени, в благоприятный исторический момент. Каждому поколению надлежит взять на себя труд по достижению взаимопонимания и его осуществлению на новом этапе.

Разумеется, мы не питаем иллюзий, что наш труд сможет непосредственно и зримо изменить прочный и широко распространившийся стереотип образа иностранца. Но мы надеемся, что люди в России и в Германии извлекут наконец уроки из своей истории. Они должны это сделать, чтобы история человечества не закончилась глобальным самоуничтожением.

Загрузка...