Гилтас стоял на самом краю плато, в сантиметрах от трехсотметрового обрыва. От пустыни поднимался теплый воздух, шевеля его волосы. Дувший прошлым днем ветер поднял в небо огромное облако пыли. Сиявшее сквозь эту дымку солнце выглядело лишь тусклым светящимся алым шаром, точно забытое в кузнечном горне железо.
«Клейменое железо», — подумал он, взирая на мрачное небо.
На плато позади него расположились сотни его сородичей, захваченных, а потом отпущенных кочевниками. Их вернули без воды, еды, оружия и инструментов, бывших при них на Малом Клыке. Припасы уже достигли критического уровня, и это дополнительное бремя еще больше осложнило ситуацию. Оно даже не компенсировало пополнение их боевого состава. Кочевники искалечили каждого мужчину-эльфа.
Когда Гилтас уже думал, что постиг самые глубины несправедливости и страданий, дно этой бездны снова опустилось. Так много целенаправленно изувеченных эльфов. Даже неракские рыцари не опускались до подобной тактики. Это был удар, достойный повелителя драконов, только никто даже не думал об этом.
Был ли выбор левой руки преднамеренным? Знали ли кочевники, что большинство эльфов, в отличие от большинства людей, были левшами? Или они считали, что проявляют милосердие, клеймя левую руку?
Гилтас еда не задохнулся при этой мысли. В конце концов, это не имело значения. Ужас самого деяния делал такое тонкое различие несущественным.
Сопровождавшие освобожденных эльфов к подножью Сломанного Зуба кочевники не переставали заверять эльфов, что они не несут ответственности за клеймение.
«На вас клеймо Вейя-Лу», — сказали они. — «Мы из Микку, и остальные племена тоже не делали этого».
Так что среди разных племен не было полного согласия. Позже это может оказаться полезным.
На головокружительный насест Гилтаса прибыл Хамарамис. За старым генералом следовала группа молодых воинов. Все были пыльными и загорелыми от солнца и ветра, и все столь же яростно горели жаждой мести. Выражения их лиц вынудили Гилтаса оборвать Хамарамиса прежде, чем тот даже начал говорить.
«Генерал, я не буду выслушивать планы мести. Если у вас есть какие-то другие военные вопросы, которые надо обсудить, я готов слушать».
Лицо Хамарамиса какое-то мгновение дергалось, затем он взорвался: «Сир, что-то нужно делать! Каждый эльф на этой вершине знает, что случилось, и все ждут, что мы нанесем удар во имя правосудия и во имя чести!»
Он говорил как Кериан. Гилтас почувствовал, как огромная усталость наваливается на его конечности. Со всем терпением, какого только смог набраться, он сказал: «Все, чего мы добьемся, еще больше смертей. Найди другой вариант».
Лейтенанты Хамарамиса откровенно кипели от возмущения, но сохраняли молчание.
«Великий Беседующий, наша ситуация стала еще ужаснее. Если мы не пробьем себе путь от этого пика, мы никогда не уйдем отсюда живыми».
Это было абсолютной правдой. По существу, сейчас они были слабее, чем когда взобрались на Сломанный Зуб, и больше не могли оставаться в безопасности бездействия. Кочевники демонстрировали необычную стойкость, держась вне досягаемости и одновременно оставаясь достаточно близко, чтобы угрожать любым силам, что осмелятся спуститься в пустыню. Захват Малого Клыка придал кхурцам новой уверенности и ослабил решимость многих эльфов.
Гилтасу было бы гораздо проще спуститься с воинами с пика, крича: «Давайте умрем, сражаясь!». И так в точности и будет: солдаты умрут в бою, а оставленные позади гражданские погибнут от жары и жажды. Таким образом, закончит существование самая древняя раса в целом мире. Пламя Кит-Канана Сильваноса погаснет.
Глядя на заволоченный дымкой простор кхурской пустыни, Гилтас сжал кулаки. Его лицо застыло от гнева, а выбеленные солнцем брови сурово сдвинулись. Он не позволит этому случиться! Его народ не умрет здесь, по крайней мере, пока он дышит.
Он отвернулся от обрыва. — «Генерал, всегда есть другой путь», — резко сказал он. — «Умереть от голода или погибнуть в бою — не единственные варианты. Найдите мне другой!»
Его приказ наткнулся лишь на пустые взгляды. Он вздернул подбородок. Несмотря на поношенную одежду и спутанные немытые волосы, Гилтас Следопыт внезапно оказался Беседующим до кончиков пальцев.
«Пустите весть», — сказал он, используя терминологию королевского декрета. — «Беседующий с Солнцем и Звездами пройдет среди своих подданных и задаст один вопрос: Как нашей нации убраться с этой скалы?»
Воины были настроены скептически, но отсалютовали своему суверену и поспешили выполнить его приказ.
Когда закат омыл безоблачное небо своим обычным пурпурным и золотым блеском, Гилтас надел лучший из оставшихся нарядов — не кхурский геб, а шелковое платье цвета лесной зелени с узкой желтой тесьмой на шее и запястьях — и придал себе настолько представительный вид, насколько могли позволить расческа и сухая тряпка. Со своими советниками и высокопоставленными воинами по пятам, он отправился говорить со своим народом. Останавливаться у каждой палатки и спального мешка на Сломанном Зубе было бы не практично. Вместо этого, он собирался посетить усеявшие плато общие костры.
Он быстро выяснил, что преобладали мирные настроения. Даже жестоко клейменые Вейя-Лу эльфы отчаянно желали мира.
«Мы обретем его», — поклялся Гилтас, — «в Инас-Вакенти. Проблема в том, как выжить, чтобы добраться туда».
Простые эльфы имели лишь смутные представления о своих врагах. Они видели в кочевниках мародеров, грохочущих с поднятыми мечами на конях по слепящим пескам. Политика Кхура, религия пустынных племен и вмешательство мага-ренегата Фитеруса не были общеизвестными. Многие эльфы, когда их король спрашивал, как лучше спасти нацию, говорили: «Великий Беседующий, не могли бы мы поговорить с этими людьми?». Хан Кхура пять лет позволял эльфам жить у стен его столицы в обмен на сталь и торговые товары. Несомненно, всемирно известные своим красноречием эльфийские дипломаты могли бы договориться о проходе в эту долину.
Это была идея, которую Гилтас обещал рассмотреть. Никто не пытался поговорить с кочевниками с момента отбытия из Кхуриноста. Кхурская ярость была такой неистовой и такой необъяснимой, что никто со стороны эльфов не рассматривал возможность поговорить с ними. Возможно, настало время изменить это.
Некоторые эльфы не проявляли интереса к переговорам. Они хотели одолеть кхурцев в бою. В противном случае, говорили они, жертва всех тех, кто до сих пор умер, была бы напрасной. Кочевники показали себя вероломными, неразумными и невероятно жестокими. Никто не стал бы говорить с такими врагами.
Около полуночи, когда многие из его свиты сдались от усталости, Гилтас все еще переходил от костра к костру, продолжая слушать. Когда он проходил мимо палатки знатного сильванестийца по имени Йесиланас, его охватил приступ кашля. Йесиланас и его жена Керимар пригласили Гилтаса внутрь. Кашель не унимался, и когда с губ Беседующего закапала кровь, двое сильванестийцев позвали его эскорт.
Планчет ворвался внутрь и обнаружил Беседующего осевшим на землю. Его худое тело сотрясалось от спазмов кашля, а лицо смертельно побледнело. Планчет опустился на колени и положил голову короля на свое колено. Как раз, когда Керимар предлагала немного оставшегося у них вина, прибыл генерал Хамарамис. Генерал попросил чего-нибудь покрепче. Йесиланас протянул ему пузырек с прозрачной жидкостью. Глаза Хамарамиса расширились, когда тот прочел ярлык, но он открыл пузырек и передал Планчету.
«Сир, выпейте», — велел Планчет.
Гилтас послушался, и настала его очередь удивляться. В пузырьке оказалась Драконья Роса, дистиллированная жидкость, используемая в основном в медицине. Она была такой крепкой, что у Гилтаса на мгновение полностью перехватило дыхание, достаточно для того, чтобы прервать цикл кашля. Планчет собирался, было, опустить его на расстеленные поверх каменистой земли коврики, но Гилтас сказал: «нет». Ему было легче дышать так, сидя прислонившись к колену своего друга.
«Ты болен», — укоризненно произнес Планчет.
«Всего лишь кашель».
Пятна крови на его платье опровергали этот комментарий, как и окровавленный льняной носовой платок Керимар, который Гилтас все еще сжимал в руке.
«Сир, это не просто кашель!» — сказал Хамарамис. — «Скажите мне, это чахотка?»
Гилтас кивнул, но настаивал, что у него все под контролем. Хамарамис со всем уважением выслушал его, а затем спросил насчет целителя, чтобы осмотреть Беседующего. Йесиланас сказал, что самым опытным из имеющихся целителей был сильванестиец Трусанар. Генерал вышел, чтобы отправить воинов найти Трусанара.
Планчет осторожно вытер кровь с губ своего суверена. — «Планчет, я должен продолжить», — прошептал Гилтас.
«Нет, сир».
Его тон и крепкая хватка на плече Гилтаса не допускали возражений. Гилтас слабо улыбнулся. — «Мятеж».
«Да, сир».
Гилтаса охватил озноб. Его зубы стучали, и холодный пот бисером выступил на лбу. Планчет положил его на древние ковры, устилавшие пол маленькой палатки, и натянул коврик потоньше поверх его дрожащего тела. Эти ковры когда-то украшали залы поместья Йесиланаса в Сильваносте. Четырехсотлетние, они были работой мастера и стоили целого состояния. Гилтас прокомментировал это, и Йесиланас пожал плечами.
«Сир, здесь ковер — это просто ковер», — сказал он. — «И лучше спать на ковре, чем на камнях».
Вскоре у Гилтаса начался бред, он то терял сознание, то приходил в себя. Он бормотал, нес бессмыслицу Планчету, беседовал с давно умершими друзьями, и неоднократно произносил имя своей жены, с безнадежной и грустной интонацией.
Планчет выражал недовольство задержкой, спрашивая Хамарамиса, почему так долго ищут целителя. Сломанный Зуб был не такой уж большой зоной поиска.
Как бы в ответ, снаружи палатки послышались торопливые шаги, но облегчение находившихся внутри было недолгим. Вернулись лишь воины Хамарамиса.
«Генерал, мы принесли странные новости», — задыхаясь, сказал один из них. — «Нам сдался кочевник, заявляющий, что он родственник предводителя всех племен!»
Не желая потревожить беспокойный сон Беседующего, Хамарамис говорил шепотом, но в каждом его слоге клокотала ярость: «Дураки, где целитель? Лучше бы ему следовать за вами по пятам, а иначе, клянусь Хаосом, я сам побросаю многих из вас с этой проклятой горы!»
Второй солдат заверил его, что их товарищи вели целителя. — «Но, милорд, этот человек, он настаивает, что может увести нас с горы, минуя кочевников!»
На маленькую палатку опустилась тишина. Гилтас дернул Планчета за руку, и камердинер помог ему сесть. — «Как зовут этого человека?» — проскрежетал он.
«Вапа, Великий Беседующий».
«Сир, это уловка. Они хотят выманить нас со стратегической высоты».
«Генерал, кочевники не настолько коварны. Я поговорю с этим кочевником».
Пришли еще два солдата, приведя сильванестийского целителя, Трусанара. — «Кто послал за мной солдат? Я лечил жертв клеймения!» — пожаловался пожилой сильванестиец.
Гилтас прочистил горло. — «Прошу прощения, добрый целитель. Не я отдавал приказ, хотя я тот пациент, которого вас привели осмотреть».
Трусанар поклонился и немедленно приступил к обследованию. Он изучил глаза и рот Беседующего, послушал грудь и приложил ко лбу Гилтаса маслянистые листья митра. Подсчитав время, за которое листья высохли и отвалились, Трусанар мог определить температуру своего пациента. Диагноз не занял много времени.
«Несомненно, чахотка. Усугубленная истощением, лишениями и, осмелюсь сказать, душевной болью. Сир, у вас большой жар, но пока что ваши легкие не слишком сильно поражены. Через месяц, если ничего не изменится, станет намного хуже».
«Не волнуйтесь, мастер Трусанар. Через месяц мы все окажемся в лучшем месте».
Хамарамис опасался, что Беседующий имел в виду, что они все будут мертвы, но Планчет лучше знал своего сеньора. Он не удивился, когда Гилтас добавил: «Приведите мне этого человека, Вапу. Его помощь может оказаться границей между жизнью и вымиранием всего нашего народа».
Фаваронас сидел на корточках на западном берегу широкой мелкой речки, которую знал как Река Львицы, погрузив руку в воду. В другой руке он держал пучок дикой полевой горчицы. Зелень была горькой, но голод был хуже. Если он собирался пересечь населенную призраками долину, ему нужны были все силы.
Библиотекарь по образованию, Фаваронас сопровождал разведывательную экспедицию Львицы в таинственную Долину Голубых Песков, надеявшуюся найти новый дом для эльфийской нации. Хотя долина и в самом деле обладала умеренным климатом и была зеленой, они быстро обнаружили, что все не так уж хорошо. Это место, известное по эльфийским хроникам как Инас-Вакенти, Долина Молчания, было напрочь лишено животного мира, даже насекомых. Единственными его обитателями были массивные каменные развалины и странные светящиеся сферы, бродившие по долине ночью, чье прикосновение вызывало исчезновение воинов. Под развалинами они нашли сеть фантастически расписанных туннелей и комнат.
После того, как у Львицы было видение подкрадывавшейся к ее мужу опасности, она убыла в Кхуриност на своем грифоне, оставив остальных солдат следовать за ней на лошадях. Прежде чем покинуть долину, Фаваронас сделал поразительное открытие: найденные им в туннелях под долиной странные каменные цилиндры на самом деле являлись свитками. Беглый взгляд на содержавшееся в них знание убедил его, что гигантская сила лежит нетронутой в долине, сила, неведомая миру со времен Века Света. Если он сможет научиться использовать ее, то сможет спасти свой народ и победить тех, кто оккупировал их родные земли. При первой возможности, он ускользнул от воинов и вернулся в Инас-Вакенти.
Многие бесплодные месяцы он жил в долине, узнав разочаровывающе мало. Призрачных огней, таких многочисленных, пока присутствовала леди Кериансерай со своими воинами, внезапно нигде не стало видно. Вход в подземные комнаты был потерян. Фаваронас был уверен в его месторасположении, у основания перевернутого валуна песчаника, но хотя огромный камень был на месте, ничто не указывало на отверстие, кроме неглубокой ямы. Он пробовал копать, но нашел лишь окрашенную в голубой цвет почву, давшую имя долине.
Его усилия составить карту протяженных каменных развалин также были бесплодными. Развалины были безумно хаотичными. Вблизи, последовательность стен, колонн и монолитов имела кажущийся смысл, но, рассматриваемая как целое, ничего не давала. Не было следов меньших строений между циклопическими камнями. Если они являлись остатками города, то у этого города не просматривалось плана. Все выглядело гигантской церемониальной стройплощадкой, строительство на которой началось, но так и не было закончено.
Как раз прошлой ночью, когда Фаваронас начал опасаться, что променял свою старую жизнь на недостижимую мечту, он сделал открытие. Пока он бездельничал у реки, используя маленькие голыши, чтобы смоделировать некоторые из каменных развалин, которые в тот день нанес на карту, он внезапно понял, что эти развалины были совсем не развалинами. Эти монолиты не были остатками более крупных строений. Все они, взятые вместе, были неким кодом или символом. Проблема была не в том, чтобы узнать, чем они были, а в том, что они должны были олицетворять. Единственным способом сделать это, было увидеть целое, а не разрозненные части. Ему было нужно взглянуть орлиным взглядом на это поле камней.
Восточные горы были единственной доступной высокой точкой. На западе пики вздымались от дна долины отвесно, точно стены запретной крепости. Склоны восточных гор были более пологими. Хотя, добраться туда, представляло собой серьезную задачу. Ему пришлось бы покинуть относительную безопасность Реки Львицы. Ночные призраки и блуждающие огоньки никогда не заходили за реку, так что Фаваронас каждый вечер не забывал вернуться на ее западный берег. Чтобы добраться до восточных гор, ему придется несколько дней идти пешком, пересекая самую широкую часть долины.
С большим трепетом, он решился на это. У него был небольшой выбор. Его привычка оставаться в дне ходьбы от реки означала, что он постепенно лишал близлежащие земли и без того скудного запаса еды. Если Фаваронас намеревался раскрыть тайну Инас-Вакенти прежде, чем начнет голодать, ему нужно было забыть про безопасность и отправляться к восточным горам.
Он ел сырую полевую горчицу и размышлял, как нести воду, которая понадобится ему в его путешествии. Был прохладный день, яркое голубое небо делили белые облачные гряды. Пока Фаваронас наблюдал, как облака величаво плывут с востока на запад, он почувствовал поблизости какие-то перемены. Он так много времени провел в одиночестве, что стал очень чувствительным к малейшему движению. Опустив взгляд, Фаваронас увидел, что кто-то стоит на восточном берегу реки. Он так резко отпрянул, что упал на спину.
Утреннее солнце искрилось позади обернутой с головы до пят в слои пыльной темной ткани фигуры. Мантия была такой безразмерной, что полностью скрывала незнакомца, и тот мог в равной степени быть эльфом, человеком или драконидом.
«Кто ты?» — воскликнул Фаваронас.
Он так долго не разговаривал, что его собственный голос казался ему странным. Когда он только пришел в долину, Фаваронас разговаривал сам с собой, больше за компанию, но вскоре перестал. Каким-то образом казалось неправильным нарушать это безмолвие.
Незнакомец в мантии не ответил. Вместо этого, он начал двигаться, скользя по воде. Его ноги в сандалиях касались поверхности реки, но не проваливались. Фаваронас завопил. Прежде чем смог вскочить на ноги и убежать, незнакомец оказался прямо перед ним.
«Поднимись и посмотри на меня, Фаваронас». — Голос незнакомца был низким, с умышленной модуляцией.
«Кто ты?»
«Искатель знания, как и ты. Служи мне, и я защищу тебя. Мне нужен кто-то, знающий эти развалины».
Честность заставила Фаваронаса отказаться от такой оценки, так как он не отваживался удаляться от реки дальше, чем на день ходьбы.
Фигура в мантии спросила, чего он боялся. Это был тот толчок, в котором нуждался отчаянно одинокий ученый. Он рассказал о привидении, которое видел в туннеле под монолитами, цветных огоньках, чье прикосновение заставляло эльфов исчезнуть, и самое странное из всего, о своей встрече у входа в долину с четырьмя женщинами, полуэльфами-полуживотными.
Незнакомец крикнул: «Это как раз то знание, которое мне нужно!» — Он вытащил руки оттуда, где они были спрятаны в широких рукавах, и взволнованно зажестикулировал. — «Фаваронас, я — маг. Под моим покровительством ты можешь рискнуть удалиться от укрытия этой реки. Я защищу нас обоих».
Судя по форме и размеру бледных рук, Фаваронас был уверен, что перед ним эльф. Набравшись смелости, он спросил имя незнакомца.
«Фитерус».
Это имя было знакомым. Фаваронас был уверен, что слышал его в Кхуриносте. — «Тебя прислал Беседующий?» — спросил он.
Внутри глубокого капюшона раздался лишенный веселости смешок. — «Я здесь ни по чьей воле, кроме собственной».
Фаваронас был обеспокоен. Уверенность незнакомого эльфа была обнадеживающей, но было в нем что-то отталкивающее, и дело не только в его бесформенной неряшливой одежде. Было тревожно осознавать, что он слышал об этом маге в Кхуриносте, и этот парень не был одним из советников Беседующего. Опытные маги были в большом дефиците, и эльфийский народ нуждался в каждом источнике силы, который мог получить. Указы Беседующего не дозволяли странствующим магам открыто практиковать свое искусство. В мире было лишь несколько эльфов, не признававших власть Беседующего. Что за личностью был Фитерус?
«Следуй за мной, Фаваронас! Ты получишь ответы на все роящиеся у тебя в голове вопросы».
«А если я откажусь?»
«Тогда я предоставлю тебя твоей собственной судьбе. Загадки этой долины погубят тебя, и ты даже не узнаешь, почему!»
Фаваронас еще с минуту поразмыслил, но, в самом деле, какой у него был выбор? С компаньоном было бы безопаснее, чем в одиночку. — «Я пойду с тобой. Не как твой слуга или подданный, а как коллега».
Его смелое заявление не произвело впечатления. Внимание Фитеруса было отвлечено движением в кустах дальше по западному берегу реки. Хотя и слабый, этот шум не мог остаться незамеченным. В Инас-Вакенти не было пения птиц, стрекотания белок или жужжания насекомых, но что-то двигалось.
Что бы это ни было, оно явно расстроило мага, возможно, даже напугало. Его надменные манеры исчезли, сменившись спешкой.
«Да, да. Коллеги. Теперь давай уйдем!»
Фаваронас не собирался торопиться. У него не было особо имущества, но он бы не оставил то немногое, чем владел, и в первую очередь, каменные свитки.
«Ладно», — сказал Фитерус. — «Собери свои пожитки. Отправляйся к восточным горам. Я присоединюсь к тебе позже».
«Позже? Но я не…»
Шорох в кустах стал громче, и притворное спокойствие оставило мага. — «Помни о нашем соглашении!» — Приказал он, а затем исчез. Одно мгновение он был здесь, в бесформенных лохмотьях, в следующее его уже не было. Под взглядом Фаваронаса даже следы, оставленные ногами мага на голубой почве, поднялись и разгладились.
Суета в кустах не беспокоила Фаваронаса. Призраки долины выходили только по ночам, и они никогда не перебирались на эту сторону реки. Кочевники вообще никогда не заходили в долину, так как в их религии она была табу. Если здесь кто и был, это могло лишь означать, что Беседующий направил еще одну экспедицию, возможно, чтобы найти своего любимого библиотекаря?
Он повернулся, чтобы вернуться к своему лагерю, и вскрикнул от удивления.
В нескольких метрах от него у кустов стоял эльф.
«Кто ты?» — Фаваронас был напуган, но также был и рассержен. Недели абсолютного одиночества, и двое незнакомцев, появившиеся один за другим в течение нескольких минут!
Этот парень не был членом королевской стражи. Он был кагонестийцем, но одевался, скорее, как человек. Избегая привычных бахромчатых оленьих шкур и украшений из бирюзы, он носил кожаную куртку, узкие замшевые штаны и парусиновые ботинки по лодыжки. Короткие волосы под коричневой кожаной кепкой охотника обрамляли лицо, лишенное раскраски или татуировок. У него на носу сидели очки в тонкой оправе с ярко-желтыми линзами.
«Мир», — сказал он. — «Меня зовут Робин. Я не причиню тебе вреда».
«Зачем ты здесь?»
«Я — охотник».
Фаваронас нахмурился. — «В этой долине нет дичи».
Робин снял свои странные очки и осторожно убрал их в карман куртки. — «О, нет, есть», — довольно радостно ответил он. — «Ты как раз говорил с ней».